Текст книги "Мадам Осень"
Автор книги: Инна Бачинская
Жанр: Современные детективы, Детективы
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
– В принципе могу, – сказал Добродеев. – В моем материале не было про ножницы.
– Тогда напиши! Про ножницы сказала горничная, очень хорошая девушка.
– Я подумаю, – сказал Добродеев. – Нам пора, рады были познакомиться.
– Можно телефончик? – сказал Ларссон. – Я позвоню.
Монах ухмыльнулся.
Добродеев продиктовал номер своего мобильника, и они откланялись.
– Придется написать про бедных собачек, – сказал Монах. – Ты пообещал.
– Иди к черту! Собак мне только не хватало для полного счастья. За что ты извинялся?
– Как любознательный и склонный к анализу член детективного клуба любителей пива, Лео, ты мог бы и сам догадаться. Подумай и…
– Ты бросил ему деньги в кофе! – расхохотался Добродеев. – Бросил?
– Бросил, а он сказал спасибо. Представляешь себя на его месте? Тебе какой-то жлоб бросает пятак в стаканчик с кофе, а ты ему говоришь… Вот мне по-человечески интересно, Леша, что бы ты сказал на его месте?
– Послал бы!
– И я послал бы. А Ларссон сказал спасибо – вот что значит европейское воспитание, Леша.
Глава 6
Разбор полетов
– Папочка, все прошло просто чудесно! – Лара обняла отца, поцеловала в щеку.
– Я не публичный человек, ты же знаешь, – сказал Сунгур, обнимая дочь. – Если бы Савелий не настоял… да и Коля Рыбченко.
– Они правы, папочка, читателя нужно любить.
– Ларочка, а этот парень, Ростислав… что он за человек?
– Нормальный человек, папочка. Хороший специалист, сказал, если что, пригоняй машину к нему. Очень полезное знакомство.
– Как я понимаю, не только полезное, так? Он тебе нравится?
– Нравится.
– Ты поосторожнее, девочка. Ты у меня такая ранимая…
– Папочка, ты же знаешь, я реалист и все про себя понимаю. Ранимая, книжное воспитание, восемнадцатый век… скучная, одним словом. Ты это имеешь в виду?
– Ты не скучная, ты умница и замечательный человек!
– Когда о женщине говорят, что она замечательный человек и умница, плохи ее дела. Я шучу, папочка! – воскликнула она, видя, что отец собирается возразить. – Мы с Ростиславом друзья, он мне нравится, что будет дальше… посмотрим. Я пригласила его на ужин, ты не против?
– Когда?
– Сегодня. Он сказал, что ты ему очень понравился, он никогда еще не видел живого писателя. Ну я и сказала, приходи. Посидим, я накрою на стол. Скажешь маме?
– Она еще не знает?
– Я ее не видела. Если она сможет, конечно. Если не сможет, посидим сами, ладно? Юрка не придет до утра… зачем вы ему позволяете? Совсем от рук отбился.
– Мама считает, пусть перебесится. Не обращай внимания. О чем вы с ним говорите?
– Обо всем. Ростислав много читает, знает стихи, интересуется астрономией. У него даже подзорная труба есть и много книг о космосе. Я хочу попросить его выступить у нас в библиотеке…
– Как вы познакомились?
– Он налетел на меня на Пятницкой, чуть не сбил с ног. Я же говорила. Долго извинялся, пошел провожать, пригласил в кафе.
– Он не женат? – не выдержал Сунгур, испытывая ревность и страх за Лару, такую неприспособленную и витающую в облаках, украдкой рассматривая ее, смущенную, раскрасневшуюся… и глазки сияют! Ростислав красив и самоуверен… зачем ему Лара? Это только в романах красивые и самоуверенные парни влюбляются в дурнушек, да еще и богатые, а в жизни… Правда, он не богач. Лара уже обожглась однажды, не хотелось бы повторения.
– Говорит, что нет. Папочка, не беспокойся за меня, я уже большая девочка. Все будет хорошо. Можно мне еще кофе? Твой кофе просто фантастика!
* * *
– Анжелика, ты случайно не знаешь писателя по имени Кирилл Сунгур? – обратился Монах к жене друга детства Жорика Шумейко. У него, как мы уже знаем, была своя квартира, но он под разными предлогами затягивал переезд, хотя, если честно, семейство Шумейко его уже достало. Монаху часто не хватало сил для рывка… такой он был человек. Идет в гору, идет, вот уже и до вершины совсем ничего, и всех обогнал, и вдруг махнет рукой: да гори оно все синим пламенем! Неинтересно. Плюнет и уляжется на травке, а потом и вовсе съедет к подножию. Правда, у Шумейко не травка, а старый раздолбанный диван с выпирающими пружинами, которые Монах называет секс-точками. Он лежит между диванными секс-точками, созерцает трещины на потолке и думает. И всякие интересные мысли приходят в голову. Диван мягкий, на пружинах, и на нем можно покачиваться, как в гамаке. Сейчас такие диваны уже не производят, а жаль.
Анжелика в кресле вязала очередной свитер дикой расцветки, губы ее шевелились, считая петли, а еще она все время поглядывала на экран телевизора – там показывали сериал про двух сестер, влюбленных в одного парня, причем одна из сестер – садистка, другая – вечная жертва… с розовыми соплями, как выразился Жорик. Опять ревет, говорит Жорик. Сто двадцать пятую серию подряд она ревет! Он сидел на диване перед журнальным столиком и складывал какой-то механизм, уже в третий раз, и всякий раз оставались лишние детали. Жорик долго их рассматривал, вздыхал и принимался разбирать содеянное; между делом он скептически комментировал происходящее на экране. Эта садюга опять задумала какую-то подлянку, говорил Жорик невнятно из-за винтиков, которые держал во рту. Ты только посмотри на ее довольную рожу! Не надоело, Анжелка? Не тошнит? У него получилось: «Посотри на юю вовольдую вожу».
– Ты бы помолчал, а то проглотишь, – сказала Анжелика. – И тогда точно не хватит. Как ты сказал, Олежка? Кирилл Сунгур? Конечно, знаю! Его все знают. Хороший писатель, но… – Она замялась.
– Но?.. – повторил Монах.
– Мужская проза, – важно сказала Анжелика. – Не для женщин.
– Ой, не могу! – отреагировал Жорик, роняя изо рта винтик.
– Это как? – спросил Монах.
– Ну, этот частный сыщик, Одинокий Волк – нормальный мужик, хороший, честный, но какой-то несчастный, у него по жизни все время невезуха. И вечно встревает в драки. Дерется, ломает челюсти, руки-ноги, весь избитый, в шрамах, то ранение, то контузия, весь перебинтованный, перестрелки… ужас! И с женщинами ему не везет, никакой романтики. Какие-то белые мыши всю дорогу.
– Может, серые? – уточнил Монах.
– Один фиг! – махнула рукой Анжелика.
– Наш программер вывесил у себя над столом постер, – хихикнул Жорик. – «Потерялась собака, хромая, без правого уха и хвоста, с диабетом, зовут Везунчик. Кто найдет, просьба позвонить», и телефон.
– Правда или прикол? – не поняла Анжелика.
– Хрен его знает! Он с вот такими тараканами! – Жорик развел руками. – Может, правда.
– А при чем тут Сунгур? – спросила Анжелика.
– Это насчет белых мышей, – сказал Жорик.
– А при чем тут…
– Включи мозги, Анжелка! Ты сказала, что у твоего частного сыщика не женщины, а белые мыши, ну я и вспомнил про собаку.
– А при чем собака к белым мышам? – спросила Анжелика. – Еще и с диабетом?
Жорик застонал.
– Кстати о собаках, – подал голос Монах, с интересом внимавший сюрреальному диалогу супругов. – Я познакомился сегодня с активистом по защите животных, шведским миллионером. Классный мужик! Строит собачий приют за городом. Зовут Ларссон Андерс. Леша Добродеев обещал написать про них статью.
– Старый? – спросила Анжелика.
– Лет сорока. И что интересно, похоже, не женат.
– Откуда ты знаешь?
– Одет странно. И кофе пьет из автомата.
– Я тоже одет странно, хотя женат, – сказал Жорик. – И чего? Вон Анжелка вяжет лиловый свитер, а спереди зеленые зигзаги, так что, я теперь тоже буду как шведский миллионер?
– А при чем тут Сунгур? – повторила Анжелика.
– Я был на встрече с писателем в книжном магазине, меня Леша привел. Писатель понравился. Кстати, купил тебе книжку, а Сунгур надписал.
– Ой, спасибо! – обрадовалась Анжелика. – Как называется?
– «Колокольный звон», из последних. Прочитаешь и расскажешь.
– Не знаю, не читал, – сказал Жорик. – Помнишь Леню Громова? Тоже писатель. Чего-то развелось их… куда ни плюнь, везде писатель. Леня… Где-то сейчас наш Леня?
– А его жену ты видел? – спросила Анжелика. – Алену Сунгур? Она журналистка. Ведет передачу, всякие интервью с бандюками, ну очень продвинутая женщина!
– Видел. Эффектная женщина. Дочь тоже видел, из себя никакая, но, видимо, умная, много читает. Не замужем.
– Откуда ты знаешь?
– Работает в библиотеке, читать ей по должности положено. Была с бойфрендом, значит, не замужем. У нас есть какие-нибудь его книжки? Просто по-человечески интересно про этого… как ты сказала? Одинокого Волка?
– Ага. Есть где-то, я поищу.
– Давай, поищи. – Монах закрыл глаза и поерзал, устраиваясь поудобнее. Пробормотал загадочно: – Небольшой талант нет смысла глубоко зарывать…
Глава 7
К истории жанра…
Бывают гениальные, но нечитаемые писатели. Гениальных, но нечитаемых журналистов не существует.
Парадокс читабельности Солдаткина
– Как, по-твоему, Леша, когда в истории человечества появился первый детективный роман? – обратился Монах к своему другу, журналисту Леше Добродееву.
Друзья уютно расположились за столиком бара «Тутси», который, как читателю уже известно, был явочной квартирой Детективного клуба толстых и красивых любителей пива. Распираемый любопытством Митрич, похожий на снулую рыбу, медленно плавающую в баре среди разноцветных бутылок, поглядывал на друзей, прикидывая, можно ли подойти и узнать последние криминальные новости, но не решался, видя их озабоченные лица, – пусть поговорят, потом…
– История Каина и Авеля, – не задумываясь, сказал Добродеев. – Вызванный на допрос, Каин сказал, что понятия не имеет, где брат, и вообще, он ему не сторож. Потом было много всего, но это начало.
– Согласен. А в художественной литературе?
Добродеев задумался.
– «Отелло»? «Макбет»?
– Это трагедии, Леша. Согласен, там есть детективный элемент, но это не детектив в общепринятом значении – сыщик, сыск, тайна.
– Шерлок Холмс?
– Это было потом. Самый первый детектив, к твоему сведению, – рассказ Эдгара По «Убийство на улице Морг», опубликованный в одна тысяча восемьсот сорок первом году. Хотя ряд спецов считает, что первым был роман некоего Чарлза Филикса «Тайна Ноттинг Хилла»; кто-то называет «Дело вдовы Леруж» Эмиля Габорио, а то еще «Лунный камень» Коллинза – все три вышли в шестидесятых. То есть почти двадцать с гаком лет детективная ниша пустовала, а если и были попытки написать детективный роман, то успехом они не увенчались и никто о них уже не помнит. А через двадцать лет вдруг лавина! И с тех пор пошло-поехало, по нарастающей. Любимый жанр, причем как интелей, так и широкой общественности.
– Я считаю, лидирует «Убийство на улице Морг», – сказал Добродеев. – Страшноватый рассказ, помню, читал еще мальчишкой, ночью, под одеялом с фонариком… аж волосы дыбом и спина мокрая! Габорио читал когда-то, «Лунный камень» все читали. Классика. Ну еще… в широком смысле Диккенс.
– Согласен. Представляешь, Леша, в одном ряду По, Коллинз, Честертон, Леня Громов, Сунгур и многие другие.
Добродеев фыркнул:
– Да уж!
– Интересен также образ сыщика, – заметил Монах, которому после пива хотелось болтать. – От мыслителя с серыми клеточками до агрессора, который доходит до истины, набивая шишки, и общее у всех – охотничий инстинкт и страсть совать нос в разные дырки. Причем есть стандартный набор красок и кисточек для создания образа. Сыщик-мыслитель-джентльмен в очках, в смокинге, с ученой степенью какого-нибудь Йеля или Гарварда, с одной стороны, и брутальный самец в потертых джинсах и старой футболке, выскакивающий из засады и бьющий морду плохому парню, – с другой. Между этими двумя всякие гениальные чудаки в разных носках с мозгами наперекосяк, гламурные шпионы вроде агента номер 007 и клоуны типа инспектора Клюзо. А то есть еще детективы-дамы… ну, это особая статья, сейчас не об этом. Возвращаясь к нашим баранам, Леша, определяем место в табели о рангах для героя нашего писателя. Одинокий Волк – простой хороший парень в потертых джинсах, защитник слабых, бьющий морду и получающий в морду. Кстати, я начал читать его роман «Всевидящее око», про букиниста-шантажиста, безобидного старичка-паучка. Неплохо, правда, немного занудно и для мужской прозы, я бы сказал, пресновато. Анжелика считает, что у Сунгура мужская проза.
– Лично мне нравится. Ему бы только добавить красок в героинь, – заметил Добродеев.
– У тебя, Леша, одни амуры на уме, – попенял Монах. – Писатель пишет своих героев с окружающих, сам знаешь. Если покопаться в героях, найдешь и его самого, и его друзей, а все главные героини – это Лара, которую он считает жертвой, тем самым признавая, что она неинтересная, некрасивая и невезучая. Или, наоборот, его супруга… в смысле, стерва.
– Не замечал, – сказал Добродеев. – Знаю их давно, Лару тоже… Алена, конечно, другая, но я хочу сказать, что…
– И я о том же! – перебил Монах. – Не замечал, потому что она незаметная. А ее бойфренд… не хочу каркать, но парня, скорее всего, интересует знакомство с писателем. Есть персонажи, которым нравится тереться около известных людей… ну, там, прихвастнуть знакомством, взять автограф, выпить на брудершафт, потусоваться у них дома.
– Она славная и милая девушка, и я не понимаю, почему у нее не может быть такого друга…
– Конечно, милая, не спорю. Но… – Монах махнул рукой. – Ладно, Леша, проехали. Мой принцип – о женщинах как о покойниках: или хорошо, или ничего. Кстати, ты про собак еще не написал?
– Пока нет. Швед звонит, спрашивает…
– Не тяни, ты личность в городе известная, ты набат. Ты никогда не задумывался о том, какой мощный воспитательный момент присутствует в твоих статьях?
– Как-то ты, Христофорыч, сгущаешь, – словно бы засмущался Добродеев.
– Нисколько! Например, когда ты написал про пещеры под городом, где спрятан клад, и в них еще после этого заблудился какой-то недоделанный спелеолог-любитель, весь город, как один, бросился на поиски клада. Или про летающие тарелки… все вдруг поверили в чудо. (Не знающему удержу перу Добродеева принадлежал резонансный материал о девушке, зачавшей от пришельца, о чем долго еще судачили в городе.) Да мало ли! Среди нашей набившей оскомину рутины вдруг расцветает волшебный цветок чуда. И это все ты, Леша, это все продукт твоего воображения. – Монах постучал себя костяшками пальцев по лбу. – Тебя читают, тебя рвут из рук, тебе верят. Не всякого писателя поставишь рядом. Так что придется писать про собачек, тема серьезная. А когда мы закончим дело убийцы с ножницами, ты напишешь о нем роман. Хватит пробавляться статейками в «Лошади», ты вырос из коротких штанишек, Леша, я в тебя верю.
– Да ладно тебе, – вроде бы снова смутился Добродеев. – Про собак я напишу, швед уже задолбал, звонит и звонит… времени ему не жалко! Про убийцу с ножницами… даже не знаю. Ее еще найти надо.
– Вычислим и найдем, я в нас верю, и не надо нездорового скептицизма. Сейчас я тебе кое-что покажу и докажу. – Монах достал из кожаной папки увесистую книгу; Добродеев вытянул шею, пытаясь рассмотреть название. – Сейчас мы устроим сортес Библикае[4]4
Sortes Biblicae (лат.) – Сортес библикае, в пер. – Библейский суд. Прием, используемый для церковного суда в Средневековье. Заключался в «слепом» выборе и последующем толковании текста из Библии. Дифтонг AE по правилам грамматики произносится как «э», но в классической и церковной латыни произносится раздельно.
[Закрыть], Леша. По ножницам.
– Чего устроим? – не понял Добродеев.
– «Сортес библикае», да будет тебе известно, в переводе с латыни значит «Библейский суд». В средние века, когда народ был наивный и доверчивый, существовал интересный судейский обычай: брался произвольный отрывок из Библии, истолковывался должным образом каким-нибудь высоким церковным лицом, и вершился суд. В результате обвиняемого отпускали на волю или сажали на кол. У нас не Библия, поэтому наш суд всего-навсего «книжный», но трудности все те же – правильно истолковать, и тут мнения могут расходиться. Но не будем забегать наперед. Итак, берем книгу, желательно классику. – Он показал Добродееву книгу – это был второй том сказок Андерсена; Добродеев глазам своим не поверил. – Вот тебе карандаш, – Монах протянул Добродееву карандаш. – Закрой глаза и ткни карандашом. Посмотрим, что получится.
– Ты серьезно? – спросил обалдевший Добродеев. – Я помню, сто лет назад девочки из класса так гадали на любовь. Это ты как волхв?
– Ну! Я все делаю, как волхв. Я живу как волхв. Закрывай глаза, Лео, поехали!
Добродеев закрыл глаза, спрашивая себя, какого черта он пляшет под дудку Монаха, подозревая, что тот тренирует на нем свое нестандартное чувство юмора.
– Давай! – скомандовал Монах; он раскрыл книгу и подтолкнул к Добродееву. – Ткнул!
– А кто будет толковать? – запоздало спросил Добродеев.
– Обсудим и придем к консенсусу. Раз, два, три! Пошел!
Добродеев ткнул карандашом и открыл глаза.
– Отлично, Леша. – Монах потянул книгу к себе. – Читаем. «Блуждающие огоньки в городе! – ответил сказочник, – прочитал Монах с выражением. – Слышать-то я слышал, но что же мне, по-вашему, делать? Меня забросают грязью, если я скажу людям: «Берегитесь, вон идет блуждающий огонек в почетном мундире!» – Они ходят и в юбках, – сказала болотница. – Блуждающие огоньки могут принимать на себя всякие личины и являться во всех местах». – Он закончил читать и поднял глаза на Добродеева.
– Это Андерсен? – удивился журналист. – Не припоминаю! Что такое «болотница»?
– Он самый. Сказка «Блуждающие огоньки в городе», страница триста пятнадцать. Болотница? Наверное, болотная нечисть, кикимора. История про сказочника, который искал сказку, а болотница рассказала ему о блуждающих огоньках, которые похлеще любой сказки.
– И что это значит? – спросил Добродеев, недоверчиво присматриваясь к Монаху.
– Напряги фантазию, Леша, свяжи это с нашей убийцей и скажи первое, что придет тебе в голову. Ты человек творческий, не раздумывай, а просто скажи. Выпали.
– Ну… если принять преступницу… иносказательно за блуждающий огонек, то она… – Добродеев запнулся. Монах смотрел с любопытством. – …то она маскируется, рассеяна по всему городу, неуловима, неузнаваема, проявляется по ночам… как-то так.
– Блестяще, Леша! И еще одно, самое главное!
– Что?
– Она будет блуждать, в смысле, преступница, пока мы ее не остановим, причем принимать разные личины, то в юбке, то в мундире.
– В мундире?
– Образно. В смысле, маскировка. В смысле, не бросается в глаза, незаметна. Блуждающий огонь… А вот интересно… Планшет есть? А ну загляни. То есть я себе примерно представляю, как физик – болото, гниение органики, наличие фосфора… Нашел? Читай, что говорят в народе.
– Сейчас. Ага, вот. «Блуждающие, болотные, бесовские огни – редкие природные явления… по ночам на болотах и кладбищах, – скороговоркой зачастил Добродеев. – Непонятное… таинственное… суеверия, ужас… Враждебны, несут погибель, заманивают в топь… на высоте приподнятой руки, шарообразной формы или как пламя свечи, за что их называют «свеча покойника». Цвет белый, голубоватый или зеленоватый… дыма нет». – Он поднял глаза на Монаха.
– Жуткое зрелище, Леша, – сказал тот, покачав головой. – Жутчайшее! Ты идешь себе спокойно по кладбищу, расслабился, думаешь о приятном, ночь, тишина, луна, ни ветерка, возможно, где-то воет собака или волк-оборотень, и вдруг прямо на тебя летит зеленый бесовский огонь… прямо в лицо! И ни звука! Тишина гробовая. Представляешь? Запросто можно свихнуться. Ты стоишь как вкопанный, не можешь пошевелиться, не можешь увернуться, чувствуешь, что превратился в столб, волосы дыбом, и острым молоточком по темечку: «Свеча покойника, свеча покойника, свеча покойника!» И понимание, что все! Хана! И вся жизнь перед глазами огненным колесом…
– Не надо шляться по кладбищу ночью, – перебил Добродеев. – Дальше что?
– Дальше… И что самое главное, Леша, не-от-вра-ти-мо. Понял? В разных личинах и неотвратимо. Вот что есть паршиво. – Монах скорбно поджал губы. – Это не конец, Леша, эта кладбищенская свечка ударит еще раз, она уже занесла руку для удара, и понимают это только двое во всем городе…
Они помолчали. Добродеев считал выкладки Монаха притянутыми за уши, так как он, хоть и писал о неопознанных летающих объектах, был по жизни скорее реалистом, чем фантазером, правда, его часто заносило. Но, с другой стороны, Монах нередко удивлял его своими дурацкими ассоциациями и прозрениями… оракул, извините за выражение! И что самое удивительное – как правило, попадал в точку. Так что черт его знает. В юбке или в мундире неотвратимая свеча покойника… И что бы это значило? Добродеев поежился, почувствовав, как неприятный мистический холодок пробежал у него между лопатками, и мыслишка мелькнула: пусть Мельник и Поярков сами разбираются с этой свечкой, а он, Добродеев, займется… э-э-э… да хоть уличными собаками! Именно, собаками. И сразу же ему показалось, что окружающий мир потускнел и растерял половину своих красок. Свеча покойника растаяла, и перед мысленным взором Добродеева появилась свора уличных собак. И ушла тайна…
– Ладно, не будем бежать впереди телеги, – сказал Монах и огладил бороду. – Кроме того, еще не вечер, не грусти, Леша. Фотографию жертвы достал?
– Достал, – встрепенулся Добродеев. – В наше время технологии решают все. У него есть собственный сайт. Вот! – Добродеев вынул из внутреннего кармана пиджака сложенный листок бумаги.
Некоторое время Монах с любопытством рассматривал фотографию предпринимателя Суровца. Потом сказал:
– Ад рем, Леша. Теперь за дело. Но… есть некий деликатный нюанс. Нюансик. – Он поднял указательный палец. – Надо подумать еще раз и, пока не поздно, соскочить. Дело дурно пахнет, и неизвестно, что на выходе. Может, ну его на фиг? Спокойная жизнь дороже. – Он смотрел на Добродеева взглядом старшего товарища – добрым проницательным и печальным.
«Чертов провокатор!» – подумал Добродеев и сказал твердо:
– Нет, Христофорыч, мы идем до конца. Кто, как не мы? – Он хотел добавить: «Ну а собаки потом», но удержался – не до собак!
Монах кивнул удовлетворенно и потянулся за кружкой.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?