Текст книги "Зубастик. Чудесное путешествие"

Илья Новак
Зубастик. Чудесное путешествие

Неважно, где – но не в нашем мире.

Пролог
Ночная погоня

Снаружи дом казался небольшим, хотя внутри был огромен. Он напоминал старый сарай без окон, с единственной узкой дверью, и стоял на краю чудесного города, возле обрывистого океанского берега. В доме жил старый маг. Однажды ночью он понял, что его собираются убить.

У старика была светлая всклокоченная борода и крупные оранжевые веснушки. Сидя за колченогим столом, он писал при свете свечи, оплывающей в глиняном черепке. Рядом стояла большая чернильница, лежали несколько колдовских предметов, перья и четки. Стол, пара стульев да громоздкий комод – больше никакой мебели здесь не было. На балках висели связки старых высушенных заклинаний, в густых тенях под высокой крышей порхали какие-то крошечные существа, где-то тихо журчала вода.

Обычное жилище мага. Внутри оно больше, чем снаружи, потому, что за долгие годы магия переполнила его. Вот, к примеру, кухня – она ведь тоже несет следы того, чем в ней постоянно занимаются. Дерево пропитывается запахами жареного мяса, лука, чеснока и специй, на столах остаются зарубки от ножей, жир и копоть въедаются в стены… А здесь не варили супы и не пекли пироги – в этом доме готовили новые заклинания. Наводнившая здание магия вывернула его наизнанку, завязала морским узлом и запутала так, что теперь и сам хозяин не знал всех таинственных закутков и темных залов, которые постепенно будто сами собой появлялись в его доме.

Снаружи донесся приглушенный звук удара, и все вокруг едва заметно дрогнуло.

Старик прислушался, затем склонился над столом и стал писать быстрее, торопясь закончить страницу. В глубине дома раздался звук тяжелых шагов – пока еще далекие, они быстро приближались. Маг не поднял головы, когда дверь позади раскрылась, и в помещение вступила дородная фигура.

– Да, – произнес старик, одной рукой продолжая писать, а другую засовывая под стол.

– Хозяин, там…

– Я слышал, слышал. Еще немного…

Не глядя, он вытащил из-под стола котомку.

– Надо уходить, хозяин!

– Конечно. Но имей в виду, я не знаю, где мы можем скрыться.

Размашистым движением старик сгреб в котомку все, что лежало на столе, и повернулся. Толстяк – слуга и охранник мага – стоял, подняв лампу над головой. Тусклый свет озарял лицо. Похожее на человеческое… но все же не человеческое.

– Что с тобой? – спросил маг, увидев, как он покачнулся. – Ты ранен?

– Дрался с ними, – пробурчал толстяк. – Их много, сильные. Налетели сверху. Запер дверь, но…

Вновь прозвучал удар, пол дрогнул.

– Сверху? – повторил старик, перекидывая котомку через плечо. – Что это значит?

– Крылья, – пояснил слуга. – Летают.

– Так-так-так…

Маг помедлил в задумчивости, затем громко повторил:

– Так!

Они оглянулись на дверь, когда в помещение проник далекий скрип сминающегося под ударами дерева.

– Есть другой выход, – произнес старик. – Погоди, я только захвачу еще пару вещей. Вот это, и это… Хорошо, теперь идем. Хотя я не вижу смысла убегать – нам негде спрятаться.

Последние слова он произнес уже на ходу. Толстяк грузно топал за хозяином, подняв лампу над головой.

Под крышей ползали тени, что-то невидимое перепархивало с балки на балку, тихо пища. Впереди журчала вода. Двигаясь через колдовской дом, они миновали несколько темных коридоров. Световой круг от лампы скользил по полу, выхватывая из темноты доски, проросшую сквозь щели траву и цветы – стебли выпрямлялись, крупные бутоны поворачивались вслед двум силуэтам, затем сгибались друг к дружке, будто перешептывались, обсуждая бегство хозяина дома.

Коридор стал шире. Пол сменился песком, стены – пологими барханами. Теперь вокруг тянулась пустыня.

– Ну и ну… – протянул маг. – Я и не знал, что здесь появились такие места!

Они пошли медленнее. Песок мерцал, при каждом шаге над ним взлетали светящиеся пылинки. Из-за бархана донесся шелест, словно там что-то ползло, и слуга окликнул хозяина:

– Можем заблудиться!

Не оборачиваясь, маг покачал головой. Он был уверен, что не заблудится в своем собственном доме, каким бы странным тот не стал из-за магии. Журчание стало громче, барханы исчезли, и беглецы очутились в новом зале. Стены и потолок отступили, пропали, словно их и не было. Здесь все пропитала влага, наполненная пылинками – будто светящейся мукой, которую кто-то высыпал в воду, и теперь она клубилась, расплываясь ленивыми облаками.

– Быстрее! – велел старик.

Они направились вперед сквозь теплую водяную завесу. Толстяк захлюпал носом, отфыркиваясь, огонь лампы замерцал и начал угасать.

Впрочем, все было прекрасно видно благодаря мерцанию колдовской пыли. На ходу беглецы гребли перед собой руками, словно шли по дну реки. Клубы света медленно перемещались, извивались потоками, завихрения его образовывали омуты и круговороты.

Сквозь свет проплыло вытянутое тело с плавниками и хвостом.

– А это тут откуда взялось? – Когда маг открыл рот, световая пыль попала внутрь, и он закашлялся.

Большая рыба взглянула на них выпуклыми умными глазами, сквозь белесую муть поднялась выше и пропала в световоротах, что кружились у потолка, ставшего поверхностью колдовского водоема. Толстяк выпустил бесполезную лампу, и та, покачиваясь, медленно уплыла куда-то.

Мимо прошмыгнула стайка юрких золотых рыбок. Висящий над полом морской конек с круглой шапочкой на голове проводил их надменным взглядом, потом толстяк чуть не наступил на краба, волочащего на спине домик с покатой крышей и увитой плющом верандой. Быстрое течение взвихрило пылинки, беглецов потянуло вперед, к круглому отверстию, сквозь которое поток света устремлялся наружу. Их тела наклонились, старик упал – но не ударился о пол, а поплыл над ним, нелепо размахивая руками. Водяной свет замерцал. Слуга ухватил хозяина за лодыжки, пытаясь удержать, но его тоже опрокинуло, после чего поток вынес обоих наружу.

С небольшой высоты они свалились в лужу и сразу же вскочили. Из широкой трубы, выходящей через заднюю стену дома, лился бурлящий светопад.

– Теперь бегом! – приказал старик.

Они побежали по кромке заросшей бурьяном земли между стеной и обрывом. С потяжелевшей от влаги одежды стекал свет, при каждом шаге от хлюпающих ботинок разлетались мерцающие брызги. Внизу тихо плескался черный океан, вверху светилась мягким зеленым светом овальная, немного сплюснутая сверху и снизу луна.

Они выскочили на улицу – и в тут на фоне луны пронеслась крылатая тень.

– Куда?! – выдохнул толстяк.

– Прочь из города. И тихо.

Их заметили. Беглецы только успели добраться до поворота улицы, когда позади раздался призывный шипящий звук, а в ответ второй, почти такой же – будто две змеи переговаривались на своем языке.

Маг свернул, начал перебираться через невысокую ограду, но зацепился. Слуга схватил его за воротник, приподнял и перешагнул через препятствие. Луна вновь мигнула, когда ее пересекла крылатая тень. Преодолев внутренний двор, беглецы перелезли через вторую ограду и очутились на круглой площади с высоким зданием в центре. Колонны, поддерживающие навес над входом, широкие ступени, стены, крыша – все из черного мрамора. Бледно-зеленый свет луны озарял висящий над входом щит с гербом в виде драконьей головы. Узкие глаза смотрели прямо, пристально и холодно вглядываясь в каждого, кто бросал взгляд на герб. Приоткрытая хищная пасть показывала острые клыки. Над гербом полукругом шла надпись:

ДРАКОНИЙ БАНК.

– Спрячемся там? – спросил толстяк.

– Что ты! – маг уже бежал в обход площади. – Не в городе. Здесь мы вообще не сможем укрыться. Он найдет нас где угодно.

– На берегу? Тогда зачем бежим в другую сторону?

Как только они миновали площадь, над ней возникли крылатые тени.

– Потому что на берегу тоже нельзя.

– В океане?

– Какой океан, что ты говоришь!

– На горе? – слуга показал туда, где в темном небе виднелись контуры далекой вершины.

– Ты так ничего и не понял! В этом мире нам от него не скрыться. Вообще нигде!

– Но где же тогда? – спросил тяжело дышащий толстяк.

– Пока не знаю!

Город закончился – потянулись палисадники, огороды, низкие домишки с соломенными крышами, амбары.

Петляя, они бежали дальше. Шипящего звука теперь не было слышно, но старик знал, что преследователи где-то рядом.

Вскоре началась пустыня. Не такая, как в доме мага, настоящая. Стало прохладно – песок уже отдал ночи накопленное за день тепло. Ветер шелестел в тенях, залегших между барханами.

Увязая по щиколотки, они преодолели несколько пологих вершин. Толстяк дышал все тяжелее, а маг уже совсем выбился из сил. Чем глубже беглецы входили в пустыню, тем становилось жарче. Далеко впереди из склона огромной горы вырвался столб пламени, завернулся смерчем и потух.

– Гулгор кашляет, – на вершине бархана маг повалился навзничь. – Не спится старику.

– А он не поможет нам? Скоро догонят! – слуга сел рядом, щурясь, вглядываясь в темноту. Пока что он не мог различить крылатых преследователей, но, скорее всего, они уже достигли палисадников. – Может нам попросить помощи у Гулгора?

– Думаешь? – маг с сомнением покачал головой. – Но где он спрячет нас? Да и не успеваем мы туда добраться.

– Тогда побежали! – слуга привстал.

– Нет, погоди, я уже задыхаюсь. И потом, нам все равно не дадут достигнуть горы. Но вообще-то… вообще-то, есть другой способ.

– Какой?

– Мне трудно объяснить тебе. Но, возможно… – старик задумчиво ковырнул песок и встал, стягивая со спины котомку. – Да, сейчас это единственное, что может спасти нас.

Крылатые убийцы летели зигзагами низко над землей. Маленькие глаза, не моргая, смотрели вниз – они различали каждый дом, каждый огород, каждую грядку на огороде, каждый побег на грядке, каждый листок на побеге!

Они смотрели очень внимательно, потому что тот, кто отправил их в погоню, был безумцем, способным в случае неудачи сотворить что угодно даже с ними, своими верными слугами.

Убийцы пересекли границу пустыни и опустились еще ниже, описывая круги над барханами. Беглецов не было. Преследователи не могли различить их среди песка.

Тогда они поднялись выше и разлетелись, чтобы охватить все пространство до одинокой горы.

Даже с такой высоты убийцы различали каждую песчинку в пустыне.

Во все стороны тянулись песчаные холмы – и не единого человека среди них.

Они достигли склона одинокой горы и полетели обратно. Сильные крылья рассекали воздух. Узкие ноздри раздувались. Длинные тени то и дело проносились на фоне бледно-зеленой луны.

Беглецов не было, но убийцы не прекращали поиски.

Их крылья не знали усталости.

Их глаза смотрели не моргая.

В их маленьких мозгах зарождалась паника.

Они смотрели так пристально, как не смотрели никогда в жизни.

И не видели.

Не видели.

Не видели!

Глава первая
В поисках негодяя

И вновь пришла ночь. Погода стояла ужасная – плохой хозяин собаку на улицу не выгонит. Хотя ее никто и не гнал, она сама убежала.

Препротивнейший криволапый песик по имени Нобби, обжора и лентяй с самодовольной мордочкой, жил в большом доме, принадлежащем господину Шлапу, самому богатому человеку города. Супруга его, госпожа Шлап, любила животных гораздо больше людей: в доме обитали еще три кота, пять кошек, бульдог и шумное семейство хомяков.

За всей живностью следил юный слуга по имени Эб Эбвин. И теперь он, запахнувшись в пальто и нахлобучив шапку на лоб, брел сквозь пургу, иногда громко выкрикивая:

– Нобби! Нобби, ты где, дурачок?

Дурачок не отзывался. Вообще-то, Эб предпочел бы назвать его “негодяем”, что он однажды случайно и сделал в присутствии хозяйки. И получил от нее страшный нагоняй. Подобные слова недопустимы в приличном обществе! – заявила госпожа Шлап. И даже если песик слегка балуется, то самые ругательные слова, которые к нему можно применять – это “дурачок” или “шалун”.

Ветер дул порывами, свистел, бросал в лицо Эба колкую снежную крупу. Темнота кругом, на много миль окрест – ни огонька. Лишь в стоящем на вершине холма большом доме Шлапов светилось окно спальни, где хозяйка металась из угла в угол, заламывая руки в ожидании, когда же найдут ее дорогого Ноббика.

Самое неприятное время года – еще не так холодно, чтобы снег одеялом укрыл землю, но уже и не так тепло, чтобы он совсем растаял. Темно-коричневые проплешины сменялись покрытыми тонкой корочкой лужами, куда Эб то и дело проваливался. Старые сапоги его промокли, холод пробирался под пальто.

– Нобби! – опять закричал Эб, почти с ненавистью глядя на дом Шлапов. Холодными вечерами дурачок Нобби любил устроиться на атласных подушках софы, что стояла возле большого камина в зале второго этажа, и дремать там, иногда брюзгливо порыкивая на тех, кто пытался приблизиться к нему. На всех, за исключением своей повелительницы, госпожи Шлап, у которой он был любимцем. Госпожа перед тем, как лечь, всегда приходила к Нобби, желала ему спокойной ночи и нежно чмокала в слюнявую мордочку. Этим вечером, не обнаружив пса на привычном месте, она подняла большой тарарам. Разбудили слуг, обыскали весь дом – Нобби исчез. Он не в первый раз убегал, и, как обычно, во всем обвинили Эбвина. Вот так и получилось, что теперь он брел сквозь пургу по склону холма на окраине города, вместо того, чтобы лежать в своей постели.

Сквозь вой ветра донеслось поскрипывание. Эб остановился, прищурился и увидел что-то громоздкое, медленно движущееся навстречу. Заржала лошадь.

– Сигизмунд! – окликнул Эб. – Это вы?

– А то кто же? – прозвучало в темноте, и Эбвин наконец разглядел очертания телеги.

– Тпру! – кузнец Сигизмунд остановил лошадь и слез, щурясь. – Эбби, что ли? Ты чего тут бродишь?

– Пса ищу, – пробормотал Эб, недовольно морщась – очень уж он не любил уменьшительного варианта своего имени, “Эбби”.

– Собачку вашу? – переспросил кузнец, когда Эб подошел ближе и присел на край телеги. – В такую темень? А зачем ее искать… а, понял! – сам себе ответил он. – Эту, как ее… Ноппи? Поппи?

– Нобби, – поправил Эбвин.

– Во-во, Нобби. Твоя хозяйка совсем помешалась. Я ее видел только что.

Эб вскочил с повозки.

– Как видели? Где?! – перед его глазами встала страшная картина: неугомонная госпожа Шлап в развевающемся халате, с чепцом на голове и в домашних шлепанцах, рассекает студеную ночь, выискивая исчезнувшего в пурге ненаглядного Ноббика. – Она что, тоже поперлась негодя… дурачка искать?

Они с кузнецом уставились друг на друга и некоторое время молчали.

– Какого негодя-дурачка? – спросил, наконец, Сигизмунд.

Эбвин пояснил:

– Это мы так Нобби называем. Дурачком.

– Дурачок, а? – Сигизмунд осклабился и несильно, по-дружески, ткнул Эба кулаком в бок. – Понял. Да нет, не хозяйку я видел, а собаку вашу. Пса, то есть. Этого Нобби-Шнобби.

– Ну? – обрадовался Эб. – Куда он пошел, говорите скорее!

Лицо Сигизмунда погрустнело, и Эбвин спросил:

– Что, в Кривой лес побежал?

В этом лесу мало кто гулял или собирал грибы-ягоды. Иногда из-под земли там доносился приглушенный гул, а сама земля принималась мелко дрожать. Впрочем, по какой-то непонятной причине происходило это только летом, весной или осенью, но никак не зимой. И хотя сейчас стояла зима, Эбу все равно вовсе не улыбалось идти в Кривой лес.

Впрочем, тут же выяснилось, что идти туда и не надо. Сигизмунд, махнув рукой, произнес:

– Да вот… Вот, понимаешь ли, куда он пошел…

Эб повернулся в сторону, указанную кузнецом. Небо было – чернее некуда, но между пологими склонами двух холмов протянулась широкая тень, еще более темная, чем весь остальной пейзаж.

– Туда? – ахнул Эбвин. – Ну, все! Так я и знал. А вы не путаете, Сигизмунд?

Они посмотрели на распадок между холмами и переглянулись. Кузнец ответил:

– Нет, Эбби, не путаю я. Точно, видел твоего пса. Туда он и побежал, к замку Кастеляна.

Лошадь всхрапнула и махнула хвостом, как бы призывая хозяина побыстрее закругляться с разговорами и давая понять, что в конюшне ей будет куда уютнее, чем на овеваемом всеми ветрами склоне холма.

– Про замок-то всякое говорят, – произнес Сигизмунд раздумчиво. – Говорят, кто туда ночью забредет – назад уже не вернется.

– Пустые россказни… – возразил Эб. – Кто говорит? Тот, кто возвращался?

– Ха! – невесело откликнулся кузнец. – Это ты, Эбби, конечно, ловко мне ответил. Однако же почему “пустые россказни”? Замок-то уже множество лет брошенным стоит. И башня там эта… Безвыходная. А про Кастеляна я всякое слышал – будто бы был он страшным магом, но поссорился с еще более страшным Бардо Тодолом, и в таинственном месте под названием Цукат произошла у них битва…

– И, скрываясь от мести Тодола, Кастелян приехал к нам, обосновался в замке… – нараспев подхватил Эб.

– Да-да, а Тодолу в конце концов удалось разыскать врага и наслать на него могущественное заклинание…

Потерев ладонью замерзший нос, Эбвин возразил:

– Вы меня не пугайте, я и так уже… то есть, я раньше все это и так уже слышал. Но не верю. Просто старый замок, развалины. И про Цукат – это только сказочки. А в Безвыходную башню все равно никак не попасть. Никто там не живет, даже бродяги. Нобби скорее всего за какой-нибудь крысой побежал. Он любит крыс гонять. Сейчас я туда пойду, быстро Нобби отыщу, надаю дурачку, негодяю такому, по ушам и вернусь. Так?

– Так, – согласился Сигизмунд, перегибаясь через борт телеги и выискивая что-то среди соломы, устилавшей дно. – Это ты правильно сам себя подбадриваешь. И вправду, ничего там, в замке, нету. И Мармышка-дурачок стал дурачком не после того, как однажды сбился с дороги и к Безвыходной башне ночью случайно забрел… нет-нет, не после этого. Однако же, Эбби, я вот что тебе скажу: плюнь, иди домой. Завтра поутру пса своего отыщешь.

Очень бы хотелось Эбвину последовать совету Сигизмунда, но в том-то и дело, что пес был не его, а хозяйский. Эб представил себе те слова, с которыми к нему обратится возмущенная госпожа Шлап, когда он придет обратно один, представил ее доброе и очень красное лицо, наконец, представил внимательный взгляд господина Шлапа… и понял, что без Нобби возвращаться не стоит.

Тем временем кузнец, приглядевшись к Эбвину и уяснив, что тот ну никак не может вернуться с пустыми руками, протянул выуженный со дна телеги факел.

– Раз решил, так иди быстрее, пока пес совсем куда-нибудь не запропал. Что-то зимы с каждым годом у нас все студенее. Это не стариковские ворчания, не думай. Мир портится, Эбби, все стало таким холодным, тусклым. А люди? Ты уже слышал, что Вард-молочник пропал?

– Как пропал? Куда пропал? – удивился Эб.

– А вот так. Взял и исчез. Знали бы, куда – нашли бы. Помнишь, как твоя бабуля Снок? Просто не стало его, и все тут.

– Да когда же он успел, я же только сегодня в обед его видел!

– Недавно совсем, вечером. Я от него еду. Ладно, вот, возьми факел. Совсем темно уже. Кресало есть у тебя?

– Есть, – сказал Эб, принимая факел, длинную палку, один конец которой обматывали пропитанные горючей смолой тряпки. – Но только вы это, Сигизмунд… пожелайте мне удачи, что ли? Чтоб я, неровен час, и сам не пропал, как Вард.

Глава вторая
Безвыходная башня

Холодало. Ветер уже не свистел, а тонко подвывал, будто голодный цепной пес, трепал полы пальто, набрасывался на Эба и кусал его за нос острыми ледяными зубами. Светящееся окно дома Шлапов давно исчезло из виду, как и сам дом, вокруг были только холмы да поля. Городок остался позади, из тьмы выступил замок Кастеляна.

Хлюпая сапогами в мокрой каше из грязи и снега, Эб Эбвин бежал, что было сил – минуту назад он заприметил Нобби.

– Сюда! Иди сюда! – вопил Эб, размахивая еще не зажженным факелом. – Нобби, дурачок, брось ты эту крысу!

Но маленький силуэт, едва-едва различимый сквозь пургу, уже исчез в проломе окружающей замок стены, лишь раздалось почти заглушенное воем ветра тявканье.

– Ведь это ты нарочно… – бормотал Эбвин, перебираясь через камни. – Или я тебя не знаю? Нарочно, чтоб поиздеваться надо мной!

Он остановился, глядя по сторонам. Стены треугольником охватывали двор замка. Рядом с центральным строением высилась Безвыходная башня. Ее скорее следовало бы назвать Безвходной – потому что в ее толстых стенах не было видно ни одного окна или двери, ни единого отверстия. Она и вправду была очень высока, даже выше шпиля, торчащего на крыше городской ратуши.

Ветер стих. Впереди опять раздалось тявканье.

– Нобби! – завопил Эб, переходя на бег. Сапоги увязали в грязи, Эбвин то и дело спотыкался о камни и куски старой кладки… – Нобби, негодя… шалун, иди сюда!

Как всегда, шалун не слушал Эба и вообще не обращал на него никакого внимания, а, делал, что хотел. И этой ночью ему пришла охота обследовать замок Кастеляна…

Эб почти уже настиг пса. Он отчетливо различал его перед собой и даже вытянул руку, чтоб ухватить дурачка за куцый хвост, но тут Нобби, издав визгливый лай, рванулся прямо в дверной проем центрального строения. Эб помчался следом, ругаясь и выуживая из кармана кресало. Грязный снег под ногами сменился каменным полом.

Впереди раздался цокот собачьих лап о ступени – Нобби достиг лестницы. Эб вытянул руку, нащупал холодные перила и стал подниматься.

На площадке второго этажа ему пришлось остановиться, чтобы разжечь факел. Вспыхнули просмоленные тряки, и Эб мельком разглядел кончик хвоста, мелькнувший за перилами – Нобби бежал дальше, вверх.

Длинными прыжками Эб взлетел по следующей лестнице и очутился в большой комнате. Через пролом окна задувал ветер. Пес стоял на подоконнике, выглядывая наружу.

– Стой! – вскрикнул Эб. – Осторожно, упадешь!!!

Нобби повернул к нему приплюснутую мордочку с вытаращенными черными глазками и презрительно фыркнул.

У Эба Эбвина было живое воображение – он представил, как Нобби вываливается из окна… а затем перед его мысленным взором развернулась вот какая картина: похороны на городском кладбище, медленно падают крупные снежинки, хмурое небо в облаках, черные, безлистые деревья. Рыдающая госпожа Шлап идет, поддерживаемая супругом. Гроб с хладным телом Нобби несут безутешный бульдог, пять унылых хозяйских кошек и пригорюнившиеся морские свинки. Позади шествует толпа хомячков с венками. Траурные речи, большая каменная статуя облаченного в длинный камзол Нобби, стоящего на задних лапах, с орденами на груди… Вдруг толпа разом оборачивается – все взгляды устремлены на одинокую фигуру Эба Эбвина, и прекрасная в своем горе госпожа Шлап, указывает на него дрожащим пальцем: “Это он, он убийца маленьких собачек!”.

Эб моргнул, видение исчезло. Он стоял посреди комнаты на четвертом этаже полуразрушенного здания в руинах замка Кастеляна и смотрел на Нобби. Издав короткий визгливый лай, пес спрыгнул с подоконника.

Но не внутрь, а наружу.

Перегнувшись через подоконник, Эбвин увидел, что вдоль стены тянется широкий карниз, даже не карниз, а каменная полка. Он глянул влево, вправо – и заприметил Нобби, деловито обнюхивающего сбитый из досок мосток. Один его конец опирался на карниз, а второй исчезал во тьме.

Впереди высилась Безвыходная башня, мосток соединял два здания. Наверное, снизу, с земли даже днем его почти невозможно разглядеть.

– Нобби, ты же не пойдешь туда? – с надеждой спросил Эбвин, перебираясь через подоконник.

Оказалось, что пес имеет собственное мнение по этому вопросу. Он задумчиво обнюхал доски, для пробы поставил на них сначала одну лапу, потом вторую.

Прижавшись спиной к стене, Эбвин сделал осторожный шаг по карнизу. На несколько мгновений стих ветер, внизу Эб разглядел черные руины, но тут же снег пошел сильнее, пелена стремительно несущихся снежинок скрыла землю.

– Нобби! – повторил Эб. – Не делай этого… пес!

Пес покосился на него, фыркнул и пошел дальше.

– Я тебя придушу, так и знай! – в сердцах посулил ему Эбвин. Он сделал несколько коротких шагов и очутился возле мостка, тянувшегося наискось вверх. Теперь Эб сквозь снег сумел разглядеть, что дальний конец мостка исчезает в проломе стены Безвыходной башни. Нобби не спеша, вразвалочку, семенил вперед, издевательски помахивая куцым хвостом.

– Нобби, я не пойду туда за тобой! – пригрозил Эбвин и шагнул на доски. Они скрипнули, прогнулись, но выдержали.

Огонь факела гудел, то ярко вспыхивая, то почти угасая от ветра. Полы пальто развевались, мешая Эбу идти, колючие снежинки секли лицо. Закусив губу, он сделал несколько осторожных шагов, стараясь не глядеть ни вниз, ни вверх – только перед собой, на дергающийся из стороны в сторону собачий хвост. Когда Эбвин достиг середины мостка, пес успел скрыться в проломе – в мрачной черной яме, которую наполняла непроглядная тьма. Факельный свет проник туда, и Эб обнаружил внутри страшной Безвыходной башни то же самое, что и в здании, из которого пришел. Рухлядь, оставшаяся от старинной мебели, каменные стены, лестница…

Вверх по ней бежал Нобби.

Размахивая факелом, Эб помчался следом и единым духом взлетел под крышу башни.

Оказалось, что весь этаж занимает один большой зал с высоким потолком. Света факела не хватало, чтоб озарить помещение, Эб сумел разглядеть лишь каменную кладку стены, возле которой стоял.

Ветер из пролома на нижнем этаже не задувал сюда, было тепло. Затхлый воздух казался очень сухим. Эб чихнул и замер, прислушиваясь. Догонялки закончились, Нобби решил поиграть в прятки. Глухая, мертвая тишина, даже свиста ветра не слышно сквозь толстые каменные стены…

– Нобби! – прошептал Эб.

Ни звука в ответ. Пес затаился где-то в чернильном мраке, неестественно густом и вязком. Мрак впитывал, поглощал свет, не позволяя ему распространиться по залу. Хотя Эбвин и без света хорошо представлял себе, что находится вокруг: рухлядь, мусор и паутина.

Он выпучил глаза, вглядываясь во тьму. Сделал осторожный шаг, замер, опять прислушался. Повторил срывающимся шепотом: “Нобби!” – и поднял ногу, чтобы шагнуть дальше. Слева, совсем близко, прозвучало рычание. Споткнувшись, Эбвин потерял равновесие, вскрикнул и упал.

Он ударился лбом, перед глазами заплясал хоровод разноцветных звездочек. Факел вылетел из руки, что-то со звоном опрокинулось. Рычание повторилось, теперь оно было испуганным и злобным. Эбвин пополз вперед и наткнулся на факел, лежащий возле упавшего подсвечника с десятком свечей.

Рычание смолкло, раздался скребущий звук, потом фырканье. Эб схватил почти потухший при падении факел, одну за другой зажег свечи. Взял подсвечник и, встав на колени, высоко поднял его над головой.

Мрак сопротивлялся, не позволяя свету впервые за многие годы озарить зал. Но свечи были из хорошего воска, поэтому он втянулся под ковры на полу и пышные гобелены на стенах, чернильными кляксами затаился по углам и в изгибах мраморных статуй, спрятался за большими фарфоровыми вазами…

Ковры, гобелены, статуи, вазы?..

Эб Эбвин задохнулся от удивления. Весь зал сиял, перемигиваясь огоньками, ослепившими его.

Под стеной был широкий, вышитый золотыми нитями диван. Лицом вверх на нем лежал старик с курчавой светлой бородкой, в халате, с колпаком на голове. На груди его стоял Нобби и, скалясь, рычал в лицо старика.