Текст книги "Боевое слаживание (сборник)"

Паника к тому времени поутихла. Слуги уже не носились как угорелые, а кучковались по углам и оживленно шушукались. «…Приехали врачи из Кремлевки… Приводят Хозяина в порядок», – сумел уловить я обрывки разговора. На меня взбудораженная челядь внимания не обращала. Без проблем добравшись до нашей комнаты, я достал из сейфа набор психотропных препаратов, тем же путем вернулся обратно в спальню и горько пожалел, что не имею при себе противогаза. Запашок там стоял – не приведи господи! Источая смешанную вонь кала, мочи и едкого пота, Демьянов валялся на полу с заклеенным скотчем ртом и, трусливо косясь на Логачева, пытался подавить рыдания.

– В этой группе «спящих» убийц главным был Анатолий Кузьмин, – в ответ на мой безмолвный вопрос сообщил Петр Васильевич. – Кстати, врач из него, как из меня балерун. Недоучившийся студентишка, изгнанный с третьего курса мединститута. Тем не менее, Новицкий относился к нему с полным доверием, поскольку тот считался экстрасенсом. А эти двое – рядовые исполнители. Завербованы Кузьминым три года назад, то есть сразу после устройства на работу в особняк.

– А куда делись их предшественники? – полюбопытствовал я.

– Скоропостижно скончались. Один попал под машину прямо у ворот усадьбы. Второй – свалился с крыши и убился насмерть. Причем оба в один день. Странные совпадения, не правда ли?

– Наверное, чем-то не угодили Хозяину? – предположил я.

– Скорее Кузьмину, – поправил полковник. – Новицкий в то время находился в зарубежном турне, а такой мелочью, как рабочие, он сроду не интересовался. Однако не будем отвлекаться. Итак, по словам Вани-чмошника, он и Шаповальский знали только одно – возможно, им когда-нибудь придется принять участие в устранении Новицкого, если Кузьмин получит «из-за бугра» соответствующий приказ. А до тех пор они мирно работали по основной специальности, получая от Кузьмина ежемесячную надбавку к зарплате – по тысяче долларов в месяц каждый. Вчера приказ на ликвидацию наконец-то поступил. Новицкого собирались устранить смертельной, внутривенной инъекцией. В задачу Демьянова и Шаповальского входило скрутить Вилена Тимуровича, заткнуть ему рот, немного побить… (Главное, чтобы синяков побольше осталось. Типа сопротивлялся), а затем стрелять в любого, кто застанет их на месте преступления… Да, чуть не забыл! Вплоть до вчерашнего вечера рядовые исполнители ничего не знали о существовании туннеля и, попав туда через подземный гараж, изрядно удивились. В подвале Демьянов заметил запертую камеру, спросил, кто там сидит, но ответа не получил. Надо бы нам с тобой туда наведаться.

– Уже.

– Что?!

– Уже наведался. Вскрыл отмычкой дверь, осмотрел. Камера пуста, но внутреннее убранство, мягко говоря, странное. И… – и тут меня поразила запоздалая догадка, – похоже, она предназначена для ребенка лет восьми-одиннадцати!

– Обоснуй!!! – потребовал Логачев.

Я рассказал про видеодвойку, игровую приставку, кассеты, картриджи. Описал содержимое холодильника, упомянул о размерах диванчика…

Внимательно выслушав меня, Васильич задумался, нахмурив брови.

– Киднеппингом[9]9
  Киднеппинг – похищение детей с целью выкупа или для давления на их родителей.


[Закрыть] баловался на досуге, – полувопросительно-полуутвердительно произнес он спустя минуту. – Но возможны и другие варианты. Например… Стоп! – оборвался он сам себя. – Подумаем об этом после, не при них. – Полковник кивнул на пленников. – И давай займемся делом. – Он взял у меня набор препаратов, выбрал ампулу и, наполняя шприц, попросил: – Поищи-ка в комнате ножницы. Если Ваня соврал хоть чуточку – отрежем ему яйца. Обещания надо выполнять!..

ГЛАВА 3

Кастрировать Демьянова не пришлось. Уколотый «сывороткой», Шаповальский слово в слово повторил показания подельника.

– Куда их денем? – пряча в карман диктофон с записью обоих допросов, зевнул Логачев. – Может, удавим да бросим в туннель? А то, знаешь ли, возиться неохота.

Васильич, разумеется, шутил, но чмошный Ваня принял его слова за чистую монету. Он замычал, задергался, залился слезами и, судя по усилившемуся запаху, вновь обгадился.

– Ты бы, Петр, воздержался от проявлений солдафонского юмора, – с укоризной заметил я. – Здесь и без того дышать нечем!

– Ну не буду больше, – проворчал Логачев, по мобильному связался с кем-то, сообщил о наличии одного «двухсотого», двух «трехсотых», попросил забрать, уточнил время приезда и без видимого усилия переставил подпиравший дверь шкаф на прежнее место.

– Неподалеку Ерохин с группой находится, – с отвращением глядя на зловонного Ваню, сказал он. – С задания возвращаются. Вот пускай и прихватят с собой наших хануриков.

– Удружил ты старому боевому товарищу, – усмехнулся я, косясь на Демьянова. – Ерохин – чистюля известный, а Оно очень плохо пахнет!

– Его проблемы, – равнодушно пожал плечами Логачев и вновь потянулся к телефону, на сей раз к стационарному. – Надо предупредить здешних лохов-охранников, – пояснил он, набирая местный номер. – Вдруг полезут в бутылку по дурости. А у Виталия разговор короткий, церемониться не станет!

– Это уж точно, – согласился я.

Полковник ФСБ Ерохин Виталий Федорович возглавлял нелюбинский спецназ и отличался добросовестностью, скрупулезностью, дисциплинированностью, бесстрашием и холодной воинской жестокостью.

Я до сих пор не мог забыть жуткое «пугало», изготовленное им из трупа наемника в последних числах октября 2006 года[10]10
  См. повесть «Пленных не брать» в пятом сборнике с твердым переплетом или в девятом с мягким.


[Закрыть]. Оно (пугало) здорово помогло нам тогда и дало мне возможность без проблем, одной очередью уложить наповал шестерых охотников за людьми, тащивших к машине свою жертву.

(Увидев, как их товарищ, совсем недавно живой – здоровый, стоит у них на пути и протягивает им на вытянутых руках собственную голову, подонки на секунду впали в ступор, чем я и воспользовался. – Д.К.)

А пока я занимался стрельбой по застывшим в столбняке живым мишеням, Ерохин, проверявший здание напротив, попал в засаду, и в ходе неравной рукопашной схватки (один против восьмерых) был серьезно ранен – загнанный по рукоятку нож в левое плечо, смещенный перелом правой руки плюс сильно разбитая голова и, соответственно, сотрясение мозга. (Кстати, к концу схватки в живых осталось только три ерохинских противника, с которыми потом разделался ваш покорный слуга…) Вопреки прогнозам врачей, Виталий Федорович оправился достаточно быстро и к 1 января 2007 года благополучно вернулся в строй. Впрочем, я немного отвлекся.

Итак, вдобавок к перечисленным выше качествам Ерохин отличался невероятной, кошачьей чистоплотностью, опять-таки кошачьей брезгливостью (особенно к запахам), и, представив, как он поедет в одной машине с Ваней-вонючкой (вернее, его реакцию на подобное соседство), я не удержался от глупого смеха.

– Ты чего? – удивился Логачев.

– Да вот… подумай сам… Наш чистюля Виталий и Оно рядом… едут вместе. Нет, ты только представь!!! – задыхаясь, выдавил я.

– Успокойся, – посоветовал Петр Васильевич. – Не веди себя, как мальчишка. А насчет «вместе»… Гм! Полагаю, Ерохин найдет выход из положения. Допустим, вымоет Это из шланга, как свинью. Или еще как-нибудь продезинфицирует. Короче, подождем и… посмотрим.

Ждать пришлось недолго. Минут через десять в ворота усадьбы по-хозяйски въехали две оперативные машины и крытый фургон с надписью «Мебель».

– Вот тебе и решение проблемы, – указав на фургон, улыбнулся Логачев. – Там у них либо трупы, либо пленные, либо то и другое вперемешку.

Спустя короткий промежуток времени в дверь постучали.

– Заходи, Виталий, – пригласил Васильич.

В спальню, бесшумно ступая, вошел Ерохин в штатском костюме, брезгливо втянул ноздрями воздух и, недовольно глянув на нас, спросил:

– А почище нельзя было сработать?!

– Не-а, нельзя, – покачал головой Логачев. – И дело тут не в степени физического воздействия, а в личности одного из «языков». Просто Оно, – полковник кивнул на Ваню, – чересчур трусливое и обгадилось по полной программе еще до начала допроса.

– Тогда понятно, – смягчился Ерохин и скомандовал в «Кенвуд»: – Трое носилок и два пластиковых мешка… нет, ты не ослышался! Один из «трехсотых» воняет слишком сильно…

– Нормально операция прошла? – поинтересовался Логачев.

– Наши, слава богу, целы, – нехотя ответил Виталий Федорович и всем своим видом дал понять – дальнейшие расспросы неуместны.

Вскоре появились шестеро спецназовцев и молча, деловито унесли ночных гостей. Ерохин немного задержался.

– Вам не противно охранять эту тварь? – сумрачно осведомился он.

– Еще как. Аж с души воротит! – сознался Логачев. – Была бы моя воля… – Он умолк, стиснув зубы.

– Удавил бы на хрен, – процедил я. – Но… ничего не попишешь. Приказ есть приказ! Приходится выполнять…

– Приходится, – эхом отозвался Ерохин, хотел что-то добавить, но передумал и, тяжко вздохнув, покинул помещение.

Пошарив по стене, Логачев отыскал кнопку, закрывающую вход в туннель, и, направляясь к двери, жестом пригласил меня следовать за ним…

Вернувшись в нашу комнату, мы заперли в сейфе диктофон и психотропные препараты. Сходили в душевую для обслуги, помылись, побрились, почистили зубы и, вернувшись обратно, заварили большой кофейник крепчайшего кофе. Близился рассвет, и ложиться спать уже не имело смысла.

– Итак, вернемся к нашим баранам, – налив себе и мне по пузатой чашке, сказал Петр Васильевич. – Предлагаю отбросить эмоции и помозговать, когда следует ожидать следующее покушение?

– Сегодня с утра пораньше, – буркнул я.

– Мотивируй!

– В особняке, наверное, остались еще группы «спящих». Возможно, их даже больше, чем в Бельдянске, – я щелкнул зажигалкой, прикуривая.

– Но почему?! Ведь здесь Новицкий бывал крайне редко! – воспользовавшись паузой, встрял Логачев.

– Однако именно сюда он переехал на постоянку, когда не угодил зарубежным подельникам, – выпустив струйку дыма, проворчал я. – Координатор «спящих» явно не дурак, и, голову даю на отсечение, он заранее предусмотрел подобный расклад. Логично?

– Да, – согласился полковник. – Продолжай!

– А теперь постараемся поставить себя на его место. Первый, образно выражаясь, удар удачно заблокирован охраной мишени. Поэтому второй удар надо наносить сразу вслед за ним, и уж он-то обязательно достигнет цели. Помнишь «связку»: маваши[11]11
  Маваши – боковой удар ногой в карате. Наносится носком или подъемом. Аналогичные удары есть и в других видах единоборств, но я стараюсь использовать наиболее привычные для читатели термины.


[Закрыть] в корпус – противник защищается согнутой в локте рукой – и тут же лоу-кик[12]12
  Лоу-кик – боковой удар голенью ноги. Обычно наносится по мышцам и сухожилиям ног противника. Но в некоторых случаях его проводят в корпус. Будучи грамотно нанесен, обладает страшной, разрушительной силой. Применяется в таиландском боксе, кик-боксинге, боевом самбо и в некоторых других видах единоборств.


[Закрыть] той же ногой, в то же место. После первого удара рука, прикрывшая ребра, невольно поднимается к голове. (Следующая атака, по идее, должна быть направлена туда.) И вот тут-то мощный лоу с проносом отправляет парня в нокаут. Пример, возможно, не слишком удачный, но суть…

– Очень удачный! – не удержавшись, воскликнул Логачев и от души хлопнул меня ладонью по плечу. – Недаром Нелюбин тебя так ценит!

– Полегче, пожалуйста, – сморщился я. – Или тебе нужен напарник инвалид?

– Прости, – смутился седовласый богатырь, – я ведь от чистого сердца.

– Ты инструктор[13]13
  Логачев, помимо прочего, является штатным инструктором нелюбинского спецназа по боевому самбо и мастером высочайшей квалификации. В ноябре-декабре 2006 года он, по приказу руководства, готовил Корсакова для выполнения особого задания и посвятил его в такие тайны боевых искусств, о которых простые смертные слыхом не слыхивали. См. роман «Отсроченная смерть» в пятом сборнике с твердым переплетом или в десятом с мягким.


[Закрыть] и должен уметь соизмерять свои силы, – желчно заметил я. – Так и угробишь невзначай «от чистого сердца». – Случайно взглянув в зеркало, я увидел, что лицо у меня злое, неприятное, с колючими, сузившимися глазами.

– Дима, с тобой все в порядке?! – не на шутку встревожился Петр Васильевич.

– Нет, – честно сознался я, – настроение мерзопакостное. В сердце ледяная заноза застряла. Извини, что на тебе сорвался!

– Да ладно, ерунда, – великодушно махнул рукой полковник. – У меня, откровенно говоря, тоже есть желание… – Тут он осекся, глубоко вздохнул и тихо произнес: – Давай-ка, брат, подумаем вместе, откуда этот самый «лоу-кик» будет нанесен. Для начала предлагаю наведаться к подопечному и узнать его планы на ближайшее время…

* * *

Медикам из «Кремлевки» удалось привести обезумевшего от страха Вилена Тимуровича в относительно приличный вид. Известного предпринимателя напичкали транквилизаторами, оставили при нем дежурного врача и прописали Новицкому постельный режим до послезавтрашнего утра. Учитывая данное обстоятельство и перебрав один за другим различные варианты (перечислять не буду, слишком долго), мы с Логачевым пришли к единодушному выводу – олигарха попытаются отравить за завтраком. Причем, по убеждению Васильича, не мгновенно действующим ядом и не одним из хитрых (к примеру, нигерийским), вызывающим смерть «от естественных причин»[14]14
  Такие яды убивают человека спустя дни, а то и недели после принятия, а при вскрытии ни один врач не заподозрит отравление, так как яд давно успел рассосаться.


[Закрыть]. А, если так можно выразиться, «средним». То есть Новицкий почувствует недомогание, а затем скончается где-то в середине дня. К тому времени «спящий» убийца успеет скрыться, а патологоанатомы обнаружат в потрохах покойного явные признаки отравления, которое обязательно свалят на ФСБ. (Не патологоанатомы, естественно, а все те же масонские СМИ.)

Определившись с источником угрозы, мы прихватили сканирующее оборудование, снарядились должным образом, никем не замеченные проникли на безлюдную кухню, осмотрелись там и обосновались в закрытой на ремонт душевой для поваров. По удачному стечению обстоятельств раздевалка душевой находилась в нескольких шагах от отдельной мини-кухоньки, где готовилась пища для господина Новицкого. А сама она (мини-кухонька) располагалась на особицу от прочего поварского хозяйства. Но не слишком далеко, примерно метрах в пятнадцати, и ничем от него не отделялась. Часы показывали начало шестого утра…

Пока я настраивал аппаратуру, Логачев прошелся по раздевалке, забаррикадировал дверь, внимательно изучил стены и довольно пробормотал:

– Тощенькие! Не прочнее гипсокартона. Короче – нам повезло!

– Точно! – поддакнул я. – Не придется опять потолок рушить.

Согласно имеющемуся у нас плану здания строители особняка постарались на славу. Стены между комнатами были сплошь бетонные, а в апартаментах олигарха и примыкающих к ним помещениях вдобавок снабжены отличной звукоизоляцией. Поэтому, чтобы подоспеть мне на помощь, Логачеву пришлось забраться на чердак и страшным по силе прыжком – ударом обеих ног проломить потолочное перекрытие…

– Кухня начнет работать в шесть, но уборщики появятся значительно раньше, – взглянув на часы, шепнул Петр Васильевич. – Стало быть, переходим на режим молчания.

Согласно кивнув, я уселся на пол перед монитором. Логачев устроился рядом. Потянулись томительные минуты ожидания. Экран добросовестно показывал огромную кухню, размерами не меньше ресторанной: здоровенные котлы, разделочные столы, жарочные шкафы, баки для отходов… И точно такую же мини-кухоньку, персональную, для «их сиятельства». Наконец, в половине шестого под потолком вспыхнул яркий свет. В помещении появились несколько женщин в рабочей одежде и сноровисто принялись за уборку: мыли, чистили, скребли… В процессе они оживленно обсуждали ночное происшествие и, как водится, несли невероятную чушь, пересказывать которую у меня нет ни малейшего желания.

В шесть, в начале седьмого, один за другим пришли повара с подручными. На кухне закипела работа. Я поставил звук на предельную мощность, и сквозь посторонние шумы мы услышали опять-таки обсуждение недавнего инцидента. Более степенное, чем пулеметное стрекотание уборщиц, но точно так же бесконечно далекое от реальности. К пустующей пока мини-кухоньке никто из них не приближался. Очевидно, это являлось своеобразным табу. Минул час, второй, третий, четвертый… Наконец в поле зрения появился высокий худой человек в безукоризненно чистом халате, белом накрахмаленном колпаке и с очками в золотой оправе на остром носу. При виде его все присутствующие расступались и наперебой здоровались, почтительно величая остроносого «Яковом Марковичем». Тот, в свою очередь, словно не замечал царящего вокруг подхалимного ажиотажа, шествовал важно, как аист по болоту, и лишь на приветствие шеф-повара ответил коротким, сухим кивком.

– Увеличь изображение основного объекта, – шепнул Логачев. – Скоро начнется!

Я подкрутил ручку настройки. Мини-кухня заняла девять десятых экрана, почти полностью вытеснив собой все остальное кулинарное хозяйство.

Остроносый между тем достал из холодильника продукты, включил в электросеть некое подобие мангала с песком (для кофе «по-турецки») и занялся приготовлением завтрака, основу коего составлял чуть-чуть обжаренный, практически сырой кусок мяса.

Отойдя от монитора, Петр Васильевич весь подобрался, как изготовившийся к прыжку огромный кот.

– Внимательно наблюдай! – хищно прошипел он. – И как только фигурант полезет в карман, дай мне знать.

– Понял! – Я впился глазами в монитор, бдительно следя за остроносым.

Яков Маркович держался внешне спокойно. Однако если присмотреться, руки у него едва заметно подрагивали, а на покатом лбу поблескивали бисеринки пота. Несколько раз он подозрительно косился в сторону раздевалки. Очевидно, чуял исходившие оттуда флюиды опасности…

Два матерых хищника, видящие дичь, отслеживающие из укрытия каждое ее движение и готовые напасть в любой момент… Люди с утонченной психикой способны ощущать их близкое присутствие, особенно если они и есть та самая дичь… Отрешиться мыслями от фигуранта нельзя. Упустим момент! И как же быть в подобной ситуации?! Распевать песенку Винни-Пуха на фээсбэшный манер, типа «Я швабра, швабра, швабра, а вовсе и не спец»… Тьфу, блин! Чушь собачья! Попробуем-ка по-другому…

«Не волнуйся, дорогой, расслабься! – вперившись в лицо на мониторе, начал мысленно внушать я. – Здесь никого нет. Абсолютно! Здесь одни поломанные доски, засохшие кисти, пустые ведра из-под краски, прочий хлам… Успокойся и делай свое черное дело!»

Гипнотизер из меня оказался никудышный. (Мягко говоря.) Очкарик развернулся всем корпусом к стене раздевалки и пристально посмотрел на нее.

– Эй, ты, – мановением пальца подозвал он одного из «поварят» (усатого мужика лет тридцати). – Что там?

– Вы же знаете! – удивился тот.

– Да. Но что там сейчас?!

– Ничего, – пожал плечами мужик. – Образно выражаясь, «мерзость запустения».

– А попроще?!

– Начали ремонтировать, потом бросили. Бригадир, говорят, заболел.

– Загляни внутрь! – Физиономия личного повара напряглась, пота на лбу стало больше.

«Как бы не учудил чего!» – с тревогой подумал я.

«Поваренок» тем временем послушно подошел к двери и пнул ее ногой.

– Заперто, – сообщил он. – Попробовать взломать?

– Не надо, иди! – неожиданно успокоился Яков Маркович. Дождавшись, пока подручный удалится на достаточное расстояние, он поставил чашку с кофе в раскаленный песок и воровато сунул руку в карман.

– …У мангала… правая… давай! – бросил я Петру Васильевичу.

Мощным броском проломив стену, полковник вылетел из раздевалки (изображение на мониторе заволокло клубами штукатурочно-побелочной пыли) и спустя секунды позвал:

– Иди сюда, Дмитрий. Финита ля комедия!

Спокойно пройдя сквозь широкий пролом, я чихнул пару раз и осмотрелся по сторонам. На кухне наблюдалась немая сцена, как у Гоголя в «Ревизоре». Повара с подручными таращились на нас, широко разинув рты. О служебных обязанностях они начисто позабыли. Так, неподалеку от места происшествия, в кипящем котле супа, плавал чей-то засаленный колпак, но никто не обращал внимания на столь вопиющее безобразие. На противнях потихоньку подгорала картошка. На гигантской сковороде медленно обугливались не перевернутые вовремя куски мяса… А торжествующий Логачев крепко держал пойманного с поличным отравителя. Одной пятерней за горло, а другой за кулак с зажатым в нем темным флаконом из небьющегося стекла…

ГЛАВА 4

– Попался, сучий потрох, – встряхнувшись от пыли, мурлыкнул Васильич. – Предлагаю два варианта. Либо ты с ходу начинаешь колоться, либо мы зажмем тебе нос и силком вольем в глотку содержимое твоей бутылочки. Считаю до трех. Раз…

– Б-буду к-колоться, – задушенно прохрипел Яков Маркович. – Г-горло от-пустите!!!

Логачев слегка ослабил хватку.

– Тут слишком много посторонних, – сказал он. – Пойдем-ка, любезный, в раздевалку. Там и «исповедуешься». А ты, Дима, постой на стреме. Нейтрализуй все, что попробует приблизиться на расстояние ближе двадцати метров.

– Каким образом? – деловито уточнил я.

– Бошки отстреливай, – с серьезным видом ответил Петр Васильевич, развернул пленника лицом к пролому, забрал у него флакон, хотел придать ускорение пинком колена под зад, но… не успел. Свистнул рассеченный воздух. Яков Маркович дернулся и рухнул лицом вниз. В спине у него торчал кухонный тесак, брошенный, как я заметил, одним из поваров: мордастым, пузатым, черноволосым, с мохнатыми «брежневскими» бровями. Сразу после броска убийца ломанулся к выходу, без труда расшвыривая попадавшихся по дороге людей.

– Постарайся вытянуть из него хоть что-то! – крикнул я Логачеву, кидаясь вдогонку…

Мысленно ругая себя за леность (не заучил намертво план дома. – Д.К.) я минут пять петлял по запутанным коридорам, то поднимаясь вверх, то спускаясь вниз по лестницам. Сбиться со следа мне не давало шумное, надрывное дыхание толстяка, которому явно приходилось не сладко. Ясный перец, при таких-то габаритах! Тем не менее, сократить дистанцию мне не удавалось из-за частых, внезапных поворотов.

«Ничего! – посмеиваясь, думал я. – Куда ты на фиг денешься! Растряси жирок напоследок». Сам я дышал ровно, бежал размеренной рысью и даже не вспотел. В конце концов силы у повара иссякли. Он с разбегу ворвался в какое-то помещение (не забыв, однако, прихлопнуть за собой двери) и остановился там, дыша, как загнанная лошадь.

«Попался, кабанчик!» – усмехнулся я и вдруг насторожился. Почему, спрашивается, он носился взад-вперед по зданию, но ни разу не попытался выскользнуть наружу?! Допустим, через черный ход, который вел не на известный читателю двор, где в изобилии водились дятлы-караульные, а на глухие задворки с различными хозяйственными постройками. Они (постройки) представляли собой нечто вроде небольшой деревушки, и убийца мог бы там на время затеряться (или затаиться в одном из сараев), чем, несомненно, увеличил свои шансы на спасение. А он предпочел второй этаж, предварительно намотав с десяток кругов по особняку! Странно, не правда ли? Или очередной «спящий» совершенно обезумел от страха?.. Гм!!! «Никогда не считай противника глупее себя, пока не убедишься в отсутствии у него пульса», – мысленно перефразировал я любимое высказывание Логачева, горько пожалел, что не умею проламывать стены, подобно Васильичу, и за неимением иного варианта рыбкой нырнул в чуть приоткрытые двери, по ходу привычно переходя в длинный кувырок. Предосторожность оказалась совсем не лишней. Сухо протрещала автоматная очередь, и синхронно рявкнули два «вектора»[15]15
  «Вектор» – 9-мм пистолет под патрон «СП-10». С расстояния 50 метров спокойно пробивает бронежилет второго класса защиты, а так же небронированный автотранспорт. В магазине 18 патронов. Прицельная дальность – 100 метров.


[Закрыть]. Пули разорвали воздух как раз в тех местах, где должны были находиться моя голова и грудь, если бы я входил в помещение обычным способом. «Шустрые, засранцы», – подумал я, выхватив оба пистолета, приняв положение для стрельбы лежа и открыв огонь на поражение по разворачивающимся в мою сторону вооруженным «засранцам». Всего их было трое. Худощавый, но жилистый тип с «калашниковым» и два толстомясых амбала с «векторами», удивительно похожие друг на друга. Не иначе братья-близнецы.

В глазах повара сверкнуло откровенное торжество, мол, «ща-а-ас они тебя в три смычка! Никуда, падла, не денешься!».

Однако толстяк рано обрадовался – не учел уровень подготовки и боевой опыт противоборствующих сторон. Вернее, практически полное отсутствие последнего (с моей точки зрения) у его подельников. Я прожил в «режиме войны» более двенадцати лет, с того самого момента, как восемнадцатилетним мальчишкой попал в учебку спецназа ГРУ, в теплые объятия сержанта Бунина (муштровавшего новобранцев до потери сознания. В прямом смысле слова. – Д.К.), а оттуда прямиком в пылающую мятежом Чечню, под чуткое руководство лейтенанта Серебрякова, которого другие офицеры называли за глаза «Головорезом». С тех пор я практически не расставался с оружием, а эти… В лучшем случае отмотали «срочную» где-нибудь в глубоком тылу. Для такого, как я, – живые мишени. Без всякого преувеличения. Короче, пока они разворачивались, я, стреляя с двух рук, продырявил автоматчику череп. А амбалам-близнецам вогнал по пуле в шею. (В корпус я сознательно не целил. Опасался присутствия бронежилетов.) Три тела рухнули на пол почти одновременно. Забулькала хлынувшая из разорванных артерий кровь. Конечности убитых задергались в конвульсии. А я пружинисто вскочил на ноги и деловито направился к повару, стараясь держаться между ним и дверями. (Еще удерет, собака! Гоняйся потом за ним!) Но толстяк, как выяснилось, не собирался больше драпать. Он спокойно стоял в углу, внимательно наблюдая за мной из-под бровей-щеток. Глаза у него были цепкие, холодные, совсем как у Логачева в экстремальной ситуации. Тело расслаблено. Мозолистые ладони у бедер.

«Похоже, профессионал-рукопашник, – подумал я. – Может, продырявить ему плечи на всякий пожарный или…»

– Слабо взять голыми руками? – словно прочитав мои мысли, тускло осведомился он. – Стрелять-то ты мастак, ну, а как насчет подраться? Не боязно?

– Все зависит от обстоятельств, – в тон ему ответил я. – И от степени целесообразности. На дешевые приколы меня не купишь. Зря стараешься… Ты лучше скажи, друг ситный, как у тебя со здоровьем? Сердце не беспокоит?

– Беспокоит, да еще как! – утвердительно кивнул повар. – Пропил я его, прогулял. И здоровье никудышное. Так что если прострелишь плечи – могу загнуться от болевого шока. Не получится допросить как положено!

– Так чего же ты на драку напрашиваешься?! – удивился я. – Побереги остатки сил и сдавайся по-хорошему! Мордой к стене, ладони на затылок, ноги широко раздвинь…

– Ишь, размечтался! – скривил губы он. – Ты сперва возьми старого льва, а уж потом раком ставь… Оп-па! – Нога в жестком ботинке молниеносно атаковала нервный узел на моем туловище. Защитившись подставкой локтя, я тут же провел контратаку, но она не достигла цели, а сам я пропустил мощную лодочку[16]16
  Особый способ нанесения удара, используемый в боевом самбо, казачьем рукопашном бое и в некоторых восточных единоборствах. Ладонь сложена ковшиком, все пальцы плотно прижаты друг к другу. Сила такого удара многократно увеличивается за счет воздушной подушки.


[Закрыть] в лицо и, с трудом удержавшись на ногах, поспешил уйти на дальнюю дистанцию, в процессе чисто случайно заблокировав точный, жесткий пинок носком в пах.

– Ну, иди… иди сюда, щенок, возомнивший себя волкодавом, – хохотнул повар. – Куда же ты убежал?!

– Хорошо смеется тот, кто смеется последним, – усилием воли разогнав сгустившийся перед глазами туман, ответил я, отразил очередной удар и начал кружить вокруг толстяка, нанося удары с дальней дистанции (не стараясь обязательно попасть), провоцируя его на атаки, моментально уходя от них (назад, вбок) и ехидно посмеиваясь над «старым, спившимся боровом, нацепившим львиную шкуру». Подобная тактика постепенно возымела успех. Минут через пять противник начал задыхаться, накаляться злобой и в конечном счете совершенно осатанел. Лицо у него исказилось, побагровело, с губ срывались страшные проклятия, а атаки стали бешеными, беспорядочными, имеющими целью поскорее прикончить наглого щенка. Именно этого я от него и добивался. Он начал допускать одну ошибку за другой и на седьмой минуте попался – пропустил жесткий тычок пальцами в солнечное сплетение, утробно захрипел, получил «добавку» кулаком в голову, упал на колени, и я завершил поединок мгновенным (но не смертельным) удушением, использовав вместо удавки воротник его собственного халата. Тяжелое, бесчувственное тело шумно повалилось на пол.

– Силен… собака! – уложив повара лицом вниз, защелкнув у него на кистях наручники и стянув ему щиколотки брючным ремнем, хрипло выдохнул я, устало выпрямился и вытер рукавом залитое потом лицо. Потом осмотрелся по сторонам. Комната, где состоялось недавнее побоище, не имела мебели и представляла собой подобие спортзала, с вычерченным посередине красным кругом и с чьим-то фотопортретом (типа плаката) на стене. Запечатленная там физиономия показалась знакомой. Я присмотрелся к изображению и… узнал повара. Стройный, подтянутый, с чемпионским кубком в руке и золотой медалью на шее. «Капитан Алексей Барсуков. Победитель ведомственных соревнований ФСБ по боевому самбо. 1995 год» – гласила напечатанная внизу надпись.

– Ни фига себе номера! – опешил я. – А ведь действительно «Лев»! Пускай бывший, растранжиривший здоровье, но тем не менее… Везунчик я, однако! Ветерана одолел. Чудеса, да и только!!![17]17
  Боевое самбо, в отличие, скажем от бокса, борьбы и т. д., является прикладным, а не спортивным единоборством. Проще говоря, это искусство быстро нейтрализовать или уничтожить противника. Согласно статистике в прикладных единоборствах (в отличие от спортивных) побеждают не более молодые и выносливые, а более опытные. Чемпионаты мира по боевому самбо проводятся одновременно в двух категориях: 1) просто чемпионат; 2) чемпионат среди ветеранов. И, по причинам вышеизложенным, титул «Чемпион мира среди ветеранов» ценится гораздо больше, нежели титул «Чемпион мира».


[Закрыть]

В следующее мгновение в зал ворвался Логачев, не сбавляя скорости, бросился ко мне, бесцеремонно задрал рубашку, внимательно осмотрел мое тело, осторожно, на ощупь проверил некоторые точки, прослушал грудь. Оттянув веко, заглянул в глазное яблоко, облегченно вздохнул и хмуро поинтересовался: – Ты почему не отвечал на мои звонки?! До инфаркта решил довести?! Или… не до того было?!

– Мобильник выпал где-то по дороге, – проверив карманы, ответил я. – Господин Барсуков заставил за собой побегать, пока не привел прямиком в засаду.

– Хорошо, что ты догадался его пристрелить, а не полез в рукопашную, – сказал Петр Васильевич. – Я, знаешь ли, успел привязаться к тебе, как к младшему брату, и не хотел бы…

– Пристрелить?! – невежливо перебил я. – С чего ты взял?!

– С того, что ты жив-здоров, – отрезал Логачев и более миролюбиво пояснил: – Травм нет, кости целы, а главное – ни один из нервных центров не поражен и отсроченная смерть[18]18
  Смерть якобы от естественной причины (инфаркт, инсульт, закупорка кровеносных сосудов), которая наступает спустя минуты или часы после нанесения очень точного, дозированного удара в одну из особых точек на теле противника. Никакой мистики здесь нет. Просто пораженный нервный центр воздействует по цепочке на другие и в конечном счете приводит к летальному исходу.


[Закрыть] тебе не грозит.

– Зря ты так, я не убивал Барсукова, – укоризненно покачал головой я. – Вон он в наручниках, мордой в пол уткнулся, «отдыхает перед допросом». Взял я его тепленьким, без единой царапины, хотя и пришлось повозиться…

Полковник дико вытаращился на меня, как на некое сверхъестественное существо, и простоял так секунд десять. Потом опомнился, подбежал к Барсукову, проверил пульс, посмотрел в лицо , вернулся ко мне и ошалело пробормотал: – Ну ты… ну ты даешь! Буквально слов нет! Никогда бы не поверил!!!

– Ты знал его раньше, – скорее утвердительно, чем вопросительно произнес я.

– Ага… знал, – немного заторможенно подтвердил Петр Васильевич. – Уроженец Н-ска, на десять лет старше меня… В начале девяностых служили вместе в одном подразделении. Барсуков был у нас инструктором по боевому самбо, как я сейчас в спецназе Ерохина… ФСБ тогда травили и пинали все, кому не лень, постоянно реорганизовывали, платили мало… После победы в ведомственных соревнованиях Барсуков уволился со службы и некоторое время участвовал в зарубежных турнирах по боям без правил… Получил там прозвище «Русский Лев»… Постоянно побеждал, зарабатывал большие деньги… В девяносто седьмом, в Лос-Анджелесе ему достался очень сильный противник… негр, гражданин США, натасканный бразильским тренером. Да и вес – сто пятьдесят килограмм… В общем – натуральное чудовище! Барсуков, недолго думая, сделал ему инсульт, одновременно, для конспирации, проведя удар кулаком в лицо. Дескать, от него помер… Тамошние судьи в «отсроченной смерти» ни в зуб ногой… Тем не менее они заподозрили неладное и хотя победу Барсукову присудили, гонорар выплатили, но по газетам пополз слушок – Русский Лев использует в поединках тайные, смертельные приемы из арсенала российских спецслужб, где он, кстати, и служил в недавнем прошлом…» Путь на ринг Барсукову негласно перекрыли, а сам он спешно вернулся в Россию… След его вскоре затерялся… И вот теперь нашелся. – Логачев замолчал, отрешенно глядя куда-то вдаль.