Текст книги "Залетные, или две полоски это ж..."

Глава 3

Вадим

 На следующий день

 Сбежала. Чертова девка убежала босая и полуголая. Неужели я ей так не понравился. В голове словно поселился кузнечный молот, а в яйцах звенящая пустота. Я не то что имени, лица ее не помню. Но почему-то думаю все утро об этой ненормальной. На хрена я так напился, накануне подписания сделки, которую я готовил полгода? Выгляжу сейчас, словно по мне проехался танк. Но мне все равно, черт бы побрал эту лопоухую ведьму. Потому что даже о мысли о ней, у меня начинает гудеть в штанах, а от головы отливает вся кровь.

–Вадим ты меня слушаешь вообще?– раздраженно пробухтел Гриша. – Я уже полчаса распинаюсь, может посмотришь документы?

– После, Гринь,– прохрипел я, борясь с тошнотой и сушняком. – Я сегодня слегка не в кондиции.

– Ты в последнее время очень часто не в кондиции. Лилька оборвала все телефоны. Искала тебя.

– Я отключил мобильный. Вчера мне было мне до разговоров.

 – А знаешь, ты все таки животное, Корф,– заржал Григорий, заколыхавшись вторым подбородком.– Но я не осуждаю. Бабы приедаются. Это как торт-вроде вкусно, но много не съешь. – Так кто та кудесница, которая высосала силы из самого Корфа? Дорогая девочка? Сколько отдал?

Я поморщился, иногда этот напыщенный индюк чертовски прав, и мне это не нравится. И по поводу моей бывшей он оказался нечеловечески прозорлив. А он ведь и вправду похож на птицу, так любимую янки. И смеется, словно клокочет.

– Давай мы обсудим мою принадлежность после подписания договора со шведами,– поморщился я, залпом осушив бутылку дорогущей минералки. Хоть убей не могу почувствовать разницу между русской водой и французской. Но Гришка упорно покупает золотую водичку. Хотя, с похмелья мне все равно чем заливать горящие трубы. Если Гриня считает, что мой сушняк  удобрять деньгами полезнее, так тому и быть.

– Просто скажи, как она? И я отстану. Горячая штучка?

 – Кто?  – включать дурака я так и не научился.

– Та, которая так тебя измотала, братишка.

Я промолчал. Не говорить же Григорию, что я даже внешности малышки, которую подцепил в дешевом баре не помню. Зато помню, как держал ее за уши, насаживая ртом на мой... Черт, и это было восхитительно. А еще она была девственна, и мне казалось, что я схожу с ума от раздирающего удовольствия. И я бы ни за что не отпустил девку, если бы не проспал как тюлень все на свете. На память о незнакомке мне достался поддельный найк, дешевенький лифчик и кофточка с собачками. И теперь я ни о чем не могу думать, кроме как о том, чтобы найти эту ушастую бестию. Но как это сделать, если ее внешность стерлась из моей памяти более сильными воспоминаниями и эмоциями. Одно я помню – уши у куколки были выдающимися. А еще я помню, что она была просто огненной, целомудренно – развратной, взрывной смесью несочитающихся благодетелей, и я почти сошел с ума от взрывного удовольствия.

– Я не плачу за удовольствие, Гриш. Это удел неуверенных в себе задротов,– расплылся я в улыбке. Гриша дернул щекой и заткнулся. Уж кто как не я знал, что мой зам. частенько покупает любовь, пусть и задорого. И делает он это на деньги, которые ему дал я. Вот только в последнее время индюк что – то расправил крылья. И меня это жутко бесит.

– Уши,– я поперхнулся водой. Ну да, я помнил только ее уши, и осознавал, что найти по этим выдающимся лопухам мою ночную фею будет почти невозможно. Да и зачем? Черт, зачем мне очередной геморрой?

– Что ты сказал? – встрепенулся Гриня.

– Я говорю, что шведы получат от хрена уши. Контракт фуфло. И если они не примут наши условия...

– Лильке перезвони, она просила,– уже в спину крикнул мне зам., собирая со стола рассыпанные бумаги. Догнал он меня уже возле машины.

– Едешь рядом с водилой,– приказал я, выслушал недовольное бормотанье, поднял стекло отделяющее пассажирскую зону от водительской и достал мобильник. Бежать от проблем я не привык. Набрал номер Лильки и приготовился к нудным объяснениям.

– Вадим? – хриплый голос женщины, с которой я прожил пять лет, прозвучал спокойно, и вроде даже удивленно,– слушай, я сейчас на массаже...

– Лиль, а выходи за меня замуж,– хмыкнул я. Нет, ну в самом деле, а чего искать добра от добра? В конце концов, мы так же будем с ней видеться раз в две недели. Ни к чему не обязывающий брак, зато наш сын родится в полной семье. Не бегать же мне в поисках лопоухой лохушки? может она страшнее атомной войны, я же не помню.

– Ты придурок Корф,– прошипела Лилька, и я понял, что она зла, как сто чертей. И наверное сейчас мечет молнии своими кошачьими глазами.– Предложение не делают по телефону. Я хочу кольцо, и тебя коленопреклоненного, и цветов охапку.

– О беременности тоже не сообщают посредством мобильной связи,– нагло хмыкнул я, прекрасно зная, как действует на фурию такой тон. Она сейчас в ярости, аж задыхается.

– Ты сука, Корф. Когда ты в последний раз был дома, черт бы тебя побрал? Пошла вон,– зашипела она, скорее всего на испуганную массажистку. И девчонка скорее всего испарилась моментально. Потому что выдержать взгляд разозленной Лильки даже у меня не всегда выходит без последствий.– Я с Гриней твоим общаюсь чаще чем с тобой. Тебе нельзя заводить семью, потому что ты самовлюбленный баран. Ты меня купил, так ты считаешь? Что ж, ты прав, но это не дает тебе...

– Так что там по моему вопросу, детка? – прервал я поток яростной речи.– Свадьба – свадьба, кольца – кольца...?

– Пошел ты в задницу, Корф,– прорычала трубка, и в ухо мне понеслись длинные гудки.

Я откинулся на спинку сиденья, пытаясь понять, чего же мне в этой жизни не хватает. Получалось, что только одного – лопоухой девки, внешность которой осталась в моей памяти слепым пятном. Зато я помнил прикосновения к ее ушам, как пальцы путались в волосах и прилипали к дурацкому скотчу, которым эта дурочка лепила свои локаторы, явно жутко их стесняясь. Чертова ведьма.

– Гриша, мне надо выпить,– прохрипел я, опуская стекло.– Останови машину.

– Вадим, а шведы?

– Подождут. В конце концов это в их интересах.

– Ты чертов придурок, Корф. Совсем сошел с ума. Очнись, переставай рыться в себе, надо делать бизнес. Тоже мне, зажравшийся псих, потерявший смысл бытия. Ты просто избалованный сосунок.  Мне надоела эта «евпатория», слышишь? Делай что хочешь. А я пойду на подписание.

– Петя, в тот бар, в который вчера меня возил,– приказал я шоферу, равнодушно наблюдая, как Гриша выскакивает из машины и со всей силы хлопает дверцей. Слишком мелко плавал Гришка, никто даже разговаривать с ним не станет. Без меня не начнут, короче. Но черт возьми, он снова прав. С моей жизнью происходит какая – то лажа. Вроде есть все, кроме счастья. И вчера я это понял еще более явственно. Потому что именно вчера я был чертовски счастлив. И это ощущение не отпускает до сих пор. И честно говоря, я и пить то не хотел, просто надеялся на встречу с ушастой незнакомкой, за одну ночь лишившей меня душевного спокойствия своей незамутненной невинностью и неприятием себя. Может быть мы просто с ней похожи?– Заберешь меня в шесть. И купи какую нибудь цацку, которые сейчас бабам нравятся.

Сейчас выпью и поеду домой. В тот дом, который так и не мстал моим, там царит Лилька. А я терпеть не могу ледяной красоты, которую она мне навязывает. Зато она холеная, дорогая и злющая – мне под стать. И самое главное – носит моего наследника. И этот гребаный факт перечеркивает все "против".

– Ты знаешь ту девку, с которой я вчера ушел? – спросил у зуже знакомого бармена, принимая стакан с виски. Странно, вот этого нахального юнца помню, а моей ночной феи лица не могу воспроизвести в памяти.

– К нам не ходят такие. Девка явно нищая,– дернул плечом служитель стакана и бутылки, и я сжал кулаки, с трудом поборов желание смазать по его наглой физиономии. Тоже мне, принц крови, блин.– Слушайте, не мое дело, но она не вышего уровня.

– Ты прав, не твое,– оскалился я, уже зная, что парень сегодня останется без чаевых. И хорошо если целым. И он это видно понял, – возьми визитку. Если появится позвонишь.

Парень кивнул, и я встал с табуретки. Виски сегодня душу не грели.

Глава 4

Стелла.

Месяц спустя

-К сожалению, по медицинским показателям, мы не можем провести операцию в данный момент,– равнодушно произнёс врач, рассматривая документы лежащие перед ним на столе.

-Как это? Это шутка, да? – глупо улыбнулась я, чувствуя себя персонажем театра абсурда. – Слушайте, если это шутка – то не смешная. Я деньги чуть нашла, перевела их клинике. Для меня эта сумма фантастическая и вообще… Я может быть у тети любимой ее мечту отобрала, чтобы здесь оказаться. Она на Мальдивы мечтала съездить, а вместо этого собранные «кровные» мне на операцию подарила. А вы мне отказываете. Это какой – то абсурд.

– Деньги мы вернем. Тетю вашу жаль, но это ее выбор. Удержим только за обследования, мы же тратили реактивы,– поморщился хирург, даже не подняв на меня глаза,– Стелла, в ваших анализах огромное количество ХГЧ. Ни один уважающий себя врач не станет проводить вмешательства и давать вам анестезию. Тем более, операция, о которой мы говорим не является жизненно необходимой

– Я умираю, – осенило меня. Тело вдруг обмякло, превратившись в непослушное кукольное. – Скажите честно, это рак, да? Только ничего не скрывайте.

– Стелла, вам сколько лет? Нет, я знаю конечно, прочитал в истории болезни, просто пытаюсь понять, как вы умудрились сохранить настолько незамутненную наивность, в вашем возрасте. Повышенное содержание хорионического гонадотропина в организме человека может говорить только о двух причинах, одна из которых не угрожает жизни. И в вашем случае это именно счастливое событие, а не трагическое, – наконец посмотрел на мою персону с интересом доктор. А он молодой ещё, симпатичный, портит впечатление только желчное выражение лица и скука в серых глазах. Я для него просто кошелек с ногами. На мои деньги он купит себе путевку в теплые страны, или диван в гостиную. Точнее деньги то даже не мои, и мне за них еще придется отчитаться и долг вернуть. А этот коновал смотрит на меня, как на моль, и даже с жалостью, как мне кажется. Да и губастая медсестричка печатает на компьютере мне приговор и презрительно фыркает дорогими губами.

– А если я не при смерти, тогда мне пофигу что там у меня с анализами. Исправьте мне чертовы уши,– вякнула я, хлюпнув при этом носом. – Хотя, даже если я вот-вот отдуплюсь, то по крайней мере моя голова поместится в гроб полностью. Так что плевать я хотела на этот ваш ХГЧ. Я плачу деньги.

– Ваша операция не срочная. Мы можем провести её и через девять месяцев. Вы же понимаете, что врачебная этика и данная мною клятва Гиппократа не позволяют мне пойти на преступление.

.

–Странный какой-то промежуток времени, а почему не через полгода, например? Или не завтра? Или эта ваша клятва Гиппопотаму перестанет действовать после зимнего солнцестояния, или кому вы там поклоняетесь? Я не знаю.

– Потому что беременность у человека длится около сорока недель. Это примерно девять месяцев. Плюс после родов организм женщины должен восстановиться. Да вы правы, девять месяцев это примерный срок, через который мы сможем вас прооперировать. Я бы годик подождал, -хмыкнул чертов Пилюлькин. Боже, а говорили клиника одна из лучших в стране. Куда катится наша медицина, если сумасшедшие дядьки считаются высококлассными профи. Да он же мог меня зарезать на операционном столе. И ему бы за это ничего не было. Доктор то похоже со справкой.

– Ааааа, – наконец до меня начало доходить, – это розыгрыш. Скрытая камера, да? Куда нужно ручкой помахать? Смешно, смешно.

Вот совсем мне не смешно было, если честно. Хотелось плакать, съесть с полкило “Коровок” с маком, «со смаком», как моя тетя Матильда говорит, и опять плакать. А ещё хотелось прямо сейчас сбежать из этого роскошного кабинета, спасаясь от взглядов полных жалости и презрения, которыми меня одаривали хирург и его помощница. Только вот тётя Мотя и Горыч, презентовавшие мне на уши последние свои сбережения, ждут меня сейчас с результатом. И я не могу их разочаровать.

–  Стелла, вы беременны, срок примерно шесть – семь недель. Это навскидку, более или менее точно вам скажет гинекологСлышите? Я врач, а не клоун, – словно сквозь вату донеслись до меня слова врача. Если бы сейчас у меня отвалились уши и свалились к моим ногам обутым в туфельки на картонной подметке запакованные в кокетливые синие бахилы, я бы наверное испытала меньший шок. А теперь мне казалось, что кто – то оглоушил меня по глупой башке каменной дубиной.

– Это невозможно,– прохрипела я, – я же почти девственница. То есть, господи. Что я несу... Простите. Мы предохранялись.

– Человечество пока еще не изобрело стопроцентного средства,– хмыкнул эскулап.– Даже у презерватива степень зашиты всего девяносто восемь процентов. Это много, но оставшиеся два процента все же существуют. Так что...

– Об этом должны писать на упаковке, крупными буквами,– всхлипнула я.

– Там пишут, уж поверьте. Я проверял,– хохотнул гонец, принесший дурные вести. – Стелла, мой рабочий день закончен на сегодня. Деньги можете получить завтра в нашем финансовом отделе. А сейчас до свидания.

Из кабинета врача выскочила, как ошпаренная, загибая на руке пальцы, в попытке подсчитать дни моего цикла. Привалилась спиной к двери, чувствуя, что – вот-вот и просто свалюсь в обморок. На голову словно упало тяжелое ватное одеяло моей тетушки.

– Даже таких трахают,– донесся из-за двери насмешливый голос «губастой»

– Заканчивай и пойдем. Твоя философия отвратительна, так что держи ее при себе, детка. Не всем же быть красотками. В таком случае мы сдохнем с голода, лишившись работы. А девчонку жаль, с такими ушами, да еще судя по всему будущая мать одиночка. Только посочувствовать остается. Беспросвет полнейший. Да бог с ней. Устал я что – то,– ухмыльнулся врач, медсестричка игриво хихикнула. И я наконец смогла отлепиться от деревянной створки. Очень уж не хотелось, чтобы меня еще на подслушивании поймали.

Стелла

Это катастрофа вселенского масштаба. Я выскочила из клиники, словно черт бегущий от ладана. Слетела по ступенькам, хотя ноги не очень то слушались. И случилось закономерное. Свалилась. Просто кулем грохнулась на асфальт, содрав ладони в кровь. Прекрасное завершение чудесного дня.

– Ты уши резать собираешься, или жизнь самоубийством кончать? – услышала насмешливый голос лучшего друга. Гор протянул мне руку, и я с сожалением отметила, что маникюр у него лучше ва сто раз, чем у меня. Вру, я вообще не помню, когда в последний раз делала хоть что – то, чтобы улучшить свою внешность. Восковая эпиляция интимного места не считается. Я сбежала с воплями через минуту после начала экзекуции. И мой, похожий на взлетную полосу среди густых зарослей, в которых заблудился и одичал не один Индиана Джонс, лобок видел чертов мистер «меня не зовут, я сам прихожу» ровно через два дня после процедуры. И не только видел, но и по-хозяйски права свои заявлял. Черт, вспомнила прикосновения горячих пальцев к «аэродрому» и чуть не сошла с ума от дикого возбуждения.

Могу себе представить, как он ржал в душе над ушастой идиоткой, которая позволила воспользоваться собой в его дьявольских целях.

– Я подумал, что нужен тебе,– глупо улыбнулся Горыч

Если бы он только знал, насколько. С Горычем я познакомилась еще в детском саду. И мы с ним даже не друзья. Закадычные подружки. Именно мне первой он рассказал о своей нетрадиционной ориентации, и о мечте. И я мечтала о принце, о семье о счастье. А теперь все эти грезы мои просто накрылись недоэпилированной ... И что делать, я не представляю, даже примерно. Полный и бесконечный бесперспективняк.

– Стелка, назначили дату операции?

– Горыч, помнишь, когда твои родители оставляли тебя ночевать у Моти, что она говорила, бросая нам, едва проснувшимся, колготки? Ну, когда мы в «сад» собирались? Помнишь? Холодно, мы сидим на кроватях, и тут врывается тетя Мотя, кидает мне красные колготки, тебе коричневые. И она говорила...

– Она говорила, дети запомните – две полоски – это жопа-хохотнул Горыныч, зачем – то поддернув джинсы на тощем заду.– Мотя огонь. Прикинь, она купила себе «сникерсы». Когда-нибудь я стану таким же, как наша старушка. Слушай, а при чем тут колготки?

– Ни при чем. Горыч, ты знал, что уровень защиты у презервативов девяносто восемь процентов?

–Да, – кивнул мой старинный друг.– Еще подумал, что жаль с людьми такая система не прокатывает. Человек может быть гондоном на любое количество процентов.

– Горыч, я беременна,– выдохнула я и зажмурилась. И. Ничего не произошло. Земля не взорвалась, мир не рухнул, сине – зеленый шарик не перестал вертеться вокруг своей оси. Только Горыныч как– то странно всхлипнул, и разжал свои пальцы, выпустив из них мои ладони.

До дома меня довез Горыныч на своей дурацкой маленькой машинке, метко прозванной народом «шмаровоз».  Довез в гробовой тишине. Да мне и не хотелось общаться. Я думала о том, что не смогу вырастить ребенка. У меня нет работы, мужа, перспектив. Тетя Мотя уже не девочка. А еще я просто боюсь рожать. И знаете почему? Я боюсь, что мой ребенок получит от меня чертово проклятье. Мое проклятье, с которым я живу двадцать пять лет.

– Я решил. Мы поженимся,– наконец отвис мой друг, и я едва подавила нервный смех. – Наш малыш будет расти в полной семье.

– Горыч, ты нормальный? – не сдержавшись заржала я, чувствуя себя персонажем театра абсурда. – Какие из нас родители получатся? Ты – хреновый бьюти – блогер и я – бакалавр идиотизма. Милый, я тебя очень люблю, но этого ребенка не будет. Не – бу-дет,– выдохнула я, поперхнувшись последней фразой.

– Ты «бич» – хрюкнул Гор, паркуясь возле уютного подъезда. Тут пахло детством, и Мотиными рогаликами, и литрами зеленки, которыми она заливала наши колени. Я люблю дом, ставший мне родным. Но сегодня мне не хватает детского драйва.– Дети, самый великий дар. И ты будешь полной дурой...

– Горыч, можно я сама? – спросила тихо, и он молча подчинился. Я знаю, что он меня понимает даже без слов. Но не сегодня.

 Поднялась на этаж, вошла в любимую квартиру. Маленькую, но такую уютную, пахнущую моим детством. Моти дома не было, и сегодня меня это даже обрадовало. Прошла в свою комнату, детскую, как говорит тетя.

Джинсы сняла с наслаждением. Не может быть, конечно, чтобы я уже раздалась в талии, но пояс американских брючат, буквально впился в бока.Мотя всегда говорила, что женщине, чтобы почувствовать себя счастливой, достаточно снять лифчик и каблуки. Мудрая женщина. Мудрая и лучшая. Я натянула растянутые треники, худи, вооружилась ложкой и двинула к холодильнику, предвкушая полкило пломбира.

– Две полоски  – это жопа,– пропела я, замерла на месте, как годзилла, а потом  ломанулась к двери. Черт, почему я так сразу и безоговорочно поверила Пилюлькину? Почему я такая дура?

На ходу прихватила кошелек. Все же так просто. Я сейчас добегу до аптеки, куплю тесты и все мои проблемы рассеются как дым. Я не могу быть беременна. Хорошо помню как дикарь натягивал на свой... На своего... Черт, об этом нельзя мечтать. Да, именно мечтать, а не думать. Иначе можно сойти с ума. Стать  чокнутой теткой, поклоняющейся фаллическим идолам.  Девяносто восемь процентов-это офигеть как много. Это больше чем пятьдесят, уж точно.

Добежать я смогла только до перекрестка, сжимая в ладошке мятую купюру. Наверное я выглядела безумно – растрепанная тетка, в уродской пижамке и в тапках, которые просто забыла сменить на кроссовки.

 Светофор мигнул желтым, я глупо улыбнулась и сделала шаг. Мир перевернулся, тапки с ног сорвала непреодолимая сила, я кувыркнулась в разреженном воздухе и уставилась в безоблачное небо.

– Не успеем к шведам,– нервно прорычал над моей головой очень знакомый голос.– Вы как?

– Две полоски – это жопа,– глупо вякнула я, пытаясь сфокусироваться и при этом лихорадочно вспоминая, приклеила я чертовы уши или нет. Почему-то именно это казалось мне сейчас невероятно важным. Сфокусировалась, и едва не заорала от ужаса. На меня шел огромный мужик, на ходу стирающий с себя штаны.

-Еще шаг, и я за себя не ручаюсь, – пропищала я, выставив вперёд руку с зажатой в ней... Ложкой, блин.

Глава 5

Вадим

– Вадим, звони Лильке,– проорал Гриша, появляясь на пороге кабинета. Когда-нибудь я его убью, порешу не задумываясь. Я поморщился, пытаясь побороть звенящую боль в тяжелой голове, и схватил со стола каменное пресс – папье.– Сдвинулось дело, наконец то. Свеи нам приглашение прислали. Сегодня в посольстве прием.

– Я не пойду,– хмыкнул, с удовольствием глядя на озадаченное лицо своего зама. – И при чем тут моя зажравшаяся невестушка?

– Ты приглашен со спутницей. У шведов институт брака на первом месте. Если придешь один, могут не понять. А нам сейчас не нужны эти рамсы. Корф, ну хоть раз в жизни, будь человеком. На кону огромные деньги. Ну что тебе стоит?

– Мне хватает всего,– я достал из стола чистый стакан и потянулся за графином с бренди.– Я не пойду. Почему я должен делать то, чего не желаю?

– А мне не хватает, черт тебя побери,– заклокотал Гриня. – Вадим, что с тобой происходит? Мы этот проект полгода готовили. Столько сил вложено. Ты какого хрена творишь?

– Ладно,– сделав приличный глоток огненной воды, отудобел я и достал мобильник. – Знаешь чего я хочу? Самолет. Куплю себе чертову стальную птицу на бабки полученные от чухонцев. И еще, Гриша,  я терпеть не могу, когда подчиненные со мной говорят в таком тоне. Уясни это. И не рискуй больше.

Лилька ответила не сразу. После того как я пьяный ввалился в нашу спальню, в обнимку с похабным медведем, собранным из «вечных цветов»,  делать ей предложение, разговаривает со мной она исключительно, как с бородатым парнокопытным. Проклятые розы воняли химией, я исколол все руки, медведь разлагался прямо на глазах. Короче, это было фиаско. Апофеозом стало то, что я уснул стоя на одном колене и позорно проснулся утром на ковре, в обнимку с трупом топтыгина. Но на пальце Лильки красовалось кольцо, и я понял, что пропал. Точнее попал.

– Чего тебе, дорогой? Надеюсь ты все еще трезв? Или в конце концов доехал до дома, и теперь рвешь и мечешь от бессилия?  – противно поинтересовалась Лилька, и на заднем плане я услышал противный смех ее заклятой подружки.– Вадик, сегодня я вне зоны доступа. Точнее, для тебя теперь всегда.

– Ты мне сегодня нужна. При параде и во всем блеске,– приказал я, даже и тени сомнения не имея, что Лилька с удовольствием выгуляет одно из миллиона своих новых нарядов.

– Иди ты в пень, Корф. Ты когда дома в последний раз был?

– Какое сейчас это имеет значение? Ты моя невеста, так что изволь соответствовать, кольцо же ты носиш с удовольствием. Шведы хотят видеть своего партнера в компании любимой. Так что не кривляйся, куколка. Ты же давно мечтала меня окольцевать. Сегодня будет повод похвалиться достижениями. А я тебе за это куплю тот кабриолет. О котором ты мне прожужжала мне все уши.

– Корф, я уехала из твоего дома неделю назад. Ключ оставила на столе. Кольцо оставила себе на память, так сказать в качестве моральной компенсации.  Вадим, очнись. На тебе свет не сошелся клином. Мне надоело разговаривать с твоим нукером. Ты всегда слишком занят, слишком устал, слишком пьян. У тебя не бывает полутонов. Всегда все слишком. Я думала моя беременность тебя немного охладит. Смешно. Расслабься Корф, я тебя обманула, выродка не будет. Неужели ты думал, что я рискну свободой и фигурой только ради того, чтобы окольцевать необузданного жеребца? Это было бы слишком неблагоразумно с моей стороны. А я девочка умная, – тихо засмеялась Лилька. А я вдруг остро почувствовал сожаление. Нет, мне было пофигу, что эта зажравшаяся сука меня кинула. Я даже испытал мини-оргазм от осознания, что больше она не будет шляться у меня перед глазами, корча кислые физиономии и дуя гелевые губища и ноя о свадьбе, как майская муха. Я остро осознал, что не стану отцом, и это меня опустошило.

– Я так понимаю Лильки не будет,– вякнул Гриша, когда я нажал кнопку сброса вызова, повертел мобильник в руках, собираясь расхерачить его об стену. Но передумал, и положил трубку на стол.– Придется заказывать экскортницу. Корф, ты каких предпочитаешь? Блонди, брюнеток, или может рыженьких?

– Я предпочитаю чтобы ты исчез,– рыкнул я, наливая себе еще порцию алкоголя. – Мы с тобой десять лет вместе, Ухов, а ты так и не понял, что я не трахаю дешевых шлюх, не играю в азартные игры, и терпеть не могу тупых советов.

– Они отнюдь не дешевы. Ценник заоблачный,– хмыкнул Гриня. – И они не шлюхи. Это оптимальный вариант. Девки воспитанные, начитанные и могут поддержать разговор на любую тему. Мане от Моне отличают

– Если свинью обозвать цветком, она не станет благоухать как майская роза,– поморщился я, делая большой глоток бренди.– Продажные девки – бляди, как их не назови. Но ты прав. Сегодня мне надо расслабиться.

– Ты бы хоть закусывал. Прием вечером, а ты приползешь на него на рогах.

–Поехали, отвезешь меня домой. Заодно выберем бабу для сопровождения,– устало вздохнул я.– Отдохнуть мне надо, тут не поспоришь.

 – Останови тут,– приказал я шоферу, увидев вывеску дорогой кофейни. Голова болела нещадно, во рту поселился привкус клопов и жженой резины. В животе кишка кишке била по башке. – Я хочу кофе. Гриша, ты слышал? Кофе. С молоком, кучей сахара и вонючей шоколадкой. Латте хочу, или нет, мокачино, только не в уродской бумажной чашке. А в стакане с двойным стеклом.

– Совсем очумел. Это наш Кузенька с жиру бесится, – буркнул мой зам., выбираясь из машины. Я уже начал задремывать, когда мне в руки Гриша сунул стакан, исходящий паром. И морда у него при этом была такая, словно он наступил в собачье дерьмо своими лаковыми ботинками.

Машина двинулась, я успел с наслаждением втянуть ноздрями горько – молочный аромат.

– Твою мать. Вот идиотка, откуда она взялась?– выругался Петя и дал по тормозам. Огненный кофе вылился мне на ширинку. Я взвыл, дернул на себя дверцу и вывалился на улицу ревя как стадо бизонов в период спаривания, на ходу спасая своего «змея» от ожогов первой степени, сдирая брюки.

 Она сидела на земле, широко раздвинув ноги, затянутые в широкие трикотажные спортивные штаны. Черт, интересно, какие у нее эти ноги? Наверное стройные.  Девка отталкивалась от асфальта маленькими розовыми, трогательно – колсолапыми ступнями, и отползала от меня на попке, и мне было страшно, что она раздерет ее в кровь. Дурочка смотрела на меня безумным взглядом, рот был открыт, но она молчала. Как в немом кино. Я вдруг осознал, что стою напротив испуганной девки в одних трусах залитых коричневым кофе. И выгляжу, скорее всего как маньяк. Странно, но у меня было чувство, что я уже где – то встречал эту малышку. Стойкое такое ощущение, от которого в улитых латте трусах, началось предательское шевеление.

– Только попробуй приблизиться,– пропыхтела взлохмаченная девка, выставив вперед чайную ложку, – порешу.

 Я ей поверил. Судя по плещущемуся в ее глазах безумию, этой ложечкой она бы могла положить роту вражеских солдат, посягнувших на ее добродетель.

– Я нагнулся, поднял с земли розовую тапку украшенную цветными помпонами, сделал шаг к малышке, запутался в спущенных до щиколоток, мокрых брюках и ...

Оказывается падать – это невероятно приятно. Это головокружительно и охрененно бесподобно. Это как с головой, в глубины пахнущего жжеными яблоками ада. Как с ледяной горки в прорубь. Страшно, но блин огненно гоорячо. Я уткнулся носом между ног этой глупой дурочки, бросившейся под колеса моего лимузина, и втянул ноздрями острый волнующий аромат женщины. В голове загудела реактивная турбина, а в трусах, облитых остывшим кофе пробудился первобытный зверь. Я даже испугался за сохранность недавно положенного асфальта. Еще чуть-чуть, и я бы его взрыхлил одуревшим от возбуждения «плугом»

–Првет, – вежливо рюкнул я в лобок незнакомки.– Как дела?

– Две полоски – это жопа – всхлипнула глупышка, и остервенело замахала чертовой ложкой. Точно чеканько. Абсолютная и незамутненная.

– Вадим, ты живой? У чертовой дуры заточка. Вадь, я вызову полицию. Это покушение. Фанатичка гребаная– наконец смог расслышать я испуганный голос, суетящегося вокруг меня Гриши. До этого он был мне недоступен по причине того, что в моих ушах дудели горны и звенели чертовы литавры. Запах самки сводил с ума.

– Нет блин, сдох от стояка, простите мадам,– пробухтел я в промежность одуревшей куколки, пропустив между ушей идиотизм моего зама. Сейчас мне не до него было. Я почти ощущал шеей смертоносное прикосновение столового прибора, Ледяное прикосновение сладкой смерти. Черт, после того, что я носом вспахал... Да я жениться сейчас был готов, не то что павлиний хвост из задницы выпустить.–  Мы с вами не встречались? Что-то я не узнаю вас в гриме

– Гад и хамло,– констатировала девка, юркой змейкой пытаясь вывернуться из моего захвата .Сука, я чуть не заорал от горького разочарования. Жертва вдруг стала самой наглой паскудой, избежавшей моей охоты.

– Как тебя зовут? –спросил в промежность, словно в волшебный микрофон, потому что остальные части тела красотки были мне недоступны. Она засопела, и отползла в сторону. Явно ей был неприятен мой монолог с ее вагиной. Унизителен . Если бы мне она ответила, тем органом, в который я говорил "Меня зовут, Катя» например, я бы охренел, вот честно, – паноптикум, бляхаа муха. Ее аромат сводил с ума: сладкий, как патока, волнующий, солоноватый. Черт. Это же просто песня похоти. Я затрясся в беззвучном смехе, и подумал, что наверное стоит посетить караоке. Захотелось. Навеяло. Спеть про шальную императрицу и накатить мартини с оливкой и корнишончиком.

– Меня не зовут, я сама прихожу,– хмыкнула эта нахалка, сдвигая «Трикотажные колени»

 Мне повезло. Как раз в этот момент Петя, под предводительством моего зама, поднял меня за шкирку, как блудливого пса, и заботливо начал стряхивать с меня пылинки. В противном случае асфальт, положенный криворукими работягами рисковал обзавестись дырой размером с марианскую впадину. А это могло бы быть расценено, как вредительство.Идиотка тоже поднялась на ноги, и замерла на месте, оглядываясь по сторонам, как попавшая в сказочную страну Элли, в поисках своего неугомонного Тотошки. И, черт меня раздери, я хотел быть сейчас на месте глупой, виляющей хвостом псинки. И лизнуть малышку в шею, а потом ниже, ниже, еще немного ниже..

Ну не могут бабы, которых я вижу впервые, действовать на мой организм настолько убийственно. Это же абсурд.

– Шеф, может в аптечку? Ну там раны обработать. Ожоги,– зачастил Петюня, рассматривая пятно от кофе на гульфике моих «боксеров». И слава богу, что он отвлек меня от горячечных фантазий. Ух и хорош же я был сейчас, с пятном на белоснежных трусах и чертовым «змеем» воспрявшим и нацелившимся на мадам