Текст книги "Дети Силаны. Натянутая паутина. Том 1"

Илья Крымов
Дети Силаны. Натянутая паутина. Том 1

© Илья Крымов, 2017

© Художественное оформление, «Издательство Альфа-книга», 2017

* * *

Любая идея, подавляющая свободу орудиями террора, вместе со своими сторонниками обречена на гибель – рано или поздно страх умирает и начинается бунт.

Эпитафия

Часть первая
Предпосылки

Папки с документами лежали передо мной в правильном порядке. Я прочитал и досконально изучил все их содержимое, каждый снимок, экспертное заключение, показания свидетелей и информаторов. Я проштудировал семь толстых томов дела и готовился вынести приговор, поставить точку.

Окинув зал взглядом сквозь прорези серебряной маски, я откинулся на спинку кресла и обратился к приставу:

– Введите подсудимых.

Два тощих желтоглазых субъекта в черных плащах ввели сквозь правую дверь троих людей и одного люпса, закованных в стальные цепи. Еще два таких же мрачных субъекта ввели на серебряной цепи тэнкриса, за которым семенил монах ордена Безголосых. Тэнкриса остановили поодаль, а низкорожденных подвели к судейской ложе.

Когда подсудимых ввели, от трибун, где сидели зрители, потянуло страхом, злобой и болью. Особенно сильно боль исторгали близкие и родственники жертв, а их там находилось больше полусотни душ, и это только те, кто смог приехать в Старкрар на время процесса. Одна немолодая женщина человеческого вида порывалась покинуть свое место и приблизиться к подсудимым, но сидевшие рядом люди удерживали ее.

– Подсудимые предстали перед вами, мой тан!

Я наклонился вперед, рассматривая их лица.

Женщина с черным каре, растрепанная, испуганная, измученная, такая тонкая и изящная, что трудно поверить в ее человеческое происхождение. До того как ее схватили и бросили в холодную камеру, она, должно быть, казалась невероятно красивой, изысканной, неземной…

– Феличе Анна Легуарди… – Она вздрогнула, услышав свое имя. – Симер Растерти, Морт Кович, Ноле Альпельт. Вы обвиняетесь в преступлениях против закона Мескийской империи. Вам инкриминируются следующие правонарушения: похищение, заточение в неволе, пытки, принуждение к занятию проституцией, работорговля, учреждение подпольных тотализаторов, многочисленные убийства. Ваша вина в глазах этого суда доказана. Вы признаете ее и раскаиваетесь?

Феличе Легуарди не могла ответить, она судорожно пыталась проглотить ком, который застрял в ее горле, слезы текли из карих глаз, потрескавшиеся губы дрожали. Ее спутники смотрели в мраморный пол – на черно-белый герб Мескии – и молчали, зная, что стены этого зала глухи к мольбам. Люпс глухо заворчал. Его волчья природа требовала сопротивления, драки, однако желтые глаза ташшаров-надзирателей пристально следили за ним, и люпс чувствовал потустороннюю опасность этих существ.

– Засим я, как Великий Дознаватель Мескийской империи, властью, данной мне Императором, приговариваю вас к пожизненной ссылке в Настронг без права на помилование. Глас возмездия имеет возражения?

– Никаких возражений, мой тан! – широко улыбнулся Элшир эл’Фэй, поправляя красную манжету своей черной мантии.

– Глас милосердия?

– Мой тан! – Альвейн эл’Драза поднялся со своего места и приблизился на несколько шагов, поддерживая полы белой мантии. – Могу лишь напомнить вам, что обвиняемая Легуарди беременна и должна родить через три месяца, и это… – молодой тан посмотрел на четверку преступников, – это очевидно. Я прошу вас о послаблении…

– О милосердии. Вы просите меня о милосердии.

– Да, мой тан! И…

– Я понял вас. Легуарди, встаньте с колен.

Она повиновалась с трудом.

– В связи с вашим положением и по ходатайству тана эл’Дразы суд намерен проявить милосердие. Вы будете обследованы докторами с целью установить вашу способность к рождению здорового ребенка. Если таковая подтвердится, до дня родов вы будете содержаться в госпитале под надзором и уходом. – Я сделал паузу, изучая ее меняющийся эмоциональный фон. – Но как только разрешитесь от бремени, ребенок будет определен на поступление в Схоллум Имперрус[1]1
  Школа Жнецов (тэнкр.).


[Закрыть] и продолжит свой путь как будущий служитель Имперры. Вы же разделите судьбу своих подельников.

Истерика началась сразу, и Феличе Легуарди упала на пол, захлебываясь рыданиями. Я дал ей робкую надежду и немедленно отнял, причинив боль еще более страшную.

– Я считаю это более чем высокой честью, – продолжил я, перекрывая раздражающие звуки, издаваемые этим извивающимся человеческим существом, – и актом истинного милосердия. Мы взрастим ваше чадо и превратим его в орудие священной воли Императора, мы сделаем из него или нее достойного и честного человека, которого никогда не смогла бы воспитать женщина вроде вас, госпожа Легуарди. Оттащите эти отбросы в сторону, выведите в центр главного подсудимого.

Их отвели на цепях к левой стене и приковали внутри большой клетки для подсудимых. Передо мной встал тэнкрис, мой сородич… хотя многие благородные таны предпочли бы побрататься с бездомной дворнягой, нежели признать мое родство.

– Лайотрадо эл’Шимар, вы умудрились пасть так низко, как не всякому под силу.

– Тан эл’Мориа! – радостно и нагло улыбнулся он, демонстрируя длинные клыки. – Могу лишь сказать, что я пал с тех высот, на которые вы, мой добрый друг, никогда не сможете взгромоздить свое мохнатое паучье брюшко!

Я посмотрел на трибуны и, распалив Голос, постарался вычленить эмоции нескольких тэнкрисов, совсем терявшиеся на фоне волн возмущения низкорожденных. Эти тэнкрисы, высокородные, среброглазые и беловолосые, облаченные в дорогие костюмы, сидели молча и безучастно взирали на судопроизводство, однако же их чувства бушевали. Они видели своего сородича в цепях и оковах, вынужденного беседовать со мной, глядя снизу вверх. Это задевало их гордыню.

– Тан эл’Шимар, вам инкриминируются те же преступления, что и вашим уже осужденным подельникам. Только ваша вина много крат тяжелее. Вы являлись организатором преступного сообщества, которое похищало или обманом отнимало свободу у подданных Мескии, вынуждало честных женщин торговать своими телами, занималось работорговлей. Помимо всего прочего, вы обвиняетесь в пытках…

– Неужели во всей Мескии теперь пытать можно только Жнецам?..

– Убийствах…

– Низкорожденные мрут как мухи по осени, таков их удел…

– Изнасилованиях…

– Они сами этого хотели! – театрально расхохотался он.

– Людоедстве.

Безумец закашлялся, видимо, подавившись слюной.

– Я – тэнкрис, – тихо вымолвил он, восстановив дыхание, – я – хищник, стоящий на вершине пищевой цепи. Кто смеет отнимать право на охоту, данное мне древностью моей крови?!

Под конец он сорвался на громогласный вопль, резко выступая вперед, и ташшарам пришлось натянуть серебряные цепи.

– Кто ты такой, чтобы судить меня, никчемный выродок?! Кто ты такой?!

Я сложил пальцы замко́м перед своей грудью и решил немного помолчать. Нужно было время, чтобы впиться взглядом в этот кипящий котел эмоций, варившихся в голове полного безумца, на котором, видимо, сказались последствия всех кровосмесительных связей его предков. Я хотел запомнить все это, чтобы позже попытаться воссоздать накал страстей, терзавших его.

Я помнил, когда Лайотрадо эл’Шимар впервые появился в столице. Пять лет назад, утром восемнадцатого дня второго месяца одна тысяча девятьсот девятого года от Низложения Кафаэриса, в семь часов утра на перрон вокзала КГМ[2]2
  Корпус государственных магов.


[Закрыть] прибыл локус «Хохочущий Максимилиан». К нему помимо обычных вагонов было присоединено три лишних, дорогих, изготовленных на заказ, украшенных посеребренной лепниной. Они привезли в Старкрар высокородного тана Лайотрадо эл’Шимара вместе с супругой и двумя детьми. Появление никому доселе не известного, но несомненно благородного и весьма состоятельного тана было встречено с помпой, предварительно щедро оплаченной самим гостем столицы, и не осталось без внимания бульварной прессы. В тот же день на мой стол легло небольшое донесение о происшедшем.

Я читал их сотнями в день и сортировал как памятки в большой картотеке. Бесполезная информация со временем отсевалась, самые же ценные донесения попадали в закрытую, тайную и наиболее защищенную малую картотеку.

Вниз спустилось распоряжение найти информацию о новом жителе столицы. Лайотрадо эл’Шимар, как выяснилось через полтора часа, прибыл в Старкрар из южных колоний, с черного континента Ньюмбани. Ушло еще некоторое время, чтобы связаться с колониальными властями и получить от них объемный доклад, скучноватый, сухой, вполне обыденный. Предки тана эл’Шимара несколько поколений назад поселились в колониях, чтобы собственноручно управлять пожалованными им сапфировыми копями. Впоследствии они довольно успешно преумножали свой капитал и никуда не лезли, пока наконец наследник рода не решил устроить триумфальное возвращение в Старкрар.

Лайотрадо эл’Шимар купил прекрасный особняк в Императорских Садах. Еще тогда меня несколько насторожил его выбор – тот самый особняк, в котором некогда жил и, увы, окончил свои дни Сильвио де Моранжак, да пребудет его душа со Все-Отцом. По окончании расследования особняк так и не обрел нового хозяина, год от года приходя во все больший упадок, – богатые покупатели предпочитали держаться подальше от места со столь дурной славой. Эл’Шимар мог бы приобрести куда более роскошный дом с лучшей репутацией, но эксцентричный тан остановил выбор на месте, в котором приняло ужасную смерть множество народу.

В сонме городских легенд Старкрара существовала одна, гласившая, что в самые холодные зимние ночи, когда идет сильный снег и облака затмевают ночные светила, как тогда, когда погибли де Моранжаки, можно увидеть, что в пустых окнах их особняка блуждают некие «белые тени». Глупость, конечно, – де Моранжаки были убиты при свете дня в обеденное время, хотя факт их гибели действительно вскрылся холодной зимней ночью. В городской легенде эти обстоятельства смешались.

После покупки недвижимости в моей голове зазвенели первые тревожные колокольчики, и я подумал, что за этим таном нужно установить ненавязчивую слежку.

Тем временем из-за моря приходило больше сведений. Мы узнали, что благородный тан являлся ценителем ньюмбанийского фольклора и культуры племен каннибалов долины Имрези. Истории о том, как отважный эл’Шимар отправился в добровольный плен к одному из имрезийских вождей, дабы вести переговоры об освобождении пятерых плененных шахтеров, захваченных седмицей раньше, восхищали. Каким-то образом он смог стать лучшим другом вождя и вывести пленников из стойбища невредимыми, что подарило ему славу отчаянного храбреца в кругах старкрарских дворян. Впоследствии тан эл’Шимар еще не раз отправлялся в экспедиции по долине Имрези и писал любопытнейшие очерки о жизни непокоренных аборигенов, которые издавались в журналах Мескийского географического общества.

Этот тан начал активно, но осторожно и мудро осваиваться в высшем свете столицы. Сначала он заводил знакомство с теми, с кем состоятельному аристократу познакомиться легче всего: с банкирами. А как известно, общий банкир связывает состоятельных господ крепче кровных уз. Именно через жрецов золотого бога эл’Шимар стал знакомиться с представителями высшей аристократии. Он придерживался образа далекого от столичной жизни провинциала, который был достаточно остроумен и образован, умел слушать, ненавязчиво льстить и в целом позволял им чувствовать их полное превосходство.

За какой-то неполный год он перезнакомился и завязал дружбу с абсолютным большинством высших аристократов. Оказалось, что у эл’Шимара имелся вкус, стиль, знания в области макроэкономики и геополитики. Представители верхушки партии монодоминантов уже сами с радостью знакомили его со своими друзьями, он выставлял своего чемпиона на скачках, устраивал роскошные приемы для узкого круга, водя гостей по обновленным коридорам «особняка смерти»; жертвовал церкви, выкупал из муниципальной собственности те редкие приюты и работные дома, которые еще не выкупил я, платя втридорога, чем вызывал уважение и зарабатывал репутацию истинного филантропа.

Шел к концу второй год столичной жизни тана эл’Шимара, и монарх пригласил его с семейством на Осенний бал в Императорский дворец для личного знакомства. Я не знаю, что увидел в этом тэнкрисе владыка или чего он не увидел, но с того памятного осеннего вечера блистательное восхождение тана на вершину общества несколько замедлилось, а затем и вовсе остановилось. Император не одарил эл’Шимара особой благосклонностью, и вскоре начались последствия. От чужака не отвернулись, нет, просто наши политические деятели сочли его бесперспективным и со свойственным тэнкрисам прагматизмом перестали тратить на него лишнее время.

Несколько месяцев эл’Шимар безвылазно просидел в Императорских Садах, пережидая зиму, но стоило прийти весне, как он ринулся скакать по Старкрару беспокойной блохой. Его интересовали южные и восточные районы, самые нереспектабельные и самые злачные. Были отмечены многочисленные контакты эл’Шимара с сомнительными личностями. Со стороны это выглядело как длительный загул потерпевшего фиаско дворянина, и мне пришлось перераспределить ресурсы Имперры на более ценные направления. Как выяснилось позже – это было ошибкой.

Я возглавлял организацию со дня, когда она была мною же и основана четырнадцать лет назад. Имперра служила подспорьем прочим органам имперского правосудия, искала, ловила, вела дознание, вербовала, сажала в тюрьму и казнила, защищала государственные секреты и добывала секреты других государств. Порой Имперра расследовала дела, не имевшие яркого политического значения, но вызывавшие широкий общественный резонанс. К сожалению, несмотря на развитую сеть осведомителей и отшлифованные до совершенства методы, даже мы не могли знать всего, что творилось в гигантской стране и ее громадной столице.

В то время страна обеспокоилась участившимися случаями исчезновения девиц и женщин в западных провинциях, откуда за два месяца пропало больше трех десятков особей разного возраста и видовой принадлежности. В конце концов эта весть стала обсуждаться в Старкраре, Скоальт-Ярд и Имперра получили указания свыше и начали действовать. Многомесячное расследование позволило выявить нескольких замешанных в этом деле сутенеров, проследить маршруты перевозки живого товара до самой столицы и захватить нескольких работорговцев прямо на одной из неприметных улочек Клоповника. Схваченных отвезли в Паутину и передали дознанию с пристрастием. Нам предстояло узнать, что мы заметили лишь верхушку айсберга.

На протяжении последовавших месяцев мы вскрывали сеть подпольных казино, публичных домов и салонов с услугами высшей степени оккультного содержания. Всех мерзостей, что там творились, не хватило бы книги описать. Со временем нам пришлось связать с этим делом еще несколько случаев исчезновения детей и подростков. А еще – череду зверских убийств. Истерзанные тела куртизанок оставлялись на улицах столицы, дабы быть найденными, и в первых двух случаях мне удавалось скрыть это от общественности. Потом убийца совершил целых три акции за ночь, дабы точно не остаться в неизвестности, и одной мы найти не успели.

Впоследствии изуродованные куртизанки находились, стоило рассеяться утреннему туману. Их было столько, что Имперра не успевала все спрятать. Представляю, с какой силой разрасталась бы массовая истерия, знай подданные настоящее число жертв. Повторялась кровавая эпопея четырнадцатилетней давности, народ вновь вспомнил о Кожевнике, только тот сдирал с жертв кожу, а этот забирал себе часть органов и мяса. За неуловимость остроумцы прозвали душегуба Саймоном Попрыгунчиком. Несколько раз его видели со спины и даже преследовали прямиком от мест очередного «подвига» констебли, но он неизменно ускользал.

Сначала я не связывал нахлынувшую волну похищений с появлением серийного убийцы, но когда в одной из мертвых куртизанок опознали женщину, не так давно объявленную в розыск, эти два дела объединили. Были пойманы, осуждены и приговорены сотни участников преступного сговора, многих я допрашивал сам, выворачивая их души наизнанку, но личность главаря оставалась в тени. Вся эта организация была похожа на зеркало, по которому пришелся сильный удар камнем, – длинные ломаные линии трещин пересекали его лик, деля на тысячи мелких кусочков, и никакого вразумительного целого отражения они явить не могли.

Трудно поверить, что весь этот фурор устроил один-единственный тэнкрис, владевший Голосом, позволявшим ему быть в двух местах одновременно. Я не мог этого знать, ибо Голос тана эл’Шимара не был занесен в Единый реестр Голосов.

Уже четырнадцать лет Имперра собирала сведения о Голосах всех тэнкрисов Мескии, и это был тяжелейший труд – ведь нас, тэнкрисов, насчитывалось мало лишь в соотношении с другими народами империи. К тому же благородные таны не горели желанием сотрудничать, нам приходилось давить на каждого в метрополии, а уж до колоний руки совсем не доходили.

Честно говоря, следующий мой шаг был полным безумием – ведь я решил устроить обыск в доме одного из высокородных танов, не имея ничего, кроме косвенных доказательств его связи с некоторыми фигурантами. Казалось бы, это мелочь для того, кто обладает почти необъятными полномочиями, однако все меняется, когда речь заходит о серебряной крови. В Мескии есть закон, гарант которого – сам Император, и все без исключения обязаны ему следовать, особенно когда высшая знать чувствует в тебе угрозу и подвергает жесткой критике каждый шажок.

И все же длительная слежка показала, что за время своих скачек по Старкрару Лайотрадо эл’Шимар больше пяти раз лично встречался с субъектами, позже проходившими по делу о пропавших женщинах. Для хорошего юриста этот довод был хрупким узором инея на стекле, а не железной причиной. Тем не менее я рискнул.

В одну и дождливых ночей на особняк эл’Шимара опустился полог тяжелого магического сна. Оперативники подразделения «Серп» проникли в дом, а также установили контроль по периметру. Явился монах ордена Безголосых, и лишь когда все семейство эл’Шимар лишилось Голосов, магический сон развеяли. Опытные сыщики Имперры исследовали каждый квадратный сантиметр здания, от них не должен был скрыться ни один тайник, ни одно подозрительное пятно. Вместе с ними работали маги-криминалисты.

Мы не нашли никаких документов или других материальных свидетельств связи Лайотрадо эл’Шимара с преступным спрутом. Казалось, что это провал, но фортуна улыбнулась нам в конце концов. То, что следователи случайно обнаружили в потайной камере, наполненной вечным льдом, встроенной в стену подвала за старинным пыльным комодом, поразило их. Целый набор подмороженных органов совершенно определенного происхождения. Лайотрадо эл’Шимар был взят под стражу немедленно.

Неожиданно для самих себя мы схватили за горло Саймона Попрыгунчика. Дабы убедиться окончательно, я сам провел допрос, используя свой Голос, и заставил его сказать правду. А всего через седмицу мы схватили эту четверку: Легуарди, Растерти, Ковича и Альпельта – старших руководителей спрута. Выяснилось, что эл’Шимар был их главарем, но без его постоянного руководства эти воротилы преступного мира не смогли держаться в тени долго. После пристрастных допросов они показали на эл’Шимара.

Когда ему был задан вопрос касаемо преступного синдиката, о котором он на предыдущих допросах не заикался, тэнкрис извинился с вежливой улыбкой и заверил, будто не знал, что нас интересовало что-то кроме его гастрономических предпочтений, а так бы, конечно, обязательно поведал все о своем небольшом подпольном предприятии. Это было правдой, к стыду своему признаю, – я так удивился нежданной находке, попавшей мне в руки, что временно забыл, по каким первоначальным подозрениям натравил на него агентов.

Если бы не те дурные привычки, которые эл’Шимар перенял у каннибалов долины Имрези, если бы я, полагаясь на собственные инстинкты, оплошал и обыск в его доме не дал результатов, сколько бы еще этот тан продолжал паразитировать на теле Мескии? Думаю, годы.

– Вы готовы услышать вердикт, эл’Шимар?

– Предпочитаю думать, что фарс, творящийся здесь, меня не касается, – ответил он.

– Властью, данной мне Императором и Силаной, я приговариваю вас к казни через угрызения совести. Часть вашего капитала будет изъята и разделена на компенсационные суммы для ваших жертв, а также для семей тех из них, кого вы убили. Приговор будет приведен в исполнение ровно через час, если у его величества нет альтернативного мнения. Господин Варзов?

Со своего места поднялся высокий стройный человек в костюме-тройке траурного цвета. При взгляде на этого господина на ум всегда приходило слово «безукоризненность». Оно было в состоянии одежды, прически, выбритом с маниакальной тщательностью подбородке, оно сверкало на идеально чистых стеклах серебряного пенсне… и лишь бледно-зеленые глаза убийцы наталкивали на мысль о слове «резня».

И сам не представляю, каким образом «главный уборщик» Императорского дворца оказался занят на нынешней должности, но именно Варзов передавал волю Императора относительно помилований во всех судебных заседаниях, которые я вел.

– Его императорское величество не желает вмешиваться в ход процесса, тан Великий Дознаватель, – объявил Антонис.

– Благодарю.

Он немедленно удалился из зала, поскольку выполнил все свои обязанности.

– Таким образом, приговор вынесен и обжалованию не подлежит! – Я поднялся с кресла, с блаженством чувствуя, как растягиваются затекшие мышцы, взял с подставки свою трость. – Этих троих немедленно клеймить и отправить в Настронг, ее – в госпиталь. Осужденного на смерть отвести в комнату ожидания на последнюю трапезу. Казнь будет проходить на Белом диске, и пострадавшие имеют право на места в первом ряду. На этом все, суд окончен.

Я спустился с судейской ложи, вышел через левую боковую дверь в перипетию дворцовых коридоров и вскоре достиг сравнительно небольшого и почти пустого зала, где меня ждала Себастина.

– Желаете отдохнуть, хозяин?

– Я не устал, утомлен, но не устал.

Себастина, самая лучшая, самая незаменимая, идеальная горничная, следующая за мной по жизни почти столько же, сколько я себя помню. Как обычно, в строгом черно-белом платье, соответствующем ее официальной должности, и чепце, белевшем над длинной челкой.

Она понимающе кивнула и подкатила к обеденному столу сервировочный столик. Я присел напротив дверей, а спустя десять минут ташшары ввели в зал и усадили за стол Лайотрадо эл’Шимара.

– Раскуйте его и идите. Себастина, приступай.

Себастина, получив знак, начала сервировать стол перед приговоренным. Моя горничная разложила перед ним серебряные столовые принадлежности, салфетки, выставила хрустальный штоф с картонесским вином пятилетней выдержки и серебряное блюдо, накрытое крышкой. Эл’Шимар расслабленно постукивал пальцами по подлокотникам.

– Себастина, если наш гость начнет глупить, оторви ему ухо.

– Левое или правое, хозяин?

– На твой выбор.

– Буду действовать по обстоятельствам.

Она подняла с блюда крышку.

– Телятина. Увы, наши повара не нашли в себе сил, чтобы удовлетворить самые эзотерические ваши вкусы, хотя работники морга были готовы проявить понимание, – произнес я.

– Придется довольствоваться тем, что есть, – горько вздохнул он.

Себастина наполнила бокал вином, эл’Шимар пригубил.

– Сойдет.

Он спокойно наслаждался приемом пищи, которую ему уже не предстояло переварить, преступник знал, что умрет, и не питал ложных надежд. Большинство людей на его месте находилось бы в состоянии, близком к истерике, я много раз видел такое – внезапный приход полного осознания своей смертности и ужас перед скорым воплощением этого осознания. Но как тэнкрис эл’Шимар был обязан держаться достойно.

– Знаете, эл’Мориа, когда я еще только-только осваивался в Старкраре, мне очень хотелось разузнать о вас больше. Было интересно, каким вы были без маски, но не нашел ни единого изображения.

– Именно на такой случай я и вымарал память о своем лице из всех анналов истории.

– Но мне все еще любопытно. Что вы прячете?

– Несколько шрамов, и только.

– Поговаривают, что под этой маской работа Кожевника. Любопытный был малый! Мы в колониях увлеченно следили за событиями в Старкраре той зимой.

– Знаю. На фоне тех событий выросли сепаратистские настроения.

– И вы устроили карательную операцию, как только разобрались с малдизцами в Танда-Тлуне. Я помню бомбардировки и десант, быстрые и жестокие операции, показательные казни, устрашение. А еще – грохочущее имя Имперры, доселе никому не известное. Мое вам почтение!

– Благодарю.

Эл’Шимар отправил в рот кусочек изысканной телятины, после чего запил вином и отложил столовые принадлежности.

– Учитывая положение смертника, могу ли я попросить вас об одной мелочи?

– Желаете закурить?

– Нет-нет! – деликатно засмеялся он. – Курение вредит здоровью, знаете ли!

Остроумец, черт его дери.

– Хотелось бы взглянуть в лицо своему палачу. Признаюсь, уродство всегда вызывало во мне чувство восхищения!

– Вы разочаруетесь.

Скинув капюшон, я отнял маску от лица. Будучи магическим артефактом, эта серебряная маска просто липла к моей плоти так прочно, что удалить ее против моей воли можно было лишь вместе с самим лицом и частью лицевых костей. Предосторожность на всякий случай.

Я уложил маску на стол и достал из внутреннего кармана плаща футляр нержавеющей стали с одноразовыми салфетками, пропитанными гигиеническим раствором. Несмотря на все достоинства маски, нагреваясь, она заставляла лицо потеть.

– Да… эти шрамы… эти узоры, конечно, красивы, но я представлял нечто более… более…

– Оплавленную плоть и обугленные кости?

– С языка сорвали! А вот глаза – да! Я просто чувствую, будто смотрю в глаза демону Темноты! Это будоражит!

Я подавил презрительную усмешку. Этот фигляр не имел ни малейшего понятия о том, что испытываешь, заглядывая в глаза настоящим демонам Темноты.

– На меня работает один человек по имени Конрад Кирхе. Он тоже вынужден носить маску, хотя и не стесняется своей внешности. Думаю, вид его лица привел бы вас в небольшой экстаз.

– Правда? А его можно пригласить?

– Видите ли, я слишком высоко ценю и сильно уважаю этого человека, чтобы дергать его по всяким пустякам.

Лайотрадо эл’Шимар покрутил в пальцах бокал.

– Уважаете и цените… человека. Хм. Вы действительно очень носитесь с этими облысевшими гиббонами. У нас в колониях общение с рабом без кнута в руке считается чуть ли не панибратством, а тут[3]3
  Запрет на работорговлю безупречно действует только в метрополии Мескийской империи.


[Закрыть]… Даже не верится, что мне придется умереть из-за них.

– Вы умрете не из-за низкорожденных. Вы умрете из-за того, что нарушили имперский закон.

– Хм. Вот как? Просто мне казалось, что вы эдакий зверолюб, приютивший под своим крылом всех этих недолговечных пустоголовых существ. Ведь это вы быстро пресекаете любые намеки на межвидовую рознь, где бы они ни возникали.

– Воинствующий видист в многовидовом государстве – это первый враг сего государства.

– А вы не видист?

– Я – не воинствующий.

– Понятно. Неофициальный лозунг: «Мы, конечно, выше всех, но сила – все-таки в единстве»…

– Буду с вами откровенен. – Слегка подавшись вперед, я бросил на стол скомканную салфетку, которую Себастина немедленно прибрала. – Дело не в жизнях, которые вы прекратили, и не в судьбах, которые вы искалечили. Низкорожденных много, плодятся они быстро, и большого ущерба популяции нанесено не было. Ваше поведение бросило тень на весь наш вид, что прискорбно и оскорбительно, но я осудил вас даже не за это. Я намереваюсь казнить вас за то, что вы посягнули на права подданных, гарантом которых является Император. В моих глазах вы не более чем шелудивый пес, посмевший задрать лапу посреди храма. Я вас удавлю и повешу при входе на обозрение остальным шелудивым псам, чтобы уже они не смели совать свои мерзкие морды в мой храм.

– А остальные шелудивые псы – это тэнкрисы?

– В этом случае – да.

– А ваш храм?

– Меския – мой храм. И я соблюду его чистоту к вящей славе Императора. – Я поднялся, надел маску и накинул капюшон. – Пора!

Вошли ташшары и быстро заковали приговоренного в цепи. Следуя за мной, они провели его по узким пустым коридорам, которые десятками обвивали широкие, заполненные народом галереи и залы рабочей части дворца. От главного входа через парк, окружавший императорскую резиденцию, к внешним вратам нас доставил стимер. Площадь перед вратами уже была полна народу. К нужному месту мы прошли пешком под крики беснующихся подданных, изрыгавших проклятия на голову того, кого еще недавно они так боялись. Благо нас защищали солдаты, иначе приговоренный не дожил бы до казни.

Я провел Лайотрадо эл’Шимара к Белому диску. Издревле на нем происходили казни тэнкрисов, признанных государственными преступниками. Ташшары продели цепи сквозь кольца, торчащие из камня, и натянули их, заставляя Лайотрадо эл’Шимара опуститься на колени. Стоявшие кругом солдаты Имперры выставили напоказ заряженные карабины, тем самым делая немое предупреждение горячим головам, а я чувствовал нараставший накал эмоций.

Двое чародеев из ИПЧ[4]4
  Институт предметного чародейства. Отпочковавшаяся от Корпуса государственных магов кафедра, получившая статус отдельного учебно-исследовательского учреждения. В отличие от Корпуса, в котором всегда имелся уклон на воспитание боевых магов, ИПЧ занимается развитием и обучением магов сугубо мирных профессий, например, обслуживающих технику с магическими элементами конструкции.


[Закрыть] аккуратно устанавливали внутрь синематеха сиреневый кристалл ромбовидной формы. Они соблюдали осторожность, работали в перчатках, чтобы не повредить и не запачкать артефакт – носитель информации – кристаллы были крайне хрупки и капризны в эксплуатации. Корпус синематеха закрылся, и чародеи направили объектив на меня, пришел в движение боковой рычаг, пошла запись.

– Лайотрадо эл’Шимар признан виновным в многочисленных преступлениях против народа Мескийской империи и приговорен к смерти через угрызения совести! Приговор будет приведен в исполнение немедленно! Палачом выступает Бриан эл’Мориа, Великий Дознаватель Мескийской империи! – провозгласил один из пяти Жнецов, стоявших рядом с Белым диском.

– Последнее слово? – спросил я.

– Я невиновен! – выкрикнул приговоренный и издевательски расхохотался. – Вы взяли не того!

Я передал трость ближайшему агенту и приступил к эл’Шимару, положил одну руку на его темя, вторую – на шею, нащупал пульс. Прежде мой Голос позволял чувствовать и видеть эмоции живых существ, но после приобретения благодати Императоров он усилился стократно. Теперь я мог внушать эмоции на расстоянии, но по привычке устанавливал физический контакт.

Мой Голос проник внутрь эл’Шимара, и я внедрил в него чужеродные эмоции. Все то время, что его судили, преступник не выказал никаких признаков раскаяния, буянил и смеялся, глядя в лица тем, кому причинил боль. Это животное не могло и не желало раскаиваться. Я заставил его.

Все началось как легкая дрожь озноба, выступил пот, затем его серебряные глаза стали метаться, а на наглом благородном лице проявились морщинки, отражавшие мысли, внезапно появившиеся в больном мозгу. Казнимого начала бить крупная дрожь, такая, что он не мог даже сжать кулаки; из окривевшей трещины, в которую превратился рот, потекли бессвязные звуки, скулеж, стоны. Он начинал осознавать. Я подкрепил свое воздействие сгустком всего того, что жгло души страдальцев, попавших в его руки, и тех, кто любил их. Матерей и отцов, лишившихся дочерей. Мужей, потерявших жен. Братьев, потерявших сестер. Детей, лишенных матерей.