Текст книги "Черная армада"

МОСКВА. 8 ИЮЛЯ 2136 ГОДА

За несколько дней знакомства с Ликой я подрастерял боевую форму, это и стало одной из причин, по которой я влип в историю. Обвинять в чем-то Лику у меня и в мыслях не было, это просто невозможно. Ведь ничего лучшего в моей жизни никогда не было и быть не могло. Такую женщину можно встретить только раз в жизни. Встретить – и умереть от любви,

Впрочем, уж что-что, а умирать я не собирался. Я' жил полной, как никогда, жизнью. Я ловил любую секунду нашего с ней общения. Время начало вытворять странные фокусы, оно стало резиновым – то растягивалось и текло до безобразия медленно, когда Лики не было рядом, то летело на всех парах, когда она находилась со мной. А в самые сладостные минуты вообще останавливалось, и тогда вся Вселенная коллапсировала и обрушивалась в одну сингулярную точку, в которой были только две бесконечно счастливые души – моя и Лики.

Что в ней было такое – я и сам иногда не мог понять. Внешность, прекрасная фигура – это важно, но бывают женщины и покрасивее. Изящество, аристократичность – конечно, но бывают и не хуже. Податливость, мягкость и вместе с тем твердость, чувствительность, несомненный ум, умение говорить и умение молчать. Не знаю, она походила на красивую грациозную кошку. Но дело было и не в этом. В ней ощущалась какая-то фантастическая энергия, притягивавшая ее и меня, как разные полюса магнитов.

Может, кто-то скажет, что я был просто влюбленным дураком, у которого на старости лет (шутка!) взыграли нежные чувства. Коллеги, знающие меня по работе, может, и позабавились бы – железобетонный оперативник, прошедший через все и повидавший такое, что обычному человеку лучше не видеть, расплылся, размазался по поверхности жизни, как студень. Скажи мне кто-нибудь такое еще месяц назад, я рассмеялся бы, потому что знал: быть такого не может. Но месяц – это так давно. Тогда в моей жизни еще не было Лики.

Иной раз я ловил себя на том, что готов бросить все, и пусть летят в тартарары служба, новое задание, сослуживцы, управление. Плевать мне на все, что составляет мою жизнь. Я действительно был готов забыть о долге, о прошлом, о кодексе чести, о друзьях, которых потерял, и о тех, которые еще надеются на меня. С ужасом думал, что именно так и становятся предателями: появляется в твоей жизни что-то, что возносит твое Я над всем остальным миром, ты становишься эгоистом, ценящим выше всего свои чувства и переживания, а также предмет этих чувств. Но при здравом размышлении я четко осознавал, что оперативники класса "В" в моем положении просто так в отставку не уходят, больше шансов быть вынесенным ногами вперед, когда сделаешь неверный шаг. И еще я знал: что бы ни случилось, какие бы горячие чувства меня ни обуревали, все равно, когда прозвучит вызов, я, чисто выбритый, отутюженный, появлюсь в кабинете начальника и четко доложу: «К выполнению задания готов». Дисциплина, жестко вбитый в сознание и подсознание модус поведения, слишком серьезное отношение к слову «надо». А может, просто ответственность за черт знает куда катящийся земной шар. Когда всем все до лампочки, все равно находятся люди с гипертрофированным чувством ответственности. Я именно из таких ненормальных и даже иногда, в часы праздных раздумий, горжусь этим.

В тот день мы обедали в ресторане «Гинденбург», в народе прозванном просто «Пузырем». Он располагался в дирижабле, висящем над Москвой на высоте одного километра. То, что он был назван в честь сгоревшего в двадцатом веке немецкого дирижабля, – находка, мягко говоря, сомнительная. Гастрономический смысл обеда в ресторане давно утерян – дома кухонный синтезатор соорудит обед ненамного хуже. И с гораздо меньшими затратами. В посещении ресторанов остался единственный смысл, который можно выразить поговоркой: «На людей посмотреть, себя показать». Короче – повыставляться друг перед другом.

В «Гинденбурге» «показывали себя» в тот день несколько высокооплачиваемых госслужащих, пара чопорных торгашей в третьем поколении – эти из кожи вон лезли, чтобы продемонстрировать всем свою добродетельность и светские манеры, задача для них немаловажная, если учесть, что предки большинства из них – разбойники с больших дорог да торговцы наркотиками. И еще одна шумная компания, – некоторых из нее я знал, – сотрудники Центра нетрадиционных технологий. Научная элита, они презирают сидящих рядом «денежных мешков» и вместе с тем в душе не прочь приобщиться к ним, к их беззаботно-роскошной жизни. Для «отдыхающих» (так именуют безработных), работяг и прочей подобной публики места в «Гинденбурге» нет.

Мы с Ликой сидели около окна. Скатерти были белоснежны, хрусталь тонок и изящен, вокруг суетились вежливые, подобострастные официанты, угодливые до безобразия, но это как раз и являлось самой важной частью сервиса. Когда тебе смотрят в рот – исполняешься сознанием собственной значимости. Играл настоящий оркестр, притом не какую-нибудь припадочную какофонию, а изысканную классическую музыку.

Я ел хрустящий картофель, запивая шампанским, – для знатоков сочетание совершенно непозволительное.

– Все-таки чудо, что мы встретились тогда.

Эту, в общем-то, банальную фразу я произнес искренне – прожить жизнь и, когда на носу уже сорокалетие, встретить Лику. – Потрясающий случай. Давай выпьем за это.

– Случайностей в жизни нет, – вполне серьезно возразила Лика. – Все предопределено раз и навсегда. Даже то, что вечером я встретила героя, бросившегося как лев на защиту девичьей чести. – Теперь она смеялась.

– Ну, так уж и как лев. Ты преувеличиваешь.

Для меня оставалось загадкой, что она нашла во мне. Видимо, нашла что-то. Серьезно. Оснований сомневаться в ее чувствах у меня не имелось.

– Если мы расстанемся – значит, это тоже предопределено, заложено в какой-то вселенский компьютер. И ничего никогда не изменить. Как бы ни было тяжело.

– А вот этого не получится! – возмутился я. – Нет такой силы в природе, которая заставит нас расстаться хоть на день.

И все же в этот момент у меня появилось какое-то неприятное предчувствие. Стало холодно от мысли, что вся наша история может закончиться не так уж и радужно.

– Есть, Саша. Программа вселенского компьютера – Она как-то странно посмотрела на меня, и мне расхотелось спорить и отшучиваться. Она словно что-то хотела сказать, о чем-то предупредить и не решалась. – Как бы там ни было, я очень рада, что ты оказался именно таким. И я… Я счастлива. – Она положила свою ладонь на мою, и меня захлестнули грусть и нежность.

Пообедав, мы спустились на турбоплатформе, похожей на стеклянный стакан, вниз – чувство совершенно изумительное. Лика побежала по своим делам. Она же не «отдыхающая», не любительница «слезогонок» или «тянучек-однодневок». Она сотрудник Петроградского института бионики, а в Москве – в командировке. У ее фирмы какой-то потрясающий совместный проект с Центром перспективных линий развития, В подробности Лика не вдавалась, но, судя по ее словам, это будет настоящий прорыв в новые технологии. Руководитель проекта академик Новицкий – звезда первой величины.

Дома все валилось у меня из рук. Сел читать разрекламированную новую книгу Зацапенко «Запах желтого неба». Вся якобы интеллектуальная элита просто помешалась на этом произведении. Долгое, подробное описание всего, что приходит в голову человека за день, динамика голых мыслей и эмоций – и все это на трех тысячах страниц. Терпеливый этот парень – Зацапенко. По-моему, все это бред, человек и половины того не думает, что ему приписывает этот писатель. Я больше всего люблю классику девятнадцатого, двадцатого, двадцать первого века. Интересно, но с начала двадцатого века русский язык изменился мало. Шолохов, Булгаков, Высоцкий, Даргусов – будто вчера создано: мощно, красиво, зримо

Сосредоточиться я так и не смог. Книга меня ничуть не волновала, а волновало лишь одно – вечером придет Лика и надо как-то пережить время до ее появления.

Занятие по душе я вскоре себе нашел. Да еще какое! В воздухе повисла нервная трель СТ-видеофона.

– Слушаю, – кинул я.

Окантованный серебряной рамкой кусок обоев растворился. На меня взирал с обычным своим иронично-хитрым прищуром Вадик Копытов. Он мой старый приятель, ведущий аналитик Главного исследовательского сектора Космофлота. Эдакий живчик-колобок с компьютером вместо головы.

– Здоров, старикашка.

– Привет, сынок. Как дела?

– Дела! – Вадик махнул рукой. Я чувствовал, с ним что-то не то, б его голосе звучал надрыв, чего раньше никогда не замечалось. – Хуже, может быть, дела у меня и бывали, но такого я что-то не припомню.

– Что случилось?

– Много чего. В общем, старикашка, мне нужна твоя помощь. Очень нужна.

Я понял, что Вадик держится из последних сил.

– Говори.

– Не могу. Не по фону. Нужно встретиться.

– Когда?

– Сейчас… Иначе будет поздно.

– Хорошо, буду.

– Только один. Есть о чем поговорить с глазу на глаз, старикашка.

– Договорились, толстячок.

Экран погас. М-да, что же это такое? «С глазу на глаз, старикашка». Дело даже не в том, что у Вадика что-то случилось, что он влез в какие-то неприятности. При его образе жизни и порой весьма странных связях и знакомствах этому вряд ли стоит удивляться. Но что-то в его манере держаться меня настораживало А вот что– этого я понять не мог Какую-то мысль хотел ухватить за хвост, и не получалось. Ладно, чего гадать попусту. Надо ехать. Я поднялся с дивана, натянул пиджак, надел шляпу. Уже у выхода что-то кольнуло меня.

– Откуда был звонок? – осведомился я у компьютера.

– Мытищинский район, седьмой сектор, поселок Озерный, третья линия, дом шестнадцать, хозяин Копытов Вадим Николаевич, индивидуальный номер 997U66-T.

Точно, Вадим звонил из своего дома, компьютер не может ошибиться. Но все равно я ощущал беспокойство, острое предчувствие опасности. Мне нельзя туда ехать… Усилием воли я подавил свои страхи и предчувствия.

Я действительно растерял с Ликой всю форму, иначе прислушался бы к голосу подсознания, продумал бы все и разработал план, на любые неожиданности подстраховался бы, как бы глупо это ни выглядело со стороны Но я лишь собрался и двинул вперед. Прямо к черту в пасть…

Я засунул под мышку пистолет, нацепил на запястье коммуникатор, оставил «домовому» (домашнему компьютеру) сообщение для Лики на случай, если она вернется раньше меня, и вышел из квартиры. Теперь в лифт, на седьмой подземный уровень.

Иметь собственную машину, когда на каждом углу можешь взять такси, – излишество, но мне машина необходима Вот он – мой приземистый «мерседес» – амфибия. Я падаю на сиденье, набираю координаты Вадика и откидываюсь на спинку. Сорок минут на расслабление по системе хай-тог, чтобы освободиться от посторонних мыслей, успокоиться.

Дом располагался на самой окраине поселка, где живут шишки из Космофлота. Вадик не вылезал из своей берлоги месяцами. Время от времени туда наезжали толпы его знакомых: какие-то развязные девки, экстравагантные типы самых невероятных профессий – и тогда в доме дым стоял коромыслом. Потом Вадик уходил в тоску, что-то пилил, строгал. Иногда накатывали периоды трудовой активности, когда он всецело отдавался интересам службы, – ради этого его и держали на высокооплачиваемой работе и прощали все странности. За это время он задавал тон деятельности коллектива на месяцы вперед. Он привык ни в чем ни от кого не зависеть, и сие у него хорошо получалось.

Машина свернула с нашпигованного автоматикой шоссе, и я взял управление в свои руки. Вскоре поселок со спрятанными за высокими заборам и уютными домиками и безобразными роскошными виллами остался позади. Я вырулил на грунтовую дорогу, на которой стоял указатель с надписью «Вадик» и нарисованной бородатой физиономией. Ворота открылись при моем приближении – «домовой» запрограммирован на мой «мерседес». На участке у Вадика в изобилии цвели цветы, имелись яблони и даже виноградник. Изготовление собственного вина и поделок из дерева – хобби хозяина дома.

Я остановил «мерседес» на площадке перед двухэтажным деревянным домом– хозяин не признавал новых пластодомов. Я вышел из машины, свистнул и приветливо махнул рукой зрачку телекамеры. Ни ответа, ни привета. Черт, не очередная ли это шутка Вадика? Не умотал ли он куда-нибудь в честь моего приезда?

Я поднялся по скрипучему крыльцу, и сердце у меня сжалось еще сильнее, чем после звонка Вадима. Я опять отмахнулся от нехорошего предчувствия, толкнул дверь и вошел в просторную прихожую.

Будто от боли, взвыл коммуникатор на моей руке. «Вот дьявол, „заглушка“!» – мелькнуло в голове. Потом времени на размышления вообще не осталось. На меня навалилась целая толпа.

Я едва успел пригнуться, как над моей макушкой просвистел жгут парализатора. Его хозяина я сбил резким ударом под колено и тычком локтем в лицо. Готов, о нем можно больше не думать. Второй нападавший ударил носком ботинка мне по голени, но я увел ногу Рефлекторная реакция на касание – самая эффективная, кто владеет системой, становится трудноуязвимым, я на кожной чувствительности могу в момент касания уйти даже от неожиданного удара ножом в спину. Я увернулся от кастета, который должен был сокрушить мне ребра, как бы обтек противника, закрутил и уже падающего пригвоздил пальцами в точку над ключицей. Еще один готов… Затылком я чувствовал опасность, попытался уйти в сторону, но не успел – жгут парализатора все-таки настиг меня, прошелся по спине, и я провалился во тьму…

ПОСЕЛОК ОЗЕРНЫЙ. 8 ИЮЛЯ 2136 ГОДА

Очнулся я будто после тяжелого, без сновидений сна. Парализатор – штука малоприятная. Голова после его воздействия становится чугунной, все тело ломит. Я разлепил веки. Предметы передо мной расплывались и никак не могли приобрести законченных очертаний. Напряг руки, связанные за спиной, и тут же получил сильный удар током. Ясно – сцеплен наручниками «скат». Если пытаешься от них освободиться, тут же получаешь болезненный разряд.

От боли в глазах несколько прояснилось. Я понял, что сижу на неудобном деревянном, явно самодельном, стуле на кухне. Здесь стояла настоящая газовая плита. Вадик умудрялся время от времени сам готовить себе еду.

Потом я сконцентрировался на ком-то, кто стоял передо мной. Этот кто-то был долговязым субъектом с голубыми рыбьими глазами. Где-то я видел и эти глаза, и эту гладкую тонкогубую физиономию.

– Ты хто? – Слова мои больше походили на кудахтанье или кашель.

– Узнаешь, не торопись. – Голос у голубоглазого оказался хрипловатый, самоуверенный. В его речи чувствовался легкий, скорее всего западный акцент, но в остальном она была безупречна.

– Мне плевать, кто ты. Где Вадик?

– А мне плевать на твоего Вадика, – нагло изрек голубоглазый, и надо признаться, для наглости у него имелись все основания, в отличие от меня, ведь это мои, а не его руки скованы кандалами. – Так и быть, скажу. Жив твой Вадик. Ничего с ним не случится, если у нас с тобой получится конструктивный разговор.

– Тебе чего надо?

– Прими мои комплименты, тварь. Ты, конечно, боец отличный. Двоих моих «мастодонтов» уложил чисто. А у меня ведь не сопливые мальчики работают.

– Если бы я дурака не свалял, вы бы меня никогда не взяли. – Я потихоньку приходил в себя, мысли становились яснее, а язык ворочался легче.

– Взяли бы. Просто повозились бы подольше. Пришлось попотеть, но ловушку мы хорошую устроили, не так ли?

– Аж надулся от гордости, индюк, – зло процедил я, за что тут же получил хлесткую болезненную пощечину. Бил голубоглазый не ахти как, но все равно приятного мало. Ничего, если меня здесь не пришибут, может, представится возможность с глазу на глаз обсудить его теперешнее некорректное поведение.

– Мы же культурные люди. Не надо грубить, -угрожающе прошипел голубоглазый, и я понял, что он действительно сильно не любит, когда ему грубят, особенно люди, закованные в наручники.

– Не буду… Значит, ловушка.

– Она и есть.

Неужели Вадим продал? Нет, вряд ли. Теперь я понял, почему поведение приятеля показалось мне неестественным. Я говорил по СТ-фону не с ним, а с его компьютерной моделью. Рассчитано все было хорошо, даже то, что я могу проверить, откуда звонок. И я как баран поперся на заклание. Где только моя былая осторожность! Ох, дурак! «Только приезжай один». Приехал. А они все продумали, даже «заглушку» подготовили, парализовавшую мой коммуникатор, – я был лишен возможности послать сигнал тревоги, и не поднялись в небо вертолеты с бойцами дежурного тактического подразделения. Я остался один на один с противником и проиграл рукопашную схватку. Интересно, кто они?

– За каким, спрашивается, лешим вам понадобилось тратить столько сил, чтобы заманить в капкан научного сотрудника Института социологии?

Институт социологии – такая же «крыша», как и Министерство полиции. В компьютерных банках памяти есть сведения, что некий Александр Роговицкий прилежно трудится в ФИС – Федеральном институте социологии.

– У вас все социологи имеют разрешение на оружие? – хмыкнул голубоглазый.

– Исследование молодежной преступности, программа «Юниор» – нам разрешено ношение оружия.

– Хватит кривляться, полковник. Сфера твоих малонаучных занятий в Управлении психоэкологии мне прекрасно известна. Александр Викторович Аргунов, оперативник класса "А". Так?

«Ох, плохо дело, – подумал я. – Голубоглазый знает слишком много».

– Поговорим? – неприветливо улыбнувшись, спросил он.

– Ну, поговорим.

Голубоглазый крикнул. Вошли два здоровенных громилы. Один бородатый, с разукрашенной физиономией – это я его задел в пылу драки. Второй – пузатый хмурый бык лет сорока – внешне выглядел целым. Кажется, это он угостил меня сзади ударом хлыста. Манеры у них оказались отвратительные, они схватили меня и бесцеремонно потащили в большую комнату. Ноги мои волочились по полу, я больно ударился коленом о порог. Меня бросили на диван рядом с книжным шкафом, где пылились старинные книги. При этом пузатый врезал мне кулачищем в бок – будто поленом хватил.

– Осторожнее, недоносок! – порекомендовал я ему и тут же получил под коленную чашечку от бородатого.

Голубоглазый уселся на стул напротив меня. Ну и противная же у него морда! И какая все-таки знакомая! Глаза голубые, яркие… Вспомнил. А дело, оказывается, еще хуже, чем могло бы быть Киевский вояж, потасовка в баре. Этот земноводный палил в меня из пистолета. Какой-то деятель из Большого Клана «Деревянных Ангелов». Эти парни умеют вытягивать жилы. И им есть за что недолюбливать мою персону.

Уничтожение лаборатории «райских семечек» – это убытки огромных масштабов. Что они хотят от меня, почему не пристрелили сразу? Попытаются выудить информацию о нашем управлении? Интересно, как? Пытки, боль, психотропные вещества? Ерунда. Человеку, владеющему хай-тог, пытки не страшны, я могу убрать боль, в крайнем случае выйду из игры и уйду туда, где меня не достанут, – в благодатный край смерти. Без всяких подручных средств. Просто усилием воли.

Правда, они вряд ли это знают. За свою жизнь я встречал всего лишь троих, владеющих хай-тог на моем уровне.

– Ну что, полковник, настало время для разговора, – ухмыльнулся голубоглазый.

– Ошибаешься. Ха, полковник. Да я вообще в армии не служил. – Для порядка я должен был немного поотнекиваться.

– Брось. Поговорим откровенно.

– Это как, без наручников?

– Э, нет. Ты опять устроишь свалку, и тебя жалко будет убивать… Я представляться не буду. По вашим меркам я что-то вроде генерала в одной серьезной организации.

– Как мило! Мне отдать честь?

– Не стоит напрягаться. Начнем с общеизвестного. В мире двенадцать Больших Кланов, каждый со своей историей. Фактически это суверенные государства, правда, без собственных территорий. На них возводят напраслину, особенно журналисты, приписывают им всякую ерунду. Мы же не боремся с государственными образованиями за место под солнцем. Мы не скрытые хозяева всего и вся, как пытаются доказать некоторые фантазеры.

– Я знаю, генерал.

– Мы просто делим этот мир, занимаем положенное нам место. Вы играете, делая вид, что пытаетесь победить нас. Мы тоже играем. Но никто никого не победит. Мир просто не может без нас. Мы живем за счет человеческих пороков, легковерия, низости, а таковые будут всегда. Государство, гражданское общество, теневые сферы – между нами не столько борьба, сколько симбиоз.

– Ты что, монографии для студентов колледжей пишешь? По философии бандитизма и насилия – да? Чушь все это. Вас не давить, как клопов, – вы всю кровь из людей выпьете.

– Кому нужна их холодная, отравленная кровь?.. Ну ладно, полковник. Твой последний лихой трюк обошелся нам слишком дорого. Тебе вынесен приговор Выделены немалые средства для его исполнения. Главное сделано – персонифицирована тень, призрак. Полковник МОБС Аргунов. Вообще-то ты уже труп.

– Зачем тогда все это представление? Я тянул время, лихорадочно размышляя, как же все-таки они на меня вышли?

– Ну что ж, может, поторгуемся?

Появилась надежда, хоть и крошечная, что удастся сделать какой-нибудь хитроумный ход и вырваться. Правда, противники мои меньше всего похожи на дураков.

– От тебя требуется незначительная услуга. Настолько незначительная, что даже говорить неудобно.

– Дать взаймы пачку сигарет?

– Почти. Я хочу получить информацию из Новосибирской ТЭФ-зоны.

Что стоило мне сохранить невозмутимый вид! Ну и ну! Что тут молено сказать? Только вежливо промолчать.

– Ты сейчас просчитываешь, как обмануть нас? Ничего не выйдет. Ты будешь работать на меня.

Что он о себе возомнил?

– Сиплый, давай.

Пузан притащил из соседней комнаты объемную серебристую металлическую коробку, раскрыл ее. Это был сложный аппарат с кнопками и индикаторами, шлангами, причудливыми захватами. Интересно, что это такое?

Гориллы перетащили меня в кресло. Крепко держа, они прикрепили мои руки к подлокотникам. Пузан выдернул из корпуса странного аппарата два шланга с присосками и прикрепил их к моим предплечьям. Потом стал колдовать над пультом. Кто бы мог подумать, что этот человекообразный может разбираться в технике сложнее выключателя света! Но он разбирался. Пощелкал клавишами, потом потянулся к зеленой кнопке, немного замешкался и с видимым удовлетворением вдавил ее.

Океан боли. Это невозможно себе даже представить… Длилось все доли секунды, я даже не успел потерять сознание.

– Уф-ф! – только и выдохнул я.

– Очухался? – Голубоглазый склонился надо мной.

– Чтоб ты сдох!

– Ты что-нибудь слышал об отсроченной смерти?'

Еще бы не слышал! Вот только этому типу слышать и знать о сверхсекретных разработках не положено.

– Последнее слово в биохимии. Аналогичные разработки у вас и в Германии. Мы взяли немецкую В тело вводятся некролептики – вещества, которые обнаружить в организме и нейтрализовать, не зная их точной структуры, а она варьируется, невозможно. Через установленный срок жертва погружается в ад – только с адской сковородой можно сравнить ее ощущения. А потом неминуемая гибель. Тебе только что ввели дозу – и теперь тебе все научные силы планеты не помогут. Спасти твою шкуру могу только я. Но я же могу и в любой момент тебя уничтожить. Нажатием на кнопку активизатора. – Он продемонстрировал мне коробочку и демонстративно погладил пальцем кнопку, делая вид, что нажимает ее. – Если бы ты только знал, во что это обошлось, тебе бы просто неудобно было пользоваться нашими услугами.

– Я не навязываюсь.

– Вынужденная необходимость. Итак, у тебя месяц, полковник. Цена твоей поганой шкуры – информация из ТЭФ-зоны.

– И чего тебе с ней делать? Доклад на симпозиуме по эфиродинамике в Мюнхене? Ты что, Эйнштейн или Образцов?

– Хорошо, играем в открытую. Там творится что-то непонятное. И нам было бы все равно, однако… В общем, нам кто-то наступил на ногу. Притом так, что едва не отдавил любимые мозоли. Был один человек, быстро вскарабкавшийся наверх. Сперва он подавал большие надежды, но в ответственный момент натянул нам нос.

– Красный Фернандо?

– Да, он…

Я слышал вполуха об этом. Какая-то темная история с молодым «братом» «Больших Деревянных Ангелов», но в чем ее суть, я не знал.

– При чем тут ТЭФ-зона? Мало ли желающих натянуть вам нос?

– Немало. Но тут другой случай. – Голубоглазый вытащил сигарету, затянулся, на его лицо наползла тень. – То, что он сделал, не по силам человеку,

– Подробности.

– Обойдешься. Поверишь на слово. Следы Фернандо ведут в Новосибирскую ТЭФ-зону… Это не человек, а дьявол. И ушел он в дьявольское место. – Последние слова он произнес едва слышно. – У нас к нему большие счета, но сейчас это неважно. Хуже то, что имеется какая-то сила, угрожающая спокойному сну хороших людей. Угрожающая гораздо сильнее, чем инфантильные происки спецслужб и полиции.

То, что сказал голубоглазый, нужно было переварить. Все перепуталось – правительство, Кланы, МОБС…

– Где гарантия, что, получив информацию, вы не дадите мне билет на тот свет?

– Честное слово. В отличие от изолгавшихся полицейских, у нас это достаточная гарантия.

– Кому другому расскажи.

– Если тебя ликвидировать, твои коллеги могут задаться множеством вопросов, которые нам ни к чему. Кроме того… – Голубоглазый театрально вздохнул и замолчал.

– Что еще?

– У тебя такая красивая шлюха. Работала бы телом на солидных людей – цены бы ей не было, в золоте купалась бы. У вас возвышенные чувства? Вздумаешь хитрить – тебе ее пришлют по кусочкам. Ухо, грудь в биорастворе – ты сможешь их сохранить на память. Только вот из этих частей ее тебе никогда не собрать заново.

– Ах ты! Зачем ее-то вмешивать? Это против правил!

– Какие правила? Старики, их соблюдавшие, давно в могилах. Мне самому неприятно, поверь. – Улыбка его в этот момент была глумливая и злая. Прижал он меня к стенке крепко. – Теперь слушай и запоминай.

Он объяснил, как с ним связаться после завершения операции. Продумано все было добротно – не зацепишься.

– Ну а теперь – до свидания, коллега.

Пузан с инъектором в руке подошел, склонился надо мной. Ноги мои были относительно свободны. Я сумел подсечь его и свалить, но достать каблуком не смог – он резво перекатился по полу, вскочил и занес пудовый кулак для удара.

– Не трожь! – крикнул голубоглазый. – Вкати дозу.

Расчет, что для голубоглазого я сейчас гораздо ценнее его «мастодонтов» и он не даст меня увечить, оправдался. Пузан подобрал инъектор и всадил мне в руку его содержимое.

Пришел я в себя, когда на улице стояла кромешная темень. Вадик брызгал на меня водой, приговаривая:

– Проснись же, пьяный свин.

Я тряхнул головой и обнаружил, что лежу на диване. С трудом привстал, голова гудела, как медный колокол, но я был цел. Могло кончиться и хуже.

– Слушай, чем мы вчера с тобой занимались? – укоризненно покачал головой Вадик и застонал. – Ох, никогда так не надирался, хоть и не новичок в этом деле! Ничего не помню. Даже того, как ты ко мне пришел.

Еще бы! Что можно вспомнить после хорошей дозы гипермемозина!