Текст книги "Живое время"

Честно говоря, беседа происходила в день (а вернее, в ночь) рождения брата Александра. И мы, с разрешения отца Алексея, позволили себе употребить немного пива. Куплено оно было еще днем, причем на троих, включая батюшку. Но он в последний момент решил отказаться, и нам с Сашей пришлось разделить его порцию. Наверное, именно поэтому дискуссия протекала необычайно оживленно, так что Кирилл несколько раз просыпался, но уходить в дом не хотел и засыпал опять на том же месте. Отец Алексей сначала поддерживал нашу беседу. Он даже вспомнил одну занимательную историю. Как-то раз Лавру решила посетить Алла Пугачева. Монахи, узнав о ее визите, пригласили певицу принять участие в скромной монастырской трапезе. Пугачева с радостью согласилась. Во время трапезы она попросила слова и, встав, поведала всем присутствующим, что по гороскопу друидов она – верба, и поэтому хочет собственными руками посадить это дерево на территории монастыря. Братьев такое откровение несколько смутило, но они все же охотно помогли Примадонне в посильном озеленении своей обители. Рассказав этот случай и видя все возрастающие интонации нашего с Сашей разговора, батюшка в своей длинной рясе, похожий больше на какое-то ночное приведение, чем на монаха, начал нас подбадривать и подзадоривать, прыгая вокруг костра и приговаривая: "А вот и не подеретесь! А вот и не подеретесь!" В конце концов, мы подустали и, отнеся на кровать Кирилла, тоже отправились "почивать". Мы с Александром жили в одной избушке, разделенной на две комнаты. Понятно, что спорить можно было и внутри, но у костра, да под яркими звездами – спорилось значительно веселее!

Уснул я довольно быстро, но вдруг услышал непонятные и страшные в ночи, беспокойные, шаркающие и какие-то суетливые звуки. Я немедленно протрезвел и сел на кровати, пытаясь понять, что происходит и откуда этот шум. Сначала я на сто процентов был уверен, что это явились те самые бесы, о которых говорил Саша. Явились, чтобы лично убедить меня в реальности своего существования. Иначе было трудно объяснить природу столь странных звуков. Я взял фонарик и направил его в сторону предполагаемого источника шума, а именно на пол. Шуршание резко прекратилось. В луче моего фонаря замер небольшой, но весьма характерный и пушистый ежик. Свернувшись колючим шариком и замерев от ужаса, бедняга испугался не меньше моего. Очевидно, он просто заблудился, возвращаясь с ночной прогулки, и по ошибке попал домой не к себе, а к нам. Я осветил ему дорогу к выходу, и он покинул помещение, двигаясь осторожными рывками в сторону выхода. На всякий случай я включил свет. Других бесов, вроде бы, не было, и я спокойно лег досыпать.

Во время одного из летних праздников, если не ошибаюсь, на Святого Илью (одного лета оказалось недостаточно, чтобы разобраться в тонкостях православного календаря, где что ни день, то какой-нибудь праздник) мы отправились на службу в местную церквушку. Рядом с ней находился магазинчик, в котором можно было купить все: от тракторных шин до леденцов и обратно. Здесь мы иногда покупали сладости для наших детей, чтобы отметить кого-нибудь за трудолюбие и хорошую дисциплину. Между магазином и церковью располагался небольшой рынок, в несколько прилавков, где аккуратные деревенские бабули продавали яблоки, молоко и самогон, в последнем случае – стыдливо пряча глаза, при виде приближающегося священника. Кирилл еще с утра убежал в церковь, "готовиться к службе", пропустив завтрак и надев свой лучший выходной наряд. Он мечтал спеть вместе с импровизированным церковным хором. Служба начиналась рано утром, но, несмотря на это, прихожан оказалось вполне достаточно. Местные жители прослышали о том, что на службе будет присутствовать "большой церковный начальник из самой столицы" и, завидев отца Алексея, со всех сторон обступили его, чтобы получить высокое благословение. Настоятель этой церкви, пожилой и степенный батюшка, поклонился иеромонаху и любезно уступил ему место возле алтаря. Видно было, что отец Алексей уже соскучился по этому месту. Он с нескрываемым удовольствием отчитал все, что положено, а удостоенные такой чести прихожане в этот день, по всей видимости, молились с особым вдохновением.

Меня же особенно удивило, что церковь эта, со стороны совершенно обычная, на самом деле оказалась без крыши. Несмотря на это, в будни двери ее всегда были заперты. И я так и не узнал бы этого большого секрета, не побывав внутри. Нужно сказать, что служба на свежем воздухе мне пришлась по душе. Да и молитвы отправлялись непосредственно в небо, без всяких препятствий. Правда, воробьи и голуби, порхавшие (чуть не сказал "под крышей"), в общем, в высоте, иногда слегка отвлекали от происходящего. Особенно, когда правильное Кирюшино контральто резко взмывало ввысь, пронзительно и чисто выделяясь среди старушечьих голосов и, немного задев птиц, устремлялось прямо в небеса. Улучив удобный момент, я поинтересовался у отца Алексея, а куда же, все-таки подевалась крыша. Оказывается, она была деревянной и сгорела еще несколько лет назад, и с тех пор так и не нашлось денег на ее восстановление. Мне, почему-то сразу вспомнилась "келья" отца Василия в Лавре. Я примерно прикинул, что стоимость новой крыши вряд ли превысила бы цену пластиковых окон в этой келье.

В нескольких километрах, слева от нас, на небольшой возвышенности, как я знал, стоял двухэтажный дом другого священника, отца Михаила, который в разное время усыновил в местном детском доме более десятка сирот. Об этом человеке я узнал от своего друга и бывшего одноклассника, отца Вячеслава. Кроме того, я неоднократно читал его дневники в Живом Журнале. У отца Михаила есть собственный блог, куда может зайти любой желающий. Отец Михаил выпустил несколько книг на религиозную тематику и ведет достаточно активную просветительскую деятельность, в том числе в интернете. Славик как-то рассказывал мне историю одного усыновления, услышанную им от самого батюшки. Придя вместе со своей супругой в детский дом за очередным ребенком, в полном церковном облачении, с большим крестом на шее, отец Михаил уже выбрал ребенка и собирался уходить. Как вдруг к нему подходит еще один малыш, запросто залезает на колени, берет в руки крест и, указав пальчиком на фигуру Спасителя, говорит: "А я знаю: это наш Боженька, Иисус Христос. Он любит всех людей и меня тоже!" Естественно, что и отец Михаил, и его супруга, были тронуты до глубины души и, приняв это как Божий знак, усыновили и этого малыша. Сам отец Михаил рассказывал, что планируя очередное усыновление, он никогда заранее не знакомится с личными делами и медицинскими картами детей. Он просто приходит и надеется исключительно на Божью волю и проведение. Естественно, я очень хотел навестить этого выдающегося человека и несколько раз настойчиво предлагал отцу Алексею нанести ему визит. Но, к моему удивлению, всякий раз иеромонах отказывался от моих предложений, сообщив мне, в конце концов, что Киево-Печерская Лавра по каким-то причинам не одобряет деятельности отца Михаила. Большего мне так и не удалось добиться.

Был здесь и еще один интересный сосед. Буквально в нескольких десятках метров от нашего "подворья" жил необычного вида и такого же поведения человек. По виду он напоминал православного священника, с такой же окладистой бородой и длинными, правда, всегда распущенными волосами. Ходил он в длинной холщевой рубахе и большей частью босиком. Три раза в день он становился на колени прямо посреди своего двора и, возводя руки к небу, по-видимому, молился, всегда стоя по направлению к солнцу. Конечно, такой человек не мог не заинтересовать меня. Я спросил у батюшки, что это за странник. На что он ответил, что это не странник, а еретик и от него нужно держаться подальше. Это еще больше возбудило мой интерес, но помня о своем, хоть и временном, статусе "директора православного лагеря", я с трудом, но все же удержался от визита к нашему соседу. Как-то вечером, проезжавшая мимо на своих дребезжащих мотоциклах местная молодежь, начала сигналить, громко кричать и улюлюкать. Я даже подумал, что они кричат в нашу сторону, но внимательно присмотревшись, понял, что ошибся. Завидев этого мужчину, который как раз стоял на коленях и молился заходящему солнцу, они таким образом продемонстрировали ему свое неуважение, а заодно и свою абсолютную глупость.

Старшие из наших ребят не раз подходили ко мне, прося разрешения сходить в гости к необычному соседу. Но я просто не имел права разрешить этого, хотя сам строил планы как-нибудь заслать кого-нибудь из них на разведку, раз уж я, в силу обстоятельств, сам себе не могу этого позволить. И вот, улучив удобный момент, когда батюшка отправился вместе с сестрами и братьями на закупку провианта, я подозвал одного из парней, который чаще других порывался отправиться к незнакомцу, и просто сказал ему: "Давай! Только быстро, туда и назад. А потом все расскажешь". Андрей (так звали парня) пулей метнулся, перепрыгнув наш забор и мгновенно оказавшись перед незапертой калиткой соседа. Еще раз оглянувшись на меня, он, по-видимому, вспомнив правила хорошего тона, негромко постучал по столбу возле калитки. Из глубины двора послышалось: "Заходи!" С необычным акцентом на звуке "о", несвойственным для жителей здешних мест. Возвратившись через полтора часа (!), Андрей, сначала получил от меня конкретный нагоняй за столь долгое отсутствие, затем поделился своими яркими впечатлениями от общения с "еретиком". Выяснилось, что этот человек действительно приехал издалека. Потеряв при каких-то трагических обстоятельствах всю свою семью, он решил сменить место жительства и поселиться там, где никто не будет мешать ему, и где он сам никому не помешает. Однако местные жители, узнав о прибытии непонятного человека, который нигде не работает, не ходит в церковь и даже не пьет самогона, что уже действительно не вписывалось ни в какие рамки, стали жаловаться на него властям. Те несколько раз "реагировали", и даже пытались его привлечь за незаконный захват заповедной земли. Но, пообщавшись с ним и узнав его поближе, оставили его в покое, посоветовав то же самое сделать всем "заинтересованным лицам". "Живет себе человек, никого не трогает. И пусть себе живет! В конце концов, у нас свободная, хоть и демократическая страна!" Примерно таким был их официальный или полуофициальный ответ. Постепенно его все же оставили в покое, а некоторые деревенские женщины иногда приносили ему продукты. "Жалко ведь – такой видный и непьющий мужчина пропадает без внимания и женской ласки!"

Наш отдых тем временем подходил к концу. За несколько дней до отъезда мы решили привести наших воспитанников в приличный вид, чтобы через несколько дней их не стыдно было предъявить родителям. С этой целью было решено помыть и постирать всех детей, несмотря на их отчаянные протесты. Дети были разделены на две группы. Одни отправились плескаться в довольно приличную, можно даже сказать "евро"-душевую, единственный, пожалуй, признак цивилизации в этом райском уголке, другие – стираться в сооруженный рядом с душевой умывальник. Пока проходили банно-прачечные процедуры, я отправился на перекур за территорию лагеря. Удобно расположившись на своем "камешке для перекуров", я почувствовал, что за мной кто-то наблюдает. Прямо передо мной вдруг оказалась небольшая местная дворняга, которая сидела и вопросительно смотрела мне в глаза. Было видно, что ей от меня что-то нужно. Я докурил и хотел уже уходить, как вдруг она гавкнула, обращая на себя внимание. Деловито покружив вокруг меня, она проскользнула в открытую калитку, пробежала несколько метров и села. Убедившись, что я внимательно наблюдаю за ее маневрами, она обежала весь двор, немного полаяла на кота, который жил возле нашей кухни, и снова оглянулась в мою сторону, пытаясь оценить мою реакцию. Я понял, что эта собачонка пришла не просто так. Она пришла устраиваться на работу в качестве сторожа! Причем, решила обратиться непосредственно к директору, давая понять, что за небольшую пайку она готова честно охранять территорию нашего лагеря. Видимо, опытная была собака. Затем она уселась возле калитки, ожидая моего решения. Я объяснил ей, что скоро мы уезжаем, и сторож нам не нужен. Ведь лагерь наш православный и место, следовательно, отмоленное от всяких неприятностей. Хотя, если бы она пришла раньше, я бы, вероятно, подумал. Собака все поняла и с грустным видом побежала прочь, поджав подкрученный хвост. Правда, на всякий случай, она пару раз остановилась и оглянулась: а вдруг я передумаю.

В тот же день на вечерних правилах уставшие за день дети буквально валились с ног. Они подпирали беленые стены, не в силах от них оторваться и крестились исключительно ради приличия. Было видно, что единственное, чего им сейчас хочется, это поскорее добраться до своих постелей. Да еще дежурная нынче сестра читала таким монотонным голосом, что, зевали не только мы, но, наверное, и те святые, которым мы молились. После отбоя я подошел к отцу Алексею и спросил, нельзя ли для детей немного сократить количество молитв, ограничившись самыми основными. Ведь всем известно, что молитва, произносимая без должного понимания и усердия, не имеет никакого смысла. А о каком усердии может идти речь, когда все хотят спать? На что батюшка ответил, что правила есть правила, а мы ведь не в балагане, а в христианском лагере, который от балагана как раз и отличается наличием определенных порядков. И, вообще, мне следует больше читать духовную литературу, а не ходить курить на глазах у всего лагеря. Я возразил, что, вообще-то это не мои слова, а преподобного Антония Сурожского, великого христианского подвижника, одного из признанных отцов современной православной церкви. В одной из своих книг он специально разработал сокращенные версии основных церковных служб, предназначенные специально для детской аудитории.

Видно было, что отец Алексей не ожидал такого ответа. Он ведь был не просто обычным и средневзятым батюшкой, а одним из верховных церковных иерархов и начальником типографии при Киево-Печерской Лавре. Именно через него проходило любое православное слово, готовящееся к печати. И уж кому, если не ему следовало знать о трудах Антония Сурожского! С этого момента отец Алексей как-то сторонился меня и предпочитал лишний раз не о чем со мной не беседовать.

Вскоре отец Алексей уехал по делам в столицу. Мое православное лето подходило к концу. Завершилось оно экскурсией в древний город Ольвия, куда по моему предложению и в компании отца Вячеслава в качестве экскурсовода, мы отправились вместе с нашей детворой. Кириллу сразу же посчастливилось найти часть древней расписной амфоры среди простых обломков и черепков, в изобилии валявшихся под ногами. Немного осунувшийся, но все еще упитанный мальчик сразу же начал предлагать ему в обмен любые сокровища: от засушенных морских звезд и лакированных раковин до конфет и жвачек. Но Кирилл остался непреклонен.

В моих планах было еще посещение николаевской тюрьмы для животных, кстати, крупнейшей не только в стране, но и в Европе. Перед ее высоким забором расположена скульптурная композиция, изображающая убегающего из зоопарка Маугли вместе с пантерой Багирой, которую он, по-видимому, только что освободил из жестокого плена. "Тигры и львы, пумы и леопарды, удавы и крокодилы, а также другие дикие хищники с нетерпением ждут вас и ваших детей!" – заманчиво сообщала реклама. Но дети очень устали, и, несмотря на столь радушное приглашение, мы единогласно решили отправиться на железнодорожный вокзал и там спокойно дождаться поезда.

Религия для больных

Несколько лет назад от «случайно» встреченного мной школьного товарища я с удивлением узнал, что один из наших бывших одноклассников в настоящее время служит настоятелем православного храма в небольшом областном поселке городского типа. Подумать только, Славик, который в прекрасные школьные годы мог без перерыва, на удивление связно и абсолютно без повторов, материться ровно пять минут, и рассказывал нам, неокрепшим юным телам, такие анекдоты, что наши уши буквально сворачивались в трубочку, а сами мы просто цепенели и теряли дар речи, и вдруг – батюшка! Грех было не воспользоваться такой возможностью и не пообщаться с ним. Тем более для этого имелся вполне конкретный предлог: заканчивался великий пост и через несколько дней ожидался большой церковный праздник.

Итак, я и еще два моих товарища садимся в машину и отправляемся в гости. Нужно сказать, что на первый, как и на второй взгляд, поселок этот производил удручающее впечатление напрочь забытого Богом места. Его население в пару тысяч человек представляли в основном бывшие крестьяне – бабушки да дедушки. Десятки беспокойных собак и пару сотен одноэтажных перекошенных домишек, сгрудившихся вдоль берега кривенькой колхозной речушки. Какая же нелегкая судьба могла занести сюда человека, окончившего с медалью среднюю школу, затем поступившего в МГУ на физико-математический факультет и после его окончания имевшего все шансы остаться в столице? Я решил непременно разобраться в этом.

Подходим к единственному "высотному", в два этажа, строению. На вид ему не меньше двухсот лет. Поднимаемся по скрипучей железной лестнице, затем долго идем по длинному коридору к последней налево двери. Стучим. Дверь со скрипом открывается и на пороге появляется хозяин. Дородный и весьма упитанный человек в спортивных штанах, больше похожий то ли на разбойника с большой дороги, то ли на сказочного скандинавского тролля с огромной рыжей бородой, позавидовать которой мог бы сам Карабас-Барабас. Я понимаю, что это и есть Славик и едва сдерживаю улыбку. Жилище его (иначе это не назовешь) состоит из трех помещений: небольшой комнаты, еще меньшей кухоньки и того, что весьма приблизительно можно назвать санузлом. Я, в бытность свою студентом, и живя в общежитии, все-таки располагал большими удобствами и комфортом. Вся обстановка комнаты состоит из старинной кровати с железной сеткой, деревянной табуретки и десятка книжных полок, сплошь уставленных томами православной литературы. На стенах – настоящий иконостас. По углам и на подоконнике – желтые церковные свечи.

Идем на кухню, чтобы отметить нашу встречу. Раздается стук в дверь. Какая-то бабушка принесла батюшке буханку черного хлеба. И очень кстати. Эта буханка оказалось единственной едой в его доме. Хорошо, что мы, несмотря на пост, все-таки приехали не с пустыми руками. От нашей довольно скромной, но все же "скоромной" пищи Славик отказывается. Выясняется, что даже вскипятить чаю не на чем. Газа в этом доме не было никогда, а единственную свою электрическую плитку отец Вячеслав отнес в церковь в качестве отопительного прибора. Дело в том, что в этой церкви, которая в советское время была клубом, а в последние годы – заброшенным колхозным складом, нет отопления, и бабушки, поющие в церковном хоре, начали замерзать и болеть одна за другой. Снова раздается стук в дверь и тут же, не дожидаясь приглашения, входят двое пьяных бомжей. Славик, извиняясь перед ними, объясняет, что сегодня не сможет их принять. Но бродяги просто так не хотят уходить. Я уже встаю с места, чтобы помочь им удалиться, но Слава сдерживает меня и в качестве откупа отдает бомжам половину только что принесенного ему хлеба. Через какое-то время он говорит, что ему пора собираться на службу и идет в комнату, чтобы переодеться. И вот, наконец, перед нами появляется настоящий священник со всеми полагающимися атрибутами. Он уходит, приглашая и нас через полчаса присоединиться к службе.

Я узнал, что в этом селе еще до "открытия" церкви, в которой служит отец Вячеслав, уже достаточно долго существует еще одна. Мы даже видели ее, когда подъезжали к дому. Внешне она гораздо привлекательнее, а ее настоятель живет совсем неподалеку в собственном трехэтажном доме с гаражом и спутниковой антенной. Однако, несмотря ни на что, сразу же после открытия храма отца Вячеслава, большая часть прихожан стала ходить именно сюда, в бывший клуб и склад, а ныне – Храм Божий. К огромному неудовольствию батюшки с антенной. Мало того, постепенно, узнав о редком благочестии нового настоятеля, на его службы стали специально приезжать вполне авторитетные люди из города. Их не менее авторитетные автомобили по соседству с полуразвалившейся церковью выглядели как НЛО, прибывшие сюда из других измерений. Хотя, в сущности, так оно и было на самом деле.

Уже в конце дня, после затянувшейся вечерней службы, у меня, наконец, появилась возможность спокойно поговорить со Славой. Было очевидно, что передо мной действительно глубоко и искренне верующий человек, которому можно верить. И кто, если не он, ответит на мои многочисленные вопросы. Ведь тогда я еще наивно считал, что для человека, посвятившего свою жизнь служению Господу, просто не может быть каких-либо неясностей. Во всяком случае, в духовной сфере.

Как же я ошибался! Первый же мой вопрос, который казался мне абсолютно логичным и закономерным, вызвал совершенно неожиданную реакцию. Я спросил у отца Вячеслава что такое "Бог"? Я считал и продолжаю считать, что если мы верим, то нужно знать в кого и во что. Иначе, как можно вообще говорить о какой-то вере? Славик начал объяснять мне, что сам мой вопрос оказывается и не мой вовсе, он – от Лукавого! Человек верующий не должен задавать таких вопросов. Любые подобные вопросы как раз и возникают от сомнения, которое и есть неверие. И привел в качестве доказательства длинную и достаточно туманную цитату из какого-то святого, жившего двести лет назад (может быть в этом же доме) и изучавшего данную проблему. Затем он добавил от себя, что любые попытки каким-то образом определить Бога – сами по себе греховны. И доказал это еще одной цитатой из специально принесенной для этого книги. Мы ведь беседовали на кухне, и Славику то и дело приходилось бегать в комнату за доказательствами собственных слов. В конце концов, такое неравенство мне надоело. Я ведь говорил своими словами, а за Славиком, кроме духовной семинарии, которую он окончил, решив принять сан, в буквальном смысле стояли (на книжных полках) многочисленные православные богословы и святые подвижники. Я предложил Славе "честный" разговор. Только свои мысли и свои же слова. И никаких цитат. В том числе из Святого Писания. Славик обомлел. Едва только он начинал что-то говорить, как тут же сбивался на подходящую к этому случаю дежурную цитату. Наверное, впервые в жизни он понял, что оказывается, его собственных мыслей у него просто нет, и никогда не было! Затем он сказал, что наступило время для ночной молитвы и ему нужно остаться одному на некоторое время. Я тем временем отправился покурить на свежий воздух и прогуляться окрестными дворами. Сказать, что я был несколько разочарован, значит не сказать ничего. Я очень надеялся на эту встречу и хотел многое для себя прояснить. Хотя кое-что уже становилось понятным.

Возвратившись где-то через час, я – с бодрящей прогулки, а отец Вячеслав – с ночных бдений, он не в бровь, а в глаз заявил, что я – заблудшая овца, а Господь, к величайшему сожалению, не сподобил его научить меня и не наделил нужными словами, чтобы вернуть меня в стадо. Мне бы и успокоиться на этом. Но тогда я искренне возмутился такой постановке вопроса и ответил, что Славик сам овца, и кто из нас более "заблудшая" еще неизвестно! И ни в какое стадо я возвращаться не стремлюсь. Во всяком случае, на данном этапе.

Сейчас, по прошествии многих лет, я понимаю, что не следовало мне говорить с этим действительно достойным человеком именно таким образом. Ведь совсем не важно, что и как говорит человек. Важно, как он живет. А жизнь отца Вячеслава может быть настоящим образцом истинного служения Богу и людям. Если бы хотя бы часть "святых отцов" жила именно так, наша церковь действительно была бы настоящим духовным пастырем для своего народа.

В разное время жизнь еще несколько раз сталкивала меня с этим удивительным человеком. После многих лет службы в восстановленном им сельском храме, он, наконец, получил назначение в городе. В храме на центральном городском кладбище. Отец Вячеслав был действительно счастлив, хотя он сильно переживал о судьбе своей бывшей паствы. Теперь у него появилась возможность жить вместе с женой и тремя детьми. Ранее просто не было условий для их совместного проживания, и вся его семья оставалась в городе. Но и эта радость продолжалась недолго. Дело в том, что в свободное от службы время отец Вячеслав начал посещать онкологическое отделение для неизлечимых больных. Многих из них он наставлял и исповедовал, провожая в последний путь. Кроме того, еще одним "хобби" батюшки стало посещение заключенных, которых он тоже называл смертельно больными, только духовно, и всеми силами пытался им помочь. Понятно, что и для первых, и для вторых он стал практически родным человеком и настоящим духовником.

Однако такая бурная деятельность нового настоятеля вызвала негодование остальных священников. Ведь в отличие от них, отец Вячеслав никогда не брал денег за свои услуги и не мздоимствовал каким-либо иным образом. Он занимался богоугодными делами исключительно по зову сердца и велению души. Недовольные тем, что отец Вячеслав "начал работать" на чужой территории, оскорбленные таким неуважением к себе и церковным правилам священники, пожаловались архиепископу. Я сам был свидетелем, как после очередной "тюремной службы" владыка лично звонил отцу Вячеславу, и, не стесняясь в выражениях, объяснял ему его место в этой жизни, говоря буквально следующее: "Кто тебя благословлял туда ездить, твою мать! Славы ищешь? Имей в виду, не остепенишься – сам там окажешься!"

В ходе наших многочисленных бесед, отец Вячеслав часто сетовал на то, что он не может полностью реализовать себя в роли священника. Ведь, к сожалению, православие сегодня это религия для больных людей. Человек приходит в церковь только тогда, когда в жизни у него случается какое-то огромное горе. В обычном же своем состоянии редко кто задумывается о душе и обращается к Господу. Вот и приходится иметь дело в основном со стариками да с нищими, которые считают, что батюшка по первому же их зову должен бросить все – свою семью, детей, службу и срочно прибыть для утешения какой-нибудь полоумной старушки. Особую радость отцу Вячеславу всегда доставляли дети, которые однажды побывав в храме, продолжали сюда ходить уже самостоятельно. Многие из сирот и беспризорников, неизвестно какими путями попав в церковь, оставались, чтобы помочь в меру своих сил и даже поучаствовать в службах. "Церковь жива, пока в ней есть дети", – говорит отец Вячеслав. "Ведь дети – цветы нашей жизни". И с этим нельзя не согласиться при всей кажущейся банальности этих слов.

Как-то в очередной раз, придя к Славе в гости, я буквально лицом к лицу столкнулся с изрядно пьяным бородатым человеком. Я решил, что и здесь его не оставляют в покое бомжующие странники. Однако выяснилось, что это был его коллега, такой же батюшка. "Добрый человек и хороший священник, только алкоголик", – охарактеризовал его мой одноклассник. Впервые встретившись с такой "нелогической категорией" как "батюшка-алкоголик", я даже призадумался. В другой раз я рассказал отцу Вячеславу о том, что один из моих знакомых принял крещение в одном из центральных городских храмов. На что Слава, к моему удивлению, ответил, что теперь моему приятелю нужно немедленно "перекреститься" заново в другом храме, так как тот, первый храм – раскольнический и в нем, следовательно, нет Бога!

Не прошло и пары лет службы отца Вячеслава в должности настоятеля кладбищенского храма, как его отстранили от занимаемой должности. Ведь он и не думал "остепеняться" и продолжал "искать славы" в больницах и тюрьмах, расположенных на территории чужих приходов. Его сослали в такую дальнюю деревню, что теперь у него просто не было физической возможности заниматься прежними "глупостями". А на его, достаточно теперь теплое и "прикормленное" место, назначили спокойного и послушного отца Николая.

После многочисленных и безуспешных попыток найти свое место в духовной жизни большого города, отец Вячеслав вместе с семьей уехал строить новый храм в Тверской области. Вполне вероятно, что и сейчас он находится где-то там. К сожалению, наши пути разошлись, и я не знаю дальнейшей судьбы моего уважаемого школьного товарища.