Текст книги "Глаза цвета крови"

Игорь Марченко
Глаза цвета крови

© Марченко Игорь

© ИДДК

Пролог

Остров Шикотан. Декабрь 1956 года. Советская пограничная застава

Старший лейтенант Виктор Патока, согласно уставу караульной службы, должен был взять с собой разводящего, но тому и так приходилось крутиться, словно белка в колесе, поэтому, решил он, пусть отдохнет. Состав караула – взвод отдельной караульной роты шестой стрелковой заставы. Солдат хватает, а офицеров мало. Вот лейтенантов из других застав с соседних островов один-два раза в месяц и определяют в наряд. Караульная служба шла привычным чередом – каждые два часа разводящий менял караул, устало приходил и заваливался спать. Бодрствующая смена азартно играла в казарме в домино, попивая чай из самовара, кто-то начал тихо перебирать струны старенькой, обшарпанной гитары, пока в него не прилетела откуда-то влажная портянка и он не замолк. Виктор давно понял: главное – не вмешиваться в четко налаженный механизм заставы, и все будет хорошо.

Пробудившись от дремы часов в десять вчера, он решил подышать свежим воздухом. «Проверю заодно посты!» – сказал он себе мысленно. Быстро надев шинель и валенки, закинул на плечо автомат АК-47, после чего неохотно вышел из жарко натопленной казармы в морозную ночь. Над крыльцом на столбе горела масляная лампа. В конус света из черноты неба то и дело влетали большие лохматые снежинки и плавно ложились на дорогу.

Виктор вышел из круга света и медленно зашагал по нечищеной дорожке к посту номер два. Тишину зимнего леса нарушал только скрип снега под его ногами да приглушенные расстоянием звуки далекого морского прибоя. Не без труда взобравшись на заснеженный пригорок, где находилась караульная будка, посветил фонариком в темное окошко, выхватив часового. Тот в тулупе с автоматом на плече спит, сидя на табуретке, привалившись спиной к стенке. Караульный, внезапно открыв глаза и не понимая, уставился на офицера. Глаза у него карие, лицо смуглое, а сам он по национальности якут. Это был немногословный рядовой срочной службы Дорсун Тойтох с погонялом Монгол.

Вдруг на минуту Виктор отчетливо представил, как часовой снимает с плеча автомат, передергивает затвор и целится в него. Вполне логично поступит, по уставу, и будет совершенно прав, если выстрелит. Офицер пришел один. Разводящего с ним нет. Какого черта он здесь забыл?! Картина была настолько дикая, что Виктору стало не по себе.

– Есть табачок? – непринужденно спросил Виктор. – Как дела, боец?

– Хорошо, товарищ лейтенант, – смутился якут, жмурясь от света. – Я не курю.

– И правильно! Охраняй дальше. – И Виктор, наблюдая за ним краем глаза, обернулся, собираясь уходить.

«Все, больше никаких проверок, ни с разводящим, ни без него! Вот захотел бы этот солдатик съездить в отпуск на родину – пристрелил бы начальника караула и получил бы поощрение за бдительность. Слава богу, что обошлось!»

Он поднял голову, в просветах между облаками пробивался свет далеких созвездий. На мгновение небосвод прочертил одинокий метеор. Красота! Внезапно наступила гнетущая тишина. Воздух наэлектризовался и загудел, как провода под большим напряжением.

Высоко в небесах раздался оглушительный хлопок, как будто вылетела гигантская пробка из бутылки шампанского, и окрестность залило алым сиянием, высветив сопки на горизонте вплоть до горы Томари. Электрический фонарик в руках лейтенанта внезапно стал нестерпимо горячим, замигал и медленно погас. В небе неподвижно висел странный, приплюснутый металлический предмет. По его кромке быстро проносилась, но уже заметно замедлялась вереница белых огоньков, а под днищем пульсировало багряное свечение. Монгол испуганно выбежал из будки, сняв оружие с предохранителя.

– Товарищ лейтенант, что это за штука? – забормотал Дорсун, дрожащими руками указывая в небо. – Самолет? Вертолет? Может, начальство из Владивостока прибыло?

– Сомневаюсь. Я никогда прежде не видел самолета без крыльев, тем более вертолета без винта. Да и форма необычная, непонятно, за счет чего он держится в воздухе.

Блюдцеобразный аппарат висел неподвижно, пока с едва слышимым жужжанием не стал спускаться к земле, что удивительно, не подняв вокруг себя снежной бури.

– Может, это японцы? – не совсем уверенно предположил Монгол. – А может, пальнуть?

– Я тебе пальну, балда безголовая! Ты вот что, друг любезный, мухой дуй на заставу и немедленно поднимай дежурную роту в ружье, и БТР пусть подгонят! – тут же не раздумывая приказал Виктор, приобняв Монгола за плечи и подтолкнув к тропинке. – А я послежу за этой штукой, чем бы она ни являлась, это дело рук людей. Выполняй, да поживей!

– Так точно, товарищ лейтенант! Все сделаю! – закивал взволнованный якут.

Монгол побежал, пару раз упав в снег от волнения. Виктору сделалось тревожно на душе. Вот так запросто объявиться в закрытой охраняемой зоне, тут явно что-то нечисто. От этого аппарата веяло чем-то чужеродным, не от мира сего, чему здесь просто не место. Когда-то он дал себе зарок, никогда не ставить себя в положение, выход из которого уже зависит не от тебя, но в этот раз он изменил себе, решив подобраться поближе и рассмотреть чудной летательный аппарат. Возможно, это сверхсекретный высотный разведчик американцев, залетевший сюда с Хоккайдо или Окинавы, где находились их военные базы. А иначе как он смог пройти мимо радаров? Ни для кого не было секретом, что США еще с конца сороковых годов много раз тайком вторгались в воздушное пространство СССР с целью разведывательных рекогносцировочных полетов, вот и сейчас, возможно, они придумали что-то новенькое, надеясь, что их никто не заметит. Американцы часто собирали по всему миру образцы грунта и заборы воздуха после каждого атомного испытания на Маршалловых островах, в том числе после подобных испытаний в СССР на Семипалатинском полигоне и на Новой земле. Вероятно, пилот утратил бдительность и его можно захватить в плен, не дожидаясь, пока он поднимет машину в воздух, и ищи его потом, как ветер в поле. За нерасторопность в обезвреживании нарушителя государственной границы начальство по голове не погладит, но в случае успеха возможны варианты вплоть до повышения в звании и долгожданного отпуска домой на Новый год.

Стараясь слишком громко не хрустеть снегом, Виктор взял оружие наизготовку. Он медленно пробирался сквозь колючий кустарник, не сводя напряженного взгляда с подсвеченного места посадки. До него было метров двести, по глубокому снегу путь занял минут пятнадцать, а может, и дольше. К этому моменту разгильдяй Монгол уже должен добраться до заставы или как минимум поднять тревогу. Значит, еще есть немного времени, прежде чем звук машин и погранцов встревожит пилота. Но Виктор зря переживал. Судя по открывшейся картине, пилот и не думал никуда улетать. Высокая, под два с лишним метра, массивная фигура в белоснежной одежде, похожей на тулуп с меховым воротником, согнулась под тяжестью серебристого контейнера. Выйдя из овального проема, человек медленно и не спеша спускался по опущенному пандусу летающего блюдца, как окрестил про себя Виктор вражескую воздушную машину. Вблизи блюдце было огромным, примерно двадцать метров в диаметре и метров пять в высоту, на высоких телескопических опорах и без единого намека на иллюминаторы. Под днищем активно вращался какой-то необычный механизм, с хрустом вгрызаясь в неподатливую холодную землю, а по кромке аппарата с треском проносились короткие конусы молний. Воздух пропитался запахами озона и горелого металла. В радиусе тридцати-сорока метров под ногами стелилась едва видимая серая дымка, создающая иллюзию нереальности происходящего. На покатом металлическом боку блюдца находился ряд выдавленных символов, похожих отдаленно на санскрит. Разглядев нечто сильно напоминающее свастику и звезду в круге, лейтенант искренне обрадовался и немного расслабился. Значит, его подозрения подтвердились и это точно американский шпион, собирающий пробы грунта. После Великой Отечественной войны империалисты взяли к себе на службу много разных нацистских мразей-ученых, в том числе небезызвестного конструктора ракет Фау-1 и Фау-2, штурмбанфюрера СС, верного адепта ракетной программы Третьего рейха и любимца Гитлера, Вернера фон Брауна. Вполне вероятно, что эти нацисты на службе ЦРУ сконструировали что-то принципиально новое, экспериментальное, да за такую богатую добычу точно дадут Звезду Героя.

– Стоять! Не двигаться! Положи ящик на землю!

Виктор выбрался из своего укрытия и с азартом взял на прицел высокую фигуру, стоящую к нему спиной, но к его несказанному удивлению та даже не обернулась, продолжая возиться с серебристым ящиком. Это окончательно вывело из себя лейтенанта.

Потеряв терпение, он дал длинную очередь в воздух.

– Следующая твоя! – пообещал он чужаку. – Я серьезно. Руки вверх, чтобы я их видел.

Лишь после этого фигура застыла и как бы нехотя обернулась. Медленно подняв руки над головой, с удивительно узкими ладонями и пальцами, на которых красовался изящный маникюр длинных ногтей, что-то проскрипела в ответ на непонятном языке. Лицо пилота скрывала однородная, зеркальная маска, словно покрытая хромом.

Виктор с изумлением разглядел, что у чужака не ногти, а самые настоящие изогнутые когти и ладони были шестипалыми с двумя отстающими фалангами, да и сами пальцы очень гибкие, больше похожи на щупальца.

– Немедленно сними маску! Только медленно, без резких движений.

Чуть помедлив, пилот нехотя откинул свое зеркальное забрало, оно как будто втянулось ему за воротник. Когда лейтенант увидел его лицо, от ужаса он вдавил крючок на оружии. Короткая очередь, и пули звонкой дробью ударили по металлу блюдца, высекая из него искры и рикошетя по сторонам. Ни одна выпущенная пуля не задела чужака, который все так же безучастно стоял, опустив руки, что еще сильнее выбивало из колеи.

«Что за чертовщина? Я же держал его прямо на мушке и стрелял в упор!» – ахнул про себя Виктор, пытаясь унять бурю чувств, а вслух пробормотал в смятении:

– Ты что, пуленепробиваемый? Что все это значит? Ты вообще, что здесь делаешь?

Раздалось неразборчивое скрипение, после чего зазвучали вполне понятные слова:

– Успокойся, существо. Низший. Без страха. Мохаба. Альбиро. Три. Шесть. Сигма. Ноль. Есть разрешение, – отчетливо и бесстрастно шелестел голос на чистом русском языке, но речь его звучала только в голове человека, отдаваясь вибрирующим эхом в затылке, что стало последней каплей для бедного Виктора.

Он стоял на месте, словно громом пораженный, открыв рот, как деревенщина. Его тело сковал странный паралич. Он не мог пошевелиться.

– Как твое имя? – выдохнул Виктор, ощущая, с каким трудом дается каждое слово.

За спиной медленно нарастал приближающийся рев и лязг гусеничного бронетранспортера БТР-50, разрезающего тьму и густой снегопад лучом мощного прожектора, целенаправленно двигаясь в сторону приземлившегося блюдца. Остальные пограничники, кто не смог разместиться в вездеходе, ведомые Монголом, бежали чуть поодаль развернутой цепью, то и дело с матом проваливаясь в глубокий снег – наверняка жалея, что не успели надеть лыжи. Громкий лай служебных собак вносил дополнительный шум в общую какофонию звуков, но ничего из этого лейтенант уже не слышал. Гипнотический голос полностью завладел его сознанием, парализуя конечности.

Фигура, немного поспешно вернув маску на лицо, с тревогой уставилась долгим взглядом на источник приближающегося шума. Неспешно подойдя к застывшему лейтенанту и возвышаясь над ним, словно колосс рядом с лилипутом, существо уверенно обхватило голову человека ладонями.

– Сигма. Ноль. Мое имя… – От ладоней стал исходить нестерпимый жар.

Последнее, что услышал Виктор, перед тем как провалиться в холодную тьму, были приглушенные автоматные очереди и обезумевший лай и визг испуганных собак.

Бесшумно лавируя между лежащими на снегу телами людей и собак, чужак прислушался к тишине, ловя ладонями падающие снежинки. Недовольно посмотрел в сторону работающего на холостом ходу БТР, и двигатель машины внезапно зачихал и заглох, а прожектор на крыше погас. Теперь ничто не нарушало покоя и умиротворения.

Вернувшись к серебристому контейнеру, он откинул крышку и медленно извлек из него стальной шар из черного металла. После чего скинул в отверстие, проделанное буром в промерзшей почве. Извлекая из складок одежды предмет, отдаленно похожий на пистолет, поочередно подходил к каждому человеку и неспешно делал укол в шею.

Закончив все свои дела, пилот вернулся на борт необычной воздушной машины. Бесшумно и стремительно взмыв в небеса, чуть повисев на высоте пары сотен метров над островом, блюдце растворилось в воздухе в вихре алого свечения и с громовым хлопком, тяжело прокатившимся по всей округе. Еще через пару минут люди стали постепенно приходить в себя, растирая шеи и удивленно вертя головами, не понимая, как оказались лежащими на улице, в снегу, еще пять минут назад пребывая в теплом помещении. Память о последнем часе их жизни была полностью стерта.

Глава 1. Таинственный остров

Остров Шикотан. 11 января 1957 года

Командующий войсками Сибирского военного округа генерал армии Петр Ильич Кошевар был чрезвычайно встревожен своей неожиданной и секретной командировкой на Богом забытый островок в Охотском море. Еще буквально вчера он был в Хабаровске на важной встрече с высокопоставленными китайскими и корейскими товарищами, когда по спецсвязи из Москвы его вызвал Никита Сергеевич и сообщил, что все переговоры завершит министр обороны Жуков, а Кошевару надобно немедленно вылететь на остров Шикотан, на котором произошло серьезное ЧП, впрочем, от других подробностей Хрущев воздержался. Докладывать о результатах он поручил ему лично, что уже говорило о необычности происходящего. Обычно командующим округов такого ранга не поручали с виду тривиальные задания вроде инспекций крохотных пограничных гарнизонов, тем более в богом забытой дыре на краю земли. Петр Ильич сразу смекнул, что дело тут намного серьезнее, чем могло показаться на первый взгляд. Возможно, замешана большая политика, ведь рядом находилась Япония.

В 1950-х годах образовались два основных военно-политических блока – НАТО и Варшавский Договор, которые находились в состоянии постоянного противостояния. Начавшаяся в конце 1940-х годов холодная война в любой момент могла перерасти в «горячую» третью мировую. Активно шло военное противостояние не только на земле, в море и под водой, но в первую очередь в воздушном пространстве. СССР являлся единственной страной, ВВС которой были сравнимы с Военно-воздушными силами США. Возможно, что ЧП как раз и связано с заклятыми друзьями из-за океана, почти еженедельно проверяющими воздушный щит СССР на прочность, в том числе в районе Курил, вылетая с военных баз, расположенных на Японских островах.

Так как на Шикотане не было аэродрома, добирались туда с материка преимущественно на кораблях. Однако море в это время года неспокойное, и генерал Кошевар решил отправиться на задание на вертолете, хоть его помощники всячески и отговаривали его от этой затеи, пугая штормовыми сводками и умоляя подождать пару дней. Сопляки. Он прошел всю войну, начиная с сорок первого года, выполнил ряд сложнейших боевых задач, участник Тихвинской операции. С июля 1942 года – командир 24-й гвардейской стрелковой дивизии, воевавшей на Волховском, Сталинградском и Южном фронтах. Отличился при штурме Сапун-горы под Севастополем и взятии Кенигсберга, за эти сражения получил звания и звезду Героя Советского Союза. А его плохой погодой будут стращать? Правда, справедливости ради стоило отметить, что новейший на тот момент времени вертолет Ми-4 и вправду не очень уверенно справлялся с непогодой, зубодробительно дребезжал винтами, содрогаясь всем корпусом, преодолевая встречные порывы ветра, иногда проваливаясь в воздушные ямы и клюя носом к земле.

Стиснув зубы, Петр Ильич мужественно терпел все тяготы и неудобства перелета, пока один из его сопровождающих, стараясь перекричать гул винта, не указал на пыльный иллюминатор. На морском горизонте из туманной дымки медленно вырастал в размерах темный силуэт Шикотана. Выглядел остров как-то мрачно, жутковато и неприветливо. Курилы вообще таят в себе неисчерпаемое количество загадок. Особенно все, что связано с японскими фортификационными сооружениями периода Второй Мировой войны. Именно из бухт Курильских островов японские эскадры уходили в бой с линкорами США. Именно на Курильских островах Шумшу и Парамушир советские десантники столкнулись с жесточайшим сопротивлением японских императорских элитных подразделений. Именно курильский остров Матуа до сих пор таит в себе секреты лабораторий японских ученых-ядерщиков… Настоящая терра инкогнита.

– Красиво, правда? А какая здесь рыбалка! – не переставал нахваливать полковник Степан Анатольевич Булганин, командовавший пограничными войсками в Приморье. – Петр Ильич, не откажи посетить Итуруп, там образцовая воинская часть, а еще отличная банька…

– Да что вы меня своими образцовыми частями соблазняете! – раздраженно пробурчал генерал, ощущая тошноту. Еще немного тряски – и придется просить пакет, чтобы не опозориться. – Ты мне вот что лучше расскажи, Степан Анатольевич, если у тебя тут все так образцово, шито-крыто в землю врыто, как ты меня пылко уверяешь, почему ходят слухи, что у тебя тут бардак, шпионы повсюду, всякие японские диверсанты шныряют, как у себя дома?

Полковник побледнел и выпрямил спину под суровым прямым взором генерала.

– Виноват, товарищ генерал, случается, чего греха таить. Американцы обычно облетают нас стороной, хотя всякое бывает, а вот япошки… Эти недобитки империалистические устраивают дерзкие вылазки и кровавые провокации. Двоих пограничников караульной смены год назад порешили ночью прямо на постах во время дежурства. Молодые еще ребята были. Каждому и двадцати не исполнилось. А этих ниндзя-самураев хреновых мы, конечно, выследили и всю группу ликвидировали, но осадок остался. Не дают нам расслабляться. Заплывают на Шикотан и Итуруп, в связи с чем была повышена круглосуточная боеготовность на вышеназванных островах. Но помилуйте, чтобы они себя здесь чувствовали развязно, как дома? Мы им перца всегда готовы отсыпать, так что не забалуют…

– Ладно, знаю я это все. – Петр Ильич поморщился, схватившись руками за поручень, когда вертолет стал резко заходить на посадку, раскачиваясь из стороны в сторону. – Об одном тебя прошу, голубчик, чтобы там внизу ни произошло, пусть все причастные к этому помалкивают. Под твою личную ответственность. Понял? И так земля слухами полнится, а тут еще это напасть. Тебе надо такое внимание? Вот и я считаю, что нет. Москва недовольна тем, что творится в твоем огороде под названием Курилы. На месте все проясним, мне надо уже вечером отправить радиограмму во Владивосток. Хоть бы понять, с чем придется работать. Мне ведь, как и тебе, ничего не сообщили. Лети туда не знамо куда… Понимаешь?

– Будем стараться, товарищ генерал! Приказать растопить баньку по прилету?

– Валяй, Степан. Я завсегда баньке рад. Но сначала работа!

– Так точно, работа! Только, товарищ генерал, как говорят французы, даже самая прекрасная женщина на свете не может дать больше того, что у нее есть.

– Но зато она может дать дважды! – лукаво поправил Кошевар, и оба рассмеялись.

Полковник Булганин заметно оживился и приободрился, хоть страх перед всесильным генералом в глубине души и остался. Дай бог, чтобы это оказалось рядовое происшествие вроде тех же японцев, которые, честно говоря, и вправду обнаглели. Намного хуже, если здесь замешаны американцы, с ними всегда было полно проблем.

Генерал, отвернувшись, безучастно наблюдал в иллюминатор, как за снежной пеленой белесой мути медленно увеличивается в размерах темный силуэт суши. Напевая про себя любимую фронтовую песню «Любимый город», которую часто играл дома в кругу семьи на гитаре, невольно вспомнил и о ее создателе, подарившем ее советским людям.

Петр Ильич познакомился с поэтом Евгением Ароновичем Долматовским, придумавшим слова песни в далеком 1945 году, в Берлине во время подписания акта о капитуляции Германии. Евгений Аронович в то время был военным корреспондентом, тогда как Петр Ильич – боевой командир, окончивший войну в звании генерал-лейтенанта, впоследствии командовавший сводным полком Третьего Белорусского фронта на параде Победы. Евгений Аронович в беседе рассказал о том, как его до войны пригласили в Киев, на съемки картины «Истребители» – режиссера Эдуарда Пенцлина, который захотел, чтобы в одной из сцен на выпускном вечере юноши и девушки спели что-то о прощании со школой. Беззаботная весна тридцать девятого года, цветущие каштаны, довоенный Киев. И еще невозможно себе представить, что скоро по Крещатику будут вышагивать под свои бодрые марши немецкие солдаты, а весь город – лежать в руинах. На киностудии Евгению Ароновичу показывают материал, он знакомится с исполнителем главной роли Марком Бернесом и уже известным на тот момент композитором Никитой Богословским. Они быстро придумывают песню школьников, которую те должны петь.

Все идет благополучно: заказан хор, начались репетиции, съемка. Но Марку Бернесу, играющему роль летчика, очень хочется спеть другую песню – свою, про летчиков. Они бродят по ночному веселому Киеву, спорят, какой она должна быть, эта песня. Режиссер вообще-то не против, но никак не определит, что за песня нужна и нужна ли вообще.

Наконец, стихи написаны, Никита Богословский создает замечательную музыку. Но песня не нравится директору студии. «Нет мужества! – заканчивает он обсуждение. – Да и поздно. Снимать некогда – план есть план». Тогда авторы на свой страх и риск просят снять песню на кинопленку за их собственный счет. До последнего момента не решен вопрос о том, войдет ли она в фильм. А пока все работники студии уже вовсю поют «Любимый город». И все-таки картина выходит на экраны с этой песней.

К весне 1941 года песня «Любимый город» стала широко известна. И вдруг появляется распоряжение – песню запретить. Евгений Аронович, пользуясь старым знакомством, звонит секретарю Московского комитета партии Александру Щербакову. «Песню не запретят, – выслушав его, успокоил Щербаков и добавил после паузы: – Смотри, как бы не устарело “Любимый город может спать спокойно”».

Евгений Аронович как-то сказал: «Много хлопот принесла мне потом эта строка. Во время жуткой бомбежки на Дону я был у десантников-парашютистов. Только пробрался к ним – и сразу плашмя на землю в грязь на несколько часов. Немецкие самолеты идут волнами, бьют по переправе, по автоколоннам, по войскам. Я никого здесь не знаю, лежу среди незнакомых людей. В секунду затишья кто-то из офицеров поднимает голову и под хохот десантников изрекает: «Вот бы сейчас поэта сюда, того, что ”Любимый город может спать спокойно” написал». Настаивать на своем авторстве я не стал…» – под смех закончил рассказ Евгений Аронович, в то время как в его глазах притаились скорбь и печаль.

Натужно меся влажный воздух винтом и завывая перегретым двигателем, вертолет аккуратно коснулся колесами почвы, занесенной снегом и наледью, после чего окончательно застыл на месте, слегка раскачиваясь под налетающими шквальными порывами ветра.

Первыми из вертолета выбрались трое вооруженных АК-47 бойцов ОСНАЗ из радиотехнического полка специального наблюдения 2-го отдела радиоразведки ГРУ. Это были мрачные, неразговорчивые парни, все в звании старших лейтенантов. Они привезли с собой на остров запасное радиооборудование и выполняли негласную роль личных телохранителей генерала. Помимо полковника Булганина, на борту находились личный помощник и адъютант генерала подполковник Чердынцев, четверо солдат погранслужбы и двое товарищей, которых генералу навязали в качестве сопровождающих с туманной формулировкой специалистов по технической части. Владимир Иванович Серов и Александр Кузьмич Шелепин. Оба были из комитета госбезопасности, но одеты в гражданскую одежду.

Делегацию никто не встретил и транспорт не подогнал, что лишь обострило и без того дурное настроение генерала. Кутаясь в зимнюю генеральскую шинель, небрежно накинутую поверх кителя с орденами, он грузно спустился по лесенке, тоскливым взором окинув безжизненные, туманные окрестности острова. Несмотря на разгар зимы, в этих краях был достаточно теплый и приятный морской климат. Шикотан – один из островов малой Курильской гряды, которую так желают вернуть себе японцы. И неудивительно: несмотря на то, что клочок суши небольшой, он настолько красивый и интересный, что, посетив его один раз, хочешь вернуться сюда снова. Остров покрыт сопками, самая высокая из которых – гора Томари. На военных картах помечена как 412-ая сопка. Береговая линия сильно изрезана. Самое интересное место на Шикотане – мыс Край света. Мыс действительно похож на край света – скалистый, уходящий в океан. Из воды неподалеку возвышается красивая каменная арка. Вместо обычной травы весь остров покрыт густыми зарослями бамбучника. Деревья приземистые и имеют необычную форму из-за частых ветров и тайфунов. Самое уникальное растение – ипритка. Когда-то его вырастили японцы, чтобы избавиться от змей. В июле, когда растение цветет, в атмосферу выделяется газ иприт, которого змеи не переносят. В итоге змеи исчезли, а растение осталось. Попав на кожу человека, иприт оставляет чешущийся ожог. Но его нельзя чесать или мочить, иначе он разрастается. На Шикотане не бывает сильных и долгих морозов. Зимой минимальная температура воздуха достигает минус пять градусов. А вот снега на острове так много, что можно прыгать в сугробы с крыш домов, но снег может быстро растаять, превратив всю местность в непроходимое грязевое болото. Бывает и такое, что дождь идет несколько дней без остановок вперемешку со снегом и градом. Август и сентябрь – самые жаркие месяцы. Можно загорать и купаться в море. Зато, если спустился туман, станет невозможно спокойно гулять по улице: на расстоянии вытянутой руки ничего не видно. Очень часто здесь бывают землетрясения. Пограничники и немногочисленные местные рыбаки к ним привыкли, поэтому, когда ночью начинает трясти, все продолжают спать в своих кроватях, не слишком переживая. На берегу Шикотана расположены лежбища морских котиков. В море плещутся дельфины и касатки, их можно увидеть с берега. Дельфины вообще очень любят людей. Когда путешествуешь на корабле, они сопровождают его, прыгают вдоль бортов и привлекают внимание людей. Это поистине незабываемое и волнующее зрелище.

И лишь одно омрачало радость – неведомое событие, ради которого Москва не поленилась отправить сюда целую группу высокопоставленных офицеров для расследования загадочного происшествия. Пока же стоило заняться самым насущным – добраться наконец до пограничной заставы и всыпать ее командиру за нерасторопность при встрече высокого начальства. Еще вчера специально отправили три радиограммы о прибытии вертолета. Безобразие. Высшая степень разгильдяйства. Сейчас точно у кого-то полетят звезды с погон.

– Ну? – не переставал сердиться генерал, расхаживая кругами вокруг подавленного Булганина. – И где твои артисты, тудыж их растуды? Черте что тут у вас творится, Степан Анатольевич. А вы мне еще оправдания лепите, своим образцовым хозяйством хвастаете. Не топать же теперь целый километр до заставы по грязи и снегу, раз не получилось приземлиться ближе. Похоже, плакала ваша банька. Вместо нее устроим прилюдную порку.

Полковник, с каждой секундой потея под фуражкой, открыл было рот, чтобы снова начать подобострастно извиняться за задержку с транспортом, когда до слуха людей долетел долгожданный звук мотора автомобиля. Обрадованно замахав руками приближающемуся старенькому ГАЗ-69, называемому в армии в шутку «козлом», Булгинин сначала приободрился, а потом с опаской и изумлением посторонился, когда машина на полном ходу пролетела мимо стоящей группы людей, на прощание щедро окатив жидкой грязью брюки генерала. И не останавливаясь, с рыком понеслась дальше, пока не скрылась из виду за ближайшими холмами. Полковник успел заметить, что автомобилем управлял круглолицый, толстощекий солдат азиатской национальности, то ли якут, то ли эвенк, явно находившийся не в себе, с выпученными за лобовым стеклом глазами и лихорадочным румянцем на смуглых щеках. Он бешено крутил баранку руля, едва не врезавшись в группу бойцов, в последний момент свернул в сторону, тем самым избежав столкновения и жертв.

Генерал молча, с каменным лицом подошел к бледному, опасливо сглотнувшему полковнику и вложил в его руки свой портфель из крокодиловой кожи.

– Интересное, очень интересное… – бурчал генерал, задумчиво поглядывая в сторону умчавшейся машины с бешеным водителем.

– Что интересное?

– Кино! – рявкнул Петр Ильич и молча зашагал в сторону заставы.

Ему не терпелось дать по шапке виновному во всех этих возмутительных безобразиях. Если и в других частях окажется подобная плачевная дисциплина, неудивительно, что на Курилах столь слабая боеготовность, и понятна озадаченность Москвы. Может, и не зря он сюда прилетел.

– Товарищ генерал! Куда же вы? – придя в себя, вопрошал его помощник Чердынцев. – Может, другая машина приедет? Что нам делать с оборудованием?

– Вот и стойте, Виктор Семенович, ждите свою машину хоть до следующего утра, а я быстрее дойду на своих двоихх. Чем скорее сниму чью-то голову с плеч, тем быстрее вернемся на материк. Не успели сюда прибыть, а меня здесь уже все бесит. Скажите пилоту, чтоб не дал двигателю остыть. Я собираюсь сегодня же вернуться назад. И если этот ненормальный дуралей за рулем автомобиля не уймется и еще раз появится, разрешаю применить силу.

Подгоняемый жарким гневом, Петр Ильич, пыхтя и задыхаясь от усердия, упрямо и целенаправленно взбирался на вершину чахлой рощи на холме, там находилась застава. За ним тенями неотступно следовали трое бойцов ОСНАЗ, не выпуская шефа из вида. Заставу уже можно было разглядеть и без всякого бинокля. На минутку генерал остановился перевести дух и восхищенно окинул взглядом великолепную бухту, над которой с криками носилась стая чаек. Подойдя к краю скалы, где десятью метрами ниже с грохотом разбивались о камни волны прибоя, поддавшись внезапному порыву, с опаской заглянул вниз. Он долго не мог рассмотреть, что за светлый предмет среди свинцовых вод привлек его внимание, а когда сообразил, то обомлел, ощутив минутный страх. В прибрежной пенной полосе, в небольшой спокойной заводи меж камней раскачивалась на волнах безволосая человеческая голова без туловища. Волны катали белую, словно мел, голову из стороны в сторону, как мячик, поворачивая в небо то лицом, то затылком.