Текст книги "Дефолт"

Виктор в детстве очень долго не говорил, не играл со сверстниками, не смотрел в глаза никому – даже любимой, рано погибшей матери. Совершенно не умел строить отношения с окружающими. Взгляд его был направлен не вовне, а внутрь, в собственную душу. Виктор обожал одиночество и раньше, и теперь. Когда не стало матери, отец захотел сдать младшего сына в психиатрическую больницу. И Витя, испугавшись такой участи, чудовищным усилием воли переломил себя. Стал общаться с ровесниками, но только по делу. Праздно время с ними не проводил, а помогал бабушке по хозяйству и в огороде. Старался ни с кем не здороваться за руку, сидел за партой один, и сейчас, должно быть, не хотел ни ласкать женщину, не говорить с ней. Ему было хорошо одному.

Специалиста такой квалификации хотели получить в штат многие фирмы, но Старосвецкий выбрал именно тот банк и обеспечивал его безопасность в лучшем виде. Всегда умел предвидеть, предугадать коварные замыслы конкурентов, хакеров и бандитов. Проворачивал в уникальном своём мозгу миллион комбинаций, и перехитрить начальника службы безопасности банка никому не удавалось.

Немного отдохнув, Саша отправилась на кухню, выпила ещё чаю и захлопнула двери на балкон. Душ приняла вечером, поэтому сразу же стала одеваться, невольно стараясь понравиться Виктору. В трауре тот её уже видел, а теперь должен встретить совершенно другую – уверенную в себе, преодолевшую горе женщину. И те, кто захотел с ней встретиться, тоже будут покорены красотой молодой вдовы.

Жемчужные серьги и ожерелье Саша достала из шкатулки работы Фаберже, подаренной Артёмом на десятую годовщину свадьбы – День роз. Украшения великолепно смотрелись с серым бархатным, в классическом английском стиле, костюмом. Высохшие после душа волосы легли так естественно и небрежно, что их не пришлось расчёсывать; наоборот, Саша зафиксировала причёску лаком. Потом обошла квартиру, закрывая окна и гася светильники.

Прокравшись мимо клюющего носом Алика, она вышла на ночную улицу, с трудом подавила приступ зевоты. Достала ключи от своей «Хонды-Сонаты», припаркованной на стоянке. Всё-таки правильно она сделала, что отправила Аллу к прабабушке. Дочка не должна слышать ночных звонков, видеть испуганную мать и знать, что отец имел какое-то отношение к бандитским группировкам, даже влез к ним в долг.

Она ехала, стараясь не задремать за рулём, и электрические огни дрожали перед лобовым стеклом, расплывались и пропадали в темноте. Но слёз не было, и печали тоже – одно только желание прикорнуть хоть где-нибудь, пусть даже там, в неведомой и жутковатой квартире.

Странно, что пришлось ехать в Хамовники, туда, где сейчас спит Аллочка. А вдруг не спит? Она ведь три ночи подряд только делала вид, что сумела успокоиться и забыться. Повезло ещё, что нет дождя, не елозят перед глазами щётки, не стучат капли по крыше и не заносит при каждом повороте. Раньше включила бы магнитолу, подёргалась под музыку, но сейчас неудобно, и руки дрожат. Дрёма наконец-то отступила, и тёплая тяжесть отлила от головы, от тела.

По Бородинскому мосту, по Садовому кольцу – Смоленскому и Зубовскому бульварам – Саша пронеслась в тишине, закусив губу, сосредоточенная и напряжённая. Когда заметила в условленном месте зелёный джип, вздрогнула – до последнего момента по-детски надеялась, что его там не будет, и встреча не состоится.

Джип мигнул сигнальными огнями и тронулся по Комсомольскому проспекту от центра, тихо и благородно, даже не делая попытки увеличить скорость. Серебристая «Хонда-Соната» послушно следовала за ним, и со стороны казалось, что внедорожник ведёт легковушку на тросе.

Близ Лужников джип покрутился по узким неприметным улочкам, и, поскольку Саша совершенно не знала этого района, легко её запутал. Дома здесь были кирпичные, кажется, серые. И даже днём их трудно было различить. Ночью же Саша абсолютно потеряла чувство реальности и машинально вертела руль, мечтая лишь об одном – чтобы они скорее куда-нибудь приехали.

Наконец, внедорожник затормозил около ничем не примечательного подъезда, остановился. Из-за руля выбрался плечистый высокий мужчина в сером пиджаке, надетом поверх пёстрого джемпера, и в мятых вельветовых брюках. Пёстрыми же выглядели и его руки – потом Саша поняла, что кожа водителя джипа покрыта сплошной татуировкой.

Ни слова не говоря, даже не повернувшись к Саше лицом, он подождал, пока она выйдет из «Хонды», закроет дверцы, подёргает их за ручки. Неподалёку, под облетевшими уже кустами акации и черёмухи, стояли два совершенно одинаковых шестисотых «Мерседеса», и кузова их изрядно запорошило опавшей листвой.

Кажется, начала портиться погода. Усилился ветер, внезапно заморосил дождик, но Саша не чувствовала ни сырости, ни холода. Один только ужас переполнял её душу, потому что пророчества сбывались одно за другим. Сначала застрелился муж, теперь его кредиторы взялись за неё. И кто поручится, что самого страшного не случится с бедняжкой Аллочкой?

Водитель, широколицый и раскосый, молча набрал код на щитке. Придержал дверь, пропуская Сашу, потом захлопнул её. Он не испытывал, судя по всему, ни любопытства, ни раздражения – просто выполнял приказ, и от этого Саше стало ещё страшнее. На третьем этаже сопровождающий позвонил у железной, обшитой вагонкой двери. Им сразу же отворили, будто кто-то специально сидел с той стороны у порога и ждал, когда привезут Александру.

Провожатый тут же пропал из-за спины. Саша шагнула через порог, осмотрелась и увидела хорошенького субтильного юношу в белых брючках и рубашке цвета какао с молоком, надетой навыпуск. Он безмолвно провёл Сашу по пустому коридору, нерешительно протянул руку и постучал в разрисованную под дерево двухстворчатую дверь с круглой кованой ручкой.

– Прошу вас! – громко сказал за дверью Старосвецкий.

Юноша толкнул одну из створок. А потом пропал – как тот, первый. Под незажжённой хрустальной люстрой стоял низкий столик, вроде бы выдвинутый из длинного, занявшего две стены, кожаного дивана. При желании этот диван мог превращаться и в широченную софу, и в такой вот столик, и в кресла с подставками для ног, и во множество разных полочек. Имея дома такой диван, человек не испытывал нужды во всей остальной мебели. Здесь её и не было, только в дальнем углу на тумбочке стояли телевизор «Сони» и музыкальный центр. Со стены полной луной светило бра, да блестел скользкий лакированный пол.

И по этому зеркальному полу, не отрывая от него ног, к Саше подошёл приятный мужчина средних лет, в синем костюме и клетчатом жилете. Тот самый, с которым они расстались всего несколько часов назад в квартире на Осенней улице, – Виктор Аверкиевич Старосвецкий.

* * *

– Проходите, Александра Александровна!

Виктор поклонился и отступил, пропуская гостью к столу. Вообще-то они были на «ты» и без отчеств, давно выпили на брудершафт, но в присутствии посторонних сразу же сделались подчёркнуто официальными, корректными.

– Позвольте вам представить – Юра и Лёша. Полностью имена назвать не могу, но это и не важно. Главное, что они знают ваше имя и имя вашего мужа. Садитесь.

Старосвецкий ловко откинул одну из подушек дивана, превратив её в табуретку, обтянутую мягкой кожей цвета охры.

– Вам удобно? Может быть, хотите перебраться на кресло?

– Нет, спасибо. Всё нормально. – Саша устроилась на табуретке, искоса взглянула на Юру с Лёшей.

Те, как видно, находились в квартире давно и уже успели плотно покушать. На столике громоздились бутылки из-под разнообразного пива – больше всего Саша заметила тары из-под швейцарского «Самихлауса». На фарфоровых блюдах лежали куски мяса с соусом из костного мозга, лука и зелени. В меню у тёплой компании были также рыбка, рябчики и тушёные овощи, а также пережаренный шашлык.

Витя, по обыкновению, не пил, зато остальные двое едва не валились с дивана. И на Сашу они смотрели похабно, будто не вдовой покойного бизнесмена она была, а девочкой по вызову. Впрочем, за ними не заржавеет – могут потребовать и натурой должок отдать. Заранее не предугадаешь…

– Вы чего желаете? Коктейль, вино, чай, кофе? Может быть, минеральной воды с лимоном? А насчёт мороженого как? – Старосвецкий разыгрывал из себя радушного хозяина.

– Нет, я ничего пить не стану, а есть – тем более. Очень устала после похорон, поэтому давайте перейдём к делу. – Саша старалась в подозрительных компаниях не угощаться. – Почему меня вызвали посреди ночи? Неужели нельзя несколько часов подождать?

– Ночью спокойнее, – объяснил Юра – курчавый, смуглолицый, с тёмными масляными глазами.

Щёки его обметала густая щетина, а руки, торчащие из линялых рукавов ковбойки, поросли лохмами. Он выпил стакан бурого пива и принялся обгладывать куриную ножку, облизывая полные красивые губы.

Лёша, рыжеволосый и тщедушный по сравнению с мощным Юрой, но одетый так же неряшливо, барабанил по столу веснушчатыми пальцами. Было похоже, что он дремлет, разморенный вкусной едой и обильными возлияниями. Перстней и цепей на парнях было в меру. Без малиновых пиджаков и коротких стрижек «братки» походили на старателей или геологов. По раз Виктор Старосвецкий обихаживает их по первому разряду, дело обстоит по-другому. Посланы они, получается, очень уважаемыми людьми, от которых Виктор ждёт солидного вознаграждения.

– Давайте к делу. Если позволите, я вкратце объясню, в чём проблема. – Виктор заручился согласием Юры и Лёши – они кивнули, продолжая жевать. – Вы знаете, Сашенька, что Артём Михайлович незадолго до финансового обвала заключил три весьма выгодных контракта. С представителями двух зарубежных фирм он собирался встретиться как раз сегодня. К сожалению, этим планам не суждено осуществиться. О грандиозных замыслах господина Лукьянова по расширению бизнеса вы тоже слышали. Ожидалась неплохая прибыль, и Артём не сомневался, что сможет уже в будущем году рассчитаться с кредиторами. Но для того, чтобы дело выгорело. Ему требовалось собрать к сентябрю очень большую сумму в долларах. И Артём стал брать кредиты – не только в том банке, где работаю я, но и в других тоже, – под залог движимого и недвижимого имущества. Он подписывал документы, не подозревая, что астрономическая сумма, помещённая им в надёжнейший банк, растворится, как туман поутру, без всякой надежды на то, что деньги когда-либо вернутся. По крайней мере, никто не выплатит вклад в долларах, да и в рублях вернут не сразу и не полностью. Курс уж точно не окажется таким, как раньше. Опять-таки – размер вклада; повторяю, он был очень большим. Лучше отдадут денежки тысяче-другой старушонок, чем вам, Сашенька. Пока понятно?

– Понятно. Разумеется, муж не мог держать эти деньги дома, и был вынужден поместить их в банк. Не в ваш банк. Виктор.

– Да, не в наш, но часть этих денег была взята у нас. Взята в рублях, переведена в доллары и положена на тот, основной счёт. Точно так же Артём поступил и с другими кредитами. Теперь вам придётся или изыскивать валюту, или платить в рублях, но утроив первоначальную сумму. Если курс доллара будет подниматься и дальше, сумма эта будет пропорционально увеличиваться. Есть ещё выход – расплатиться движимостью и недвижимостью. Я могу показать вам документы, чтобы вы убедились…

– Виктор, а я могу посоветоваться с юристом фирмы Артёма? – перебила Саша. – Почему документы оказались у вас?

– Юрист заболел. А поскольку я тоже юридический факультет окончил, Артём поручил мне временно вести дела его фирмы. Могу показать вам контракт, там всё в порядке. Это случилось внезапно. Юрист, милейшая женщина, которая работала с Артёмом, оказалась больна гепатитом. Неудачно съездила в жаркую страну, нарушила элементарные правила гигиены. Теперь встретиться с ней невозможно. Вы, конечно, можете посоветоваться с другим юристом, но он дел фирмы Артёма не знает и вполне может дать неверный совет. Кстати, у вас до сих пор не было повода усомниться в моей порядочности и профпригодности как юриста.

– Я не сомневаюсь, – промямлила Саша, заметив, как дёрнулись тонкие губы Старосвецкого, а потом вдруг совсем пропали.

– Впрочем, это ваше право. Но документы подлинные, и платить всё равно придётся. В связи с финансовой и политической нестабильностью в России банки, кредитовавшие вашего мужа, хотят получить свои деньги сейчас же. Вы ведь знаете, с чего начался нынешний страшный кризис, что предшествовало «чёрному понедельнику» – семнадцатому августа? Рубль девальвировали, страну объявили банкротом – это называется «дефолт». Народ ринулся в банки, и никто не смеет его в этом упрекнуть. Возникла паника, и в итоге выяснилось, что многие банки просто-напросто несостоятельны, так как не могут расплачиваться с вкладчиками. Как следствие, банки пожелали вернуть хоть какую-то часть одолженных денег. Для того, разумеется, чтобы удержаться на плаву и, по возможности, расплатиться по вкладам. Непродуманные решения правительства и руководства Центрального банка всех поставили в тяжелейшие условия, и у подавляющего большинства должностных лиц, у многих рядовых граждан включился инстинкт самосохранения. Надо выжить, выжить сегодня и сейчас, чтобы не погибнуть потом. Кредитный рейтинг России в мире резко идёт вниз, а это значит, что западные банки, Валютный фонд, прочие финансовые организации не выделят нам кредитов, раз мы отказались погашать старые. Что ждёт страну, неизвестно. Но совершенно точно я могу сказать вам одно – отдавать всё равно придётся, только с громадными процентами. Грубо говоря, вас просто поставят на счётчик. Вместо меня сегодня с вами могли разговаривать шесть руководителей служб безопасности, по количеству банков, которым задолжал господин Лукьянов. Вы можете возразить, что, согласно договорам, платить вы ещё не должны. Но когда придёт время – как будете погашать задолженность? Повторяю, что деньги со счёта Артёма вам в полном объёме не выдадут никогда. В конце концов, всё равно вы встанете перед необходимостью изыскивать средства. И лучше сделать это сейчас, с моей помощью, при условии сочувствия и понимания со стороны прочих кредиторов вашего мужа. Движимость и недвижимость вы наследуете за ним и, согласно условиям договора, можете ею расплатиться. Согласно завещанию господина Лукьянова вы – единственная наследница, ибо ваша с ним дочь несовершеннолетняя. Мать Артёма давно покончила с собой, отца фактически тоже нет – ведь брак Медникова с Лукьяновой не регистрировался. Сестре Артём также ничего не оставил, равно и своей бабушке. Вероятно, решил, что вы их не обидите. А, как говорится, кому много дано, с того много и спросится. И я, и те, кто уполномочил меня вести переговоры, соболезнуют вам и понимают ваше положение. Но и вы поймите, что сейчас счастливых людей в стране очень мало. Все разоряются, теряют состояния, работу, кончают самоубийством. И если каждому по этой причине прощать долг… Одним словом, решайте этот вопрос, Саша.

– И сколько вы мне дадите времени на раздумья?

– Что касается банков, то могу дать месяц. Какой к тому времени будет курс доллара, лучше и не думать. Потратьте этот срок не на пустопорожние переживания, а на оформление документов. У вас другого-то выхода нет, вы смиритесь с этим! Считая неосведомлённость относительно дел Артёма в фирме признаком благородства и интеллигентности, в течение шести лет гуляя по облакам, вы лишили себя возможности говорить со мной сейчас с фактами в руках, оперировать цифрами, предлагать варианты. Вам кажется, что кругом одни жулики, и все хотят вас обмануть.

– Я знаю, что у Артёма были долги. И я не подозреваю вас…

– Подозреваете, Сашенька, от всей души подозреваете! Но я вам сказал ещё не всё, что хотел. Ради решения вопроса с банками я бы не стал вызывать вас сюда среди ночи. Да и ребятам, – Старосвецкий кивнул на Юру с Лёшей, – эти дела по барабану. Они покажут вам свои ведомости, и вот тут уже вам придётся поверить без юристов, как в Господа Бога. Но перед этим, пока не забыл… Самое страшное даже не то, что должны вы. Прискорбно, что должны вам, то есть Артёму. Он, купаясь в деньгах, от щедрот своих ссудил средствами торговцев иномарками. Давал, само собой, валюту. Те партию авто закупили, а из-за кризиса продать не смогли. Но мужики они ломом подпоясанные и могут… м-м… ликвидировать кредитора, то есть вас. А защитить вас от них можем мы – я и ребята, которые сидят перед вами. Но для того, чтобы все мы работали на совесть, нужно войти в наше положение. Сначала расплатиться с ребятами…

– Это совсем не трудно будет сделать! – затараторил Юра. – А вам и дочке станет спокойнее. Мы же только добра желаем…

– Кто это «вы»?

Саша про себя обрадовалась, что ей предложат конкретный способ выплаты долга, и не придётся думать хотя бы об этом.

Действительно, тот банк, где Артём хранил деньги, не функционирует; толпы обманутых вкладчиков осаждают его, ломятся в дверь, но ни один из них не получил ещё ни копейки, ни цента. Руководство банка на горизонте пока не возникало, отсиживалось за границей. Может быть, продать для начала драгоценности? Не хотелось бы жертвовать машинами, но с «Сузуки», если возникнет необходимость, можно расстаться – для Саши машина слишком велика.

– Мы – «долгопрудненские», – не моргнув глазом пояснил Лёша. – Держим оба «Шереметьева». Но это значения-то не имеет никакого для вас, Александра Александровна. Ведомости покажем, объясним, сколько и под какие проценты брал у нас Артём Михалыч. Не обманем, не бойтесь – нам чужого не надо. Но и вы будьте с нами поласковей. Будем вести дела по понятиям. И всё равно не отступимся, – голос Лёши стал строже, суше. – Времена тяжёлые, а у нас не собес. И месяца на раскачку дать не можем. Только от силы двое суток вам оставляем, потом включаем счётчик. Вы уж не сердитесь, красавица.

– Мы прикинули, сколько и чего можно внести в счёт погашения долга, – доброжелательно сообщил Старосвецкий. – Квартира в Хамовниках на вас ведь оформлена? Чтобы её продать, не нужно никаких наследственных формальностей улаживать. Я всё устрою так, что жильё перейдёт к ним, – Виктор покосился на Юру с Лёшей. – За один день.

– Квартиру?!

Саше показалось, что она ослышалась. Неужели долг Артёма только «долгопрудненским» так велик, что не хватит ни хранящихся в доме денег, ни выручки за украшения, ни, наконец, двух автомобилей? Нет, если они решили получить именно квартиру, спорить бесполезно.

– А иначе… никак нельзя? Я, конечно, согласна платить…

– А почему вы не хотите передать квартиру? – изумился Юра. – У вас же ещё одна есть, и дача к тому же. Без крыши не останетесь.

– Ваше счастье, что Артём Михалыч много не задолжал, – успокоил Лёша. – К квартире добавите две «тачки», и будем в расчёте.

Сашу будто ударило током; она тупо смотрела на Старосвецкого, на Лёшу с Юрой, и ей казалось, что всё происходит во сне. Это уже слишком – такого просто не может быть. Как Артём умудрился бандитам задолжать такую сумму? Да ещё банкам, с ума сойти…

– Это – программа-минимум, – сказал Старосвецкий, нажимая кнопки электронного блокнота, хотя, конечно, помнил долги наизусть. – Кроме шести банков, Артём был обязан выплатить пятьдесят тысяч долларов польской фирме, но это уже сущие пустяки. Сашенька, вы ведь ждёте ребёнка, – проникновенно продолжал Виктор, глядя в расширившиеся от ужаса глаза вдовы. – Малыш должен родиться здоровеньким и впоследствии не делать таких ошибок, какие сделал его отец. А лично вам ничего не нужно будет делать. Все документы оформят наши юристы. И наследство они вам вручат в целости и сохранности.

Старосвецкий помолчал, ожидая Сашиной реакции. Но поскольку вдова Лукьянова сидела, будто в столбняке, продолжал.

– Вы – должница, но мы – не рэкетиры. Мы хотим получить своё, и мы получим его. А Артём был наивным, я всегда об этом говорил. Пуская себе пулю в висок, он думал, что уходит навсегда, и был прав. Но он оставил единственную наследницу не только своего имущества, но и своих долгов. Вам повезло, и вашего имущества хватит, чтобы рассчитаться полностью. Но если вы попытаетесь подключить РУБОП, пожаловаться на вымогательство и тому подобные пакости, у вас ничего не получится. Против вас возбудят уголовное дело, и вы пойдёте под суд – по закону нужно платить. Вас признают виновной, и имущество всё равно опишут…

Виктор положил Саше руку на плечо. Она не решалась дёрнуться – растерянность, ужас, отчаяние парализовали волю, а горло стиснул спазм.

– По-моему, лучше ездить на метро, а вместо двух иметь одну квартиру, даже без евроремонта, чем умереть в апартаментах на Осенней улице, оставив в гаражах иномарки. Немногим лучше будет перебраться на нары. Вы другого мнения?

– Не ожидала этого от вас, Виктор. Не ожидала кошмарных слов, а, главное, отвратительных угроз и шантажа. – Саша с трудом протянула руку, взяла заботливо приготовленный стакан с водой и льдом.

– Это не шантаж, Сашенька. Я просто разъясняю вам ситуацию.

Смоляные брови Виктора сошлись на переносице, а уголки губ дрогнули.

– Я делаю это потому, что являюсь начальником службы безопасности банка, в котором ваш покойный супруг взял внушительный кредит. И потому, что знаю вас давно, симпатизирую вам. И не желаю, чтобы в вашей личной жизни, в документах Артёма, в его долговых расписках рылись посторонние. В мои обязанности входит возврат долгов, и мне за это платят. А я не привык исполнять свою работу кое-как. Благоразумнее всего завтра же начать процесс передачи квартиры в Хамовниках, забрав оттуда вещи. Вам на двоих с дочкой, даже на троих, когда родится ребёнок, жилья хватит. Сто четыре квадратных метра на Осенней, два ещё семьдесят два – на улице Тимура Фрунзе… Мне кажется, вы с Артёмом несколько перебрали. Но поскольку обе квартиры, дача и прочее имущество заложены, вы незаконно пользуетесь им. И чем скорее начнёте жить по средствам, тем будет лучше. От себя гарантирую, что с вашей головы и волоска не упадёт, если будете слушаться меня, как отца родного. Итак, Александра?..

– В квартире на улице Тимура Фрунзе живёт бабушка Артёма. Она почти не встаёт, плохо видит, имеет букет хворей. Её куда?

– К себе заберёте, в Крылатское, или в Тулу отправите. Не пытайтесь затянуть время, метры так и так отдать придётся. Вам сейчас нужно о многом другом подумать. – Виктор выразительно взглянул на ребят, потом снова повернулся к Саше. – Вы всё поняли? Максимум двое суток на раздумья. Но раздумывать тут, по-моему, не о чем. Вы и пальцем не пошевелите – всё сделают за вас, пришлют грузчиков, автотранспорт для вывода вещей. Как только утрясёте дела с ребятами, я дам вам месяц, чтобы передохнуть. Дальше начинаем разбираться с банками. Там те же условия – можно погашать недвижимостью, земельными участками, драгметаллами. Но об этом позже, а пока можете ехать домой. Машина у вас пока есть. – Виктор поднялся, и Саша встала тоже. – Вас проводить?

– Нет, я сама.

Она на ватных ногах, как там, в астроцентре, направилась к двери. Остановившись, пошатнулась, схватилась за ручку.

– Мы вам позвоним, – сказал Виктор. – Завтра утром. И ещё об одном должен предупредить. У ребят заведено, чтобы за должниками постоянно велось наблюдение. А потому не делайте резких движений, не пытайтесь скрыться. И не обращайтесь в органы.

Старосвецкий оглядел Сашу и понял, что та созрела, и фортелей выкидывать не станет.

– Но вас всё же проводят, до станции метро «Парк Культуры». Всего доброго!

Старосвецкий толкнул дверь. Из кухни в коридор вышел тот самый субтильный мальчик с раздёрганной мокрой чёлочкой.

– Вам всё понятно, Александра? Пока вопросов ко мне нет?

– Всё понятно, Виктор. Нет никаких вопросов. Ни слова больше не произносите, прошу вас. Не надо…

И Саша быстро вышла из комнаты, потом – из квартиры. Сейчас она вообще ни о чём не думала. Шла вслед за грузным молчаливым водителем джипа вниз по лестнице и большее всего боялась увидеть свою любимую «Хонду-Сонату», с которой вскоре предстояло расстаться навсегда.

Шелестел дождь, и по лобовому стеклу бежали ручейки – то красные, то зелёные. В предрассветных сумерках, по опустевшим к утру улицам, Саша ехала в Крылатское и плакала. Окончательно пришла в себя лишь во дворе дома на Осенней, когда завела свою «Хонду» на стоянку. Ещё два дня машина будет с ней, а после? Ездить на работу в метро? А какая там станция? Наверное, «Павелецкая» или «Серпуховская». Сегодня суббота, а в воскресенье документы не оформляют.

Вот в понедельник или во вторник придётся подарить «браткам» два автомобиля и начать процесс передачи уютной квартиры в Хамовниках. Перво-наперво надо вывезти оттуда Таисию Артемьевну, которая, конечно, ничего не поймёт и расплачется. И Тане, и Аллочке придётся что-то лепетать, пряча глаза. Боже, как больно, как стыдно!

Нет, лучше не ждать понедельника, и с домашними объясниться сегодня. Нужно отдохнуть до полудня и ехать туда, к ним. Дочери в субботу нужно в школу, пусть она ни о чём не беспокоится хоть сегодня, а с Таней объясниться легче. Вероятно, что Аллочка, расстроившись, снизит успеваемость.

Саша уже хотела открыть дверцу и выбросить ноги на асфальт, но вдруг увидела, что на площадку въезжает молчановский джип «Шевроле-Блейзер», в котором вчера вечером Таня, Алла и бабушка и мраморная такса Бекки уехали в Хамовники. Фары погасли, и почти сразу же потух свет в салоне, и открылась передняя дверца. Всегда подвижная, спортивная, ловкая. Марина выбралась из внедорожника с трудом, сразу же закурила, и через минуту к ней подошёл не менее взволнованный Никита. Он наклонился к зажигалке жены, и Саша, прищурившись, заметила, что её пальцы дрожат.

– Ник, я боюсь… Я так боюсь, что готова бежать без оглядки отсюда. И все, всё им оставить. Ведь мой папа умер не случайно…

– Мариш, он от инфаркта умер. Не нужно сгущать краски.

Молчанов жадно затягивался, стараясь казаться уверенным, но не мог, и своими попытками успокоить только раздражал жену.

– От инфаркта! Ник, помяни моё слово, завтра я умру от такого же инфаркта, хотя сердца своего никогда не чувствовала! Как, кстати, и папа, – он же лёгкой атлетикой занимался и плаванием. А потом и ты коньки отбросишь, пусть даже у врача в последний раз был пятнадцать лет назад, да и то у зубного. А дальше… Дальше – девочки… Господи, почему мы Настю там же не оставили? Надо было отправить их с Ксюшкой вместе!..

– Мариш, ты с ума сошла совсем! – Никита смотрел в сторону дома и сбивал пепел о железную оградку. – Ей же в школу нужно сегодня. Ты сама меня уверяла, что сойдёшь с ума, если Настасья не закончит «Ретро»…

– Тогда уверяла, да, но теперь всё в прошлом! Всё, всё, всё, слышишь?! Какое там «Ретро», всё равно придётся убираться оттуда за неуплату. Ведь мы вот-вот голью-шмолью станем. Или мы умрём всей семьёй, если не согласимся на их условия. Ник, я уже на всё готова. Давай бросим всё и уедем с девчонками в деревню! Это – единственный выход…

– Перестань, ещё ничего не известно. Ты просто устала – поминки, всю ночь не спала, и на понт тебя запросто взяли. Пойдём домой, Мариш…

– Ты придурок, Ник. Мы влипли по-крупному, а ты всё трепыхаешься. Ну, пошли.

Марина, выбросив окурок, проследовала мимо «Хонды» и не обратила на Сашину машину никакого внимания. Молчанов вытер лицо широкой ладонью, будто умылся под дождём, и понуро побрёл за женой, также не заметив серебристой, хорошо знакомой ему «тачки».

Саша вышла из машины, заперла дверцы, подняла голову. Молчановы были уже дома, и в их квартире светились два окна – только два во всём громадном доме. Они не спят, и не будут спать, раз речь идёт о каких-то угрозах. Марина отправила Ксюшу в область, хочет спрятать там же и Настю, но разве это имеет смысл? Захотят найти, найдут и на Дальнем Востоке, не то, что в Ромашкино.

Прихрамывая, Саша добралась до подъезда, открыла кодовый замок, мечтая только о том, чтобы не встретиться с Ниной Васильевной или с Аликом. Может, позвонить к Молчановым, спросить, что случилось? Они же друзья, и это ко многому обязывает. Но чем она поможет Никите с Мариной, если сама попала в ужасное положение? Но поддержать, пусть морально, их нужно. И самой попросить совета, ведь Никита мог знать о делах Артёма хоть что-то. Всё-таки Марине лучше – у неё мужик живой. Никита сильный и добрый, у него две руки и два плеча. Он прекрасно знает Старосвецкого, а потому поможет несчастной вдове…

Консьержка похрапывала за дверью, Алик слушал плейер. Он кивнул Саше, но спрашивать ни о чём не стал. Нина Васильевна обязательно стала бы утешать свою любимую Сашеньку, которая нравилась ей куда больше, чем высокомерная Марина Молчанова. Вот так же четыре дня назад Александра Шульга поднималась в кабине лифта на десятый этаж, прилетев из Петербурга. Но тогда она была другой – капризной, наивной, уверенной в том, что правда всегда торжествует. Но сказка кончилась, и праздничные огни погасли.

Выйдя из лифта, Саша остановилась, прислушалась. Марина всхлипывала у самой двери, и опять что-то ласково бубнил Никита. Всё ясно, стараются не разбудить Настасью, у которой впереди трудный день. Нет, соседям сейчас не до неё, и лучше всего будет пройти к себе, умыться и поспать. Ведь на раздумья дано двое суток, а раздумывать не о чем.

И потому несколько часов можно посвятить крепкому, глубокому, освежающему сну. Кстати, часам к двум директор лицея попросил заехать, у него есть работа для секретаря-референта. Неудивительно – ведь Александра то и дело отпрашивалась, и потому чувствовала себя обязанной. Очень хорошо, что в субботу можно отработать должок.

«Сицилийская» дверь отпиралась много дольше обычного. Наконец, справившись с запорами, Саша вошла в квартиру. И сразу же бросилась в ванную, на массаж, потому что очень хотелось заплакать. Но, поразмыслив, она решила от купания в джакузи воздержаться. Скинув тесные туфли на каблуках, Саша села на постель дочери. Юбку и жакет стаскивала уже с закрытыми глазами. О том, что нужно удалить макияж с лица, даже не вспомнила. Подняла упавший на пол учебник политологии, положила его на стол и тяжело вздохнула.

Окна Аллочкиной комнаты выходили на восток, и девочка часто видела, как встаёт солнце. Она ещё не знает, что горизонт её жизни затянуло тучами, и самоубийство отца только открыло череду злоключений. Оттолкнувшись руками от подоконника, Саша дёрнула за шнурок. Вишнёвый плотный шёлк скрыл от неё светлеющее небо и проливной дождь. Положив рядом с подушкой сотовый телефон, завернувшись в своё, принесённое из спальни одеяло, Саша заснула – как только закрыла глаза.

* * *

С преподавателями лицея Саша не успела ещё сойтись, и в их компании на улицу не выходила. Вот и сегодня она дождалась, когда шумная группа протиснется в дверь, а потом люди разбредутся – каждый в свою сторону. Учащиеся гурьбой понеслись по Зацепе к метро, а Саша нога за ногу потащилась в противоположную сторону, на ходу доставая телефон. «Хонды-Сонаты» у неё больше не было – дарственную оформили сегодня в обед. А вечером договорились встретиться с Лёшей, Юрой и их юристами в квартире на улице Тимура Фрунзе, чтобы прямо на месте уточнить детали передачи недвижимости за долги.