Текст книги "Возвращение"

Глава 7
Схватка с Арсаком

Спустя три полных луны после перебазирования гарнизона из Дура-Европоса в Александрию Месопотамскую Силонос получил тревожное сообщение. Оно не было для него неожиданным.

Как и полагал Силонос, сын Митридата принц Арсак, возглавив большое войско, возвратился к стенам Дура-Европоса. Увидев брошенную крепость, он пришел в ярость. Тут же повелел сравнять с землей стены и все постройки, находившиеся на территории форпоста. Иудейский же квартал придать огню и засыпать песком.

Впоследствии Арсак получил назидание от отца– царя Митридата 1. Тот не одобрил подобные действия сына, так как считал, что иудеи потенциальные союзники Парфии.

Как и Парфия, Иудея выступает против общего врага – Селевкидской империи, отстаивая свою веру, традиции и обычаи.

Однако принц Арсак, ослепленный жаждой мести, не прислушался к советам отца. По захваченному городу прокатилась лавина грабежей и убийств.

Попировав несколько дней в Дура-Европосе, Арсак, с благословения отца Митридата 1, двинул армию на Александрию.

Митридат был доволен. После захвата Мидии, и овладения её богатствами, пришла очередь Месопотамии. Так почему же не дать молодому орлу расправить крылья? Пусть его сын и наследник лично захватит Александрию и ощутит сладкий вкус победы.

Однако, опыт и природная осторожность царя подсказали ему, что командующий Силонос относится к разряду греческих военачальников, над которыми еще довлеет дух Александра Великого, давно ушедшего в мир иной. И с ним надо быть очень осторожным.

Митридат знал и то, что войска находящиеся в Александрии весьма незначительны и, конечно же, ни в какое сравнение не идут с армией Арсака.

Отец хорошо понимал сына, жаждущего мести за гибель своего единоутробного брата, да вечно пребывает он в раю! К тому же, этот справедливый гнев, обрушенный на головы нечистых, может принести славу сыну и будет хорошим началом завоевания Месопотамии.

Антиох IV Эпифан впал в полное безумие, рассуждал Митридат, Лисий прочно увяз в иудейской гипархии, так что после захвата Александрии, дорога на столицу империи Антиохию, этот прекраснейший из городов, будет открыта.

Прощаясь с принцем, Митридат лично соизволил осмотреть построенные к походу войска, затем, торжественно провозгласил: что армия принца Арсака непобедима! – И с гордостью добавил: – В моем личном участии нет надобности, если армию возглавляет принц Арсак! "

Громовое " А-л-л-а-а! " Пронеслось над рядами наемников. Когда вновь наступила тишина, Митридат торжественно провозгласил:

– Я передаю тебе, мой сын и наследник, 35 боевых слонов – гордость и непобедимость нашей армии. Их божественная мощь, блеск их брони, как это уже было не раз, приведет нечистых в панику, сметет их ряды.

Вновь над бесконечными рядами войск разнеслось многоголосое " А-л-л-а-а!!!" Однако, видя явно смутившегося Арсака, Митридат добавил:

– Я знаю, что столь могучая поддержка не нужна храброму Арсаку и его доблестной армии, они легко справятся с отребьем Силоноса, но и я желаю внести свой вклад в эту победу. Мои слоны – моя доля в этой радости!

Арсак не разделял опасения отца, но все же обрадовался слонам и, в знак благодарности, преклонил перед отцом колено.

Вскоре огромное войско парфян двинулось на завоевание Александрии Месопотамской.

По докладам разведчиков, а также по личному знакомству с командующим Силоносом, Арсак понимал, что ему предстоит серьезная схватка и, возможно, отец был прав, отдавая ему своих любимых слонов.

Вместе с тем он испытывал такую жгучую ненависть к Силоносу, что готов был задавить его собственными руками. В нем он видел убийцу единоутробного брата своего и виновником в гибели его лучших воинов.

К тому же этот свиноед – эллин увел из-под его носа стадо иудеев, не дав ему, отпрыску царской фамилии, насладиться столь желанной местью. Теперь этот эллин заплатит за все! И Арсак торопил армию.

Его раздражала медлительность движения войск. Это движение сдерживали боевые слоны. У них были свои привычки и свой ритм. И погонщикам не удавалось изменить этот ритм. Не помогали его приказы, точно так же, как не помогали бесконечные удары и уколы, наносимые животным. Арсак даже начал гневаться на отца. "Старик засиделся дома и успел забыть, что значит время в дороге?"

Арсак слонов не любил. Они требовали слишком много внимания, были капризны и своенравны, не то, что верблюды или лошади. Впрочем, слоны были хорошо обучены и подготовлены к сражениям. Отец не пожалел для них затрат на новейшую броню, изготовленную из больших медных листов.

Двигаясь рядом с ненавистными животными, Арсак видел, как надежно защищены этими листами грудь, голова и бока великанов. Пожалуй, даже самые тяжелые копья не смогут нанести слонам вреда.

На каждом из слонов была установлена башня, внутри которой находились лучники и метатели дротиков. Со всех сторон башня была обшита дубовыми досками, в которых увязали стрелы и дротики противника. Воины в этих башнях были малоуязвимы, в то время как сами были грозной силой, разящей врага.

Это открытие окончательно испортило Арсаку настроение. Неужели отец так низко ставит его, Арсака, силу и храбрость и ему нужна защита этих тупых великанов и их прислуги?!

"Нет ничего надежнее, чем прочный щит, разящий меч и могучая рука! – бросал он в мыслях вызов оставшемуся дома отцу. Отец явно состарился. – С пренебрежением думал Арсак. – Его время прошло."

И со всей силой ударил лошадь золотыми шипами высоких сандалий! Та встала на дыбы и бешено понеслась вдоль движущейся армии.

Когда Силоносу сообщили о приближении большой парфянской армии, он даже обрадовался. Долгое томительное ожидание закончилось. Он был уверен, что Арсак обязательно появится у стен Александрии. И все три лунных месяца, с тех пор, как он возвратился в город, готовился к этой встрече

Его армия, вместе с солдатами охраны кораблей, насчитывала десять тысяч человек. В том числе 2000 всадников, в большинстве своем фессалийцев, составлявших главную силу его войск. Полторы тысячи тяжело вооруженных воинов, три тысячи лучников, копейщиков и метателей из пращи; 12 легких и 7 тяжелых катапульт.

Склонившись над картой, Силонос опрашивал начальников фаланг и тысяч, выслушивал их предложения, направленные на защиту города. Из всех вариантов он одобрил решение начальника первой фаланги Филона.

Филон предлагал базировать защиту Александрии на жесткой линии обороны, возведенной вокруг города. В местах, где была наибольшая опасность прорыва обороны города, было решено выставить линию гоплитов – тяжело вооруженных воинов с удлиненными копьями.

Когда об эту линию разобьются первая и вторая волна наступающего противника, ввести в бой кавалерию, и для завершения дела, двинуть легкую пехоту.

Однако новое неожиданное сообщение разведчиков полностью изменило намеченную тактику военных действий. Вызвало тревогу и некоторую растерянность.

Впереди приближающейся вражеской армии находятся тридцать пять бронированных слонов!

Эта весть вынудила Силоноса резко изменить тактику.

Ранее он исходил из того, что после изнурительного перехода Арсак сразу же не пойдет к Аманским воротам, чтобы зайти в тыл Александрии с северо-запада, к тому же на пути его армии окажется мощная крепость Исс, но соблазнится более близким проходом к Александрии, а именно Сирийскими Воротами.

Это было единственное широкое место, где можно было перегруппировать войска и двинуться на приступ Александрии. Южнее была река Оронт с ее крутыми берегами и быстрым течением, а севернее неудобные для перехода, каменистые приморские массивы.

Значит, заключил Силонос, остается единственно место, где Арсак сможет провести свою армию – Сирийские Ворота. И Силонос решил вывести войска из города и расположить их против Сирийских Ворот.

Запереть этот проход он поручил Филону. С флангов его прикроют отряды лучников и пехота. Их поддержат легкие катапульты, а тяжелые направят свой удар по главной силе Арсака – боевым слонам.

Филон хорошо знал, что его фаланга не сможет устоять против бронированных чудовищ, тяжелая пехота выдержит в лучшем случае атаку первой десятки слонов. Затем они прорвутся, и вся армия парфян хлынет на город. И Филон упорно искал наилучший тактический ход, который позволил бы остановить слонов.

Именно в это время к нему подошел опытный воин, командир отряда лучников, Лисип. Он напомнил, что в одном из сражений наступали слоны, и командир его фаланги приказал тяжелой пехоте расступиться, сделать проход для мчавшихся слонов, а затем опять сомкнуть линию и уничтожить пехоту, идущую за слонами, слонов же обложить в тылу горящими бревнами, политыми смолой и сжечь.

Филону понравилось это решение, и он доложил Силоносу. Тот подтвердил, что из истории известно, этот прием, действительно применялся. Его впервые использовал полководец Сципион, и добился победы над врагом. Затем так действовали некоторые греческие полководцы.

Но Силоносу было известно и другое: при захвате Мидии, отец Арсака – Митридат 1 разбил сильную Мидийскую армию потому, что она использовала именно этот прием Сципиона.

Когда боевые слоны Митридата ринулись на линию щитов тяжелой мидийской пехоты, та расступилась, сделав для слонов коридор, но в тот же момент Митридат остановил лавину хорошо натренированных слонов, и в брешь ринулась огромная масса конников. Судьба Мидии была решена.

– Слонов необходимо остановит у первой линии обороны! – твердо сказал Силонос. – И чуть спокойнее объяснил: – У нас нет другого выхода, у нас нет подготовленного к обороне тыла. Остановить, чуть тише добавил он, даже если это будет стоить жизни всем нам. Александрия – ключ Империи.

Пришпорив Быстроногого, он помчался вдоль закреплявшейся на первой линии тяжелой пехоты Филона.

Филон был в отчаянии не только потому, что он не продумал как следует сообщение Лисипа, но что он не сведущ в истории и, что Силонос, которого он боготворил, преподал ему, неучу, еще один наглядный урок.

Если все закончиться благополучно, и они останутся живы, он непременно попросит Силоноса, направить его в военную Академию. А поэтому надо сделать всё, чтобы победить парфян и остаться среди живых. И его практичный ум напряженно искал выход.

Ему показалось, что однажды он уже был в таком же безвыходном положении. Ему припомнились дни подготовки гарнизона к перебазированию в Александрию и незаменимая помощь рава Нафтали с его парнями.

– Помоги мне прекрасная, непобедимая Ника! – неожидано взмолился он и тут же велел вызвать из города иудейского мудреца – раввина Нафтали, но того не смогли найти. И тогда сердитый и огорченный Филон начал проверять подготовленность своих воинов в приближавшейся схватке.

Каково было его удивление, когда среди его солдат, готовившихся к обороне, он увидел Нафтали с его парнями.

Они помогали солдатам готовить оборонительные позиции. И вновь, как когда-то, со свойственной ему непосредственностью, Филон бросился к Нафтали. Изложил суть проблемы, хотя понимал, что за оставшиеся полдня до подхода армии Арсака, вряд ли сможет что-либо сделать даже этот, умудренный жизненным опытом и премудрыми книгами старец.

Филон оставил задумавшегося Нафтали и пошел дальше, вдоль линии сверкавших на солнце щитов. Оставалось лишь надеяться, что закаленные в сражениях воины не уступят поле боя врагу, по крайней мере, пока хоть один из них будет жив.

Вскоре он вернулся к Нафтали и уже издалека увидел, что тот, собрав воинов-иудеев, что-то им объясняет. Среди этих воинов он многих знал, они участвовали в разборке катапульт и перевозке их в Александрию. Был рад, что, зачислив их в армию, ему удалось выдать им всем щедрую плату, как за прежнюю работу, так и за сегодняшние услуги. Они пополнили вспомогательную тысячу.

Опустились сумерки, и Филон велел зажечь максимальное количество смоляных факелов вдоль всей первой линии тяжелой пехоты. На такие огни не попрет никакой зверь, даже хорошо обученные слоны, а значит, наступление парфян будет отложено до утра. За ночь же бессмертная богиня Ника надоумит его что предпринять. Он даже решил пожертвовать на её храм в Афинах целый талант серебром из его личного запаса.

Меж тем Филон обнаружил, что все иудейские воины куда-то исчезли. И лишь рав Нафтали, укутанный в большую молитвенную накидку – таллит, стоит лицом к Иерусалиму и разговаривает со своим Владыкой.

Не желая нарушить его занятие, Филон присел неподалеку. И, будучи крайне усталым, невольно задремал.

Примерно в полночь к ним подошел Силонос, он уже успел переговорить с Нафтали и был доволен. Он позволил Филону поспать еще час, потом велел разбудить и вместе с Нафтали, втроем, они удалились в густую тьму ночи.

Их разговор никто не должен был слышать, ни свои, ни лазутчики Арсака, рыскавшие где-то рядом.

Вскоре они возвратились и по редким факелам, двигавшимся со стороны Александрии, поняли, что это приближается караван с приспособлениями, о которых говорил рав Нафтали.

Что же касается Арсака, то он, уверенный в своей быстрой и полной победе, разрешил своему войску отдохнуть перед утренним наступлением.

В центре лагеря расположились отборные части наиболее квалифицированных наёмников. В стороне от них, ближе к реке Оронт, огромным лагерем стояла конница, насчитывавшая более 30 тысяч всадников, около 300 колесниц и тяжелые катапульты. К ним же примыкали штурмовые отряды с лестницами и всевозможным оборудованием. Наконец, весь этот лагерь был окружен отрядами легко вооруженной пехоты.

Эти наемники не представляли собой сколько-нибудь значительной силы. Их оружием нередко были тяжелые палицы, каменные топоры, либо копья с каменными наконечниками. В качестве щитов они использовали деревянные доски или сплетенные из дубовых веток панцири, вместо брони на многих были двухслойные жилеты набитые каменной галькой. На ногах у многих были соломенные сандалии. Но некоторые уже успели побывать в сражениях и раздобыли настоящие мечи и копья.

Этих наемников набирали среди разорившихся крестьян, пастухов, потерявших свои стада от частых засух и грабежей, было здесь немало списанных с судов моряков и масса искателей легкой наживы, каких много бывает вокруг большой армии, чьи победы стали приманкой.

Этим наемникам почти не надо было платить, они удовлетворялись хорошей солдатской едой. Были послушны до разгрома врага, но когда враг начинал отступать, теряли голову, очищали карманы убитых солдат, чужих и своих, расползались по завоеванным кварталам и без устали грабили и убивали.

Эту часть армии Арсак презрительно называ " соломой." Щадя жизнь квалифицированных воинов, он бросал их на самые трудные участки. И они действительно быстро сгорала, подобно сухой соломе.

В предстоящем сражении, желая уменьшить потери слонов, он решил первыми бросить на прорыв линии греков именно "солому"..

Если на каждого из наступающих противник истратит хотя бы одну стрелу, или дротик, то уже этим они опустошат колчаны греческих лучников и мешки метателей дротиков. Тем проще будет коннице и легкой пехоте.

"После уничтожения "соломы”, – бесстрастно рассуждал Арсак, – я пущу слонов. Перед этим тараном не устоит никто. И лишь затем пойдет конница.

Если же первая линия расступиться, – как это иногда делают греки, – то я сделаю то, что сделал с Мидией отец, остановлю слонов и лично поведу в прорыв конницу. Силоноса непременно захвачу живым, – с ненавистью решил Арсак, – нам будет о чем поговорить! – и он принялся торопливо ходить по роскошному ковру своего шатра. Он наслаждался предстоящей местью.

Незадолго до восхода солнца, когда небо посветлело и исчезли звезды, раздались грозные звуки труб, оповещавших о начале всеобщего наступления.

Силонос был удивлен, когда вместо бронированного тарана слонов, на его войска двинулась неисчислимая масса легковооруженной пехоты.

Это самоубийство или отвлекающий маневр?

Силонос продолжал наблюдать. Он видел, как эта лавина приблизилась к линии тяжело вооруженных воинов, но, не дойдя до выставленных копий, была сметена множеством стрел и дротиков, выпущенных его воинами. И лишь теперь, спустя добрых два часа интенсивного сражения, он увидел сверкающую броню двинувшихся в атаку слонов.

Поднятая ими пыль достигала облаков, громовыми раскатами звучали трубы наступающих, эти звуки пугали и подгоняли слонов и воодушевляли следовавших за ними многочисленные ряды хорошо вооруженных воинов.

А далее, где-то за облаками пыли, скрывалась вражеская конница. Силонос понял, что это и был главный ход Арсака. Стоило Силоносу сделать проход для слонов и Арсак тут же остановит животных и введет в бой конницу. Опасность возрастала еще и потому, что его войска уже истратили большую часть запаса стрел и дротиков.

Силонос выждал, когда слоны приблизятся на расстояние броска копья. Раздалась частая дробь сотен тамбуринов и стена щитов первого пояса, не образуя коридор, отошла назад на четверть стадия, оставляя впереди себя полосу сухой высокой травы.

Не понимая маневра Силоноса, но видя что первая линия отступила, Арсак приказал ускорить движение слонов и вслед за ними повел свою кавалерию.

Подгоняемые звуками труб и острыми палочками погонщиков, слоны ускорили бег. Вот они уже у самой стены щитов первой фаланги, еще четверть стадия и они проломят эту стену. Но в эту минуту произошло нечто невероятное. Слоны заревели во много раз громче, чем звуки боевых труб…

Первая шеренга поднялась на дыбы, их ноги были проколоты деревянными кольями, связанными в ежи. Эти связки слоны не могли разорвать, они были изготовлены из прочной кожи. Каждый ремень шириной в три дактиля.

Рассвирепевшие животные начали сбрасывать своих погонщиков, ломать прикрепленные к спинам башни. На них напирали новые ряды собратьев, но и те, напоровшись на новые ежи, прикрытые сухой травой обезумев вертелись на месте, давя всех вокруг. Наконец, они повернули назад и побежали, круша все, что попадалось на их пути, включая конницу Арсака.

Фаланги Силоноса тут же двинулись вслед за слонами, уничтожая бегущих в панике парфян. К вечеру все было завершено, победа была полной. Силоносу достались огромные трофеи, включая богатую казну принца Арсака. Самому принцу удалось бежать.

Полученная передышка и захваченные трофеи, позволяли генералу Силоносу приступить к усилению создаваемой им армии и одновременно возводить фортификационные сооружения вокруг города.

Глава 8
Плен

О прибытии триремы в порт сразу же доложили коменданту Силоносу, но тот был настолько поглощен тяжелыми заботами, связанными с формированием новой армии, что в тот момент не обратил внимание на это сообщение.

Трирема не первый раз возвращалась с прибрежного патрулирования.

Силонос не сомневался, что парфянский царь, зная о беззащитности Александрии, непременно воспользуется возможностью нанести новый решающий удар, не только по Александрии, но и по Антиохии.

И хотя в Антиохии находилась хорошо подготовленная ю армия, которой командовал сам император Антиох IV, но, во-первых, эта армия явно уступала гигантской силе, накопленной парфянским царем, и, во-вторых, как Силонос знал, император был тяжело болен.

Так, что участь столицы была предрешена. И спасти империю, хотя бы до возвращения Лиссия из Иудеи, судьба возложила на него, вновь назначенного командующего армией, которая еще не создана, но уже одержала первую победу.

Силонос усиленно искал решение двойной задачи: найти необходимые деньги для развертывания армии, и наметить район империи, где можно будет набрать воинов высокой квалификации?

"Солома" его не интересовала. Особые трудности возникли потому, что Лисий основательно обчистил царскую казну и привлек к службе большую часть опытных и прекрасно вооруженных воинов. В итоге вся территория Сирийской гипархии оказалась, по сути дела, без мужчин, имеющих хорошее оружие и владеющих военным опытом.

Если бы всё это было известно капитану Аристо, то, быть может, он не добивался бы столь настойчиво встречи с комендантом для личного доклада о захвате пленных и оружия. В конце концов, все это даже не капля в море от того, что требовалось командующему.

Так и не получив разрешения на встречу с Силоносом,

Аристо решил больше не тревожить коменданта.

Пленных Аристо передаст начальнику службы разведки Манитею. Пусть выясняет кто да что. На то он и сыск.

Оружие сдаст на склад и пусть оно там хранится до того времени, когда командующий немного освободится от важных дел и найдет время встретиться с ним, капитаном имперской триремы – рассуждал обиженный Аристо.

Но потом, немного подумав, решил, что склад – это не самое надежное место для оружия. Пираты совсем обнаглели. Могут заглянуть и на этот склад. Тогда-то ему, капитану Аристо, придется туго. И он решил оставить оружие на корабле.

Сотник, командовавший солдатами, базировавшимися на триреме, очень обрадовался решению капитана. Это оружие значительно усиливало его отряд!

Манитей же не ждал вторичного приглашения и оказался на палубе корабля вскоре после того, как корабль пришвартовался. Манитей тут же разыскал капитана и потребовал доложить ему все о столкновении кораблей и о дальнейших действиях, его, капитана Аристо.

Требования Манитея и особенно тон, в котором он их высказал, очень не понравилось капитану Аристо. Манитей мог быть и повежливее, хотя и обладал более высоким военным званием.

Аристо сухо, без всяких подробностей рассказал о происшедшем. При этом увидел, что Манитей особенно обрадовался, услышав о пленных.

Этот костолом знал, как выжать из пленных информацию, особенно ту, что нужна была ему, Манитею, – думал Аристо, и сделает он это предельно просто – загонит пленных в каменоломни.

После двух-трех дней под раскаленным солнцем без воды и еды, тот, кто останется в живых, будет готов рассказать всё, что от него потребуется. Без пыток, за глоток грязной воды.

"Страшный человек этот Манитей, – со злостью заключил капитан Аристо, – и никакой он не солдат – он обычный костолом и сикофант.

Тем не менее, прежде чем передать Манитею пленных, добросовестный капитан пригласил Манитея осмотреть пленных и, как положено в таких случаях, пересчитать. Но Манитей махнул рукой: нечего терять время на этот мусор. Потом потолкую с выжившими! Он велел немедленно сковать пленных одной цепью и перегнать в дальние каменоломни.

Но теперь возмутился Аристо. И хотя Манитей был выше по званию, однако подчинение у них было разное.

Манитей был человеком Лиссия, который в настоящее время находился далеко, и еще неизвестно как повернутся дела в непокорной Иудее.

Морским же флотом командовал лично Силонос. И Аристо заявил, что распоряжение об отправке пленных в каменоломни должен подтвердить командующий Силонос. При этом Аристо понимал, что злопамятный Манитей не простит ему такого унижения. И, желая хоть немного сгладить резкий выпад против Манитея, сказал:

– Между прочим, среди пленных имеется женщина, с которой ты, Манитей, знаком. И, возможно, всё это не так просто как ты думаешь.

– Что ты мелешь?! – заорал крайне задетый Манитей, – никаких женщин, а тем более попавших к тебе в плен – не знаю и знать не хочу!

Тогда-то Аристо и сообщил, что эта женщина была при посланнике, которого ты, конечно же, должен помнить.

Тем самым Аристо напомнил явно зарвавшемуся Манитею, что тот в своё время едва не оказался в петле палача, за то, что он или кто-то из его людей украл у посланника талант серебром, полученный им, в придачу к почетному воинскому знаку "За храбрость", то есть что у него, Манитея, руки не чисты. Но Манитей не собирался уступать поле битвы.

– Не заносись, Аристо! – сдавленно и угрожающе произнес он.

– И я об этом! – парировал обозленный Аристо. Но Манитей упрямо продолжал:

– Рассказав мне о пленных, ты сообщил только половину правды, а полу правда бывает опаснее лжи! О второй половине, то есть о захваченном тобой оружии, ты умолчал…

– Зачем ты это скрыл?! В каких целях? – задал Манитей чреватый опасностью вопрос. – Напоминаю, ты капитан имперской триремы, а не утонувшего деревянного горшка, на котором ты перевозил контрабанду!

Аристо побагровел. Это было явное оскорбление, за которое Манитей должен был ответить и немедленно. Еще мгновение и, забыв о своем капитанском мундире, он обрушил бы на голову костолома огромный солдатский кулак, но именно в этот миг раздался пронзительный свисток посыльного. Тот решительно растолкал плотную стену солдат, с интересом наблюдавших за спором офицеров, и передал капитану триремы приказ – немедленно явиться к коменданту.

Аристо сделал вид, что на палубе его триремы никакого Манитея нет, приказал сотнику охранять пленных и ждать его возвращения.

До крайности обозленный Манитей направился к сходням чтобы сойти с корабля и вызвать своих людей, но по дороге среди пленных увидел Эсту. Обладая цепкой памятью на лица, Манитей сразу же её узнал, хотя она и была в необычной, явно богатой одежде.

" Так вот на кого намекал ему этот контрабандист Аристо! "

И, охваченный тяжелыми предчувствиями, он быстро покинул корабль. Никакого желания забрать с собой пленных у него уже не было.

Меж тем Аристо, подробно, со вкусом, как это любят делать бывалые моряки, излагал Силоносу подробности о столкновении его корабля с "Семеркой". Затем также подробно начал рассказывать о большой группе необычных пленных, оказавшихся на его корабле.

Наконец, Силоносу надоели подробности, без конца сыпавшиеся из уст увлекшегося моряка, он жестом остановил Аристо и спросил:

– Почему капитан ничего не говорит об оружии, оказавшемся на его корабле и которое он собирается оставить у себя?

Аристо, прерванный на полуслове, замолк. Затем со свойственной ему простотой признался, что сообщение об оружии он оставил на конец доклада, – для приятного сюрприза

– Я таких щитов и мечей ни разу не видел! – с явным восторгом признался Аристо, – хотя на воинской службе немало лет!.. – Однако удержался от подробного изложения, своих военных заслуг. Спросил:

– Что раньше желает осмотреть командующий: пленных или оружие?

И тут же многозначительно заметил, что пленные представляют не меньший интерес, чем оружие.

– Мой опытный глаз подсказал мне, – торопливо продолжил Аристо. – Они не из бедных, и если позволишь, то за этих пленных можно получить хороший выкуп, а это хоть немногого, но пополнит имперскую казну…

– Оружие! – Прервал его Силонос. – С пленными разберётся Манитей.

– Твоя воля… – недовольно проворчал Аристо, и упрямо продолжил, – Смею заметить, среди пленных находится женщина, уже однажды плывшая со мной…

– Женщины меня не интересуют! – отрубил Силонос.

– Я не о том… – смущенно сказал Аристо. – Комендант должен знать, что эта женщина была при важном посланнике, плывшим к Понту Эвксинскому. К тому же она несет в себе новую жизнь

– Посланник был награжден боевым знаком " За храбрость"? – быстро спросил Силонос.

– Я именно об этом! – оживился Аристо. – Редкой души человек. Он даже хлебнул из моей амфоры.

– Значит, пировали вместе … – несколько растерянно произнес Силонос, и в его памяти невольно возникли картины давно прошедшего.

…Эльазар после завершения рекрутской службы отправляется домой, в Иудею. Затем, неожиданно для Силоноса, решает изменить направление, чтобы отвезти домой в Эфирику, выкупленную им рабыню Эсту. Этот факт крайне удивил Силоноса, хотя уже тогда он хорошо знал смелую и благородную душу Эльазара.

То был поступок, удостоившийся высшей оценки его, гекатонтарха Силоноса.

Руководствуясь именно этими чувствами, он первый и единственный раз обратился к другу своего отца Проклосу и получил его подпись, заверенную печатью, на увольнительном папирусе Эльазара.

Неужели это та самая рабыня, о которой говорит Аристо? И не Эльазар ли отец её ребенка? Его верный и единственный друг – Эльазар бен Рехавам?

И вновь в его памяти с лихорадочной быстротой замелькали картины службы в Иудее. Поездка с Эльазаром в Негев, буря в пустыне, когда все они едва не погибли.

Задушевные беседы в доме друга. Вкусные и душистые ячменные лепешки с медом – пестионы, испеченные Шифрой, точно такие же, как в далеком детстве пекла его мать… Незатейливые её рассказы на греческом языке, смягченном смесью иврита и арамейского. Её нежные руки, омывавшие рану на его ноге, когда Быстроногий испугался мангусты и понесся вдоль выступов острых камней.

Как наяву, Силонос почувствовал запахи гончарной печи во дворе друга, когда он и Шифра помогали Эльазару укладывать в эту печь амфоры, киликсы, тяжелые кувшины для воды, оливкового масла, вина… и волнующие касания её рук.

Всё это разом проснулось и всколыхнуло его растревоженную душу.

– О, всемогущий Зевс! Как давно это было! И было ли вообще?

В ответ он услышал давно молчавший внутренний голос:

"Было, гекатонтарх Силонос! Было и не прошло!

Только это и осталось!"

Прошло же безвозвратно все остальное: два года тяжелой службы в песках Вавилонии. Воссоздание сильного военного гарнизона в Дура-Европосе, разработка плана разгрома могучей армии Парфянского царя и доклад Лисию.

Отвержение этого плана всесильным Лисием и назначение его, Силоноса комендантом Александрии и командующим несуществующей армии. Перебазирование гарнизона в Александрию. Спасение от рук парфян иудеев Дура-Европоса. Тяжелое сражение с армией парфянского принца Арсака…

Все это было и прошло, – остались лишь Эльазар и Шифра, его Шифра, неосуществимая мечта и неугасимая надежда.

Меж тем, видя, что комендант странно молчит, Аристо решил напомнить, что оружие на корабле, а пленных, Манитей, быть может, уже загнал в каменоломни.

– Я уехал, а костолом остался на палубе – напомнил он.

– Что ты сказал? – Как бы просыпаясь от глубокого сна, спросил Силонос. И не ожидая ответа, одним прыжком, оказался на лошади. Подобно вихрю, он понесся к триреме. От удивления Аристо открыл рот и прижался к стенкам шатра.

Солдаты еле успели отскочить от взлетевшего на палубу всадника. Когда же они узнали во всаднике своего командира, то пришли в восторг и принялись изо всех сил ударять мечами по своим щитам.

Силонос спешился, бросил поводья подоспевшему коневоду Никосу. Направился к группе пленных. Их плотным кольцом окружали солдаты триремы.

До последней минуты сотник, командовавший военным отрядом на корабле, не знал что делать. Возникла дилемма: начальник службы разведки Манитей приказал связать пленных и погнать в каменоломни. В то же время его непосредственный начальник – капитан Аристо приказал не связывать пленных и оставаться на корабле до его возвращения. И когда сотник, наконец, увидел, что на корабль прибыл сам командующий Силонос, а затеи и капитан Аристо, вздохнул с облечением. Решение примут другие.