Текст книги "Покажи мне небо"

Нарисованная иконка

«Не препятствуйте детям приходить ко Мне» (Мф.19:14)

– Бабушка! Ну скажи, почему у меня не получается иконки рисовать, – вертелась вокруг стола маленькая Вика и периодически дотрагивалась пальчиком до новых пирогов с клубникой, которые мастерски и с невероятным проворством лепила крепкая дородная женщина.

– Потому что это тебе ни к чему!!! – ответила женщина, бабушка семилетней Вики. -Мы живем в такой глуши, что среди жителей нашей деревни верующих людей нет! Река, тропинка, дом – вот наша вера! И ты прекрати чушь выдумывать. Сама боишься мимо нашего разрушенного храма ходить, а тут вздумала иконки рисовать!!! Эка невидаль! – сердито ворчала Анна Григорьевна.

Вика стояла с широко распахнутыми глазами, и в уголках ее губ трепетали неверие и легкий страх от того, что она слышала от родного человека. Ведь с самого рождения она только и жила со своей любимой, доброй бабушкой. Мамы и папы у нее никогда не было, да и она не спрашивала о том у бабушки, где они могли быть. А Анна Григорьевна могла бы ей всю правду рассказать, только не видела в этом толк. Как такая добрая душа поверит в историю о том, что ее бросила родная мать. Это причинило бы ей невероятную боль…

В деревне 25 лет уже стоял бурьяном поросший заброшенный Храм Архистратига Михаила. Некогда красивый, он превратился в печальное отражение поломанной и разрушенной в начале века веры и духовности русского народа. Голубая краска облезла, покрывшись желтыми странными разводами, купол слегка накренился, крест посерел, но все же в ночи выглядел достаточно строго и странно. Вика всегда боялась на него смотреть из окна, когда темнело. Ничего угрожающего в нем не было, но ее пылкая душа трепетала от того, что этот храм – призванный собирать людей для общего блага, молитвы Богу, теперь стоял безжизненный, одинокий и всеми забытый…

– Бабуль, лошадки, куры, уточки у меня получаются, девочки и мальчики тоже, – почему же тогда у меня не выходят иконки? – не унималась Вика, задумчиво глядя на прирастающую гору выпечки.

– Потому что у нас нет икон, и никогда не будет. А из головы придумывать очень сложно. Лошадей, кур, уток и людей ты видишь часто, а икон у меня самой никогда не было. У моих родителей тоже. Всю жизнь без них жили, и еще как-нибудь проживем. Кресты, молитвы, иконы – это дело попов, а не наше! – молвила, не отрываясь от своего дела, Анна Григорьевна.

– Не обзывай так батюшек, – возразила Вика, – они умные, добрые и хорошие!

– Хм, – ухмыльнулась Анна Григорьевна, – ты-то откуда знаешь?

Вика слегка покраснела и промолчала. Она не знала, как осмелиться рассказать своей бабушке о том, что днем, когда гуляет с детворой, почти всегда убегает к храму, бродит вокруг и внутри него, натыкаясь на фрагменты икон, маленьких и больших, долго думает, стоя над ними. Как же ей хочется иметь дома такую же икону! Милую, добрую, притягательную, от которой и взор не оторвать, хочется прижать ее поближе к сердцу и ходить так всегда. К тому же, когда она в последний раз там была, в прошлый четверг или пятницу, она случайно столкнулась с неким священником и двумя мужчинами, о чем-то громко разговаривавшими: «Как начать строительство, где взять денег, как придумать новый проект храма»… Когда она незаметно попыталась мимо них проскочить, священник окликнул ее ласковым голосом и подозвал к себе. Вика подошла, потупив от стыда взор.

– Здравствуй, милая, – сказал добрый батюшка, мужчины тоже заулыбались глядя на очаровательную и смущенную Вику.– Ты одна здесь гуляешь?

От таких слов Вика чуть не потеряла сознание. Она знала, что гулять вдалеке от дома могут только упрямые и непослушные дети, к коим она себя не причисляла, так как всегда старалась слушать и понимать бабушку, но соврать она тоже не могла, потому что бродила все-таки одна. Отчего еще больше раскраснелась, но едва тихим голосом сказала:

– Да, одна.

Батюшка удивленно и с интересом посмотрел на девчушку.

– И не боишься, тебя ведь дома могут потерять и сильно отругать за это?

Вика, поняв, что одним словом правды не обойдешься, слегка осмелела и дрожащим голосом, глядя на батюшку, с надеждой сказала:

– Я умею немного рисовать и хотела бы нарисовать для себя иконку, чтобы перед ней молиться. У нас дома нет ни одной…

– Как тебя звать, милое дитя, – спросил священник.

– Вика, – всхлипнула девочка.

– Виктория, что значит Победа! – задумчиво и с восторгом произнес батюшка. – Викочка, а ты крещеная? – снова обратился к девочке священник.

Вика изумленно посмотрела на батюшку. А тот молвил:

– Просто я не вижу на тебе крестика?

Вика была некрещеной и ничего об этом не знала. Случайно найдя у полуразрушенного храма иконку и возжелав иметь такую же у себя дома, только более красивую и яркую, она даже не понимала, о чем ее спрашивал священник.

Она протянула ему руку, и на маленькой ладони сверкнул грязной глазурью осколок старой иконы, который она изучала всегда, прибегая к храму и пряча его всегда в свой тайник у входа, возле разрушенной лестницы.

– Вот, эту я хочу нарисовать, – торжественно сказала Вика, глядя на огромный золотой крест на груди у батюшки. – А креста как у вас у меня никогда не было.

Отец Виталий с нежностью посмотрел на девочку и сказал:

– Поцелуй!

Вика поцеловала крест у священника и в душе у нее словно что-то засияло. Она совершенно перестала стыдиться и бояться, что оказалась сейчас здесь одна, с этим добрым батюшкой и двумя незнакомыми, но тоже добрыми по виду дядями.

– Вот и умница! Это Апостол Андрей Первозванный, радость моя! Ты его хочешь нарисовать? – спросил священник улыбаясь.

– Да, батюшка! – смело ответила Вика. – У меня даже краски есть хорошие и листы бумаги подходящие, только я никак не могу запомнить его черты, дома забываю всегда с чего начать. А от храма я не могу утащить иконку домой, это ведь ее дом, ей в чужом месте плохо будет! – с досадой молвила Вика. К тому же, я бы тоже хотела носить хотя бы маленький такой крестик как у вас, а у меня его нет.

– Значит ты не крещеная, милая, – задумчиво произнес священник.

– Наверное, – ответила Вика.

– А ты хотела бы креститься?

– Очень, – обрадовалась Вика, чувствуя, что это что-то очень хорошее.

– А с кем ты живешь?

– Я живу одна с бабушкой, вон за тем пригорком, одинокий домик стоит, – Вика оглянулась и показала свой дом.

– И ты так далеко бегаешь, чтобы насмотреться на иконки?

– Да!

– Ну, дитя мое!

– Мне не страшно. Я себя так спокойно и хорошо здесь чувствую, что согласилась бы скорее тут жить, чем в нашем домике, где мы живем с бабушкой. И она в Бога не верит!

– Не верит?

– Да, не верит! Говорит, уверует, если восстановится этот храм когда-нибудь, а так как этого никогда не произойдет, то и душу для благородных стремлений она не будет пока тревожить.

– Вот дела, – изумился священник. Наверное, и тебе не разрешит креститься, раз мамы и папы у тебя нет, и она сама тебя воспитывает?

– Да. Не разрешит. Она очень строгая.

– Хорошо, дочка. Тогда ты сама молись, искренне проси у Бога и Святого Сергия Радонежского, чтобы он помог тебе научиться рисовать иконы. Когда он был маленький, тяжело давалась ему учеба, но по молитвам своим он достиг в учении таких высот, что стал не только самым умным человеком своего времени, но и святым, первым игуменом Святой Руси. А Апостол Андрей Первозванный, первым пришел на Российскую землю крестить ее святым духом от Самого Господа нашего Иисуса Христа, поэтому не зря именно его ты хочешь нарисовать. Я думаю, у тебя все получится, дитя мое, -погладил с нежностью отец Виталий маленькую Викторию, очарованную словами батюшки, каких она еще ни от кого не слышала.

Вика посмотрела на запыленный образ Апостола.

– Андрей Первозванный. Значит и ему можно тоже молиться? – спросила девочка.

– И ему тоже молись! – сказал священник

Вика подпрыгнула и засияла от радости, широко улыбаясь священнику.

– Хорошо, я побегу тогда, – прозвенела она.

– Беги, дитя мое. И передай своей бабушке, что храм скоро восстановится…

Эти слова девочка услышала уже на бегу, которые долетали до ее слуха как волшебное пение ангельских созданий. Что-то хорошее в этом есть, -подумала она, и как ни в чем не бывало, вернулась домой.

Сейчас об этом происшествии страшно было рассказывать. Так как река, тропа и дом, – как говорит бабушка, – в качестве веры, не совсем бы одобрил батюшка, которого она повстречала.

Она лишь промолвила загадочным шепотом:

– Я слышала, как кто-то из соседей сказал, что наш храм скоро восстановят, – и глянула на бабушку.

Анна Григорьевна усмехнулась.

– Вот когда это произойдет, твоя бабушка наденет платок и первая войдет в этот храм, чтобы убедиться в этом воочию, а пока я глубоко в этом сомневаюсь, и тебе советую не забивать голову ерундой. Помоги-ка мне лучше прибраться в доме…

Слова бабушки утонули в сонме радостных мыслей девочки. Она представила лицо священника, свою любимую иконку и то, как она старательно начнет делать первые штрихи на белом листе…

Слегка убравшись в доме, девочка решила помолиться о том, чтобы у нее рука сама начала выводить нужные линии для получения святого лика Андрея Первозванного.

Раз за разом, оставляя недоделанными наброски, Вика оставалась недовольной своей работой. Лицо кривое, рука не там начала прорисовываться, взгляд угрюмый – думала она, поторапливаемая бабушкой, которая твердила ей, чтоб она лучше помогла ей по хозяйству, а не всякими глупостями увлекалась.

– Андрей Первозванный, Сергий Радонежский… Боженька, пожалуйста, помоги мне, – внутренне молилась Вика, каждый раз вырисовывая «не то», как она думала.

Все свои неудачные труды она складывала в стол.

Анна Григорьевна, потрясенная столь ревностным желанием внучки приобщиться к церкви, однажды, в порыве гнева, закинула их все в печь…

Вика почти сразу спохватилась, что рисунки пропали, но боялась спросить у бабушки, не убрала ли она куда-нибудь ее скромные молитвы в карандаше. Они просто исчезли. Краски и бумага на месте, иконок – нет!

Анна Григорьевна с притворным удивлением смотрела на внучку и словно железная леди не желала отвечать малышке, куда пропали рисунки, хоть та и была уже доведена до слез и отчаяния.

Все еще надеясь на свою плохую память, Вика в очередной раз прочесывала все углы дома, думая отыскать потерянные работы, чтобы продолжить попытки. Домашних животных ей совершенно не хотелось рисовать. Тем более после такой встречи со священником, который дал ей поцеловать свой крест. Это же честь какая!

Потратив на тщетные поиски еще три дня, девочка с вопрошающим взором, наконец-то, посмотрела на бабушку. А та совершенно серьезно глянула на печь.

У Вики ноги подкосились. На глазах появились слезы.

– Неужели ты сож, сож, – не могла произнести этого слова Вика, – сожгла мои иконки, баба?

– Да, Вика, – властным, беспощадным тоном заявила бабушка, – все до одной! И даже слегка грозно притопнула ногой для пущей важности.

Вика громко зарыдала и выскочила из дома прочь.

«Как ты могла», – слышался удалявшийся рев девочки, от которого и у Анны Григорьевны похолодело в душе:

– Куда это она??? И внутри у нее что-то «шевельнулось», а потом словно придавило тяжелым грузом…

Бежать за внучкой Анне Григорьевне не представлялось возможным. У нее давно уже болели и отекали ноги, так, что иногда она и передвигаться по дому не могла. Только с помощью внучки, палки или костыля.

Вика же удалялась все дальше и дальше от своего дома, туда, где она не услышит больше отвратительных слов любимой, но безжалостной бабушки, и не увидит эту страшную черную пасть печи, поглотившей ее работы.

Анна Григорьевна почувствовала свою вину и перестала находить себе место.

Вика пропала на несколько дней, а казалось, что уже целую вечность она ее не видела.

Пожилая женщина сразу заметно посерела лицом. Гордый нрав не позволял ей думать о том, что ее неправота могли причинить такое бедствие. Как отдушина всей жизни ее, куда-то пропала из-за жалких огрызков бумаги. Что делать? Куда бежать? Кому жаловаться? И самое главное, где искать Викулю, этого чистого, наивного, простодушного и отчаянного ребенка?

Анна Григорьевна окончательно поседела и стала беловолосой словно, стена у печи, в которую она решительно закинула детские иконки.

Вика не возвращалась, и никто из соседей даже не видел ее, сколько бы она не расспрашивала проходивших мимо ее дома людей…

~~~~

Однажды, кот Дымок чем-то загремел на чердаке и слетел оттуда как ошпаренный. Анна Григорьевна, словно ведомая чем-то невидимым, с трудом поднялась наверх, чтобы прибраться на захламленной территории, давно забытой и заброшенной.

Среди разбросанных вещей, табуреток, картин и разного старого хлама, Анна Григорьевна сразу обратила внимание на один лежавший как по-особому листок бумаги. Она осторожно подняла его и сквозь царивший мрак, присмотревшись, увидела работу своей внучки, неуверенно, но искренне нарисованную иконку Андрея Первозванного, красочную, почти живую и такую радостную и ясную. Анна Григорьевна прижала ее к груди, и, закрыв глаза, подумала: «Самая первая Викина».

Спустившись вниз, она зажгла свечи, какие были в доме, вытащила из сундука шелковый платок, поставила дрожащими руками внучкину иконку на печь, и, перекрестившись, встала перед ней на колени, замерев в странной позе.

Сколько прошло времени час ли, день ли, месяц – никто не знает, – Анна Григорьевна не помня себя, истово молилась пред этой единственной иконой о возвращении пропавшего ребенка. Стоя на коленях и крепко прижимая просящие ладони к груди, она взывала о помощи не только Андрея Первозванного, но и Господа, Пресвятую Богородицу, всех святых, имена которых она помнила и знала с детства.

С этой поры в доме у Анны Григорьевны стали гореть только свечи и старая лампада, которую она случайно нашла в сундуке на чердаке.

С приходом каждого вечера она покорно принимала все ту же позу все перед той же иконой, и плача, искренне молилась перед ней за Вику. Чтобы простила ее, крошка, и вернулась домой. Ведь она совсем не этого хотела добиться, хоть и сожгла все ее работы в порыве гнева и беспокойства за нее же саму, Вику…

Накануне именин Святой Анны, которые в доме верующей девочки раньше ничего не значили, в дверь женщины постучали. Робкой поступью в дом вошел священник в рясе. Отец Виталий, встречавшийся с Викой у старого храма и слегка поклонившись женщине, густым приятным басом молвил: «Мир дому сему!»

Анна Григорьевна онемела от неожиданности. В доме пахло ладаном, сама она была непохожа на себя, в платочке, со смиренным, добрым взглядом, полным боли, печали и тоски. Отец Виталий посмотрел в сторону печи, где стояла по-детски нарисованная иконка Андрея Первозванного и с возгласом замер. Анна Григорьевна тоже поспешила взглянуть на иконку. Из глаз Святого Апостола медленно заструились две капли мира, источая по всему дому тонкое едва уловимое, ни с чем несравнимое благоухание…

Отец Виталий просиял полный восторга и благодатного переживания. Анна Григорьевна привстала и замерла от удивления и благоговейного страха, не имея возможности слово сказать, и хотя бы поздороваться с незнакомым священником. В эту минуту неожиданно в дом вбежала Викочка со словами: «Бабушка, я вернулась крещеной христианкой!», и в радостном порыве бросилась на грудь родной бабушке, по которой скучала и за которую молилась, живя в огромном семействе гостеприимного и заботливого отца Виталия.

Первая исповедь

Стоял жаркий солнечный июльский денек. Девочки в ярких коротких платьицах резвились вокруг горки, бегая и прячась друг от друга, а потом звонко вскрикивая и разбегаясь по сторонам, как только к ним подбегала водила – та, что должна была передать свою «должность» подруге по игре.

Мальчишки, объезжая детскую площадку на велосипедах изредка подергивали пробегавших мимо девчонок за косички, от чего веселого звона становилось еще больше в воздухе.

Маленькая пятилетняя Анечка недалеко от песочницы старательно помогала старшему брату Алексею построить красивый песчаный город. Не город, а целое государство, с башнями, мощными стенами, красивыми теремами и домами. Много песка, времени и сил ушло уже у деток на эту работу. Десятилетний Алексей старался с видом градского архитектора, но и дело вытирая пот с со своего подрумяненного загорелого личика.

– Ничего, осталось совсем чуть-чуть, и все пацаны обалдеют! А девчонок я даже не подпущу! -гордо заявил Алексей вставая и оценивающе глядя на свою работу.

– Даже моих подруг? – с горькой обидой в голосе произнесла Анечка.

– Хм, малявки! Будут таращиться во все глаза, да еще свалится кто из них на мое творение, будет им тогда … -заявил Алексей

– Но я ведь тебе тоже помогала? – удивленно спросила Аня

– Да, ну и что? Задумка-то моя! Ты всего-то песка два раза в ведерке принесла, воды и камушков, а все железки, деревяшки и постройки – нашел и сделал я, – почти не глядя на сестру молвил Алексей.

Аня еле слышно всхлипнула.

Алексей задумался над тем, что еще можно было поправить у этого прекрасного города, чтобы удивить всех мальчишек, которые гоняли на велосипедах и его словно не замечали, хотя и он был не плохой ездок. Просто велосипед стоит у бабушки, а он сейчас далеко от тех краев.

Вдруг в кустах послышался какой-то странный шорох.

– Что еще такое? – промолвил Алексей и уставился туда, откуда доносился шорох и непонятное лепетание и гуканье. Анечка открыла рот.

Из кустов прямо на только что построенный песчаный город кубарем выкатились два голубя, то ли дерущихся, то ли уже подравшихся, но не до конца еще выяснивших свои отношения. Один был поменьше и слабее с раненым крылом, он волочил его полуоткрытым по песку, то и дело спотыкаясь и падая. Противник же голубь постатнее и крепче остервенело нападал на юнца и поклевывал несчастного собрата то в затылок, то в это раненое крыло, словно доказывая тому какую-то его неправоту. Молодой голубь не сдавался, отклевывался от противника, но и вскрикивал и трепетал больше, так как имел уже рану, а тот – нет…

В вихре песка они влетели в песчаный город Алексея, и словно два петуха на деревенском дворе продолжили свой некрасивый спор.

Алексей тоже открыл рот от удивления. Такое он видел первый раз в жизни, что бы миролюбивые голуби дрались и клевали друг друга.

– Крошку хлеба не поделили? – с криком бросился на них Алексей, видя как рушится последняя крепость его государства, – вот я вам. Он поднял с земли несколько камней и с яростью бросил в пернатых. Голуби заклокотали и замерли. Раненый смотрел на своего противника, главарь же уставился на Алексея и через секунду клюнув в затылок своего неприятеля улетел.

– Город мой разрушили, – отчаянно завопил Алексей и телом упал на руины города, с тем, чтобы схватить раненого безобразника. Голубь вырвался их крепких ручек Алексея и что было мочи попытался взлететь. Но крыло уже начало истекать кровью и полноценного полета не получалось. Тогда он снова направился в кусты, подлетая, подпрыгивая, порхая и спотыкаясь, а Алексей уже не зная пощады беглецу бил по земле руками чтобы ухватить его хотя бы за хвост.

– Негодник, – кричал Алексей.

Мальчишки уже скопились вокруг и ротозействовали. Девочки прекратили свою игру, и выглядывая кто откуда наблюдали за происходящим. Алексей забрасывал голубя камнями, а тот удирал от него в кусты…

– Нельзя голубей обижать, – вдруг раздался красивый мужской добрый голос, – голубь – это Дух Святой, Бог накажет….

Отец Василий проходивший мимо, благословил крестом детей и продолжил свой путь в храм, купола которого блестели за соседним домом.

– Как же, накажет, – огрызнулся Алексей, – я этого «духа святого» с подбитым крылом сейчас прибью… Что он разрушил мой город…

– Нельзя так говорить, – заплакала Анечка, – Бог накажет, сказал батюшка…

– Батюшке хорошо, его город никто не разрушал, вот он и защищает этого разбойника, – кричал Алексей, лежа уже в кустах и подбивая притаившегося там голубя остатками камней.

– Ты его убьешь, – кричали дети

– Что из того? —вторил Алексей, – заслужил. «Голубчик» – язвительно добавил Алексей.

Вдруг голубь перестал возмущенно курлыкать. На площадке наступила тишина. Мальчишки стояли как партизаны боясь шелохнуться, девчонки были подобны статуям. Одна сестра Алексея, стояла и тряслась от всхлипываний и держа запылившиеся ручки на груди в молитвенном жесте…

– Не надо, – почти хриплым голоском просила она брата…

Алексей неожиданно встал, пнул последний камень, который перелетев через его голову громко ударился о горку, где стояли застывшие от удивления девчонки, раздавил до конца самую красивую башню в своем поломанном городе, презрительно глянул на него и направился злой и твердой поступью домой….

Анечка теперь ревела навзрыд, а кто-то из мальчишек, нырнув кусты и вытащив бездыханное тело голубя, объявил волнующимся присутствующим:

– Мертв.

Прошло лето. Алексей, как обычно отправился в школу. И в одно осеннее утро, увидев священника-соседа, который видел происшествие летом, подбежал с тяжелым портфелем к церковнослужителю и сказал:

– Благословите, батюшка, в школу иду.

Отец Василий остановился. Глянул на мальчика и ответил:

– Не благословлю. Ты голубя убил. А это Дух Божий.

Мальчик остолбенел: как он до сих пор помнит этот день, того пернатого безобразника, разрушевшего со своим противником его великолепнейший город, который он практически выстроил сам, без существенной помощи сестры? Не может этого быть, – думал Алексей, смотря вслед легко идущему священнику. – К тому же не я его убил, я его просто поколотил камнями, а он сам издох, раненый был!

После этой встречи, то ли осень настала промозглая, то ли Алексей одевался недостаточно тепло, мальчик заболел и слег в постель.

Сначала пропустил три дня школы. Сестра Анечка заботливо ухаживала за братом, таким тихим и смиренным. Ни слова от него обидного теперь не звучало – сущий ангел, – не могла нарадоваться сестра и каждый вечер после мамы целовала его то в горячий, то в холодный лоб.

– Я тебя люблю, – говорила она ему, а Алексей в полубредовом состоянии уже усыпал и не слышал слов сестры, разжимая кулачок с тетрадкой, где описывал дни «своего выздоровления». Своеобразный дневник пациента. Которому с каждым днем становилось все хуже. Температура не спадала, дрожь шла по телу, губки были сомкнуты и веки тоже. Алексей стал походить на мученика или явно умирающего ребенка. Скорая ничего не смогла сделать, подтвердив, что это просто простуда. Скоро пойдет на поправку.

Но по виду больного о поправке можно было не мечтать. Мать взяла больничный и целыми днями не отходила от кровати ослабевшего сына, обливаясь слезами и улыбаясь, когда Алексей сквозь дремоту бормотал:

«Пить»

Анечка сломя голову неслась на кухню, наливала в свою любимую кружку братцу воды и бежала с надеждой сестры-милосердия к кровати болящего. Когда подносили кружку к губам, Алексей отворачивался и впадал в забытие.

Анечка, глядя на маму и больного братца однажды не удержалась и спросила сквозь слезы:

– Боженька хочет забрать к Себе нашего Алексея?

Мать нервно вскочила с постели выбежала из комнаты от слов дочери.

Анечка своим маленьким чутким сердцем поняла, что: да.

Алексею становилось хуже. Приходившие врачи разводили руками и говорили, что это особый случай и они все держат под контролем.

А контроль был один: Алексей ничего не ел, не пил и словно таял на глазах.

Однажды фельдшер из очередной скорой сказала матери на пороге, тоном почти загробным и сочувствующим:

«Если вы верующая, пригласите мальчику священника» и с опущенной головой вышла из дома. Матери сделалось невообразимо плохо, а маленькая Анечка упала перед образами на колени и стала лепетать:

– Боженька, не забирай братца моего Алексея, он такой кораблик красивый нарисовал для класса и там крестик поставил, сказав, что там священник поплывет… Не забирай я его очень люблю, кто будет со мной по вечерам в прятки играть?…

Мать в соседней комнате рыдала и набирала телефонный номер своей подруги-врача.

Анечка подбежала к кровати, взяла за руку брата и со слезами прижала к своим лепечущим губам….

– Го-луб-чик, – вдруг в полубредовом состоянии, не открывая глаз, молвил Алексей…..Го-лубь….

Анечка притаилась. Она не верила, что за последние несколько дней брат шелохнулся и что-то прошептал внятное

– Мама, – громко закричала Аня, -Алексей сказал: «Голубь»! и рванулась к матери

– Какой голубь, – дрожащим голосом произнесла мать, на которой и без того лица не было….

– Летом Алексей побил камнями раненого голубя, за то, что он разрушил наш городок, а тот потом умер, – изумленно выпалила Аня. Проходивший мимо священник сказал, что это Дух святой и Бог накажет Алексея….

Мать с широко раскрытыми глазами уставилась на дочь и только молвила:

– Ты знаешь, где живет этот священник?

– Да, – бойко сказала Аня и взяв маму за руку, они обе выбежали искать отца Василия.

А он тем временем возвращался домой со службы из Храма Преображения Господня.

– Что вы матушка, – удивился сосед, -увидев в каком растрепанном виде бежала мать с дочерью…

– Батюшка, – молвила она запыхавшись, мой сын у… (не смогла она произнести до конца слово, горе сдавило горло словно невидимой рукой). Нужно сына причастить, он болен и встать не в силах.

Отец Василий что-то забормотал, глядя с просьбой на небо.

– Завтра утром я буду у вас, матушка, – сказал священник и быстрой походкой направился обратно в храм.

В воскресное утро как-то необычно сияло солнышко, радостно пригревая всех вокруг, вместе со священником пришли ребятишки, посмотреть как себя чувствует Алексей, столько интересного пропустившего в школе. Кто-то принес гостинцы и подарки. На выздоровление. Священник вошел в комнату и громко прочитал молитву: «Отче наш». После этого глазеющую ребятню мать Алексея вывела из комнаты. В дверях осталась одна Анечка с надеждой смотрящая на умирающего брата и приближавшегося к нему священника.

Отец Василий перекрестил ребенка и приложил ко лбу большой золотой красивый крест.

Алексей слегка шевельнулся и приоткрыв глаза увидел того самого отца Василия, что не благословил его по дороге в школу и после чего он сразу заболел.

Мальчик попытался открыть рот, но губы были словно слипшиеся и ему пришлось напрячься чтобы глядя на сестру, а потом на священника сокрушенно сказать едва слышным голоском:

– Батюшка, я голубя убил….

Священник слегка наклонил голову, словно вслушиваясь в то, что ему еще мальчик скажет. Аня вышла из комнаты…

– Я видел, Алеша, – со вздохом сказал отец Василий, – это очень плохо

Алексей, опустив глаза сказал:

– Да…. Слеза покатилась по его щеке…. Он попытался приподняться в постели и не смог, только ручки сложил на груди и молвил:

– А еще… Алексей задумчиво и почти внятно сказал, – у приятеля однажды ручку стащил….

Священник сказал

– Да, и это плохо….

Снова слеза покатилась по щеке Алексея

– Еще, – после некоторой паузы, – я маму не слушался и сестру обижал….

– Знаю, Лешенька, – молвил священник

После этого мальчик разрыдался и долго не мог успокоиться потом сказал:

– У меня… много плохих дел….

– Говори, Лешенька, – сказал священник.

Было видно, как Алексей делает над собой усилия и все же сказал бледными губами:

– Я учительницу обозвал и девочку в школе ударил….

Отец Василий как-то светло на него посмотрел, Алексей весь дрожал и потел, пытаясь то ли пот, то ли слезы вытереть с лица и бессильно вытягивал руки вдоль тела, чтобы больше не двигаться иначе последние силы уйдут.

Отец Василий спросил:

– Ты больше так не будешь себя вести?

Алексей зажмурив глазки отрицательно помотал головкой и снова задрожала его нижняя губа, предвещая всхлипывания и рев.

Священник благословил его, поцеловал в лоб и сказал:

– С первой исповедью тебя, сынок. Твои грехи прощены…

У Алексея засверкали влажные глаза точно алмазы. Какие приятные слова сказал ему этот строгий священник. Он молча взглядом поблагодарил его и еле улыбнулся с облегчением. Отец Василий радостно подбежал к своему портфелю, достал оттуда ларец неописуемой красоты и сказал торжественно, подходя к больному:

– Это Тело и Кровь Господа нашего Иисуса Христа. Причащается раб Божий Алексий…

Мальчик со слезами радости на глазах причастился и заметно порозовел и повеселел.

Священник еще раз благословил мальчика, поцеловал в лоб и поправив одеяло, подарил небольшую книгу, на которой со словами Святая Троица был изображен летящий голубь в лучах золотого света!

На выходе из дома священник поцеловал и благословил мать, дочь и еще раз комнату, где начал выздоравливать больной и радостно молвил:

– Поздравляю, матушка, совершилось великое Таинство Преображения Души вашего ребенка, ваш сын исповедался и причастился. Отныне здрав будет во веки!!! И со словами: «Только пусть в голубей больше камни не бросает! Бог накажет!» Бодрой походкой покинул дом.