Текст книги "Оверсайз. Прятки с миллионером"

Инга Максимовская
Оверсайз
Прятки с миллионером

Пролог

– Добрый день, – радостно гаркнула я, согнувшись в три погибели над неподъемным кофром с инструментами. Потому не сразу рассмотрела хозяина дома, открывшего мне дверь. Наверное толстый хмырь, как обычно, с недовольной физиономией. Почему-то все владельцы загородных особняков выглядят, как под копирку, а коты их точная копия – мордастые и наглые, а еще кусачие. Но ботинки у него зачетные. Аж слепят идеальным лаком, а логотип вышитый на шнурках кричит о роскоши. – «Ваша любимая киска» готова выполнить любое, даже самое смелое, пожелание хозяина, – выпалила, с видом жизнерадостной идиотки и наконец распрямилась в полный рост.

О, Боже, – рекламные слоганы идиотского груминг-салона, принадлежащего на паях нам с Туськой выветрились из моей головы, как сладкая вата на солнце. И мозг мой, видимо слипся от приторного сиропа. Передо мной стоял бог. Ну, или его двойник – усовершенствованная апгрейд копия создателя.

– Заманчивое предложение, – идеальные губы бога тронула едва заметная ухмылка. – Значит, любое говоришь? А в чемодане что?

– Абсолютно любое. А в кофре инструменты, клещи там всякие, ошейник для непослушных клиентов, путы, – кивнула я, видимо совсем поплыв мозгом.

– Плетки наверное? – вкрадчиво поинтересовался странный клиент. Неужели на извращенца нарвалась? Жаль, такой хорошенький, а бак пробит похоже напрочь. Вот так всегда. Если обалденный парень, то или гей или полный чеканько.

– Я с плетками не работаю, это не гуманно, – сказала твердо. Так обычно говорю с собаками, которые не позволяют проводить манипуляции. Они уважают силу, этот индивид похоже тоже. – И вообще, Гектор наверное заждался, бедняга.

– Гектор? – приподнял бровь идеальный самец, став еще более брутальным. Жаль, что псих. Очень прискорбно.

– Ну да, ваш замечательный любимец. Его же Гектор зовут? Я не ошиблась? У меня для него есть вкусняшка. Сейчас, – я полезла в карман джинс, в поисках крекера в виде маленькой рыбки. Обычно у меня их полно, но сегодня, как на грех я забыла дома пакетик с лакомством для котов. Выглядела я наверное сногсшибательно: взъерошенная тетка с бордовой физиономией, шурующая рукой в кармане брючат, как заправский карманный бильярдист. И вообще, у меня должен был быть законный выходной. А не вот это вот все.

– Его вообще-то зовут Герман младший, – заржал привлекательный жеребец, от чего мускулы под рубашкой на его широкой груди заходили, как у приснопамятного непарнокопытного. Глаза его еще проклятые, похожие на омуты, в которых наверное заблудилась и утонула не одна русалка. Черт о чем я думаю? О чем? Мне нужно просто подстричь чертова «перса», взять гонорар и свалить. – И я не показываю его всем подряд. Но, раз ты так настаиваешь.

– Что вы себе позволяете? – прохрипела, расширившимися от ужаса глазами глядя, как псих протянул руку к ширинке на шикарных брюках. Сама в это время шарила в болтающейся на плече сумочке в поисках перцового баллончика. Вот же угораздило. Я убью Туську, освежую и выставлю на поглядение на центральной площади города. Клянусь, я сделаю это, если выберусь живой от извращенца.

– Тебя прислал мой брат, так ведь, дурочка? Передай ему, что я не ведусь на такие тупые разводы. И еще, – прорычал чокнутый красавец, и вдруг резко притянул меня к себе. – он видимо забыл сказать, что мне нравятся элегантные малышки. Или этот бесформенный балахон тоже для антуража? Тогда плохо вы работаете, куколка. Меня не возбуждают растянутые тряпки.

– Это оверсайз, стиль такой. Слушайте, отпустите, а, – всхлипнула я. Пальцы наконец нащупали маленький баллончик. Он склонился так близко, что я почувствовала запах кофе и тонкий аромат дорогущего мужского парфюма.

– Я говорил не об одежде, так-то. И стиль твой мне по-барабану. Ну уж нет, детка. Герман младший заждался, да и я хочу получить услуги «Твоей горячей киски». От подарка отказываться не прилично. Эй, ну чего же ты? – издевательски захохотал чертов мерзавец.

– Любимой. Наш салон называется «Твоя любимая киска», чертов извращуга. Я кота подстричь приехала, маньяк. Получи, – пискнула я, выкидывая вперед руку. Спрей с громким шипением вырвался на свободу. Стальной захват ослаб. Из глаз маньяка брызнули слезы. Я вывернулась из плена мужских рук и ринулась прочь, волоча за собой грохочущий по камням кофр, и слушая несущиеся мне в спину проклятия.

Я убью Туську. Эти ее рекламные лозунги работают чертовски плохо. Все клиенты почему-то странно на них реагируют. Чаще всего они просто молча убегают в недра своих богатых домов, и оттуда несется хохот. Но сегодня эффект рекламных речевок превзошёл себя. Так себе креативщик из Туськи. Как я вообще могла повестись на уговоры этой мартышки, работать в свой выходной. Я выскочила за ворота со скоростью пули. Прислушалась, звуков погони не обнаружила. В конце-концов я уже на улице и если что, можно орать. Кто-то да услышит. Перевела дух и только сейчас заметила табличку с адресом, прикрепленную к дорогущей, витиевато-кованной решетке. «Сосновая улица, дом 13». Бесова дюжина. Ненавижу это число.

А мне нужна была «Еловая улица, дом 12».

Черт, я снова все перепутала.

Я убью Туську.

Глава 1

За несколько часов до…

«Шанс изменить свою жизнь может быть только один. И сегодня именно тот день. Не упустите свою птицу счастья. Но будьте бдительны, ведь вы не знаете, что после будет ждать вас за поворотом. Любое действие всегда влечет за собой последствия. Удача и счастье тоже могут быть не такими, какими вы себе их представляете. Всем добра тепла и любви. Ваш астролог Вангелия Светлая»

У кого-то день начинается с чашечки кофе в постель, или с полезной пробежки, с сигареты, в конце-концов, хоть я и не одобряю. Мой начался как всегда.

– Марик, ты все-таки шерстяной скот, – пробубнила я, чувствуя щекой увесистый пушистый попец, придавивший меня к подушке. – Толстозадый усатый мерзавец.

Мой каждодневный утренний ритуал напоминает восстание живых мертвецов из хорошего хоррора. Ей богу, вытащить себя из кровати задача непосильная, из разряда недоказуемых теорем, помноженных на философские споры.

– Мяу, – недовольно сказал Марик, массируя когтистыми лапами мою и без того помятую об подушку внешность.

– Ты на диете, – твердо сказала я, скидывая с себя хвостатого наглеца. Подтянула пижамные штанишки моего любимого размера оверсайз и почапала в кухню. Нещадно хотелось кофе. – Только сухой корм и вода. И не тряси хвостом, я тверда, как скала. Ну ладно, кусочек вареной трески. Но маленький. Ты понял? А мне двойной эспрессо. Нет, тройной, в одну посуду.

Я даже почти успела нажать кнопку на кофе-машине. Почти. Счастье было очень близко.

Но мироздание решило, что не судьба.

Телефон разразился композицией о «блудном сыне». От неожиданности я выпустила из руки тяжелый бокал. Кошмарус, вертящийся под ногами взвыл, когда мой любимый кофейный сосуд, украшенный изображениями кошек с грохотом прыснул осколками прямо перед его усатой мордой. Я едва не зарыдала, увидев то, что осталось от кружечки. Но не успела, потому что «храбрый» котофей, с воплем достойным индейца из чащоб Амазонки, ломанулся через всю кухню, сшибив меня при этом с ног. Пошатнувшись, я начала заваливаться на пол. Чтобы замедлить падение ухватилась за скатерть на столе. Короче через секунду я барахталась на паркете с головы до ног усыпанная сахаром из разбившейся сахарницы, размазывая по чисто вымытому с вечера полу варенье из расколотой банки. Где-то под потолком дурниной орал Кошмарус.

– Груня, выручай. Если откажешься. Я не знаю, что с тобой сделаю, – ввинтился мне в ухо голос любимой подруги, которую я иногда, читай «очень часто» хочу придушить. – Я утоплюсь в ванной, а виновата будешь ты.

Этот разговор повторяется с завидным постоянством у нас. Разнятся только способы членовредительства. Три дня назад Туська собиралась сброситься с черешни, растущей в моем дворе.

– Чего ты хочешь? – спросила я, мысленно прощаясь с планами на день. Что-то захрустело над моей головой, наверное гильотина заскрипела, не иначе.

– Подстриги Гектора. Он душка. Я скину адрес на вайбер. Там работы на полчаса, а денег валом. Опять же для нашего салона реклама. Хозяин котофея в Форбсе не на последнем месте. Мы его в портфолио укажем. И потекет к нам благосостояние.

– Потечет, – на автомате поправила я. – А сама чего? – попыталась спасти ситуацию. Хотя уже знала, что это все равно, что пробовать договориться с гиеной. Бесперспективно и небезопасно. Хотя, эти милые животные легко поддаются дрессировке. А в Эфиопии их держат дома, как пушистых котят и очень даже радуются сему факту.

– Если я не схожу на это свидание, это будет апокалипсис, армагеддон, конец света, и все это одновременно. Там такой самец, хоть на выставку, ну деткаааа, – заныла подруга. – Грунечка, ну пожалуйста, ну что тебе стоит? Тем более, что Гектор лапочка и хозяин его, банкир Козлевич, ну просто душка. И заберешь себе двадцать процентов от выручки.

– Гектор перс?

– Экзот, ну Груш, ну сорок процентов. Кстати, фурминатор он ненавидит. Так что…

– Вешайся, – решительно сказала я. Стричь экзотов адский труд, а уж вычесывать без фурминатора просто безумие. И получасом там не отделаешься.

– Я не собиралась вообще-то, – хныкнула Туська.

– Ну топись, ты же вроде хотела. Знаешь что, я соглашусь, только если мне на голову свалится кусок неба, а это значит…

Только не вестись. Еще немного, и я впервые в жизни переборю эту нахалку. И буду как и собиралась пить «джюс» и смотреть дурацкие комедии по телеку.

– Мяу, – донеслось из-под потолка. Раздался оглушительный треск. Через минуту на мою бедовую башку упало… небо. С громким ревом, оно превратилось в ходящую облезлыми боками живую ушанку, закогтившуюся в затылок острыми, как янычарские ятаганы.

– Не иначе все-таки тебе прилетело обломком небесной тверди, – радостно заголосила Туська. – Я знала, что ты не подведешь. Фургон у подъезда. Инструменты в кофре. Про речевки не забудь. И, кстати, клиент хотел стрижку «Лайон».

– Пятьдесят процентов, – прохрипела я, сдирая с головы обезумевшего от стресса Кошмаруса. – Плюс недельный отпуск и…

– Только бабосы, – хмыкнула нахалка.

– Согласна, – вздохнула я обреченно. Эх, если бы знать, что будет дальше. Я бы сама набрала ванную любимой подружке, даже пены бы ей набодяжила и резиновых уточек запустила.

Глава 2

Пикап взвыл ремнем, как раненый синий кит в период спаривания. За восемьсот километров, наверное слышно было нашу рабочую лошадку. Мне даже немного маньяка стало жаль. Бедный, для его деятельности наверное катастрофа лишиться слуха и зрения. Нервно хихикнув я включила радио и нажала на педаль газа.

«Имена Герман, Даниил, Денис, Макар. Несовместимы с этим чудесным женским именем».

Я прибавила звук и вырулила на покрытую рыжими хвойными иглами, поселковую дорогу.

– Через двадцать метров поверните направо, – приказал навигатор, противным женским голосом. Я вздохнула, вспомнив ждущего меня в холодильнике омара из «Мистера Крабса» – безумно дорогого, но невероятно вкусного ресторана. А я, вместо того, чтобы наслаждаться деликатесом под бокал «Спуманте», ношусь задрав хвост по дорогущему поселку. Но жадность меня снова сгубила. А еще чертов кусок штукатурки.

«Имя Аграфена давно забытое, и редко используемое. Но оно от этого не потеряло своего шарма. Девушкам с этим именем сегодня предстоит столкнуться с ложными обвинениями. День сулит неприятности, поэтому не стоит халатно относиться к предупреждениям вселенной. Аграфены, сегодня не стоит принимать в пищу ваше тотемное животное, носить одежду красного цвета и избегать украшений с лунным камнем, и конечно же держаться подальше от хвойных деревьев и всего, что с ними связано. Ваша Вангелия Светлая»

Найти бы эту Вангелию и надрать ее многоумный астрологический зад. Я со злостью стукнула по панели доисторического приемника. Надо же, прямо квинтэссенция моего сегодняшнего восторга, светлой радости и прочего счастья. Интересно. Почему мне так неудобно. Я поерзала на сиденье, все больше уверяясь, что сидеть мне не комфортно. Сунула руку под свою любимую, приключенчески-заточенную часть тела и всхлипнула от боли. На кончике пальца появилась капелька крови. Я не раздумывая сунула в рот раненый мизинец, с интересом разглядывая свалившийся на колени миниатюрный предмет в форме скарабея из белого металла, на длинной витой цепочке, украшенного кристаллами. Странными такими камушками, дымчато-перламутровыми, как лунный свет в ночи. На голове безделушки красовались два рубиново красных, выпуклых глаза.

Вздрогнула от резкого телефонного звонка. Вздохнула и решила, что все же стоит ответить. И что-то мне подсказывает, что сейчас меня морально казнят, а потом так же морально, сбросят с обрыва в глубокое ущелье презрения и непонимания.

Ты где? – зашептала в трубку Туська. Вот уж неожиданность, обычно-то она орет бегемотом. Сегодня наверное меркурий ретрограден, не иначе.

– Шарюсь по пригороду, твоими стараниями, кстати, – пробубнила я, сунув в карман странную находку, явно весьма не дешевую. Интересно, откуда она взялась в салоне фургона, которому в автомобильном аду уже лет десять ставят прогулы? – Только не ори, я скоро буду на месте. От того, что кошак лишний час проведет в шубе катастрофы не произойдет.

– Вали оттуда. Брось фургон, прямо там где стоишь и бодрой трусцой рви когти, – забредила, моя любимая подружка. Странно, раньше я за ней не замечала склонности к душевным болезням. Интересно, что бы на это Вангелия Светлая придумала? Черт, и почему мне в голову всегда лезет сплошной идиотизм. Нет бы поинтересоваться, чем вызван маниакально-депрессивный психоз Натальи Павловны Свистиковой. Вместо этого я думаю о незнакомой мне бабе, которой возможно и не существует. Может она фантом вызванный больным коллективным разумом служителей радиостанции. Или…

– Грушка, ты меня слышишь? – горячечно зашептала Туська. – Фиг с ним с Козлевичем. Дергай оттуда. Черт, одни проблемы от тебя. Нафиг ты напросилась на этот заказ? Я бы и сама могла Гектора подстричь. Вечно лезешь…

– Как там твое свидание? – поинтересовалась я ехидно, очень жалея, что нахожусь в ста километрах от этой нахалки. Надо же, я напросилась.

– Твоими молитвами, – фыркнула Наташка. – Оно бы прошло нормально, если бы в наш салон не ввалилась толпа амбалов, сломав при этом новую металлическую дверь, за которую мы с тобой отвалили бюджет Гваделупы наверное, и не загнула моего Ромео в неприличную позу, а меня не уронили бы на пол. И представляешь, они искали чокнутую дуру, одетую как бомж с теплотрассы. Под это описание из моего окружения подходишь только ты, уж извини. Как думаешь, настроен был мой кавалер на романтик после такого? Да он сбежал, роняя скупые мужские слезы, мать твою, – с шепота перешла на рев Наталья. – Так что беги, Форест, беги.

– Да что случилось-то? Кто меня искал? – вякнула я, судорожно прикидывая, где я снова успела так накосячить, кроме того, что адрес перепутала. Ну не маньяк же так обиделся, что я его перцовкой ушатала? Ну мужики пошли… Мелочные крохоборы. Из-за такой ерунды.

– Они сказали, что ты сперла у их шефа что-то очень ценное, – выдохнула Туська. У меня дыханье сперло от обиды. Да я в жизни копейки чужой… Да я…

Глава 3

– Сам он бомж. Бомж в ботинках за миллион. Ему подковы нужны, а не баретки ценой в «Бугатти». Надо же – я воровка. Да я агнец божий. У меня даже грамота юной помощницы полиции есть. Сволочь, – бухтела я, таща по валежнику дурацкий кофр. И на фига я его взяла с собой? Чувство ответственности, мать его за ногу и простая человеческая жадность побороли конвульсии рассудка. О чем я теперь невероятно сожалела, если честно. Но инструменты в «чумадане» стоили в два раза дороже приснопамятного фургона, который я бросила на проселочной дороге. Вот чудо, кстати, поселок элитный, а дороги фуфло. Или может толстосумы решили, что аутентичность пэйзажа – это круто. Кто там знает, что в голове у чудаков, готовых платить за стрижку кота бешеные бабки.

Из перелеска я выбралась на асфальтную дорогу и растерялась. Чапать пешком до города так себе удовольствие. Но вряд ли, кто-то в здравом уме, посадит в машину похожую на кикимору. Угвазданную до ушей, дамочку. Придется спасаться с потерями. Эх…

Достала телефон и набрала номер, который старалась вспоминать как можно реже.

– Чего надо, коза? Если денег – хрен тебе – «вежливо» отозвалась трубка.

– Ба, можешь за мной приехать? – залебезила я, мысленно представив, как моя великовозрастная родственница, откинувшись на кресло в стиле «Версаль» раскуривает трубку из красного дерева. Ну вот такие у меня детские воспоминания, чего уж. Бабушки же разные у всех. Мне вот так повезло.

– В рот не плюнуть? – хмыкнула любящая бабуля, поставив меня вопросом в тупик. А ведь меня назвали в честь грандма. Черт, неужели я стану такой же язвой? Если так, то лучше с Туськой с черешни, башкой вниз, и в заплыв в ванной, с камнем на ноге.

– И Кошмарика забери из моей квартиры, плиииз, – заканючила я, сделав вид, что не слышала восхитительного вопроса.

– Из моей, – прокаркала Аграфена старшая и закашлялась. Видно табачок, смешанный с «веселым топпингом» оказался крепковат. – Ты живешь в моей квартире, тезка. Не забывай. Сама почему не можешь своего мохнатого утырка забрать? Опять накосячила? В этот раз что? Соседи обещали за лифт накостылять, или снова у тебя в тополиный пух упала лупа? Больше не собираюсь восстанавливать сгоревшие лайбы твоих несчастных соседей.

Ну надо же, вспомнила. Между прочим у лифта трос порвался сам, я только котика хотела спасти из шахты и… Короче, там чистая случайность была, как и в случае с лупой. Кто ж знал, что солнце так преломится в дурацком стекле точно в полдень. Разве что Вангелия Светлая, чтоб ее черти драли.

– Ба, у тебя поживу, можно? – вздохнула я, не зная, как объяснить «милой» старушке, почему я ковыляю по пустынному шоссе, грохоча чемоданом, как адской колесницей. – Тут такое дело…

– Я всегда говорила моему несчастному сыну, что связываться с женщиной у которой в руках постоянно заряженная атомная бомба – это моветон. Он не послушался. И даже то, что тебя назвали в мою честь, совсем меня не восхищает. Ты продукт своей матушки, бог ее простит. Очень надеюсь, что мой сын смотрит сейчас из-под земли…

– Ты наверное хотела сказать, с неба? – вякнула я, пытаясь выковырять колесико чемодана из выбоины в асфальте.

– Нет, таких, как он на небо не пускают. Короче, что я хотела сказать, пока ты меня не перебила?

– Что ты меня любишь?

– Куда ж деваться. Кровь все-таки, хоть и разбавленная дурью. Заберу твоего облезлого уродца, буду у тебя через час, – хмыкнула бабуля. Я даже не успела спросить, откуда она знает где меня искать. В ухо понеслись долгие, похожие на стоны грешников, гудки. Точно будет, минута в минуту. Сомневаться не приходится. Она всегда находила меня, где бы я ни была. Наверное из ада бы меня достала, чтобы вынести мозг. Я скатила кофр под насыпь, сползла за ним, уселась прямо на землю и…

Короче, от мамы мне досталась не только хроническая неуклюжесть и неудачливость. Бабушка права – моя мама была сто рублей убытка. Она и погибла нелепо. Просто заснула, когда перебегала дорогу. У мамули была нарколепсия, состояние, когда человек засыпает в самых неподходящих для этого местах. Нет, я не переняла от нее восхитительную экзотическую болячку, это было бы даже для меня слишком. Но уснуть я могу где угодно и когда угодно, даже невзирая на то, что меня ищут мордовороты маньяка, и явно не для того, чтобы козинаками угостить. Я свалилась рядом с драгоценным кофром и смежила веки.

– Здесь она. Споймалась, курица, – словно гром, раздался надо мной насмешливый мужской голос. Я подскочила, как ужаленная, встала на карачки и со скоростью подстреленного зайца дезориентировано поползла, подчиняясь инстинкту самосохранения, даже не рассмотрев говорящего, который ловко подхватил меня за шкирку и поднял в воздух.

Глава 4

Интересно, сколько же я проспала? Если бы я была поэтом, то написала бы – «Солнце уже позолотило верхушки чахлых посадочных сосенок, и на редкий перелесок опустились клочковатые сумерки», и я бы может быть спела на мотив Дип Пёпл, про булки там, переулки, упоительные вечера и покатушки на жеребцах, будь певицей. И даже, возможно, сплясала бы тверк, на радость амбалу. Но, я всего лишь стригу собак и котиков. Потому просто заскулила, а потом, уж не знаю зачем, гавкнула. От неожиданности, а может от страха подцепить от меня бешенство, здоровяк разжал пальцы, и я как куль, ну пускай с конфетами, точно, с «Белочками», обвалилась к его штиблетам, вымазанным хвойной смолой.

– Цацка где, паскуда? – оскалился милый парень так, что у меня сделалось сердцебиение и под ложечкой засосало. – Не заставляй меня искать ее. Поверь, я умею быть не нежным.

– Я не знаю о чем вы, – всхлипнула я, отползая по впивающимся в задницу, проклятым иголкам. – Правда. Ну какая цацка?

– Та которую ты сперла из дома моего шефа.

– Да не брала я ничего? Ну неужели не видно, я просто кошачий стилист, а не воровка экстра-класса. Если бы это я была, давно бы со всех радаров исчезла, а не прилегла под кустом вздремнуть. Ну включи мозг.

– А я вот сейчас с тебя трусы сниму и посмотрим, как ты заговоришь, – зверски посмотрел на меня чертов наемник. Ну как я так вляпаться умудрилась? Ехала ведь милого котика стричь. – Герман Арнольдыч мне ясно определил задачи. Запретных приемов нет. Слушай, отдай бирюльку и вали на все четыре стороны, я ж не пес оборзевший. Живу по понятиям, – вдруг устало сказал парень, и даже глянул на меня почти по-человечески.

– Трусы-то зачем? Они у меня дешевые, или вы фетишисты? Да нет у меня ни бирюлек, ни цацек, отпусти, а? – размазывая сопли по лицу заскулила я.

– Извини, мася, долг зовет. – дернул кадыком мужик и двинул в мою сторону, явно не в ламбаде меня огненной закружить решил. – Отвезу тебя к Герману, пусть сам решает, что с тобой делать, но сначала…

Я уперлась спиной в шершавый ствол, и поняла – это конец. Молиться не умею, хотела зажмуриться. Но в веки словно кто-то спички вставил.

Парень вдруг замер на месте, удивленно глянул на меня, словно спрашивая «Что, черт возьми, происходит? Больно же» а потом свалился как подкошенный.

– Странные у вас какие-то эротические фантазии. Я бы сказала огненные, – хмыкнула седая ниндзя, непонятно откуда возникшая. Но я так была рада появлению родного человека, как никогда. Моя Ба умеет быть непредсказуемой. В ее руках я увидела бейсбольную биту, при виде которой сам Кен Гриффи бы от зависти удавился. Оружие в руках старушки, размером с болонку, выглядело слишком огромным и невероятно устрашающим. А в комбинации с волосенками цвета «пепел Везувия», вьющимися, как кудельки и вовсе сверхъестественно. Ба перекинула папиросу из одного уголка губ в другой и критически посмотрела на мордоворота, прикидывая явно, где постелит его шкуру. Не иначе. – В наше время, цацками называли совсем другое. Не то, что у тебя между рогаток. Эх, где мои семнадцать лет?

– Что ты несешь? – спросила я устало. – Он меня чуть…

– Так радовалась бы, хотел же. Теперь у него вряд ли что выйдет скоро. Осталась ты неосчастливленной. У меня удар поставлен. Я и уработала твоего кавалера по инерции. Когда тебе еще так повезет? И что он в тебе нашел? Вокруг столько зрелых, красивых, готовых на все женщин между прочим, я бы не отказала красавчику. Там под рубашкой кубики наверное, как у бога. Жаль мозг у таких котиков с орех, и находится чуть ниже положенного места. Но их это даже красит, уж поверь, – хмыкнула старая извращенка, задрала рубаху на пузе поверженного гада и пожевала губами, уставившись на кобуру. – Валим. Вечер перестает быть томным, – хмыкнула бабуля, и ломанулась в сторону дороги с такой прытью, что я за ней не успевала. Точно чемодан виноват, который я так и не бросила. Вот клянусь. Я бы ее сделала в кроссе. Ну, наверное.

Краску для волос наверное придумали люди, близко знакомые с моей Ба. Когда пепелац Аграфены старшей с визгом влетел в малюсенький дворик в историческом центре, в нем не было даже собак. Все попрятались, издалека услышав грохот «Лягушонки в коробчонке».

Пальцами свободной руки я разжала скрюченную ладонь, впившуюся в ручку над головой и на негнущихся ногах выползла на воздух, пытаясь сфокусировать зрение.

Он стоял под подъездной аркой. Маньяк в дорогих ботинках, смотрел насмешливо своими чертовыми озерами, в которых утонул наверное сонм несчастных чертей, скорее всего страшно мучаясь и корчась в адских судорогах.

– Привет.

Знаете, я никогда не верила, что при звуке голоса можно похолодеть, или там мурашками покрыться до ушей. Пока не услышала присыпанный песком, похожий на матовый атлас голос. Замерла на месте, не в силах двинуться с места. Рука сама зашарила в кармане, в поисках не пойми чего. Но в чертовых омутах я успела заметить проблески тревоги. Достала из кармана конфетку и протянула ее гадскому маньяку. У меня во время стресса мыслительный процесс отключается.

– Сосачку хотите? – тупо вякнула я, – кисленькая.

– Сосачку? Я давно не слышал, чтобы так леденцы называли. С детства, наверное, – его бровь поползла вверх. – Небось отравленная. Или заряженная пургеном?

– Нет, просто «Барбариска» от «Твоей любимой киски».

Вот ненавижу, когда у меня такой тон: заискивающий, испуганный и совершенно идиотский, похожий на комариный писк. И Ба куда-то исчезла. Тоже мне, боец невидимого фронта. Как запахло паленым сразу слилась. Эх.

– Ну давай свою сосачку. Кстати, вы бы сменили рекламщика.

Говорят, что мужской голос самый сильный афродизиак. Там с тембром что-то связано, вибрацией и количеством герц и децибелов, кажется. Голос маньяка действовал на меня как наркотик. Лишал воли, разума и чувства самосохранения. Я положила дешевую конфетку в потрепанном зеленом фантике в холеную ладонь, и показалось, что меня не хило долбануло током от прикосновения к прохладной коже.

– Кто тебя послал? – спросил чертов удав, действующий гипнотически на меня. – Признаешься сама и вернешь флешку и разойдемся бортами. Обещаю.

– Так все дело в дурацкой флешке? Слушайте, я ее не брала, не видела даже, но если вы такой крохобор, и ради дурацкого куска пластмассы носитесь за мной по горам и долам как баран, то без проблем, – тупо хмыкнула я, глядя, как леденец отправляется в рот чертова жеребца. Ах, какой у него рот. – Я завтра вам новую куплю, или даже лучше. У меня есть съемный диск терабайтник. Это круче. Отформатируете его…

Он так на меня посмотрел, что любой среднестатистический маньяк бы загнулся в корчах, от зависти. Показалось, что я осыплюсь горсткой пепла к ботинкам с шитыми шелком, шнурками. Переместил конфетку из-за одной щеки за другую и…

– Молодой человек, помогите бабушке, – услышала я дрожащий, до одури знакомый голос. – Старость-то не радость. Вот в собес ходила, а обратно не идут ноги. Да ты не бойся, шалашовка эта никуда не денется. А и свалит, так не велика беда. Таких, как она в базарный день за рупь пучок купить можно. А есть женщины как коньяк.

Нет, ну надо же, артистка погорелого театра, Вера Холодная, чтоб ее. Я посмотрела на скрюченную старческую фигурку, одетую в тряпки очень известного бренда и едва не захохотала в голос. Да уж, божий одуванчик с реактивным двигателем в пескоструйке.

– Вам помогут мои люди, – спокойно ответил шикарный маньяк, даже не глянув в сторону великовозрастной лицедейки, держащую за ручку кофр с логотипом нашего с Туськой салона. Еще никогда Штирлиц так не был близок к провалу. Интересно, что задумала эта старая Мата Харя?

– Твои люди, милок, себе помочь не могут, – загадочно хмыкнула Ба. – Говорят, что бури сегодня на солнце. Уж такие сильные, жуть. Молодых косят без разбору. И ты вон, бледненький. Надо эхинацею пить тебе милок и элеутерококк. И девочек не обижать, для кармы вредно. А старших не уважать, так вообще преступление.

– Слушай, старая, иди отсюда. Я обычно вежлив с древностями и аккуратен… – зарычал владелец заводов, газет, пароходов. Мне показалось, что он выскочит из своих блестящих бареток. Даже про меня забыл. Хотя, чему я удивляюсь? Ба способна ангела вывести из терпения. Но он вдруг как-то странно захрипел и начал менять цвет лица на синий.

– А я говорила, – хмыкнула бабуля. – Карма это вам не кот начхал.

– Что ты с ним сделала? – от страха у меня задрожали колени.

– Так ты все сделала-то. Сосачку хотите? Фигачку, блин. Я его хотела, как тех амбалов в подъезде расстрелять из твоего пестика. Дротики с транквилизатором так красиво смотрятся на черных пинжаках. Поспал бы болезный и живчиком тебя гонять продолжил. А тут и стараться не пришлось. Все так хорошо вышло. И вдоволь и без греха, как говориться. Вот как нашли нас эти аспиды – это вопрос.

– Ба, он ведь задохнется, – пискнула я, глядя на упавшего на колени, словно стреноженный конь, богатого маньяка. Он пытался ухватить воздух, ах каким ртом, и смотрел в пустоту.

– Конечно задохнется. Эх, – вздохнула Ба и обвила руками и торс задыхающегося красавца.

– Ты что делаешь? Нашла время, – от возмущения у меня аж голос сорвался.

– Спасаю твоего Ромео, пока он в штаны свои дорогие не напрудил, – хмыкнула медсестра Гледис, и с силой сжала грудь уже не дышащего маньяка. Чертова сосачка вылетела изо приоткрытого рта со скоростью пули и больно ударила меня в лоб. – Дальше сама. Терпеть не могу слюни.

– Делать-то чего? – у меня закружилась голова. Черт, и почему я такая невезучая и невнимательная. Могла бы уже мороженое трескать у себя дома, обнявшись с толстозадым шерстяным Кошмарусом. А вместо этого сижу над шикарным полутрупом с шишкой на лбу и туплю.

– Рот в рот, – без тени улыбки приказала Ба. – Ты дыши его, черт. Давненько я не реанимировала красавчиков. Лет двадцать уже, как. Да не жвачься. Отдуплится сейчас.

Я склонилась над, пахнущим барбариской, бандитом, набрала полную грудь воздуха и…

Его губы были на вкус, как ледяная дыня, а на ощупь – мрамор. Или это у меня помутнение рассудка от того, что я мужчины еще не знала? Все эти поэтические сравнения сами пронеслись в голове, за ручку со здравой идеей, что надо валить.

Я так увлеклась процессом и мыслями, что прощелкала момент, когда тяжелая, сильная ладонь легла на мой затылок. А когда осознала, что в капкане, задергалась. Но безрезультатно.