Текст книги "Русь замысловатая. потешная да песенная"

Русь замысловатая
потешная да песенная
Инна Фидянина-Зубкова

© Инна Фидянина-Зубкова, 2017

ISBN 978-5-4474-5511-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1. Русь замысловатая

Золотые дали

 
Золотые, безбрежные дали,
мы таких никогда не встречали.
 
 
Мы их никогда и не встретим,
но в блокноте ручкой отметим:
мы тут не бывали и тут,
а здесь нас вовсе не ждут.
 
 
Ну и ладно, к чему нам дали,
что мы в них не видали?
 
 
Если заду тепло на печке,
а за окном скворечник,
да на лавочке бабки
и у каждой по хатке.
 
 
Ну чего ещё в жизни надо?
Кричим хором: – Большую зарплату!
 

Уплыла от народа

 
Люди сидели у моря,
вспоминая потопы Ноя
и кушали бутерброды.
 
 
Я мимо шла. Вот народы!
Им дают колбасу, они ж в море
смотрят с вселенской тоскою.
 
 
Разглядываю бутерброды:
да сыта я сегодня вроде.
 
 
А с людьми не хочется спорить,
легче ковчег построить
из водорослей и песка.
Уплываю от них. Уплыла!
 

Масленицы такой

 
Войны многие мы видали
в поле, как проклятые, пахали.
Но масленицы такой
не видал даже конь боевой!
 
 
Вот ты на неё посмотри,
и каким боком на неё не смотри,
нет румяней да краше,
даже наша невеста Глаша
не сравнится с такой красотищей!
 
 
Ты кушай, кушай блинище
да давай скорее ответ:
люба тебе масленица аль нет?
Если люба, ешь ещё.
 
 
А ежели нет, то пошто
тут околачиваешься без дела?
Жри, пока я блины все не съела,
не поела, не покусала.
Вишь, пеку и пеку. Мне всё мало!
 

Масленичная неделя

 
Всю масленичную неделю
я блины, оладьи ела.
Их больше есть я не могу,
пирожочков напеку.
Напекла я пирожков,
муж пришёл. «Ну будь здоров!»
 
 
Полетели пирожки, ой, на улицу,
а за ними жена – мужик хмурится!
 
 
Вот стою, раздаю пироги: «Все возьмите,
и меня с собой заберите,
я баба брошенка-кулинарушка,
напеку кулебяк, сварю отварушку,
а вы как выпьете отвар, помолодеете —
вспомнить имечко своё не сумеете!»
 
 
Эх, масленица-раскрасавица,
что ж ты делаешь с людьми, самой нравится?
 

Масленица к нам идёт

 
Собирайся народ,
масленица к нам идёт,
кверху задом сразу прёт,
кверху задом сразу прёт
да по-русски орёт:
«Ты пеки, но не спали
блин румяный в печи,
не сожги его, не сглазь,
да и сам с печурки слазь,
слазь и жри блины горой,
да ротище свой открой,
а я туда закину
твою больную спину,
его больную попу,
туда же и Европу!»
 

Блинок для касатика

 
Съешь блинок, касатик,
будешь мне, как братик;
стану я тебе сестрой.
 
 
Рот пошире открой,
рот открой, не закрывай,
может, влезет каравай!
Ну а если влезет два,
то замуж за тебя б пошла!
 
 
И не смотри сердито,
я те не «Лолита»,
а как дам промеж глаз,
сразу женишься на нас!
 
 
Ой, касатик-косец,
пойдёшь аль нет, под венец?
Я те не сестрёнка,
ты тоже не мальчонка:
сорок лет – уже большой,
почти дед. Молчу родной!
 
 
Ты ешь блинок да слушай:
будем жить получше,
как замуж за меня пойдёшь.
Напутала! Ну что, возьмёшь?
 

Сожжение масленицы

 
Говорило нам ярило:
«Не болтайте языком!»
Говорило мне ярило:
«Тебя запросто сожжём!»
На ярило ведь не накинешь узду,
я сижу в сторонке и жду,
чтоб дорогое ярило
меня вечным огнём накрыло:
«Гори, гори ярко,
моя ты Худоярка,
гори, гори страстно,
ведь лик твой распрекрасный
вовсе и не на беду
с собою в вечность унесу!»
 
 
Горю, горю, догораю
и свято ведь знаю:
я одна была такая
с рожденья, что ли, неземная.
 

Российские поля

 
А российские поля,
говорят, сошли с ума:
покатились стога,
докатились до гумна,
встали колом и стоят,
вкатываться не хотят.
 
 
Мы нагоним на них
престрашнейший дедов чих:
чих, чих, чих!
Поплюём ещё на них
и поставим в угол.
Ну где вы там, ворюги?
 
 
А ворюги как придут,
мы уж будем тут как тут:
их в мешок и на кол!
 
 
Бабы будут плакать,
плакать, плакать, горевать,
сено во поле сажать:
«Ты расти, подрастай
наш сумасшедший урожай!»
 

Песня плакательная

 
Поле:
«Ты не тронь меня, пурга,
я полюшко чистое,
весной отдам колосья зернистые,
а летом налью их соком
и вздохну спокойно с покосом.»
 
 
Мужики:
– Скосим, намолотим и снова засеем,
едим хлеб, никогда не болеем!
А ты плачь, мурава, не плачь,
по полям снова ходит палач:
то война, то беда, то горе —
для всего государства неволя!
Что ж ты, трава, не плачешь:
спишь иль ничего не значат
для тебя людские покосы?
Тебе наши слёзы – что росы.
 
 
Бабы:
– Мужик мрёт, а полюшку всё привольно,
ведь когда крестьянину больно,
полю чистому не накладно:
лишь бы к осени не сгореть и ладно.
 
 
Опять поле:
«Завали меня, зимушка, снегом покрепче,
мне и спать одной будет полегче.
А под кем бы ты, Русь, ни лежала,
тому всегда будет мало
и полей, и хлебов и горя.
Вот такая История.»
 

Дурная кобыла, дурные и мы

 
– Куда ты, кобыла?
«За счастьем ходила!»
– Счастье нашла?
 
 
«Не нашла, но блудила
в лесу дремучем:
всяких барьеров круче
снега лежали.
И я не бежала,
а как то странно передвигалась —
мне и миля не давалась.»
 
 
– Для дурной кобылы
и снег в лесу – удила!
Зачем тебе счастье, дура?
«Для фигу, для фигу, для фигуры».
 
 
– А зачем же ты в лес попёрлась?
«Да дома всё как-то притёрлось».
– Отчего ж не по тропке, а в чащу?
 
 
«Где дорога, там воз обрящешь.
Эх, достало всё, братцы!
Воля вольная, здрасьте».
 
 
– Ну здравствуй, волюшка,
и нам на горюшко.
Мы ведь тоже не скачем,
а царь нагрузит, так плачем,
но тянем-потянем лямку.
Ты права, надо в снег иль на санки!
 

Перед свадьбой

 
Мать по-матерному ругалась.
Смеркалось.
А отец господином сидит,
как будто и дел ему нет,
что донька уже большая.
Вся родня провожает
замуж.
Пора уж!
Коса-краса, печь побелёна.
Настасья влюблённа
в соседа Васютку,
он тута.
«А ну пошёл!» – семья отгоняет,
пущай не узнает
како на невесте платье.
Атласное. Не порвать бы!
 
 
Суета, маета, бормотуха.
«На здоровье, дивчуха!» —
пьёт родной дядька.
А платье
самое расшитое
и сердце у нас молодое.
Впереди дом и семеро дочек.
Не хочешь?
Не хочет, видно и тятя
тебя отдавати
в жизнь замужню.
А что делать-то? Нужно!
 

Старый башмачник

 
Что молчишь ты, старый башмачник,
рассказывай, как «башмаки пилят»
короли и все те, кто там были,
они про тебя забыли,
а тебе до них нет и дела.
 
 
И я вроде б хотела,
да забыла чего-то:
что-то да я не успела,
видимо, подлатать башмачок.
 
 
Да конечно, башмачник,
я всё понимаю уже:
тот кто молчит, тот знает
сколько «гвоздей в башмаках»
у трудового народа!
 
 
Так куй свои лапти, башмачник,
а я подкую стишок.
 
 
Ведь короли мордастые
хотят и хотят ещё
молчаливых башмачников скорбных,
сильной боли в моей спине,
снов людей очень горьких
и в их башмаках камней!
 

Обида и хоровод

 
Нас войнами обидели,
нам дали три рубля
на храмы и обители.
Обида не прошла.
 
 
Не прошло мировое горе,
не прошло и «голым по полю»,
не прошла покосевшая хата.
 
 
Не ушли мужики в заплатах,
а сели и ждут чего-то:
когда кончатся все заботы
или войны сгинут с планеты
да детям раздарят конфеты.
 
 
И закружится хоровод
весёлый такой и соврёт:
«Всё хорошо, ребята
красивые стоят хаты,
но голым по полю не нужно!»
 
 
А мы подпоём ему дружно:
– Нет, нас никто не обидел,
потому как никто не видел
слёз из глаз наших красных.
Тебе не люб хоровод? Напрасно!
 

Казачья вольная

 
Казачок-дурачок
посмотрел на мой бочок,
плюнул, дунул в кулачок
и сказал: «Беда моя,
будешь ты моя жена!»
 
 
Мужичок-казачок,
бедный, мелкий дурачок,
не простила я ему
«беду мою», а посему
топнула я ножкой,
брякнула серёжкой:
«Не буду я твоей женой,
коль ты весь не такой:
ни хорош, ни пригож
и на чёрта похож»! —
развернулась и ушла.
 
 
А родня меня нашла
в его же хате и разуту.
Нет, любить я вас не буду,
дорогая родня,
коль вы ищите меня!
 
 
*
Ай, курлы, курлы, курлы,
любы были казаки
курам да казачкам.
А я пузо спрячу,
не смотрите вы туда —
не сглазьте, люди, казака!
 

Матушка Русь

 
Как у матушки Руси
только тридцать два пути:
путь налево – сразу в гроб,
путь направо – это бог,
путь вперёд – прямо в рай,
в космос – новый век встречай!
 
 
Остальные же пути
мимо норовят пройти:
первый путь —
куда-нибудь,
путь второй —
в мир неземной,
а на третьем, как всегда,
светит лишь одна звезда.
 
 
Вот по этому пути
и пытаюсь я пройти.
Попытка не пытка,
но милёнок мой с улыбкой
смотрит на усилия:
стану ль я красивее?
 
 
Нет, мой хороший,
я не стану строже,
я не стану младше
и не буду краше.
 
 
Но звезду свою младую,
как и Родину родную,
я не выпущу из рук,
хоть руби меня, как сук!
 
 
Потому как на пути
три несчастья, три беды
и одно большое горе —
ты не любишь меня боле!
 
 
А кто милёнок мой дурной?
Догадайся сам, родной.
 

Женитьба Ерофея

 
Дураки и дороги
по России убогой
стелются, едут, идут.
 
 
Вот колдобина тут,
а в колдобине колесо.
«Эко тебя занесло!»
Занесло телегу,
а в телеге дрова.
 
 
И это ещё не беда,
а беда была такова:
дурачок на лавочке
шепчет в ушко дамочке.
И ни гроша, ни грошика
у паренька Ерошеньки.
 
 
Ах, Ерошка, Ерофей
ты у мамки – дуралей,
ты у тятьки – дурак
и у бабки – просто так.
А у девочки Анюточки —
самый, самый лучшенький!
 
 
А у её маменьки —
ты ни то и ни сё,
а у её папеньки —
прощелыга вот и всё.
Лишь у деда дурака
ты – Ерошкапрямбяда!
 
 
* * *
Ой люли, люли, люли,
прилетели к нам гули,
сели у дороги:
«Какой двор убогий,
нет, нет, тут зерна,
улетим со двора»! —
крыльями размахались
да у нас  остались.
 
 
* * *
У дороги колесо:
«Прикрути, Иван, его
да дрова не растряси,
цело к хате привези!»
 
 
А у хаты, у ворот
гульба, свадьба идёт:
женят сына-дурака!
 
 
– Ерофей, поди сюда.
Ты, сынок, уже большой,
с бабой сладишь не с одной,
но узнаю чё – прибью,
я невестушку люблю! —
наставлял сына отец.
 
 
Но Ерофей наш – молодец:
– А я чё, а я ничё,
я не делал ничего,
я ни промах, ни дурак,
я, батяня, просто так.»
 
 
* * *
Эх дураки, дороги
по Руси убогой
как кати-катили…
И кого б мы ни любили,
мы не вдарили ни разу
в грязь лицом!
– И я о том!
 
 
Ой люли, люли, люли,
летите к барину, гули.
Не мешайте курям
шастать по чужим дворам!
 

Праздник-проказник

 
Весело, весело людям:
«Поэт, мы тебя не забудем,
ведь наши красивые лица
ты увековечишь. Влюбиться
нам тоже, наверное, стоит!»
 
 
Ветер на острове спорит
с таким разноцветным народом:
«Хороводом его, хороводом!»
 
 
Собирай да лови эти лица,
им тоже охота влюбиться
и рассказывать солнцу:
«Город любимый стоит
миллиона наших улыбок!»
 
 
Жаль, солнечный день был хлипок
на Сахалине, он тучей
накроет праздник. Но люди,
привыкшие к бурям и ветру:
«С приветом! (кричат) С приветом»!
 
 
Ведь по улицам праздник гуляет,
он просто проказник. Устанут
кошки гулять по крышам:
«Слышим вопли мы ваши, слышим.»
 

Любите ли вы Россию? – спрашивать меня стали

 
Чужие, далёкие страны
манят из телевизора:
зовут и зовут, наверное.
 
 
Да я бы, конечно, поехала
(как другие хорошие девочки)
и хохотала весело,
вернувшись домой из Турции.
 
 
И говорила, может быть,
что Египет и Черногория
лучше намного Родины,
ведь там такие акации,
на космос большой похожие!
 
 
Но мой удел (без сомнения) —
это дома у телевизора
сидеть и любить свою родину
на Сахалин похожую.
А денег нет потому что!
Вот такие дела.
 

А у нас всё в порядке

 
Если родина пьёт и рыдает —
это ещё не беда,
потому как нас окружают
леса, поля и луга!
 
 
Хуже, когда родины нет
или родина – зыбь и пески.
А у нас всё в порядке:
море, реки, озёра, тиски.
 

Как сахалинцы до Балтики плыли

 
«Балтика – это где?» —
спрашивали сахалинцы.
«Где-то, где-то, где-то, —
отвечал синий ястреб. —
Вам не доплыть.»
 
 
Сахалинцы кидались
в свой Татарский пролив и плыли:
брасом плыли и в размашку…
Ни один не доплыл!
 

Жили зря

 
Было время, было время,
было время – жили зря!
Жили зря, жили зря,
потому что без царя!
А теперь живём с царём.
Вот, уже не зря помрём!
 

Сижу дома, не гуляю

 
С днём рожденья, Игорёк,
ты зачем в дом приволок
две чужие зубных щётки,
говоришь, что для трещотки?
 
 
Ну и да, ну и конечно,
я ведь тоже с тобой честна:
сижу дома, не гуляю,
просто чисто прибираю!
 

Где невест ловили

 
Мы крестились у реки,
пришли наши мужики,
нас раздели догола
и гоняли до утра
по заснеженной реке.
Кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе!
 
 
А болели мы все вместе.
Зато теперь мы им – невесты!
 

Говорят

 
Говорят, в Москве кур давно не доили.
Говорят, в деревнях хорошо не жили.
Говорят, деду моему всё по колено,
потому что на печи притаилась измена —
бабка гроб покрывалом накрыла,
говорит: «Чтоб не дуло те, милый!»
 

Что дарить жене

 
Подарите жене шубу,
шубу подарите… две!
А без шубы не будет ведь счастья.
И жена во сне
имя станет шептать другое
(Егор, например). Чужое
кольцо у неё на пальце появится.
А какому мужу это понравится?
 

Судьба такая

 
Прожила я в горе, прожила я в радостях
и в маленьких, маленьких гадостях
от своих лучших подруг.
Вот и думаю: может, это от мук
или судьба такая,
чтобы я опять была холостая.
 

Влюбиться

 
Стала я замечать,
что старой себя называю:
никого не хочу встречать,
провожать не хочу. Устало
с работы иду по дворам.
 
 
Дождь, как слеза. Не спится:
мне завтра, вроде, к врачу
иль на старости лет влюбиться?
 

Бабушкины пироги

 
Наша жизнь – только держись!
И кто прожил эту жизнь, тот знает:
его не поломают ни ветры, ни пурги,
ни бабушкины пироги!
 
 
Хотя, чёрт его знает,
бабушкины пироги хоть кого поломают.
 

Был бы борщ на плите

 
Я за родину Русь
больше думать не боюсь!
 
 
Дум-думочек палата:
была бы чиста хата,
был бы борщ на плите
и хозяин на земле
да пущай позлее —
быстрей я околею!
 

Глава 2. Песни скоморошьи

Не ходите в эти города

 
Вот такие пироги!
А не хочешь, не ходи
в эти чудо-города,
в них сомненье да еда.
 
 
И какие-то железные трын-дрыны:
пробегающие мимо машины,
и вообще, одна сплошная беда!
 
 
И куда б ты ни пошёл – всё не туда.
Не бывать бы в этих городах никогда,
но зовёт упрямая туда
дорогущая купеческая жизнь.
 
 
Глянь кака многоэтажка, ток держись!
А внутри многоэтажки господа,
ни туда от них и ни сюда.
 
 
На потеху, что ли, выходи!
Бабы будут делать с вами, короли,
маленьких, красивых королят.
 
 
Те вырастут, до Марса полетят,
чтобы, чтобы, чтобы в городах
не вспоминали о пузатых королях!
 

Песня скоморошья отчаянная

 
Жили-были на Руси
ни большие караси,
ни усатые сомы,
а дурные мужики,
мужики да бабы.
 
 
Хлеба нам не надо,
нам не надо сала,
давай сюда вассала —
на трон россейский посади.
 
 
И ходи, ходи, ходи
с работы к самогону,
и пущай законы
пишут только дураки!
 
 
Есть, конечно, на Руси
всяки-разны караси
и сомы усачи,
и стихи, баллады,
но нам того не надо!
 
 
Ведь я за родину Русь
не борюсь, не дерусь,
я за родину Русь не махаюсь,
я её на кусочки ломаю.
 
 
Кусок царю, царевичу,
кусок королю, королевичу,
кусок попу богатому,
кусок деду горбатому,
кусок за море, океан.
 
 
Кусок пьянице в стакан,
а последний кусок —
выпустим из него сок
и раздавим на куски.
А ну-ка, черти, уноси!
 
 
            * * *
Но ты ж поди, погляди:
на Руси караси!
Ты ж поди, погляди:
и сомы усачи,
и стихи, баллады рядами.
Да чего же это деется с нами?
 
 
Деется, деется, деется,
никуда Русь родная не денется.
Лишь мы иссохнем и в прах рассыплемся.
Чаша терпения выпита
у Руси – у матери нашей.
Уноси отсюда тех, кто не накрашен!
 

Не бабы красивой бойся

 
Нет, не бабы красивой надо бояться,
а с могучим ворогом драться!
Баба что, ну огреет легонько
по головушке иль по печёнке.
 
 
Коли выживешь, будешь крепче,
а не выживешь, так навесим
на тебя все грехи и схороним:
скажем: «Был во всех баб влюблённый!»
 
 
Нет, не бабы красивой бойся,
а иди-ка в ведре умойся
да к роже своей приглядися:
не пора ли тебе жениться?
 

Ай вы, гусельники развесёлые

 
Ай вы, гусельники развесёлые,
слушайте сказы печальные,
сказы веские,
о том как ни жена, ни невестка я,
а бедняжка и мухи садовой не забидела,
человека не убила, не обидела,
тихо, мирно жила, никого не трогала,
ходила лишь огородами,
ни с кем никогда не ругалась,
в руки врагам не давалась,
имя своё не позорила
и соседей ни бранила, ни корила.
 
 
Но почему-то муж меня бросил,
а любовник характер не сносил,
убежала от меня даже собака,
и с царём не нуждалась я в драке,
он сам со мною подрался,
как залез, так и не сдался.
 
 
Вот сижу брюхатая, маюсь,
жду царевича и улыбаюсь.
А вы, гусельники, мимо ходите!
Проклятая я, аль не видите?
 

Гусельники развесёлые – 2

 
– Ай вы, гусельники развесёлые,
пошто длинный рассказ держите,
зачем народу честному душу травите,
о чём сказы сказываете,
на какую тему песни поёте?
 
 
«Да не стой ты тут, девица красная,
отвратными помадами напомаженная,
белилами веснушки прикрывшая,
вопросы глупые задающая,
сказы сказывать мешаешь!»
 
 
– Как же я вам сказы сказывать мешаю,
когда вы ни слова о других не обронили,
а всё обо мне да обо мне.
Да, я девушка хорошая:
и дома прибраться, и по воду сходить,
а ещё и вышивать умею гладью, и крестом.
А хотите, я вам спляшу?
 
 
«Ой головушка, наша голова,
и зачем же баба бабу родила?
Ведь покою нет от их языка
со свету сживающего!»
 
 
Обиделась я, красна девушка,
развернулась и ушла.
Но гусельники развесёлые
ещё долго пели о бабах русских,
об языках их злющих
да характерах вредных.
А об чём им ещё петь, мужикам то старым?
 

Скоморошье счастье

 
Счастье скомороха:
базарная картоха —
спел, сплясал,
сварил, сожрал.
А коль таланта нету —
готовь себя к обеду,
супругу или тёщу.
Жить то надо проще!
 
 
(народ ухмыляется,
народу нравится)
 
 
Счастье скомороха:
если в жизни плохо,
надо веселиться —
покрепче материться!
 
 
(улыбается народ,
в хоровод уже идёт)
 
 
Пропоём и про царя:
коль ты царь, царём быть зря —
всякий тебя хает,
даже голь не хвалит!
 
 
(народец ржёт)
 
 
Бежит сюда солдат, орет:
«Караул, а ну сюды,
тут пройдохи и воры!»
Скоморошье счастье – кроха:
дёру дать! (народ заохал)
 
 
Вдоль глубоких дворов,
меж высоких теремов,
знаем мы куда бежать:
нам хоть до неба достать —
есть у нас кусты родные,
там репей. Солдат в мундире
не полезет по нему.
Я бегу, бегу, бегу!
 
 
Эй ты, матушка Русь,
за тебя удавлюсь,
удавлюсь, повешусь,
а будут вешать, «грешник»
не кричи на мя народ.
Не оценит, не поймёт
ор ваш бог на небе.
 
 
Был я или не был?
 

Скоморох домашний – самый настоящий

 
Скоморохом
быть неплохо.
Скоморошьи дела:
колпак, лапти и дуда.
А скоморох домашний —
самый настоящий!
 
 
Что хочу, то и ору
да колядками пою:
«Слушай меня, кошка,
а на кошке блошка
не кровищу соси,
а отсюда пляши,
допляши до деда —
сварливого соседа
и вцепись-ка ему в рожу,
потому что так негоже
драть за уши ребят —
самых честных пострелят!
Ведь мы не виноваты,
что груши красноваты
у деда злющего висят,
дразнят пацанов, девчат.
Так собирайтесь блошки в кучку
и вцепитесь в дедов чубчик!
Оп ляля, оп ляля…» —
скоморошья игра.
 
 
А скоморох домашний —
самый настоящий.
Колпак, дуда и кошка:
«Ну сыграй ещё немножко!»
 

Песенка про Иннкиных фраеров

 
Иннка, как картинка,
с фраером гребёт.
Где же этот фраер?
 
 
Никто и не поймёт,
что его уж нету,
просто след простыл.
 
 
Ах ты, Инна, Иннка,
нужен нам живым
этот лысый фраер,
тот смешной пацан!
 
 
Ой люлю-люлюшки,
плюшки, пирожки,
перевелись на свете
красивы мужики!
 
 
В руках похоронка,
я её отдам
ФСБ, разведке,
мэрам городов,
попью чай с конфеткой
и пойду во Псков.
 
 
Там я для картины
фраера сниму,
прилеплю на стенку
снимок и скажу:
– Фраер, лысый фраер,
любишь ли меня?
 
 
Плакала картина,
рыдала и стена,
что фраера у Иннки
ходят где-то там:
первый на том свете,
второй во Пскове сам.
 
 
Ой люлю-люлюшки,
плюшки, пирожки,
перевелись на свете
красивы мужики!
 

Пущай меня сажают

 
Я за родину Русь
не торгуясь берусь:
берусь за флаг, размахиваю
и пусть не перетряхивает
никого из дураков,
ведь и сам я без мозгов.
 
 
Пойду налево – лес густой,
пойду направо, тут не стой —
побью, поломаю!
Пущай меня сажают!
 

Какой дурной пошёл народ

 
Какой дурной пошёл народ:
огородами, огородами прёт,
тропами тёмными,
дорогами дальними,
песни поёт печальные.
 
 
Песни печальные
не кончаются,
птицы чёрные маются
на проводах.
 
 
Вот те и жизнь впотьмах:
ни книжонки какой,
ни «аз», «буки»;
голодные бродят внуки
и кричат: «Коляда, коляда!»
 
 
Захлопываются ворота —
прячутся бабы в хатах,
прижимают котов лохматых
со страху к своим грудищам.
 
 
Вот жизнь пошла! Слышишь? Свищет…
 

Выходи-ка, власть, подраться

 
А чтоб по родине Руси
красной деве ни пройти?
 
 
Пойду, погуляю
да власти поморгаю.
Выходи-ка, власть, подраться,
хотца мне побаловаться!
 
 
Подымайся спяща рать,
будем вас всерьёз терзать
ай мы бабоньки,
ай мы девоньки!
 
 
А как уделаем всех,
пойдут детоньки…
 

Песня огуречная

 
«Так (сказали мне ребята),
что-то стало маловато
в нашей жизни огурцов.
Не пора ль искать отцов?»
 
 
Ох, пора и даже надо!
Вот от хаты и до хаты
ходим, ищем не найдём —
видно, так отсель уйдём.
 
 
Ай, веселится да хохочет народ:
кто-то пляшет, кто-то курит,
кто-то врёт.
Пьют и даже огурцами хрустят,
поделится с нами что ли не хотят?
 
 
Огуречный, огуречный рассол,
хорошо иль плохо пошёл.
– А зачем вам, братья, сдались отцы?
 
 
«Дык устали бегать полем, как псы!
Мы жениться хотим поскорей,
но не можем отыскать дочерей!
Где ж вы ходите, тести – отцы?
Перезрели уже наши огурцы!»
 

Какой мелкий пошёл народ

 
Какой мелкий пошёл народ:
растягаи в рот не берет,
от баранок отказывается.
Масло на хлеб не намазывается,
а суп разлился по хате.
 
 
Пора народ этот брати,
брати да с потрохами:
баб вместе с мужиками,
да ложить друг на друга.
Вот такая, блин, скука!
 

Нада бдеть богатырю

 
Осень грянула в окошко,
собирать пора картошку.
 
 
На посту, на боевом
я почти что часовой:
глянул с вышки в огород:
там уборка год идёт.
 
 
«Подмоги, сынок»! – кричат.
– На посту я, что с мя взять?
 
 
Потому как на посту
нада бдеть богатырю.
А работа не кобыла:
гладь не гладь, она не мила.
 

От конфеты фантик

 
Каждому Ивашке
мы сшили по рубашке,
каждому Андрейке
по матерной скамейке.
 
 
А девочке Анюточке
самый, самый лучшенький
на голову бантик —
от конфеты фантик,
которую съела соседка —
богатая девочка Светка.
 

О министерствах культуры

 
В министерстве стихов,
вроде, не было грехов,
потому что стихи —
это вовсе не грехи.
 
 
В министерстве повестей
давно не было вестей,
потому как повестя
не писала сроду я.
 
 
В министерстве романистов
не хватало нам артистов,
видимо, артисты
не любили романистов.
 
 
В министерстве драматургов
шло как раз засилье урков:
что ни пьеса, то аншлаг.
Прям всамделишный гулаг!
 
 
В министерстве прозы
сдохли все мимозы:
посто наша проза
стала слишком взрослой.
 
 
Ну и всё на сегодня.
Министры ходят голодны
и на клички не откликаются.
 
 
А последствия: байки не баются
в устах трудового народа,
да большим таким хороводом
ходят слухи чи сплетни,
мол, к церковной обедне
народ выучит «Азы и Веди»
и сразу в космос поедет
на телеге дядьки Егора —
бегом от такого позора!