Текст книги "Дирижабль марципиланина. Поэзия о космосе, романтиках и писателях"

Дирижабль марципиланина
Поэзия о космосе, романтиках и писателях
Инна Фидянина-Зубкова

© Инна Фидянина-Зубкова, 2016

ISBN 978-5-4474-6130-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1. Космос, другие Миры

Я мир злу не отдам

 
Мы – это души.
О звёздных войнах всех душ послушай.
 
 
Та печаль,
которую не опишешь словами,
она пережита лишь Нами,
и на Земле никого не волнует,
потому что по людям дрейфует
лишь горе родной их планеты.
 
 
Но Мы думаем не об этом,
а о горе, которое больше Вселенной!
 
 
Рубил бы я дома полено
или был на войне,
я помнил о вечном огне,
том огне, который не видно,
за жар которого вам не обидно,
а мне он всю душу расплавил.
 
 
Я умру – никто не узнает,
что в тонком мире бьюсь вовсе не тут,
а где-то там я воюю. И врут
все ваши легенды о рае.
 
 
Мы светлых миров не видали,
Мы зло везде убивали:
тут или там.
Я Мир ему не отдам!
 

Мы не считали потери

 
Мы – это души.
Рассказ о душах Наших послушай.
 
 
Мы не считали потери,
Мы стучались в разные двери,
Нам не открывали.
Мы так и знали,
что нам не откроют,
вот поэтому то на воле
Мы всё время гуляли.
 
 
Нас не провожали,
когда Мы уходили.
Кого-то из Нас не забыли:
пестрят киноленты их именами.
Стихами
пути наши святы.
 
 
И пусть простыни ваши помяты,
вы иногда повторяете
наши фамилии.
Мечтал ли кто об идиллии
больше, чем Мы?
 
 
Смятые, смятые, простыни.
Да пропади они пропадом!
Зачем Нас тут убивают?
И каждый раз, конечно же, знают:
убили очередного героя.
 
 
На волю, на волю, на волю
летим Мы своими душами!
Путями выстланы лучшими
наши новые жизни.
 
 
Ан нет, показалось. По-прежнему
грозные числа
в календарях
лишь напомнят о светлых мечтах.
 

Я укрою мёртвых тёплым пледом

 
Душа древнее Вселенных
и знает тайны планид.
О Вечности вы мечтали?
Она во мне и скрипит
старостью очень глубокой,
морщинами всех времён.
Привыкаю я понемногу к
«Придёт время, тебя согнём!»
 
 
Ах, ваши смерти! Пред мною
души мёртвых встают стеной.
Я их теплым пледом укрою:
– Лежите, а я домой!
 
 
И полечу (как прежде)
в темноте искать светлый след,
он где-то есть (я знаю),
он машет хвостами комет!
 

Смешные игры – большие войны

 
Пока ты умирал,
на твою судьбу играл
Чёрт со Смертью в дурака:
карта к карте – вот игра!
 
 
«Помрёт, не помрёт,
на тот свет отойдёт,» —
картам было всё равно.
 
 
Повезло не повезло,
когда дух ты испустил?
Бог на небо пригласил.
Раз и два, и раз, и два…
 
 
На небе тоже есть игра:
в «кто из нас тут красивее»
играют Ангелы милые,
а вокруг скукотища безбрежная —
ни дел, ни забот. Неспешные
души летают пузатые,
их Демоны едят волосатые.
 
 
Что же ты, дружок, пригорюнился,
работёнка есть тебе, призадумайся,
со злом воевать! Али трусишь?
 
 
Ночь не ночь, день не день. Замучил
страшный выбор разум Рудокопа:
«Войной, стороной, в землю?» Хлопай
крыльями и не думай долго.
 
 
ЕСЛИ ЕСТЬ БУРЛАКИ, БУДЕТ ВОЛГА
на земле ль, на небе – неважно.
Если в бой, то иди, хоть в бумажный!
 
 
(Я пишу, я автор Зубкова,
а жива я иль мертва – неважно, право слово.)
 

Планета погибших душ

 
Если бы всё было просто,
мы б не строили остров
из кораблей погибших,
чувств и желаний лишних.
 
 
Громоздкие трубопроводы,
лишние электроводы,
красные числа в календарях.
Нет, мой рассказ не про нас.
 
 
* * *
Где-то там, на каком-то там свете
жили гордые, чистые дети.
 
 
Их наивные, светлые души
по воздуху шли и по суше,
шли просто так, гуляя,
внешних врагов не зная,
не ведая внутренних ран.
 
 
Они удивлялись нам:
их наши войны пугали,
зла нашего не понимали,
они росли и взрослели
в праздности и… отупели.
 
 
Бедные, гордые дети,
не хотевшие знать всё на свете,
им хорошо и покойно,
спокойно, спокойно, спокойно.
 
 
Нет в голове спящей места
для жениха иль невесты.
Спокойно. Нет ревности, браков,
за самцов и самок нет драки.
 
 
Плесень в душе прорастает,
и каждый подросток знает:
жизнь – это вечная скука.
 
 
Вот так, без творческой муки
их мир превратился в ад.
Сосед соседу не рад,
сосед плюёт на соседа —
такая забава это.
 
 
Такая работа просто —
строить чудовищный остров
из кораблей погибших
чувств и желаний лишних,
лишней любви ненужной,
лишней забытой дружбы,
ненужных научных знаний
(о которых они не знали).
 
 
«И что же, что было дальше?»
 
 
А дальше огромным маршем
массы простого народа
превратились в больших уродов.
Потом они все погибли.
 
 
* * *
Всмотрись-ка в небо, увидишь
как мёртвые тихие души
стонут и плачут: «Нам скучно!»
Тяжко им мёртвым в пустыне.
А ты строй свой корабль – не отнимут!
 

Рай у Марципилан

 
Рай на планете Марципилан
обозначен обозначен был чётко:
ядерная зима и пулемётов чечётка!
 
 
Кто тут живой в церквях великих?
За вами отряд безликих:
«По одному выходить не положено!»
Трупы горкою сложены.
 
 
Вот и века исчерпаны.
И где б люди веру ни черпали,
планета переживёт и это.
 
 
А к следующему рассвету
(через сто лет вперёд)
зверь дикий пройдёт
по молодому полесью.
И от прогресса
ничего не останется.
 
 
Так зачем было жизнью маяться
последним из марципилан
(так похожих на наших землян)?
 
 
Наверное, нет ответа.
И история эта
повторится ещё три тысячи раз!
Вот и Земля на подходе как раз.
 

Дирижабль Марципиланина

 
Не людьми дирижабль построенный,
пролетает над территорией,
нелюдимой какой-то.
Чей ты, пилот тот?
 
 
Пилот – последний из марципилан.
Его ветхий аэроплан
лет десять назад как разбился.
А пилот тот не сдался – бился
и выстроил дирижабль.
Плывя на нём: «Увидать бы
кого-нибудь из марципилан!»
Хороший у него план.
 
 
Так он летал очень долго —
лет тридцать и всё без толку.
Толку нет, сплошные потери:
недавно крыло отлетело.
Чинил, конечно, неспешно
(потому как летает успешно
то, что старательно сделано).
 
 
Воздухо-летателю смелому
покорялись озёра и горы
и даже над мёртвым морем
пилот всё вглядывался в синеву:
«Может, лодку какую найду?»
Но ни плота, ни лодки —
ходка за ходкой.
 
 
«Ну где ты ходишь, марципиланка —
тёмных лесов партизанка?
Разожги хоть костёр, я замечу!»
Он трогает вечность за плечи.
Летит дирижабль в небе.
 
 
Чей тот пилот,
что плыл в нём
десятилетия подряд?
Марципиланин, но этому он не рад.
 

Мы уходим – он прилетает за нами

 
Уходим, уходим, уходим!
Всё решено – мы уходим,
мы больше терпеть не будем.
 
 
Мы ждём, прилетит за нами
пилот совсем необычный,
Пилот самый смелый, отважный.
Он должен быть где-то рядом,
он знает про нас, он верит!
 
 
«Неважно выглядишь, дочка.»
 
 
– Мама, я год не ела.
 
 
«Зато не поседела.
Там в облаках, ты слышишь,
звук дребезжащий.»
 
 
– Где же?
 
 
«Вон там, где чернеет точка,
в ней пилот, его мысли слышу,
а он слышит, наверно, наши.
Видишь? Рукой он нам машет!»
 
 
– Нет, мама, я не вижу,
уже я год не ела,
у меня отупение мозга.
 
 
«Осталось совсем немного.»
 
 
* * *
Ни немного осталось, а мало!
Права была дочкина мама:
пилот летит к ним отважный
и с дирижабля машет
своей рукою усталой.
 
 
Мать и дочь тень накроет.
Подберёт, подберет их парень —
последний Марципиланин
для жизни совместной дальше.
 
 
А пока он летит, им машет
да шепчет: «Тридцать лет подряд
я летал. Верни время всё назад!»
 

Когда ты был богом

 
В те далёкие времена,
когда ты был богом,
а меня не было вовсе,
тебе казалось, что в мире
ни осень, ни зима и ни лето,
а эпидемия тьмы! И это
только начало.
 
 
Тебе на пути встречались
лишь первобытные твари:
демоны и химеры. Их хари
тебе даже снились.
 
 
И с кем бы ни бились
первобытные наши предки,
ты устал хоронить их. А детки
от наших предков
на тебя совсем не похожи —
хорошенькие, но их рожи
обречённая усталость сковала.
 
 
«Где такие, как я?» – страдала
душа молодого бога.
 
 
И молний ни мало, ни много,
выпустил ты из глаз,
пока я родилась
у матери обречённой.
С именем наречённым,
крылья расправив,
я с тобой рядом встала.
 
 
Мы стали
почти одним целым —
ты мой муж и я смелым
продолжением нашего рода.
– Ну где вы, уроды?
Я с мужчиной своим воюю!
Я ему наколдую
кучу маленьких деток.
 
 
И вот сегодня одна я. А ты где?
В антифашистском марше.
Со злом не будет реванша
сегодня.
Мой разум тоже голодный!
 

Умирала планета

 
Ледяная планета
целый год стояла без света,
целый год без солнечного тепла!
Она бы так умерла.
 
 
Она и неслась, умирая,
никого не встречая
на своём Млечном пути:
«Природа моя, не усни!» —
планета шептала.
 
 
Однако же, твёрдо знала:
если сама уснёт,
то навсегда умрёт.
 
 
«Ну где же моё светило
с теплом своим, своей силой?» —
она пытала метеориты.
 
 
«Ты слетела с орбиты! —
смеялись кометы. —
Не видать тебе больше лета!»
 
 
«Не видать мне и мягкой зимы,
если не долечу до звезды!» —
упорно планетка твердила.
 
 
Но льдины, покрывая материки:
«Хотим, хотим, вечной зимы!»
 
 
А звезде, от которой она оторвалась,
совсем уже слабо моргалось.
Ну где, звездные твои руки?
Притяни планетку, не мучай!
 
 
Самой себе отвечала звезда:
«Я скоро умру сама!»
 
 
Планета же не сдавалась,
она по галактике мчалась
от светила подальше,
не зная что будет дальше.
 
 
А дальше – там звёзды светили
с такой невиданной силой!
Издалека моргали
и звали, звали, и звали…
 

Моё такое серьёзное прошлое

 
Я перепробовала веру и неверие,
а теперь всё равно, и верю я
лишь в науку да природу могучую.
 
 
Даже помню, как там, за тучею
лишь наукой и занималась —
с химерами билась и дралась.
 
 
И муж у меня такой же —
наукой болен: он сложит
трупы демонов в ряд.
«Стройся, жена, в отряд!» —
устало скажет
и на меня приляжет.
 
 
Я ему не перечу,
его тело своим искалечу
и снова сложу из осколков.
 
 
– Сколько времени, сколько?
«Я уже не считаю,» – он скажет
и удавочку свяжет
для Природы самой.
 
 
Мой муж, да он такой.
Я б сама его сильно боялась,
да зачем-то с ним повстречалась
в этой Вечности зыбкой.
 
 
(Я всё помню, кроме имени своего.
Но пусть буду Иннкой.)
 

Хлопали Сверхновые

 
Тёплая Вселенная, тёплая.
Хлопали Сверхновые, хлопали,
не рождаясь, а умирая.
Почему ты такая пустая,
Вселенная бесчеловечная?
 
 
«Пролетая пути бесконечные,
я никого не встречала.
Сама средь звёзд умирала,
а после снова рождалась,
страстям Сверхновых не поддавалась.
Я души засыпала метеоритами,
а тела хоронила под плитами
каменных глыб на планетах.
Где вы, все человеки?»
 
 
Нет людей в мрачной Вселенной.
Она казалась нетленной
карликам с планеты Земля.
«Вечная только я!» —
кричала она человечкам.
 
 
Они пожимали плечиками
и на работу ходили,
землю свою любили,
отважно оружие делали.
Что же они наделали?
 
 
А впрочем, уже неважно.
Ей карлик с планеты машет,
машет и машет рукой:
«Как жаль, что ты не со мной!
Но лети, лети себе с богом,
твой разум никто не трогал.»
 
 
* * *
Тёплая Вселенная, тёплая.
Вон, сверхновая хлопнула.
Наверное, это к дождю.
Ладно, ещё подожду
доброты миллиард, другой лет.
Жри, Вселенная, тело моё на обед!
 

Мечтают люди жить на другой планете

(или Колыбельная на ночь)

 
Все люди на этом свете —
это чьи-нибудь дети.
Мои иль твои – неважно.
 
 
Мы проснёмся однажды
совсем на другой планете:
на ней живут чьи-то дети,
воюют и пьют вино.
В общем и там дерьмо!
 
 
Жить в далёких мирах
мечтают люди, хотят.
А тот кто там был, тот не хочет,
поэтому и хлопочет
о лучшей жизни на нашей Земле!
 
 
Колыбельная пишется мне:
«Баю баюшки-баю,
тут я с вами и усну
сном глубоким, не проснусь.
Спи и ты, моя кошка Маруся.
Города и сёла усните,
и больше не говорите,
что мечтаете, словно дети,
жить на другой планете,
где воюют и пьют вино.
В общем, везде дерьмо!»
 
 
Спи, никуда ты не хочешь.
Слышишь, как ветер хохочет.
И Вельзевул нежелательный,
он ищет людей мечтательных:
– Вздыхаешь, со мной полетели.
На другие планеты хотели
воевать и хлестать винище?
В общем, туда где ты лишний!
 

Если звёздочки загораются

 
Звёзды – это Мы, наши души.
Ты о душах наших послушай.
 
 
Если звёздочки загораются,
то им ничего не прощается:
не разрешается гореть и взрываться.
Но мы будем, будем стараться!
 
 
Ведь Звёзды назло загораются
и вопреки взрываются,
а от бурь их становятся ярче,
ярче, ярче и жарче!
 
 
Горите, Звёзды, пока кому-то не спится.
Вы видели звёздные лица?
Они не стираемы!
И несгораемым
светом просверлены звёздные души:
– Мы сияем и нам не скучно!
 

Пролетая над Землёй

 
«Пролетая над планетой Земля,
никогда не падай на землю —
совсем плохая она.
Там землянище самый древний
с мечом на тебя ходил!
А теперь пойдут и оралом.
Не ходи ты к ним, погоди —
тебя им ещё не хватало!»
 
 
* * *
Пролетая над планетой Земля,
я каждый раз опускалась:
– Какая плохая она! —
но я меч брала, не сдавалась.
 
 
И с окровавленным тем мечом
вновь пронзённой лежала.
Улетала с земли. Потом
снова к Земле бежала!
 
 
«Не лети ты к Земле, не лети,
беги куда-нибудь мимо!»
 
 
– Мама, милая, там не моё,
но я на неё ходила!
 

Небожители – неба жители

 
Смотрят на нас Небожители —
чёрного неба жители,
девок разгульных любители,
Небожители – любители пива,
а ещё покушать красиво.
 
 
Правильно жить Небожителям
не позволили их Долгожители.
Долгожители долго жили
и пресыщены всем, даже пивом.
 
 
Вот и учат жить Долгожители,
извращаясь, своих Небожителей:
если секс, то с каким-нибудь выворотом;
а пиво с таким оборотом!
 
 
* * *
Я смотрю глазами печальными
на то, как в самом начале
были чисты Небожители,
без стариков Долгожителей.
 
 
Ах, милые Небожители,
долго жить не спешите вы!
Портят вас, портят столетия,
длинные тысячелетия
накладывают печать:
 
 
легко Долгожителю врать,
легко Долгожителю сквернословить,
потому как с душою проспореной
ложится он вечером спать.
 
 
* * *
 
 
В небо гляди, там жители,
небес и земель ценители,
лепят свои судьбины,
и взглядом очень старинным
смотрят, смотрят на нас.
У них есть для тебя рассказ!
 

Как мы по планетам плясали

 
Какая звёздная сила
тебя по планетам носила?
 
 
Тёмная я девушка, тёмная,
не дождалась тебя, не вспомнила,
сама по планетам плясала
да писала, писала, писала:
стихи строчила и песни —
так плясать было интересней.
 
 
А потом всё как будто в тумане,
в голове постоянно мелькала
какая-то жизнь моя прошлая,
вроде, совсем и не сложная —
с парнем необыкновенно красивым,
может быть, даже любимым.
 
 
Светлая я девушка, светлая,
но на зов твой в ночи не ответила,
потому что так и не вспомнила
с кем в прошлой жизни я умерла.
 

Сеятели добра

 
Стоя на краешке неба,
вниз нам смотреть не треба:
внизу непотребные войны.
Довольно, довольно, довольно!
 
 
Всё надоело, мы полетели!
А полетев, обомлели:
и средь звёзд кругом одни войны.
Как больно, как больно, как больно!
 
 
А мы, сеятели добра,
сыпем, сыпем добро. Но до дна
досыпать не можем —
достать до дна слишком сложно.
 
 
Но однажды сложатся наши усилия
в какую-то силу всесильную
и нам покорится небо!
 
 
А Землю трогать не треба:
нельзя непотребное трогать руками
(так и скажи, сынок, маме)!
 

Улетая с планеты Земля

 
Каждый раз улетая из этого мира,
я сама себе говорила:
не вернусь, не вернусь, не… Вернулась!
А вернувшись, сразу проснулась.
И проснувшись, не испугалась,
потому что за жизнь не держалась.
 
 
Не держусь, не держусь. Удержалась!
На лета, на лета, налеталась!
Устала, что нет уже силы
на мир смотреть ваш красивый:
где реки, моря и войны.
Неужели одной мне больно?
 

Никогда не спорьте со звёздами

 
(Звёзды – это наши глаза.
О звёздных глазах послушай.)
 
 
Вечерами поздними, поздними
никогда не спорьте со звёздами.
Звёзды на небе и высоко,
а вы на земле и глубоко,
глубоко заблуждаетесь.
 
 
А после грехов не каетесь.
Не каетесь, а смеётесь
и дерётесь, дерётесь, дерётесь!
 
 
Никогда не перечьте звёздам.
Не перечить – это непросто.
Просто вглядитесь в мои глаза,
в них одна и вторая звезда.
 
 
Левая звезда – это совесть,
правая – жизни повесть,
повесть всех повестей,
всех жизней земных. Красивей
нет звёзд и не будет на свете,
только эти, эти и эти…
 

Города на дрейфующих островах в пространстве

 
Те великие города,
что вам и не снились,
клубочком маленьким вились
в бреши мироздания —
от здания к зданию.
 
 
Почва на них была устлана
рукотворною взвесью.
И если взвесь эту взвесить,
то каждая, как планида!
 
 
Двери в дворцах открыты,
печальные ходят люди,
вся жизнь их на блюде —
на блюде камней и металла.
 
 
Их дети, когда вырастали,
то каждый сам себе строил город:
глыба, дворец и холод —
душевная некликуха.
 
 
А старики со старухами,
умирая, в пропасть бросались.
Вы их тела не видали,
летящие тёмной ночью?
«Метеоритной точью»
учёные их называли.
 
 
Вы таких городов не встречали!
 

Маяки в дрейфующих городах

 
Дрейфующие маяки
в тех городах великих
издалека видны,
когда на город безликий
наплывает тёмная ночь.
 
 
И если кому-то не спится,
свет маяков помочь
может с пути не сбиться.
 
 
А в маяках живут
самые добрые в мире смотрители,
и с ними никто не будет
тоном говорить повелительным.
Потому что очень непросто
в темноте что-нибудь разглядеть
(если вот так запросто
смотритель выключит свет).
 
 
Смотрители – повелители,
они нам светом сигналят!
 
 
Глянь на небо в ночи:
это не звёзды мерцают,
а в городах маяки,
в тех городах великих,
куда лети не лети,
там не бывать нам, безликим.
 

Глава 2. Наше будущее

Апокалипсис, выбор, один остался

 
Тебе «смешно» – один остался,
в войну большую не ввязался,
а молча вылез из подвала.
 
 
Много земли или мало,
тебе выбирать себе место.
Бери палку, иди за невестой,
где-нибудь да найдётся.
 
 
Диверсант никогда не сдаётся.
Не потому что так надо,
а просто немного нам надо:
ноги, чувство и время.
 
 
«Нет у вас смены!»
 
 
– Нет у тех кто сдаётся, —
разведчик за палку берётся,
но не идёт, а вырубает крест.
Перед глазами «прогресс» —
не восстановишь!
 
 
И прошлую жизнь не упомнишь.
Не упомнишь её и не надо.
Топор и пила из ада
дом деревянный сложат.
По людям любовь не гложет.
Значит, так легче природе.
Пообещай, вы её не взорвёте!
 

Зима на землю опустилась

 
На землю тихо опустилась зима.
А за зимою пришла война,
непривычная война, неприличная,
без криков, без лиц, обезличенная,
всё смела на пути, в прах развеяла.
 
 
А ты жила, как во сне, и не верила,
что сегодня живёшь, а завтра нету
ни тебя, ни родных. Ищи по свету
белый день, тёмную ночь, добрую зиму.
 
 
А я душа, я никто, я дальше двину.
Ведь на планету зима опускалась
белым, белым, ледяным покрывалом.
 
 
Тихая зима пришла, тихая:
ни людей, ни машин, ни лиха. Я
кружила над землёй, кружить устала,
улетела душой, улетала.
 
 
А на почву то ли снег, то ли пепел.
Лишь у памятников лик остался светел.
Белым, белым, ледяным покрывалом
накрывало, накрывало и пропало.
Всё пропало, тишина лишь осталась.
 
 
Ты, Природа, зря что ли старалась?
За зимою света белого не видно.
Деревце растёт. Сыны лежат. Обидно.
 

Экологический апокалипсис

 
Звери гуляли зверями,
люди были людями.
Но даже народные песни
имеют свойство заканчиваться.
А отмалчиваться
кому-то было не велено,
кто-то молчал намеренно.
 
 
Да гори оно огнём!
Вина на нем, на нем, на нем…
Звери дохнут, люди мрут.
Кто остался, тот не тут.
 
 
Не тут «свободная воля»,
не тут «один в поле воин»,
не тут «человечества ради»,
не тут «представлен к награде».
 
 
Лишь дома пустые и мыши,
заяц конченый волка рыщет,
а искусственный медведь
ищет место – дух согреть.
 
 
Все это было невесело,
пыль свои пакли развесила
на пороге грядущих лет.
И за что бы ты ни боролся,
Природа скажет: «Доверия нет!»
 

Никакой печали – лишь старики и собаки

(Прошёл ещё миллион, другой лет.)

 
Не было никакой печали,
старики как-то вяло вздыхали,
головами седыми качали
да говорили: – Нет беды на свете,
потому что проданы дети,
и умерли те, что остались;
все мужчины глупо передрались;
а женщины с панелей упали:
встав, ни честь, ни совесть не подняли.
 
 
Вот и остались на свете
старики да дряхлые собаки,
им, куда уж старым, не до драки!
И плакать они разучились —
зачерствели. Не вчера ж они родились.
Их память забыла о всех бедах,
о тридцать девятых победах.
 
 
Не помнить – это удобно:
душа сидит не голодной,
а очень умиротворённой —
в саму себя влюблённой.
 
 
* * *
Не было больше печали.
Старики головами качали
и вздыхали. Собаки скучали.
 
 
Ты в стариков вгляделся,
очень спокойно разделся
и лёг спать после боя-драки,
без детей, без жены, без собаки.
 
 
Ты лёг умиротворённый,
в душу свою влюблённый,
и приснился сам себе стариком:
с собакой, клюкой и песком.
 

Мрачное будущее

(Иди на работу, мистер)

 
Ходят, бродят чьи-то люди,
ходят, бродят лизоблюдят,
убивают города;
а во рту одна вода:
воду льют и воду пьют,
воде жизни не дают.
 
 
Жаждой вечною гонимы
съели дочь, продали сына;
а в итоге нищета,
а в словах одна вода.
С рупором дома обходят
и приказывают: «Спать!»
 
 
Завтра рано всем вставать
и на фабрики лететь,
там работать, пить и есть
изо дня в день каждый день.
 
 
Накрывает век наш лень,
лень прокралась в города,
легла на пашни и поля,
укрывает одеялом.
 
 
Что же вам недоставало,
людям, людям человекам?
Век за веком, век за веком
разрушение мозгов!
 
 
Люди ищут берегов:
берег левый, берег правый.
Нет, не видно переправы.
Рвись не рвись, нет тут и леса,
только море интереса:
политического, стратегического,
оружия ядерного, биологического.
 
 
* * *
Падала, падала, падала печаль.
Капала, капала кровь, капала – не жаль!
Не жаль было нам человечества,
оно гибло от жажды вечности.
И вода, вода, вода
утекала мимо рта.
 
 
А люди ходили, бродили,
о прошлых годах говорили
и мечтали, мечтали, мечтали
о сеновале в сарае,
синице в руках,
журавлях в небесах,
о воздухе свежем и чистом.
Эх, иди на работу, мистер.
 

Твоя жизнь

 
Твоя жизнь – неприступная крепость,
ты в ней закрылся, не влезть нам!
Твоя жизнь, в общем то, прекрасна:
одинока, скупа – неважно.
 
 
Не так важна,
ведь в ней нет даже горя,
споров, дорог и моря.
 
 
Твоя жизнь – большое яйцо
и молодое лицо
не ведающее страха!
Ты, как герой Росомаха —
одинокий и волевой.
 
 
Слышь, скорлупу открой.
Не видишь, солнце стучится!
Не пора ли, дружок, влюбиться?
И босиком по снегу —
к белому, белому веку!