Текст книги "Подвиг веры. Жития святого мученика Трифона"

Илья Литвак
Подвиг веры. Жития святого мученика Трифона

От автора

Эта книга является литературным переложением для детей жития святого мученика Трифона, который жил и пострадал в Малой Азии в III веке по Рождестве Христовом.

К жизнеописанию святого Трифона, я добавил некоторые подробности из быта того времени, а также дал имена отдельным персонажам, что, по моему мнению, должно было сделать книгу одновременно и душеполезной и интересной.

Удалось ли это? Судьями будете вы – мои маленькие читатели. И если мне это удалось, то, значит, моя цель достигнута, и я буду этому очень рад.

Глава первая

Многие годы провел Онисифор в военных лагерях римской армии. Вправлял вывихи, лечил переломы и рваные раны, полученные воинами в сражениях. А когда состарился и почувствовал, что тяготы лагерной жизни ему уже не по плечу, то ушел из армии и поселился в маленьком селении Кампса́де во Фри́гии[1]1
  Фригия – историческая область в Малой Азии.


[Закрыть], где стоял в то время его легион.

Легат[2]2
  Легат – в эпоху империи назначаемый императором командующий большим подразделением – легионом.


[Закрыть] Лактанций, почти такой же старый, как и Онисифор, ни за что не хотел отпускать его со службы.

– Ты думаешь, я забыл, как ты вернул меня к жизни, когда моя душа уже готова была отойти к теням предков?! – вопрошал Лактанций старого врача. – Я никогда не забываю сделанного мне добра. А ты подарил мне жизнь, – как же я отпущу тебя?! Если твоим старым костям стало слишком жестко спать в палатке, я пришлю тебе самые мягкие козьи шкуры. Если бобы и сыр тяжелы для твоего желудка, ты будешь получать еду с моего стола…

Так уговаривал его легат, но Онисифор лишь тихо покачивал своей седой головой.

Наконец Лактанций был вынужден уступить. Напоследок он крепко обнял Онисифора и вручил ему увесистый мешочек с золотыми монетами.

– Купи себе дом и землю, где захочешь, – сказал легат, и не желая слышать об отказе, повернулся и ушел к себе в палатку.

* * *

Онисифор купил домик на самом краю селения. Он сменил римскую тунику на парфянские штаны и рубашку, а кожаные сандалии – на легкие сапоги со шнуровкой и внешне совсем перестал отличаться от местных жителей.

На небольшом огороде возле дома он посадил семена целебных растений, которые привез с собой.

Весть о том, что в Кампсаде поселился лекарь, быстро облетела все окрестные селения. То и дело около его дома останавливалась повозка с запряженными в нее быками, затем слышался стук в дверь, и приглушенный голос умолял Онисифора отправиться в путь – туда, где его ждал очередной больной. За лечение богатые люди готовы были заплатить любые деньги, лишь бы он вернул им здоровье.

Бывали случаи, когда Онисифор, осмотрев больного, только разводил руками, не в силах чем-либо помочь, и повторял одну и ту же фразу: «Медицина здесь бессильна». Но чаще он все же брался за лечение и лечил довольно-таки успешно.

Одно только печалило Онисифора – он было очень одинок. Не было у него ни жены, ни детей, а главное – достойного ученика, которому он мог бы передать все свои знания, собранные за многие годы.

* * *

Однажды Онисифор отправился к дальним холмам, надеясь найти там заросли можжевельника. По дороге он остановился на берегу небольшого озера. Здесь между редкими могучими дубами росли невысокие сосенки. Осторожно, чтобы не повредить основной побег, Онисифор начал срезать боковые, похожие на свечки побеги с маленькими зелеными шишками.

Неподалеку паслось стадо домашних гусей. Гуси тоже были заняты делом и не обращали на него внимания. Зато маленький пастушок явно заинтересовался его работой и не сводил с Онисифора своих карих глаз.

Наконец и Онисифор заметил мальчика. Приостановившись, он взглянул на пастушка и спросил:

– Знаешь, зачем я это делаю?

– Кажется, они помогают от кашля.

Поняв, что ответ правильный, мальчик слегка покраснел.

– Как тебя зовут? – спросил Онисифор.

– Трифон.

– Трифон, – повторил лекарь. – Ты правильно ответил, Трифон. Молодые сосновые побеги действительно помогают от кашля. Кроме того их используют при лечении подагры, принимая горячие ванны. А еще из них можно сделать кашицу и лечить ею открытые раны и ожоги. И такая болезнь как цинга, а мне с ней приходилось сталкиваться во время долгих военных походов, представь себе, лечится также сосновой хвоей…

Увлекшись, он мог еще долго рассуждать о том, какие болезни лечатся сосновыми иголками, но приостановился, подумав, что его маленькому собеседнику все это может показаться скучным.

Но Трифон слушал внимательно, стараясь не пропустить ни единого слова. Так что Онисифор был приятно удивлен, но постарался пока не показывать вида.

– Неужели тебе это интересно? – спросил он.

– Да, очень.

– Ты бы хотел стать врачом?

– Я очень хочу помогать людям. Не могу смотреть, как кто-то страдает. У меня начинает болеть вот тут, – и Трифон коснулся рукой левой части груди, где билось его сердце. – И если для этого нужно стать врачом – я готов. Только кто будет учить меня?

Как долго ждал Онисифор, чтобы кто-то произнес эти слова. И вот наконец он услышал их из уст маленького мальчика, и они согрели его душу.

– Если хочешь, приходи ко мне, когда будет время, и я расскажу тебе все что знаю. А если твои родители будут не против, я буду брать тебя с собою в поездки, чтобы ты на деле увидел, как проходит лечение.

На этом они расстались. Онисифор продолжил путь, а маленький Трифон вернулся к своим гусям.

* * *

Родители Трифона были очень обрадованы, когда старый и столь уважаемый лекарь предложил взять их сына к себе в ученики. В то время эта профессия была в почете. А поскольку они были христианами, то и с точки зрения веры работа врача как нельзя лучше подходила их сыну. И теперь Трифон, как только у него появлялась свободная минутка, уже мчался на другой конец селения, где его ждал дядя Онисифор.

Со временем Онисифор начал брать мальчика в свои походы к больным. И, к своему удивлению, обнаружил, что каждый раз, когда Трифон отправлялся с ним, лечение проходило успешнее и быстрее, чем можно было ожидать.

Тогда многие врачи использовали при лечении магические обряды, в которые Онисифор не верил, считая их шарлатанством. Но тут он должен был признать, что Трифон стал для него своеобразным талисманом, и Онисифор находился в недоумении до того самого утра, когда…

Впрочем, это отдельная история, и она будет рассказана в следующей главе.

Глава вторая

В то утро первым в Кампсаде проснулся… Да, – конечно, петух. Кто же еще может первым проснуться в сельской местности и разбудить всех своим криком? И хотя эта история произошла в далекой Азии, к тому же много лет назад, но петух там кричал ничуть не хуже наших деревенских петухов, хотя и уступал им величиной и яркостью оперения.

В ответ послышалось сначала несмелое, затем все более оживленное гоготание – это проснулись домашние гуси. Скрипнула дверь загона, и мальчик с ясным лицом выпустил их на волю. Гуси вразвалку, вытягивая шеи и расправляя крылья, выбрались наружу и, благосклонно косясь на своего пастушка, заковыляли по знакомой дороге.

Вот закончились дома. Потянулись поля, засеянные ячменем. Вот справа – знакомый овражек, за ним начинается редкий дубовый лес. Дальше, вдоль леса – к небольшому озеру с прохладной водой, где можно вдоволь наплаваться после ночного сна. Только не надо останавливаться и тем более забирать в сторону от остальных, а то пастушок, хоть он и мал ростом, но уже ловко умеет управляться с длинным ивовым прутом.

И гуси честно бежали по дороге, не доставляя мальчику особых хлопот.

* * *

Трифон в свою очередь думал о том, что к нему на поляну попозже, примерно через час, должен прийти его лучший друг – Едоимка. Евдоимка был сыном сапожника, и его отец, который очень любил своего сынишку, наконец внял его уговорам и дал ему моток крепких ниток. Это было именно то, чего им не хватало.

В кустах тамариска у них был запрятан воздушный змей; Трифон и Евдоимка мастерили его потихоньку, втайне от других мальчишек. И сегодня они собирались всех удивить. Еще бы: вдруг в небе появиться настоящий воздушный змей! Он будет медленно плыть, покачиваясь под белыми облаками, и Евдоимка с Трифоном по очереди будут управлять им. Конечно потом они дадут поиграть и другим мальчишкам, но это – потом, а сначала пусть они удивятся. Особенно этот задавака Страто́ник, который все время хвастает охотничьим ножом. Вот у него сегодня точно откроется от удивления рот…

Так думал Трифон. Но время еще не пришло. Поэтому, когда гуси вдоволь наплавались и начали пощипывать траву, он присел в тени дерева и тихонько заиграл на свирели незатейливую пастушью песенку.

* * *

На другом берегу озера из-за большого каштана медленно выплыло солнце. Оно немного отдохнуло на его ветвях, а потом отправилось дальше совершать свой неспешный ход по небесному склону.

Гуси залегли в траве, некоторые из них спрятали голову под крыло и задремали. Ветер что-то тихо шептал над головой Трифона. В глубине леса пел соловей.

Но вот наконец вдалеке послышался шум шагов. Трифон обернулся, ожидая, что из-за кустов появиться Евдоимка. Правда, судя по шагам, бежал не один человек, а по крайней мере двое. «Ну вот, – подумал Трифон. – «Евдоимка кого-то взял с собой! Я же говорил ему, что сначала нужно змея опробовать, а уж потом показывать его мальчишкам. Мало ли что может случиться?..»

В этот миг верхушки кустов раздвинулись, и между ними показались две мальчишеские рожицы. Это были Стратоник и его младший брат Прошка. Трехлетний Прошка первым открыл рот и, запыхавшись от бега, успел прокричать всего несколько бессвязных слов:

– Евдоимка!.. змея!.. – Но Стратоник закрыл ему ладонью рот и деловито сообщил:

– Евдоимку змея укусила. Он тебя зовет… Попрощаться…

Всю дорогу Стратоник готовился сообщить Трифону это известие по-взрослому: серьезно и невозмутимо. Но на последних словах его нижняя губа выпятилась вперед, он весь как-то съежился и быстро отвернулся от Трифона, чтобы тот не видел, как сын охотника и обладатель настоящего охотничьего ножа плачет, словно обычный маленький мальчик.

– Последи за гусями! – крикнул ему Трифон и со всех ног бросился через кусты к дороге, ведущей в селение.

* * *

– Ах, Евдоимка, Евдоимка! – шептал Трифон, перепрыгивая через толстые корни деревьев, протянувшиеся поперек дороги. – Никогда не смотрит себе под ноги, все время падает и расшибает нос. А тут еще эта змея!..

Когда он вбежал в сад, что рос около Евдоимкиного дома, ему навстречу вышел дядя Онисифор с коробочкой, в которой он хранил свои порошки. Дядя Онисифор пропустил Трифона и с сожалением покачал ему вслед бородой, словно хотел сказать свое обычное: «Медицина здесь бессильна!».

Трифон проскользнул в дом и потихоньку подошел к маленькой деревянной кровати, на которой лежал его друг.

Над кроватью, заломив руки, скорбно стояла мать Евдоимки – тетя Хио́ния. Отец Евдоимки, дядя Ника́ндр, сидел в дальнем углу на корточках, обхватив голову руками. Их беззаботное семейное счастье в один миг было разрушено тяжким горем. Они теряли своего единственного сына, и уже никто и ничто не могло им помочь.

Трифон осторожно взял умирающего мальчика за руку. Рука была горячая, и сам Евдоимка дышал тяжело и прерывисто. Он повернул голову. На миг его глаза прояснились – он узнал Трифона.

– Трифон!.. Триша!.. – с трудом проговорил Евдоимка. – Помолись за меня, Триша… слышишь?.. Помолись… Как вчера…

Вчера… Вчера у Трифона потерялся гусь. И не просто гусь, а Ахилл – вожак стаи. Целый час они с Евдоимкой искали его повсюду и не нашли. В конце концов, окончательно потеряв надежду, Трифон остановился и от всего сердца попросил:

– Господи! Помоги нам найти Ахилла!

И что же?.. В зарослях камыша послышалось какое-то чавканье и хлюпанье, и довольный Ахилл выбрался к ним на берег. Трифон так обрадовался, что даже не стал наказывать его хворостиной.

И вот теперь Евдоимка просил, чтобы он, так же как вчера, помолился, но на этот раз – за него.

«Но ведь это – совсем другое дело! – пронеслось в голове у Трифона. – Гусь – это всего лишь гусь, пусть даже вожак стаи, а Евдоимка… Но ведь Господь – всемогущий! Для Него – что помочь найти гуся, что исцелить умирающего – легко и просто. И по сравнению с тем, что Он одним словом сотворил и небо, и землю… и вообще все вокруг…»

Тетя Хиония приблизила свое лицо к лицу Трифона. Она всматривалась в него, словно хотела проникнуть мальчику в душу и понять, правда ли то, что она о нем слышала. А говорили, что когда Трифон молился за больных – те быстро шли на поправку. Сам Трифон в это не очень верил: ведь он всего лишь маленький мальчик, и не один же он, в конце концов, за них молился! Молились и их родные, и друзья…

Но сейчас у него на глазах умирал мальчик. И этот мальчик был его лучшим другом! И он просил, чтобы Трифон…

Трифон опустился возле кровати на колени.

Можно ли описать, что происходит со святыми, когда они молятся? А ведь Трифон был действительно необычным мальчиком, и только он один из всех детей в Кампсаде, а может быть, и во всей Фригии, мог так искренно и с такой всесокрушающей верой молиться.

Он стоял на коленях рядом с Евдоимкой, а его душа легкой ласточкой улетела в невидимые небеса, в запредельную даль, прямо к престолу всемогущего Бога…

Сколько времени он молился? Может быть, минуту… А может быть, целую вечность… Ведь на «том свете» нет времени. Почти каждую ночь Трифон проводил в молитве, нисколько от этого не уставая и получая ни с чем не сравнимую радость…

Он пришел в себя оттого, что кто-то осторожно коснулся его плеча. Подняв голову, Трифон увидел тетю Хионию. Она прижала палец к губам, показывая тем самым, чтобы Трифон не шумел.

– Он спит, – тихо сказала она.

Действительно, Евдоимка спал. Он не умер – это точно, он просто спал и дышал теперь ровно и спокойно, а лицо его снова стало из молочно-белого розовым – таким, каким было всегда. Зато выражение лица тети Хионии было странным. Наверное такое лицо может быть только у человека, который пережил горе, а потом на его глазах произошло чудо, и это горе исчезло. И тогда такой человек и верит, что все кончилось благополучно, и боится радоваться, чтобы не вспугнуть счастье, которое вновь вернулось в его дом. И еще лицо тети Хионии было по-особенному светлым и умиротворенным. Словно покой и тихая радость, что переполняли сердце Трифона, коснулись и ее сердца.

– Спасибо тебе, Трифон, – также тихо сказала тетя Хиония.

А дядя Никандр ничего не сказал, только проводил Трифона до двери и сильно-сильно сжал ему на прощание руку, так что мальчик невольно вздрогнул и поморщился от боли.

* * *

День пролетел незаметно и как-то очень быстро. Перед сном Трифон не выдержал и побежал проведать Евдоимку. Он не стал стучаться в дверь, чтобы никого не потревожить, просто привстал на цыпочки и заглянул в окно. Тетя Хиония сидела, склонившись над сыном, а дядя Никандр что-то мастерил за своим рабочим столом, и успокоенный Трифон пошел домой.

А у сапожника Никандра всю ночь горел в окне свет. И наутро, когда Трифон, как обычно, погнал своих гусей по дороге мимо дома Евдоимки, ему навстречу вышел улыбающийся дядя Никандр и, поманив мальчика к себе, вручил ему прекрасно сработанные маленькие сандалии с длинными кожаными ремешками до самых колен. Ни у кого из мальчишек Кампсады не было таких сандалий – почти все они бегали просто босиком. И Трифон ни за что бы не принял от дяди Никандра такого подарка, если бы не почувствовал, что тот в случае отказа очень сильно на него обидится.

А через два дня они с совершенно здоровым Евдоимкой запустили воздушного змея. А Стратоник – тот самый, у которого был настоящий охотничий нож и который так сильно задирал поэтому свой нос, – так вот, этот Стратоник широко открыл рот и не закрывал его гораздо дольше, чем предполагал Трифон. Он глядел в открытое небо, где так победоносно парил их воздушный змей, а потом громче всех мальчишек кричал, носясь вдоль берега озера, когда Трифон с Евдоимкой разрешили ему самому с ним поиграть.

Глава третья

Весть о чудесном исцелении Евдоимки быстро облетела селение Кампсаду. Трифону очень хотелось первым рассказать о выздоровлении Евдоимки дяде Онисифору. Но в то время, когда он еще шел со своим гусиным стадом к озеру, с интересом прислушиваясь, как поскрипывают на ногах его новые сандалии, Онисифор уже спешил к дому Евдоимки, чтобы своими собственными глазами убедиться в случившемся чуде.

Он внимательно осмотрел мальчика: заставил его открыть рот и показать язык, затем, осторожно приподняв кончиками пальцев веки, долго глядел ему в глаза, и наконец осмотрев место укуса, обнаружил два маленьких розовых рубца.

– Поразительно, – пробормотал он. – Мальчик должен был умереть не позднее этой ночи. Я же не мог ошибиться!.. – а затем прибавил уже громче, обращаясь к родителям. – Он совершенно здоров.

И, не прощаясь, быстро вышел из дома.

Придя к себе, Онисифор закрылся изнутри и весь день никуда не выходил. О чем он думал – мы можем только догадываться. Многое выяснилось из его разговора с Трифоном.

* * *

Вечером Трифон пригнал гусей в деревню и сразу побежал к домику лекаря. Войдя в калитку, он осторожно прошел мимо грядок и, как всегда, дважды постучал в дверь.

Обычно дядя Онисифор сразу открывал ему. На этот раз дверь осталась закрытой, и мальчику никто не ответил. Испугавшись, что с дядей Онисифором могло что-нибудь случиться, он постучал еще раз, затем еще. Послышалось легкое пошаркивание, и дядя Онисифор как бы нехотя поинтересовался:

– Кто там?

– Это – я, дядя Онисифор.

– Кто «я»?

– Да я это, – ваш ученик!

– Нет у меня никакого ученика, иди домой, мальчик.

– Дядя Онисифор! Это я – Трифон, вы что, меня не узнали?!

Дверь тихо скрипнула, и на пороге показался дядя Онисифор.

– Чего ты хочешь, Трифон?

Дядя Онисифор всегда радовался его приходу, теперь же его лицо показалось мальчику усталым и как будто больным.

– Дядя Онисифор, вы не здоровы? А знаете, Евдоимка выздоровел!

– Знаю. Вот в этом все и дело, что он выздоровел.

– Но ведь это же – очень хорошо!

– Конечно. Даже более чем хорошо. Но теперь ты не сможешь быть моим учеником, Трифон. Понимаешь? Чему может научить тебя старый глупый лекарь, который отказался лечить человека, а ты…

Тут дядя Онисифор запнулся. Он хотел закончить фразу, но голос его пресекся. Так бывает, когда волнуешься, – словно комок подходит к горлу и не дает сказать порой самое важное. И слезы выступают на глазах в самый неподходящий момент.

Наступила неловкая пауза. Трифон тоже не знал, что ответить: слова дяди Онисифора были для него полной неожиданностью.

Так они помолчали немного. Дядя Онисифор ждал, что Трифон сможет ему что-то возразить, и Трифон наконец нашелся.

– Дядя Онисифор, помните, вы мне рассказывали о том, как в армии вы лечили переломы?

– Ну конечно помню, сынок.

– И какие травы помогают поскорее закрыться ране, а какие – предохраняют от заражения крови?

– И это я помню.

– Но ведь это Бог наделил эти растения такими чу́дными свойствами, а нас, людей, – разумом, чтобы мы знали, как использовать травы для лечения ран и болезней.

Дядя Онисифор немного помедлил. Слова Трифона показались ему вполне разумными, и он кивнул головой.

Тогда Трифон, вдохновляясь все больше, продолжал:

– И когда мы лечим раны и болезни, то можем просить Бога, чтобы Он также помог нам и чтобы больные выздоровели и как можно быстрее.

Дядя Онисифор, кажется, начал понимать, к чему клонит Трифон. Кроме того, он вспомнил, что именно присутствие мальчика было явной причиной удачного лечения даже в самых тяжелых случаях, поэтому он снова согласился.

– А когда уже ничего не помогает – ни травы, ни знания, – когда человек умирает, и мы не можем ему ничем помочь?! А его жалко, очень жалко, что тогда?..

Дядя Онисифор внимательно посмотрел на мальчика. Сейчас ответ требовался от него. Онисифор все понял, но медлил с ответом. Наконец он произнес:

– Тогда ты молишься, Трифон. Правильно?

– Да! – восторженно ответил ему мальчик.

– А если это не помогает? Ведь бывает, наверное, что не помогает?

– Бывает, – вздохнул Трифон.

– Что же тогда?

– Тогда я снова молюсь. Снова и снова. Ведь Господь сказал: «Просите, и дастся вам!» Не «попросите один раз» – и все. А «просите», вот я и прошу, снова и снова.

– И Евдоимка выздоровел.

На этот раз головой кивнул Трифон. Знания и опыт – это хорошо. Но исцеление дает все равно Господь! Порой даже в виде чуда. И дядя Онисифор это понял.

– Проходи, – только и сказал он напоследок. И довольный Трифон вошел в дом своего учителя.