Текст книги "Тадж-Махал. Роман о бессмертной любви"

– Вот почему его пригласили…

– Да, наверное.

– Но с каких пор королева стала любительницей индийских фильмов?

– Режиссер получил пригласительный билет через канцелярию премьера. На свою голову…

– Много жертв?

Офицер тяжело вздыхает… Слов не требуется. Впрочем, я сама видела ряды черных мешков и воронки от взрывов. «Удалась» выставка…

Ясно, что ничего не ясно – эта присказка моего Джона лучше всего подходит к нынешней ситуации.

Но у Воспера еще одна проблема – что делать со мной? С точки зрения нормальных людей я поступила почти героически, рискуя жизнью, отвлекала налетчиков от королевы. С точки зрения охраны дворца наоборот – спровоцировала перестрелку, создав угрозу жизни ее величества.

Я себя виноватой в перестрелке не считаю, поскольку началась она задолго до выключения света и моего выстрела в рыжего (эту сволочь я с удовольствием расстреляла бы еще раз из 45-го калибра и с близкого расстояния). А вот в том, что, как и охрана, проглядела рыжего, виню. Не важно, что видела его впервые, если интуиция подсказывала, что опасно, нужно внимательно присмотреться ко всем, а не размышлять о том, какие «Глоки» использует охрана дворца.

Я себя виню, но каяться или посыпать голову пеплом не собираюсь, разве что пеплом своих надежд на возвращение в строй. При таком скандальном начале не стоит ждать продолжения. Теперь одна дорога – в частные сыщики. Если, конечно, удастся доказать, что я стреляла по бандитам не от безответственности, а только из желания отвлечь внимание от королевы.

При мысли о психологах, которые покоя мне не дадут еще долго, настроение испортилось окончательно. И зачем я пошла на эту выставку? Могла бы сказать, что… зуб болит или диарея замучила.

Оплакать свое невеселое будущее я не успеваю, потому что дверь кабинета открывается и на пороге появляется… V. C. Элизабет Форсайт собственной персоной!

Глава 2

Тогда они еще не были Шах-Джеханом и Мумтаз-Махал, так принца Хуррама и внучку главного визиря Арджуманд назвали позже. Никто не знал, что их любовь и верность друг другу переживут века и останутся в памяти человечества, в том числе благодаря выстроенному Шах-Джеханом великолепному памятнику своей Мумтаз – усыпальнице Тадж-Махал.

– Арджуманд, эй, соня, вставай! – насмешливый голосок Сати выхватил девушку из сна. Уже мгновение спустя Арджуманд не могла вспомнить, что снилось, но определенно что-то хорошее.

Открыв глаза, она увидела, что еще не рассвело.

– Это я соня? Зачем ты разбудила меня так рано?

Подруга присела на край ее чарпаи и заговорщически зашептала:

– Ты забыла, куда мы сегодня собрались идти?

– Ты сломаешь основу моей кровати! – рассмеялась Арджуманд. – Не на рассвете же мы пойдем? Сначала нужно показаться тетушке Хамиде, ведь если она обнаружит наше отсутствие, скандала не миновать.

Сати на мгновение задумалась, но потом решительно помотала головой:

– Нет, сходить нужно, пока госпожа не проснулась.

– Все равно рано. Тетушка Хамиде встанет лишь к полудню, потом будет долго курить кальян и проклинать жару, ругать служанок за неловкость или не ту одежду… Мы успеем не только на рынок Агры, но и в Дели сбегать. Не думаю, что торговцы уже расположились со своими товарами.

В ее словах был резон, однако Сати, возбуждение которой не позволило ей не только спать, но и просто сидеть на месте, настаивала, чтобы отправиться на рынок пораньше, пользуясь тем, что надзирающая за ними тетушка Хамида витает в снах, сладко похрапывая. Подружки даже знали, что ей снится, – толстой Хамиде Бегум всегда снились сладости, даже губами причмокивала, будто пробуя джалеби или гулаб джамун.

Конечно, будь жива мать Арджуманд, она ни за что не позволила бы дочери даже думать о походе на рынок. Девушка столь знатного рода не могла выйти с территории зенана – женской части дворца Красного Форта Агры.

Но мать Арджуманд помнила очень плохо: та умерла, рожая вторую дочь Фарзану. У Арджуманд был и младший брат – Мирза Абуталиб, но он совсем мал, отец дождаться не мог взросления сына, да еще и появившегося на свет после двенадцати лет брака от рабыни, возможно, потому Асаф-Хан воспитывал свою любимицу Арджуманд как мальчишку, позволяя ей слишком многое.

Ворчали все: дедушка Гиязбек, бабушка Рауза Бегам, тетушка Мехрун-Нисса… К Арджуманд даже приставили толстую Хамиде, чтобы присматривала получше, но это помогало мало. Сестра Асаф-Хана Мехрун-Нисса твердила, что лучше бы брат вовсе не воспитывал дочь. Она считала главной задачей племянниц удачное замужество и пыталась обучить старшую женским хитростям, при этом забывая, что сама обожала верховую езду и охоту на слонах, прекрасно стреляла и меньше всего заботилась о своем муже – прославленном полководце Шер-Афгане.

У самой Арджуманд душа больше лежала к отцовской учебе, хотя она понимала, что советы тетушки могут в жизни пригодиться.

Арджуманд шел тринадцатый год, и Мехрун-Нисса решила, что девушке пора принять участие в мина-базаре. Это развлечение со времен самого основателя династии Великих Моголов шаха Бабура ежегодно устраивали для женщин зенана. Один день в году у красавиц зенана была возможность открыть свои лица.

Рынок устраивали в садах дворца весной, и торговали на нем… женщины и девушки зенана. Конечно, покупателей-мужчин интересовали вовсе не выложенные на прилавки безделушки, а сами торговки. На мина-базар допускались только представители знатных родов, то есть по обе стороны прилавков стояли равные.

О, сколько каждый год бывало открытий! Одно дело видеть лишь загадочно блестящие глаза, старательно подведенные каджалом, и совсем иное все лицо красавицы. Как часто поклонники и влюбленные даже не узнавали тех, о ком мечтали. И наоборот, открытое личико какой-нибудь девушки оказывалось очень привлекательным из-за ее белозубой лукавой улыбки.

Некрасивых женщин в зенане не бывало, здесь даже служанки подбирались не только из-за умения что-то делать, но и с учетом внешности. Ничто не должно оскорблять взор падишаха, в том числе непривлекательное лицо подающей ласси девушки.

Население зенана всегда было велико, прежние падишахи имели гаремы в сотни красавиц, даже Акбар, любивший своих Рукию и Джодху, не чурался общества других прелестниц. У нынешнего падишаха Джехангира, сына Великого Акбара, жен полтора десятка, но много наложниц, к тому же в зенане остались все наложницы и вдовы его отца.

Придворной дамой одной из таких вдов – Салимы – и стала Мехрун-Нисса.

Все эти женщины, обычно проводившие целые дни в лени и пересудах, ко дню мина-базара оживлялись, заказывая новые наряды и тайно подбирая то, что будут продавать.

Узнав, что Арджуманд тоже предстоит показать себя, прежде всего обрадовалась ее близкая подруга Сати. Они были ровесницами, но это не мешало Сати давать советы подруге с позиции старшей и более опытной.

Саму Арджуманд вовсе не привлекала возможность красоваться перед чужими мужчинами, а еще меньше радовала необходимость что-то продавать. Вот уже чего она не умела совсем!

– Сати, но мне нечего выкладывать на прилавок! Кто-то заранее вышивает кошели или палантины, кто-то плетет браслеты… Тетушка расписала столько тканей, что их хватит на три мина-базара. Я же слишком поздно узнала о своем участии, чтобы успеть заготовить что-то достойное, а выставлять сделанное наспех или всего пару красивых поделок не хочу.

Сати фыркнула:

– Ты думаешь, большинство этих болтушек намерено продавать сделанное своими руками? Вот уж нет!

Арджуманд прекрасно понимала это сама, но все же возразила:

– Женщины уже скупили все достойные украшения у торговцев, которые приносят их в зенан. Если что осталось, то такое, на что не стоит смотреть.

Тут Сати и осенила счастливая мысль:

– Не всех торговцев допускают в зенан, многие никогда не бывали во дворце. Но я знаю, что у них бывают очень красивые вещи. Нужно идти на рынок и купить там!

Конечно, Сати права, далеко не все самые искусные изделия приносились в зенан, на рынке Агры торговали мастера разных стран, там можно купить многое, да и сходить на рынок тоже заманчиво – только как это сделать? Тетушка Хамида никогда не позволит Арджуманд отправиться в торговые ряды, а если это произойдет, вокруг будет столько охранников, что продавцы попросту разбегутся. И весь гарем уже через пять минут узнает о попытке дочери визиря купить что-нибудь самостоятельно. Тогда насмешек не избежать.

Арджуманд не боялась насмешек женщин гарема – ей все равно, – но давать повод упоминать свое имя за своей спиной не хотелось. К тому же она была еще слишком юна, чтобы бросить вызов гарему.

Сати решила все просто:

– Мы пойдем тайно! Завтра же отправимся за ворота, ты наденешь мою одежду.

Арджуманд не раз бывала вне стен зенана, но никогда без сопровождения. Обычно она сидела в паланкине Мехрун-Ниссы и через щелочку между занавесками осторожно разглядывала бурлящую вокруг жизнь. Либо ездила в мужской одежде верхом вместе с отцом. В таком случае нижняя часть ее лица обязательно бывала закрыта, а взгляд устремлен на отцовскую спину, чтобы, упаси Аллах, не потеряться.

Теперь же Сати предлагала тайное путешествие переодетыми и без охраны. Сначала Арджуманд отказалась: она не боялась риска, но понимала, что, если что-то случится, отец не переживет. Но Сати была настойчива, уже через пару часов горячих увещеваний дочери визиря стало казаться, что все не так уж страшно. Они переоденутся простыми горожанками, закроют лица и зайдут всего в пару лавок ювелиров. К тому же Сати нашла сопровождающего – слугу Гопала, тот готов был сделать для своей любимицы все, даже вывести из зенана и привести обратно.

Издали донеслись звуки ударов больших барабанов – дундуби.

– Сати! Падишах еще только выходит на крепостную стену, значит, до рассвета целый час.

Падишах действительно каждое утро за час до рассвета показывался своему народу – выходил на небольшой балкон на крепостной стене, чтобы подданные убедились, что он жив и здоров.

Где бы ни был правитель огромной империи Моголов, он непременно демонстрировал свое благополучие, иначе могли пойти слухи и начаться ненужные волнения. Отец рассказывал Арджуманд, что не всегда Джехангир выходит сам, на высокой крепостной стене человек едва виден, главное, чтобы на нем была соответствующая одежда и фигура подходила. Бывало, когда император не мог проснуться в соответствующее время либо чувствовал себя плохо, его замещал визирь. Они немного похожи, а в верности Асаф-Хана падишах Джехангир мог не сомневаться.

Многие ли знали о такой подмене? Наверное, но вслух не говорили, потому что язык чаще теряют вместе с головой.

Кто из них сегодня на стене – падишах или его визирь? Какая разница?

Прозвучал призыв муэдзина к первой молитве, и правоверные поспешили расстелить свои коврики. Время утренней молитвы очень важно, хотя и коротко – от первой узенькой полоски света на востоке до того момента, когда солнце поднимется над землей на высоту копья. Но на востоке горы высокие-высокие, солнце из-за них поднимается медленно, словно цепляясь за заснеженные верхушки, потому в Агре внимательно слушают призывы с минарета, боясь пропустить нужные минуты.

О горах Арджуманд слышала от отца. Асаф-Хан рассказывал ей, тыча пальцем в большую карту, что горы на севере, горы на востоке, на западе огромная каменистая пустыня, на юге жаркие и влажные джунгли… И все равно империя огромна и плодородной земли много. Там, где люди не ленятся, урожаи снимают дважды, а то и трижды в год.

Арджуманд мысленно отругала себя: о чем она думает во время фаджра?! Разве можно отвлекаться, произнося слова первой молитвы? Это хуже, чем если бы на нее совсем не вставать.

Но не отвлекаться никак не получалось. После мыслей о размерах империи девушку отвлекли мысли о предстоящем походе на рынок. Сати ничуть не сомневалась, что идти стоит, вечером она сумела убедить в этом и подругу, но к утру сомнения одолели Арджуманд снова. Нет, она ничуть не боялась идти, не переживала за свою безопасность, но прекрасно понимала, что, если кто-то узнает, неприятностей будет не счесть, тетушка не упускает возможности несколько дней выговаривать из-за любого мелкого проступка, а уж в таком случае…

Сати удивилась:

– А почему Мехрун-Нисса должна что-то узнать? Разве только ты сама ей расскажешь.

– Вот еще! Я, по-твоему, глупей сороки?

– Тогда чего ты боишься?

Арджуманд честно призналась, что не знает, но чувствует, что случится что-то такое…

– Плохое? – чуть сдвинула брови Сати.

– Нет… Но что-то очень-очень важное.

Это ощущение не отпускало ее, заставляя биться сердце и алеть щеки.

Сати тоже чувствовала что-то, но полагала, что это касается необычных украшений, которые они сумеют купить для мина-базара. Вот тогда будет чем похвастать перед женщинами гарема.

Если бы они знали, что эта невинная выходка изменит жизнь не только Арджуманд, но и всей империи! А потом и всего мира. И не только потому, что произошедшее с маленькой травинкой на бескрайних степных просторах влияет на жизнь Вселенной, но и потому, что судьба самой Арджуманд, а потом и ее мужа будет весьма значимой, их любовь станет для многих поколений самых разных людей примером чистой и вечной любви.

В зенане Красного Форта Агры правили женщины. Со времен шаха Акбара даже охраняли женскую половину дворца женщины. Акбар терпеть не мог евнухов, его передергивало от вида этих полумужчин, падишах решил, что с нарушителями спокойствия вполне способны справиться сильные, рослые красавицы, владеющие оружием не хуже воинов. Их привозили откуда-то с севера, разрешали не закрывать лица, носить мужскую одежду и оружие. Некоторые были даже красивы, но их рост и крепость фигур обычно избавляли защитниц от мужского внимания.

Управляла зенаном тоже женщина.

Османские императоры доверяли свои гаремы матерям, справедливо рассудив, что жены будут предвзяты и между ними начнутся свары. Великие Моголы нередко поручали управление незамужним дочерям.

В этом был свой резон. Дочери индийского падишаха очень трудно выйти замуж. Отдавать принцессу даже за очень богатого и родовитого подданного ниже ее достоинства, равные ей принцы вокруг Индостана сплошь шииты, брак с которыми тоже невозможен. Отчасти поэтому падишахи закрывали глаза на то, что их красавицы-дочери, оставаясь незамужними, грешили в объятиях чужих мужей. Если они бывали достаточно ловки, чтобы не выставлять свою связь напоказ, и достаточно разумны, чтобы не рожать детей, то поведение принцесс даже не осуждали.

Одна из таких старых дев обычно правила гаремом. Сейчас это была Ханзаде, сестра падишаха, не имевшая ни малейшей надежды выйти замуж, потому что никто из принцев не готов был взять ради нее еще и трех ее старших, далеко не юных сестер, как полагалось по обычаю.

Зенан падишахов Хиндустана достоин отдельного повествования, но кто бы мог о нем рассказать, ведь мужчины туда не допускались, а женщинам не дозволялось выбалтывать тайны обитательниц женской половины дворца под страхом смерти. Конечно, они рассказывали, еще и значительно приукрашивая…

В Агре многое болтали о самых красивых женщинах мира, собранных в гареме, о несметных богатствах, которые падишахи дарили им, о невиданных чудесах, творившихся за оградой, а еще о сладострастии красавиц и их капризах. Падишах мог позволить себе иметь этих женщин, а красавицы зенана могли позволить себе капризы.

И правившая гаремом Ханзаде была властна далеко не над всеми ними. Она не могла указывать своим мачехам – вдовам падишаха Акбара, зато успешно портила жизнь их придворным дамам и остальным женщинам гарема. Но была одна из королев, приказывать которой не посмел бы и сам Джехангир – его названая мать королева Рукия. В свое время с Рукией считался и падишах Акбар, именно ей он поручил воспитание принца Селима, будущего Джехангира.

Но Рукия не боялась падишаха не только потому, что была его названой матерью, просто она действительно была на голову выше остальных женщин, даже любимой Акбаром королевы Джодхи – родной матери Селима-Джехангира.

У Ханзаде хватало ума не возражать Рукие и ничего не предпринимать против ее слуг. А еще против служанок королевы Салимы, с которой Акбар тоже считался. Ханзаде хватало остальных, которым доставалось особенно.

Ханзаде очень любила красивых мужчин и люто ненавидела красивых девушек. Если бы она узнала о самоволии Арджуманд и Сати, те бы не избежали неприятностей. Но Ханзаде считала их совсем девчонками, а потому охрана еще не следила за каждым шагом внучки великого визиря.

Старый слуга Гопал провел своих подопечных через тайную калитку прямо на улицу, ведущую к рынку Агры.

Девушки помимо своей воли крутили головами, и заметив это, Гопал зашипел, чтобы не глазели по сторонам. Сати тихонько рассмеялась.

– Ты чего? – осторожно поинтересовалась Арджуманд.

– Гопал приказывает нам, как простым девчонкам. А вдруг он сейчас решит продать нас кому-то?

– Глупости! – фыркнула Арджуманд. Она хорошо знала, что старый слуга верен не просто хозяину, а своему долгу, который в тот день состоял в том, чтобы не допустить никаких неприятных происшествий с беспокойными подопечными.

Рынок очень интересное место, особенно для тех, кто никогда не бывал там как обычный покупатель. Даже сладости казались иными.

Несмотря на раннее утро, уже вовсю пахло приготовляемой едой.

– Смотри, бадам писта! – показала пальцем на ореховую помадку, выложенную несколькими горками, Сати.

– Пойдем, пойдем, – торопила ее Арджуманд, которой хотелось поскорей добраться до нужных лавок. Не джалеби или буфри же они покупать пришли, не сладостями намерены торговать на мина-базаре. Разве этим удивишь покупателей дворца?

Вкусно пахло роган джошем – мясом с большим количеством лука, Сати даже застонала:

– Умираю от голода.

Тут они услышали вопли какой-то торговки съестным:

– Ах, ты бадмаш! Ах, ты дакойт!

Мальчишка умудрился вытащить большой кусок халвы с нижнего ряда горки, развалив ее всю, и теперь толстая торговка не знала, что делать раньше – догнать воришку или следить, чтобы остальную халву не растащили его приятели. У торговки был повод костерить маленького ловкача прохвостом и разбойником.

Арджуманд решительно потянула подругу прочь:

– Пойдем, нам некогда.

С трудом справляясь со своим волнением и желанием все потрогать и обо всем расспросить, они пробирались к рядам, где были расположены лавки ювелиров, выбирать красивые вещицы для предстоящего мина-базара решено было там.

Хозяева лавок крутили носами и подозрительно косились на двух простенько одетых девушек и сопровождавшего их старика. Небось, приехали родственницы из деревни, старик решил показать им сокровища из сказки, а те и рты раскрыли. Такие ничего не купят, денег не хватит, но стащить что-то могут. Приходилось смотреть внимательно…

У ювелиров имелось много красивых изделий и цены были куда ниже тех, что называли в зенане, но сердце подсказывало Арджуманд, что искать ценные вещи нужно не здесь.

– Чего тебе не хватает? – удивлялась Сати. – Посмотри, как красиво и совсем недорого.

Арджуманд и Гопал не без оснований испугались, что после таких слов весь рынок поймет, что за своевольные красавицы явились покупать украшения.

– Пойдем отсюда! – Арджуманд потянула Сати за собой прочь от ювелиров. – Ты не знаешь цен. Это дорого, для нас очень дорого!

Она постаралась, чтобы продавцы услышали эти слова, а на Сати просто зашипела:

– С ума сошла?! Хочешь, чтобы все поняли, кто мы?

Та уже прикусила язык, осознав, что едва не выдала тайну.

Гопал замахал на них руками:

– Эээ… не стоило приводить этих родственниц на рынок! Делают вид, что в их кошелях не медяки, а золото.

Сати подыграла своему слуге, она обернулась к продавцу, у которого рассматривала украшения, и ахнула:

– Три золотые монеты?!

– А ты думала какие, если это золото?

– А это золото?

Сати прекрасно сыграла деревенскую глупышку, ошеломленную пониманием, что держала в руках изделия из золота, а не раззолоченные подделки сродни своим домашним.

Ее вопрос страшно возмутил ювелира, Арджуманд едва успела утащить подругу прочь, пока той не попало по-настоящему. Вслед им неслось:

– Ходят тут всякие! Чтоб я ни тебя, ни тебя здесь больше не видел!

– У самих, небось, и пяти дамов нет, а важничают, будто имеют целый лакх.

Пришлось действительно поторопиться, потому что кто-то добавил:

– А, может, они вообще воровки?

На счастье подруг, ювелир оказался человеком порядочным, он помотал головой:

– Нет, ничего не пропало. Да они и смотрели всего пару вещей. Нет, все на месте.

Ювелир не стал говорить, что заметил интересную деталь – на шее у девушки было настоящее, пусть и не массивное украшение. И серьги в ушах тоже золотые. Нет, эта красавица знала цену вещам, но почему-то не желала раскрывать свое собственное положение. В таких случаях лучше делать вид, что ни о чем не догадался.

Нарушительницы спокойствия спешили прочь от ювелирных лавок.

– Сходили… – помрачнела Арджуманд. – Теперь в этих рядах нечего и показываться.

– И чего он так обиделся? – Сати чувствовала себя виноватой и пыталась свалить эту вину на мастера. – А что такое дам?

– Мелкая монета, совсем мелкая. Лакх… – объяснил Гопал, но Сати не дала договорить.

– Я знаю, что лакх это сто тысяч рупий.

Гопал только вздохнул, что такое сто тысяч слуга не знал. Наверное, очень-очень много…

Они уже решили возвращаться, при этом Гопал мысленно умолял Аллаха позволить им добраться до зенана без происшествий, клянясь, что больше никогда не станет помогать девушкам делать то, чего делать нельзя.

Внимание Арджуманд привлек прилавок, на котором были выложены кинжалы. Утреннее солнце отражалось в стали, посылая блики. Но форма кинжалов была странная, вернее, странная рукоять в форме «Н».

– Что это? – спросила она шепотом.

Сати повернула голову и звонко рассмеялась:

– Это раджпутские кинжалы! Смотри. – Она взялась за рукоять, сделала несколько быстрых движений, вызвав недоуменное восхищение продавца – не всякая девушка может обращаться с таким оружием. Он кивнул:

– Да, это раджпутские кинжалы – куттары.

– А почему у них такие странные рукояти?

Польщенный вниманием продавец принялся объяснять, хотя прекрасно понимал, что девушка не купит оружие. Но покупателей все равно не было – почему бы не поговорить?

Он рассказал, что рукоять у кинжала не продолжение клинка, а поперек него, потому что оружие используется не как нож, а как штык. Им можно проткнуть, провернув после этого, увеличить рану, можно перерубить, резко взмахнув, отсечь… А по сторонам рукояти пластины, защищающие запястье. Этот кинжал тяжело выбить из рук, зато им очень легко пользоваться. Куттар может иметь два лезвия и даже три коротких, такое оружие оставляет огромные раны.

Конечно, никакие куттары они покупать не стали, но продавцу польстил живой интерес необычных девушек.

– Госпожа, пойдемте, – взмолился Гопал, – не стоит привлекать слишком много внимания.

Конечно, он был прав, не стоило.

И тут Арджуманд заметила лавку с книгами, пристроившуюся на самом краю.

– Давайте, зайдем туда? Только рта не раскрывай! – приказала она подруге.

Та молча закивала.

Слуга вздохнул, но решил, что тут будет безопасно.

А ведь именно это решение повлекло за собой события, навсегда изменившие и их жизнь, и жизнь окружающих.

У продавца были хорошие книги, не обрывки всякой ерунды, которые иногда покупают те, кто стремится сделать вид, что грамотен, всего лишь разглядывая буквы без малейшего представления о том, что они означают. Арджуманд слегка сжала пальцы подруги:

– Вот здесь мы и купим то, что нужно.

Сати снова кивнула.

Они выбрали три книги на фарси, в том числе «Бабур-намэ» – копию жизнеописания Великого Могола. Продавец немного сбросил цену, поскольку девушки покупали так много, завернул покупку в чистую ткань, а потом вдруг сделал знак, чтобы подождали.

– Посмотрите еще вот это, – теперь он говорил на фарси, поняв, что Арджуманд знает язык.

Язык персов – официальный язык Могольского двора, им владеют все вельможи, но далеко не все слуги и женщины зенана. Сати и Гопал ничего не поняли, ведь девушка раджпутка, а старик и вовсе из Голконды, но восхищение, отразившееся на лице Арджуманд, подсказало, что книготорговец предложил что-то стоящее.

Это был сборник персидской поэзии.

– Что это? – прошептала Сати, заглядывая через плечо подруги.

– Низами, «Лейла и Меджнун»… – также шепотом ответила та. – Красивые стихи, я тебе потом почитаю.

Она купила книгу, не торгуясь. Бывший владелец завернул манускрипт еще бережней в тонкую шелковую ткань. Продавец понял, что перед ним не простая горожанка, это одна из принцесс, тайком сбежавшая из дворца на волю хоть на часок. Понял, но выдавать не собирался – уж очень понравилось восхищение красавицы при виде ценной книги, вернее, текста.

Дело не в переплете, девушка права – в книге поэмы Низами Гянджеви, там помимо «Лейлы и Меджнуна» еще «Семь красавиц», «Хосров и Ширин» и остальные поэмы «Хамсе» («Пятерицы»). Не каждая индийская девушка, даже умеющая читать по-персидски, станет покупать книгу Низами. Эта красавица явно особенная…

А красавица спешила во дворец.

Чтобы не появляться в рядах златокузнецов, подругам в сопровождении Гопала пришлось пройти через ряд шорников. Вообще-то Арджуманд была не против полюбоваться нарядной упряжью, но она понимала, что лучше не задерживаться, к тому же в руках у нее была книга, которую ей так хотелось раскрыть и почитать!

У ее деда Гияз-Бека «Хамсе» имелась, но Мехрун-Нисса забрала книгу себе и вовсе не собиралась отдавать племяннице.

Они так и шли – впереди то и дело оглядывающийся на своих подопечных Гопал, за ним, прижимая к животу драгоценную ношу, Арджуманд, а позади с тремя другими книгами – Сати.

И тут…

– Арджуманд! – в ужасе зашептала Сати.

Арджуманд и сама замерла, пытаясь сообразить, как быть – навстречу им между рядами шорников двигался… принц Хуррам! Конечно, принц узнать их никак не мог: ни он, ни сопровождавший Хуррама слуга не видели девушек зенана, тем более, без яшмака. Но рисковать все равно не стоило, и Арджуманд сунула в руки Сати книгу, которую та прикрыла своим покрывалом, и быстро отвернулась к прилавку, делая вид, что разглядывает выложенные на нем уздечки.

Хозяин товара удивился вниманию красавицы к его изделиям, но тут же принялся расхваливать яркую уздечку, предназначенную больше для украшения, чем в качестве упряжи. Арджуманд невольно фыркнула:

– Что же в ней хорошего, кроме множества серебряных бляшек? Впрочем, и они лишь посеребренные.

Купец возмутился:

– Уздечка красива!

– Только что. Но вот это кольцо быстро отлетит, а этот ремешок натрет губу лошади, он короток.

Арджуманд совершенно забыла, почему повернулась к прилавку, она искренне возмущалась безразличием создателей столь неудобной уздечки к страданиям лошади.

– Она права, – раздался совсем рядом голос принца.

Арджуманд, опомнившись, прикусила язык, но было поздно. Хуррам уже обратил внимание на необычную девушку.

– Ты любишь лошадей, красавица?

Ей бы исчезнуть, затерявшись в рыночной толпе, но Арджуманд почему-то не сделала этого, напротив, кивнула, вскидывая на Хуррама глаза:

– Да, очень.

И в тот же момент… пропала.

Нет, она осталась стоять, глядя прямо в большие темные глаза принца, а он – в ее. Но мир вокруг перестал существовать. Исчезло многоголосье рынка, верблюжий рев со стороны, звон металла, крики зазывал… исчезли сам рынок и Красный Форт. Остались только эти двое и их прикованные друг к другу взгляды и сердца.

Бывает любовь с первого взгляда, конечно, бывает, если сердца к этому готовы. Их сердца были готовы.

Сколько они так простояли? Наверное, не так уж долго, но им показалось – вечность. И влюбленные могли бы стоять еще одну вечность, но рынок все же жил своей жизнью, мимо пробирались по своим делам покупатели, зазывно кричали продавцы…

Гопал в ужасе беззвучно раскрывал рот, а Сати, старательно отворачиваясь от принца, пинала подругу ногой, давая понять, что нужно уходить.

Арджуманд уже опомнилась и действительно повернулась, чтобы уйти, как бы невежливо это ни выглядело. Она была готова юркнуть под прилавок, провалиться сквозь землю, испариться, только бы исчезнуть с глаз принца Хуррама.

– Ты часто бываешь на рынке? – зачем-то спросил Хуррам. – Завтра придешь?

Гопал уже представил, как слон-палач обвивает хоботом его ногу, чтобы разорвать на части. Конечно, его именно так казнят за то, что он сделал, – растопчут слоном. И Сати вместе с ним. Нет, женщин не топчут слонами, ее убьют как-нибудь иначе. А Арджуманд? Как казнят внучку Гияз-Бека? Гопал знал и от этого ужаснулся еще сильней – девушку, открывшую лицо и вступившую посреди рынка в беседу с незнакомым мужчиной, забьют камнями!

Гопал даже глаза зажмурил от ужаса.

Когда открыл, Арджуманд, чье будущее, по мнению слуги, было столь безрадостным, уже договорилась с принцем о встрече завтра через два часа после рассвета.

Они двинулись дальше по ряду шорников, причем теперь за Гопалом шла Сати, старательно прятавшая лицо от принца, а за ней счастливо улыбающаяся Арджуманд. Но Сати зря горбилась, даже если бы она столбом стояла перед Хуррамом или вообще размахивала перед ним руками, принц бы ее не заметил. Для Хуррама существовала только темноглазая красавица, так хорошо разбиравшаяся в уздечках. Больше всего Хуррам жалел, что не спросил имени девушки и того, чья она дочь. Вдруг не придет завтра после рассвета, как тогда ее найти?

Осознав это, Хуррам почти побежал следом, но рынок Агры не дорожка дворцового сада, там невозможно двигаться быстро, не сбивая с ног остальных. Пришлось остановиться, иначе через минуту вся Агра знала бы, что любимый сын падишаха бегал за какой-то девчонкой по рынку. Хуррам потерял голову, но у него остался разум, чтобы не навредить девушке. Внимание принцев не всегда безопасно…

– Бегума, вы не можете идти на встречу с его высочеством. – Гопал свыкся с мыслью, что будет растоптан слоном, но это опасно для самой Арджуманд. Если кто-то узнает о ее проделке, девушка окажется опозорена навеки – такую кто возьмет замуж?

Старый слуга не понимал, почему женщины должны совсем прятать свои лица – разве это плохо, когда женской красотой любуются? Но Моголы – мусульмане, у них женщинам запрещено открывать нижнюю часть лица перед чужими. Тут не поспоришь…

– Вы не можете идти завтра на рынок, – добавил он, словно после первой фразы оставалась какая-то неясность.

– Я знаю… – прошептала Арджуманд, и в ее голосе было столько горя и отчаяния, что сердце Гопала сжалось, а у Сати на глазах появились слезы. – Я не пойду…

Их сочувствие длилось ровно мгновение, потом Сати решительно тряхнула головой: