Текст книги "Гоголь за 30 минут"

Между тем, отсутствие Вакулы заметили и все село полнилось слухами, что он утонул или повесился. Оксана очень расстроена, но надеется, что это все выдумки, ведь она крепко влюбилась в кузнеца. Минула заутреня, потом обедня, а его все нигде не видно. Сам Вакула вернулся домой на рассвете и завалился спать в сено, а когда проснулся, то солнце было уже высоко и он понял, что все проспал. Матери дома не оказалось и он бережно достал царские черевички, умылся, оделся, надел платье, в котором был перед государыней в Петербурге, достал из сундука новую шапку из решетиловских смушек с синим верхом, новый цветастый пояс, нагайку, завернул это все в платок и пошел к Чубу просить руки Оксаны. Он согласился и молодые сыграли свадьбу.

Проезжавший как-то через Диканьку архиерей нахваливал место, в котором стояло село и красиво размалеванную хату Вакулы, а особенно, что кузнец славно расписал церковь.

Майская ночь, или Утопленница

После дневных забот девушки и парубки собираются в кружок, поют песни, но молодой козак Левко, сын местного головы потихоньку сторонится своих товарищей и подходит к хате с низкими вишневыми деревцами. Здесь живет его возлюбленная Ганна. Он зовет ее песней, но она выходит не сразу, боясь строгости родителей, да девичьей зависти, да молодецкой грубости парубков. Отец молодого человека против этой женитьбы. Около хаты Ганна спрашивает Левку о доме с заколоченными ставнями, который зловеще отражается в темной воде пруда. И он рассказывает, что когда-то там жил сотник с дочкой-красавицей, но он снова женился и мачеха невзлюбила падчерицу, издевалась над ней, заставила отца совсем ее выгнать из дома. Тогда с горя молодая панночка кинулась с крутого берега в воду и стала главной среди русалок. Через какое-то время уволокла она в воду и мачеху-ведьму, но та сама обернулась утопленницей и избежала наказания. С тех пор в этом доме заколотили ставни, а сейчас там собираются делать Винницу, уже и винокур приехал. На этом они попрощались, поскольку Левко услышал, что идут его приятели.

В это время немолодой и изрядно пьяный Каленик пытается найти свою хату и ему в этом помогают молодые лукавые девушки, прося взамен потанцевать. Левко возвращается после прощания с другими парубками и видит, что его любимая Ганна с кем-то разговаривает о нем. Но с кем она говорит, рассмотреть не может. Этот кто-то ругает Левку и предлагает ей взамен свою настоящую взрослую любовь. При ясной луне видит разозленный Левка, что незнакомец – его отец. Расстроен и опечален он этим. Поэтому решается на сговор со своими товарищами парубками о том, чтобы наказать отца. Голова когда-то давно сопровождал в Крым царицу Екатерину, о чем часто любит вспоминать. Сейчас это овдовевший, старый, кривоватый, суровый человек, который немножко побаивается своей свояченицы. Он беседует в своей хате с винокуром, внезапно туда заходит совсем пьяный Каленик, которому девушки указали не правильную дорогу, и ругая голову на чем свет стоит, ложится на лавку, где засыпает. Голова недоволен, но еще более его злит камень, разбивший стекло, который кем-то брошен прямо в окно. В довершение всего, за окошком звучат весьма не лестные и даже обидные для него песни и он решает наказать зачинщиков.

Изловлен и определен в темную комору предполагаемый зачинщик. На нем черный вывороченный тулуп. Голова в сопровождении винокура и десятского отправляется к писарю, чтобы поймать всех хулиганов и изобличить их. Но писарь говорит, что уже сам поймал негодника. Довольный голова и писарь идут в комору, но находят там свояченицу, а когда она же оказывается и в сарае, ее считают чертом и даже собираются сжечь. Обвиняемым в черном вывороченном тулупе оказывается Каленик. Голова невероятно зол и приказывает не смелым десятским срочно поймать зачинщика, обещая суровую кару в противном случае.

Тем временем, Левко, одетый в черный вывернутый тулуп и испачканный сажей, приходит к тому старому дому около пруда и чувствует, что его одолевает сон. Но глядя на отражение в воде, вдруг замечает, что одно окно будто-бы приотворилось, а ставней нет как не бывало. Но окно собирается снова закрыться и Левка поет песню. Окошко отворяется полностью и в нем показывается молодая панночка, которая со слезами жалуется на то, что ее мачеха сумела избежать наказания. Просит его помочь найти ведьму среди утопленниц, а за это обещает награду. Смотрит Левко на хороводы утопленниц и вроде все они одинаковые – бледные и прозрачные, но потом они начинают играть в ворона и та, которая сама вызвалась быть вороном как-то отличается от остальных. Хватая очередную жертву, в ее глазах отчетливо видна злоба и молодой парубок понимает, что вот она, ведьма. Радостная панночка, смеясь передает ему записку с наказом отдать голове. В этот момент Левко просыпается, но чувствует, что в его руке есть какой-то листок бумаги, но он не грамотен и не может прочитать что там. Сейчас же его настигают десятские с головой и он отдает им записку. Оказывается, что она написана комиссаром Козьмой Дергачом-Дришпановским и помимо всяких хозяйственных поручений, приказывает непременно женить Левку Макогоненка на Ганне Петрыченковой. В ответ на крайнее изумление головы, молодой человек изобретает историю встречи с комиссаром, который, между прочим, якобы собирается заехать к ним на обед. Польщенный такой честью голова говорит, что нагайки сыну все равно не избежать, однако быть завтра же и свадьбе. Счастливый Левко бежит к хате любимой и, видя, что она спит, перекрещивает ее, а потом радостно бежит домой. Тогда как пьяный Каление все еще шатается по деревне в поисках своей хаты.

Женитьба

Служащий надворный советник Подколесин валяется на диване с трубкой и рассуждает о том, что не плохо было бы все же жениться. Зовет своего слугу Степана и спрашивает у него не приходила ли сваха, был ли он у портного, спрашивал ли тот зачем барину такой нарядный фрак? По правде говоря, Подколесин очень ленив и не уверен точно, хочет ли он жениться, но ему хочется, чтобы портной был в восторге от того сукна, из которого он заказал пошив. Поэтому далее он подробно расспрашивает слугу о реакции портного на качество материала. Немножко побеседовали о ваксе. И жених констатирует факт о том, что женитьба – дело хлопотное чрезвычайно.

Приходит сваха – Фекла Ивановна с рассказом о том, насколько хороша невеста – Агафья Тихоновна, купеческая дочка. Говорит, что та хочет замуж исключительно за дворянина, а за купца и не пойдет. Довольный Подколесников просит зайти ее послезавтра, на что сваха парирует, что такими темпами барин скоро будет совсем непригоден для свадьбы.

Прибегает друг жениха Кочкарев и начинает было ругать Феклу за то, что та подсобила ему с женитьбой, но вспоминая, что Подколесин тоже вроде как собирается под венец, замолкает на полуслове и уточнив место жительства невесты, отправляет сваху восвояси, говоря, что теперь сам всем займется. Начинает уговаривать друга жениться, рассказывает как это замечательно, упоминает о детях, говорит об устроенности в жизни. Жених уже вроде и согласен, но сомнения еще есть, поэтому он не готов ехать сейчас, но Кочкарев с руганью таки его увозит.

В доме невесты во время гадания на картах, ее тетка – Арина Пантелеймоновна уговаривает племянницу взглянуть на торговца сукном Алексея Дмитриевича Старикова, но та против: он всего лишь купец, да еще и бородат, а дворянин – это всегда гораздо лучше. Появляется Фекла с отчетом о том, что все ноги себе исходила, но нашла человек шесть разных женихов и начинает рассказывать о каждом из них. Раздается звонок в дверь и Дуняша идет открывать. Заходит Иван Павлович Яичница, экзекутор, перечитывает список приданого и сверяет то, что видит. Затем является Никанор Иванович Анучкин, надеющийся, что невеста говорит по-французски. Они оба – женихи и не афишируют настоящую причину визита. Приходит Балтазар Балтазарович Жевакин, отставной лейтенант морской службы и сразу начинает разговор о Сицилии. Анучкина интересует уровень образования сицилианок и ответ о том, что все они, включая мужиков, прекрасно изъясняются по-французски, его обескураживает. Яичницу куда больше заботит конституция тела и характер сицилийских мужиков. Потом разговор переключается на всякие странные фамилии, но заканчивается с появлением Кочкарева и Подколесина. Первый так хочет скорее увидеть невесту, что готов подсматривать в замочную скважину, что шокирует Феклу.

Невеста выходит под руку с теткой, женихи называют свое имя. Кочкарев представляется дальним родственником Подколесина и о себе больше ничего не говорить, зато восхваляет последнего на все лады, говоря, что он едва ли не управляющий в департаменте. Является Стариков и заводит обычный учтивый разговор о погодной канцелярии, но более прямолинейный Яичница открытым текстом интересуется у Агафьи Тихоновны, в каком ведомстве должен служить ее муж. Последнюю вопрос смущает и она убегает. Потенциальные супруги несколько озабочены размером носа благоверной и договариваются вечерком зайти «на чашечку чаю». Тем временем, Подколесину невеста не нравится совершенно, но Кочкарев говорит, что тот слеп и глуп, если не видит как она прекрасна. Уговорившись, что тот не сдастся, а довершит начатое, друг жених отправляет по домам женихов.

Сама девушка не решила за кого хочет выйти замуж, анализирует их внешность и собирается кидать жребий. Тут, как черт из табакерки, появляется Кочкарев, говоря, что Подколесин – самая лучшая партия. Учит как правильно отказать всем остальным и бежит к другу. В это время является Яичница, который хочет получить согласие или отказ. За ним же подтягиваются и Жевакин с Анучкиным. Не совладав с собой, она выгоняет их всех и страшась выражения лица Яичницы, убегает сама. Приходит Кочкарев и говорит женихам о глупости невесты, практически отсутствии за ней приданого и совершенном невежестве во французском языке. Уходят все, кроме Подколесина, который вообще не слышал этих слов, поскольку в это время поправлял в прихожей стремешку и Жевакина, который твердо намерен жениться. Кочкарев его выпроваживает, обещая содействие в сватовстве, а невесте про него говорит, что тот идиот и пьяница. Последний это подслушивает и очень удивлен поведением товарища. Сама Агафья с ним беседовать не расположена, и он теряется в догадках о том, с чего бы вдруг семнадцатой по счету невесте отказывать ему.

Кочкарев старается женить своего сопротивляющегося друга изо всех сил, поэтому устраивает Агафье и Подколесину свидание, чтобы они могли поговорить как следует. Но из этого ничего не выходит, жених уходит. Правда, недалеко и ненадолго, – он вновь возвращен другом, который успел договориться о венчании в церкви через час и заказал ужин. Подколесин ничего не хочет слышать и снова уходит. Кочкарев злится и обзывает его нехорошими словами, отчаянно пытается вернуть.

Невеста сокрушается, что ей еще нет и двадцати семи, а ее уж замуж выдают и параллельно ждет жениха. Последнего приходится запихивать в комнату практически силой, но и это не дает никакого результата, он мямлит что-то невразумительное. Тогда Кочкарев вновь вынужден вмешаться и попросить руки девушки от имени своего бестолкового друга. Они договариваются и невеста идет одеваться. А Подколесин остается наедине со своими мыслями и вроде как хотел бы жениться, но с другой стороны, осознание непоправимости того, что произойдет уже совсем скоро, пугает его настолько сильно, что он решает удариться в бега.

Агафья Тихоновна, Арина Пантелеймоновна, Кочкарев и Фекла важно входят друг за другом, но где жених? Ситуацию проясняет Дуняша, которая все видела. Арина Пантелеймоновна в негодовании, Кочкарев снова отправился догонять друга, а Фекла качает головой, как бы говоря, что ничего у вас, братцы, не выйдет.

Ревизор
Комедия в пяти действиях

Действующие лица

Антон Антонович Сквозник-Дмухановский, городничий.

Анна Андреевна, жена его.

Марья Антоновна, дочь его.

Лука Лукич Хлопов, смотритель училищ.

Жена его.

Аммос Федорович Ляпкин-Тяпкин, судья.

Артемий Филиппович Земляника, попечитель богоугодных заведений.

Иван Кузьмич Шпекин, почтмейстер.

Петр Иванович Добчинский, Петр Иванович Бобчинский городские помещики

Иван Александрович Хлестаков, чиновник из Петербурга.

Осип, слуга его.

Христиан Иванович Гибнер, уездный лекарь.

Федор Иванович Люлюков, Иван Лазаревич Растаковский, Степан Иванович Коробкин отставные чиновники, почетные лица в городе.

Степан Ильич Уховертов, частный пристав.

Свистунов

Пуговицын

Держиморда полицейские

Абдулин, купец.

Февронья Петровна Пошлепкина, слесарша.

Жена унтер-офицера.

Мишка, слуга городничего.

Слуга трактирный.

Гости и гостьи, купцы, мещане, просители.

Характеры и костюмы

Замечания для господ актеров

Городничий, уже постаревший на службе и очень неглупый по-своему человек. Хотя и взяточник, но ведет себя очень солидно; довольно сурьезен; несколько даже резонер; говорит ни громко, ни тихо, ни много, ни мало. Его каждое слово значительно. Черты лица его грубы и жестки, как у всякого начавшего службу с низших чинов. Переход от страха к радости, от грубости к высокомерию довольно быстр, как у человека с грубо развитыми склонностями души. Он одет, по обыкновению, в своем мундире с петлицами и в ботфортах со шпорами. Волоса на нем стриженые, с проседью.

Анна Андреевна, жена его, провинциальная кокетка, еще не совсем не пожилых лет, воспитанная вполовину на романах и альбомах, вполовину на хлопотах в своей кладовой и девичьей. Очень любопытна и при случае выказывает тщеславие. Берет иногда власть над мужем потому только, что тот не находится, что отвечать ей; но власть эта распространяется только на мелочи и состоит только в выговорах и насмешках. Она четыре раза переодевается в разные платья в продолжение пьесы.

Хлестаков, молодой человек лет двадцати трех, тоненький, худенький; несколько приглуповат и, как говорят, без царя в голове, – один из тех людей которых в канцеляриях называют пустейшими. Говорит и действует без всякого соображения. Он не в состоянии остановить постоянного внимания на какой-нибудь мысли. Речь его отрывиста, и слова вылетают из уст его совершенно неожиданно. Чем более исполняющий эту роль покажет чистосердечия и простоты, тем более он выиграет. Одет по моде.

Осип, слуга, таков, как обыкновенно бывают слуги несколько пожилых лет. Говорит сурьезно, смотрит несколько вниз, резонер и любит себе самому читать нравоучения для своего барина. Голос его всегда почти ровен, в разговоре с барином принимает суровое, отрывистое и несколько даже грубое выражение. Он умнее своего барина и потому скорее догадывается, но не любит много говорить и молча плут. Костюм его – серый или поношенный сюртук.

Бобчинский и Добчинский, оба низенькие, коротенькие, очень любопытные; чрезвычайно похожи друг на друга; оба с небольшими брюшками; оба говорят скороговоркою и чрезвычайно много помогают жестами и руками. Добчинский немножко выше и сурьезнее Бобчинского, но Бобчинский развязнее и живее Добчинского.

Ляпкин-Тяпкин, судья, человек, прочитавший пять или шесть книг и потому несколько вольнодумен. Охотник большой на догадки, и потому каждому слову своему дает вес. Представляющий его должен всегда сохранять в лице своем значительную мину. Говорит басом с продолговатой растяжкой, хрипом и сапом – как старинные часы, которые прежде шипят, а потом уже бьют.

Земляника, попечитель богоугодных заведений, очень толстый, неповоротливый и неуклюжий человек, но при всем том проныра и плут. Очень услужлив и суетлив.

Почтмейстер, простодушный до наивности человек.

Прочие роли не требуют особых изъяснений. Оригиналы их всегда почти находятся перед глазами.

Господа актеры особенно должны обратить внимание на последнюю сцену. Последнее произнесенное слово должно произвесть электрическое потрясение на всех разом, вдруг. Вся группа должна переменить положение в один миг ока. Звук изумления должен вырваться у всех женщин разом, как будто из одной груди. От несоблюдения сих замечаний может исчезнуть весь эффект.

Действие первое

Комната в доме городничего

Явление I

Городничий, попечитель богоугодных заведений, смотритель училищ, судья, частный пристав, лекарь, два квартальных.

Городничий. Я пригласил вас, господа, с тем, чтобы сообщить вам пренеприятное известие: к нам едет ревизор.

Аммос Федорович. Как ревизор?

Артемий Филиппович. Как ревизор?

Городничий. Ревизор из Петербурга, инкогнито. И еще с секретным предписаньем.

Аммос Федорович. Вот те на!

Артемий Филиппович. Вот не было заботы, так подай!

Лука Лукич. Господи боже! еще и с секретным предписаньем!

Городничий. Я как будто предчувствовал: сегодня мне всю ночь снились какие-то две необыкновенные крысы. Право, этаких я никогда не видывал: черные, неестественной величины! пришли, понюхали – и пошли прочь. Вот я вам прочту письмо, которое получил я от Андрея Ивановича Чмыхова, которого вы, Артемий Филиппович, знаете. Вот что он пишет: «Любезный друг, кум и благодетель (бормочет вполголоса, пробегая скоро глазами)… и уведомить тебя». А! Вот: «Спешу, между прочим, уведомить тебя, что приехал чиновник с предписанием осмотреть всю губернию и особенно наш уезд (значительно поднимает палец вверх). Я узнал это от самых достоверных людей, хотя он представляет себя частным лицом. Так как я знаю, что за тобою, как за всяким, водятся грешки, потому что ты человек умный и не любишь пропускать того, что плывет в руки…» (остановясь), ну, здесь свои… «то советую тебе взять предосторожность, ибо он может приехать во всякий час, если только уже не приехал и не живет где-нибудь инкогнито… Вчерашнего дня я…» Ну, тут уж пошли дела семейные: «… сестра Анна Кирилловна приехала к нам со своим мужем; Иван Кириллович очень потолстел и все играет на скрыпке…» – и прочее, и прочее. Так вот какое обстоятельство!

Аммос Федорович. Да, обстоятельство такое… необыкновенно, просто необыкновенно. Что-нибудь недаром.

Лука Лукич. Зачем же, Антон Антонович, отчего это? Зачем к нам ревизор?

Городничий. Зачем! Так уж, видно, судьба! (Вздохнув.) До сих пор, благодарение богу, подбирались к другим городам; теперь пришла очередь к нашему.

Аммос Федорович. Я думаю, Антон Антонович, что здесь тонкая и больше политическая причина. Это значит вот что: Россия… да… хочет вести войну, и министерия-то, вот видите, и подослала чиновника, чтобы узнать, нет ли где измены.

Городничий. Эк куда хватили! Еще умный человек! В уездном городе измена! Что он, пограничный, что ли? Да отсюда, хоть три года скачи, ни до какого государства не доедешь.

Аммос Федорович. Нет, я вам скажу, вы не того… вы не… Начальство имеет тонкие виды: даром что далеко, а оно себе мотает на ус.

Городничий. Мотает или не мотает, а я вас, господа, предуведомил. Смотрите, по своей части я кое-какие распоряженья сделал, советую я вам. Особенно вам, Артемий Филиппович! Без сомнения, проезжающий чиновник захочет прежде всего осмотреть подведомственные вам богоугодные заведения – и потому вы сделайте так, чтобы все было прилично: колпаки были бы чистые, и больные не походили бы на кузнецов, как обыкновенно они ходят по-домашнему.

Артемий Филиппович. Ну, это еще ничего. Колпаки, пожалуй, можно надеть и чистые.

Городничий. Да, и тоже над каждой кроватью надписать по латыни или на другом языке… Это уже по вашей части, Христиан Иванович, – всякую болезнь: когда кто заболел, которого дня и числа… Нехорошо, что у вас больные такой крепкий табак курят, что всегда расчихаешься, когда войдешь. Да и лучше, если б их было меньше: тотчас отнесут к дурному смотрению или неискусству врача.

Артемий Филиппович. О! насчет врачеванья мы с Христианом Ивановичем взяли свои меры: чем ближе к натуре, тем лучше, – лекарств дорогих мы не употребляем. Человек простой: если умрет, то и так умрет; если выздоровеет, то и так выздоровеет. Да и Христиану Ивановичу затруднительно было б с ними изъясняться: он по-русски ни слова не знает.

Христиан Иванович издает звук, отчасти похожий на букву и и несколько на е.

Городничий. Вам тоже посоветовал бы, Аммос Федорович, обратить внимание на присутственные места. У вас там в передней, куда обыкновенно являются просители, сторожа завели домашних гусей с маленькими гусенками, которые так и шныряют под ногами. Оно, конечно, домашним хозяйством заводиться всякому похвально, и почему ж сторожу и не завесть его? только, знаете, в таком месте неприлично… Я и прежде хотел вам это заметить, но все как-то позабывал.

Аммос Федорович. А вот я их сегодня же велю всех забрать на кухню. Хотите, приходите обедать.

Городничий. Кроме того, дурно, что у вас высушивается в самом присутствии всякая дрянь и над самым шкапом с бумагами охотничий арапник. Я знаю, вы любите охоту, но все на время лучше его принять, а там, как проедет ревизор, пожалуй, опять его можете повесить. Также заседатель ваш… он, конечно, человек сведущий, но от него такой запах, как будто бы он сейчас вышел из винокуренного завода, – это тоже нехорошо. Я хотел давно об этом сказать вам, но был, не помню, чем-то развлечен. Есть против этого средства, если уже это действительно, как он говорит, у него природный запах: можно посоветовать ему есть лук, или чеснок, или что-нибудь другое. В этом случае может помочь разными медикаментами Христиан Иванович.

Христиан Иванович издает тот же звук.

Аммос Федорович. Нет, этого уже невозможно выгнать: он говорит, что в детстве мамка его ушибла, и с тех пор от него отдает немного водкою.

Городничий. Да я только так заметил вам. Насчет же внутреннего распоряжения и того, что называет в письме Андрей Иванович грешками, я ничего не могу сказать. Да и странно говорить: нет человека, который бы за собою не имел каких-нибудь грехов. Это уже так самим богом устроено, и волтерианцы напрасно против этого говорят.

Аммос Федорович. Что ж вы полагаете, Антон Антонович, грешками? Грешки грешкам – рознь. Я говорю всем открыто, что беру взятки, но чем взятки? Борзыми щенками. Это совсем иное дело.

Городничий. Ну, щенками, или чем другим – все взятки.

Аммос Федорович. Ну нет, Антон Антонович. А вот, например, если у кого-нибудь шуба стоит пятьсот рублей, да супруге шаль…

Городничий. Ну, а что из того, что вы берете взятки борзыми щенками? Зато вы в бога не веруете; вы в церковь никогда не ходите; а я, по крайней мере, в вере тверд и каждое воскресенье бываю в церкви. А вы… О, я знаю вас: вы если начнете говорить о сотворении мира, просто волосы дыбом поднимаются.

Аммос Федорович. Да ведь сам собою дошел, собственным умом.

Городничий. Ну, в ином случае много ума хуже, чем бы его совсем не было. Впрочем, я так только упомянул о уездном суде; а по правде сказать, вряд ли кто когда-нибудь заглянет туда; это уж такое завидное место, сам бог ему покровительствует. А вот вам, Лука Лукич, как смотрителю учебных заведений, нужно позаботиться особенно насчет учителей. Они люди, конечно, ученые и воспитывались в разных коллегиях, но имеют очень странные поступки, натурально неразлучные с ученым званием. Один из них, например, вот этот, что имеет толстое лицо… Не вспомню его фамилию, никак не может обойтись без того, чтобы взошедши на кафедру, не сделать гримасу, вот этак (делает гримасу), и потом начнет рукою из-под галстука утюжить свою бороду. Конечно, если ученику сделает такую рожу, то оно еще ничего: может быть, оно там и нужно так, об этом я не могу судить; но вы посудите сами, если он сделает это посетителю, – это может быть очень худо: господин ревизор или другой кто может принять это на свой счет. Из этого черт знает что может произойти.

Лука Лукич. Что ж мне, право, с ним делать? Я уж несколько раз ему говорил. Вот еще на днях, когда зашел было в класс наш предводитель, он скроил такую рожу, какой я никогда еще не видывал. Он-то ее сделал от доброго сердца, а мне выговор: зачем вольнодумные мысли внушаются юношеству.

Городничий. То же я должен вам заметить и об учителе по исторической части. Он ученая голова – это видно, и сведений нахватал тьму, но только объясняет с таким жаром, что не помнит себя. Я раз слушал его: ну покамест говорил об ассириянах и вавилонянах – еще ничего, а как добрался до Александра Македонского, то я не могу вам сказать, что с ним сделалось. Я думал, что пожар, ей-богу! Сбежал с кафедры и что есть силы хвать стулом об пол. Оно конечно, Александр Македонский герой, но зачем же стулья ломать? от этого убыток казне.

Лука Лукич. Да, он горяч! Я ему это несколько раз уже замечал… Говорит: «Как хотите, для науки я жизни не пощажу».

Городничий. Да, таков уже неизъяснимый закон судеб: умный человек либо пьяница, или рожу такую состроит, что хоть святых выноси.

Лука Лукич. Не приведи господь служить по ученой части! Всего боишься: всякий мешается, всякому хочется показать, что он тоже умный человек.

Городничий. Это бы еще ничего, – инкогнито проклятое! Вдруг заглянет: «А, вы здесь, голубчики! А кто, скажет, здесь судья?» – «Ляпкин-Тяпкин». – «А подать сюда Ляпкина-Тяпкина! А кто попечитель богоугодных заведений?» – «Земляника». «А подать сюда Землянику!» Вот что худо!

Явление II

Те же и почтмейстер.

Почтмейстер. Объясните, господа, что, какой чиновник едет?

Городничий. А вы разве не слышали?

Почтмейстер. Слышал от Петра Ивановича Бобчинского. Он только что был у меня в почтовой конторе.

Городничий. Ну, что? Как вы думаете об этом?

Почтмейстер. А что думаю? война с турками будет.

Аммос Федорович. В одно слово! я сам то же думал.

Городничий. Да, оба пальцем в небо попали!

Почтмейстер. Право, война с турками. Это все француз гадит.

Городничий. Какая война с турками! Просто нам плохо будет, а не туркам. Это уже известно: у меня письмо.

Почтмейстер. А если так, то не будет войны с турками.

Городничий. Ну что же вы, как вы, Иван Кузьмич?

Почтмейстер. Да что я? Как вы, Антон Антонович?

Городничий. Да что я? Страху-то нет, а так, немножко… Купечество да гражданство меня смущает. Говорят, что я им солоно пришелся, а я, вот ей-богу, если и взял с иного, то, право, без всякой ненависти. Я даже думаю (берет его под руку и отводит в сторону), я даже думаю, не было ли на меня какого-нибудь доноса. Зачем же в самом деле к нам ревизор? Послушайте, Иван Кузьмич, нельзя ли вам, для общей нашей пользы, всякое письмо, которое прибывает к вам в почтовую контору, входящее и исходящее, знаете, этак немножко распечатать и прочитать: не содержится ли в нем какого-нибудь донесения или просто переписки. Если же нет, то можно опять запечатать; впрочем, можно даже и так отдать письмо, распечатанное.

Почтмейстер. Знаю, знаю… Этому не учите, это я делаю не то чтоб из предосторожности, а больше из любопытства: смерть люблю узнать, что есть нового на свете. Я вам скажу, что это преинтересное чтение. Иное письмо с наслажденьем прочтешь – так описываются разные пассажи… а назидательность какая… лучше, чем в «Московских ведомостях»!

Городничий. Ну что ж, скажите, ничего не начитывали о каком-нибудь чиновнике из Петербурга?

Почтмейстер. Нет, о петербургском ничего нет, а о костромских и саратовских много говорится. Жаль, однако ж, что вы не читаете писем: есть прекрасные места. Вот недавно один поручик пишет к приятелю и описал бал в самом игривом… очень, очень хорошо: «Жизнь моя, милый друг, течет, говорит в эмпиреях: барышень много, музыка играет, штандарт скачет…» – с большим, с большим чувством описал. Я нарочно оставил его у себя. Хотите, прочту?

Городничий. Ну, теперь не до того. Так сделайте милость, Иван Кузьмич: если на случай попадется жалоба или донесение, то без всяких рассуждений задерживайте.

Почтмейстер. С большим удовольствием.

Аммос Федорович. Смотрите, достанется вам когда-нибудь за это.

Почтмейстер. Ах, батюшки!

Городничий. Ничего, ничего. Другое дело, если бы вы из этого публичное что-нибудь сделали, но ведь это дело семейственное.

Аммос Федорович. Да, нехорошее дело заварилось! А я, признаюсь, шел было к вам, Антон Антонович, с тем чтобы попотчевать вас собачонкою. Родная сестра тому кобелю, которого вы знаете. Ведь вы слышали, что Чептович с Варховинским затеяли тяжбу, и теперь мне роскошь: травлю зайцев на землях и у того и другого.

Городничий. Батюшки, не милы мне теперь ваши зайцы: у меня инкогнито проклятое сидит в голове. Так и ждешь, что вот отворится дверь и – шасть…

Явление III

Те же, Бобчинский и Добчинский, оба входят, запыхавшись.

Бобчинский. Чрезвычайное происшествие!

Добчинский. Неожиданное известие!

Все. Что, что такое?

Добчинский. Непредвиденное дело: приходим в гостиницу…

Бобчинский(перебивая). Приходим с Петром Ивановичем в гостиницу…

Добчинский(перебивая). Э, позвольте, Петр Иванович, я расскажу.

Бобчинский. Э, нет, позвольте уж я… позвольте, позвольте… вы уж и слога такого не имеете…

Добчинский. А вы собьетесь и не припомните всего.

Бобчинский. Припомню, ей-богу, припомню. Уж не мешайте, пусть я расскажу, не мешайте! Скажите, господа, сделайте милость, чтоб Петр Иванович не мешал.

Городничий. Да говорите, ради бога, что такое? У меня сердце не на месте. Садитесь, господа! Возьмите стулья! Петр Иванович, вот вам стул.

Все усаживаются вокруг обоих Петров Ивановичей.

Ну, что, что такое?

Бобчинский. Позвольте, позвольте: я все по порядку. Как только имел удовольствие выйти от вас после того, как вы изволили смутиться полученным письмом, да-с, – так я тогда же забежал… уж, пожалуйста, не перебивайте, Петр Иванович! Уж все, все, все знаю-с. Так я, изволите видеть, забежал к Коробкину. А не заставши Коробкина-то дома, заворотил к Растаковскому, а не заставши Растаковского, зашел вот к Ивану Кузьмичу, чтобы сообщить ему полученную вами новость, да, идучи оттуда, встретился с Петром Ивановичем…

Добчинский(перебивая). Возле будки, где продаются пироги.

Бобчинский. Возле будки, где продаются пироги. Да, встретившись с Петром Ивановичем, и говорю ему: «Слышали ли вы о новости-та, которую получил Антон Антонович из достоверного письма?» А Петр Иванович уж услыхали об этом от ключницы вашей Авдотьи, которая, не знаю, за чем-то была послана к Филиппу Антоновичу Почечуеву.

Добчинский(перебивая). За бочонком для французской водки.

Бобчинский(отводя его руки). За бочонком для французской водки. Вот мы пошли с Петром-то Ивановичем к Почечуеву… Уж вы, Петр Иванович… энтого… не перебивайте, пожалуйста, не перебивайте!.. Пошли к Почечуеву, да на дороге Петр Иванович говорит: «Зайдем, говорит, в трактир. В Желудке-то у меня… с утра я ничего не ел, так желудочное трясение…» – да-с, в желудке-то у Петра Ивановича… «А в трактир, говорит, привезли теперь свежей семги, так мы закусим». Только что мы в гостиницу, как вдруг молодой человек…