Текст книги "Весы судьбы"

Агнес вспыхнула. Сьюзен, иронизируя, давала ей понять, что она куда более осведомлена о настроениях Гордона, чем сама Агнес. Это и понятно: с кем охотнее будет откровенничать мужчина – с бесцветной занудной девицей или с красавицей-манекенщицей, притягивающей каждый мужской взгляд?

Но терпеть и дальше уколы Сьюзен было выше ее сил. Агнес слишком много перенесла за последние восемь месяцев, прошедшие со времени смерти деда и отца. Она слишком ожесточенно боролась за то, чтобы выполнить обещание, которое дала Тимоти, и несла на своих плечах бремя двойной ответственности за судьбу имения и людей, которые в нем работали. Поэтому девушка не желала выслушивать попреки сестры, не имевшей ни малейшего представления о тяжести финансовой ситуации. Субсидии, о которых она говорила с такой легкостью, будто речь шла о само собой разумеющемся деле, выплачивались ей вовсе не из доходов имения, как она, вероятно, полагала, а из кармана Гордона. Самое унизительное, что Агнес не могла ни воспротивиться этому, ни сказать сестре всю правду, и вынуждена была хранить постыдное молчание, безмолвно принимая благодеяния со стороны постороннего человека.

Как душеприказчик деда, Гордон имел предельно четкое представление о финансовом положении имения; впрочем он наверняка представлял его задолго до того, как официально вошел в курс дела.

В последние месяцы жизни Тимоти, когда стало ясно, что он долго не протянет, именно Гордон придавал старику силы жить. Дед доверял ему так, как никогда не доверял ни сыну, ни даже самой Агнес. Впрочем, для Тимоти она была всего лишь женщиной, слабым созданием, которому нужна опека и руководство.

Гордон – иное дело. Он не просто мужчина, а мужчина в квадрате. Однажды – это было за неделю до смерти деда – тот, дребезжа старческим смехом, пересказал Агнес историю Гордона о том, как он, еще подростком, подделав свидетельство о рождении, в качестве матроса объехал вокруг света на гигантском нефтеналивном танкере.

Тимоти тогда объявил: «Этот малый скроен из той же материи, что и сэр Чарльз Рокуэлл. Он из тех, кто играет только по своим правилам. Он, конечно, немного прохиндей, зато гнет свою линию, не отступая. Иначе говоря, он мне нравится», – заключил дед и взглянул на Агнес так свирепо, будто ожидал, что она начнет спорить с ним.

Именно потому, что Агнес знала родословную Гордона, намеки Сьюзен на то, что он не одобряет ее усилий по спасению Спрингхолла, вывели ее из себя, и она запальчиво сказала:

– Он может считать, как ему угодно, но имение принадлежит мне, и я делаю с ним все, что хочу! И не Гордону Стэмфорду диктовать мне условий! – добавила девушка, злясь, что так болезненно реагирует на шуточки сестры.

– Все это верно, но только отчасти, – донесся сзади низкий мужской голос, и Агнес почувствовала, как земля уходит у нее из-под ног. Инстинктивно прижав ладонь к губам, она обернулась.

– Гордон!.. Я даже не слышала, как ты вошел, – сказала она еле слышно, залившись румянцем. «Красная как рак девица с белесыми патлами – какой контраст со смуглой, цветущей брюнеткой Сьюзен», – критиковала себя девушка.

«Смуглая, цветущая брюнетка» как ни в чем не бывало просеменила через комнату и картинно бросилась в объятия Гордона. Точнее, собиралась броситься, потому что в последний момент тот отстранился, как бы делая легкий поклон, и протянул Сьюзен ладонь для рукопожатия. Та, чуть надувшись, потрясла его руку и игриво склонила голову.

«Ах, если бы можно было хоть на минутку стать такой, как она!» – с отчаянием подумала Агнес.

– Гордон, как замечательно, что ты пришел! – зазвенел серебристый голосок Сьюзен. – Мне как раз нужно поговорить с тобой! Кстати, если не секрет, как ты узнал, что я здесь? – кокетливо поинтересовалась она.

– Я и не подозревал о вашем приезде, Сьюзен, – сдержанно заметил Гордон. – Мне нужно было увидеться с вашей сестрой…

– Ну, если я украду тебя на время, она на нас не обидится. К тому же Агнес только что собиралась идти к шатру развлекать гостей. Не будем мешать ей в этом благородном деле. Кстати, ты видел невесту? Редкостное чучело, и платье, надо думать, сшито мамочкой на дому – ни стиля, ни вкуса. Ну, мы пойдем, пока, Агнес!

И Сьюзен, не переставая болтать, схватила Гордона под руку и увела из комнаты.

Агнес, разом помрачнев, посмотрела им вслед. Какая блистательная пара из них могла бы получиться, подумала она. Оба стройные, высокие, черноволосые. Гордон – гибкий и мужественный, в кожаной куртке, небрежно наброшенной на плечи, и Сьюзен, одетая по последнему крику моды в какое-то страшно дорогое платье. И рядом она, Агнес!..

Девушка грустно оглядела свои твидовую юбку и блузку. Это были практичные и удобные вещи, но она носит их добрых шесть лет, поскольку никак не подворачивается возможность купить что-то новое. Что заставило ее выбрать этот темно-бежевый тон? Не что, а кто! Разумеется, тетушка Джулия! Сестра деда имела твердо устоявшееся мнение о том, как должна одеваться и вести себя молодая девушка из благородного семейства.

Агнес исполнилось восемнадцать, когда были куплены эти вещи. Она тогда только что закончила колледж и получила место в маленьком книжном издательстве, владелец которого был старым другом деда. Готовясь выйти на работу, Агнес обратилась за советом к тетушке Джулии, и та постановила, что лучшего платья для девушки-клерка не найти.

В результате гардероб Агнес пополнился еще одним нарядом, таким же скучным и дорогим, как и вся ее прошлая жизнь…

Она вышла из дверей библиотеки и услышала хрипловато-возбужденный смех Сьюзен. Склонив голову на плечо Гордону, она удалялась прочь, и боль, которую Агнес научилась за эти годы держать в себе, с новой остротой сжала ее сердце.

Гордон Стэмфорд! Мужчина, в которого ей, бесцветной мышке, меньше всего на свете стоило влюбляться. И надо же было такому случиться, что Агнес выбрала именно его, хотя с самого начала отчетливо понимала, что шансов на успех у нее нет никаких!

Она впервые увидела Гордона три года назад, когда тот доставил домой сломавшего ногу Тимоти Рокуэлла. Незнакомец был одет в короткие спортивные шорты и трикотажную куртку, его темные, жесткие, вьющиеся волосы влажно поблескивали от пота, загорелая кожа отливала бронзой.

При виде его она забыла обо всем на свете. Просто стояла и смотрела, как идиотка, словно впервые в жизни видела живого мужчину. Вид у нее, вероятно, и в самом деле был на редкость глупый, потому что Гордон, холодно взглянув на нее, заметил вполголоса: «Прошу прощения, леди, за мой вид, но ваш дед то ли подвернул, то ли сломал ногу. Могу я пройти в дом?»

Густо покраснев, Агнес молча пропустила его внутрь и побежала за аптечкой, приказав Стентону вызвать по телефону врача. В ушах у нее звучало издевательское обращение «леди», а перед глазами стояло полное презрения лицо Гордона. Тогда Агнес впервые поняла, что она непривлекательна как женщина, и с благодарностью оценила школу тетушки Джулии, научившей ее сохранять выдержку в любой ситуации.

С этого дня ей суждено было влачить свой крест, разыгрывая предначертанную свыше роль серенькой, неинтересной, незамужней наследницы старинного рода, твердо знавшей свое место, а потому всеми силами скрывавшей от Гордона чувства, которые он в ней пробудил.

И до сих пор, кажется, ей это удавалось.

2

Ко вторнику свадебный шатер был свернут, столы и стулья водружены на свое законное место в усадьбе, и изумрудная лужайка перед домом снова предстала в своем первозданном великолепии.

С удовольствием поглядывая из окна библиотеки на аккуратный газон, Агнес подводила баланс за месяц. Она вела финансовые документы очень тщательно, с некоторым удивлением открыв в себе способности бухгалтера, но, к сожалению, этот талант, как и прочие ее достоинства, не помогал ей решить главную проблему – сохранить Спрингхолл. Выплатить умопомрачительный налог на наследство и содержать имение и усадьбу мог в современной Англии только владелец могущественной финансовой империи, человек такого калибра, как Гордон.

Агнес еще раз проглядела аккуратный столбик цифр, только что внесенных ею в бухгалтерскую книгу, и расстроенно вздохнула. Несмотря на все ее попытки урезать расходные статьи, сэкономив даже на самом необходимом, прибыль была мизерной. Между тем сезон свадеб близился к концу, на носу были холода. До сих пор ей удавалось содержать и кормить работников имения, но что будет с наступлением зимы?

У ступеней парадного входа поблескивал в лучах осеннего солнца «даймлер». Агнес вспомнила, что ей придется съездить в Ковентри, получить кое-какие денежные переводы от предыдущих клиентов. Машине было всего два года, и о покупке такой дорогой модели она и мечтать не могла. Но дед настоял, чтобы она приняла «даймлер» в качестве подарка ко дню рождения, объявив, что, коль скоро врачи не разрешают ему водить машину, внучка будет его личным шофером.

Сейчас, при взгляде на автомобиль, Агнес начала было мысленно прикидывать, сколько можно выручить, продав его, но тут же рассердилась на себя. Расстаться с последним подарком Тимоти? Нет, на это она не пойдет!

Разумеется, при ее финансовом положении ездить на «даймлере» было не просто нелепо, но даже вызывающе, да и вообще этот автомобиль был велик для нее и не особенно удобен, но…

Агнес устало откинулась в кожаном кресле, смежив веки, но, вздрогнув, открыла их снова, потому что услышала язвительное замечание незаметно вошедшего в комнату Гордона:

– Ты не находишь, что кресло деда великовато для тебя, равно как и ноша, которую ты на тебя взвалила?

– Гордон? Откуда ты взялся? – Агнес торопливо выпрямилась, смущенная тем, что он застиг ее врасплох. Слишком многое ей приходилось скрывать в его присутствии.

«Забавно, – подумала она тут же. – К Сьюзен он обращается исключительно на „вы“, а со мной с первого дня перешел на „ты“. Что бы это значило?»

Скорее всего, перед Сьюзен он робеет, втайне засматриваясь на нее, а с Агнес не считает нужным считаться, хотя при случае может издевательски обратиться к ней: леди Рокуэлл.

– Конец квартала, леди Рокуэлл, – словно читая ее мысли, произнес Гордон. – Неужели запамятовала, Агнес?

Конец квартала?.. Ну, конечно! Граф Тимоти Рокуэлл, сам живший с размеренностью старинных настенных часов, распорядился в завещании, чтобы в последний день каждого квартала Агнес предоставляла хозяйственные счета Гордону.

– Ах да! Я как раз подвела баланс!

Она торопливо поднялась, уступая Гордону место за столом. Тот сел, открыл бухгалтерскую книгу и, повернувшись к девушке, жестко заметил:

– На тебе лица нет, Агнес. Такое впечатление, что ты не спала целый месяц. Что случилось?

– Ничего особенного, – поспешила ответить девушка и, запнувшись, добавила: – Единственное, о чем мне бы хотелось тебя попросить, это не держать Сьюзен в приятном заблуждении, будто она получает субсидии из доходов имения.

– В этом случае она потребует продать Спрингхолл и немедленно выплатить ей всю предусмотренную в завещании сумму, – сказал Гордон, внимательно посмотрев на нее. – Ты в курсе, что она недовольна завещанием и считает, что вполне могла бы претендовать на равные с тобой права?

– Да, – проговорила сквозь зубы Агнес.

– Нам с тобой хорошо известно, что Тимоти никогда не считал Сьюзен представительницей рода Рокуэллов, а потому все права на имение передал тебе в надежде сохранить его для потомков. Но современный суд не сентиментален, и, если Сьюзен подаст иск о пересмотре завещания и заявит, что Тимоти в свои восемьдесят лет выжил из ума и не ведал, что диктовал нотариусу, исход дела может быть непредсказуем.

Агнес судорожно сглотнула, пытаясь понять, что он имеет в виду. Может, он разделяет точку зрения Сьюзен?

– Тимоти… дед и в страшном сне не мог представить, что имение Рокуэллов пойдет с молотка, – путаясь в словах, заговорила она. – Он не желал, чтобы род окончился на нем, и подозревал, что Сьюзен, едва получив наследство, тут же промотает его.

Агнес отвернулась, чтобы смахнуть с глаз не вовремя подступившие слезы. В отличие от своей сводной сестры, она не обладала способностью театрально рыдать, вызывая к себе всеобщее сочувствие окружающих. Даже на похоронах Тимоти она просто стояла у стены, безмолвно переживая утрату. Зато Сьюзен рыдала на всю церковь, громко, но аккуратно, следя за тем, чтобы не испортить макияж. Она прижималась к гробу покойного и, казалось, была без ума от горя, – правда, лишь до тех пор, пока Рональд не зачитал завещание Тимоти. Лицо ее сразу вытянулось, глаза сделались сухими и злыми, и, топнув ногой, она выбежала из библиотеки, так что ее пришлось долго уговаривать успокоиться.

Сьюзен поплакала еще немного у Гордона на плече, вытерла глаза и успокоилась, а Агнес наблюдала эту сцену, разрываясь от ревности и сознавая, что Гордон все равно никогда не поглядел бы на нее как на женщину. За три года их знакомства лишь однажды, на Рождество, в ее сердце затеплилась было надежда. В сочельник вечером Стэмфорд заехал в усадьбу, чтобы поздравить деда. Агнес открыла ему дверь, и он, окинув взглядом украшенный гирляндами холл, остановил свой взгляд на ее лице. Сердце у девушки бешено заколотилось, потому что она поняла: сейчас он поцелует ее.

Твердые и теплые губы Гордона поймали ее в плен, и Агнес затрепетала как осиновый лист, оказавшись в его объятиях. Он мгновенно уловил ее смятение. Отступив на шаг, Гордон взглянул на нее с недоумением и насмешкой и собрался, казалось, что-то сказать, когда в холл, на счастье Агнес, въехал в инвалидном кресле дед.

С этого времени Гордон ни разу не прикоснулся к ней, даже руки не подал, и Агнес совершенно не могла осуждать его за это: она не считала себя женщиной в его вкусе, и не рассчитывала на то, что когда-нибудь сможет привлечь его внимание…

– Полагаю, что в отношении твоей сводной сестры Тимоти был недалек от истины, – с кривой усмешкой заметил Гордон. – Сейчас она получила от меня очередную сумму и на время утихомирилась, но кто знает, что будет дальше? Твой дед мечтал о продолжении рода, и тебя, Агнес, рассматривал лишь как орудие для достижения этой цели, – безжалостно сказал он.

– Да, именно так, – глухо ответила девушка, пряча глаза. – Он так и не смог простить отцу, что тот не позаботился о рождении сына-наследника.

– Так тебе известно, какую роль уготовал тебе Тимоти? – возвысил голос Гордон.

– Что ты имеешь в виду? – нахмурилась Агнес.

– Ты обязана обеспечить продолжение рода Рокуэллов, что же еще? – усмехнулся Гордон. – Выйти замуж и родить правнука, который унаследует Спрингхолл и графский титул Рокуэллов.

– У деда не было таких планов, – отозвалась Агнес. – И вообще, времена, когда родители устраивали браки детей, давно уже канули в Лету, разве не так?

– Не знаю, Агнес! Тимоти был фанатично предан традициям родовой аристократии и способен на самые несовременные поступки. Тебе известно, что за полгода до смерти он просил меня жениться на тебе?

Агнес застыла, не в силах вымолвить и слова. Гордон, не дождавшись ответа, мрачно продолжал:

– Понимаю, тебе оскорбительна сама мысль о браке с человеком неблагородного, мягко говоря, происхождения. Но все изъяны моей родословной компенсирует одно достоинство, которое приобретает особое значение в данной ситуации: у меня есть деньги – много денег, достаточно для того, чтобы спасти Спрингхолл от краха… Что с тобой, Агнес?

Агнес, зарывшись лицом в ладони, пробормотала в отчаянии:

– Боже, как он мог так поступить, как он мог?..

– Очень даже просто, – спокойно ответил Гордон. – Для человека, озабоченного продолжением рода, такой шаг представлялся идеальным способом разрешения всех существующих проблем.

Агнес почувствовала, что ее оскорбили и предали. Она не ожидала, что дед мог до такой степени не считаться с ее чувствами, и готова была умереть от стыда, догадываясь, как веселился Гордон, услышав это предложение. Если бы он и в самом деле собирался найти себе жену, то Агнес оказалась бы в списке невест последней.

Опережая его насмешки, она первой бросилась в атаку:

– Какая чушь! – неестественно громко засмеялась она. – Бедный дед! Кажется, Сьюзен не так уж и ошибается…

– Только не надо измышлений! – поднял руки Гордон. – Здравостью и остротой ума старик Тимоти не уступал никому из нас, и, если потребуется, я готов подтвердить это под присягой. Но почему ты так нервничаешь, Агнес? Ты покорно взвалила на себя тяготы управления поместьем, выбиваешься из сил, пытаясь спасти Спрингхолл, идешь на все мыслимые и немыслимые жертвы, а когда появляется возможность одним махом разрешить все проблемы, ты открещиваешься от нее, как от какого-то наваждения?..

– Появляется возможность? Какая возможность? – в отчаянии спросила Агнес, все еще не понимая, что он имеет в виду.

– Конечно, – с циничной усмешкой продолжал Гордон, – тебе больше пришелся бы по сердцу другой вариант. Например, брак с адвокатом вашего семейства Рональдом Ламбертом… Я ничего не имею против этого молодого человека – он хорошего происхождения, друг вашей семьи, приятен в обхождении, скромен, и оттого, может быть, не столь удачлив на юридическом поприще… В общем, идеальный жених. Однако его заработков не хватит для того, чтобы заплатить налог на наследство, не говоря уже о дальнейшем содержании Спрингхолла. Передо мной лежат бухгалтерские книги, но и без них я могу сказать со всей определенностью, что если не предпринять решительных мер, то самое позднее в феврале имение пойдет с молотка.

– Каких решительных мер? О чем вообще идет речь? – не выдержала Агнес.

– По-моему, я выразил свою мысль предельно однозначно. Выход только один. Либо ты выходишь за меня замуж, либо имение будет продано.

– Я выхожу за тебя замуж? – Глаза Агнес округлились. – Гордон, а нельзя ли обойтись без шуток? Мне вовсе не до смеха.

– Я не шучу, – почему-то помрачнев, ответил он. – И жду вразумительного ответа на свое предложение.

– Но… для чего это тебе? – дрожащим голосом спросила Агнес.

– Обойдемся без фарисейства, Агнес, – саркастически сказал Гордон. – Неужели это нужно объяснять? Я – человек, который сам себя сделал. И, пробившись из нищеты к вершинам финансового успеха, теперь желаю в придачу к своему состоянию заполучить благородное происхождение. Разумеется, не для себя лично – в глазах аристократии я как был, так и останусь выскочкой, – но ради своих детей, и, в первую очередь, ради сына-первенца.

Он помолчал и, словно бы смущенный собственной патетикой, счел нужным пояснить:

– Помимо этого, брак с представительницей аристократического семейства открывает мне доступ в те круги, куда всем остальным он заказан. А это дополнительные возможности, козырь в борьбе с конкурентами… Впрочем, твои интересы, Агнес, тоже ничуть не будут ущемлены. Во-первых, это означает спасение имения. У меня хватит денег на то, чтобы заплатить налог на наследство, привести усадьбу в порядок и содержать ее в будущем. Во-вторых, наш с тобой сын, Агнес, унаследует титул графа, который при ином повороте событий канет в Лету за отсутствием наследника…

Агнес слушала его, совершенно уверенная в том, что это розыгрыш. За те три года, в течение которых этот человек был вхож в их дом, он ни разу не показал, что хотя бы немного завидует хозяевам, напротив, держался совершенно свободно и независимо. И вот оказывается, что он всегда мечтал о дворянском титуле и готов ради этого пойти на такую жертву, как брак с Агнес.

А впрочем, виноват во всем был Тимоти. Именно он первым вложил эту нелепую мысль в голову Гордона, и тот долго ее вынашивал. Если только… если только он не издевается над нищетой скучной и занудной аристократки.

– Гордон, я не могу принять твое предложение, – срывающимся голосом сказала она.

«Наш с тобой сын»… От одних этих слов перехватывало дух. Иметь сына от мужчины, в которого без памяти влюблена, жить с ним вместе, быть его частью… Но это невозможно! Он не может любить такую женщину, как она! Преступно даже мечтать о такой возможности!..

А потом, если быть точной, речь шла вовсе не о союзе по любви, а о сделке, браке по расчету, где на кон были поставлены деньги с одной стороны, и титул и имение – с другой.

– Я всего лишь предлагаю способ наилучшим образом исполнить предсмертную волю Тимоти Рокуэлла, – невозмутимо заявил Гордон. – Твое согласие, Агнес, означает решение всех проблем.

Вне сомнения, Гордон понимал, что делал, когда взывал к ее чувству долга. Это была жестокая, но правда: он действительно по-своему выполнял волю ее деда.

– Нет, это невозможно, – еле слышно прошептала Агнес.

– Невозможно? В таком случае, боюсь, и мне не остается выбора. Как опекун Сьюзен, я не вижу иного выхода удовлетворить законные требования твоей сестры, кроме как поддержать ее требование о продаже имения Спрингхолл с аукциона. Если для этого понадобится обратиться в суд, я готов сделать это. Разумеется, возможен компромисс: например, можно выплатить ей всю предусмотренную завещанием сумму в обмен на письменный отказ от ежемесячных субсидий и вообще каких-либо иных притязаний на наследство, но для этого мне необходимы личные стимулы…

– Но это же шантаж! – вспыхнула Агнес. Гордон насмешливо приподнял бровь.

– Скорее – позиция силы в переговорах, – возразил он и поправил запонки манжет. – Никто не сможет обвинить меня в том, что я не помогал хозяйке Спрингхолла или хотя бы на дюйм отступил от воли покойного. Напротив, я предлагаю последний и окончательный выход из положения… В общем, так, Агнес! Сегодня вечером у меня деловая встреча в Лондоне. Утром я снова буду в поселке, и ты сможешь дать окончательный ответ на мое предложение.

«Безжалостный делец, вот кто он!» – думала Агнес, сидя у холодного камина в обнимку с Мартином.

Сеттера подарило Тимоти Рокуэллу местное отделение общества охотников, и при жизни деда пес не отходил от хозяина ни на шаг. Когда старик умер, рыжий пес, казалось, не хотел жить: он несколько дней отказывался принимать пищу, не обращая никакого внимания на заботу Агнес. Мартин вообще относился к ней, как к женщине, безразлично и презрительно. Зато, стоило появиться Гордону, как он пристраивался у его ног, не упуская случая лизнуть в руку или в нос. Агнес вообще подозревала, что только существование Гордона подвигло сеттера на то, чтобы жить дальше.

Сегодня, однако, Мартин почувствовал, что хозяйке плохо, пришел и сел рядом, положив морду ей на колени, и Агнес зарылась лицом в собачью шерсть, снова и снова осмысливая сказанное Гордоном.

Он со всей определенностью дал понять, что у нее нет иного выбора, как принять протянутую ей руку помощи – в обмен на имение и графский титул для его… для их сына. Он не счел нужным скрывать, что лично Агнес его вовсе не интересует. И стоило ли его за это осуждать? Для Гордона, бизнесмена и миллионера, самостоятельно сколотившего свое состояние, все отношения между людьми укладывались в формулу «деньги – товар». Товар – графский титул и имение Спрингхолл, деньги… С деньгами все понятно…

Зазвенел телефон. Агнес вскочила на ноги и бросилась к аппарату. Оказалось, ничего срочного. Звонила жена викария, напоминала, что в выходные привезет очередную пару молодоженов и после венчания в церкви отправит их в усадебный парк, где должен быть готов шатер, а в нем – накрытый свадебный стол.

Если бы кто-то мог дать ей совет, вразумить, подсказать решение. У Агнес была замечательная подруга со школьных лет, но она сейчас жила под Оксфордом с мужем-врачом и, кроме их общего ребенка, воспитывала двух детей Майкла от первого брака. В свое время Джейн стоило немалых усилий решиться на брак с вдовцом, отцом-одиночкой. В те дни телефон у Агнес не смолкал, пока наконец все обдумав и взвесив, Джейн не приняла предложения Майкла.

Ныне подруга Агнес была совершенно счастлива. Любящая и самоотверженная натура, а к тому же и привлекательная женщина, она целиком и полностью заслужила это счастье. И все же, при всей своей любви к Джейн, Агнес так и не решилась рассказать ей о своих чувствах к Гордону, по-детски уверовав в то, что если делать вид, будто никакой влюбленности нет, то ее и не будет.

Но сегодня, после того как Гордон сделал ей предложение, не подозревая, вероятно, как ранит девушку его жесткость и цинизм, скрывать от себя очевидное не представлялось возможным. Она любила Гордона, и от этой истины нельзя было ни уйти, ни спрятаться!

Это немыслимо – выйти за него замуж на таких условиях. А с другой стороны, как можно отказаться? Агнес дала клятву, что сохранит поместье и передаст титул наследнику Рокуэллов, а значит, с самого начала ставила задачу спасения Спрингхолла выше личных амбиций, желаний и интересов. Так имеет ли она право в критический момент отказываться от спасительного предложения, на которое, по большому счету, не смела даже надеяться?

Проще всего было бы сказать себе, что такие клятвы – архаизм, совершенно неуместный в наши дни, что не все обещанное можно выполнить, что никто не станет порицать ее за отказ от брака по расчету, и, в конце концов, правы французы – такова жизнь! Проще простого было ответить Гордону «Нет!» и умыть руки, но… Агнес не способна была так поступить. Гордость, упрямство, привязанность к родовому гнезду – все это и многое другое не позволяло ей сбросить со своих плеч ответственность и капитулировать перед обстоятельствами. По-видимому, от своих безрассудно храбрых предков она унаследовала не только внешность, но и готовность с открытым забралом отвечать на вызов судьбы.

Чтение утренних газет повергло Агнес в шок.

Гордон, по-видимому, не счел нужным дожидаться ее ответа и перешел в решительное наступление. «Глава финансовой империи, известный предприниматель и мультимиллионер Гордон Стэмфорд объявил, что намерен в ближайшее время жениться, и открыл имя своей невесты. Ею является не кинозвезда Мэрион Боули, как предполагали репортеры, и не фотомодель Сандра Тремпс, с которой его видели в ресторане, а внучка его покойного друга, графа Тимоти Рокуэлла, леди Агнес, нынешняя владелица поместья Спрингхолл. Сенсационная свадьба состоится, по словам мистера Стэмфорда, в ближайшие месяц или два», – сообщала «Морнинг кроникл».

Совершенно обессиленная, Агнес откинулась на спинку кресла. Ей показалось, что она спит и видит странный, нелепый сон. Как он посмел принимать решения за нее, растоптав ее чувства, гордость, независимость?

Отодвинув от себя тарелку с овсянкой, она потянулась за кофейником. Необходимо заставить себя собраться с мыслями. Разумеется, после такого поступка Гордона о браке не могло быть и речи, вопрос заключался лишь в том, как она объявит ему об этом.

Но тут же взгляд ее упал на стопку писем, лежавшую на подносе, и при виде знакомого до боли штампа налогового департамента сердце у нее упало. Осторожно, словно перед ней была бомба, Агнес вскрыла конверт. Ей сообщали, что если до января следующего года она не выплатит двойной налог на наследство (далее следовала астрономическая цифра), то имение с усадьбой и всем находящимся в ней имуществом будет арестовано и продано для уплаты за долги.

Агнес выронила из рук письмо и растерянно огляделась. В глаза ей бросилось светлое пятно на одной из стен. Некогда здесь висело полотно кисти Гейнсборо. Картина была продана после смерти прадеда для того, чтобы Тимоти Рокуэлл смог уплатить налог на наследство. Сейчас продавать было нечего – кроме себя самой…

Агнес зазнобило. Господи, ну почему Гордон не захотел облегчить ей выбор, не притворился, что питает к ней хоть какое-то подобие интереса и уважения. Пусть бы им обоим было ясно, что это всего лишь игра, притворство, но ей было бы легче пойти на этот неизбежный шаг. Но он не посчитал нужным щадить ее и недвусмысленно дал понять, что женится не на ней, а на имении и титуле, который она передаст его сыну.

Загремел телефон, и, не успев даже поднести к уху трубку, Агнес почему-то уже знала, что звонит Гордон.

Так оно и оказалось.

– В двенадцать я буду в Спрингхолле, – сдержанно, с характерным северо-английским выговором заявил он, – и счел возможным заранее договориться с этим вашим адвокатом, Ламбертом. Пусть он будет рядом. Поскольку речь пойдет о помолвке, ему сразу же придется заняться оформлением брачного контракта и других необходимых документов.

Гордон спешил. Он не оставлял ей времени на то, чтобы все хорошенько обдумать, и почти насильно принуждал к шагу, в разумности которого Агнес по-прежнему не была уверена. Она хотела сказать ему об этом, но он уже повесил трубку.

Агнес отчетливо представила, как будет происходить их объяснение. Он, в своем изысканном деловом костюме, решительным шагом войдет в комнату. Гордон вообще любил дорогую одежду, и она ему шла, но никакой наряд не мог скрыть того, что Тимоти назвал однажды флибустьерским нутром – чисто мужское высокомерное пренебрежение к любой опасности и любому препятствию, которое может оказаться на его пути. Аккуратная стрижка, рот, изогнутый в тонкой усмешке – хотя других женщин он одаривал ослепительной улыбкой, – таким он явится в ее дом за тем, чтобы на выгодных условиях купить ее душу и тело…

Агнес взволнованно поднялась из кресла и выбежала из гостиной. Мартин, виляя хвостом, понесся за ней.

Девушка вышла на парадное крыльцо. Стоял один из тех прозрачно-холодных сентябрьских дней, когда мороз и запах дымка смешиваются в воздухе, небо – ясное и бледно-голубое, а лучи солнца пронизывают золотую листву дубов и кленов, рассыпаясь в ней ослепительными пятнами.

Агнес хотелось прогуляться, и она задумалась, куда бы пройтись. Направо располагалась обветшавшая оранжерея, а слева – конюшни и псарня, где когда-то стояли верховые лошади и свора гончих. Агнес в былые времена любила ездить верхом, а вот если и охотилась за чем-то, то разве что за журавлем в небе. С младенческих пор ее отличало трепетное отношение ко всякой, пусть даже самой маленькой, жизни, и она всегда радовалась, когда охотники и гончие возвращались в Спрингхолл с пустыми руками.

Тимоти Рокуэлл, разумеется, не разделял девичьего прекраснодушия внучки. Для него, аристократа и военного человека, охота была истинно мужским видом спорта, а затравленный зверь – законной добычей, предметом гордости. Незадолго до его кончины, в разгар святок, члены местного охотничьего общества собрались в Спрингхолле. Прежде чем, оставив деда в усадьбе, выехать в лес, они пустили по кругу прощальный кубок с напитком, изготовленным по древнему рецепту Рокуэллов, пришедшему, согласно легенде, из Франции вместе с женой сэра Эдварда Рокуэлла. Род Жозефины д'Эрвез, изгнанный французским королем Генрихом IV из страны, был связан с могущественным французским кланом де Гизов, а значит – с дядьями Марии Стюарт по линии ее матери-француженки.