Текст книги "Абсолютное Зло и другие парадоксы объективной этики"
Автор книги: Илья Свободин
Жанр: Прочая образовательная литература, Наука и Образование
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
12 Достоинство, честь, презрение
Как вы наверное заметили, требования, предьявляемые этикой к человеку, поистине нечеловеческие. И это правильно! Совершенство недостижимо – иначе достигнув его, человек оказался бы в тупике. Однако понимая недостижимость идеала, человек, тем не менее, ощущает потребность к нему стремиться. Преодолеть холодную рациональность рассудка помогают моральные чувства. До сих пор мы в основном рассматривали этику как бы извне, со стороны общества. Давайте заглянем внутрь человека. Что побуждает его быть этичным?
Одним из моральных чувств является чувство собственного достоинства. Когда человек преодолевает насилие, проявляет личность, когда он понимает, что его воля, его мораль оказываются сильней природы, он испытывает своеобразную гордость за себя, он ощущает свою особую значимость, свою моральную ценность. Осознать свое достоинство – значит осознать себя свободным человеком. Отсюда видно, что вопреки популярному мифу, в современном обществе достоинство не присуще каждому просто по факту рождения, оно – результат целенаправленных усилий.
Поскольку в ценностях легко запутаться, давайте уточним, что такое моральная ценность. Моралисты любят говорить об универсальной ценности личности, ценности человека. Однако не существует ценности личности или ценности человека вообще, так же как не существует личности или человека вообще. Существует конкретная личность, и потому ее ценность есть тоже ценность для кого-то конкретного, для того, кто знает, любит или еще как-то ценит человека, для его родных, друзей, коллег. Т.е. ценность личности принадлежит личной сфере, сфере жертвенной морали. И она имеет мало общего с достоинством, поскольку люди ценят друг друга не за их свободу, а скорее за ее отсутствие. Чтобы убедиться в сказанном, заметьте, что, например, степень какой-либо обиды зависит от близости между людьми – что позволено близким недопустимо между малознакомыми.
В публичной сфере тоже есть ценность человека, например экономическая или военная. Это – ценность ресурса, ценность в глазах тех, кто хотел бы человека эксплуатировать. Кроме того, существует и ценность человека с точки зрения свободы – это ценность его заслуг, ценность пользы которую он принес обществу. А что же тогда такое моральная ценность человека с точки зрения этики? Это ценность самой его свободы. И поскольку свобода одна на всех, ценность эта одна у всех. Иными словами, достоинство человека не определяется ни его профессиональными успехами или военными заслугами, ни руководящей должностью или общественным положением, ни его личным обаянием или размером кошелька. Соответственно, если некто не обладает достоинством, ничто из перечисленного его не заменит.
В этом равенстве заключается важный смысл. Достоинство хоть и зарождается внутри, но проявляется не в самомнении, не в желании выделиться, возвыситься над окружающими, а напротив – оно как бы открывает человеку глаза и он видит чужое достоинство, он начинает ценить чужую, а точнее общую, свободу. Достоинство отражает одновременно два взаимоисключающих качества свободного человека – во-первых, его уникальность, особенность, его право на собственное мнение и собственный выбор, а во-вторых, его равенство с другими.
Что ведет нас прямиком к договору. Внутренне ощущаемое равенство всех свободных людей – вот механизм, который делает возможным договор. Достоинство не позволяет унижать других и не позволяет унижаться самому. Оно поддерживает своеобразный баланс в отношениях, который абсолютно необходим для свободы, поскольку любое отклонение от подобного баланса равнозначно насилию. Вы спросите – при чем тут насилие? При том, что насилие – это обязательно унижение человека, попытка превратить его из активного, действующего субьекта в бессловесный обьект.
Но как достоинство может работать в публичной сфере? Разве унижение не производится лично? Это зависит от вида насилия. Скажем, оскорбление – это эмоциональное насилие, оно требует личных отношений. Однако, когда на людей сбрасывают бомбы, или лишают средств к существованию, или поливают ложью из телевизора – унижает ли это их? А когда людей не слышат и не замечают, рассматривают как массу, толпу – унижает ли это? А скажем, когда лично вас обирают, приговаривая «ничего личного, просто бизнес» – унижает ли это? Ответ во всех случаях один – да. Любое низведение человека до роли обьекта, средства для чьих-то целей, осуществляется ли оно лично или нет, есть ущемление его свободы и унижение его достоинства. И этот факт не зависит от того, понимает ли человек эти тонкости.
Вы спросите – а как человек может унизить себя сам, он что, должен совершать над собой насилие? Нет, насилие само вас найдет. Достаточно перестать стремиться к свободе и подчиниться, вернуться на уровень раба природы, гомо-сапиенса. Человек ценен своей свободой, а поскольку свобода вечно ускользает от нас, в реальности человек ценен своим стремлением к ней. Иными словами, достоинство – это не состояние человека и не качество его характера. Достоинство необходимо постоянно утверждать. Поэтому даже когда человек теряет свободу, оказывается в безвыходном положении, он может сохранить достоинство – если не сдается.
Чем человек свободнее, тем сохранить достоинство легче. Но если оно утеряно, восстановить его трудно. Если вы не забыли, в начале мы говорили о сломанных людях. Почему только единицы способны найти в себе силы раскаяться, искупить вину и вновь стать достойными людьми? Потому что, помимо своей свободы, сломанный человек утратил веру в себя. Да, этика опять требует веры, на этот раз – веры в собственные силы. Эту веру, как и доверие, как и любую настоящую веру, легко потерять, но трудно обрести. Вот почему важно не только закалять с детства волю, но и воспитывать в себе достоинство, беречь его. Этому иногда помогают семейные и народные традиции. Когда есть на кого равняться, когда знаешь, что в тебе есть нечто переданное с генами – пусть это всего лишь иллюзия – проще обрести веру в себя, ведь вера иррациональна. К сожалению, традиции бывают разные, речь идет о хороших традициях. И их тоже надо беречь.
Хранить достоинство помогает пример других и особенно принятые в обществе соответствующие нормы поведения. Так мы приходим к понятию чести. Если достоинство, как и равенство, не формализуемо, то честь – это исторически обусловленная попытка выразить достоинство формально, хоть и не обязательно письменно. В силу этого, честь несет на себе отпечаток ее источника, определенной группы людей – сословия, класса или иной социальной структуры. Честь помогает группе выделить себя, морально подняться над остальными. Таким образом, честь в какой-то степени отражает иерархическое строение общества.
Честь проявляется как верность группе, неукоснительное следование ее нормам поведения и ответственность за их нарушение. То есть она почти точно совпадает с этикой соблюдения договора. И это не случайно – первоначально честь зародилась в верхушке, элите общества и зародилась она вследствие необходимости договора. Но договора только между самыми сильными, и поскольку такой договор опирался на силовой баланс, кодексы чести не включают в себя первую часть этики договора – открытость, честность и обьективность. Также обычно допускается отступление от норм в отношении к прочим, не причастным к договору.
Из сказанного видно, что честь – это в сущности анахронизм, ступень к универсальному человеческому достоинству, так же как иерархия – ступень к свободному обществу. Однако в наше время, когда достоинство все еще редко, а та честь что была практически исчезла, считать ее анахронизмом явно преждевременно. Почему честь исчезла? Иногда можно услышать, что моральные проблемы нашего времени – следствие упадка религии. В чем-то это верно. Наука не способна дать нам моральные ориентиры, и следовательно не способна заменить религию в вопросах морали. Моральный вакуум не смогла заполнить и философия. Однако, честь исчезла по иной причине, причем ее исчезновение внесло особый вклад в разложение общества.
Моральные нормы чести накапливались веками, передаваясь с воспитанием и традициями. Если бы общество развивалось постепенно, с ростом образования и благосостояния нижние слои усваивали бы нормы верхних. Однако история распорядилась так, что почти одновременно произошли несколько революций и войн, в итоге которых прежняя мировая элита была практически уничтожена. И хотя в этом было много справедливого, вместе с элитой были уничтожены и важные моральные традиции. Вместо аристократии наверху оказались в лучшем случае воры и жулики, а в худшем вообще убийцы. Представительная демократия, как и следовало ожидать, без морали оказалась неработоспособна. А посему можно смело предсказать, что нынешняя плачевная ситуация будет и дальше усугубляться до тех пор, пока человечество не сумеет выработать новые моральные нормы, которые, хочется надеяться, будут основаны на обьективной этике и общем договоре.
В паре с достоинством работает презрение. Презрение – это нормальная реакция человека на гомо-сапиенса. Нельзя презирать животных – их можно, например, бояться или жалеть – поскольку животные, равно как недееспособные люди, не свободны в своем выборе. Презрения заслуживает тот, кто способен стать человеком, но выбирает оставаться гомо-сапиенсом. Презрение хорошо работает в коллективе, как например в случае героической морали, когда люди совместно преодолевают страх. Но преодоление страха – это лишь частный случай, ведь человек может испытывать трудности и с другими инстинктами. Стыд перед окружающими, боязнь упасть в их глазах, опозориться, стать предметом насмешек – это тоже моральный механизм, помогающий преодолевать природу. К сожалению, если человека окружают сплошь моральные уроды, механизм не работает. В одиночку стать человеком невозможно.
Но как мы знаем, где пролегает черта между теми ситуациями, когда человек не хочет преодолеть свою слабость и теми, когда не может? Когда он заслуживает презрения, и когда, например, нуждается в помощи? Обычно мы ее интуитивно чувствуем, или же мы можем опираться на то, что является общепринятым. Так, скажем, если от человека нельзя требовать геройства, то вполне можно требовать умерить свои аппетиты, жадность, тщеславие, стремление к успеху за счет других. Я думаю, в наше время большинству людей уже вполне по силам не быть гомо-сапенсами, поскольку они как правило сыты, одеты и грамотны.
Гомо-сапиенсу чуждо само понятие достоинства, поскольку он не понимает и не приемлет равенства. Поднимаясь по социальной лестнице, он тоже испытывает гордость победителя, но победителя не над природой, а над сородичами, которая поэтому не рождает достоинства – когда придет неизбежное поражение такой «победитель» вновь превратится в ничтожество. Вместо достоинства гомо-сапиенсу свойственно проявлять либо высокомерие, либо подобострастие. В этом суть его стайной, иерархической психологии, поскольку его победа – это возвышение за счет унижения других. И в этом кстати ответ на вопрос, почему насилие, в том числе накопление власти и капиталов, часто осуществляется без видимой практической пользы. Для гомо-сапиенса важен сам факт унижения других, сама возможность насилия.
Соответственно, успешный гомо-сапиенс не способен понять за что его презирают. Обычно рабы вообще не задумываются об этом, считают это естественным. Но если рабам повезло вылезти, как говорят, «из грязи в князи», они начинают воображать себя элитой. Тогда можно наблюдать, как подобные «князья» льнут к остаткам инородной аристократии, покупают поместья, яхты, спортивные клубы. И хотя нынешняя аристократия давно растеряла свою честь, она еще способна относиться к холуям как к холуям. Достоинство не купишь. Напротив. Чем больше гомо-сапиенс старается преуспеть в этом, тем менее достойно он выглядит.
13 В чем смысл правил?
Одним из парадоксов свободы является парадокс правил. Он заключается в том, что свобода в обществе достигается путем запретов. Иного пути к свободе не существует. Несмотря на то, что звучит парадокс действительно противоречиво, смысл его прост и понятен. Этика запрещает насилие, а насилие – враг свободы. Однако эта простота кажущаяся.
Во-первых, идея запрета насилия требует уточнения – что такое насилие? Как отличить насилие от этичных, правомерных действий? Еще интересней, что если мы уберем из картины мира свободу, все что останется – силы природы, причинность, детерминизм, т.е. насилие в том или ином виде. Каким же образом добавление в эту картину запретов вызывает появление свободы?
Во-вторых, неясно для чего нам такая свобода. Свобода должна звать к чему-то хорошему, к добру, придавать смысл. А что хорошего в запретах? Что мы должны делать, когда запретим насилие? Именно на этом вопросе мы остановились, когда рассматривали личное и общее благо. Если вы помните, запрещая личный успех в ущерб общему благу, этика на первое место ставит не успех, а ограничения, правила. Но как правила связаны с целью, ради которой стоит жить? Кому нужны правила ради правил?
Ту же проблему вы могли заметить, когда мы говорили об общественном договоре. Договор – это согласование интересов, он должен порождать общую цель. Но как получается, что он порождает правила? Откуда они берутся? И куда деваются цели?
Наконец, ту же проблему иногда формулируют как наличие двух видов свободы – положительной и отрицательной, свободы «для» и свободы «от», свободы самому выбирать себе цели, искать смысл в жизни, и свободы от ограничений, преград, постороннего вмешательства. И на первый взгляд – это действительно две совершенно разные свободы.
В корне проблемы – суть, сущность свободы. Зачем нам свобода? Что она дает? Запреты? Но смысл свободы не может заключаться в запретах. Человеку нужны блага, удовольствия, радости жизни! С другой стороны, смысл свободы не может заключаться и в благах, потому что насилие принесет их быстрее. Очевидно, разгадка в том, что все мы вправе наслаждаться, но не за счет других, поскольку любое подобное удовольствие обернется страданием, когда такое же удовольствие будут испытывать за счет нас. Но где лежит эта золотая середина между страданиями и удовольствиями? Какая связь между запретами, благами и свободой?
Чтобы разобраться в этой проблеме, рассмотрим следующую простую модель. Пусть имеются некие существа, которые живут потребляя различные ресурсы, причем не обязательно материальные. Соотношение потребителей и ресурсов таково, что ресурсов всегда не хватает на всех. Поскольку потребители не могут выжить без ресурсов, между ними начинается борьба, в итоге которой лишние потребители погибают. Нетрудно видеть, что наша модель вполне правдоподобно описывает живую природу с ее детерминированной борьбой за существование.
Теперь предположим, существа решают, что настало время стать людьми и начинают договариваться, пытаются покончить с борьбой за существование. Возможно ли это? В рамках детерминизма, природных законов – нет. Природа требует сократить лишние рты и никакой договор тут не поможет – никто умирать не захочет. Единственное возможное решение – не сократить поголовье потребителей, а увеличить количество ресурсов. Причем, заметьте, это удивительное, поистине революционное решение, во-первых, не вытекает ни из каких природных законов, а, во-вторых, вследствие этого оставляет полностью открытым вопрос о том, как его можно практически реализовать.
Наша модель помогает понять смысл парадокса правил. Удовлетворение потребностей в ресурсе есть необходимая предпосылка ограничения взаимного насилия, а потому любой запрет есть одновременно неявное, но безусловное требование изыскать недостающий ресурс. Скажем, правило «не убий» в ситуации недостатка хлеба не может быть удовлетворено. Даже если никто никого не станет убивать, кто-то непременно умрет от голода – и к его смерти приложат руку те, кто сьели хлеб. Стало быть, у людей не остается иного выхода, кроме как раздобыть достаточно хлеба. Это не только позволит удовлетворить запрет, но и станет шагом вперед на пути свободы, поскольку сделает людей менее зависимыми от хлеба. Можно сказать, что запрет насилия является своего рода «запретом» детерминизма, способом направить усилия человека не на выживание, а на освобождение.
Но как возможно подобное освобождение? Как найти способ увеличить количество ресурсов? Загадка. Запрет сродни приказу «пойди туда не зная куда, принеси то не зная что». Однако этика и не может быть иной, она не может выражаться в конкретных указаниях что и как делать, потому что подобное указание, как бы замечательно оно не выглядело, как бы оно не указывало на общее благо, свободу не увеличивает, а ограничивает. Запрещая же детерминизм, этика открывает людям простор для творчества, она подсказывает им абсолютно иной смысл существования, она указывает путь к свободе.
Самым первым и самым легким способом раздобыть ресурсы был, да и пока остается, грабеж соседей. Однако постепенно, с расширением пространства договора и накоплением культуры, на первое место выходит производство ресурсов, т.е. прежде всего творческая деятельность. Именно необходимость избавиться от взаимного насилия, а вовсе не любопытство, трудолюбие, интеллект или еще какие-то неведомые силы эволюции, заставила людей трудиться, познавать мир, идти по дороге прогресса. Да и в наше время запреты работают точно так же, помогая двигать прогресс. Тот же элементарный запрет воровства, который каждый нормальный человек впитывает с молоком матери, уже заставляет его идти и работать, производить что-то полезное другим, создавать общие блага.
Так мы возвращаемся к радостям жизни. Эти радости с точки зрения свободы не просто нейтральны, если не касаются других. Они вполне могут быть добром, если даются другими людьми, и именно свобода позволяет так организовать общество, что радостей становится там бесконечно много. Запрет нашей животной природы оказывается полезней захвата ресурсов. Свобода словно обманывает природу – она заменяет ограниченные базовые потребности на безграничные новые удовольствия. Однако обмануть природу трудно. Соблазн бесконечных благ может сыграть злую шутку. Поэтому для полноты в нашу модель надо добавить паразитов, которые живут среди людей, но живут по законам животных. Они не только не производят новые ресурсы, но напротив – стремятся захватить вновь созданные и тем ухудшить ситуацию, вернув ее к борьбе за существование. Речь идет о наших старых друзьях, гомо-сапиенсах. В отличие от животных, паразиты возводят насилие на новый, бессмысленный уровень, поскольку стараются захватить больше ресурсов, чем они в состоянии использовать.
Как на практике появились запреты? Очевидно, первые цели людей были детерминированы борьбой за выживание, и первые запреты возникли в процессе столкновения этих целей. Столкновение привело к конфликту, и договор появился из необходимости его разрешения. Первые договоры выполняли две функции – разрешение конфликтов и их предотвращение. Можно разрешить конфликт тихо, сговорившись против других. А можно – открыто и гласно, оповестив о решение всех. Во втором случае решение есть уже указание на то, как впредь не надо поступать чтобы конфликт возникал. Такое решение – это прецедент, правило на будущее, т.е. фактически запрет определенного поведения.
Только запреты могут обуздать насилие. Ни братская любовь, ни добрая воля, ни бесхребетный гуманизм на это не способны. Правила этики, а не накопленные ресурсы – вот истинное богатство общества. Без этики любые запасы мгновенно исчезнут. Некоторые люди говорят – правила это ерунда, главное полагаться на свою совесть. Или говорят – чем следовать плохому закону, лучше нарушить его во имя высшей правды. Эти люди ошибаются. Главное – следовать правилам. Нет никакой высшей правды, высшей справедливости или высшего блага ради которого можно нарушать законы. Способность следовать правилам невзирая на собственные интересы, собственное мнение или интуицию отличает цивилизованного человека от дикаря. Если правило плохо, его можно и нужно поменять, но если правилам не следовать – не будет вообще ничего.
Иными словами даже плохой, несправедливый закон лучше хорошего и справедливого беззакония. Но конечно, сказанное верно если, во-первых, имеется правильная процедура принятия законов, и во-вторых, речь идет о законе принятом в результате такой процедуры. Только в том случае, когда сам человек согласился с законом в рамках договора, скрепил его своим словом, закон имеет моральную силу. Отсюда видно, что нынешние законы такой силы не имеют. Однако, означает ли это, что моральный долг каждого – их нарушение? Нет конечно. Из того, что человек не участвовал в обсуждении и принятии УК вовсе не следует, что у него есть моральное право убивать и грабить. Большинство запретов попавших в своды законов имеют моральные основания. Просто пока мы живем в насильственном обществе, каждый закон приходится оценивать опираясь на собственную моральную интуицию.
Итак, запреты приводят к новым целям, конфликты целей приводят к новым запретам. И то, и другое – две стороны одной медали, точно так же как свобода «от» и свобода «для». Все это – одна и та же свобода. Судите сами. Свобода «от» появляется только если в свободе есть потребность, т.е. имеется какая-то цель. А это уже свобода «для». С другой стороны, свобода «для» вытекает из свободы «от», поскольку человек выбирает из того, что может выбрать – в детерминированном мире свободной цели иначе взяться неоткуда.
Иногда свободу воображают в виде некого «пространства» возможностей и тогда говорят, что «свобода одного кончается там, где начинается свобода другого». С этой точки зрения можно сказать, что бесконечный круговорот запретов и целей все точнее и точнее определяет черту, отделяющую эти «свободы». Однако надо помнить, что свобода – одна на всех, она одинакова с обеих сторон этой условной черты. Иными словами, в отношениях людей должен быть точный баланс, а свобода «от», которая по сути есть свобода от насилия других, должна в точности совпадать со свободой «для», которая есть не что иное, как свобода насилия в отношении других.
Рассмотренный сегодня парадокс позволяет лучше понять, что скрывается за словом «свобода». Он также обьясняет почему мы часто неверно понимаем ее, почему слово «свобода» является не вполне точным. Cвобода не заключается в отсутствии преград каким-нибудь желаниям, действиям, отсутствии помех какому-нибудь свободному полету или падению. Равно как и свобода – это не изобилие благ, которые когда-нибудь польются таким потоком, что даже деньги станут не нужны. Сущность свободы – это творчество, созидание. Именно оно проявляется в свободе воли, в свободе мысли, в способности человека вести себя независимо от любых внешних и внутренних причин, в способности создавать новое – то, что не может быть обьяснено предыдущим ходом вещей, событиями или обстоятельствами. «Свобода» же реализации этой созидательной, творческой способности не является чем-то отдельным, потому что ее реализация – это она сама и есть, ибо все остальное вокруг нас – только преграды.
Внимание! Это не конец книги.
Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?
