Текст книги "Мадам Осень"

Глава 2
Пятно на безупречной репутации

Горничная Люба проинформировала дежурного администратора Гошу о том, что на номере тридцать шесть уже вторые сутки висит «не беспокоить». Клиент уплатил за пять дней, осталось еще два, потому никто не хватился. Надо бы проверить, не случилось ли чего.

Гоша, небольшой изящный мужчина, в сопровождении Любы и дежурной по этажу Светы подошел к двери тридцать шестого и постучал. За дверью было тихо. Гоша постучал сильнее. С тем же результатом. «Открывай!» – по-командирски приказал Гоша, отступая. Люба сунула карточку-отмычку в щель; дверь распахнулась. Гоша заглянул в полутемную прихожую – на стене горел слабый желтоватый рожок светильника. Из-за Гошиного плеча выглядывали девушки Люба и Света.

Гоша сделал шаг и словно споткнулся, издав хриплый звук – среднее между кашлем и всхлипом. Люба пискнула и зажала рот рукой. Света охнула, схватилась за сердце и прислонилась к стене.

Постоялец лежал на спине, заняв все пространство неширокого коридора. Здоровый толстый мужик, неподвижный, с разбросанными руками и запрокинутой головой; полураспахнутый белый махровый халат в бурых пятнах, торчащее из груди орудие убийства – ножницы. Неяркие блики света на кольцах белого металла…

…На происшествие прибыл майор Мельник, дельный опер, серьезный до мрачности – казалось, его лицо было вытесано из камня: жесткая складка между густыми бровями, жесткие складки от крупного носа к уголкам жесткого рта. Добавьте сюда мощный разворот плеч и тяжелую поступь, и манеру смотреть таким взглядом, что у любого, даже невинного как младенец, появлялось желание закричать: «Это не я! Честное слово! Я больше не буду!»

– Пятно на репутации отеля, – трагически заламывал руки Гоша, человек нервный, холерического темперамента. – Никогда ничего подобного! «Лошадь» уже бьет копытом, заняли весь холл! Выбросят в вечерних новостях, шакалы!

«Вечерняя лошадь» была самой крутой городской газетой быстрого реагирования, собирающей слухи и сплетни, и подвизался там известный и всеядный журналистский авторитет Лео Глюк, спец по криминалу, летающим тарелкам, околокультурным событиям и тайным подземным пещерам. Именно он, культовый Лео Глюк, бил в холле копытом на пару с папарацци Костиком. Звали журналиста на самом деле Алексей Генрихович Добродеев, и был это большой толстощекий шумный и очень подвижный человек с голубыми широко открытыми любопытными глазами, оптимист, везде чувствующий себя как дома, готовый сию минуту бежать, действовать и информировать общественность. За эту готовность и оптимизм по жизни в журналистских кругах была у него кличка Пионер; среди узкого круга еще Лоботомик. С майором Мельником они были старыми добрыми знакомыми. Полчаса назад Добродееву позвонил его старый информант, портье Толик по прозвищу Аллегараж. «Давай к нам, пахнет жареным», – конспиративно прошипел Толик, и журналист, захватив Костика, помчался как на пожар.

– Привет, майор! – поздоровался Леша Добродеев с майором Мельником. – Что случилось? Убийство? Давай по кофейку.

Майор Мельник кивнул, и они подошли к кофейному автомату.

– А может, пивка? – спросил журналист.

– В другой раз, Леша. У меня четыре с половиной минуты, – он поднес к глазам руку с часами. Называть точное время, причем самое странное, было одной из его особенностей. Он никогда не говорил, допустим, вернусь через десять минут, уходя перекусить в буфет, а называл точное время: вернусь через восемь с половиной минут, и возвращался точно в назначенный срок. Коллеги специально проверяли, на спор, и кто сомневался, тот проигрывал. Причем это не было извращенным юмором или приколом – майор Мельник действительно так чувствовал: три с половиной минуты, одиннадцать минут, пятнадцать с половиной. А с чувством юмора… черт его знает, обладал ли майор чувством юмора! Не факт, и к делу не относится.

– Убийство? – приступил к делу Добродеев, наследуя телеграфный стиль майора.

– Похоже, – сдержанно ответил тот.

– Огнестрел? Ножевое?

– Ножницами, Леша.

– Чем?! – поразился Добродеев. – Как это?

– Ножницами. Жертву убили ударом ножниц в область сердца. Лисица считает, он жил примерно минуты полторы после удара… но это, сам понимаешь, навскидку.

Лисица был опытнейшим городским судмедэкспертом, небольшим седоголовым человеком, пребывающим в неизменно прекрасном расположении духа, и все знали: если Лисица выносил вердикт насчет того, чем, когда, через какое время наступила смерть, то так оно, скорее всего, и было.

– Невероятно! – не мог прийти в себя журналист. – Кто он такой?

– Приезжий из Зареченска, по торговым делам. Смерть предположительно наступила позавчера вечером, примерно около двенадцати.

– Что уже есть?

– У него в тот вечер была женщина, ее видел дежурный.

– Женщина? Что за женщина? Из ночных бабочек?

– Нет, этих он знает. Женщина средних лет, хорошо одетая, в темном плаще. Они пришли вместе в начале одиннадцатого, жертва подошла к стойке за ключом. Женщина ожидала около лифта. Вроде видели ее уходящей, около двенадцати. Это дает нам возможность установить время убийства. – Он подумал и прибавил, будучи человеком любящим точность: – Возможно, дает. Все, Леша, нужно идти. Бывай.

– Как его зовут? – на всякий случай, особенно не надеясь, спросил Добродеев.

Майор иронически хмыкнул.

– Спасибо, майор, пиво за мной, – сказал Добродеев.

Они пожали друг другу руки, и майор Мельник, печатая шаг, двинул к лифту. Перекур закончился, труба зовет, работы непочатый край. А Добродеев машинально взглянул на часы и убедился, что беседа длилась ровно четыре с половиной минуты; взял еще один стаканчик кофе и кивнул Костику. Тот подошел.

– Мужика зарезали ножницами, – сообщил Добродеев.

– Как? – удивился Костик. – Ножницами? Уже знают кто?

– У него была женщина, – сказал Добродеев.

– Женщина? – еще больше удивился Костик. – Ножницами?

– А чем надо, по-твоему?

– Ну, не знаю… ножом. Может, жена?

– Не похоже. Потусуйся тут, поснимай, потом разберемся. До встречи!

С этими словами Добродеев побежал к выходу, выскочил на улицу, схоронился за углом и достал мобильный телефон…

Глава 3
Чрезвычайное заседание Клуба толстых и красивых любителей пива

– Привет, Леша! – обрадовался Митрич, хозяин бара «Тутси», он же бармен, завидев на пороге заведения любимого клиента, журналиста Лешу Добродеева. – Давненько тебя не было! Как жизнь?

– Путем, Митрич! Сам как?

– А что нам сделается, тянем помаленьку, – сказал Митрич. – Говорят, убийство в «Братиславе»?

– Так точно, Митрич, убийство.

– Кто, известно?

– Как всегда, Митрич, шерше ля фам!

– Женщина? – поразился Митрич. – Ножом? Или из пистолета?

– Ты не поверишь, Митрич, ножницами! – Добродеев понизил голос и оглянулся.

– Ножницами?! – Митрич был потрясен. – Как это – ножницами? Ты сам видел?

– Пока нет, но не теряю надежды. Мельник дал показания.

– Мельник… ага. А Олег придет?

– Сейчас прибудет.

– Уж вы, ребята, постарайтесь, – попросил Митрич. – Я не очень верю нашей полиции, хотя майора уважаю.

– Постараемся, Митрич, будь спок.

Добродеев поместился за «отрядным» столиком в углу и принялся ждать. Митрич принес ему литровую кружку пива и соленые орешки, присел рядом. Ему не терпелось узнать детали.

– А эта женщина… о ней что-нибудь известно?

– Почти ничего, – Добродеев отставил кружку. – Она не из этих… – Он многозначительно приподнял бровь и пошевелил пальцами. – Средних лет, хорошо одета. Жертва из Зареченска – командированный. Познакомился, привел к себе и поплатился.

– Случайное знакомство, получается, – глубокомысленно заметил Митрич. – Недаром говорят: случайные знакомства до добра не доводят. А может, и не случайное. Может, они были знакомы давно, если она его… Или грабеж… Мельник не сказал? Может, у него были деньги?

– На данном этапе следствия Мельник молчит как рыба. Поверишь, с трудом удалось вырвать из него пару слов…

– Понятно, – кивнул Митрич. – Ой, Олег пришел!

Они с волнением наблюдали, как новый гость, Олег Христофорович Монахов, пересекал зал; Добродеев встал, приветствуя друга; Митрич, кажется, прослезился – наблюдалась в нем в последнее время какая-то странная сентиментальность.

Олег Христофорович… да ладно, к черту официоз! Друзья называли его Монах или Христофорыч, и был это человек необыкновенный во всех отношениях. Причем необыкновенность начиналась сразу же, с первого взгляда на него: был Монах большим, как слон, при этом бородатым, длинноволосым и толстым; на груди его на цепочке висит монетка-мандала из непальского буддийского монастыря, а на правой кисти завязана синяя шерстяная ниточка от сглаза. Вся его фигура, от хвостика волос на макушке до громадных лохматых унтов или матерчатых китайских тапочек с драконами, излучает такую мощную ауру покоя и надежности, что окружающие немедленно забывают о всяких невзгодах, понимая, что все их невзгоды не что иное, как мелочь, не стоящая внимания. Им хочется взять его за большую теплую руку и почувствовать мощное биение жизненных токов, а бабульки начинают истово креститься, и он, не чинясь, осеняет их дружеским взмахом. К слову, когда он практиковал как экстрасенс, от желающих отбоя не было.

Был Монах женат трижды, всякий раз на красивейших женщинах, включая приму местного драматического театра; окончил факультет психологии столичного университета и физмат местного политеха; остался на кафедре, защитился, засел за докторскую. Потом бросил, что не мешало ему представляться доктором физико-математических наук. И все без напряга, легко, играючи. Он вообще легкий человек, несмотря на внушительные размеры. С женами разводился тоже легко, оставаясь с ними в самых дружеских отношениях. Связи не терял, забегал на огонек, даже оставался ночевать иногда, под настроение. Увлекался психологией, экстрасенсорикой, эзотерикой и оккультизмом. Почитал себя волхвом. Он не боялся жить, бросаясь в жизнь, как в прорубь, и легко менял среду обитания. В один прекрасный момент он бросил все к чертовой матери и подался в народ. Потом вернулся, потом снова все бросил. Ему было скучно на одном месте, его гнали в дорогу любопытство, нетерпение и стремление заглянуть за горизонт.

Анжелика, супруга друга детства Жорика, говорила, что у него шило в одном месте. Очень образно. Жорик мнение супруги полностью разделял.

Монах бродил по Сибири с дикой бригадой шишкобоев, находя общий язык с беглыми преступниками, ворами и пьяницами, с самым последним человеческим отребьем. Собирал целебные корни, всякие грибы, от которых спишь, как младенец, ягоды и травы. Записывал рецепты народных медицинских и шаманских снадобий, а также заговоров и приговоров. Жил в палатке или под развесистой елкой, купался в проруби. Однажды зимовал в землянке неизвестно где, отбившись от стаи и потеряв тропу. Но выжил, даже зубов не потерял при кровоточащих деснах. Был при этом невероятно толст, как уже было отмечено, дружелюбен, и всякому новому человеку казалось, что они знакомы не одну сотню лет. Сердца стремились ему навстречу, будь то замшелое сердце местного колдуна, открывавшего ему свои древние секреты, или ненавистного кулака-единоличника в каком-нибудь богом забытом месте, в глухой тайге, куда так и не дошли ни советская власть, ни дикий капитализм, который, придерживая собак, пускал его на ночь, кормил и поил, как брата. Он, который и маме родной пожалел бы куска хлеба.

А еще он любит всякие красивые афоризмы, вроде: «Ситуацией владеет тот, кто работает над ее овладением»; «Цель оправдывает средства»; «Главное – не попадаться под ноги бегущим» и «Когда события принимают крутой оборот, все смываются».

Этот набор нехитрых истин – его жизненное кредо. Олег, как было уже упомянуто, почитал себя волхвом и был как бы над моралью. Химера совести его также особенно не обременяла. Но справедливости ради нужно заметить, что при случае он мог поделиться последним куском или отдать с себя последнюю рубашку. Он испытывал любопытство к жизни и к людям, а также нетерпеливое желание знать, что будет завтра и что происходит в других местах. Отсюда проистекала его любовь к перемене мест.

Кроме того, он был абсолютно уверен, что человек не заканчивается с земной жизнью, а существует после смерти в другом формате. Он сомневался, правда, что память отдельно взятого индивидуума сохранится в новом формате, но мысль, что рано или поздно он узнает наверняка, постоянно присутствовала на заднем плане его размышлений. Существует порядок вещей, считал он, и все на свете подчиняется этому порядку. Такова конечная справедливость мироздания.

О себе он говорит с приличествующей скромностью: «Я же не Господь Бог и не ясновидящий, я всего-навсего скромный бродячий волхв с детективными способностями. Возможно, где-то гений…» Волхв и гений… однако! Добродеев, например, не то чтобы не верил, а, скорее, сомневался, что не мешало ему тем не менее считать Монаха необыкновенным человеком. Жорик тоже считал, что есть в Монахе нечто этакое… тут он шевелил пальцами и задумчиво смотрел в потолок. Невыразимое. Анжелика, его жена, ничего такого не считала, так как экстрасенсы в битвах на экране были совсем другие, а в Монахе и тайны не чувствовалось, и мистики маловато – не забирает. Лежит себе на диване, никого не трогает, любит покушать, а чуть припечет солнышко и полезет трава, срывается с места и только его и видели.

Почему с «детективными способностями», спросите вы, при чем тут детективные способности? А при том, что удалось Монаху распутать парочку интересных детективных загадок, было дело. А началось все с сайта, который Монах открыл в один прекрасный момент в припадке любви к ближнему. Вернулся после скитаний по медвежьим углам, соскучился и воспылал. Сайт назывался «Бюро случайных находок. Вопросы и ответы». В предисловии Монах сказал следующее:

«Здравствуйте, друзья! Меня зовут Олег Монахов. Я психолог, математик, мыслитель и путешественник. За свою долгую и пеструю жизнь я встречался с разными людьми, попадал в критические ситуации, иногда прощался с жизнью – было и такое… И сейчас я с уверенностью говорю вам: я могу помочь! У меня есть ответы на многие вопросы – приходите и спрашивайте. Попробуем разобраться в ваших проблемах вместе. Запомните: нет безвыходных ситуаций. Вернее, есть, но их мало. Иногда кажется, что все! Тупик, конец, безнадега! Вы растерянны, вам страшно и хочется убежать… Но проблемы придется решать, от них никуда не денешься. Давайте сделаем это вместе.

Запомните… Нет, зарубите себе на носу: жизнь всегда продолжается!»

И тут же была помещена его фотография: большой толстый бородатый человек в голубой рубахе навыпуск, похожий на добродушного медведя, сложив руки на груди, прищурясь, смотрит на зрителя.

Друг детства Жорик тотчас окрестил сайт «скорой помощью» и заявил, что тому недостает драйва и красок.

Справедливости ради необходимо заметить, что желающих получить ответ на критический вопрос случилось кот наплакал – видимо, народ теперь пошел беззаботный и беспроблемный… ну и слава богу. А может, и правда маловато драйва и красок… не вставляет.

Таким необычным человеком был Олег Монахов по прозвищу Монах, друг Добродеева и Митрича.

История знакомства и последующей дружбы Монаха и Леши Добродеева была весьма примечательна. Они познакомились, расследуя убийство девушек по вызову. Да, да, однажды случилось и такое в нашем старинном спокойном городе…[1]1
  См. роман И. Бачинской «Маятник судьбы».


[Закрыть]

Тогда-то они и подружились, влезли в решение загадки с головой и основали Детективный клуб толстых и красивых любителей пива, а явочной квартирой стал известный в городе бар «Тутси» – с его слегка ностальгической обстановкой, джазом и романсами в исполнении непрофессиональной певицы, скромной и приятной молодой женщины. Где хозяином и барменом трудился известный уже читателю Митрич.

А еще здесь подают фирменные бутерброды с копченой колбасой и маринованным огурчиком, которые проглатываются целиком вместе с собственным языком под классное пивко примерно полутора десятков сортов…

Добродеев и Монах обнялись. Митрич стоял рядом и сентиментально вздыхал, предчувствуя скорую разлуку. Кончается лето, на дворе август, а там и зима не за горами, а там и весна, а значит, подастся вскоре Монах с громадным рюкзаком за плечами в дальние странствия. Митрич был как умная Эльза из старой доброй немецкой сказки – начинал переживать задолго до…

– Ты уже у себя? – спросил Добродеев, когда они уселись, а Митрич умчался за пивом и бутербродами.

– У Жорика. У меня пока ремонт.

– Жорик говорил, что закончили! – удивился Добродеев. – Видел его на днях.

– Ну, мебели еще нет, кастрюль всяких… – неопределенно сказал Монах и огладил бороду.

– В чем дело, Христофорыч? Ты же мечтал переселиться, они же тебя достали, сам говорил.

Монах задумался. Квартиру он прикупил еще год назад, но пока не съехал от друга детства Жорика, у которого квартировал между побегами.

… – Живой! А я думал, тебя уже схарчили аборигены!

Такими радостными словами встречал друга Жорик, когда Олег вваливался к нему как-нибудь поутру или на ночь глядя, грязный, обросший пестрой патлатой бородой, с неподъемным рюкзаком за плечами после долгого отсутствия. Друзья обнимались, замирали на долгую минуту, после чего Олег отправлялся в ванную, долго плескался в горячей воде, выливая на себя полбутылки шампуня, подстригал и расчесывал бороду, стриг ногти и выходил оттуда уже новым человеком. Они сидели чуть не всю ночь, пили водку, закусывали хлебом, салом и яичницей и общались.

Они дружили еще со школы, как было уже сказано, – дерганый, кипящий энергией и идеями, расхристанный Георгий-Жорик и благодушный толстый и солидный Олег Монахов. За общие шалости попадало, как правило, одному Жорику. Планида у них была такая по жизни. Уже тогда в нем проклевывался математический гений, а также и лидер. Он всегда был другой. И девочки за ним бегали, и учителя его любили, и конфликтные подростковые ситуации он улаживал, когда стенка шла на стенку. И не били его никогда, и драки его миновали… Эх, юность!

– Понимаешь, Леша, не привык я к пустым стенам, – сказал после паузы Монах. – В лесу могу один, в горах тоже могу, а в квартире не могу. И святое семейство у меня вроде как уже во где! – Он рубанул краем ладони по горлу. – Сильно достало – и вечный ор, и зверье под ноги лезет, и неадекватный хомяк Шарик… представляешь, спит на обеденном столе! И всем по барабану. Мечтал, что съеду, и планы были насчет интерьера… ну, чтобы никаких обоев, терпеть не могу обои, никаких ковров, люблю белые стены… как в монастыре, минимум мебели, здоровенный диван или даже тахта… балконная дверь открыта и зимой, и летом, чтоб снег залетал, еще здоровенный стеклянный стол под компьютер, это обязательно, а теперь тяну… сам не знаю почему. Уже совсем было собрался, а Анжелика в рев, я и остался.

– Жениться бы тебе, – заметил Добродеев с интонациями профессиональной свахи.

– Думаешь?

– Черт его знает!

– То-то и оно, – вздохнул Монах. – Кстати, что там за история с убийством в «Братиславе»?

Добродеев хмыкнул, оценив ассоциацию между женитьбой и убийством, и сказал:

– Убит мужчина, приезжий, ударили ножницами в грудь. Пока больше ничего. В вечер убийства у него была женщина. Предполагают, что это она его…

– Ножницами? Однако. Крупная?

– Кто?

– Женщина. Чтобы убить ножницами, нужна немалая сила, Леша. Это даже не нож. Ее видели, как я понял?

– Видели, как она пришла с ним, а потом ушла одна. Свидетель говорит, невысокая, среднего возраста, в темном плаще, у них впервые. Во всяком случае, никто ее раньше не видел или не запомнил. В смысле, не из профессионалок. Я общался с Мельником, ну ты же знаешь, из него клещами не вырвешь…

– Знаю. Все такой же серьезный?

– Еще хуже – мрачный! С возрастом недостатки усугубляются, как тебе известно.

– Не факт, – сказал Монах. – Можно впасть в детство и начать наконец радоваться жизни.

– Интересная мысль, – покивал Добродеев. – Какие планы?

Монах некоторое время испытующе рассматривал журналиста. Потом спросил:

– Думаешь, стоит?

– Думаю, стоит, – твердо ответил Добродеев. – Кто, как не мы?

– Ну да, ну да, – хмыкнул Монах. – Надо подумать, Леша. Я бы поговорил со служащими «Братиславы». Ты с ними как?

– Нормально. Поговорим. Еще?

– Надо бы осмотреть номер, где проживала жертва. Я понимаю, он опечатан, но… надо. Кроме того, хотелось бы взглянуть на записи видеокамеры, таинственная женщина могла засветиться в кадре, но я думаю, майор их изъял. Значит, описание женщины и осмотр помещения. Сможешь?

Добродеев кивнул озабоченно.

– В нашем деле, Леша, главное ракурс и нестандартность мышления, потому что в действительности все не так, как на самом деле, – назидательно сказал Монах и припал к кружке.

Добродеев снова кивнул и последовал его примеру…