Текст книги "Телегония, или Эффект первого самца"

Глава 9

Мы стояли возле унылой пятиэтажки и задумчиво смотрели на кодовый входной замок. Из дома долго никто не выходил, и Платон заметно нервничал, оглядываясь по сторонам и подолгу провожая взглядом мелькающих вдалеке прохожих. Я с опаской косилась на него. Действительно за нами следили или у Платона от слишком нервной работы слегка поехала крыша?

Наконец какая-то бабуся зашла в подъезд и мы быстро просочились за ней следом. Поднялись по загаженной лестнице на третий этаж и долго абсолютно безрезультатно звонили в нужную дверь. Затем Платон позвонил в соседнюю квартиру справа. Через пару минут оттуда послышалось шарканье и дребезжащий старушечий голос спросил:

– Кто там?

– Откройте, милиция! – не стал оригинальничать Платон, достав удостоверение из кармана.

Дверь распахнулась на ширину цепочки, и бабуля долго рассматривала сквозь образовавшуюся щель и удостоверение, и нас с Платоном. Я подумала, что беседовать мы будем тоже через дверь, но, видимо, фейс-контроль мы все же прошли, поскольку старушка скинула цепочку и пригласила нас войти. Правда, в отличие от гостеприимной Лидии, она не пустила нас дальше темной, заставленной какими-то ящиками прихожей.

Старушка назвалась Евдокией Ярославовной. Она казалась совсем древней и сгорбленной, но, к счастью, была в полном рассудке.

– А чего вы ко мне пришли? – для начала подозрительно спросила бабуся. – Али душегубы в городе перевелись и вы теперь с пенсионерами сражаетесь?

– Мы не сражаемся, мамаша, мы вас защищаем, – в тон ей на полном серьезе ответил Платон. – А появилась у нас информация, что вот в той квартире, – он кивнул налево, – наркотой торгуют. Вы чего-то подозрительного не заметили? Может, люди какие-то странные приходили? Там кто живет вообще?

– Надя там живет, – растерялась старушка. – Но она тихая, какая наркота? У нее ребенок малый, она и не водила к себе никого…

– То есть как «не водила»? – сделал стойку Платон. – Она переехала что ли?

– Да не знаю я, сынок… – еще больше расстроилась старушка. – Я ее давно и не видела даже. И дверь у нее не хлопает… Да нет там никого, я уверена! Думала, что уехала куда, даже звонила ей, но никто не открывает…

– И когда вы видели Надежду в последний раз?

– Дай Бог памяти, когда же? – задумалась старушка. – А, вот вспомнила. На Восьмое марта я ее поздравить решила. Одна живу, даже праздник не с кем отметить. Зашла к ней, с малышкой погулькала, чайку попили. А через неделю решила еще зайти, она дома была, это точно, мне через стенку все слышно было. Но дверь мне не открыла. Я ей по телефону позвонила: как же так, что ж ты, красна девица, пожилых людей не уважаешь? А она так рыдала в трубку, так рыдала: мол, Евдокия Ярославовна, я расстроена очень, я к вам сама потом зайду, обязательно! И не зашла. Еще пару дней за стеной шебуршала, а потом я и не слышала больше ни ее, ни младенца. Пустая квартира стоит, точно!

– А кто отец ребенка, вы не знаете? – без особой надежды спросил Платон.

– Да откуда же? – удивилась старушка. – Я-то спрашивала, конечно, но Надя все отшучивалась: мол, непорочное зачатие, Евдокия Ярославовна, слышали про такое? Вот это оно и есть. Я ей толкую, что в чудеса верю, но про такое сроду не слыхала, а лет мне немало. А она мне: да разве то были чудеса? Вот со мной – это чудо так чудо!

Мы с Платоном переглянулись, и я задала крайне беспокоивший меня вопрос:

– А вы знали, что ваша соседка получила большое наследство?

– Что? – Старушка явно была поражена. – Какое такое наследство? Деньги что ли?

– Деньги. Где-то в феврале Надежда уезжала из города?

– Да-да, почти месяц ее не было, – согласно покивала старушка. – Она мне ключи оставила, я ее цветы поливала. Потом Надя приехала, вместе с младенцем сразу ко мне, благодарила очень, две коробки конфет иностранных подарила. А зачем она ездила? Неужто за деньгами?

– А как она сама объяснила цель поездки? – официально спросил Платон.

– А никак, – задумалась старушка. – Сказала, мол, надо срочно ехать, если не затруднит вас, Евдокия Ярославовна, полейте пару раз цветочки. Я думала, что хахаль ейный позвал и она не вернется вовсе. Но она вернулась и почти весь март тут провела. А потом, видно, съехала и со мной не простилась.

– А еще с кем-то из соседей Надежда общалась? – спросил Платон.

– Да с кем тут общаться? Вот напротив Туркины живут, пустые людишки, пьющие. Смотреть на них противно! А рядом с ними Олег Иванович, вот тут даже не знаю… Мужчина он солидный, непьющий, может, и общались они.

Поблагодарив старушку, мы подошли к двери солидного Олега Ивановича, но того, как и следовало ожидать, не оказалось дома. Что ж, приедем сюда вечером, и возможно, нам все же удастся узнать, куда переехала Котеночкина.

«Разыскивается Надежда. Как символично», – подумала я, спускаясь по лестнице и чувствуя, как тяжелой волной захлестывает отчаяние. Коса растрепалась, потеряв всю былую красоту, утомленные шпильками ноги болели, новая обувь натерла до крови, и, главное, все было зря! Зря я ссорилась с мужем, зря оставила детей, зря приехала в этот зачуханный городок. А ведь доказательства моего открытия были так близко! Я так рассчитывала на этих женщин. Но они пропали. Почему?!

Выйдя из дома, я привалилась спиной к грязной стене подъезда и разрыдалась. Я неудачница, незачем мне и рыпаться. Все мои начинания заканчиваются вот так – полным и безоговорочным поражением. Платон в полной растерянности топтался рядом.

– Платок у вас есть? – судорожно всхлипывая, спросила я.

– К-какой?

– Ну, не тот, что на голову. Носовой, разумеется.

Платка у Платона не оказалось, и я вытерла нос и глаза рукавом собственного белоснежного жакета.

– Вероника… Николаевна, что с вами? – робко поинтересовался мой спутник.

– Мне что теперь, возвращаться домой несолоно хлебавши? – И я снова разрыдалась. Ну вот, зря только жакет угробила.

Зато Платон понял суть проблемы и начал горячо меня утешать:

– Да что вы переживаете! Вечером приедем сюда, тряхнем хорошенько этот солидного мужика, глядишь, все и раскроется! Наверняка он и есть отец ребенка, голову даю на отсечение!

– А как же бабка? Она бы знала, что соседи живут вместе!

– Так, может, все она знает. С чего ей с нами откровенничать?

Я снова утерла лицо когда-то белым рукавом и позволила Платону дотащить себя до машины.

Заводить мотор он не торопился, вместо этого снова стал говорить, что вот чутье ему подсказывает, что дамочек мы найдем. Не сегодня, так завтра.

– Платон, что же у нас получается? – растерянно спросила я. Мне до смерти хотелось отвлечься от грустных мыслей. Поиграю хотя бы в сыщика, раз уж мои биологические познания никому не нужны. – Смотрите, женщины вернулись после суда, отвоевав наследство, некоторое время радовались жизни, а затем тихо исчезли, словно испарились. Стоп! И бабуся, и Лидия рассказывали, что незадолго до исчезновения женщины плакали и резко прервали отношения с соседями. Может, им угрожали? Собирались похитить детей? Но тогда почему они не бросились к соседям за помощью, а, наоборот, отдалились от них?

Связано ли исчезновение женщин и генетика? Надежда Котеночкина пропала еще в конце марта. Увидеть ее французский генетик не мог бы при всем желании. Но в начале апреля в городе еще была Татьяна Ромашова… Если кто-то не хотел допустить их встречи, разве не логично было бы исчезнуть именно ей, а не французу?

С другой стороны, внезапное и почти одновременное исчезновение обеих женщин с детьми показалось бы Интерполу подозрительным, и тогда бы дело о незаконном получении наследства точно бы возбудили. А так – никаких подозрений. О том, что женщины исчезли из города, Интерпол не знает до сих пор! Более того, загадочное исчезновение француза послужило хорошим предупреждением для других ученых – чтобы не совались больше в тихий городок С-к.

Но почему, почему некто так сильно не желает встречи генетиков с Ромашовой и Котеночкиной? Ведь проводились уже экспертизы, показавшие полную идентичность ДНК детей и отцов-миллионеров. Что изменила бы еще одна экспертиза?

– Если те экспертизы были подлинными, а не купленными, ничего не изменилось бы, – кивнул Платон. – Вашу мысль я понял. Вы полагаете, что наши дамы много лет назад согрешили с иностранными богачами, а год назад переспали с кем-то еще, но детей родили с генетическим кодом тех самых богачей. Допустим, что я в это поверю. Тогда возникает такой вопрос: откуда сами дамы могли узнать, что у их детей код не биологических отцов, а давних любовников?

– А это вопрос не ко мне, а к вам или к Интерполу, – усмехнулась я. – Разумеется, кто-то им подсказал. Кто-то, кто допускал такую возможность и проверил несоответствие кода детей и их биологических отцов. Вполне возможно, кстати, что проверяли не только этих двух дам, а еще десяток любовниц богатых, но тяжелобольных людей. Но телегония действует далеко не всегда. Иногда информация от биологического отца настолько сильна, что буквально стирает предыдущую.

– Ясно. – Платон пожал плечами с таким видом, словно ему и правда было все ясно. – Но вы же сами убедились, что с теми экспертизами не все было чисто. Иначе вряд ли кто-то прикладывал бы столько усилий, чтобы избежать повторных исследований.

– Я считаю, что абракадабру с листочка Татьяны надо отправить в Интерпол, – твердо сказала я.

– Да без проблем, – согласился Платон. – Сейчас пошлю телеграмму тому, кому этот набор цифр предназначался, а копию отправим в Интерпол. Поехали в отделение.

Глава 10

Начальник Платона, майор Александр Федотов, принял меня приветливо, тут же отвел в техотдел, где стояли сканер и мощный компьютер, и даже помог отправить сообщение в Интерпол. Затем пригласил нас с Платоном в свой кабинет, достал из стального сейфа бутылку коньяка и три рюмки и ласково предложил:

– Ну что, Вероника Николаевна, надо б отметить ваш первый день в сыскном деле!

Я чуть было снова не разрыдалась, но сдержалась и грустно ответила:

– Александр Тихонович, как бы это не оказался и мой последний день у вас.

– Чего так? – удивился он. – Не понравился город?

– Город красивый, – честно ответила я. – Но женщины, ради которых я приехала, бесследно исчезли!

– То есть как? – Майор аж побагровел. – Они числятся без вести пропавшими, а я об этом не знаю? Платон!

Платон кратко рассказал о наших поисках. Федотов слушал его молча, все больше мрачнее и нервно барабаня пальцами по столу. Опер умолк, и в кабинете повисла гнетущая тишина. Прошло несколько минут, и лишь тогда майор заговорил:

– Ну что же, Вероника Николаевна… Попробуем негласно опросить соседей, может, и потянется какая-то ниточка. Да, лейтенант, надо б запросы организовать в те города, откуда они приехали. Может, там скажут, куда они могли податься.

– А как насчет объявления во всероссийский розыск? – поинтересовалась я. – Появится куда больше шансов найти. Кроме того, надо проверить аэропорты – они могли давно покинуть Россию.

– Вероника Николаевна, вы же взрослая девочка, – отечески улыбнулся мне майор. – На каком основании мы можем объявить их в розыск? Мол, обиделись, что им наш городок разонравился?

– Но они пропали… А перед этим перенесли какой-то стресс! У нас есть показания соседок, что незадолго до исчезновения обе женщины плакали. Им могли угрожать!

Я сама чувствовала, насколько неубедительно звучат мои слова. Майор спокойно продолжил:

– Я вам даже больше скажу: их могли шантажировать. И повод был, и деньги на кону стояли немалые. Ну и что? Дамы решили слинять по-тихому, быстренько собрались и уехали. Но никакого преступления в нашем городе они не совершили, заявления об их исчезновении нет, а значит, искать их мы может только негласно, своими силами.

– А если соседки напишут заявления? – не сдавалась я.

– Пусть пишут, – пожал плечами майор. – Но вообще из нашего городка уезжает столько народу, что, если б мы всех в розыск объявляли, работать было бы некогда.

– То есть искать пропавших – это не работа? – неожиданно зло бросил доселе молчавший Платон.

– Платон Викторович, я вас понимаю, – майор вновь стал отечески приветливым. – Но далеко не все исчезают столь же загадочно, как ваша невеста. Большинство просто не афишируют то, что собираются переезжать.

Я во все глаза уставилась на Платона. Выходит, у него пропала невеста? Давно ли? И как он с таким горем может спокойно выдерживать мои истерики?

В полностью расстроенных чувствах я вышла из кабинета майора и попросила Платона подвезти меня в гостиницу. Надо было поменять слишком легкое платье на более теплый наряд для вечерних поездок и убрать с глаз долой замусоленный, уже совсем не белый пиджак. По дороге мы молчали; Платон проводил меня до номера и остался ждать в коридоре.

Переоделась и причесалась я с рекордной быстротой и на этот раз выпендриваться не стала. Надев серый свитерок, джинсы и черные мокасины, я выглянула в коридор и пригласила Платона войти. Он немного помялся, но все же вошел. Нарываться еще на одну истерику ему явно не хотелось.

– Теперь объясните, что происходит у вас в городе? – дождавшись, пока он сядет, спросила я. – Я правильно поняла – люди исчезают пачками и никого это не волнует?

– Люди исчезают всюду, – чуть медленнее обычного ответил Платон. – Если поступают заявления от родных, открываем дело. Ну, или если находим труп.

– А ваша невеста когда исчезла?

– Три года назад. И я прошу прекратить этот разговор. Мне он неприятен.

Платон резко встал и посмотрел на меня с высоты своего роста. Я осталась сидеть. Тогда он просто развернулся и вышел из номера, бросив через плечо, что подождет меня внизу. Я вздохнула и вышла следом.

Уже сев в машину, я попросила:

– Платон, до вечера время еще есть. Давайте съездим к Лидии, пусть она напишет заявление о пропаже соседки! Они же дружили. Ведь заявления от соседей тоже принимаются, не только от родных?

– Принимаются. Только зачем? Вы верите, что мы найдем Татьяну даже против ее воли?

– Да поймите, ее могли похитить! Надо хотя бы дом обыскать. К тому же, если в доме остались детские вещи, я смогу провести свою экспертизу. И если с ней будет непорядок, этим делом напрямую займется Интерпол.

– Хорошо, поехали к Лидии.

По дороге Платон все время косился в зеркало заднего вида, но, судя по всему, на этот раз слежки не было. Через десять минут мы уже подъезжали к знакомому тупичку. Ставни дома Ромашовой по-прежнему были закрыты, и мы, не останавливаясь, проехали мимо, к белому каменному особнячку. Платон лихо подрулил к воротам и вдруг резко остановился, словно наткнувшись на невидимое препятствие. Я вновь ощутила на своем животе всю прелесть туго натянутого ремня и сердито спросила:

– Что, опять слежка?

– Смотрите! – Побледневший опер кивнул на дом Лидии.

И я с удивлением увидела, что его ставни плотно закрыты.

– Но еще нет шести вечера… Еще светло. – Я старалась, чтобы голос не дрожал. – Платон, у вас принято закрывать ставни днем?

– Не спрашивайте глупости. – Кажется, хваленое терпение Платона закончилось. – Вы сами все прекрасно поняли. Черт, не зря же мне казалось, что за нами следят!

– Зайдем? – прошептала я.

– Разумеется. – Платон вышел из машины и пошел к дому.

Как и следовало ожидать, калитка была заперта, на траве не было видно ни складного стульчика, ни шезлонгов. Оглянувшись на меня, Платон, как озорной мальчишка, в два счета перемахнул через невысокий забор и оказался во дворе. Прошелся возле дома, пытаясь заглянуть в дом через запертые ставни, постучал в двери. Затем вновь перемахнул через забор и подошел ко мне.

– Я не могу просто так взять и взломать дверь, – тихо сказал он. – Теперь надо искать родных Лидии Плещеевой, возбуждать розыскное дело, и лишь тогда мы сможем войти внутрь. Но я обещаю: мы откроем дело и о пропаже Ромашовой и Котеночкиной. Я добьюсь.

– Постой! – Я решила наплевать на формальности. – А та старушка, с которой мы беседовали… надо срочно ехать к ней!

Мы одновременно бросились к машине. По пути Платон повторял как заклинание:

– Но я тогда оторвался от слежки… Никто не мог знать, куда мы поехали.

– Слушай, ты точно лучший опер? – разозлилась я. – Те, кто похитил женщин с детьми, и без всякой слежки прекрасно знали, куда мы поедем.

До блочной пятиэтажки мы домчались с ветерком, минут через пять. Поскольку высокие каблуки вместе с туфлями остались в гостинице, в быстроте я не уступала Платону. Мы вихрем взлетели на третий этаж и стали звонить и колотить в бабулькину дверь руками. Разумеется, в ответ мы не услышали ни звука.

Глава 11

Этим вечером я убедилась, что Платона не зря назвали лучшим опером. За несколько часов он проделал просто гигантский объем работы. Ему удалось найти в соседней деревне дальних родственников Лидии Плещеевой и убедить написать заявление о ее пропаже. К сожалению, родных у Евдокии Ярославовны в городе не было, зато, еще раз съездив в ее дом, нам удалось застать на месте того самого солидного и непьющего Олега Ивановича Магарова, о котором с таким почтением поведала старушка.

Мужик был действительно объемным, причем основная солидность выпадала на район живота. Может, он и не пил, но зато ел явно за троих. К сожалению, помочь нам в поиске Надежды Котеночкиной он не мог. Да, обращал внимание на симпатичную соседку, даже заходил иногда вечерком за солью или мылом, чтобы познакомиться поближе. Надежда без возражений отдавала мыло и соль, но на сближение не шла, что меня вовсе не удивляло. Предположение Платона, что именно этот пузан – биологический отец Надеждиного ребенка, явно трещало по всем швам.

В качестве источника информации Олег Магаров не стоил и ломаного гроша, но польза от него все же была. Без малейших возражений он поехал с нами в отделение и написал заявление о пропаже сразу двух соседок по лестничной клетке – Надежды Котеночкиной и Евдокии Ивановой. Мне показалось, что милицейский допрос напугал его так, что он согласился бы написать заявление о пропаже всех жителей городка одновременно.

Платон добился, чтобы заявления о пропаже всех женщин были тут же оформлены в производство, и отправил запросы в городской и два областных банка, чтобы узнать о счетах обеих наследниц. Начальник опергруппы майор Федотов и дежурный следователь капитан Петров допоздна подписывали многочисленные бумаги, тихо чертыхаясь сквозь зубы. Подозреваю, что лишь мое присутствие удерживало их от более крепких выражений.

Наконец все нужные бумаги были оформлены, и лишь тогда Платон без сил свалился на небольшой кожаный диванчик в своем кабинете. Я позвонила домой, узнала от няни, что дети погуляли, покушали и легли спать, и осторожно присела рядом с опером. Часы пробили десять вечера, и было ясно, что на сегодня все, что можно, уже сделано.

– Вероника Николаевна, вас отвезти в гостиницу? – не открывая глаз, спросил Платон.

– Нет! – Меня передернуло от ужаса. – Да я умру там со страху! Вы хоть понимаете, что сегодня пропали сразу два человека, имеющих хоть отдаленное отношение к моей экспертизе? И, по-вашему, я спокойно разденусь и лягу спать в гостиничном номере?

– Что же делать? – Платон даже проснулся. – Где же вы будете ночевать?

– А прямо здесь. – Я кивнула на диванчик. – Где-то же ночуют ваши дежурные по отделению?

– Да, у нас неплохая комната для дежурных, прямо за дежуркой, – растеряно откликнулся опер. – Но удобств там маловато и все время кто-то ходит. Уснуть там вряд ли получится.

– Ну да, зато в гостинице я усну наверняка. Вечным сном, – зло сказала я. – Нет уж, ведите меня в вашу комнату.

Мы поднялись с дивана и медленно спустились на первый этаж. Мне казалось, что Платон моим решением недоволен, но другого выхода я пока не видела. То есть он был, разумеется, но мне в тот момент не понравился. Приглашать молодого мужчину на ночевку в свой номер мне не хотелось. Не то чтобы я опасалась за свою девичью честь, но… Вот не хотелось, и все тут.

В комнате для дежурных оказалось весело. Два молодых парня и два мужика в годах сидели за круглым столом, накрытым грязноватой скатеркой, и распивали нечто, что я бы определила как деревенский самогон. В качестве закуски возлежали на скатерке несколько вяленых рыбин. Мое появление было встречено с неподдельным восторгом. Мне тут же расцеловали руки, придвинули стул, предложили самую жирную рыбу и даже извлекли откуда-то из закромов бутылку «Советского» шампанского. Я устала настолько, что согласилась и на то и на другое. Как хорошо находиться в безопасности! Может, плюнуть на свое открытие и ехать завтра домой?

– Вероника Николаевна, чего вы такая грустная? – поинтересовался невысокий седой мужчина, чокаясь со мной рюмкой. – Платон за вами плохо ухаживает?

– Очень даже хорошо ухаживает… – чуть заплетающимся языком сообщила я. Закусывать рыбой я побоялась, но несколько рюмок шампанского честно выпила. На пустой желудок подействовало неплохо – голова слегка закружилась, зато жизнь стала казаться не совсем потерянной.

– У нас в розыске дам мало, мы дикари, – обаятельно улыбнулся говоривший. – Да, позвольте представиться – Кирилл Петрович, эксперт. Мне повезло с дежурством – в кои-то веки с красивой женщиной за одним столом посижу.

– О, так это в вашей лаборатории я должна была проводить свои экспертизы! – оживилась я. – Приятно познакомиться! Хотя… никаких экспертиз, видимо, не будет.

– Как это не будет? – Кирилл Петрович сильно огорчился. – Ну вот, только я порадовался нашему предстоящему плотному общению, а вы меня так!

– Так пропали наши подопытные.

– Платон, что-то ты сегодня мышей не ловишь, – вмешался молодой полный брюнет, представившийся Мишей Прохоровым. – Подопытные у тебя сбегают. А наручники на что?

– Да у вас люди пропадают, как в омуте! – с искренним возмущением выпалила я.

– А ведь точно, мужики! – внезапно посерьезнел Миша. – Я лет пять в розыске работаю и тоже обратил внимание: за последние два с половиной года у нас пропало столько народу, что прямо оторопь берет. Вот три года работал, хорошо, если когда одно заявление в месяц принимал: мол, муж зарплату получил и домой не вернулся. А через недельку-другую находились пропащие мужья, правда уже без получки. Один раз, правда, девушка молодая пропала, так на нее грибники через месяц в лесочке наткнулись. У нас тут места грибные, в лесу надолго труп не спрячешь. А вот те, что в последние годы пропали, так и не нашлись…

– А много народу пропало? – От ужаса я сразу протрезвела.

– Да так, по памяти, и не скажу, – смутился Миша. – Это надо все розыскные дела смотреть. Вот нашего следователя лучше спросить, Валентина Прохорыча, он и без бумажки может вспомнить.

Следователь Петров, высокий мужчина с длинными «запорожскими» усами, укоризненно покачал головой:

– Миша, это на тебя так самогонка подействовала? Не помнишь, при ком говоришь?

Миша смущенно потупился, затем виновато посмотрел на молчаливого Платона, но все же возразил:

– Да помню я, с нее все и началось. Так что же, всем молчать теперь? Ведь правда чертовщина творится, без дураков! Ну куда в нашем городке народ подеваться может? А исчезают, словно корова языком слизнула! Даже уголовное дело не заведешь, только розыскное – трупов-то нет! Ни трупов, ни живых людей.

– Ох, без костей у тебя язык, – снова вздохнул следователь.

– Пожалуйста, расскажите! – взмолилась я. – Должна же я знать, насколько опасно оставаться в вашем городе.

– Здесь в любом случае безопасно, – с улыбкой заметил седой эксперт.

– Но я не могу жить здесь… – растерялась я.

– Ну, умыться-переодеться можно и в гостинице, – серьезно продолжил эксперт. – А ночевать лучше здесь. И нам, глядишь, веселее. – И он лукаво подмигнул мне.

– В картишки можем сообразить, желаете? – весело предложил совсем молоденький белобрысый старший сержант.

– Не могу, не соображаю совсем. Лучше б вы мне все рассказали, – жалобно сказала я, – а то я от страха скоро и на улицу не выйду! Может, аномальная зона в вашем городке? Я могу просто идти по улице и меня затянет в черную дыру?

– С чего бы эта дыра образовалась только два года назад? – резонно возразил следователь. – До той поры никаких дырок не было. Ладно, расскажу, что помню. Надо же ночь скоротать.

Разумеется, люди пропадали и раньше. Я работаю следователем уже двадцать три года и могу точно сказать – все у нас, как и в больших городах. И молоденькие девчонки пропадали, и взрослые мужики. И находили их далеко не всегда. Не такой уж вокруг маленький лесок: отъедете километров на двадцать по шоссе – и такие чащобы пойдут, что хоть стадо слонов прячь, ни в жизнь не отыщут.

К примеру, лет десять назад грибники в лесу исчезали. За одну осень трех человек как леший увел. Сначала пропал одни шустрый дедок, Митрофаныч. Отправился поутру за грибами в лесок неподалеку от своего дома, а вечером его бабка по соседям побежала: мол, заблудился старый, надо искать. Искали его всю ночь, кинологов с собаками вызвали – никаких следов. Так и не объявился больше. А через пару недель в этот же самый лесок отправились на прогулку две парочки приезжих студентов.

Ушли они в лес вчетвером, а к вечеру, усталые и перемазанные землей, вышли из леса всего двое – парень и девушка. И рассказали странное: дескать, где-то в полдень поднялся вокруг них странный морок. Вроде как туман густой возник из ниоткуда. И в этом вот тумане прямо у них на глазах начали таять их товарищи…

Студентов тоже искали всем миром – безрезультатно. Но тут были у нас вполне реальные подозрения, хотя сами знаете: нет тела – нет дела. Только вот через полгода оставшийся в живых парень повесился в собственном доме. И записку написал: мол, не дает ему покоя мертвый товарищ. Приходит по ночам и требует правду всему миру рассказать. Не может он эту ношу больше нести, лучше сам отправится догонять погибшего. Девушку, оставшуюся в живых, на допросы затаскали, она плакала, но молчала. Доказательств никаких, улик тоже, ее пришлось оставить в покое. И вскоре она навсегда уехала из городка. А лесок тот наши, местные, еще долго обходили стороной…

Но вот в чем ты прав, Миша, – пропадали люди редко. Кроме нескольких таких вот странных случаев, всего два-три раза в год заявления о пропавших поступали. И минимум половину скоро находили – когда живыми, а когда и мертвыми. А вот три года назад началась чертовщина. Все случаи вот так навскидку и не вспомню, расскажу лишь про те, которые за последний год сам расследовать пытался.

За моей спиной резко хлопнула дверь. Я оглянулась – Платона в комнате не было. Следователь на минуту осекся, затем с облегчением выдохнул и сказал:

– Молодец парень! Без него мне легче рассказывать будет. Ведь с его невесты все и началось. Ее, правда, не я искал, но… Ладно, слушайте.

Девушка лет двадцати, работала секретаршей в маленькой фирме. Снимала однокомнатную квартирку с подругой. Во вторник утром, как всегда, пришла на работу. Днем ушла на обед. Обедала она всегда дома, идти-то всего квартал. Дома она была, подруга подтвердила, что половина борща из общей кастрюли съедена. Но на работу она не вернулась. Больше ее никто не видел. Звонить ей сотрудники фирмы стали через два часа после ухода, но мобильник оказался «вне зоны доступа».

Молодая женщина отвела ребенка в детский сад и села в автобус, чтобы ехать на работу в поликлинику. Автобус останавливается почти рядом с поликлиникой, идти от остановки минуты три. До работы она не дошла. Нашли двух знакомых, которые видели, как она садилась в автобус, многие пассажиры вспомнили, как она выходила. Городок маленький, районную медсестру многие знали в лицо.

Или вот молодой мужчина, недавно женившийся. Жил в частном секторе, в небольшом деревянном доме, «жигули» всегда стояли во дворе. В этот день, как обычно, сел в машину, выехал со двора, помахав жене рукой на прощание. До работы он не доехал. Через неделю его «жигули» нашли в трех кварталах от дома. На ограбление не похоже, в салоне остались дорогой мобильник и «макбук». Техники проверили машину, но она была вполне исправная, на ходу. Обшарили все подвалы и гаражи в округе, искали даже с собаками – никаких зацепок.

И таких случаев на моей памяти только за год не менее десяти. Люди выходят из дома, чтобы пройти буквально пару кварталов, и – исчезают. Ничего не дает распечатка звонков, ничего не дают массовые поиски, не помогают свидетели… Поневоле в темные силы поверишь.

– Но… Если я правильно поняла, пропадают в основном молодые женщины? – уточнила я. – Или мужчины тоже?

– В основном женщины, – подтвердил следователь. – Если память не подводит, из этой десятки без вести пропавших мужчина только один.

– А его жена?

– Она месяца через три уехала из городка. До этого почти каждый день приходила ко мне, плакала, обещала денег, если мужа ей верну… А потом сдалась, видимо. Или страшно стало одной в доме оставаться.

– Она точно уехала? Не пропала? – заволновалась я.

– Не знаю, – удивился вопросу опер. – Я ей пару раз посылал повестку, хотел еще побеседовать, может, вспомнит чего. Миша и Платон с повестками ходили. Говорят, дом стоит пустой, ставни закрыты. Не живет там больше никто. Если б она собиралась не насовсем уехать, а лишь в магазин сгонять, разве стала бы ставни затворять?

– А если… – Я не стала продолжать. Похоже, пропавших в городке искать не торопились. И сейчас никто не поблагодарит меня за настойчивость.

– А пропавших Малиновских кто-то помнит? – спросил Миша Прохоров. – Года три уже прошло, а у меня до сих пор мороз по коже. Жили пожилые супруги в одноэтажном деревянном домике на окраине, разводили кур и свиней. Соседи периодически писали жалобы – воняет из хлева дюже, антисанитария полная, примите меры! Особенно одна соседка старалась, старая дева лет сорока. Уж не знаю, чем ей старики насолили, только она им проходу не давала. Участкового просто извела, он по их улице ходить боялся. И вдруг эта соседка прибегает в отделение и, заикаясь от страха, говорит: исчезли ее соседи! Вроде ночью она слышала с соседнего двора женские крики и плач, но выйти побоялась. Участковому домой позвонила, а он, как ее голос услышал, трубку бросил. И вот теперь оказалось: не зря она бдительность проявила, не иначе, бандиты стариков порешили.

Тетку вежливо послали на фиг и заволновались лишь тогда, когда другие соседи, из дома напротив, в участок пришли. Тех волновало не столько исчезновение стариков, сколько нахальное поведение оставшихся без надзора свиней. Те разломали ограду свинарника, вышли во двор и начали рыть землю под забором. Соседи боялись, что разбушевавшиеся свинки выберутся с соседского двора и раскопают их огородик.

Делать нечего, участковый пошел проверять сигнал. Долго стучал в ворота, но никто на его стук не откликнулся. Тогда он вызвал двоих патрульных. Как раз я с товарищем был на дежурстве. И вот снес я выстрелом старый запор на калитке и мы вошли внутрь. Как вошли, так остолбенели. На нас злобно смотрели три раскормленные свиноматки и дюжина небольших поросят. Участковый не решался идти вперед, пока выстрелами не отогнал свиней подальше. В общем, обыскали двор и нашли то, что осталось от стариков, – черепа да скелеты. Обглодали их свинки.