Текст книги "Дефолт"

Глава 2

– А я ещё неделю назад понял, что Артёму грозит опасность…

Михаил Ильич Медников, лысеющий, высокий, худой, покашливал, деликатно отворачиваясь от Саши. Он был в чёрном костюме, в чёрной же, белой полоской, рубашке, с серебристым узким галстуком. Отец Артёма дышал водкой и табаком, то и дело косясь на сноху и, вроде бы, старался в чём-то перед ней оправдаться.

– Часы, его единственный подарок, сорвались со стены и разбились. А ведь их никто и пальцем не тронул!

– Вы сто раз говорили об этом.

Саше хотелось поскорее остаться совершенно одной, и всю ночь провести в темноте, в тишине. Слишком много сил ушло на то, чтобы дожить до похорон мужа. А потом ещё несколько часов находиться в центре внимания, ловить сочувственные, официально-скорбные и откровенно торжествующие взгляды приехавших на Троекуровское кладбище. Отпевали покойника заочно, как всех самоубийц, уже после того, как опустили итальянский полированный гроб в устланную еловыми лапами могилу и забросали сухой землёй.

Бабушку Артёма по кладбищу водили два охранника из фирмы внука, которые утром забрали её из квартиры в Хамовниках, на джипе привезли в Крылатское, и весь день нянчились с ней, как с малым ребёнком. Но иначе и нельзя было – ведь Таисия Артемьевна и жила только благодаря трогательной заботе сестричек и сиделок из Красного Креста, услуги которых благодарный внук оплачивал щедро и еженедельно. Точно так же не оставались обиженными и охранники, когда требовались их услуги.

Отправив рано утром джип за бабушкой покойного мужа, Саша выехала на вокзал встречать Михаила Ильича и Татьяну, и впрямь только что вернувшуюся из Туниса. Рослая, дебелая, очень похожая на мать и брата, Татьяна изнуряла себя диетами, боясь располнеть, как они. Но пока девушка сохраняла стройную, статную фигуру, покатые плечи, лебединую шею и длинные ноги, которые и демонстрировала сегодня на залитом осенним солнцем кладбище. Чёрное платье-мини, распущенные золотистые волосы, голубые глаза с поволокой – и никакой скорби по брату, фактически содержавшему её. Такой чёрствости, даже наглости Саша от золовки не ожидала, несмотря на напряжённые с ней отношения.

Привезли родственнички покойного из Тулы ящик водки, шмат шпика собственного изготовления, несколько солёных рыбин и прочую деревенскую закуску, которой в Москве не сыщешь. Медников имел кирпичный домик под Тулой, нехилое хозяйство, и каждый год набивал погреб разносолами.

– Сто раз говорил? – Михаил Ильич поморгал, снял очки, протёр их мягкой фланелькой и снова надел. – Правда? Ну, значит, говорил. Память дырявая стала. Короче, виноват я, Александра, и перед сыном, и перед Нелей. Я ведь жену-то в петлю загнал своим блядством… А уж коли мать – самоубийца, то и сыну легче на такой шаг решиться. Артём всегда свою мать любил и слушался, брал с неё пример. Танька-то Нелю не помнит, меня куда лучше знает. А Артём так и не простил…

Медников потеребил пальцами жидкие седые волосы, оставшиеся от пышной шевелюры, за которую Нинель Матвеевна его так любила.

– Александра, можно попросить по-родственному? Знаю, вы ничего доброго про меня от Артёма не слышали, но всё же…

Медников ещё немного помялся, провёл шершавой ладонью по морщинистому лбу.

– Говорят, в Москве китайскими методами от облысения лечат. Центр «Восток-Мед», кажется. Артём говорил, у вас там врач знакомый работает. Деньги есть у меня. Просто хочу, чтобы вы словечко замолвили. Без очереди мне надо, понимаете?

– А куда вы так торопитесь?

Сашу раздражал гомон гостей за столом, лай таксы в комнате Аллы тоже действовал на нервы. Облака табачного дыма плавали по квартире, от чего Медников всё время кашлял.

– К тому же в центре нет никаких очередей. Вас примут с распростёртыми объятиями и без протекции, особенно если вы заплатите живыми деньгами, и лучше всего долларами.

– Сердитесь? – Михаил Ильич всё понял правильно. – А зря, я ведь за Нинель восемь лет отчалился. Кроме волос ещё и здоровье потерял. Боюсь, все лёгкие отхаркаю скоро. Один живу в доме, слова сказать не с кем. Одни кролики да свиньи, ещё куры с гусями…

– Вы ведь не за Нинель Матвеевну, а за поножовщину сидели.

Саша не могла и дальше втолковывать виноватому, в чём он виноват. Теперь, когда Артёма больше нет, разговаривать с его папашей и вовсе ни к чему.

– Вы ранили человека, и он вскоре умер.

– Нет, не за него я чалился, Александра! Перед ним я чист, он к моей жене в постель залез. И я был на сто процентов прав. А те восемь лет – за Нинель! Может, ещё навесят, не знаю. Я ведь на продуктовом складе работаю, дружок устроил, ещё с рынка. Так вчера, вообразите, двадцать мешков сахара украли! Ночью дверь взломали и вывезли. Такое в моду вошло, когда кризис начался – все голодной зимы боятся. А не верит начальство, что кто-то посторонний. Думают, что, раз я сидел, то и украл. Или помог кому-то расказачить склад, навёл на него. Так что на воле недолго гулять мне придётся.

Медников посмотрел в непроницаемое лицо снохи и круто переменил тему:

– Мне сейчас на электричку, хочу с Танькой проститься. Она же с бабкой своей в Хамовники едет?

– Да, я отправляю их туда вместе с Аллочкой и собакой. А сама поживу здесь одна. Я очень устала за эти дни, Михаил Ильич.

– Да-да, вам нужен отдых, – согласился Медников. – Вы не будете так добры позвать Татьяну? Она много выпила сегодня…

– Минуточку.

Саша прошла по освещённой всеми люстрами квартире, но воздух казался ей мутным. Поискала среди гостей золовку, не нашла, и в конце концов заглянула на кухню. Таня сидела за столом, смотрела в открытое окно и разбалтывала в бокале джин с тоником, но не пила, а только брызгала через край на стол. Интерьер финской кухни был взят с «Санта-Барбары», а Татьяне пошло бы сидеть в бревенчато-лубочном интерьере. Всё-таки напилась и ревёт – значит, страдает.

Таня гуляла между могилами, как по подиуму, профессиональным шагом. Качала бёдрами и стреляла глазами, но не неё не обращали внимания. Главную роль в этом печальном спектакле играла Александра, и в горе остававшаяся неотразимой. Ещё до отъезда на вокзал она посетила парикмахерскую и не снимала шляпку с чёрной вуалью весь день, дабы не испортить причёску.

Строгий костюм с узкой юбкой до колена сидел на вдове, как влитой. Плотные блестящие чулки делали ноги ещё стройнее, а щиколотки – тоньше. Даже среди венков и куч вскопанной земли Саша умудрялась легко передвигаться на высоченных каблуках, и никто не догадывался, чего ей это на самом деле стоило.

Молодая вдова долго колдовала над своим лицом, пропитывала кожу французскими фруктовыми кремами, даже рискнула съездить в солярий, чтобы загар скрыл проступившие на скулах пятна. Александра простилась с мужем так же непринуждённо и элегантно, как прожила с ним пятнадцать лет, почти до стеклянной свадьбы. Совсем немного не дотянули они до того декабрьского дня, до своего личного праздника. Хрупкое стекло треснуло в руках, и на их ложе брызнула кровь.

– Таня, тебя отец зовёт, – тихо сказала Саша, присаживаясь рядом с золовкой.

Ей было уже всё равно, кто находится на кухне – только бы отдохнули ноги, и перестала болеть поясница. – Попрощайся с ним и от моего имени, ладно?

– Попрощаюсь, чего там.

Татьяна залпом выпила джин и, шатаясь, встала. Саша подумала, что девушка не сразу попадёт в дверь, и та действительно сильно стукнулась плечом о косяк. Единственная трезвая среди пьяных, вдова мучилась куда сильнее них, тех, которые ничего особенно три дня назад не потеряли. Приедут домой, выспятся, опохмелятся и всё забудут. А для неё кошмар только начинается, если верить предсказаниям астролога.

Золовка вернулась минут через десять, уже не такая хмельная. Заглянула за дверь, потом прикрыла её плотнее, села на табуретку, с которой недавно встала, и налила себе ещё порцию джина – Артём такой тоже любил.

– Уехал? – Саша лениво наблюдала за звеневшим у лица комаром, но поднять руку и прихлопнуть его не было сил.

– Ага. Я ему такси заказала до вокзала, а то ведь он пьяный в хлам, вырубится по дороге, и в ментовку его загребут. Или переедут моего папанечку ненароком…

Татьяна достала из жёсткой квадратной сумочки пачку «Собрания». Саше закурить не предложила, потому что сегодня узнала про её беременность. В открытую дверь балкона дул тёплый ветер, уже пахнущий прелой листвой.

– Правильно сделала, – одобрила Саша.

Она хотела подняться и уйти, но в то же время чувствовала, что Татьяна не прочь поболтать с ней – впервые в жизни. До этого они только здоровались и прощались, ощущая себя скорее соперницами, а не родственницами. Каждая из них хотела больше другой значить для Артёма.

– Ты меня, понятно, терпеть не можешь.

Золовка выпустила дым в сторону балкона, полюбовалась своими длинными тёмно-вишнёвыми ногтями. По нынешней европейской моде Таня носила единственное колечко, зато платиновое и с пятью мелкими бриллиантами.

– Спасибо, что не отказываешься. Ведь Артём говорил не раз, когда в Туле бывал…

– О чём? – Саша обречённо закрыла лицо ладонями.

– О том, что ты недовольна, и всё такое. Но я не в претензиях. Просто спросить тебя хочу, а потом и сказать кое-что…

– Спрашивай, – глухо сказала Саша, закрывая глаза.

– Вы «стекляшку» в этом году хотели играть зимой?

Таня отбросила от лица светлые волосы. Саша сквозь пальцы взглянула на золовку и подумала, что та действительно очень красива. У Артёма волосы были не пшеничные, а пепельные, а глаза серые.

– Вроде бы перед Новым годом…

– Двадцатого декабря. Собирались поехать в Сочи и провести ночь в спальне Сталина. Это сейчас возможно за плату. Интерьер тот же, что был тогда. Зажрались совсем – не знали, на какую экзотику потратить деньги.

Саша жалела, что ей нельзя пить и курить. С каким удовольствием она бы прогнала воспоминания, избавилась от угрызений совести!

– Теперь и смешно, и грустно.

– А я помню, как мы с бабулей и дедулей из Тулы ехали в Грибоедовский дворец! – Таня улыбнулась, украсив ямочками свежее, совсем девчоночье личико. – Я так гордилась перед подружками, что взрослый брат женится! Решила, что сама выйду замуж там же, но пока, к сожалению, не сложилось. Сашка, помнишь, как вы кольца забыли? Я расплакалась прямо на улице. Думала, что нельзя расписаться без колец, и у брата не будет такой замечательной жены. Ты как с картинки сошла – в длинном платье с воланчиками и в фате до пола. Я ещё про себя подумала – Снежная Королева!

– Да, мы все вместе тебя успокаивали. Ничего, мол, страшного, главное – паспорта взять. А вот их-то мы от волнения едва в общаге не оставили. Моя мама уже на бегу в свою сумочку документы сунула. – Саша оживилась и уже не походила на живой манекен.

– Гости разобрали цветы, и мне дали букет хризантем. Сфотографировали на переднем плане, и я прямо млела вся. А бабушка плакала, жалела, что Неля не дожила, не погуляла у сына на свадьбе. Ты всем нам безумно нравилась, и сейчас… Саш, я только сегодня завела этот разговор, потому что узнала очень важную вещь…

– Какую вещь? – Саша с трудом вернулась к реальности.

Зачем нужно было погружать её в сладкую негу воспоминаний о слякотном зимнем дне, когда они с Артёмом по расстеленным полотенцам и рассыпанным мелким монеткам выходили после бракосочетания? А у Дворца их уже ждали три «Волги» с кольцами и лентами, которые повезли гостей по Москве, к Вечному огню и на Ленинские горы. После прогулки толпа ввалилась в ресторан «Пекин» – папа вбухал в торжество половину скопленной на сберкнижке суммы.

И как мудро устроена жизнь – ведь если бы Саша знала, что неполных пятнадцать лет отмерено их счастью, она не могла бы беззаботно смеяться, плясать до упаду и самозабвенно целоваться с Артёмом под пьяные вопли «Горько!», звон бокалов и оглушительную музыку. Но пятнадцать лет – это не так уж и мало…

– Любовницу Артёма убили, – неожиданно холодно, даже жёстко сообщила Таня. – Я думала, ты догадывалась, что он ходил налево.

– Да, подозревала, что доказательств не было.

– Тебя бесило, что брат помогает мне, взрослой «тёлке», деньгами, но это не так. Вернее, не совсем так. Да, брат подкидывал мне немного, но в основном я жила на деньги Абдула, когда они у него были. А если не было, то мне без проблем «папика» найти. Абдул в ночных клубах выступает – тебе Артём говорил, наверное. Мы с ним давно живём, но он афганец, и его родители ему на мне жениться не разрешают. Короче, мне от Артёма по большому счёту ничего не нужно было.

Таня смотрела на Сашу честными прозрачными глазами. Приходилось верить, иначе для чего все эти откровения? Саша не хотела обсуждать поступки мужа после его гибели, но если Таня хочет, пусть облегчит душу. Артёму уже все равно, а Таня выложит всё, что у неё наболело. Должно быть, она желает доказать невестке, что не является абсолютным злом.

– Получается, он не тебя ублажал?

Саша думала о другом. По логике вещей, сразу после похорон Артёма должны объявиться его кредиторы, если таковые имеются. Первый звонок ожидается поздно вечером или ночью. Серьёзные люди, да ещё в такие времена, денежные дела в долгий ящик не откладывают.

– Тогда, выходит, ЕЁ?

– Выходит, Сашенька. Ты только не обижайся. – Таня, потупившись, рисовала пальцем на столе вензеля. – Вот вы пятнадцать лет прожили. Ты Артёму изменяла? Если по-честному…

– Нет, – сразу же ответила Саша. – Никогда.

– Такая женщина – и никогда! – Таня прикусила губу, будто ей было больно. – А он тебе изменял два последних года.

Вот оно! Два года – тот самый срок, что назвали в астроцентре…

– С кем?

Саша встала, налила воду в чайник, повернула рукоятку на плите и немного подрегулировала конфорку. Ей очень хотелось чаю и обязательно с лимоном.

– Ты ведь знаешь, кто она.

– Юля Крель. Она работала в салоне красоты для мужиков, а ещё раньше занималась эротическим массажом. Подчёркнуто серьёзная, губастенькая, с круглой попочкой. Брюнетка, а глаза светло-серые. Черные брови, вздёрнутый носик… Блядь, конечно, высшей пробы – Артём запал на неё без памяти. Не мог из её постели вылезти, хотя понимал, что Юля тебе и в подмётки не годится. Но Саша, он говорил, для души, а Юленька – для тела. Он буквально заболел, даже ходил к врачу. Боялся, что ты узнаешь и не простишь. Но оргазм с той был какой-то особенный, и Артём превратился в животное. Околдовала она его, что ли? Жить без Юли брательник не мог, пропадал в этом салоне ночами. Не знаю, что он врал тебе, но расслаблялся по полной программе. Кончилось тем, что Артём утратил всякую способность соображать, и ему психологи посоветовали завести второго ребёнка. Вдруг он окажется дороже, чем та шлюха, которая брательника за яйца взяла? Весной она из салона ушла и замуж выскочила…

– Что за салон? Элитарный бордель?

Саша ждала, когда закипит чайник – в горле совершенно пересохло. Потом выключила конфорку, набрала из-под крана в горсти воды, брызнула себе в лицо. Чёрт с ним, с макияжем, всё равно поминки скоро кончатся. И гости уедут. Вот почему Артём так пожелал иметь сына! Врач выписал ребёночка в качестве успокоительного, а муж всегда был примерным пациентом.

– Нет, хотя целочки там не работают. Юлия-то стоматолог по профессии, и в том салоне чинила зубы, покрывала их лаком, камень снимала. И всё это проделывала в голом виде. Артём всё время дантистов боялся, а тут и без наркоза боли не чувствовал. Там всячески богатеньких буратин ублажают, – продолжала Таня, вытягивая ноги на середину кухни. – Стрижка, маникюр, педикюр, массаж и много всего прочего. Артём Юльке скандал закатил, что она при других голая шляется. Она спокойненько парировала: «Бери меня на содержание, да ещё с мамой и двумя детьми. Тогда я буду вся твоя». Он и взял, как придурошный, – без неё ломки начинались. Квартиру ей купил – она ведь не москвичка. Машину, «девятку», гараж. На курорты сам с ней ездить не мог, но «капусту» давал пачками. Стал её рабом, короче. А она Артёма за глотку держала крепенько. И обещала, если Артём ей не угодит, позвонить тебе и всё рассказать.

Таня качнулась к невестке, обняла её и положила голову на плечо.

– Ты прости, что я только сегодня разродилась. Думала, не поверишь или расстроишься. Решила взять на себя все расходы Артёма, чтобы ты ничего не заподозрила. Вспомни, сколько за последние два года братан промотал «капусты»…

– Я верю.

Саша налила чаю и себе, и Тане, бросила в каждую чашку по кружочку лимона.

– Получается, кредитную карту Артём ей подарил? И щенка шарпея? И наряды от кутюр? И пластическую операцию в Швейцарии делала не ты? И квартиру купили не тебе?

– Нет. Это всё Юле пошло. По-моему, ты должна была узнать про них с Артёмом. Но, в то же время, я боялась твоей реакции, возможного скандала и вашего развода. Когда Артём застрелился, я решилась. Брат про Юльку рассказывал, когда в последний раз приезжал в Тулу. Это было двадцатого августа, если память не изменяет.

– Да, в тот день я не сопровождала его, – согласилась Саша.

– Так вот, братан не знал, радоваться ему или грустить. С одной стороны, вашему с ним браку уже ничто не угрожало. С другой – горевал, что никогда больше не окажется в Юлиной постельке. Она утонула в джакузи дня за три до этого, как раз семнадцатого.

– Интересно.

Саша допила чай, налила себе ещё. Таня до своей чашки не дотрагивалась.

– Ты сказала, она замуж вышла. За кого?

– Пёс её знает! Артём не откровенничал. Сказал, за воротилу какого-то. Генрихом, вроде, звать. Квартиру, машину, все свои накопления на него переписала, и очень скоро захлебнулась в ванне. Генрих всё и унаследовал. Твоё, между прочим, кровное.

– Не надо об этом, Танюша.

Саша хотела ещё что-то добавить, но в кухню вошла Аллочка – вся в чёрном, гладко причёсанная, с траурным крепом в толстой длинной косе. Пахло от неё духами «Алла» – крепкими, пряными, цветочно-фруктовыми.

– Никита Андреевич спрашивает, когда мы едем. А то ему срочно нужно в деревню – Ксюшу отвезти к бабушке с дедушкой.

– Он специально на поминках не пил, чтобы сесть за руль! – наигранно-весело сообщила Татьяна. – Предки его в Ромашково живут.

– Мам, он очень торопится, – предупредила Алла, заметив, что матери и тёте не до неё. – Мы Бекки берём с собой?

– Разумеется. Ты как, собралась уже? – Саша собиралась задать золовке ещё один вопрос наедине. – Тогда скажи Никите, что Таня идёт. И не забудь корм для собаки взять в холодильнике.

– Мам, я взяла уже всё, – пожала плечами Аллочка.

Воспитанная в элитной школе девочка держалась изо всех сил, хотя к глазам подступали слёзы. Она была очень привязана к отцу и понимала, что жить так, как прежде, они с матерью уже не будут.

– В школу я позвоню, скажу, чтобы забирали тебя из Хамовников, – сказала Саша, массируя виски.

Алла, ещё раз встревоженно взглянув на мать, вышла. Таня с трудом поднялась, опираясь на стол, взяла сумку, перекинула ремень через плечо.

– Ну что, чао? Мы с Аллой завтра позвоним тебе.

– Я буду ждать. Только ещё один вопрос…

Саша отвернулась, торопливо набрала ртом воздух, чтобы не сорваться в истерику.

– Ты о Юлии Крель давно знаешь? Или это всё открылось только что?

– Месяца два назад, когда Артём начал сильно зашибать. Как приедет в Тулу, так начинает квасить с отцом и грузить его. Дальше и меня подключил. Орал, что совесть мучает, а плоть не побороть. Специально в турне поехал по Скандинавии, ребёночка пытался сделать, а перед глазами стояла Юлия в костюме Евы. Поначалу мне по барабану всё это было. За тебя переживать, вроде, ни к чему. А потом женская солидарность победила, и я обозвала Артёма свиньёй. И это несмотря на его помощь, на заботу обо мне, махонькой и глупенькой. Тогда я своего старшего брата окончательно перестала уважать. А он об одном умолял – молчать. Покуда он жив, рта не раскрывать…

– Спасибо тебе за искренность. Иди, Никита заждался. И не обижайся, пойми меня, как баба бабу. А когда всё чуточку успокоится, приезжай обязательно. Посидим, кофе попьём. Устроим девичник, ещё Аллочка с нами будет. Мы станем нуждаться друг в друге, мне кажется.

– Мне тоже. – Таня постояла, помолчала, потом чмокнула Сашу в щёку. – Ты умница. Я бы так не смогла держаться. Ни за что. Заревела бы в голос, а потом прокляла бы его навеки. – И девушка убежала, махнув сумкой.

Гости, проводившие сегодня Артёма в последний путь, рьяно бубнили в холе – все вместе собрались уходить. Они уже позабыла, по какому поводу их пригласили сюда, и оживлённо обсуждали только что избранного премьер-министра, а также пытались угадать завтрашний курс рубля к доллару.

Саша погладила себя по животу, успокаивая мальчика. Бедняжка, ты никому не был нужен – ни матери, ни отцу. А уж теперь тебе и вовсе незачем приходить в этот мир. Что ждёт тебя здесь?..

Она вскочила из-за стола, сорвала с вешалки полотенце, закрыла лицо, прикусила уголок. И сдавленно, горько зарыдала, забыв, что нужно сейчас идти в холл, провожать гостей. Но ничего страшного. Они все пьяные, сонные, и потому, прощаясь второпях, вряд ли внимательно вглядятся в Сашино заплаканное, распухшее лицо.

* * *

Саша собиралась, приняв душ, замертво свалиться на Аллочкину постель. Заходить в спальню было страшно, а после разговора с Татьяной ещё и противно. А не потому ли застрелился Артём, что Юлия утонула в ванне? Скорее всего, ей помогли покинуть этот мир. А Артём не выдержал и последовал за своей возлюбленной…

Марина Молчанова последней покинула осиротевшую квартиру. Хозяйка щёлкнула замками, сбросила траурную одежду, корчась от боли, как будто сдирала с себя кожу. Она ходила в чёрном всего три дня, но больше ничего подобного надевать не собиралась. Она не могла простить и понять мужа, сколько ни старалась. И думала, что если бы он не застрелился, им всё равно пришлось бы расстаться.

Приняв душ и завернувшись в купальный халат с капюшоном, Саша всё-таки вошла в спальню, открыла шкаф. Стараясь не смотреть на портрет мужа, рядом с которым стоял стакан водки, покрытый куском тульского хлеба, достала парео – пёстрый, коричнево-красный кусок ткани с бахромой.

Когда прошлым летом ездили в Грецию, Саша впервые обернула бёдра парео. Было неловко, даже стыдно, несмотря на молодость и красоту, на модельные параметры фигуры. Все комплексы исчезли после встречи с престарелой немкой. Та спокойно прогуливалась по берегу Эгейского моря на толстых, опутанных вздувшимися венами ногах, да ещё без бюстгальтера, и не испытывала при этом никаких неудобств.

Завёрнутая в парео, с мокрыми волосами, босая, Саша бродила по сумрачной квартире, открывая форточки и балконы. Вскоре свежий ночной ветер унёс запах табачного дыма. О пивших и евших здесь гостях напоминал лишь заставленный посудой, забросанный скомканными салфетками стол, но для ночной уборки у Саши не оставалось ни сил, ни желания. Мягкие ковры и жёсткие паласы щекотали ступни, а воздушные муслиновые занавески надувались парусами, опадали, трепетали, играли.

С кухонной лоджии Александра долго смотрела на звёздное небо. Потом полила кактусы, нагнулась и подняла с пола миски Бекки. Завтра нужно отвезти этот набор в Хамовники, вместе с пластмассовым подносиком – собаке придётся пожить на той квартире, сейчас совершенно не до неё. И Аллочка пусть побудет с прабабушкой. В Тулу ей ехать никак нельзя, нужно посещать школу «Ретро». Вся дальнейшая жизнь Аллы Лукьяновой зависит от того, закончит она это учебное заведение, и с какими оценками. Кроме того, Таня в Туле не сможет обеспечить племяннице тот жизненный уровень, к которому она привыкла.

Наконец колени подогнулись, и Саша опустилась на пол спальни, легла на пушистый цветной ковёр. В струях ещё тёплого воздуха, пахнущего лесом и грибами, она нежилась, как на летнем лугу. И не сразу услышала, что на комоде, у портрета Артёма, верещит мобильник. Саше казалось, что это кузнечики поют в траве, и она сквозь дрёму улыбнулась. Лёжа на спине, раскинув руки, Саша блаженствовала и даже не пыталась натянуть парео на грудь и живот.

Но телефон всё не унимался. Пришлось сначала ползти, а потом и идти к нему. Когда брала трубку с комода, чуть не уронила портрет. Голос звонившего тоже узнала не сразу, хоть и был он до боли знакомым. Слышала его и на кладбище, и за поминальным столом, но лицо и имя этого человека не могла восстановить в памяти. Тихий приятный тенорок; произношение правильное, чёткое, как у диктора.

– Саша, я не разбудил тебя? Очень сожалею, но возникла срочная необходимость с тобой увидеться. Настолько срочная, что я вынужден был позвонить тебе в первом часу ночи…

Ах, ну конечно, это Витя Старосвецкий, вечный партнёр по игре в бридж, начальник службы безопасности того самого банка, где Артём не раз брал кредиты под небольшие проценты. И такую поблажку ему вроде бы тоже обеспечивал Виктор. Раньше Старосвецкий работал на Лубянке, в девяносто первом попал под сокращение и, похоже, не роптал на судьбу. Недавно купил квартиру в Перово, в двадцатипятиэтажном доме, и все три комнаты отделал по высшему стандарту.

А большую часть времени Виктор проводил на своей любимой даче, где обихаживал яблони разных сортов, груши, смородину и крыжовник. Пытался даже, подражая Мичурину, делать опыты по выведению новых сортов. Обустроил около дома и прудик с лилиями – Саша хотела взять с Виктора пример и то же самое проделать на своём участке. Теперь, без Артёма, ничего не получится, придётся дачу продать.

Не было в их компании личности притягательнее и загадочнее Виктора. Будоражащие воображение слухи он, снисходительно улыбаясь, не подтверждал, но и не опровергал. Он обладал феноменальной памятью, мог тысячами запоминать слова, даже иностранные, на незнакомых языках. Впрочем, Виктор в совершенстве знал пять языков и мог объясниться ещё на семи. Двадцать тысяч телефонных номеров держал в памяти запросто, не пасовал ни перед какими цифрами. Родись он пораньше, мог бы сделать карьеру супершпиона. Сплетничали про Виктора много; в том числе прошёл слух, будто он приобрёл «Ягуар». Но играть в бридж Старосвецкий приезжал на «Вольво», и то заявлял, что машина служебная, от банка.

Не только женщины, но даже Артём с Никитой неоднократно заводили разговор на тему возможной женитьбы Старосвецкого, но тот никак не желал приводить в свой богатый дом молодую хозяюшку. Когда Виктора чересчур донимали любопытные, он объяснял, что для домашних дел в состоянии нанять прислугу, а времени сюсюкаться с благоверной у него нет. После работы Старосвецкий мечтал лишь о том, чтобы принять ванну-джакузи и хорошенько выспаться. А женатому надо и с детьми поиграть, и уроки проверить, и болтовню супруги послушать, да ещё и в постели не сплоховать.

– У меня огромные возможности, но всё же не беспредельные, – терпеливо объяснял Старосвецкий, а в бешеных прищуренных глазах его сквозило желание послать всех по матери.

– Но почему именно сейчас, Витя? – С Саши окончательно слетел сон. – Почему не утром? Я только что похоронила мужа. Я ни рукой, ни ногой не могу пошевелить. И ехать сейчас не в состоянии, это ты понимаешь? Что там за дела такие срочные?

– Я-то понимаю, но ОНИ не хотят понимать. Им срочно потребовалось прояснить кое-какие вопросы, – мягко произнёс Старосвецкий.

– Кто – они? – Саша свободной рукой вытерла пот со лба.

– Те, которым Артём был очень многим обязан. Так что не пререкайся, Сашенька, а собирайся в дорогу. Я объясню, куда нужно ехать.

Саша поняла – не открутиться. Случилось то, что и должно было случиться. Хорошо ещё, что не легла, а то спросонок трудно вести машину по ночным московским улицам.

– Им удобнее встретиться в три часа ночи, – продолжал Виктор, не повышая голоса и никак не проявляя своих эмоций. – И именно в том месте, которое они выбрали. Ты должна приехать одна, и это тоже условие тех, кто заинтересован во встрече. У тебя отличная память, и поэтому прошу никаких записей не делать. Хотя, конечно, проконтролировать тебя не смогу, – улыбнулся в трубку Старосвецкий. – Но всё же, послушайся моего совета. Так будет лучше для всех нас.

– Я запомню, раз это нужно, – легко согласилась Саша.

Если Витя просит адрес не записывать, значит, дело нечисто. И что за всемогущие люди, которым обязан Артём? Скорее всего, бандиты, или кто-то очень их напоминающий. Муж раз обмолвился, что с «братками» не так уж трудно договориться об оказании некоторых услуг. Например, можно занять у них деньги. Сам он, безусловно, так не поступал и не собирается, но некоторые предприниматели всё же шли на риск и после об этом не жалели.

– Значит, так. Едешь до Зубовского бульвара, – начал Старосвецкий, удовлетворённо хмыкнув. – При повороте на Комсомольский, около метро «Парк Культуры» тебя будет ждать джип «Мицубиси-Паджеро» тёмно-зелёного цвета. Садись ему на хвост и поезжай следом, там недалеко. Тем же путём тебя проводят обратно. Дорогу запоминать не старайся – эта квартира снята на время, так что адрес ничего не даст. Выезжай сейчас, и к трём часам успеешь. До встречи, Сашенька. Жду. – И Виктор выключил связь.

Вот и случилось то, чего она ждала несколько дней – с тех пор, как вернулась из Питера и обнаружила в спальне мёртвого мужа. Благодетели начинают выбивать долг из наследников навсегда скрывшегося от них бизнесмена. Теперь Саша поняла, что да, действительно, зря она демонстративно не интересовалась делами Артёма. И после самоубийства мужа не поехала в фирму, не покопалась вместе с сотрудниками и юристом в его бумагах. А потому теперь не знает, был ли у Артёма долг, перед кем, и какой. Впрочем, даже если юристы дадут заключение, что документы липовые, и никаких долгов у Артёма не осталось, попробуй докажи что-нибудь «браткам».

Они напомнят, что на свете существует Аллочка, и ради её безопасности нужно раскошелиться. Вряд ли на этих ребят произведёт впечатление заключение юристов и справка о финансовом состоянии фирмы…

Зная, что Виктор Аверкиевич Старосвецкий знаком с Александрой и был приятелем покойного Артёма, «братки» выбрали его на роль посредника. И Витя играет эту роль с таким же удовольствием, как партии в бридж. Брюнет с зелёно-карими глазами, холёным, будто отлакированным лицом, высокий и стройный, он умудрялся шикарно выглядеть и в смокинге, и в рыбацкой куртке, и в военной форме, и в потёртых, нарочито небрежно обкромсанных джинсах.

От Старосвецкого даже в жару веяло холодком – он пользовался только парфюмерией марки «Айсберг». Алкоголь не употреблял, только пиво на отдыхе. Чаще всего заказывал минералку с лимоном, и безмятежно потягивал её даже в угаре ночного клуба. Саша никак не могла заставить мешковатого и рассеянного мужа так же следить за собой и есть, подобно Виктору, хорошо поджаренное мясо с салатных листьев. Артём так и не отказался от коротенькой чёлки, в то время как блестящие шелковистые волосы его приятеля заставляли вздыхать многих дам. Но бывший чекист ни на одну из них не взглянул, хотя геем тоже не был. То ли в шутку, то ли всерьёз называл себя аутистом третьей-четвёртой степени.