Текст книги "Дети Силаны. Натянутая паутина. Том 1"

– Нет. Хм, насколько я помню, скоро должно начаться занятие по баллистрадуму у молодняка?

– Да, хозяин.

– Пойдем, поглядим.

Я создавал Имперру с пониманием того, что идеальных агентов для нее мне придется взращивать самостоятельно. Можно найти и натаскать талантливых индивидов вроде Конрада Кирхе, Николетты Инрекфельце или Адольфа Дорэ, но чтобы Имперра была совершенна, будущих агентов-дознавателей и солдат следовало воспитывать с отрочества.

По всей стране было куплено либо построено множество сиротских приютов и детских домов, в которых помимо рядового персонала служили выборщики Имперры, выбиравшие из тысяч детей тех, у кого был потенциал для несения службы. Этих избранных свозили в Старкрар, под обширные своды дворца Схоллум Имперрус, где учителя, наставники, тренеры и инструкторы ковали из полученного сырья будущих Жнецов. Прошло четырнадцать лет, а первый выпуск все еще не был готов, но всего через полтора года новое поколение наденет маски и получит инсигнии.

Схоллум Имперрус находилась в самом престижном районе столицы, под нее был отдан Вишневый Сад – роскошный дворец моей двоюродной бабки, который я получил в наследство. Теперь он служил школой-лицеем военного типа, где одновременно учились и тренировались сотни молодых людей, авиаков, люпсов, найтири, хешебийцев и других носителей разума. Обширные парковые угодья, окружавшие Вишневый Сад, обзавелись высокой стеной и превратились в военные полигоны, полосы препятствий, спортивные площадки, гаражи и тиры. Периметр защищали солдаты подразделения «Жернова», военные собаки, пулеметчики на башнях и боевые маги.

Я шел по пустым коридорам – учебный день был в разгаре. Голос лектора, доносившийся из-за неплотно прикрытой двери аудитории, заставил меня остановиться. Проходило занятие по теории допроса, параграф 36: «Поведение в плену врага; перенесение пыток малой и средней тяжести; противостояние психологическому давлению».

– …Запомните, кадеты, самой природой тела большинства из вас не предназначены для длительного перенесения боли. Какими бы стойкими вы ни были, рано или поздно пытка заставит вас выдать врагу секретную информацию. На этот случай обязательно иметь при себе ампулу с быстродействующим ядом, дабы не позволить захватить себя в плен.

Я плотнее прикрыл дверь и двинулся дальше, оставив лектора продолжать обучение восьмилеток. Стоило поспешить: занятия по стрельбе, наверное, уже шли.

Когда Гремящий Никола предоставил мне первые наброски теории нового стиля ведения стрелкового боя, я сначала искренне озадачился. Позже, совмещая прочитанную теорию с наблюдением за практикой, я постепенно понял, что стрельба из револьвера уже никогда не будет для меня тем, чем была прежде. Николетта Инрекфельце утверждала, что если знать несколько базовых правил, которые она изложила в своей работе, а также пройти полный курс медитативных и физиологических тренировок, призванных помочь обострению рефлексов и органов чувств, то можно довести эффективность стрельбы до ста процентов, а в случае особой одаренности ученика – и до ста двадцати. Звучало нелепо с точки зрения математики, но стоило увидеть, как она управлялась с парными пфальцерами, чтобы понять – это не просто стрельба, а боевое искусство.

Площадка для тренировок по баллистрадуму была одной из самых высокотехнологичных в ведении школы. Она напоминала огромную грядку с «росшими» на ней металлическими полусферами. Когда я подходил, Николетта стояла у одной из этих полусфер, а перед ней выстроилась уставными шеренгами группа учеников.

– А когда нам дадут пистолеты? – раздался тонкий голосок умильной девчушки со стянутыми в хвост золотистыми волосами.

Несколько мальчишек поддержали этот вопрос.

– Потом! Сначала я научу вас…

– А как же мишени? Где мишени?

– Эй, все по порядку! Значит…

– А вы можете попасть белке в глаз со ста шагов?

– Я не стреляю по белкам, но это не так сложно…

– А правда, что…

– Кадеты.

Малыши повернули головы, раздались испуганные вздохи, а потом прозвучало громкое:

– Hiell Imperador![24]24
  Слава Императору! (тэнкр.)


[Закрыть]

– Alle hiell Imperium![25]25
  Великая слава империи! (тэнкр.)


[Закрыть] Дети, слушайтесь наставника. Будьте терпеливы! Пока что вам никто не даст пистолетов и не позволит стрелять, потому что вы слишком маленькие и еще не освоили как следует стилетов! Ну-ка, кто ответит мне, чего нельзя делать со стилетами?

– Бегать с ними!

– Тыкать в друзей!

– Терять!

– Правильно, дети! Стилеты нужно прятать в рукаве, будьте осторожны, потому что они очень острые, резать ими нельзя, но в будущем, если рядом окажется враг Мескии, вы сможете отлично его уколоть! Кто скажет, куда правильнее всего направлять удар стилета?

– В глаз!

– В горло!

– В ухо!

– В живот!

– В бедренную артерию, – пискнула златокудрая девочка, – или в пах!

– Молодцы! А теперь смирно!

Дети немедленно подчинились, окаменели, став молчаливыми статуями.

– Спасибо, мой тан, – поблагодарила Николетта, подойдя ближе.

Не слишком высокая, но и не коротышка, худощавая и почти плоская. В ней с трудом угадывалась женщина, а не остроносый стриженный коротко паренек-подросток с пшеничными волосами. Это впечатление дополнял висевший на узких плечах артиллерийский китель, потертый, выцветший, с тусклыми пуговицами и кривовато пришитым на плече шевроном 37-го артиллерийского полка Пятой армии. У Николетты был острый подбородок и широкие скулы, а еще глаза! Два огромных блюдца, обрамленные густыми ресницами, глядели на меня с преданностью. Она родилась с полной гетерохромией, отчего один глаз был небесно-голубым, а второй изумрудно-зеленым. Полноту картине придавала частая россыпь веснушек на скулах и переносице и небольшой скол на одном из передних резцов.

– У меня нет преподавательского таланта, – сказала она со вздохом. – Детям не терпится начать стрелять. Может, покажете, чего можно добиться, если слушаться учителя? Вы же мой лучший ученик.

У нее всегда было при себе оружие, под мешковатым кителем ждали своего часа шесть пфальцеров. Два из них немедленно оказались в моих руках, и я понял, что отвертеться не выйдет. Странно было чувствовать, что меня поставили перед фактом.

Я вошел в одну из полусфер и встал посредине круглой площадки диаметром всего-навсего тридцать метров. Поначалу новичков обучали попадать на сверхмалом расстоянии, а поднабравшись опыта, они выезжали на полевые занятия.

– Двадцать выстрелов! – донесся снаружи приглушенный голос. – Вслепую! Я запускаю машину!

Инженеры месяцами проектировали паровой механизм, который стоял под каждой полусферой, потакая всем требованиям Николетты. Струи пара вышвыривали из дыр в полу ажурные металлические шарики с бубенчиками внутри. Бубенчики звенели – ученик разворачивался и стрелял на слух.

Руки разведены, два выстрела, разворот, руки сведены, два выстрела, правая рука изгибается под углом в двадцать градусов, выстрел, левая направляет пистолет за спину, выстрел, вторая, третья, четвертая смены позы, я стреляю и представляю, как ухожу от вражеских пуль, что, в принципе, необязательно. С шариками было трудно, они не испытывали эмоций, глаза оставались закрыты, а я стрелял и менял позиции до тех пор, пока не израсходовал боезапас. Под ногами валялись мелкие обломки мишеней и стреляные гильзы, влажность и температура немного поднялись, но это пройдет, как только откроют вентиляционную отдушину.

– Семнадцать из двадцати.

Три целых шарика лежали на полу, три пули ушли в губчатую массу, покрывавшую стенки купола, а ученики стояли у узкой полоски непробиваемого алхимического стекла. Я выбрался наружу.

– Ты сделала бы двадцать из двадцати, Николетта.

– Так точно, мой тан!

– Вот поэтому ты учитель, а я все еще ученик. Завтра я вылетаю в Арбализею, а тебя ждут в Гастельхове-на-Орме. Все готово к началу проекта «Триумвират». Не подведи меня.

– Ни в коем случае, мой тан!

Себастина обождала, пока мы с ней достаточно отдалимся от группы учеников, и едва слышно прошептала на ухо:

– Мне только что сообщили, хозяин, его привезли.

Библиотека Вишневого Сада была небольшой, но прекрасно декорированной. Помимо бесценных экземпляров магических и философских трудов за хрустальными дверцами шкафов покоились антикварные инструменты древних астрономов, чародеев, врачей. На дальней стене висела карта ойкумены – все, что мы смогли открыть за тысячи лет путешествий и исследований. Дальше только воды, которым мы так и не дали имен, и расстояния, на которые не летал ни один дирижабль и не ходило ни одно судно. Пока что.

– Здоровенная такая люстра.

– Горный хрусталь из шахт Кель-Талеша, – ответил я и сел за длинный дубовый стол рядом с человеком.

– Я захотел немного пожрать, и мне притащили прямо сюда. Вроде как жрать в библиотеках не принято, но если что, я потом доем.

– Нет-нет, приятного аппетита.

Он откусил большой кусок хлеба, и крошки разлетелись вокруг тарелки с тушеным мясом.

– Рад, что вы живы и здоровы, – сказал я.

– Как вы, – он выпил пива из большой кружки, – нашли меня?

– Случайность. Вас приметил агент, выполнявший задание. Приметил и не смог забыть. Его можно понять. Потом он санкционировал историческое исследование, сопоставил все возможные варианты, отрапортовал в штаб, и мы пришли к единственному верному выводу.

– Быстрые вы, хитрые.

– Опыт и практика. Признаюсь, мы крайне удивились тому, что вы еще живы и относительно хорошо сохранились. А еще никто не ожидал увидеть такого человека с помелом в руках. Дворник? Серьезно? Это лучшее, что вы смогли найти?

– А что? Подумал, что поработать над чистотой и порядком вокруг не повредит. К тому же типу вроде меня нелегко спрятаться, а на дворников никто обычно не смотрит.

– Это верно.

Я еще раз оглядел его и подумал, что, если бы не знал точно, что передо мной… человек, решил бы, что он мангуда. Мне приходилось встречать представителей этого редкого вида, и должен сказать, невероятные размеры и мощь собеседника ввергали в смущение.

– Так чего вам надо от меня?

– Мы хотим вернуть ваши таланты на службу империи. Негласно пока что. Все же Меския считает вас давно умершим.

– Хм…

– Вы против?

– Да как сказать! Я хотел устроить себе спокойную старость, пенсию, но теперь, раз уж вы меня поймали, отлынивать не получится.

– К тому же смерть – не повод нарушать присягу. Ваши слова, верно?

– Глупость ляпнул, сознаюсь, – хмуро ответил мой собеседник, отодвинув тарелку.

– А вот мне они в душу запали.

Он залпом допил пиво, вытер рот рукавом древнего, латанного во многих местах сюртука и запустил пальцы в седую нечесаную бороду.

– Так чего надо-то?

По моему знаку Себастина молниеносно прибрала с читального стола, а затем положила перед гигантом две папки с грифами «совершенно секретно». Одна именовалась «Золар Ауперкаль»[26]26
  «Зенит славы» (тэнкр.).


[Закрыть], а другая – «Вклад в будущее». Заскорузлые пальцы ловко принялись перелистывать страницы. Прикрыв одно веко, гигант читал… нет, не читал, просто просматривал. Судя по тому, что о нем писали когда-то, этот человек обладал совершенной зрительной памятью: увидев что-то, он запоминал каждую деталь в мгновение ока, в том числе и страницы с сотнями письменных знаков.

– Так, – тяжело выдохнул он, закрыв вторую папку. – Скажи мне, красноглазик, выражение вроде «имя, проклятое в веках» тебе знакомо?

– Вроде слышал прежде. Кажется, так отзывались о Кафаэрисе.

– Тогда какого черта вы с Императором затеяли?!

– Это не мы. Это мир и Меския.

– Что?

– Мир меняется, – сказал я спокойно. – Он менялся и раньше, поменяется и в будущем. Если Меския хочет оставаться доминирующей силой в этом мире, она тоже должна измениться, сохранив свою основу. Подобные коленца наша родина в прошлом откалывала регулярно, и путями мудрых предков придется пройти нам. Я отправляюсь в Арбализею, на Всемирную выставку, и там попытаюсь повлиять на стороны грядущего конфликта. Запах войны витает в воздухе.

– Мне можешь не говорить, – проворчал он.

– Вот-вот. Я почти уверен, что война начнется, но я все же отправляюсь в Арбализею и буду делать все возможное, чтобы исполнить свой долг. Арбализейцы надеются на протекцию Мескии, а Винтеррейк жаждет опробовать свои силы вновь, взять реванш за прошлое поражение. За Вильгельмом стоит почти весь Север, а за Арбализеей только мы, – сказал я, – и если разразится война, даже Мескии придется тяжело. Поэтому нам грех бездействовать сейчас, пока мечи еще в ножнах.

– Понятно. И все же, – он похлопал по папкам, – если это предадут огласке, вы станете позором и бесчестием страны.

– Смерти или позора я не боюсь. Я боюсь не исполнить своего долга. Вы с нами?

Он хмыкнул, сцепил ладони на животе и откинулся на спинку жалобно скрипнувшего стула.

– Не с вами, а с Мескией. В конце концов, без меня ей придется тяжелее, а я все еще люблю империю.

– Рад, что не ошибся на ваш счет. Под строжайшей тайной вы будете доставлены в Гастельхов-на-Орме, где сможете следить за завершением проекта «Золар Ауперкаль», там будет располагаться ваша временная резиденция. Пожалуйста, не покидайте город до особого распоряжения, о вас не должны узнать раньше времени.

Я поднялся, надел маску и принял из рук Себастины плащ. Моя горничная взяла папки и бросила их в камин, после чего как следует поработала кочергой, чтобы раззадорить огонь. Ни один фрагмент засекреченных документов не должен был уцелеть.

– И все-таки вы, тэнкрисы, жуткие твари, – сказал он мне, улыбаясь как-то сонно, с прищуром. – Вам совсем не жаль чужих судеб?

– Лишь судьба Мескии имеет значение. К тому же наша кровь течет и в ваших жилах, и за время своей службы империи вы не раз доказывали, что жестокость и абсолютная уверенность в своей правоте – это эффективные инструменты победы.

Мерно гудела система ЯСД, изредка взрыкивала душа «Голода». Мастер Шисс успокоил ее, и теперь душа дремала, «ворочаясь» во сне.

В конференц-зале собралась тесная компания высших чинов Имперры, не просто подчиненных, а соратников, которых я нашел, объединил и которых не смог бы заменить ввиду их идеального соответствия занимаемым должностям. По левую руку от меня сидели Конрад Кирхе и Адольф Дорэ; места справа заняли удаленной трансляцией миража[27]27
  В терминологии магов – нематериальный оптический образ, сплетенный с помощью заклинания для осуществления дальней связи.


[Закрыть] Герберт Ивасама, оставшийся в Паутине, и Горе Ультвельт. За прошедшие два часа в обстановке строжайшей приватности мы обсудили многое, прошлись по общему плану, повторили некоторые детали. Остальное время Кирхе и Ивасама пытались убедить меня, что Великому Дознавателю негоже самому выходить на полевую работу, – мало, что ли, хороших Жнецов в отделе внешней разведки? Я прибег к аргументу спесивого тана: «Если есть оперативник более опытный, чем я, назови его имя».

– Ну вот, его лордство задрали нос и никого слушать не желают! Любые аргументы бесполезны! – раздраженно хмыкнул Герберт, после чего достал из кармана пудреницу с зеркальцем и стал пристально инспектировать наличие новых морщинок.

Я знал его много лет, еще по службе в Ночной Страже. Когда старый Паук[28]28
  Негласный титул главы Ночной Стражи – организации, исполнявшей в Мескии функции контрразведки. Ночная Стража была расформирована в начале двадцатого века и заменена на Имперру.


[Закрыть] Тарзин эл’Реко сложил с себя полномочия и новым Пауком стал я, Ивасама был среди тех, кто подал в отставку. Ничего удивительного, многие служили в Ночной Страже, исключительно следуя убеждениям личной верности. Та организация была не просто ведомством, она была сплоченным кланом единомышленников, объединенных вокруг непререкаемого лидера. Когда я создал Имперру и стал искать опытного агента, который смог бы замещать меня по части администрации, старик эл’Реко посоветовал найти и предложить работу Ивасаме. Я согласился и не прогадал.

Недавно Герберту исполнилось сорок пять, но юбилей он не праздновал и вообще не любил напоминаний о возрасте, хотя дать ему больше тридцати пяти никто бы не осмелился. Он был высок, крепко сложен и всегда тщательно следил за своим внешним видом, начиная с маникюра и заканчивая гардеробом. Герберт имел привычку бриться пять раз на дню, обесцвечивал волосы, носил серебряную серьгу с рубином в правом ухе, а по своему дому передвигался исключительно нагишом. Он любил искусство, дорогие вещи, роскошные стимеры, жизнь на широкую ногу и мужчин с чувственными губами, а еще он был одаренным шпионом, отменным руководителем и неплохим убийцей.

– Итак, план утвержден, мы прибудем в Арадон через семь часов, и тогда все начнется. После открытия выставки нам придется играть осторожнее, Герберт, на тебя лягут все обязанности Великого Дознавателя в мое отсутствие, связь будем держать через ташшаров.

– Фу! Ненавижу этих тварей!

– Мы вас тоже очень любим, – раздался бесцветный шепот откуда-то из-за спины Ивасамы, и он вздрогнул.

– Дорэ, Ультвельт и вы, генерал, я надеюсь провести операцию, как можно дольше не прибегая к помощи ваших солдат, однако не я обычно формирую реальность, а она гнет меня. Основные наши силы будут расположены в Форт-Ваймсе и на территории мескийского посольства.

– Мы будем готовы в любой миг, мой тан, – ответил Кирхе.

– Все пройдет как по маслу, шеф, – протянул Адольф, не отрываясь от своего занятия – он медленно водил точильным камнем по клинку огромного охотничьего ножа.

Люпс кивнул, соглашаясь с человеком.

– Всем спасибо, до подлета к Арадону все свободны.

Остаток времени от пути я провел сидя на капитанском мостике, с которого открывался чудесный вид на землю.

Арбализея – страна большая, красивая и чертовски жаркая. На ее груди нашлось место и горам, и долинам, и пастбищам, и степям. Зеленые земли располагались ближе к морю, там, где дул освежающий морской ветер, а жара была еще не так беспощадна, как в южных и центральных областях. Королевство делилось на тринадцать комарок, главной из которых являлась комарка Арадон, названная в честь столицы королевства.

Город стоял на побережье Дароклова залива вот уже две с половиной тысячи лет. Его основали тэнкрисы, они же и правили все это время, передавая корону от одного члена династии эл’Азарисов к другому. Нынешний король Солермо сидел на троне уже четверть века. Он был молод по нашим меркам, энергичен и считался просвещенным монархом. Подобно Императору, Солермо подарил своему народу парламент, а также начал проводить политику реформ, дающих младшим видам больше прав, вместе с тем отменяя старые дискриминационные законы. Именно Солермо попросил Императора о дозволении провести Всемирную выставку в Арадоне, хотя фаворитом в гонке за это право был Сквагов.

Арбализейское королевство всегда поддерживало теплые отношения с Мескийской империей, пользуясь ее протекцией во многих политических вопросах, а также ее финансовыми траншами и льготами на закупку оружия. Трудно назвать второе государство в мире, которое было бы так же близко Мескии. В столицу этой державы мы и держали путь.

Броню «Вечного голода» выкрасили в черный цвет. Довольно сомнительное решение с военной точки зрения – днем он становился прекрасной мишенью даже на фоне грозовых туч, а ночью его туша заслоняла слишком много звезд, так что даже самый неопытный зенитчик мог блеснуть внимательностью. Когда дирижабль шел над Арбализеей, проявилось еще одно неудобство черного цвета: он впитывал солнечное тепло заметно лучше любого другого.

Под днищем прополз Форт-Ваймс, временная база мескийских броневойск в Арбализее, призванная обеспечивать спокойствие во время проведения выставки. В Дарокловом заливе в это же время стояла эскадра, собранная из кораблей нескольких государств.

Арадон немного уступал Старкрару в размерах и возрасте… хотя сравнивать две эти столицы было некорректно, они просто слишком сильно разнились во всем и вся. Мой возлюбленный Старкрар был древен и мудр, история творилась на его холодных улицах, и промозглые северные ветра следили за ней, витая среди башен соборов и дворцов. Арадон же был юн и горяч, он дышал соленым бризом и пил тепло раскаленного солнечного диска, его извилистые улочки бежали к морю каменными ручейками, обрамленные берегами из белых стен и коричнево-оранжевых черепичных крыш. Арадон любил сонливую послеобеденную сиесту и танцы на освещенных огнями ночных улицах, слушал переливчатое пение цыганских скрипок и бубнов, бандурийных струн, треск кастаньет и маракасов вокруг стен Портового города. Арадон был другим, и его иной дух витал в пряном душном воздухе, который, казалось, можно было пить как настоявшийся на травах орухо.

Панорама столицы впечатляла.

Королевский дворец горделиво выпячивал свою изысканную воинственность, угнездившись на исполинском треугольном утесе, врезавшемся в море. У его врат лежала площадь Святой Луны, а от нее с севера на юг шел прямой как копье проспект Гигантов. Главная улица Арадона делила пополам парк Последнего Праведника, который был обновлен и расширен ради проведения выставки. Высокими стенами отгородился от остального Арадона Портовый город, самый большой порт и рынок морепродуктов в этой части мира. Еще более высокие белые стены очерчивали громадный полумесяц, внутри которого зиждилась основа Зильбетантистской Церкви – священный град Фатикурей. У моря восточнее порта раскинулся район богачей Арена-Дорада.

Еще у Арадона были великолепные ботанические сады, самый современный и большой в мире аэровокзал, прекрасные маяки, а залив Луиса Кардеса защищала мощная морская крепость, в которой базировалась эскадра охранного флота. На окраинном востоке и западе столицы лежали кварталы бедноты, а также видовых меньшинств: Чердачок, Рыжие Хвосты, Карилья, Островное королевство.

Однако несомненно самой знаменитой достопримечательностью этого города были борумм – живые дремлющие утесы, торчавшие из моря невдалеке от берега.

Диспетчерская указала швартовочную башню и курс следования к ней. «Вечный голод» вплыл в воздушное пространство аэровокзала, как кашалот в нерестилище морского тунца. Блестящие сигары лакуссеров и изящных яхт торопились убраться с дороги.

Аэровокзал имел форму распустившегося бутона с четырьмя широкими кремово-белыми лепестками, из которых росли изящные швартовочные башни. В сердцевине этого бутона сверкал стеклянный купол, под которым находился главный зал ожидания, билетные кассы, несколько ресторанов, десятки лотков, магазинчиков, уютных кафе.

Дирижабль пришвартовался к башне, и, пропустив вперед охранников из числа бойцов Кирхе, мы покинули борт. Под звуки хихиканья моей горничной лифт доставил мескийскую делегацию к подножию башни, где ждала встречавшая делегация арбализейских танов. Министры, промышленники, военные.

Пока происходил обмен церемониальными приветствиями, с дирижабля спустили «Керамбит», которым планировалось дополнить мой охранный кортеж, а на неозвученный вопрос встречавших я ответил соответственно – молчанием, будто ничего не заметил. Не дождавшись никаких комментариев, арбализейцы решили вернуться к запланированному сценарию, и вскоре мы уже ехали в салоне роскошного «Camilla Regina».

Если заезжать с юга, проспект Гигантов начинался на огромной площади Луиса. Это неказистое, казалось бы, имя площадь получила в честь народного героя Арбализеи адмирала Луиса Кардеса, чьим именем также был назван залив. На ней даже стоял бронзовый памятник адмиралу. Хотя и не ему одному. На постаменте отважный адмирал Кардес пожимал руку другому великому военному – грандмаршалу Мескийской империи Солнечному Лорду Махарию Стузиану Необоримому. Правда… с габаритами скульптор ошибся. Или же не ошибся, а просто не стал акцентировать внимание на том, что Стузиан был головы эдак на две с половиной выше Кардеса.

Несмотря на необъятную ширину проспекта Гигантов, для стимеров на нем отводилось места не больше, чем на любой другой современной дороге. Все остальное пространство использовали велосипедисты, пешеходы и конный транспорт, коего в Арбализее было не в пример больше, чем парового. На этой улице любили проводить парады-маскарады и красочные сезонные фестивали для гостей Арадона.

Проспект обрывался перед границей парка Последнего Праведника, который в скором времени примет в своих новых павильонах экспозиции стран-участниц. В качестве исключения мы могли не огибать закрытый парк, а проехать насквозь, чтобы преодолеть и вторую часть пути до площади Святой Луны.

Я уже упоминал, что обитель арбализейских королей строили как жилище воинов – крепость. При этом оно не могло не отвечать природной тяге тэнкрисов к красоте: дворцовый комплекс сверкал розовым мрамором и перламутром куполов, тонкие острые шпили и ажурные балюстрады придавали ему сказочный образ, а в общем и целом дворец неуловимо напоминал прекрасную розовую морскую раковину.

Солдаты отстали от основной делегации Имперры, и на аудиенцию мы отправились сами – я и двенадцать моих болванов в масках и церемониальных плащах. Виднейшие чиновники, военные и политики приветствовали нас в тронном зале. На самом троне, охраняемом парой поистине громадных шерхарров[29]29
  Разумные существа семейства кошачьих, произошедшие от тигров, очень крупные, сильные и ловкие. В восточных странах встречаются более мелкие сородичи шерхарров, именуемые «рах-ашаасса».


[Закрыть], восседал король Солермо эл’Азарис, молодой и красивый тэнкрис, облаченный в ослепительно-белый с золотом монарший китель. Правильное вытянутое лицо обрамляла грива темно-красных, почти бордовых волос со всполохами сусального золота в некоторых прядях. На фоне удивительно смуглой кожи благородные серебряные глаза сверкали особенно ярко.

Рядом с королем находилась его сестра принцесса Луанар. Прелестное существо. Казалось, когда Силана творила этих двоих, Солермо она напитала светом солнца его родины, ну а в сестре воплотила все истинно тэнкрисские понятия о чистой красоте: она была невысока, тонка и изысканно изящна. Кожа ее, нежно-белая, отливала благородным перламутровым блеском, волосы вьющиеся, белые, спускались до ягодиц молочным водопадом, а в огромных глазах на треугольном личике сверкали серебряные отражения самой луны с яркими синими искрами. Во всем мире Луанар эл’Азарис считалась прекраснейшей женщиной из всех благородных тани, и пока что никто не смог оспорить ее права зваться таковой. Я всерьез намеревался сделать ее новой императрицей Мескии.

– Как вам Арадон, лорд-протектор? – вместо традиционного приветствия спросил король.

– Жарко, но морской ветер восхитителен, и панорама залива заставляет сердце трепетать.

– Понимаем, – ответил король, – ведь именно красота залива и шум моря привлекли основателя нашего рода к этому месту.

– В целом взбудораженная и праздничная Арбализея мне понравилась, и если бы не те причины, по которым я решил нанести визит…

– Мы понимаем, – произнес он спокойно. – Для нас почетно приветствовать вас здесь. Мы намерены дать в вашу честь прием. Надеюсь, вы успеете отдохнуть до вечера, либо же мы можем перенести мероприятие?

– Буду польщен вкусить арбализейского гостеприимства, ваше величество. – Я слегка заметно поклонился. – Полагаю, что могу рассчитывать на приватную беседу с вашим величеством?

– Всенепременно! Мы примем вас вечером.

– Благодарю.

День прошел быстро, даже несмотря на то, что я не покидал отведенных мне покоев. На страже стояли солдаты из «Жерновов», это было одним из условий моего пребывания в гостях у арбализейской короны, а прислугу заменяли мои собственные болваны, которых я выдавал за агентов.

Расположившись за столиком перед большим зеркалом, я ждал, пока Себастина разложит на нем косметику и набор для создания сценического грима. Вскоре ее ловкие пальцы уже орудовали кистью, наносившей на мой подбородок фальшивые шрамы из клея. После нескольких часов кропотливой работы два «старых шрама» были словно настоящие.

Свой черный плащ я променял на мундир особого кроя: черный китель и черные брюки, заправленные в высокие черные сапоги; на манжетах и твердом воротнике серебрилась вышивка в виде паутинных узоров; к середине груди был приколот блестящий прямоугольник инсигнии – символ высшей власти и всех тех полномочий, коими я обладал. В противовес мрачной скромности одеяния я выбрал специально привезенную старую трость, которая выглядела крайне примечательно из-за серебряного паучка на набалдашнике. В манжетах сорочки угнездились старинные отцовские запонки в форме треугольных щитов, со вставленными в них крупными кусочками янтаря.

– Вы выглядите великолепно, хозяин, – сообщила Себастина.

– Приемлемо.

– Будем закалывать волосы?

– Пожалуй.

Она достала из отдельной шкатулки заколку моей матери, тоже украшенную пауком. Это неприятное существо преследовало меня по всей жизни. Пауки жили в террариуме моего отца, Пауком звалась моя должность в Ночной Страже, паук был нанесен на гербы Имперры, не говоря уж о моей Маске. А ведь я терпеть не мог арахнидов.

Я надел второй вариант своей маски – скрывавший только верхнюю часть лица. Для этого и нужны были фальшивые шрамы: если кто-то в будущем захочет вычислить меня по особым приметам, пусть ищет изуродованное лицо.

Прием в честь мескийского посольства, по сути, являлся светским раутом, то есть танцы не подразумевались. Вместо этого в богато украшенный бальный зал по очереди прибывали высокопоставленные гости. Дорогие напитки, изысканные яства, ненавязчивая медленная музыка, сверкающее серебро, золото, горный хрусталь, потолки высотой в четыре этажа. Лакеи в красно-белых ливреях лавировали между группками гостей, разнося игристое вино из картонесской Палшани. На подносах подавались знаменитые арбализейские сигары и не менее знаменитые марки табака.

Я прохаживался по залу, приветствуя гостей, улыбаясь, раздавая комплименты дамам и тани высшего арбализейского света. Мой подбородок произвел небольшой фурор. «Знаменитые» шрамы, обезобразившие мое лицо, успели стать частью легенды, так что искусные фальшивки притягивали к себе взгляды.

– Видишь кого-нибудь интересного? – спросил я, после того как раскланялся с бенгским послом.

– Я вижу гассельцев, хозяин. Среди них тот самый, что выражал соболезнования на похоронах его величества.

Эззэ ри Гмориго.

Чулган стоял в окружении арбализейцев с бокалом палшанского в когтистой руке и, судя по его мимике и эмоциональному фону, вел светскую беседу. Также рядом с адмиралом присутствовали двое из тех, что сопровождали его на похоронах. Один из них микота – разумный антропоморфный гриб, высокий, устрашающе крепкий тип в мундире полковника сухопутных войск. Он имел тело белого цвета, безносое лицо, широкий рот и характерной формы «шляпку» на голове. Второй принадлежал к виду мукузианов и являлся разумной слизью. Мукузианы, как метаморфы, были способны придавать своим телам любые конфигурации, поэтому часто держались в антропоморфном облике для упрощения процесса общения. Одежды на мукузиане не наблюдалось, ибо в ней не было смысла.

Гриб и слизняк помалкивали, позволяя чулгану с самодовольным видом чесать языком, то и дело привставая на цыпочки и опускаясь обратно на пятки. Вскоре ри Гмориго заметил меня, но предпочел проигнорировать.

– Хозяин, я вижу великого князя Алексея Александровича. Кажется, вы положительно относитесь к нему.