Текст книги "Скованные намертво"

Как спортсмен, он оказался в группе по розыску беглых заключенных. Им разрешали отпускать длинные волосы и драли как Сидоровых коз на занятиях по стрелковой подготовке, рукопашному бою, тактике оперативных мероприятий и задержаний преступников. Там он увидел впервые, что такое человек, полностью утративший человеческий облик, превратившийся в бешеного пса. Он помнит лицо, искаженное лютой ненавистью, помнит, как заточка касалась шеи заложника, как дрожал в руках его, сержанта внутренних войск Аверина, пистолет…

Десять лет минуло с той поры. Сегодня Аверин – старший оперуполномоченный по особо важным делам ГУУР МВД. Из его цепкой памяти, как из хорошего сейфа, не пропадало ничего. И он сразу вспомнил незнакомца, назначившего по телефону эту странную встречу.

– Добрый день, Аверин, – произнес седой мужчина, поднимаясь с лавочки, на которой сидел, мирно почитывая газету.

– Здравствуй, Леха Ледокол.

– Запомнил?

– Запомнил.

– Глаз – алмаз. Молодец. Настоящий опер, – он присел на скамейку, похоже, не слишком опасаясь испачкать дорогой плащ.

Видел его Аверин только один раз, да и то при свете фонаря. Тогда это был обычный приблатненный парень в потертом костюмчике. Сегодня он превратился в солидного джентльмена, одетого с иголочки. «Такой прикид должен влететь в копеечку», – подумал Аверин, мазанув взглядом по золотым с бриллиантами запонкам, по тысячебаксовым туфлям из крокодиловой кожи и скромному плащу – только за этой скромностью скрывался большой шарм и большие деньги. Руку седого оттягивали часы – Аверин видел такие у одного клиента, по заключениям экспертов, они тянут на одиннадцать тысяч долларов. Судя по всему, Ледокол круто пошел в гору. Но внешне он изменился не слишком сильно. Волосы, правда, стали совершенно белые – редкие черные пряди исчезли. И на лбу пролегли две глубокие морщины. Но осталось главное – глаза, в которых застыло какое-то сумрачное понимание, нечто такое, что познал этот человек. Какая-то темная мудрость. От этого взора становилось не по себе.

– Ничего не забываешь, самбист. В этом мы похожи. Я тоже не забываю ничего, – в этих словах прозвучала некая многозначительность. Он критически осмотрел собеседника. – А ты не особо процветаешь. Плохо тебя в милиции кормят.

– Мне хватает.

– Не скажи. Таких волкодавов надо кормить от пуза. Дерьмовое государство. Никогда не ценили настоящих людей. Предлагал я тебе со мной контачить. Сегодня бы на «Линкольне» рассекал.

– Как Глобус?

– Глобусу теперь катафалк положен.

– Вот именно.

Аверин чувствовал, что начинает тонуть в разговоре. Они трепались, как старые приятели, и постепенно на второй план отступала необычность этого рандеву.

– А я следил за тобой. Смотрел, как карьеру делаешь. Я людей сразу вижу. Честный человек. Слово блюдешь. Под ветром не гнешься, не ломаешься. Не продаешься. Не люблю вас таких, но уважаю.

– Это комплимент?

– Ну, ты же не фрейлина французского короля. Это логическое заключение.

– Спасибо, Ледокол, – улыбнулся кисло Аверин. – Так чем обязан?

– Пока еще ничем. Но, может, будешь… Время такое пришло. Надо платить долги. И возвращать их.

– Предложения?

– Элементарные. Я могу давать консультации по некоторым щекотливым вопросам из жизни преступного мира. Только со стукачом меня не путай. Определим наши взаимоотношения как сотрудничество.

– В чем твоя выгода?

– Я верну долг тебе. А ты поможешь вернуть мне долги.

– Каким макаром?

– Есть несколько человек, которых мне хочется повстречать. Скажем так, нужно местоположение.

Аверин внимательно посмотрел на него.

– Что за люди? Зачем они тебе?

– Во всяком случае, не последователи Матери Терезы. Один из них – Александр Калачев. Калач. Не помнишь?

– Помню. Один из достаточно крутых авторитетов. Подозревался в общей сложности в четырех убийствах. Одно из них – сотрудника милиции. Потом взяли его за рэкет.

– Оправдан. За сто тысяч баксов.

– Горсудом Санкт-Петербурга.

– Один из должников. Другие – люди такого же плана.

– Ты должен понимать, что ничего против интересов конторы я делать не буду.

– Я понимаю. Я хорошо тебя изучил.

Аверин задумался. У него возникло ощущение ирреальности происходящего. Контакты с представителями уголовного мира для оперативника такая же обыденность, как для артистов – со зрителями, для журналиста – в прошлом с передовыми рабочими и в настоящем со знатными бизнесменами. Такова сфера профессиональных интересов – никуда не денешься. Но от этой сделки отдавало какой-то чертовщинкой.

– Не хочешь дать задаток? – усмехнулся Аверин.

– Что интересует?

– Можешь просветить насчет истории с Глобусом?

– Попытаюсь. За Глобусом в последнее время тянулась заслуженная слава не правильного вора, уделяющего большое внимание роскоши, слишком близкие отношения с черными.

Лез не на свои территории. Поджимал шоу-бизнес. Отмазывал всяких негодяев. Решал не по совести конфликты, на которые его приглашали третейским судьей. Не давал людям работать.

– Кому?

– Петрухе.

– Мазуткинский босс.

Мазуткинская группировка формально входит в Таганскую. Еще на заре перестройки она прославилась своими разборками в столице, часть лидеров, в том числе Петруха, были привлечены к ответственности. Петрухе отсидка пошла на пользу – он приобрел в зоне связи, авторитет, был коронован на вора в законе самим Япончиком. Резко набирал силу в последнее время.

– Мазуткинские – у них в числе прочего шоу-бизнес, – сказал Аверин.

– Да.

– Тут и пересеклись интересы с мазуткинскими?

– И здесь тоже. Япончик и Петруха приглашали Глобуса на сходку. Тот приглашения не услышал. Кстати, Глобус держал крышу Лисицыну.

– Хозяину ЛИС'Са?

– Именно. Дискотека на Олимпийском проспекте и весь спорткомплекс находились под протекторатом Глобуса. На одного из знакомых Лисицына наехала команда Петрухи. Лисицын двинул к Глобусу с просьбой помочь уладить конфликт. Глобус на этой почве схлестнулся с Петрухой. И с Росписью.

– Лидером таганских? Но у Росписи и Петрухи в последнее время конфликт.

– Да. Но главный враг у них – Глобус.

– Дальше?

– Дальше? Скорее всего исполнителя взяли со стороны. Из тех, кто умеет стрелять. Человек десять на всю Россию способны так играючи провести акцию. Оплата их – десятки тысяч баксов.

– Что это дает? Где исполнитель?

– Смотри. Если договор будет в силе, что могу – узнаю. Кстати, за убиенного начнут мстить. Подручные Глобуса грешат на кавказцев, хотя это чушь.

– Глобус же друган с Кавказом.

– С кем-то друг. А с кем-то и наоборот. Жди событий.

– Кого завалят?

– Увидим. Многие подручные Глобуса на волоске. Они залезли в слишком крупные коммерческие дела. И наезжают на слишком крупных людей.

– Кто следующий?

– Бубон. Ближайший подручный Глобуса. Его смерть – вопрос дней или месяцев.

– Ты знаешь больше, чем братва?

– Знаю. Слишком много связей. Слишком специфический род деятельности.

– Так-так, – Аверин потер пальцами кожаную папку, с которой не расставался – она придавала респектабельности.

Интуиция подсказывала ему, что надо соглашаться. Судя по всему, Ледокол без труда ориентировался в запутанных отношениях в преступном мире, сравнимых разве только со знаменитыми интригами Мадридского двора. Аверин обладал сверхъестественной способностью просекать ситуацию – выгодна она или нет. Сейчас ему казалось, что это шанс. Есть несколько вариантов. Ледокол затеял комбинацию с целью вербовки Аверина – бросает ему крючок, а когда его заглотят, хвать – и на бережок. Но Аверин был готов поклясться, что это не так. Он понял, что Ледокол помнит, кому обязан жизнью. Так что же, ему нужен Калач? И ряд других типов. Зачем? Для сведения каких счетов? И готов ли Аверин платить таким образом за информацию? Аверин давно в работе переступил через многие грани. И понял: если дело стоящее, можно перешагнуть через многое.

– Договор? – задумчиво протянул Аверин. – Ты должен понимать, что я спрыгну с поезда, как только посчитаю нужным.

– Я понимаю. У меня такая же возможность.

– Если ты хочешь вести нечестную игру, Леха, я найду, как тебя наказать. Меня не удержит ничто.

– Я понимаю. То же самое скажу и о себе. Ну что, самбист, по рукам?

– Угу, – Аверин хлопнул по протянутой ладони…

Как и предсказывал Ледокол, события не заставили себя долго ждать. В эту же ночь был убит грузинский вор в законе Орехошвили, подозреваемый в организации покушения на Глобуса, – расстреляли его тоже на Олимпийском проспекте на дискотеке ЛИС'С – месте постоянных разборок. При этой танцплощадке давно пора открывать бюро ритуальных услуг.

– Кто следующий? – спросил начальник отделения Ремизов на утреннем совещании.

– Сегодня увидим, – сказал Аверин.

Вечером грохнули Рэмбо – еще одного соратника Глобуса. Война не на шутку разгоралась. Милиция собирала трупы и писала протоколы осмотра места происшествия. Как обычно…

Аверин проснулся от противного звука. Ему показалось, что ожесточенно драли материю. Он нехотя разлепил веки и скосил глаз. Драли его любимое кресло. Пушинка (такое имя получил котенок после уточнения пола) действовала сосредоточенно.

– Что ж ты творишь? – осведомился Аверин, но Пушинка не обратила на него ровным счетом никакого внимания.

Аверин встал, отодрал котенка от кресла. Это оказалось не так просто, поскольку когти намертво вцепились в обивку.

– Нельзя уничтожать мою собственность, – назидательно произнес Аверин. Пушинка растерянно моргнула.

Кряхтя, Аверин прошел в коридор, извлек из-за вешалки гладильную доску, поставил ее в комнате.

– На, дери вдоволь.

Пушинка презрительно фыркнула, направилась к креслу и вцепилась в него когтями.

– Ничего не понимаешь? – Аверин снова взял котенка, легонько встряхнул, подтащил к гладильной доске, зацепил за нее когтями. – Дери здесь.

Пушинка жалостливо мяукнула.

– И смотри мне, вредительница, – Аверин погрозил пальцем и посмотрел на часы. Будильник все равно скоро должен был прозвенеть. Забираться в постель не имело смысла. Он помочил лицо холодной водой, встряхнулся. Начинался очередной рабочий день. И ничто не говорило о том, что он станет менее сумасшедшим, чем предыдущие и будущие рабочие дни. Он привык жить в сумасшедшем доме. Привык мчаться вперед, высунув язык, как борзая за зайцами.

Он умылся, сделал зарядку – привычно потягал пудовую и двухпудовую гири, поколотил о боксерский мешок. С утра нельзя давать большую нагрузку – вредно для здоровья. Когда выдавался свободный вечер, он устраивал себе тренировку по всем правилам – с пробежкой, с тяганием тяжестей, иногда заглядывал в культуристский зал или в динамовскую секцию самбо, где возил по ковру соперников, с удовольствием отмечая, что пока еще кое-что может и звание мастера спорта носит не зря. Где-то раз в месяц появлялся в тесном спортзале в Колобовском переулке, где тренировались бойцы отряда милиции специального назначения – там спарринги были иные, жесткие, боевые, и тут Аверин тоже ощущал себя достаточно уверенно. Но такие вечера в последнее время выдавались не слишком часто.

Он позавтракал, наказал Пушинке вести себя пристойно и собрался отправиться на работу, как прозвенел дверной звонок. Аверин посмотрел в глазок. И распахнул дверь.

– Здорово, Слава.

– Привет, Егорыч, – кивнул Аверин. – Заходи.

Егорыч шагнул в прихожую.

– У тебя пивка не найдется?

– Есть бутылка. Чего с утра?

– Вчера перебрали с ребятами.

Егорыч внешне походил на профессора – худое интеллигентное лицо, сильные очки, мягкий говор. Его правильная литературная речь время от времени разбавлялась не менее литературным матом. Но профессором он не был. Имел звание лишь старшего научного сотрудника, кандидата наук в какой-то физико-химии, да и то в прошлом. В институте деньги перестали платить. Теперь Егорыч чинил машины в своем гараже – благо руки золотые, – зарабатывал на этом немного из-за патологического неумения торговаться и набивать цену, пил в меру, уважал пивко, на чем сошелся с Авериным. Он слыл квартирным философом, сильно помешанным на политике, притом не один десяток лет. В застойные времена зачитывался Александром Солженицыным и Львом Копелевым, часами клял на кухнях с друзьями советскую власть. С приходом демократов постепенно перекочевал сначала к центристам, потом к христиан-демократам и окончательно прикипел душой к «Трудовой России» и либерально-демократической партии Жириновского. Теперь посещал все митинги и мечтал о тех временах, когда «этим дерьмократам устроим кузькину мать».

– Смотри, чего наше «телявививиденье» вчера показало. Сванидзе видел?

– Не видел… Егорыч, ну их всех знаешь к какой матери. Держи свое пиво. Где моя машина?

– Ты заездил своего мустанга до крайности, Слава. Так нельзя… Если кто его и поставит на колеса, только я.

– Уже месяц слышу.

– Через три дня будет.

– Годится.

– Кота завел? – Егорыч посмотрел на Пушинку.

– Завел.

– Дрессировать надо.

– Это же не собака.

– Все равно надо.

Аверин натянул куртку, повел плечами.

– Пошли, Егорыч. Служба.

– Везет. А мой институт «ебелдосы» окончательно догробили. Только директор и заместители остались. Секреты продали японцам, часть помещений сдали под линию по разливу напитка «Байкал». И живут припеваючи.

"Ебелдосами» Егорыч называл всех сторонников реформ. Название пошло от плакатов защитников «Белого дома» в девяносто первом: «Ельцин. Белый дом. Свобода» – сокращенно «ебелдос».

Егорыч так и не починил «Жигули», так что опять придется добираться на метро. Впрочем, на метро получалось у Аверина куда быстрее. До «Октябрьской» – прямая линия. Если не обращать внимания на то, что тебе топчут по ногам, ездят по ним колесиками сумок, что приходится в антисанитарной близости делить пространство с другими пассажирами, то до работы не так уж и далеко – полчаса езды.

Отметившись в отделе, Аверин направился в городскую прокуратуру. Там заслушивали список нераскрытых заказных убийств. Возникла привычная перепалка. Замначальника МУРа ссылался на то, что прокуроры отпускают задержанных по подозрению в совершении преступлений представителей преступных сообществ. Прокурорские работники отвечали, что милиция приносит сырые материалы, без единого доказательства, а задерживать ныне исходя только из соображений целесообразности никто не позволит. И все дружно хаяли суды за судебную практику. Как раз позавчера был вынесен очередной уникальный приговор: не желая делить имущество, жена заказала убийство мужа и получила пять лет лишения свободы, а исполнитель – десять. Во всем мире заказчики признаются гораздо более серьезными преступниками и получают больше исполнителей. Настолько не в Стране Чудес.

– Что по убийству Глобуса и Орехошвили? – осведомился заместитель прокурора Москвы.

– Два вероятных заказчика. Вор в законе по кличке Петруха и преступный авторитет Росписной, – доложил Аверин.

– Где они?

– Где положено. Первый – в Германии. Второй – во Флориде.

– Как? Убийство позавчера произошло.

– А вчера они уже летели в самолетах.

– Что в Москве творится! – в сердцах воскликнул зампрокурора. Его чувства разделяли все присутствующие. В Москве творился невиданный бардак. Москва знала разгулы преступности и похлеще. После революции бандиты захватывали пароходы, поезда и дома, а то и Главпочтамт – было дело. Но такой беспомощности, пассивности правосудия, как ныне, Россия не знала никогда.

У Аверина всегда начиналась головная боль после подобных пустопорожних бдений. И сегодняшнее совещание не составило исключения.

После обеда Аверин засел во втором отделе на Петровке, 38, – ознакомиться с оперативными делами. Вечерело. Пора было заканчивать. Стрелки часов преодолели восьмичасовой рубеж и поползли на девятый круг.

– Ты здесь поселиться собрался? – спросил Григорий Савельев.

– Все, отчаливаем, товарищ подполковник, – Аверин захлопнул папку и протянул ее Савельеву. – Ни черта не сделано. План мероприятий по оперативному делу «Душегубы» не реализован.

– Да что ты?.. Слава, на черта тебе это министерство? – спросил Савельев. – Чего тебе у нас в отделе не работалось? Какие мы дела вместе поднимали! Киллеры, маньяки! А теперь ты сидишь и, как чернильная крыса, шебуршишься в бумагах. Претензии предъявляешь. Стыдно-с, молодой человек.

– Я провинциальный карьерист, шагающий по головам к вершинам власти.

– Верится с трудом. Ладно, пошли…

Тут позвонили из дежурной части. Лицо у Савельева вытянулось.

– Понял. Еду.

– Что там?

– Моню грохнули.

– Каганова?

– Его самого.

– От Глобуса ниточка?

– Вряд ли. Дежурную группу отправили. Я ответственный по отделу. Еду туда. Поедешь?

– А что, поехали.

На «Жигулях» шестой модели – служебной машине Савельева – они добрались до Орехова за полчаса. Савельев гнал как сумасшедший, нацепив магнитную мигалку на крышу.

По залу игровых автоматов фирмы «Агат» будто прошелся смерч. Однорукие бандиты и автоматы для игры в покер, где любители прогуливали огромные суммы и выигрывали не так уж и часто, были разломаны на куски. На полу в осколках лежали три трупа. Работала опергруппа МУРа, с умным видом человека, который вот-вот родит ценное указание, прогуливался начальник угрозыска округа, с хрустом давя рифлеными подошвами ботинок куски стекла и пластмассы.

– Что тут произошло? – спросил Савельев у следователя прокуратуры.

– Толпа ворвалась. Разгромили зал, уложили из пистолетов трех человек. В запале настучали прохожим на улице.

– Большая толпа?

– Человек пятнадцать. Обычное дело. Пора привыкнуть.

– У Каганова была война с ореховскими и нагатинскими, – сказал Савельев. – Молодняк, отморозки. С начала года не проходило месяца, чтобы то с одной, то с другой стороны кого-нибудь не завалили.

– Надо всех в трюм прятать. И работать, – сказал Аверин.

Оперативники рыскали по окрестным улицам. Но очередь записываться в свидетели не выстраивалась. Город продемонстрировал в очередной раз оскал беспредела. К обывателю будто взывали – не высовывайся, проглоти обиду, если хочешь уцелеть. Москвичи привыкали жить по меркам военного времени – как при артобстрелах: главное – выжить.

Подъехал «Мерседес», откуда вылезли четыре руоповца во главе с начальником отдела Долгушиным. Тот поздоровался с Авериным и Савельевым, почесал бритый затылок, покачал головой:

– Минус три.

– Что? – спросил Аверин.

– Тремя ублюдками меньше, – пояснил Долгушин.

– Да, кавалергарда век недолог, – хмыкнул Савельев.

– Нагатинские потрудились. Отморозки. Их стиль. Не только грохнуть несчастного человека, но так, чтобы все видели, принародно. Да еще и карманы у случайного прохожего вывернуть, – Долгушин рубанул воздух ладонью. – Надо всю братву собирать и на нары рассаживать. По списку. Кто-то да расколется.

В отделе милиции муниципального округа Орехово-Борисово сотрудников разбили на группы и отослали собирать нагатинскую братву. К забаве присоединился и Аверин, обожавший такую работу. За ночь он с группой вломился в три квартиры. На одной нашли сопливого отморозка – после первого удара по уху он размазал сопли, но колоться не собирался.

Наутро в трюме – в ИВС – собралось семь человек нагатинских. Брали достаточно жестко, многих было грешно предъявлять на опознание. Но бандиты упорно молчали. «Не был, не знаю, без адвоката не буду говорить». Уголовники преступного мира боятся куда больше, чем закона. Закон – добр. Закон – что дышло: куда повернешь, туда и вышло. Закон можно обойти, его блюстителей можно купить. Ответственности можно избежать. Умные адвокаты отыщут отмазку. Даже если загремишь в тюрьму, отделаешься небольшим сроком и скоро выйдешь. А преступный мир жесток. Он карает смертью. У преступников пропал страх перед правосудием. И Аверин в очередной раз убеждался в этом. Сопляки вообще отказывались говорить или наглели, начинали сыпать угрозами, пока не получали резиновой дубинкой по ребрам. Тумаки проглатывали безропотно. Воспринимали их как одну из тягот бандитской службы.

Следователь не был уверен, стоит ли задерживать отморозков. Он что-то долдонил о нехватке доказательств. Свидетельская база – нулевая. Вешдоков практически нет. Со следами эксперты поработали привычно плохо. Совершенно очевидно, следователю неохота ничего расследовать. Убили и убили трех авторитетов. Еще лет пять назад убийство для правоохранительных органов приравнивалось к небольшому землетрясению – все на борьбу с ним. Сегодня в прокуратуре и МВД каждый делает свое дело ни шатко ни валко. В результате расследование почти не продвигается. На благоприятный исход Аверин не рассчитывал. Вообще в последнее время он все решительнее избавлялся от груза надежд. Россией правила безнадега.

Домой Аверин попал лишь на следующий вечер. Пушинка встретила его требовательным мяуканьем.

– Голодная, кошка? – он налил молочка и отмахнул приличный кусок колбасы. Пушинка схарчила все быстро.

– Что кошке принесли, а? – спросил он, беря ее на руки. В ответ прозвучало вопросительное «мяу».

– На, – Аверин вынул из кармана подобранный на месте происшествия пластмассовый шарик. Бросил, шарик начал подпрыгивать на полу, и Пушинка завороженно следила за ним. А потом бросилась в атаку. Аверин минут десять смотрел, как котенок носится по комнате, бьет лапами, прыгает, как сумасшедший.

– Баскетбольная команда, – прошептал он.

Усмехнулся, представив, как он выглядит – битый час смотрит на играющего кота. Но зрелище веселое – терапия после рабочего дня. Он потянулся к пульту и включил телевизор.

– Мы должны поддерживать поколения, которые идут за нами. Думать о будущем и одновременно не заботиться о стариках невозможно. Поэтому и создан наш фонд помощи футболистам, – твердил по телевизору знаменитый мафиози Отари Квадраташвили.

– Анафема, – покачал головой Аверин и выключил телевизор.

– Лапуля, ты меня совсем забыл? – послышался в телефонной трубке воркующий женский голос.

– Нет, не совсем, – со вздохом ответил Аверин, испытывая желание нажать на рычаг. Он устал. У него было плохое настроение.

– Забыл, не притворяйся, – ворковала Наташа.

– Не буду притворяться.

В трубке послышалось нечто, похожее на возмущенное фырканье.

– Я тебя хочу увидеть.

– Но…

– Сколько сейчас? Девять вечера? В полдесятого буду.

– Но…

– Никаких но, лапуля. Я тебя люблю.

Послышались гудки.

Почему ему попадаются только бесцеремонные женщины? Сначала они скромные, но постепенно начинают хозяйничать в его доме все больше и больше, и однажды он понимает, что с ними надо расставаться. А расстаться не может.

Через полчаса будет. Надо осмотреть до этого времени квартиру, поискать, не осталось ли чего после визита Светланы. Наташа страшно ревнивая. Она считает, что имеет на него какие-то права. Она прекрасно знает свои возможности – водит машину на предельной скорости, курит по пачке в день, тягает штангу, сгоняя излишний вес. И любовью занимается по-хозяйски, напористо, как будто берет вес на помосте. Если Светлана – изнеженная декадентка, то Наташа – эдакая амазонка. Она появилась как обещала – минута в минуту. Поставила авоську с продуктами на пол. Деловито кивнула, прошла в комнату, распространяя запах дорогих духов. Она была одета в скромный костюм, обтягивающий крепкое, немного полноватое тело. Разложила на столе пакеты с сыром, ветчиной, шампиньонами, извлекла бутылку джина и пластмассовый двухлитровый баллон с тоником.

– Сейчас тяпнем по маленькой, – она потерла ладонями.

– Ты уже тяпнула. Не хватит? – осуждающе произнес Аверин.

Наташа, в отличие от Светы, любившей только йогурты, испытывала слишком большую симпатию к спиртным напиткам. Она работала в туристической фирме, каталась по всему свету, после второй рюмки начинала хвалить «этот долбаный Запад», после третьей ругала «этот драный совок», после пятой шло: «все мужики – сволочи», после шестой: «а ты, Аверин, первая сволочь».

– Немного, лапуля… А это кто? – она кивнула на Пушинку, которая вскочила на стол и потянулась к колбасе.

– Новый жилец.

– Брысь, поганка!

– Не груби котенку. Она впечатлительная.

Пушинка фыркнула и тяпнула Наташу за руку, а потом спрыгнула и исчезла за креслом.

– Ты посмотри на нее, – возмущенно произнесла Наташа.

– Нечего животину тиранить.

– А, – отмахнулась Наташа и притянула хозяйским жестом к себе Аверина, влепила ему поцелуй в губы и проворковала жарко:

– Я тебя обожаю, лапуля.

В голове у него все начало наполняться каким-то вязким туманом. Жаркий поцелуй – один из коронных номеров Наташи.

Она оттолкнула его и отправилась в ванную.

– Где мой халат, лапуля?

– Не знаю.

– Я у тебя оставляла, – она вышла из ванны и вопросительно уставилась на Аверина.

– Не у меня.

– А, точно, – на лице появился отблеск воспоминания, возможно, приятного. – Обойдемся.

Через пять минут Наташа выпорхнула из ванной в форменной рубашке, которую Аверин выстирал с утра в связи с предстоящим строевым смотром.

– Мне идет?

– Идет.

Она козырнула.

– Честь тебе отдаю.

– Воинскую?

– Девичью, дурак… Давай пить.

– Давай, – нехотя согласился Аверин.

Надираться на полную катушку в Наташины планы не входило. Ограничилась она тремя стопками. А потом все началось. Что-то треснуло под рукой Аверина – он понял, что отлетела пуговица от его форменной рубашки, но в тот миг это казалось незначительным. Он сорвал рубашку с Наташи, и они повалились на диван. Его рука привычно пробежалась по ее твердеющим соскам, скользнула ниже. Наташа часто задышала. Она заводилась мгновенно.

В самый сладкий момент она заорала так, что звякнули окна.

Утром она исчезла еще до того, как Аверин проснулся. Когда зазвенел будильник, Наташи и след простыл. Осталась только вымытая посуда и полный холодильник продуктов. На зеркале было написано помадой: «Славик, i love you».

Он уже собрался уходить на работу, как послышался звонок.

– Слушаю.

– Здорово, служивый, – прозвучал голос. Секунду Аверин не мог сообразить, кому он принадлежит, но потом вспомнил – Леха Ледокол!

– Доброе утро.

– Надо встретиться. Есть чем порадовать.

– Договорились. Где?

– В два. Александровский сад.

Они уточнили место. Аверин повесил трубку. Им овладело неприятное чувство неопределенности. Какая-то зыбкая, непонятная связь с первых секунд знакомства крепла с этим человеком.

Он захлопнул дверь квартиры и привычно запер два замка на тяжелой металлической двери. И попался. Дверь тридцатой квартиры с привычным скрипом отворилась. На пороге возникла сумасшедшая соседка.

– А, придурок, доброе утро.

– Здрасьте, – как назло нижний замок заело, он проворачивался с трудом. Аверин потянул на себя дверь.

– Кого, кровопийца, вчера зарезал? – осведомилась, уперев руки в боки, соседка.

– Да никого.

– Врешь. Девушку убил. Как она, бедная, кричала. Ая-яй, – хихикнула соседка и с размаху стукнула своей дверью. Аверин покачал головой.

– Шизуха, – прошептал он, справился наконец с дверью и кинулся вниз по лестнице.

На работе полдня потратил на справку по наемным убийствам.

"В последние годы отмечается устойчивая тенденция к росту убийств, совершенных по найму. В 1992 году таких преступлений выявлено 102, за три месяца текущего года уже более восьмидесяти. Наибольшее их количество в прошлом году совершено соответственно: Московский регион – 96, Санкт-Петербург и Ленинградская область – 68, Свердловская область – 50, Тюменская – 47, Самарская – 41. В структуре зарегистрированных убийств данная категория составляет чуть больше полутора процентов… Они представляют особую общественную опасность… Раскрываемость в прошлом году составила 22 процента. Особую сложность в раскрытии представляют убийства межрегионального характера. Слабая раскрываемость объясняется тем, что организаторы и непосредственные исполнители предпринимают чрезвычайные меры предосторожности и изощренности при разработке и выполнении преступного замысла, неосведомленностью милиции о мотивах преступлений, чаще всего связанных с финансово-коммерческой деятельностью потерпевшего или конфликтами из-за раздела сфер влияния».

В конце Аверин обосновал необходимость создания специализированных подразделений – создать структуру начиная с ГУУР и кончая районными отделами, чтобы были сотрудники, отвечавшие за эту линию. Деньги – на все нужны деньги. И это в трещащем по швам государстве с обвально падающим производством. Никому ни до чего нет дела. Власть имущие и денежные мешки считают, что их сбережет охрана, что сильные правоохранительные органы и порядок им излишни и вредны. Но слишком редко охрана спасает от пуль профессионала.

Аверин закончил справку. Просмотрел поступившие материалы. Все как обычно – конвейер смерти работал без сбоев.

Десногорск Смоленской области. Несколько дней назад ушли и не вернулись двадцатичетырехлетний лидер преступной группировки Десногорска Харламов и его приятель Риттер. Вечером у кинотеатра «Нейтрино» произошла драка с представителями конкурирующей группировки. Обгоревшие, без голов трупы обоих обнаружены в лесу недалеко от Десногорска. Двое убийц из конкурирующей бригады задержаны. Драка, возникшая у кинотеатра, переместилась в лес. Убили. Разборка – на почве взаимной ненависти и озлобления. Головы отрезали и утопили в водохранилище. Оперативное сопровождение – контроль.

Дальше что там?

Краснодарский край. 6 февраля 1993 года в станице Динская Динского района в доме по улице Революционной с огнестрельными ранениями обнаружены нафаршированные дробью трупы Жукова и Масловой – жителей Бердска Новосибирской области. Били в упор из обреза, чтобы наверняка. В ноябре пара приехала в Динскую подыскать жилье – потянуло к теплу из Сибири. Супруги Сушко продавали квартиру по улице Октябрьской – ее оценили в 12 миллионов. В счет стоимости Жуков купил хозяевам «Форд» – остальное пообещал после оформления. Хозяин дома договорился с тремя жителями совхоза «Агроном» за миллион убить покупателей. Стало жалко квартиры. И денег жалко. А людей не жалко. Мало ли их еще в Сибири? А сколько их еще на этот дом могут позариться? И тоже с деньгами. Нет, просто так отдавать дом никак нельзя. Сушко привел жертвы в свой дом, отлучился якобы по делам и дал сигнал по-дельникам. Убийцы вызвали Жукова на улицу поговорить, застрелили из обреза. Зашли в дом и прикончили жену. Были задержаны через несколько дней. Контроль оперативного сопровождения.

Приморский край. 23 января сего года, село Стретенка Дальнереченского района. Несколькими выстрелами убит председатель рыболовецкого совхоза Стретенский, учредитель кооператива «Блок». Установлены трое – два исполнителя и заказчик. Заместителя руководителя кооператива перестала устраивать зарплата. Нашел двух убийц, которые, сделав свое дело, получили одну машину на двоих и по двести тысяч рублей на каждого. Оперсопровождение…

Разделавшись с этими делами, он отпросился у Рагозина. И отправился на встречу с Лехой Ледоколом.