Текст книги "Снайпер Великой Отечественной"

– Смотрите, как они умеют пригибаться! – крикнул Борисов. – Другое дело, а то вздумали колоннами маршировать. – И снайпер с ожесточением посылал пулю за пулей в гитлеровцев.

К политруку подбежал связной Круглова:

– Товарищ политрук, вас вызывает командир роты.

Мне и снайперу Сидорову приказано было идти во взвод Петрова для его усиления. Взвод занял позицию возле просеки, метрах в пятистах от лесной поляны. Его командир приказал нам перейти просеку и оттуда наблюдать за противником. Мой напарник полз впереди меня, несколько раз останавливался и с помощью оптического прицела просматривал местность. Немцев не было, но мы смотрели в разные стороны, стараясь ничего не пропустить. Вдруг Сидоров обернулся ко мне:

– Посмотрите-ка, что там в ельнике?

Повернувшись в его сторону, я увидел цепь солдат. Они шли с большой осторожностью. Сколько их – определить в лесу было трудно. Ясно одно: они обходят нашу роту. Не теряя ни минуты, мы двинулись обратно: где делали короткие перебежки, где ползли по-пластунски. На опушке я увидел дядю Васю и его неразлучного друга Гришу. Их «максим» был тщательно замаскирован.

– Ну как, ребята, немцы далеко? – спросил Ершов.

– Ждать долго не придется, смотрите лучше!

Командир взвода Петров выслушал нас и приказал выдвинуться на опушку леса для прикрытия станкового пулемета.

– В случае нападения немцев на фланг прикройте его своим огнем.

Придя на место, я передал Ершову приказание командира и стал быстро рыть окоп для стрельбы с колена. Мой напарник Сидоров лежал рядом на спине, уставившись широко открытыми глазами в синеву неба. Я спросил его:

– Володя, почему ты не роешь окоп?

– В лесу укрытий много.

Дядя Вася сделал несколько глотков из фляги, пристально и сердито посмотрел на Сидорова, но ничего не сказал.

Василий Ершов в бою был расчетлив и бесстрашен. Он с презрением относился к беспечным бойцам и хвастунишкам и о таких людях говорил: «Это человек с заячьей душонкой». Сам же Ершов всегда говорил только правду. Его неразлучный боевой друг, синеглазый весельчак и танцор, двадцатидвухлетний Гриша Стрельцов, по натуре был словоохотлив: вот он любил при удобном случае прихвастнуть, чем серьезно досаждал дяде Васе. Но в бою Стрельцов буквально перерождался: становился молчаливым, серьезным и расчетливым. В этом чувствовалось влияние Ершова, которого Гриша любил до самозабвения.

Ершов приподнялся на руки, посмотрел на просеку:

– Немцы! Да смотрите, сколько их, чуть не за каждым деревом!

Мы приготовились. Гриша быстро открыл запасную коробку с пулеметной лентой и молча посмотрел в глаза Ершову, ожидая его приказа. Сидоров быстро отполз от меня и лег за кряжистый пень. Не снимая рук со спускового рычага пулемета, Ершов смотрел в ту сторону, где лежал командир взвода, – ждал его сигнала.

Через оптический прибор своей винтовки я увидел в ветвях ели фашиста и прицелился ему в лицо. Нити прицела лежали на глазах гитлеровца. На какую-то минуту я растерялся, видя врага так близко. Лицо его было бледным в тени веток. В таком напряжении прошло несколько минут, – и они казались мне часами. Держа на прицеле гитлеровца, я подумал: «А что, если подойти к нему, взять за шиворот и спросить: «Ты зачем пришел сюда? Что ты ищешь в чужой стране, в этом прекрасном лесу, по которому идешь с автоматом в руке? Подумал ли ты хотя бы один раз об этом? Спросил ли ты себя, кто и зачем дал тебе в руки оружие и послал в чужую страну убивать, грабить, насиловать, разрушать?»

И вот тут во мне родилось неодолимое желание: убить, как можно скорей убить того, кто отдал свою судьбу в руки фашистских главарей и бесчинствует на нашей земле! Перекрестие окуляра оптического прибора моей винтовки не сходило с лица немца. Враг медленно повернул голову и кому-то что-то сказал, – нити оптического прицела переместились на ухо. В эту минуту у меня вновь возникла ни с чем не сравнимая потребность выстрелить – убить нациста! Чтобы побороть свое желание, я отвел глаза от окуляра в сторону и вдруг увидел на середине просеки ползущих к нам немцев. Их было человек десять, все одеты в маскировочные костюмы.

– Что будем делать? – обратился ко мне Ершов. – Обстрелять их я не могу: преждевременно обнаружу себя.

– Я обстреляю их из автомата, – спокойно сказал Гриша Стрельцов, – а вы смотрите за теми, кто укрывается в лесу.

Гриша быстро по-пластунски пополз к просеке, укрываясь за пнями и кустарниками. Я оторвал взгляд от Гриши и посмотрел на немца, который был у меня на прицеле. Фашист не сводил глаз с просеки, – и вдруг он исчез! С большой тщательностью я стал осматривать стволы других деревьев, но ничего не обнаружил.

– Смотрите! – вскрикнул Сидоров. – Гриша сейчас их обстреляет!

Я увидел, как Стрельцов приподнял автомат, и тут же послышались одна за другой две короткие очереди.

– Молодец, Гриша! – сказал Ершов. – Двух наповал, остальные залегли.

Стрельцов приподнялся, чтобы посмотреть, куда укрылись остальные фашисты. Это стоило ему жизни: короткая автоматная очередь свалила его на траву.

– Убили, сволочи! – простонал Ершов.

В эту минуту из лесу высыпали гитлеровцы, их было много. Высокий офицер бежал позади солдат. Я не успел его убить: меня опередил Ершов, он врезал из своего «максима», как говорят, «на всю катушку». Фашисты замертво падали на землю, но на просеку выбегали все новые и новые солдаты. Груда опустошенных лент лежала рядом с пулеметом Ершова, из верхнего окна кожуха шел пар от кипящей воды, а дядя Вася вставлял все новые и новые ленты.

– Нас обходят! Слышите стрельбу? – крикнул Сидоров.

Действительно, с фланга доносились выстрелы. Спустя несколько минут вспыхнула горячая ружейно-пулеметная стрельба и у нас в тылу. Но Ершов не шевельнулся. Он точно оглох, и огнем своего пулемета он не подпускал фашистов к телу Гриши Стрельцова. Потом Ершов сдернул с головы пилотку, с силой ударил ею о землю:

– Ребята! Раз суждено умереть, так умрем по-русски! Ни шагу назад!

– Правильно, отец, умереть – так умереть смертью героя! – крикнул кто-то позади нас.

Как по команде, мы все оглянулись. В пяти шагах от нас лежал командир роты Круглов с ручным пулеметом. Лицо его почернело от копоти и пыли, были видны только знакомые большие глаза; кисть его правой руки забинтована.

– Вы ранены, товарищ командир? – спросил я.

– Нет, это я случайно оцарапался, когда полз к вам…

– Смотрите! Смотрите! – крикнул красноармеец, лежавший рядом с Ершовым. Он указал рукой в сторону высоты. Мы увидели бежавшего по склону немца. Он был без каски, рыжие волосы взъерошены, лицо и руки в крови, мундир изорван в клочья.

– Да вы только посмотрите, как он бежит! – крикнул Сидоров, перезаряжая винтовку. – Ну и всыпали ему!

Владимир вскинул винтовку на руку, но тут неожиданно для всех нас словно из-под земли перед немцем появилась женщина в военной форме. Солдат остановился, бросил оружие, поднял руки. Но сделав несколько шагов вперед, он вдруг резким движением руки попытался отвести винтовку в сторону и нанести женщине удар в лицо. Последовал выстрел, и фашист упал замертво.

– Да это же наша Зина Строева! Вот так славная девка, ай да молодец! – воскликнул дядя Вася и вновь открыл стрельбу из своего «максима».

Так впервые я узнал о девушке-снайпере Зине Строевой, ставшей потом одним из самых близких моих друзей по фронту.

На правом фланге стрельба внезапно усилилась. Немцы залегли, а спустя несколько минут поднялись и бросились в лес. Мы недоумевали: в чем дело, почему немцы неожиданно побежали? Вдруг до нашего слуха докатилось громкое русское «ура». Оказалось, это к нам на помощь пришли народные ополченцы. Они атаковали противника с фланга и заставили его быстро отступить. Среди ополченцев я совершенно неожиданно встретил сержанта Рогова и командира роты Хмелева.

– Вот мы и опять встретились, – широко улыбаясь, сказал Хмелев и дружески, крепко потрепал Сидорова по плечу. – Теперь я вижу, что вы не любите отступать! Не зря так взъерошились на нас тогда, при первой встрече.

Сержант Рогов крепко обнял Сидорова:

– Я так и знал, что мы встретимся! С того дня я тебя каждый день вспоминал.

Хмелев и его товарищи, оторвавшись от своей части, вошли в состав одного из батальонов народного ополчения. Теперь они помогли нам одолеть врага.

…В лесу быстро сгущались сумерки, на небе появился тоненький серебристый серп луны. Над лесом с карканьем кружилось воронье, чувствовался запах порохового дыма и человеческой крови. Слышались стоны раненых. Опустившись на колени перед мертвым Гришей, замер неподвижно Василий Ершов. По его щетинистым щекам катились крупные слезы.

– Гриша, друг мой! Что я отвечу твоей матери, когда она спросит меня, где ее сын? Чем я утешу ее горе, когда она узнает о твоей смерти?..

Вскоре свежий холмик на опушке леса окружили бойцы. Политрук Васильев держал в руках окровавленную пилотку, орден Красной Звезды и комсомольский билет Григория Стрельцова.

– Клянемся, Гриша, отомстить врагу за твою смерть!

В тылу врага

Ночью кто-то с силой толкнул меня в бок. Я моментально вскочил и схватился за винтовку.

– Протри глаза, – насмешливо сказал Сидоров.

– А? Что, немцы лезут?

– Нет, они спят, а нам приказано отходить.

– Ты что, ошалел? Мы же побили немцев!

– А черт тут разберет… Ребята говорят, что нас обошли.

На рассвете мы заняли новые позиции в районе деревни Бегуницы. Весь день мы укреплялись, рыли траншеи, минировали подступы к ним, вели наблюдение за окружающей местностью. Вечером я стоял в траншее возле землянки командира батальона, куда пришел вместе с командиром роты, и ждал, когда кончится совещание. И вот в небо взлетела ракета, за ней вторая, третья. Затрещали ручные и станковые пулеметы, послышались короткие автоматные очереди и винтовочные выстрелы. Кончились минуты солдатского покоя!

Старший лейтенант Круглов вышел из блиндажа вместе с комбатом, майором Чистяковым.

– Виктор, – сказал майор командиру нашей роты тоном, какого я никогда у него не слышал, – Тебе доверяют дело, которое может решить судьбу всех нас. Немцы что-то задумали, у них идет какая-то перетасовка сил. Куда они хотят направить основной удар? Вот это мы должны знать. Обязательно, понимаешь? Может быть, в этом штабе найдете документы?

Майор снова зашагал по траншее. Он нервничал и, когда подошел к Круглову, пристально посмотрел ему в глаза:

– Ты сам знаешь, дело очень опасное. Смотри, береги себя…

Чистяков крепко обнял Круглова и трижды поцеловал. Я тоже разволновался. Пройти в тыл врага – задача не слишком трудная, но вернуться обратно, когда фронт все время меняется, – дело очень сложное.

Простившись с комбатом, Круглов подошел ко мне радостный, как-то по-особому возбужденный и спросил:

– Ну как, заждался? Ничего, на фронте всякое бывает, идем скорее домой, у нас сегодня много дел.

Эти слова были произнесены так естественно, что, казалось, мы действительно направляемся домой по ярко освещенным улицам Ленинграда. Однако ракеты да трескотня пулеметов напомнили мне о тяжелой действительности.

Придя в землянку, Круглов присел на край нар, достал из планшета блокнот, вырвал чистый лист и стал что-то писать. Политрук Васильев сидел возле телефонного аппарата и передавал сводку. Круглов быстро встал, подал листок старшине и сказал:

– Срочно вызовите ко мне вот этих людей, проверьте снаряжение и наличие боеприпасов, выдайте на два дня продовольствие.

– Что случилось? Зачем и куда посылаешь людей? – спросил Васильев.

– Майор Чистяков поставил задачу – пробраться в тыл врага.

Васильев тихо присвистнул… Круглов же разложил у себя на коленях карту и указал нам на красный квадратик:

– Вот в этом районе, по данным нашей воздушной разведки, расположился штаб немецкой части. Нужно найти его и взять документы. Думаю, упоенные своими успехами, немцы не очень бдительны.

– Сколько человек идет?

– Со мной восемнадцать.

– Сколько километров до вражеского штаба?

– По прямой 6 километров, а в обход 9—10. Время на выполнение этой задачи – восемь часов, и ни одной минуты больше.

В землянку вошел старшина Розов и доложил:

– Товарищ командир, люди в сборе, что прикажете делать?

Круглов положил карту в планшет. Мы вышли в траншею. Командир роты поздоровался с бойцами, коротко и ясно изложил план предстоящей операции.

– Товарищ старший лейтенант, – обратился к Круглову красноармеец Ушаков, – а как мы пройдем через линию фронта?

– У нас сплошной линии фронта еще нет. Передовые части противника обойдем по болоту.

Больше вопросов не было. Мы сдали документы Васильеву, оделись в маскировочные трофейные костюмы, проверили оружие. Через некоторое время мы уже подходили к болоту. Впереди группы шли трое: старший лейтенант Круглов, Сидоров и я.

– Эх и сушь в этом году стоит, – сказал Сидоров. – Наше счастье. В другое лето мы бы здесь разом провалились.

Мы углубились в болото, прошли километра два, потом вышли в густой смешанный лес. В лесу все спало глубоким сном. Ни единого звука: молчали даже птицы, напуганные шумом дневного боя. Круглов вывел нас на лесную тропу, приказал мне и Сидорову идти вперед, а сам, поджидая остальных товарищей, остановился на тропинке.

Мы шли очень осторожно, пробираясь от дерева к дереву, и ни на минуту не теряли зрительной связи с идущими позади. Тропой подошли к лесному оврагу и остановились, чтобы просмотреть его склоны и дно. Там мы никого не обнаружили и прошли еще километр или больше. Все было спокойно. Вдруг впереди послышались невнятные голоса. Командир роты приказал всем немедленно сойти с тропы и лечь, а сам, пройдя несколько шагов по тропинке, лег на траву и прижался ухом к земле. Потом порывисто встал, вытер платком лицо:

– Навстречу идут люди!

Командир роты стоял, укрывшись за стволом березы и не отрывая взгляда от лесной тропы. Звуки шагов нарастали и приближались к нам, мы уже ясно слышали, как люди задевали ногами за корни деревьев и тихо ругались.

Сидоров на ухо шепнул мне:

– Непонятно, как могли сюда забраться немцы. Ведь они боятся леса как черт ладана не только ночью, но и днем.

– Здесь фронт, всего можно ожидать.

– Но все-таки это странно.

Мы замолчали, и тут около нас появился командир роты.

– Пропустите всех, кто пройдет по тропинке, – торопливо проговорил он. – Если представится возможность, бесшумно возьмите идущего позади, оттащите его в сторону от этой ели и ждите меня.

Я опустился на траву, придвинулся поближе к Сидорову. На тропе ясно вырисовывались силуэты людей. Вот мимо нас прошел первый солдат с винтовкой в руках, за ним второй, третий. Мы насчитали тридцать и больше не стали считать. Люди шли медленно, тяжело дыша, спотыкаясь о корни деревьев, некоторые даже падали.

– Смотри, – шепнул мне Сидоров, – как надрызгались, еле ноги волокут.

Прошли еще несколько солдат. Они значительно отстали от основной группы. Двое замыкавших цепочку шли осторожно, то и дело осматривались по сторонам.

– Этих будем брать, – предупредил я Сидорова. – Ты хватай первого, а я второго, только осторожней, не убей, нам нужен «язык».

Солдаты приблизились к нам на расстояние пяти шагов, и, как только тот, который шел впереди, нагнулся, чтобы не зацепить головой за ветви ели, я ударил его прикладом автомата по шее. Он уронил винтовку и ткнулся лицом в землю. Быстро повернув его, я сунул ему в рот кляп, схватил за руки и уволок в лес. Таким же способом Сидоров справился со вторым.

Оставив своего товарища караулить пленных, я пошел к ели, где мы условились встретиться с Кругловым. Вокруг все было спокойно, лес словно вымер. Тут я простоял несколько минут. Позади что-то хрустнуло. Обернувшись, я увидел старшего лейтенанта. Подойдя ко мне, он нагнулся и поднял с земли пилотку.

– Взяли «языков». Двоих схватили, – доложил я.

– Чья это пилотка?

– Не знаю, товарищ командир.

– Ну что ж, попробуем выяснить.

Мы прислушались: в лесу было тихо, темно, прохладно. Я привел Круглова к зарослям вереска, где Сидоров караулил пленных. Командир опустился на колено, внимательно осмотрел солдат и вынул у одного из них кляп изо рта.

– Вы кто? – спросил он.

– А тебе какое дело? – ответил пленный на чистом русском языке.

Круглов приказал развязать пленников и дать им воды.

– Разговор у нас с вами короткий: куда идете? – сурово спросил он.

– До дому потихоньку пробираемся…

– Что, отвоевались?

– Может быть.

– А что в мешке?

– Жене гостинцы несу.

Сидоров проворным движением развязал мешок, извлек из него орудийный прицел и подал командиру. Круглов внимательно осмотрел артиллерийский прибор:

– Хороший подарочек жене!

– Какой есть.

– Положите ему этот гостинец в мешок, пускай таскает на здоровье, – сказал Круглов, а сам вышел на лесную тропинку.

Позже я узнал, что «в плен» нами были взяты курсанты одного из ленинградских военных училищ, выходившие из вражеского окружения.

Когда к нам подошли наши товарищи по разведке, старший лейтенант Круглов с командиром взвода Владимировым опустились на траву и стали рассматривать при свете карманного фонаря полевую карту. Мы окружили их, чтобы прикрыть свет фонарика.

– Видите этот квадрат, обведенный красным карандашом? – подняв голову, спросил Круглов. Мы еще ближе наклонились над картой. – Днем наши летчики обнаружили здесь расположение какого-то штаба. Ночью немцы, возможно, перекочевали в другое место.

Красноармейцы молчали.

Круглов сверился по компасу:

– Все верно, скоро должна быть поляна с пятью дубами.

Как и в начале нашего пути, впереди снова пошли Круглов, Сидоров и я. Лес стал редеть. Вышли на опушку, и на фоне ночного неба показались пять высоких раскидистых куполов.

– Вот эти деревья, – тихо сказал Круглов. – Где-то здесь должен находиться штаб. – И приказал нам осмотреть местность.

Мы поползли по полянке веером, двигаясь к шоссейной дороге. Рядом со мной был Сидоров. От росы одежда быстро промокла, но зато скользить по сырой траве было легко. Сидоров полз впереди. Вдруг он остановился и, поводя по сторонам носом, стал ловить какой-то запах в воздухе.

– Ты слышишь запах табака?

– Нет, а что?

– Поблизости кто-то курит.

Высокая сочная трава мешала видеть, что находится впереди. Только приподнявшись, я увидел на кромке лощины черные силуэты машин, вокруг которых сновали взад и вперед люди.

– Ну что? – шепнул мне Сидоров.

– Машины… Подползем ближе…

Подобравшись метров на пятьдесят, мы увидели, что один немец, подняв крышку капота, возится у мотора, другой лежит на спине под машиной и что-то делает ключом. Неподалеку от них лежала на траве группа солдат, они переговаривались и густо дымили сигаретами. Несколько минут мы наблюдали за немцами, а потом стали осторожно отползать назад. Когда вернулись в условленное место, здесь все уже были в сборе. Ульянов доложил командиру роты, что на обочине шоссейной дороги обнаружены три бронемашины, на которых установлены антенны. Броневики охраняются часовыми, а по шоссе ходит патруль. Мы также коротко сообщили о результатах нашей разведки.

Круглов и Владимиров стали советоваться, куда направить удар. Горячась, Владимиров убеждал, что лучше всего ударить по немцам со стороны леса. Командир роты взял его за руку и, нарочито растягивая слова, спросил:

– А если это походная мастерская, а не штаб? Ночью-то ведь легко ошибиться… Нападем – рассекретим себя. – Круглов порывисто встал и сказал вполголоса: – Ваш план рискованный, можем только людей погубить. Ведите бойцов по кромке леса в обход поляны. Подойдите к шоссе, ждите нас.

С собой Круглов взял Сидорова и меня. Серая лента дороги проходила через луг и терялась в лесу. На дороге появились силуэты часовых. Мы пропустили их и быстро сползли в придорожную канаву. Тут мы наткнулись на телефонные провода.

– Очень хорошо, – прошептал Круглов. – По ним доберемся до штаба. Тот ли это, который нам нужен, там посмотрим…

Сидоров прижал меня головой к проводу:

– Приложись поплотнее ухом: может, Гитлера услышишь?

Я мысленно выругался и с силой ткнул Сидорова локтем в бок. Мы осторожно подобрались к дереву, на которое из канавы были подняты провода, потом проползли еще метров пятнадцать. Дальше проследить за проводами мы не могли: на дороге появился патруль. Медленно, вразвалку шагая по кромке шоссе, немцы переговаривались между собой. Мы выползли из канавы, укрылись в траве и стали наблюдать за каждым движением часовых. Их было двое.

«Эх, нет с нами Петра Романова, он бы поговорил с ними по душам!» – подумал я.

Немцы прошли мимо нас в сторону леса и вскоре вернулись. По знаку Круглова мы опять залезли в канаву и поползли за часовыми. Вскоре мы опять обнаружили телефонные провода, которые тянулись к машине с невысокого шеста. Видимо, это был бронированный фургон. В него то и дело входили военные. Двое часовых прохаживались у двери, держа наготове автоматы. Поодаль мы заметили еще два броневика, возле которых тоже стояли часовые, но к машинам никто не подходил. В безмолвии мы пролежали несколько минут, затем Круглов дотронулся до моего плеча и шепотом сказал:

– Наблюдайте, я скоро вернусь и скажу, что делать. – И он, по-пластунски бесшумно двигаясь, скрылся в темноте.

Томительно тянулись минуты. Сидоров лежал хмурый, он то и дело вытирал лоб пилоткой, хотя ночь была прохладная. Мимо нас снова прошел патруль. Назад солдаты не вернулись.

Я припал к уху товарища:

– Наверное, взяли их наши ребята, сейчас должен прийти командир.

И действительно, спустя несколько секунд рядом с нами появился Круглов:

– Ползите к фургону.

Лежа, я крепко обнялся со своим товарищем. «Может быть, – подумал я, – мы видимся в последний раз». Был второй час ночи, у фургона, кроме часовых, никто не появлялся. Когда мы подобрались к намеченной цели, на шоссе показалась легковая машина. Она остановилась около фургона. Шофер приглушил мотор, и из машины вышли двое: один был высокий, а другой толстый, приземистый. Они закурили и не спеша направились мимо фургона к стоявшей справа большой бронемашине.

– Офицеры, – шепнул мне Сидоров. – Этих и надо хватать: видишь, папки под мышкой держат?

При появлении офицеров часовые замерли, вытянувшись в струнку. Высокий гитлеровец открыл дверь машины и угодливо пропустил вперед приземистого. Яркий луч света ворвался в темноту и упал на дерево, за которым я успел увидеть Круглова, плотно прижавшегося к стволу. Рядом с ним был Владимиров, он держал наготове автомат.

В тот момент, когда толстяк поднимался в машину, в ночной тишине резко проговорила автоматная очередь. Я успел увидеть, как толстяк и стоявший рядом у машины долговязый гитлеровец рухнули на землю, уронив из рук папки.

В то же мгновение прогремели сухие, отрывистые разрывы гранат, заговорили автоматы. Часовые тут же были убиты, легковая машина на шоссе взорвана, фургон задымил.

– Отходить! – услышал я голос Круглова.

Не успели мы отбежать и ста метров, как вслед нам ударили автоматы и ручные пулеметы. Пули засвистели над нашими головами. Мы залегли и стали осматриваться. Немцы быстро пришли в себя! Вот они немного успокоились, прекратили беспорядочную стрельбу. Потом, должно быть заметив на траве сбитую росу, вновь открыли огонь и бросились преследовать нас. Ползти теперь было бесполезно. Мы вскочили и побежали к опушке леса. Здесь нас встретил Владимиров: он держал в руках объемистые папки и два планшета. На лесной тропе, по которой мы отходили, нас встретил красноармеец Ушаков и доложил старшему лейтенанту Круглову:

– Товарищ командир, по тропе не пройти.

– Почему?

– Немцы в лесу. Вначале кричали, как загонщики во время облавы, а теперь притихли. Хотят закрыть нам проход через болото…

Мы еще раз убедились, что враг не прост.

Круглов внимательно осмотрел нас, дружески потрепал по плечу Сидорова:

– Ну, я думаю, фашисты все болото не закрыли, проберемся.

Сидоров поплевал на руки, потер их:

– Проберемся, товарищ командир. И папочки с бумажками доставим в срок.

Мы шли по лесным зарослям и, натыкаясь в темноте на сухие сучья, царапали до крови лица и руки. Оторвавшись от преследования, мы вошли в густой высокий камыш. Под нашими ногами почва закачалась, как тесто. Продвигаясь шаг за шагом, утопая в сыром мху, мы уходили все глубже и глубже в заросли. Немцев мы опередили всего лишь на несколько минут. Не успели мы пройти по болоту и трехсот метров, как за собой услышали немецкий говор и повизгивание собак. Но, к счастью, дальше болото было сухое. Это позволило нам быстро проскочить вперед.

Сидоров, поравнявшись с взятым нами «в плен» красноармейцем, который нес «в подарок жене» орудийный прицел, сказал:

– А ты, браток, прости: темно, не разглядели.

– Угостили по чести, ничего не скажешь, и теперь в ушах звенит. Но зато дома.