Текст книги "Знак с той стороны"

Глава 11
Скорбная обитель

Опустел дом без Ады Романовны. Спальня ее закрыта, туда уже несколько дней как никто не заходит. Прислуга разговаривает шепотом и скользит бесшумно, на цыпочках. Сидит на кухне в основном, гоняет чаи, а иногда и покрепче, вспоминает былое. Вика здесь за главную по причине возраста и близости к покойной хозяйке. Зоя накрывает большой стол, жарит что-нибудь, котлеты или просто кусок мяса; Петр, садовник, жидковатый и хмуроватый мужичонка средних лет, разливает водку. Пьют за упокой души хорошего человека Ады Романовны, пусть земля ей пухом. Света сразу пьянеет и порывается рассказать про шаги в коридоре – Тина говорила, – и про знаки, в смысле, про разные скрипы, шорохи и звуки. Шофер Славик, белоголовый, румяный, очень юный, все время глупо хихикает, а Вика машет на Свету рукой – угомонись, мол.

– Какие шаги! Дурная ты, Светка! – говорит она степенно. – А Тина твоя не верит ни в бога, ни в черта, безбожница, стебалась, а ты и уши развесила.

– Говорят, дом построен на старом кладбище, – не сдается Света. – Прямо на могилах. Когда бульдозер работал, говорят, было полно человеческих костей.

Зоя крестится и смотрит на темное окно.

– Глупости! Да што ж ты глупости-то всякие повторяешь! Петр, тебе попадалось… что-нибудь? Ты ж все время в земле роешься. Попадалось?

– Кости в смысле? Черепушки? Ну, были две или три штуки, попадались. На дальнем конце.

Света ахает и зажимает рот рукой. Славик снова глупо хихикает.

– Полно врать-то! – повышает голос Вика. – Какие черепушки? Человечьи?

– Не-а, не человечьи. Не знаю чьи, может, собачьи. Маленькие.

Славик продолжает хихикать. Он опьянел, раскраснелся, чуб потемнел от пота; ему жарко.

– То-то! А ты, Светка, глупостей не повторяй, а своими мозгами раскинь, поняла? И держись от этой вертихвостки подальше, она тебя до добра не доведет. Ада Романовна жалела, что подобрала ее, а уж как эта над ней издевалась! Как за добро заплатила! Не приведи господь! Ада Романовна терпела все ради сынка покойного да по доброте своей. Вроде как любил он эту Тину, последняя связь с ним. Говорили, она беременная от него была, а только я никогда не верила, у таких гулен детей не бывает. Просто денег хотела выдурить. Я не раз говорила: да гоните вы ее, Ада Романовна, к чертовой матери! Между нами… – Вика почти шепчет. – Между нами, она ей пообещала денег на бизнес, как раз перед смертью. Да господь не допустил.

– На какой бизнес? – спросила Зоя.

– Вроде моделька она, на модельный бизнес. Ну, там, студию открыть или журнал модный. Да какая она моделька! Профурсетка! Знаем мы таких. Ада Романовна ее видеть больше не желала. А эта сказала, что подумает и сообщит, сколько ей надо. И все так с издевочкой, с подколочкой! Нет чтобы спасибо сказать, нет! Рот кривит, усмешечки строит…

– А ты откуда знаешь? – спросил Петр, ухмыляясь.

– Аде Романовне стало плохо за завтраком, и я дала ей лекарство, а они как раз об этом говорили. Ну, я и услышала. А теперь не обломится ей. Андрей теперь за хозяина, а с него взятки гладки. Удавится, а не даст, мало ли что покойная хозяйка кому обещала, на всех не напасешься.

– Она что, ему все оставила?

– Не-а, – Вика понизила голос. – Кое-что оставила, но не все. Андрей сказал, всем оставила. А еще… – Вика еще более понизила голос. – А еще Ада Романовна наняла частного сыщика, чтобы найти сына покойного Николая Андреевича!

Славик фыркнул; Зоя снова перекрестилась.

– Я видела, здоровый такой мужчина! – воскликнула Света. – Я еще подумала: а это кто такой? Заперлись в кабинете, шу-шу да шу-шу, и адвокат с ними. Он его и привел.

– Когда это он успел сына родить? – спросила Зоя. – От любовницы?

– Какая любовница, ты чего! Еще до Ады Романовны. Он бросил первую семью, а теперь Ада Романовна решила найти его сына и завещала ему бизнес.

– Да ты что! – ахнула Зоя.

– Совесть, видать, замучила, – заметил Петр и потянулся за бутылкой. – А жертву-то и не приняли… – Он вздернул брови и покачал головой.

– А если не найдут? – спросил Славик. – Тогда чего? Кому тогда деньги?

– На нет и суда нет, – отрезала Вика.

– Ты думаешь, Андрюха будет его искать? – ухмыльнулся Петр. – А ему что за выгода?

– Будет. Там вроде так хитро завещание составлено, что должен найти. Андрей любил Аду Романовну, ничего не скажу, сразу было видно. Она ему вроде матери стала, уж так помогала, так помогала – не передать. Искать-то он будет, Ада Романовна вроде назначила комиссию, чтобы присматривать, ему и деваться некуда, но, чует мое сердце, обжулит. Он же все входы-выходы знает, сейчас все хозяйство на нем, вот и прилипнет к рукам. И не докажешь потом.

– А что с домом? – спросила Зоя. – Продадут? А с нами как?

– Андрей сказал, продадут. Ему дом не нужен. Сказал, заплатит нам за целый год и еще премию. Ада Романовна позаботилась.

– Слава богу! – воскликнула Зоя.

– Я бы тоже продала, – сказала Света. – Плохой дом.

– А я бы не продала. Шикарный дом! Мебель, ковры, одних ваз китайских дорогущих с десяток! Вот так живет человек, жилы из себя тянет, света белого не видит, а потом раз – и нету! И передать добро некому… – Зоя пригорюнилась.

– Давайте, девчата, за упокой, – предложил Петр. – Печальный факт, ничего не поделаешь. Но, как говорят в народе, все там будем.

Они выпили.

– Завтра в десять придет автобус, чтобы все были готовы! – напомнила Вика. – Прощание в главной «Форели», отпевание, потом на кладбище. После похорон назад в «Форель» на поминки. Чтоб никого не ждали.

– Ты говорила. «Форель», которая на площади?

– Ну. Фуршет.

– Фуршет на поминках? – удивилась Зоя.

– А куда ты всех поместишь? Народу прорва придет. Своих одних чуть не полтыщи, теперешние, и пенсионеры еще подтянутся. Ничего, фуршет не фуршет, а водки на всех хватит.

– А вот тут извини, подвинься, – сказал Петр. – Водки всю дорогу не хватает. Особенно на смурных мероприятиях. Горе-то чем заливают? Водкой! То-то и оно. И как начнут все в три горла заливать, сами понимаете.

– А тебе лишь бы надраться! – фыркнула Зоя. – Других проблем в жизни нету. А начальство городское будет?

– Тех отдельно, в «Английском клубе».

– Конечно, куда ж им с трудящими, – усмехнулся Петр. – Слуги народа!

– Света, скажешь этой, автобус в десять, а то проспит, – приказала Вика.

– Да я сказала уже. Не проспит, я разбужу.

– А чего сюда к нам не позвали? – поинтересовался Петр.

– Да я звала, она не захотела.

– Не захотела так не захотела. Была бы честь предложена.

– Ты, я смотрю, дружбу с ней водишь. Смотри, Светка, нахлебаешься! Она девка ушлая, а ты у нас простая, тебе с ней не тягаться, – Зоя покачала головой.

– Чего это простая, – огрызнулась Света. – Обыкновенная. Ты у нас очень сложная!

– Ага, затащит тебя в путаны, – хихикнул Славик. – Говорят, они деньгу приличную зашибают. Или в стриптиз. Моделька!

– Типун тебе на язык! Дурак! – обиделась Света.

Они долго еще сидели на кухне, поминали Аду Романовну, пили за упокой ее души. Потом гоняли чаи с яблочным пирогом. В полночь Вика скомандовала:

– Все, хорош гулять. Надо выспаться, завтра день тяжелый, пережить бы. Петр, давай, до свидания!

Петр нехотя поднялся:

– Ты, Вика, как всегда, все испортишь. Слав, идешь?

Ушла к себе Света. На кухне остались Вика и Зоя.

– Я останусь ночевать, пожалуй, поздно, – зевнула Зоя, которая жила в городе. – Еще прибирать… Ну, Петруха накурил, аж в глазах темно. А Славка – чисто свинья! Накидал тут огрызков, не разгребешь!

Она распахнула окно. В дом ворвался холодный ночной воздух.

– Снег вроде пошел, – сказала она, высунув руку наружу. – Зима на подходе. Холодает. Завтра обещали минус три. На кладбище холодрыга будет, надо одеться. Бедная Ада Романовна, упокой, господи, ее душу! Хорошая была женщина. Строгая, но справедливая.

– Хорошая. Я помогу, Зоя. Конечно, оставайся, куда тебе ночью. Можно в гостиной на диване.

– Еще чайку? – спросила Зоя. – Все равно не заснуть.

– Давай, – согласилась Вика.

– Слушай, а правда, что к ней ночью муж приходил? – спросила Зоя, оглянувшись на дверь. – Светка говорила. И музыка была, она сама слышала. Из музыкальной шкатулки.

Вика не ответила, раздумывая. Потом решилась:

– Приходил! Она с ним разговаривала. Я ночью всегда проверяла, как она, ну, там лекарства дать или воды… и вообще. Слышу, а за дверью вроде как голос. Меня так жаром и обдало! И ноги подкосились. И музыка… Вроде как была музыка. Он ей музыкальную шкатулку подарил на свадьбу, на тумбочке стоит, там жених и невеста вальс танцуют.

– Ужас! – выдохнула Зоя. – А ты и его слышала?

– Нет, только ее. Не все слова, вроде просилась, голос такой жалобный и плачет. Прощения просила. А наутро сама не своя, синяки под глазами, напуганная, руки дрожат… Конечно, страшно!

– За что прощение-то?

– Видать, за сына его, что отца лишила. Потому и искать бросилась. Я и не знала, что у него сын был. Да и своего упустила, Севку, пусть земля им пухом…

– Говорят, он пил?

– Севка? И пил, и чего похуже. Над отцом издевался, называл неудачником, а Николай Андреевич ему: сынок, сынок, как же так, а сам чуть не плачет. А он его матом! Он после смерти Севки совсем сдал. Они оба сдали. Николай Андреевич ушел, а теперь вот и Ада Романовна, как выморило всю семью…

– Видать, за грехи, – прошептала Зоя.

Вика многозначительно вздернула бровь.

– А правда, что у Ады Романовны рак был?

– Правда. Рак желудка. Но доктор говорил, с полгода еще протянет. Тут она и кинулась сына Николая Андреевича искать. Она все про себя знала.

– Ошибся, видать, доктор. А если еще и мужа ночью видела… Это он ее к себе забрал. А эта, Тина, что с ней теперь будет?

– А что с ней станется? Ничего. Как пришла босая, так и уйдет босая. Ада Романовна ей денег обещала, я сама слышала, лишь бы с глаз долой, так она ей въелась. А теперь… что ж! Теперь ничего. Дрянная девка все-таки! – Она вздохнула. – Все, Зоя, отбой. Хорош, спать пора, хоть пару часиков урвать. Я тебе постелю в зале, на диване. Спокойной ночи!

Глава 12
Истоки

– Дрючин, что такое «Экскалибур»? – спросил за завтраком Шибаев Алика Дрючина.

– Ты уже спрашивал, это волшебный меч…

– Я помню. Какую организацию, по-твоему, можно назвать «Экскалибуром»?

– Что-то связанное с силой и оружием, – ответил Алик. – Охрана, телохранители, оружейный магазин или мастерская. А что?

– В бумагах Николая Андреевича квитанция из этого «Экскалибура», плата за услуги. Девять лет назад он зачем-то туда обращался…

– Ши-Бон, не майся дурью! Это же старье. Посвежее ничего не нарыл?

– Посвежее ничего нет. Придется искать по фамилии, и еще надо бы найти тех, кто с ним работал. Двадцать шесть лет – большой срок.

– Не такой большой, вполне можно найти. Они должны помнить его первую жену… Хоть кто-то! Может, и ребенка видели. Представляешь, Ши-Бон, живут они себе спокойно в нашем городе, у всех на виду… В смысле, бывшая жена и сын. Найти – пара пустяков!

– Ладно, Дрючин, не парься. Найдем и поговорим. Пара пустяков и есть.

– С чего начнем? – бодро отозвался адвокат.

– Поговорю с Викой, домоправительницей Ады Романовны. Может, что-нибудь всплывет. Кстати, сегодня в одиннадцать похороны.

– Пойдешь?

– Надо бы. Будут те, кто когда-то у нее работал. Вот мы наших свидетелей там и выловим. Хочешь со мной?

Алик поежился и пробормотал, что занят.

– Ладно, Дрючин, живи пока, – сказал Шибаев. – С тебя ужин. Погода собачья, тем более на кладбище. Не забудь чего-нибудь для обогрева.

– Ладно. К Яне не собираешься?

– К Яне? А что, нужно?

– Ты думаешь, я ничего не вижу? – хмыкнул Алик. – Ты даже Жанне не позвонил из-за нее.

– Откуда ты знаешь, что не позвонил? Как раз позвонил.

– И что?

– Поговорили.

– О чем?

– О жизни, Дрючин, о жизни. Я ей сказал, что с замужними дамами не путаюсь.

– Так и сказал?

– Так и сказал, ты меня знаешь, я за устои. А ты сам к Яне не собираешься? Может, еще фотки какие нужны? В офисе повесить, у нас тут тоже можно. Вон, стены пустые. В разных позах.

– Я подумаю, – ответил Алик.

…Шибаев рассматривал людей, собравшихся проводить Аду Романовну.

Некоторых он уже знал. Толстая заплаканная Вика, шмыгающая в носовой платок, об руку с крупной женщиной в зеленой куртке. Андрей Богданов с непокрытой головой и мокрыми стеклами очков, очень бледный, озябший даже на вид. Важный мэтр Рыдаев в широченном кожаном реглане издалека кивнул Шибаеву. Батюшка в светлых ризах, с большим крестом на груди. Бьющий по нервам неровный плоский звук духовых.

На несколько мгновений прекратился ледяной дождь, разошлись тучи, из открывшегося небесного колодца копьем упал на землю светлый луч. Глухо ударили в крышку гроба мокрые комья. Оркестр замолчал, был слышен лишь скрежет лопат, гребущих землю. Народ с облегчением зашевелился и стал отодвигаться от ямы. Шибаев опытным взглядом выхватил из толпы немолодого мужчину с белой головой – тот вытирал глаза пальцами – и стал протискиваться к нему.

…В главную «Форель» они уехали вместе на машине Шибаева. Мужчину звали Семен Григорьевич, когда-то работал он у Ады Романовны бухгалтером, ныне на пенсии. Он согрелся и с удовольствием рассказал, как они с Адой Романовной вместе начинали бизнес.

– Почти тридцать лет, с самого начала с Адой Романовной, помню, только-только разрешили частные предприятия. Она взяла кредит и открыла маленький ресторанчик, как сейчас помню, назывался «Харчевня». Народ ломился, всем было интересно. Качество блюд замечательное, доложу я вам! Сейчас уже не то, кормят народ чем попало. На первом этаже выкупили две квартиры, даже не в центре, чуть не в пригороде, в пятиэтажной хрущобе. Недолго мы там были, жильцы нас со свету сживали: «Капиталисты, буржуи!», проклятия, доносы каждый день строчили, что спать мешаем, музыка громкая, вонь из кухни. Окна били несколько раз. Классовое чутье проявляли. Сейчас уже и не помнит никто, как оно начиналось… Николая Андреевича? Колю Руданского? – переспросил он. – Конечно, помню. А зачем вам?

Шибаев объяснил.

– Вона как! – покивал Семен Григорьевич. – Хорошее дело, правда, поздно. Коли уже нет, а теперь и Ада Романовна ушла. Она командир была, а Коля – добродушный, смешливый, женщин любил. Работал у нас механиком, руки золотые. А ее уже возраст поджимал, о семье подумать следовало. Ну, она его и женила на себе. У него уже была жена, у нас работала, совсем простая, посудомойкой. Фамилии у них разные были, говорили, что нерасписанные жили. Звали ее Маня – маленькая была, худенькая, какая-то перепуганная. Да всего раз или два ее видел, а шофер Рудик – был у нас такой – сказал, что она крутит с Колей Руданским. Я, помню, еще удивился: Коля из себя видный был, а она никакая. Совсем простая, из деревни вроде. Насчет ребенка не знаю, не слышал. Когда Коля связался с Адой Романовной, она сразу уволилась. Больше я ее и не видел ни разу. А он ходил, глаза прятал. За спиной про них всякое говорили, осуждали, жалели Маню, ну да что ж поделаешь! Человек ищет, где глубже. Говорили, Ада Романовна ей много денег дала, вроде как откупного за мужа. Так они и жили. Она за главного, он с опущенной головой. Их сын недавно умер, слышали, наверное? Совсем молодой был, наследничек. Вот как судьба распорядилась. Такое богатство, такие деньжищи, а наследника-то теперь и нет. А тот, брошенный, кто знает, выжил ли без батьки. А теперь, значит, Ада Романовна решила грехи замолить? Нечего сказать, дело хорошее, лучше поздно, чем никогда. Правду умные люди говорят: у старых грехов длинные тени…

Он помолчал, задумавшись.

– Кто еще может знать про Маню? – повторил. – Да кто ж может… И не сказать сразу. Подруга у нее была, недолго у нас работала, официанткой, Ирина. Вроде Волкова или Вилкова, как-то так, не помню точно. Вот та наверняка должна знать. Фамилию можно узнать в отделе кадров, в архиве должно все сохраниться…

Шибаев отвез старика на площадь, к «главной» «Форели», и они распрощались. Шибаев проводил его до двери и протянул свою визитку – на всякий случай, мало ли что еще вспомнится. Семен Григорьевич внимательно прочитал и спрятал карточку в карман.

– Может, и вы с нами? – спросил он. – Помянуть не грех.

Шибаев поблагодарил и сказал, что спешит. Усевшись за руль, он с минуту раздумывал, куда теперь. Администрация «Форели» закрыта, все провожают хозяйку в последний путь. Андрей Богданов, с кем он хотел поговорить, там же. Он вздрогнул от дребезжания мобильного телефона и вкрадчивого, с придыханием, шепота: «Мот-торол-ла… мот-торола… а-у-а-мот-трол-ла о-у-а-а-а». Аппаратик бился в нагрудном кармане как второе сердце. Алик говорил, что этот вкрадчивый шепот когда-нибудь доведет его до нервного срыва или сердечного приступа. Подбирается на цыпочках как тать какой-нибудь, говорил Алик, и шипит в ухо. Там специальные частоты, которые давят на мозг, я читал, фирменный знак компании. Да поставь ты нормальный рингтон, говорил Алик, с этим заикой станешь! Алик зудел. Такой у него был характер, под девизом «ни секунды без звука». Шибаев пропускал Аликовы словеса мимо ушей, у него был другой характер. Его отличало избирательное восприятие информации, он и новости слушал избирательно, и в газетах читал не все подряд, а избирательно, в отличие от всеядного Алика. Они существовали в слегка параллельных реальностях – тем и были ценны их отношения. Каждый привносил туда неожиданные реалии.

Шибаев сказал: «Слушаю!» Это была Жанна.

– Саша, ты не отвечаешь на звонки… Нам нужно поговорить, пожалуйста! Не отключайся! Это очень важно!

Похоже, плакала. Или собирается. Шибаев помрачнел. Слушал молча. Жанна…

Болевая точка, обида, непрощение. Они встречались примерно год. Она оказалась замешанной в деле об убийстве, их встреча была случайной, отношения стали выстраиваться на зыбкой почве непонимания и подозрений, а потом как-то закрутилось между ними, нежданно-негаданно. Она переживала сложный момент своей жизни, брошенная мужем, едва не ставшая жертвой подонка-убийцы, а тут подвернулся Шибаев, такой сильный и надежный, подставил плечо, жилетку, взглянул заинтересованно, пожалел. Сильный мужик. Опытный Алик просек сразу: женщина-воин. Еще одна в жизни Шибаева. Дохлый проект, знаем, проходили. Шибаев тоже воин, упертый, несгибаемый, сожмет зубы и прет. Два воина на одной территории, сами знаете, чревато. Но есть у Шибаева хорошее качество: он не пытается давить и исправлять ошибки природы в виде характера и норова партнерши или любимой женщины – как вам будет угодно, – не принуждает, не ломает под себя… Вообще его девиз: «Живи и давай жить другим; а если ты меня не устраиваешь, я уйду». Точка. Но этот девиз, как правило, на вооружении у сильной половины, а женщин хлебом не корми, дай кого-нибудь исправить: перекроить по своему разумению, отрезать по-живому или, наоборот, пришить что-нибудь, проесть всю голову, и слезы – как аргумент. Видимо, сказывается тяга к порядку или упорядоченности, организации, расстановке по ранжиру, даже к кройке и шитью. И вот тут извини подвинься. Шибаев, поиграв желваками, хлопает дверью и… все. Финита.

Жанну не устраивал его бизнес, в ее понимании частный предприниматель по детективным делам был героем комиксов, вот начальник охраны банка, где она трудилась, – это да! И тут как раз случилась в ее банке вакансия, о чем она и сказала Шибаеву со свойственной ей прямотой. Он воспринял это как попытку давить, чего терпеть не мог, и постарался довести свою мысль до ее сведения. И обидно, конечно. А тут вдруг нарисовался блудный муж. И Жанна заметалась. Сначала простила мужа, потом поняла, что простить не может, и вернулась к Шибаеву, потом, потом… А потом суп с котом. История с возвращением повторилась еще раз, но уже в виде фарса. Извини, Саша, но ты сам понимаешь… Ах, мы с тобой такие разные… Мне его так жалко… Он ошибся, он на коленях, он начал пить. У нас такое расшибенно-незабвенное прошлое! Не сегодня завтра вообще повесится. Пойми и прости.

Шибаев, поиграв желваками, хлопнул дверью. Это он умел. В отличие от Алика он не считал, что за любовь нужно бороться. Любовь – дело добровольное.

А теперь она звонит. Какого лешего? Опять поняла, что не может простить экса, и хочет обратно?

– Ты не мог бы приехать? – Голос слабый, сиплый, умоляющий. – Я дома, простыла… Саша, пожалуйста!

– Через двадцать минут, – сказал Шибаев, рассудив, что легче согласиться, чем объяснять, почему не приедет. Кроме того, известное любопытство: что она имеет сказать на сей раз? И с какой… простите, с каким выражением физии?

– Буду ждать. Спасибо, Саша.

Он сидел, положив руки на руль, глубоко задумавшись, чертыхаясь в душе, спрашивая себя, зачем согласился. А также копался у себя в душе, пытаясь понять, на что надеется. Если надеется…