Текст книги "Скованные намертво"
Автор книги: Илья Рясной
Жанр: Боевики: Прочее, Боевики
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 1 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Илья Рясной
Скованные намертво
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
КОНВЕЙЕР СМЕРТИ
Аверин постучал воблой о стол и умело, несколькими движениями очистил ее. Потом отхлебнул глоток холодного тверского пива, положил на язык кусочек вяленой рыбы и блаженно прикрыл глаза.
В полутьме комнаты светился экран телевизора, в его глубине что-то приглушенно вещал диктор. Аверин потянулся к дистанционному пульту и прибавил звук. Говорящая голова невесело зудела что-то о Верховном Совете – главном рассаднике антирыночных настроений. Аверин нажал кнопку переключения программ. По второй показывали новый фильм, повествующий о жизни отделения сумасшедшего дома, где проходят реабилитацию самоубийцы. Отечественная пленка «Свема» придавала предметам мутновато-зеленые оттенки. На экране героиня билась в истерике, ее пытались насиловать двое санитаров. Это было новое кино – даже не чернуха, а нечто такое, что не умещалось ни в какие этические и эстетические рамки – полет освобожденного от всех оков болезненного духа.
Щелк – третья программа.
– О, знакомые лица, – Аверин хлопнул ладонью по столу.
В студии учил любить родину и людей, заботиться о старших не кто иной, как Председатель фонда футбола, известный спортсмен, знатный благотворитель и главарь московской мафии Отари Квадраташвили.
Аверин выключил телевизор и отхлебнул еще глоток пива. Он любил пить пиво маленькими глотками и отщипывать от воблы узкие полоски, неторопливо посасывая их. Он ловил маленькие радости жизни, наслаждался ими сполна, поскольку привык пренебрегать радостями большими.
За окнами сгущалась синяя тьма. Гудели автомобили, взвыла милицейская сирена, прозвенел трамвай. Квартира располагалась в девятиэтажном доме в Медведкове. В этом районе возвышались ряды похожих друг на друга домов – верх экономии и стандартизации. В домах зажигались огни. Люди жили своей жизнью – смотрели телевизор, сгорали от любви или изнывали от ненависти, сыпали соль на раны друг другу или лили бальзам на душу, пили горькую или кололись наркотиками, смотрели телесериалы или выступление Отари. И в этот вечер Аверину не было никакого дела до них. Он замкнулся в пространстве своей комнаты – эти владения принадлежали только ему, и он не пускал сюда чужие проблемы, чужую боль. Это пространство было свободно от забот. Здесь полностью отсутствовал терпкий запах насилия и крови, к которому он должен был давно привыкнуть, но пока никак не получалось. Один из спокойных вечеров, который удалось вырвать из череды будней. Сегодня Аверин один, наедине с собой. У него есть вобла, есть пиво. Ему не хочется включать свет. Ему хочется сидеть вот так и пить маленькими глоточками холодное тверское.
Он сделал глоток побольше. И тут услышал приглушенный писк. Звукоизоляция в девятиэтажках оставляет желать лучшего, поэтому даже через стены в этом писке явственно различался жалобный плач.
– Черт-те что, – Аверин нехотя отодвинул пол-литровую кружку с изображением Будапешта – ее в прошлом году привез из командировки в Венгрию, – поднялся с кресла, прошел в прихожую, распахнул входную дверь, вышел на лестничную площадку, огляделся.
Там царила полная темнота – какой-то подъездный вредитель опять вывернул лампочку.
Что-то прошуршало по брюкам и метнулось в прихожую.
Аверин захлопнул дверь, включил в прихожей свет.
– Это еще что? – проворчал он, нагибаясь.
В мягком, пушистом тапке устроился не менее мягкий и куда более пушистый котенок. Аверин вытащил котенка из его убежища. Малыш был крохотный, полосатый, со смазливой мордашкой.
– Ты ошибся адресом, кроха.
Аверин выставил котенка обратно на лестничную площадку. Задумался на миг. Полез в холодильник, нарезал колбасу, положил на газетку, налил в пластмассовую крышку молочка и открыл входную дверь. На этот раз он успел среагировать и заслонил вход, не давая нахаленку ворваться внутрь.
– Нет, кроха, так не пойдет. Вот тебе пособие по бездомности, – он разложил на ступеньках кошачий ужин. Котенок замяукал отчаянно и жалобно.
Неторопливо, с пронзительным петельным скрежетом дверь тридцатой квартиры распахнулась. Аверин поморщился. Послышался энергичный женский голос:
– Развел котов, сволочь! Везде мафия!
Дверь захлопнулась с такой силой, что стены дрогнули. У соседки из тридцатой началось очередное весеннее обострение шизофрении, и от нее в таких случаях лучше держаться подальше.
Котенок ухватил кусочек колбасы побольше и, не выпуская его из зубов, неожиданно ринулся в квартиру. Он устроился в полюбившемся ему тапке.
– Ну, настырный, – покачал головой Аверин.
Он взял на руки котенка. Тот посмотрел на него огромными глазищами и мяукнул так беспомощно, что у Аверина что-то екнуло в груди. Он никого не терпел в своем доме длительное время – ни женщин, ни котов. Его дом был его крепостью. Обителью одиночества.
Котенок еще мяукнул и вдруг замурлыкал, прикрыл глаза.
– Что же с тобой делать? – Аверин поморщился. – Ладно, поживи, пока хозяева найдутся.
Котенок был явно не дворовый, а домашний. Скорее всего сбежал откуда-то. Завтра нужно развесить на подъездах объявления: нашелся усатый-полосатый.
Аверин снова разложил перед котенком еду.
– Набирайся сил. Чтобы потом не говорил, что тебя в гостях плохо принимали. На. Как тебя назвать-то? Будешь Пушистик.
Пушистик набросился на еду.
Аверин устроился опять в кресле и потянулся к кружке. Спокойное одиночество вечера нарушилось, Аверин сделал большой глоток и закусил воблой. И тут послышался резкий телефонный звонок.
– Не, ну сколько можно, – Аверин поднял трубку.
– Мне майора Аверина, – послышался далекий, искаженный помехами голос.
Аверин взглянул на табло автоматического определителя номера. Определитель не показывал ничего. Значит, звонили или из автомата, или с телефона, оснащенного защитой, или из родного ведомства. Хотя нет, судя по шуму в трубке, звонили все-таки с улицы.
– Я майор Аверин.
– Мне необходимо встретиться с вами.
– А вы кто?
– Я попытаюсь объяснить при встрече.
Аверин поморщился. На его крепость обрушивались новые удары. Он не любил, когда ему звонят домой, особенно вечером. Не любил незнакомых голосов в трубке. И уж совсем не терпел, когда его застают в лирическом настроении с кружкой пива в руках.
– С какой стати я должен бежать к вам? – недружелюбно осведомился он.
– Думаю, могу кое-что предложить вам. Ну, например, офис фирмы «Парус» расстрелял Пузырь с двумя подручными – Голиком и Тумбой.
Аверин сжал трубку. У него засосало под ложечкой. Что это за черт болотный ему звонит? И как он узнал номер, если номера сотрудников министерства закрыты?
– Ладно, встретимся. Называйте место и время.
– Послезавтра. Три часа. Метро «Китай-город». Там дворик тихий есть недалеко.
Незнакомец объяснил, в каком дворе и на какой лавочке должен его ждать Аверин.
– Только не стоит использовать ваши ментовские штучки. Слежка, диктофоны, микрофоны… Разговора не будет, а вам он нужнее, чем мне.
– Хорошо.
– Даете слово?
– Даю.
– Мне этого достаточно.
В трубке послышались гудки.
Аверин задумался. Что бы это могло значить?
С кухни послышалось кошачье «мяу».
Аверин застал котенка сидящим около пустого блюдца.
– Ну ты и жрать горазд, – он полез в холодильник за новой порцией.
Если подняться по эскалатору станции «Октябрьская-радиальная» и выйти из здания метро, то слева будут ворота, за ними – дверь в десятиэтажное белоснежное здание. Табличка на его стене гласит – «бюро пропусков МВД РФ». Открываешь дверь, поднимаешься по мраморным ступеням. Справа располагается помещение бюро. Там у окошка толпятся за разовыми пропусками посетители, некоторые названивают по внутреннему телефону. Вам туда не надо, если у вас в кармане удостоверение с тисненной золотом надписью «МВД РСФСР», а надобно вам налево, где стоит стеклянный «стакан» с сержантом, стерегущим вход.
– Это проход для посетителей, – нахмурился сержант.
– А я кто? – спросил Аверин, останавливаясь перед металлическим турникетом.
– А вы – сотрудник. Для сотрудников – главный вход.
– А. Это где ковровые дорожки. Спасибо.
– У меня инструкция.
– Я понимаю.
Спорить с «вертухаями» бесполезно. Это особый генотип. Им приказано – и все. Время от времени в комендатуре начинается службистская лихорадка, и тогда изобретаются новые трудности типа этой. Теперь придется обходить вокруг всего здания – крюк неблизкий.
– Ладно, служи, родимый, – сказал Аверин. – Старшиной будешь.
Сержант пожал плечами и демонстративно отвернулся.
Пришлось как белому человеку идти через главный вход, через вращающиеся тяжелые двери. Начало рабочего дня – подъезжали «Волги» и иномарки с мигалками, из них вылезали генералы и полковники – руководители подразделений и управлений, расположенных в здании. Народ чином поменьше, типа Аверина, брел пешком.
Аверин прошел через вестибюль, кивнул белой статуе Фемиды, оглядывающей приходящих и уходящих уже не один год. Двери одного из лифтов слева были открыты, но никто из толпящегося народа туда не рвался – он поднимался только на четвертый этаж, а там, как известно, расположены кабинеты министра и его заместителей. Простые смертные обитали на других этажах. Аверину требовался шестой – там находилось Главное управление уголовного розыска.
– Привет… Здорово… Как жизнь?.. У меня нормально… – Аверин здоровался, перекидывался ничего не значащими фразами со знакомыми и полузнакомыми людьми у лифта, пожимал руки. Ежедневный ритуал в начале рабочего дня.
Вот и шестой этаж. Длинные коридоры. На стене стенд с приказами министра, вырезками из газет, посвященными работе уголовного розыска, расписания стрельб. Все выглядело скучно и обыденно. Трудно представить, что здесь, в этих кабинетах, работает около двух сотен лучших оперативников России, отсюда осуществляется управление борьбой с преступностью на территории всей страны, сюда сходятся нити расследования самых серьезных уголовных дел. Здесь все было подернуто паутиной тишины и скуки – никакого намека на океан страстей, в центре которого находится это ведомство.
– Привет коллегам, – кивнул Аверин, заходя в кабинет.
– Привет, Слава, – кивнул начальник отделения четвертого отдела ГУУР подполковник Ремизов. Внешне он чем-то напоминал Бельмондо – такое же морщинистое, топором рубленное, но преисполненное обаяния лицо. – Выспался?
– Выспался, Анатолий Иванович, – произнес Аверин с кислым выражением на лице. Если начальник отделения начинает разговор с подначки, значит, приготовил сюрприз. – Что случилось?
– Глобуса завалили.
– Ого-го!
– Вчера вечером у дискотеки ЛИСС.
– В спорткомплексе «Олимпийский»?
– Точно так. Двигай в территориальное отделение, там штаб по раскрытию. Ознакомься, какие перспективы.
– А оперативка?
– Я с шефом договорился, что тебя не будет. Работай. Паши.
– Мы пахали – я и трактор.
– Отзвонись, как сориентируешься. Обрисуй обстановку.
– Понял.
Штаб по раскрытию располагался в кабинете зама по розыску отделения милиции. В кресле хозяина кабинета, положив ногу на ногу, скучал старший оперуполномоченный по особо важным делам убойного отдела МУРа подполковник Григорий Савельев. Вид у него был самый мирный – мужчина хрупкого телосложения, тридцати восьми годов, жидкая шевелюра, сильные очки. Никак он не походил на боевого опера и первого бабника в муровской деревне. Второй присутствовавший в кабинете тоже ничем не напоминал сотрудника правоохранительных органов, скорее его можно принять за киллера или вышибалу в мафиозном кабаке – двухметровый бритозатылочный детина, его литые плечи обтягивала модная кожанка. Но это был не киллер, а начальник отдела Московского РУОПа майор Никита Долгушин. Его грудь украшала золотая цепочка с палец толщиной, считавшаяся золотой, но на самом деле изготовленная из похожего на золото сплава. Она прекрасно отводила глаза при опермероприятиях – уркам в голову не могло прийти, что милиционер станет гулять с такой вещицей. Он пил кофе из большой синей кружки и тоже зевал. Аверин прекрасно знал обоих, имел с ними приятельские отношения. Сколько дел вместе поднято!
– Здорово, орлы, – кивнул Аверин. – Сонное царство. Никакого намека на трудовую активность. Кто пахать будет?
– Народ в поле уже пашет, – отмахнулся Долгушин. – Отрабатывают версии. А мы тут руководим.
– Кофе пьем, – поддакнул Савельев.
– Наши ребята свидетелей пытают. Но пока ничего конкретного. Только стон – какой великий человек из жизни ушел.
– Введите в курс.
– Погиб Глобус. Скончался благодетель, душа воровского мира, – с деланной горечью вздохнул Долгушин. – Только позавчера грузовик с продуктами к Бутырке подкатил – гуманитарная помощь. Порадовал братанов. И вот – вражья пуля.
Александр Дулгачев – вор в законе по кличке Глобус, авторитетнейшая фигура московского криминального мира. Под ним ходила половина подмосковных группировок. Он курировал солнцевские бригады и казанцев, поддерживал прекрасные отношения с кавказцами, чем вызывал большое неудовольствие воров-патриотов. Он был из тех воров, которые держали нос по штормовому ветру перемен и без особых терзаний отказывались от многих воровских принципов. Одним из первых в Москве он начал накладывать лапу на кооперативы. В последнее время обеспечивал прикрытие крупным СП и казино, занимался третейскими судами между бригадами, получая хороший куш, имел долю от автобизнеса, в том числе и от теневого. Он одевался у лучших портных в костюмы с золотыми пуговицами, а в гараже стояло больше десятка иномарок. У него одного из первых в Москве появился «Линкольн» – представительная черная машина длиной с троллейбус, оснащенная спутниковой связью.
Ночью Глобус, уже немолодой человек, веселился на дискотеке ЛИС'С в спорткомплексе «Олимпийский» – излюбленное место бандитов и бизнесменов. К полчетвертому он притомился и решил, что пора заканчивать. Выйдя из здания спорткомплекса, он с телохранителем направился к своему белому «Шевроле». Били в него из винтовки с оптическим прицелом с пандуса здания. Срикошетившая пуля пробила ногу дежурившему у выхода с дискотеки сержанту милиции.
– Какие версии? – спросил Аверин.
– Очередной разбор между ворами, – сказал Долгушин. – Многим не нравилось, как высоко вознесся Глобус, как вызывающе себя ведет. Натянутые отношения складывались с воровской элитой.
– Жди новых разборов, – удовлетворенно произнес Савельев. – Глобусовские братаны уже обещали кровную месть устроить.
– Если найдут заказчика, – сказал Долгушин.
– Они найдут. А если не найдут, все равно кого-нибудь завалят, чтобы не обидно было.
– Работаете, как похоронная команда, – проворчал Аверин. – Только знаете, что трупы собирать и описывать.
– А что их, солить прикажешь? – хмыкнул Долгушин.
– Что по оружию? – спросил Аверин.
– Карабин «СКС». Убийца бросил его на месте преступления. Естественно, пальчиков не оставил.
– Надо устанавливать, откуда карабин.
– От военных.
– Кстати, по расстрелу офиса МП «Парус». Помните? – осведомился Аверин.
– Еще бы, – хмыкнул Долгушин.
– Прошел слушок, что сделал дело Пузырь с подручными – Голиком и Тумбой.
– Откуда ветер принес? – напрягся Долгушин.
– Есть знатоки.
Долгушин и Савельев переглянулись.
– А что, вполне вероятно, – кивнул Савельев. – У нас есть два человечка, которые могут опознать убийц. Эта информация меняет дело.
– Ну вот, работайте.
Аверин переговорил со следователем городской прокуратуры, с оперативниками. Убийцу никто не видел. Зацепок никаких нет. Возможно, удастся установить заказчиков. Но что с ними делать без исполнителя? При раскрытии наемных убийств нужно цеплять сразу всю цепочку: заказчик – посредник – исполнитель. Если хоть одно звено выпадет, дело не устоит.
Домой Аверин вернулся в десятом часу. Едва открыв дверь, он почувствовал специфический острый запах. Включил свет. И смог полюбоваться лужей в самом центре комнаты.
– Что ж ты, злодей, творишь? – он вытащил из тапка котенка и легонько встряхнул его.
Пушистик посмотрел на него очаровательными огромными глазищами и виновато мяукнул.
Аверин пошел во двор. У черного входа в магазин валялись ящики. Он нашел ящик покрепче, наполнил землей.
– Вот сюда будешь ходить, – ткнул Пушистика в землю. – Понятно?
Котенок мяукнул.
– Плохо себя ведешь. Молока не получишь. Пушистик фыркнул и устроился в тапке. Тренькнул дверной звонок. Аверин посмотрел в глазок и нехотя отпер замки.
– Проходила мимо, решила заглянуть, – затараторила Света, бросаясь Аверину на шею с решимостью самбиста, идущего в атаку на чемпионате мира. Послышался звонкий «чмок» – губы впились в шею, оставив на ней отпечаток сиреневой помады. – Я зайду?
– Ты уже зашла.
– А, точно, – рассеянно произнесла Света и скинула туфли. Она была высокая, худая, изящная, с длинными черными волосами, работала корреспондентом «Вечернего мегаполиса», обладала немножко вздорным, экспансивным характером и где-то раз в месяц объявляла о полном разрыве с Авериным, но потом заявлялась на ночь глядя и утверждала, будто проходила мимо. – Что это у тебя за соседка?
– А что?
– Увидела меня. Обозвала неприлично. Пожелала мне сдохнуть.
– Она сумасшедшая.
– Правда?
– Со справкой.
– Ух ты. А тебе не страшно с такими соседями?
– Страшно.
– Киска! – торжествующе воскликнула Света, нагибаясь и подхватывая Пушистика.
– Это кот.
– Ты сам кот. А это – кошечка. – Света погладила замурлыкавшего котенка. – Хорошая киска. Мале-енькая.
– Тебе кофе?
– Ага. И поесть чего-нибудь… Кисонька, – она прижала котенка к щеке.
– Нравится? Забирай.
– Да ты что? У меня две собаки!
Действительно, у Светы были две борзые, к цвету которых она постоянно подбирала одежду. Надо отметить, что когда она выгуливала свою псарню, то смотрелась весьма изящно и чем-то становилась похожей на этих борзых.
– А тебе их сегодня выгуливать не надо? – осведомился Аверин.
– Я договорилась, что их выгуляют.
"Значит, ко мне собралась на ночь», – вздохнул Аверин. Дом – крепость, и в этой крепости пробита снова брешь. Ох, женщины. Аверину сегодня хотелось одиночества. Он устал. Но от Светы отделаться невозможно. Вообще у него никогда не получалось отделываться от женщин.
– Пойду, пожарю отбивные, – сказал он.
– Я на диете. Мне йогурт.
– Нет йогурта.
– Ну так купи.
О Господи, подумал Аверин и кивнул:
– Ладно.
Внизу находилась палатка, в которой торговали свежими йогуртами. Спорить бесполезно – если Свете что-то втемяшилось в голову, то ее с мысли не собьешь.
Зазвонил телефон.
– Вячеслав Викентьевич? – послышался голос вчерашнего незнакомца. – Вы не забыли о завтрашней встрече?
– Нет.
– Я рад. Помните, ваше слово насчет конфиденциальности?
– Помню.
– Надеюсь на вашу порядочность.
Послышались частые гудки.
Что делать? Он обязан доложить обо всем руководству и попросить разрешения на установление контакта. Однако есть одно «но». Его обещание. Тот, кто звонил, знал, что Аверин никогда не нарушает данного слова.
– Где мой йогурт? – осведомилась из кухни Света.
– Будет тебе йогурт, – он нагнулся и начал зашнуровывать ботинок.
Человека убивали. Сосредоточенно, серьезно, без дураков. Слышалось шарканье ног, пыхтение, сдавленные вскрики. Это была не обычная пьяная драка – Аверин, большой специалист в уличных потасовках, сразу определил это.
Он на миг замер, потом вздохнул и нехотя шагнул, вперед, за угол.
С улицы в крошечный глухой дворик падал слабый свет, в котором едва различались мечущиеся темные силуэты. Трое прижали одного. Они молча пытались одолеть его, а он молча отбивался. Аверин понимал, что лезет не в свое дело. Но у него с детства сложилась такая судьба – влезать не в свои дела.
– Э, братки, – воскликнул он.
– Вали, поц, – прошипел один, согнувшийся у стены в стороне. Ему уже перепало в драке, и он еле стоял на ногах.
– Да ладно вам. Давайте жить дружно, – процитировал Аверин слова известного мультика. Часто это восклицание позволяло загасить конфликт. Но только не сейчас.
Жертву почти дожали. Человек, скорчившийся за мусорными баками, еще пытался отбиваться. Он отмахнулся зажатой в руке палкой. Палка вылетела из его рук. В отблеске фонаря тускло мелькнуло лезвие ножа.
– Братва, ментов позову, – сказал Аверин. Стае оставалось совсем немного, чтобы достать добычу. И она не собиралась ее выпускать.
– Напросился, поц, – крикнул прижавшийся к стене. Он продышался и ощущал себя готовым к делу. И ошибся. Аверин с треском засветил ему кулаком в лоб. Хватило удара, чтобы завалить тщедушного противника на землю и чтобы нож, который он держал в руках, отлетел в сторону.
– Ты чего, поц? – прохрипел он, вставая на колени, и, получив ногой по ребрам, покатился по земле.
Двое оставшихся переглянулись и рванулись к Аверину. У того екнуло в груди. Как всегда – легкий озноб перед дракой. Но нерешительность длилась недолго. Он привычно вошел в ритм площадного мордобоя. Один из нападавших оказался на голову выше его, хотя и худой, другой – «колобок» с руками-кувалдами, и в одной руке была зажата финка. «Колобка» Аверин встретил ударом ноги – получилось удачно, носок угодил по кисти руки, и нож звякнул о мусорный бак.
А потом – пошло-поехало. Замелькали руки, ноги. Аверин действовал на автомате. Длилось все недолго. Вскоре противники попадали на асфальт.
– Э, жив? – он наклонился над мужчиной, лежавшим за мусорными баками, не теряя из виду стонущих на земле противников.
– Подрезали слегка, суки. Пришить бы их, – он поднялся на ноги, нагнулся и поднял финку.
– Да ты что?
– А, ладно… – мужчина сплюнул на длинного, который начал приходить в себя после того, как его шарахнули мордой о стену. – Срываемся. Сейчас менты нагрянут.
– Встретимся, поц, – донесся крик в спину Аверину.
Они прошли несколько кварталов. Мужчина свалился на лавку. Он прижимал руку к левому боку. Рука окрасилась чем-то темным. Аверин понял, что это кровь.
– К врачу надо, – сказал он.
– А, как на собаке заживет. Привычный.
В свете неонового фонаря Аверин рассмотрел спасенного им человека. Невысокий крепыш, лет двадцати пяти, с белыми волосами. Присмотревшись, Аверин с удивлением понял, что он не белобрыс, а сед – в редких местах сохранился еще старый, темный цвет волос.
– Молодец, пацан, выручил, – произнес, морщась, седой и погладил бок, застонав.
– Да, с кем не бывает, – отмахнулся Аверин.
Он привык выручать людей. Он рос в провинциальном окраинном рабочем поселке со стойкими хулиганскими и воровскими традициями. Молодежь там привыкла к приключениям. «Селяне», так называли пацанов из пригородного поселка, ходили драться с химмашевцами и городскими. Кастет, цепь, нож – с детства Аверин видел эти вещи не на картинках. Слабости в этих местах не прощали. И соплей не прощали. Нередко шпана беспредельничала. В школе на малышей наезжали старшие, выворачивали карманы. В классе Славы училось несколько закоренелых второгодников – стойких клиентов инспекций по делам несовершеннолетних, кандидатов в спецшколы для начинающих преступников. Шпана около школы после уроков подстерегала пацанов. Доставалось и Славе. Его, как и многих других, поколачивали, выворачивали карманы. Долгие годы ему вспоминались тупые лица тех шпанят – эдаких безжалостных мутантов, обожавших запах насилия, которым нравились не столько медяки из карманов жертв, сколько ощущение своей силы и власти. Слава нередко приходил домой с разбитым носом, но никогда не жаловался. Он набирался справедливой злости. И однажды, было ему тринадцать лет, решил – хватит. Его встретили после четвертого урока. Трое пацанов – на три года старше, из тех отпетых шпанят. Привычно вытряхнули портфель. Привычно пошарили по карманам. Ударили по лицу. И тут Слава почувствовал, что именно в этот миг решается многое. Решается, кем ему быть дальше – или Человеком, который умеет постоять за себя, или беспрекословным «несуном» побоев, оскорблений.
Сопротивляться шпане было не принято. К тем, кто имел старших братьев или друзей, не лезли. Лезли к таким, как Слава, которые никому не жаловались и которых некому было защитить – он рос без отца. Родному дяде, заменившему ему отца, пожаловаться немыслимо. С детства воспитывался в правилах, что жаловаться грех.
Слава ударил в ответ. Физически он был развит не по годам, так что удар получился ощутимый. Шпанята обалдели на миг, но Слава не дал им передышки. Он кинулся на одного, вцепился пальцами в горло и начал рвать зубами его руку. Его тщетно пытались отодрать, били, но ничего не получалось. Весь в крови, избитый, он наконец отнял руки от дылды, тот хрипел, глаза его закатились.
– Я убью. По-настоящему, – прошипел Слава. – Убейте, или я вас убью… Все равно убью.
Произнес спокойно. И шпанята ему поверили. Слава увидел в их глазах страх. В этот миг все четко встало на свои места. Он понял, что со злом можно бороться. И понял, что ненавидит зло. И еще понял, что никогда никому не даст унижать и бить себя безнаказанно. И не даст унижать других.
Шпанята больше к нему не приставали. Но над другими продолжали издеваться. И через полгода Слава организовал одноклассников для отпора мучителям. Когда у очередных бедолаг отнимали мелочь на мороженое, навалились пацаны. Шпана ретировалась – силы были неравны. Но Слава понял, что на этом не закончится. Их начнут подстерегать по одному и бить. И вообще все может кончиться плохо. И тогда сделал то, что считал недопустимым раньше, пожаловался своему дяде. Тот, человек в городе известный, руководитель самбистского клуба, выслушал и кивнул:
– Придумаем что-нибудь.
На следующий день Слава пришел в школу. Его ждали старшие ребята. Отвели во двор, в укромное место, где обычно проходили школьные разборки. Слава понял, что разговор предстоит серьезный. Врагам было по пятнадцать лет, сопротивляться им бесполезно. Тут и появился дядька. Как щенков оттаскал их за уши и отвел для разговора в сторонку. О чем говорили – Слава не слышал. Но после этого шпана обходила его и его ребят за милю.
– Слава, это не решение, – сказал дядя. – Я не смогу всегда стоять за твоей спиной. Вот что, приводи своих друзей ко мне в секцию. Я как раз создаю клуб для мальчишек.
– Придем.
Пришли. Потом осталось из четырнадцати человек шестеро. Но все они научились стоять друг за друга и жить по правилам чести, будто списанным со старых времен.
Дядя говорил не раз на тренировках:
– Сила – средство отстоять себя, своих друзей. Отстоять справедливость. Я хочу, чтобы вы поняли это раз и навсегда. Мужчина должен драться за правое дело.
И Слава дрался. Сколько приключений имел на этой почве, но никогда не давал издеваться над людьми. Он помнил себя – беспомощного, с разбитым носом, с вывернутыми карманами, перед смеющейся шпаной. Он знал, что людей надо защищать от тыкающей шпаны. И защищал. Удачно. Повзрослел, стал заводилой той компании, которую сколотил однажды для борьбы со шпаной.
Когда он учился в девятом классе, учащиеся из СПТУ-9, рассадника местного хулиганства, переломали ему четыре ребра. В десятом классе ему пропороли руку ножом. Аверин привык преодолевать свой страх. Знал: этой нечисти никогда не одолеть человека, который их не боится и который их презирает.
В семнадцать лет Аверин стал кандидатом в мастера спорта по самбо и человеком в поселке весьма известным. К нему и его компании стали присматриваться криминальные авторитеты, они видели, что пацаны подают надежды, у них есть организованность и сила. Переманить такую группу на свою сторону – и можно делать хорошие дела. Тем более ребята не исповедовали пацифизм и толстовское смирение, не привыкли подставлять левую щеку, получив кастетом по правой. Кое-что авторитетам удалось – переманили к себе пару парней из секции, купили легкими деньгами, блатной романтикой, привлекательностью воровской идеологии, особенно действующей на молодежь. И эти парни потом попались на разбое и навсегда ушли по большому кругу: отсидки – дела – зарабатывание криминального авторитета. Угроза сойти с прямого пути не обошла и Славу. А тут еще дядя переехал в Ленинградскую область.
Ближе к окончанию школы Аверин едва не встал на учет в милицию. Во время одного из очередных выяснений отношений с химмашевцами последние стали сильно притеснять ребят из района, одного подрезали. После большой драки Аверин оказался в отделении милиции. Его допрашивали. Он молчал, понимая, что начались настоящие неприятности. Задерживали его и до этого, но на сей раз дело оказалось серьезное – на Славу показывали как на заводилу драки. А кому объяснишь, что он защищал себя и своих друзей, что поступал так, как его учили.
Плохо бы кончилось, но вмешался начальник райотдела милиции. Он представлял примерно раскладку сил.
– Прав по совести, Слава, – сказал он, угощая чаем. – Не сносить тебе твоей буйной головушки, если так дальше будешь жить. Не знаешь компромиссов. Сломя голову бросаешься к черту в пасть.
Аверин молчал.
– Я не враг тебе. Вообще путей у тебя два – или в блатные…
– Только не это.
– Или к нам. В милицию.
– Да вы что, издеваетесь?!
– Посмотрим.
Слава окончил школу, подался в институт международных отношений – и понес его туда черт, соблазнился романтикой дальних странствий, решил, что пригодится отличное знание немецкого языка, и, естественно, без лапы не прошел. В разнарядку для детей рабочих и крестьян он не попал. Поэтому путь его лежал на завод – слесарь второго разряда, низшая квалификация, полученная в школе. Работал, продолжал заниматься спортом. И вляпывался в разные неприятные истории. Влез и на этот раз. И теперь сидел на лавочке и разговаривал с человеком, который сегодня родился во второй раз.
– Шантрапа, – процедил седой. – Петухами им работать, а не волков загонять.
– А за что тебя? – спросил Аверин.
– Сучьи происки, скажем так. Хорошо ты их сделал. Спортсмен? – седой посмотрел Аверину в глаза. Славу передернуло. Даже в полутьме от этих глаз мороз пробегал по коже. Было в этом взоре что-то необычно сильное.
– Да. Самбист.
– Мастер?
– Кандидат.
– Чемпионом будешь. Как зовут?
– Слава.
– Откуда?
– С поселка Сельхозмаш.
– Понятно… Эти петухи слов на ветер не бросают. Могут найти. Будут проблемы – заходи на улицу Ватутина. Там спросишь Леху Ледокола. Меня каждая собака знает. Понял?
– Понял.
– На, за меня выпьешь.
Ледокол вытащил из кармана мятую пачку денег – сумма казалась немалой.
– Не надо, – Аверин помахал головой.
– Ладно. Деньги нужны, работа – заходи, посодействую. Спортсмены нам нужны. Давай, самбист. Не кашляй.
Кашлять, впрочем, было впору самому Ледоколу – он неуверенно встал, качнулся, прижал руку к порезанному боку и побрел, шаркая, по улице.
– Пока, – прошептал Аверин.
Самбисты были нужны не только Ледоколу, но и Вооруженным Силам. Через два дня Аверина призвали в армию, и он оказался на Севере в конвойных частях. Так началась немыслимая еще недавно для него карьера сотрудника правоохранительных органов. Там постигались азы работы, ставшей для него всей его жизнью.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?