Текст книги "За все грехи"

– О боже! – вскрикивает Линда, приседая на корточки.

– Не трогай, я его только что покрасил…

Линда поворачивается к дяде и с обожанием смотрит на него.

– Именно такой цвет я и хотела, – произносит она, и в ее голосе слышится искренняя благодарность.

– Не слишком синий, но и не голубой, – откликается Джорджо и подмигивает племяннице.

– Но как ты узнал? Я ведь тебе ничего не говорила… – С этими словами Линда кладет руку ему на плечо. –  Как хорошо, что с тобой не нужны слова, дядя, ты читаешь мои мысли!

– А ведь ты еще не видела самого главного!

Джорджо направляется к рабочему столу и медленно достает из коробки ручку из белого каррарского мрамора.

Лицо Линды озаряется.

– Это для ящика?

Джорджо кивает.

– Ну все, я сейчас расплачусь!

Но вместо этого она смеется, как ребенок.

– Пойдем, выпьем по бокальчику красного, – зовет ее Джорджо. – Через полчаса ящик высохнет… и ты сможешь забрать все домой.

– Спасибо, дядя.

Глаза у Линды блестят. Все-таки день удался.

– Не знаю, что бы я без тебя делала.

И она идет вслед за ним, считая себя самой счастливой племянницей на свете, потому что может разделить с Джорджо свои страсти и увлечения.

Они приходят на кухню, где обеденным столом служит не что иное, как спиленный ствол тысячелетнего дуба.

Джорджо наливает два бокала «Каберне Фран», затем достает выдержанный козий сыр с ароматом орехов и «Траминер» и нарезает ломтиками домашний хлеб.

– Попробуй, – он протягивает ей сыр на кончике ножа.

Разумеется, она не отказывается. Она любопытна и обожает необычные запахи не меньше, чем цвета и формы.

– М‑мм… вкуснятина, – говорит она, смакуя кусочек.

– Это мне Фаусто принес, – говорит Джорджо, и глаза его блестят, когда он произносит это имя.

– Какой Фаусто? Твой друг пианист?

Линда отрезает еще кусочек.

– Да, – отвечает он, улыбаясь. –  Кстати, мы приглашены на его камерный концерт в Ла Фениче.

– Надо же…

Линда приподнимает бровь и отламывает кусок хлеба.

– Вернее, это я приглашен, – поправляется Джорджо, – но мне бы хотелось, чтобы и ты пришла.

– А когда?

– 25 июля. Время еще есть… Но я тебе говорю заранее, у тебя же всегда куча дел.

– Что ж, – Линда знает, что ее дядя не очень охотно говорит на личные темы. – Кажется, у вас все серьезно…

– Не знаю. – В его голосе на мгновение слышится нотка смущения. –  Но он очень много для меня значит.

– Ну ладно, – вздыхает Линда. – Пожалуй, мне пора…

– Как, уже убегаешь?

– Да. Не хотелось бы говорить, но чувство долга зовет меня. Может, еще успею что-нибудь поделать дома.

Джорджо смотрит в окно на припаркованный кабриолет.

– Я отнесу полки и ящики в машину. Ты ведь с ней хорошо обращаешься?

Когда-то красная «Дуетто» принадлежала ему. Тогда Джорджо развлекался с деревенскими девчонками, красуясь перед ними. Только много позже он признался себе, а затем узнали и окружающие, что не женщины сводят его с ума.

– Конечно, дядя, а ты что, сомневался? Для меня она как драгоценность. Я даже мотор усилила!

– Так я и думал, – закатывает глаза Джорджио. – Значит, бесполезно советовать тебе ездить потише…

Линда пожимает плечами, как бы извиняясь, и тут же хохочет, подмигивая ему.

Но стоило Линде приехать домой, как все ее хорошее настроение будто улетучилось: ей не хочется работать в студии (особенно после того, как Бози подложил ей такую свинью). Сейчас она думает только о своей библиотеке. С детским энтузиазмом она выгружает из машины шкафчики и несет их в гостиную. Ей не терпится увидеть все целиком! Она немедленно принимается за дело.

Сначала она вставляет синий ящик в пустую нишу центральной части.

– Отлично.

Затем берет полку и, встав на стул, вставляет его в верхнюю секцию. Рост метр и шестьдесят один сантиметр, возможно, и является преимуществом в постели, но совершенно не помогает в сборке мебели.

– За-ме-ча-тель-но! – торжествующе восклицает она.

Линда спускается со стула и ходит взад-вперед у этого произведения искусства, любуясь то вблизи, то отойдя на несколько шагов, то забравшись на кожаный диван, украшенный капитоне.

Она оглядывает свою новую библиотеку, возбужденно приоткрыв рот.

– Все, как я хотела, – переходит она на шепот, словно испытывая оргазм.

Линда думает – хорошо, что хотя бы с мебелью все вышло так, как было задумано. Жаль, что в жизни не всегда так…

Глава 4

Часы на настенном табло на перекрестке показывают 18.37.

Линда ведет кабриолет, ее волосы развеваются, свежий вечер постепенно становится холодным.

Наконец-то пятница. Один из прекрасных дней конца мая, когда воздух уже пахнет летом. Рабочий день позади.

Но у Линды все еще стоят перед глазами Гримани и суматоха в офисе с появлением новых клиентов. Она ненавидит, когда Бози лебезит перед толстыми кошельками, забыв о достоинстве. А еще противнее, что каждый день в обеденный перерыв к нему приезжает Иванка для того, чтобы подарить пятнадцать минут удовольствия.

Ну ничего, еще чуть-чуть, и все это останется в прошлом…

Линда полна предвкушений, она ведет машину и смеется, переключает коробку передач, правая нога жмет на газ. Не считая пробежек, мало что в жизни дарит ей ощущение свободы, которое она испытывает за рулем автомобиля. Может быть, когда-нибудь ей надоест «Дуетто» – хотя Линда в этом сомневается, – и она купит себе новую машину, где стоит только дотронуться до педали газа, как стрелка спидометра тут же взлетит до ста. Поистине мужская мечта, трудно ожидать такого от этой девушки, взглянув на ее ангельское личико.

«Но с другой стороны, – размышляет Линда, – зачем мне бездушная машина, пахнущая заводом?» Ее кабриолет отлично справляется со своей задачей, и то ощущение, которое он ей дарит, не купишь ни за какие деньги.

Она выезжает на проселочную дорогу, которая бежит меж холмов. Воздух влажный и теплый, пахнет свежестью: после обеда лил дождь как из ведра. Из-за предгорья Альп пробивается слабый луч солнца, и облака становятся все реже.

Как все-таки прекрасна эта земля!

В такие моменты Линде кажется, что она больше нигде не смогла бы жить.

Она сильнее жмет на газ, но, преодолев несколько поворотов, «Альфа» начинает сбавлять скорость, ее трясет от капота до выхлопной трубы.

– Нет! Еще! – пыхтит Линда, пытаясь поддержать мотор, но тщетно. Она понимает, что уже ничего нельзя сделать. Машина продолжает сбавлять ход, затем останавливается и глохнет.

– Вот черт! – Линда с силой, до боли в ладонях, ударяет по рулю. Не в первый раз ее машина ломается. – И что же, черт возьми, с ней на этот раз?

Она отстегивает ремень безопасности и до предела отодвигает сиденье. Пару раз жмет на педаль сцепления и яростно пытается включить зажигание, но все напрасно.

Никакой реакции, машина не подает признаков жизни.

– Черт, черт, черт! – ругается она.

«Не мог же закончиться бензин, я недавно заправлялась, – размышляет она. – Может, все дело в приводе? Вытекло масло или сел аккумулятор?», – продолжает строить предположения Линда. Ее недавняя беспечность сменилась нервным напряжением, от которого у нее заболел желудок. Целый день ругалась с рабочими в мансарде Гримани, и теперь не хватало еще одной неприятности для отличного завершения недели! Вот уж точно: если день сразу не задался, потом неприятности следуют одна за другой. Но Линда не из тех, кто легко сдается. Она вынимает ключ зажигания, выходит из машины, открывает капот и разбирается с двигателем. Не то чтобы она большой эксперт, но кое-чему ее научил Алессио Каллигарис, продавец подержанных «Ауди», с которым пару лет назад она провела несколько ночей.

Что, если ослабить два болта, которые стягивают клеммы аккумулятора, а затем снова закрутить их? Обычно это работает.

– Давай же, не бросай меня… поехали! – почти умоляюще обращается Линда к своей «Дуэтто» и возвращается в машину, чтобы попробовать завести двигатель. Безрезультатно.

На этот раз прием Алессио не срабатывает. Ключ вращается впустую.

– Черт побери! – выкрикивает она, уже не сдерживаясь.

Но все еще не сдается. Линда снимает свою кожаную курточку – когда она нервничает, ей становится жарко – и бросает ее на пассажирское кресло. Резко открывает дверцу, захлопывает ее и снова направляется к двигателю. Затем кладет руки на резиновый кожух.

– Только попробуй не послушаться меня – как врежу! – обращается она к машине, как к человеку. Линда перебирает провода, как четки, словно хочет призвать удачу. На этот раз, похоже, дело плохо, и Линда понимает, что в одиночку ей не справиться. Она пинает колесо, прислоняется к дверце, опускает руки и шумно выдыхает. Капот поднят, мотор не заводится. Она смотрит на свои кеды и, поведя плечами от холода, старается натянуть до колен свое маленькое синее платье без рукавов.

Что теперь делать?

До дома слишком далеко, чтобы идти пешком, к тому же она никогда не оставит свою бесценную игрушку… Она отчаянно вглядывается в даль, силясь различить вывеску какого-нибудь автосервиса или хотя бы заправочной станции, но тщетно.

Дорога пустынна, только вдалеке, примерно в километре, виднеется несколько домов.

Она уже собирается достать мобильник из кармана куртки, как вдруг видит, как из-за поворота выезжает внедорожник цвета серый металлик. Он снижает скорость и останавливается напротив кабриолета. Это «Ренджровер Эвок Престиж», начищенный до блеска, со сверкающими литыми дисками и антибликовыми стеклами.

Линда замерла. Она не знает никого, у кого была бы такая машина, и не знает, что и думать. Хотя ей и льстит, что незнакомец остановился специально ради нее.

Она отходит от машины и поправляет платье.

Стекло дверцы со стороны пассажирского кресла опускается, и она видит устремленные на нее Большие Серо-Голубые Глаза. «Томмазо Белли», – узнает Линда.

– Вам помочь? – спрашивает он, надев маску вежливости.

Глушит двигатель и, отстегнув ремень, открывает дверцу. Затем выходит из машины и хочет представиться:

– Не знаю, помните ли вы меня. Меня зовут…

Но Линда его опережает:

– Знаю: Томмазо Белли. – Она ухмыляется, и приятное предвкушение, которое еще секунду назад она ощущала в животе, пропадает. –  В студии ты теперь знаменитость.

– Даже так? Это почему же? Надеюсь, это добрая слава… – произносит он, выпрямляясь, как атлет, в полный свой рост.

Секундная тишина, и Линда резко отвечает:

– Честно говоря, потому что ты вынес всем мозг.

– Хм… Да здравствует искренность! – Томмазо ничуть не смущен и даже слегка улыбается.

Затем взгляд его переключается на кабриолет.

– Что ж, тут, похоже, мозг выносить некому, и помочь мне, наверное, здесь нечем.

– Ну, если тебе так уж хочется взглянуть… – отвечает Линда таким тоном, который остудил бы пыл самого настойчивого мужчины.

Но едва умолкнув, она понимает, что Томмазо, возможно, ее единственная возможность уехать отсюда. И тут же исправляет ситуацию.

– Понимаешь, она заглохла прямо посреди дороги, и я никак не могу ее реанимировать.

Линда внимательно оглядывает Томмазо. Он еще выше и солиднее, чем ей показалось в офисе.

На нем рубашка небесно-голубого цвета и светло-серые брюки, на ногах – начищенные до блеска кожаные ботинки, которые при ходьбе противно скрипят.

Тем временем Томмазо подходит к капоту и заглядывает внутрь.

Проводит пальцами по своим светлым, коротко стриженным волосам и почесывает затылок.

– Вы не знаете, в чем может быть проблема? – спрашивает он Линду тоном эксперта, пытаясь скрыть неловкость.

Линда смотрит на него, скрестив руки на груди, и отрицательно качает головой; на ее лице появляется ехидная улыбочка. Кажется, он не так уж хорошо разбирается в машинах…

Томмазо снова смотрит на двигатель, закатывает рукава рубашки и внимательно просматривает все детали, затем спрашивает:

– Какого года этот автомобиль?

– Семьдесят девятого, – с гордостью отвечает Линда.

– Получается, она старше вас.

– На пару лет…

Неожиданный поворот: Лорд Совершенство, оказывается, не лишен чувства юмора. Томмазо приподнимает брови, и на лбу появляются три мимические морщинки. «Как это чертовски сексуально», – думает Линда. Хотя думать так ей совсем не хочется. По крайней мере, не в этой ситуации.

В один прием он растягивается на земле, голова – под капотом, и Линда слышит, как он что-то бормочет. Она с удивлением ловит себя на том, что разглядывает его накачанные бедра, которые проступают через брюки. Но как только Томмазо поднимается, тут же отводит взгляд. Только бы он не заметил ее заинтересованный глаза. Он снова возвращается к двигателю и изучает клапаны и проводки.

– Тут вроде бы все в порядке. А вы не помните: перед тем как заглохнуть, машина слегка не подпрыгивала? Или, может, свистела?

Линда кивает.

Похоже, Томмазо все-таки что-то соображает.

– Тогда точно привод, – заключает он. – И к несчастью, в этом случае мы ничего не можем сделать. – Он качает головой и решительно произносит: – Придется вызвать эвакуатор.

– Я именно это и собиралась сделать, пока ты не приехал, – отвечает она с досадой и начинает искать номер телефона.

Спустя мгновение Линда говорит:

– Эй, Макс, как делишки? Грузовик еще у тебя? Слушай, у меня тут опять… Я со своей сломанной «Дуэтто» на развилке у Витторио Венето, рядом с имением Маккаро.

Она говорит с Массимилиано Сарти, своим бывшим одноклассником и поставщиком лучшей травки, которую она когда-либо пробовала.

– Ага… меня с моей игрушкой надо бы подвезти…

– Я вас отвезу, даже не возражайте, – встревает в разговор Томмазо, делая решительный жест.

– А, слушай, Макс… не беспокойся, я сама доберусь. Ты, главное, машину убери с дороги, – продолжает Линда, кивая Томмазо. – А завтра я заеду в мастерскую и заберу ее.

Резким движением она захлопывает капот кабриолета.

– Спасибо, Макс, ты просто ангел. С меня причитается, – мурлычет она и кладет трубку. – Ну вот, все улажено, – произносит Линда таким тоном, будто у нее все прекрасно. Однако, подняв глаза, она видит, что небо затянуто огромными свинцовыми тучами, которые гонит холодный ветер.

– Подождем, пока приедет эвакуатор? – спрашивает Томмазо.

– Да нет, что ты! – отвечает Линда. – Макс мой друг и не первый раз выручает меня с этой крошкой…

– Отлично. Тогда поехали. Только скажите, куда. Не будем терять время.

Но не успел он сделать шаг к своему внедорожнику, как в ту же секунду мимо них по луже пронесся мини-фургон и окатил его с ног до головы. И в одно мгновение Лорд Совершенство превратился в звезду рекламы пятновыводителя. Линда не может сдержаться и искренне смеется. Однако Томмазо абсолютно не смущен и элегантным, несколько неуместным в данной ситуации жестом отряхивает рубашку и брюки.

Он промок до нитки, вода стекает с него, как с дерева после грозы, но, несмотря на это, Томмазо сохраняет потрясающее самообладание. Линда не скрывает улыбку. Томмазо, всегда такой безупречный – и вдруг в таком виде невероятно комичен.

Хотя его намокшая на груди рубашка вызывает у нее совсем другую реакцию, тоже спонтанную и неконтролируемую.

В этот момент она замечает, что Томмазо смотрит на нее пристально и даже немного сурово. Линда умолкает, но все же против своей воли снова смеется. Тогда не выдерживает и Томмазо, и они вместе хохочут.

«А он, оказывается, тоже человек», – думает Линда.

Но длится это недолго, потому что публичные приступы веселья не в его привычке. Открыв багажник внедорожника, Томмазо обеспокоенно что-то ищет.

– Вот черт! У меня даже нет сменной одежды, – он оборачивается к Линде. – Обычно у меня всегда с собой запасная рубашка. Но ничего страшного, это не проблема, – продолжает он, но видно, что он все-таки озабочен.

Открыв дверцу со стороны пассажира, он жестом просит Линду подойти.

– Прошу, – предлагает он сесть.

Линда быстро хватает из кабриолета курточку и сумку и через секунду запрыгивает во внедорожник. Томмазо достает из багажника чехол, надевает его на водительское кресло и садится за руль. Ему некомфортно в мокрой одежде. По спине, затылку, до самых кончиков волос как будто бегают мурашки.

Он оборачивается к Линде и спрашивает:

– Итак, куда мы едем? – И Томмазо протягивает руку к экрану навигатора.

– Мы поедем, – заявляет Линда. – Но при одном условии.

– То есть?

Томмазо смотрит на нее удивленно.

– Прекрати мне «выкать».

Томмазо улыбается, но видно, что ему неловко.

– Хорошо, хм… – протягивает он, пытаясь вспомнить ее имя.

– Линда, – поспешно вставляет она. – Меня зовут Линда.

– Точно! – восклицает он, поднося руку к виску, не скрывая досады. – Прости. Обычно я сразу запоминаю имена. Не знаю, что со мной, но сейчас очень сложный период, и я немного рассеян. – Затем он отводит взгляд и заводит двигатель. –  Ты права, давай на «ты».

Линда показывает ему дорогу:

– Километров шесть по прямой, потом на развилке повернешь, но я тебе скажу, как доедем.

– Отлично. Как прикажешь, – отвечает он, включая коробку передач.

Линда погружается в кресло и вдыхает аромат роскошного салона из тончайшей кожи «Оксфорд»: сиденья цвета верблюжьей шкуры, простеганные двойной строчкой, белая приборная панель со вставками из дерева и металла.

– Какую музыку предпочитаешь? – сразу же спрашивает Томмазо. Дисплей бортового компьютера загорается желтым светом, и появляется надпись «музыка».

– Хмм… посмотрим, удастся ли тебе меня удивить. Выбери сам, – предлагает Линда.

Томмазо начинает листать длиннющий плейлист до буквы «С», и Линда с ужасом видит лишь классические произведения.

– «Coldplay» подойдут?

– Да, мне они нравятся, – быстро отзывается Линда, облегченно переводя дух. Она такого не ожидала.

Салон наполняется нотами «Paradise». Томмазо, не дожидаясь, пока она попросит, прибавляет громкость. Линде это приятно, она улыбается и начинает подпевать, опережая Coldplay. Поглядывает на Томмазо, чтобы не дать застать себя врасплох: он сосредоточен, взгляд устремлен на дорогу.

У него элегантный профиль, белая кожа, ухоженные светлые, чуть вьющиеся волосы, гладко выбрит, на правой щеке, на уровне нижней губы – маленькая родинка. Можно сказать, он – образец классической, идеальной красоты, а это не совсем та красота, которая нравится Линде. Но она готова признать, что перед его обаянием трудно устоять.

Внезапно музыка стихает, и в тишине салона раздается звонок. Томмазо нажимает кнопку на правой стороне руля и отвечает:

– Надин? – В его голосе легкое удивление.

Из динамиков доносится глубокий и мягкий женский голос с арабско-французскими певучими нотками:

– Mon amour[2]2
    Моя любовь (фр.).


[Закрыть], ты далеко? Ты ведь помнишь, ужин у губернатора…

Мысли Томмазо мгновенно переключаются, и он вспоминает, что должен присутствовать на официальном вечере.

– Ну конечно, помню, – говорит он так уверенно, что Надин не может усомниться.

Но Линда, сидящая рядом, невольно улавливает в его голосе нетерпеливые нотки.

– А ты где, родная?

– Только что вышла от парикмахера, – отвечает Надин.

Возможно, укладка удалась или еще по какой-то причине, но по голосу похоже, что она явно довольна.

– Хорошо. Жду тебя дома. Нам нужно быть у Баллана к девяти. Не опаздывай, прошу тебя…

Это произнесено медовым, нарочито вежливым тоном, но в нем явно слышится приказ. Когда Надин так говорит, перечить ей нельзя.

– Конечно, дорогая. Увидимся.

– À bientôt. Bisou![3]3
   До скорого. Целую! (фр.)


[Закрыть]

Томмазо завершает разговор, и в салоне вновь звучит Coldplay.

– Жена? – спрашивает Линда.

Томмазо качает головой.

– Подруга. Мы не женаты, хотя все равно что супруги.

– А, – только и произносит Линда несколько удивленно.

– У меня сегодня вечером важный ужин, а я чуть не забыл. Не знаю, что со мной творится, – объясняет Томмазо, слегка улыбаясь тонкими губами. –  Нечто среднее между дружеским ужином и рабочей встречей.

– А кем ты работаешь? – спрашивает Линда.

– Я дипломатический агент.

– Это как?

Линда смотрит на него с любопытством: наверное, это одна из суперпрофессий, требующих особой квалификации. Она смутно представляет эту деятельность.

– Я работаю в «Фарнезине», – продолжает Томмазо.

Он говорит общими фразами – может, думает, что она все равно не поймет детали?

– Значит, часто ездишь за границу? – спрашивает Линда и тут же сама понимает, что это, наверное, самое банальное, что могло прийти ей в голову.

Представление о мире у нее довольно стереотипное, сложившееся по американским фильмам об агенте 007: комнаты со звукоизоляцией, оружие с глушителем, частные самолеты, портфели, набитые деньгами…

В общем, государственная тайна, которую надо защищать ценой собственной жизни: такая вот работа под прикрытием, для которой, как ей кажется, Томмазо идеально подходит.

– В общем-то, да, я подолгу живу за пределами Италии, – отвечает Томмазо. – Уже лет двадцать катаюсь по свету.

– А чем ты занимаешься? – не унимается Линда.

– Ну, смотря, какие задания мне поручают.

Линда показывает ему развилку, метрах в ста:

– Вот, туда. Потом – направо, – объясняет она и добавляет: – Прости, я тебя перебила. Ты рассказывал о заданиях.

– Ну да, разные миссии, которые обычно длятся около двух лет, – поясняет Томмазо, – я работаю в сфере экономической и финансовой дипломатии. Все, что касается сотрудничества с другими странами и участия в программах развития международных отношений.

– Хм-м… не совсем понятно, и что: никаких пистолетов и чемоданчиков с долларами?

– Да нет… я работаю в сфере экономических отношений и стараюсь предотвращать возможные проблемы между Италией и другими странами и делать все, чтобы сохранить дружеские отношения. В общем, чтобы никто не делал никому мелких неприятностей.

Томмазо улыбается, потом смотрит на дорогу и снижает скорость.

– На перекрестке – куда?

– Вон туда. Мы почти приехали.

Дорога идет между виноградниками. Слева на холме – разрушенная средневековая башня. Чуть впереди, на плато, прямо из скалы бьет источник.

– Ага, возле таблички поверни, – направляет его Линда.

Томмазо только успевает прочесть надпись: «Маршрут № 1: к подножью Кансильо».

– Теперь осторожнее – дорогу развезло, – предупреждает Линда.

Несколько сотен метров по виноградникам и оливковым рощам, и появляется Голубой дом. Кажется, будто он парит между небом и землей.

Томмазо снижает скорость.

– Ты здесь живешь? – спрашивает он, потрясенный окружающим видом.

– Да. Этот дом принадлежал моим бабушке и дедушке.

– Потрясающее место, – Томмазо останавливает машину посреди дороги.

– Можешь парковаться, где хочешь. Хоть между теми двумя олеандрами.

– Вообще-то мне уже пора… – Томмазо в нерешительности наклоняет голову, и все же что-то его удерживает. –  Кажется, я уже опаздываю на ужин.

– Позволь хотя бы предложить тебе аперитив – надо же мне хоть как-то тебя отблагодарить… – глаза Линды вызывающе блестят.

– Ну хорошо, – сдается Томмазо. Отпускает руль и выключает двигатель. – Но только на десять минут, не больше. Потом мне надо бежать.

Они выходят из внедорожника.

Линда опережает его, в одной руке ключи, через плечо переброшена куртка. Ветер шелестит листвой деревьев, и от его порывов волосы Линды развеваются и лезут в глаза.

Томмазо смотрит на поросшие деревьями холмы, будто находится в месте, затерянном во времени и пространстве, которого не найти на картах навигатора.

– Входи, – приглашает Линда.

Томмазо идет за ней, на мгновение задержав взгляд на мраморной табличке на двери с фамилией Оттавиани, написанной синими буквами. Все здесь кажется ему оригинальным, не похожим на вещи, к которым он привык. Подняв голову, Томмазо видит солнечные часы.

– Эти часы здесь, сколько я себя помню, – поясняет Линда, повернувшись к нему. – Их нарисовала Урсула, подруга моей бабушки, австрийка, в сороковых годах. Но честно признаюсь, я даже не разбираюсь в них.

Томмазо смотрит на нее так, будто хорошо знает, как ими пользоваться, но не подает вида.

– Nulla dies sine linea, – читает он вслух надпись на табличке справа от часов.

– Ни дня без строчки, – переводит Линда. – Это из Плиния Старшего.

Во всяком случае, так ей всегда говорили.

– Если не ошибаюсь, эти слова принадлежат знаменитому художнику Апеллесу, который не мог прожить и дня, не сделав хоть несколько мазков, – отвечает Томмазо.

Линда смотрит на него с любопытством, а он продолжает:

– Это означает: чтобы добиться желаемых результатов, нужно трудиться изо дня в день.

Кажется, что в этих словах он узнает себя.

Линда пожимает плечами.

– Возможно… Хотя постоянство никогда не было моей сильной чертой. Это же так скучно, тебе не кажется?

Вместо ответа Томмазо слегка улыбается – он явно не одобряет такого подхода, пару раз вытирает ботинки о коврик и входит вслед за Линдой в дом.

Он молча оглядывается вокруг, и в глазах его читается восхищение: этот дом излучает невероятное тепло и напоминает ему Северную Африку, куда он ездил в командировку много лет назад.

Томмазо чувствует, что это место много повидало на своем веку. Затем он улавливает необычный запах, глубокий и экзотический.

– Santalum album, – произносит он после минутного молчания.

– Но как?.. – не успевает задать вопрос Линда, как Томмазо уже отвечает:

– Белый индийский сандал, верно? Один из моих любимых ароматов.

– Да, я зажигаю его, чтобы очистить воздух, – говорит Линда, указывая на несколько разнокалиберных терракотовых ваз, расставленных полукругом в углу коридора. –  К тому же он отгоняет комаров, – добавляет она.

Томмазо прикрывает глаза и вдыхает аромат.

– Напоминает Варанази.

– Ты был там в командировке?

– Нет… – он смотрит в пол, в одну точку, будто пытаясь восстановить что-то в памяти, и продолжает: – Я ездил туда, когда мне было лет восемнадцать, с двумя друзьями. Одно из моих первых путешествий. Может, после этого я и выбрал эту профессию. Вернулся и поступил на факультет политологии. И вот я здесь.

Линда пытается представить себе Томмазо в восемнадцать лет, как вдруг замечает что-то…

– Блин, нет! Только не это! – вскрикивает она и хлопает себя рукой по лбу. – Надо же, опять!

С потолочной балки по белой стене стекает струйка воды, которая уже образовала лужицу на терракотовом полу.

– У меня сломана крыша… не хватает нескольких черепиц, – объясняет она Томмазо, слегка снизив тон. – Когда идет сильный дождь, она начинает протекать.

Томмазо поднимает глаза к балкам и обдумывает эту проблему.

– Что-нибудь можно сделать?

– Да там всю крышу надо перекладывать, – озабоченно отвечает Линда. – Прости, я на минутку, только тряпку принесу, а ты пока располагайся.

Она выскакивает из гостиной, бормоча что-то и ругая строителей.

Томмазо все еще стоит – ему не хочется оставлять мокрые следы на кожаном диване; хотя брюки у него почти высохли, ему не очень комфортно.

Он с интересом осматривает комнату. Мебель от времени уже покрылась патиной, но отлично сочетается с современными аксессуарами, и все это создает оригинальную атмосферу. Вешалка из кованого железа, деревянная коробка, декорированная призматическими штампами, три сдвинутые вместе белые тумбочки, на которых стоит телевизор, мраморная колонна с люстрой из выдувного стекла: эти разностильные вещи, собранные вместе, звучат в унисон, как музыкальная партитура.

Линда возвращается, держа в одной руке тряпку, а в другой – мужскую рубашку нежно-оранжевого цвета, которую она отыскала в дальнем углу шкафа в спальне. Наверное, оставил какой-то ее бойфренд.

Она протягивает ее Томмазо со словами:

– Возьми, она сухая.

Томмазо какое-то время стоит в нерешительности, чувствует, что должен взять ее, в то же время думает, кому она принадлежала.

– Ты очень любезна, Линда, но мне все равно пора, – отвечает Томмазо, но она настаивает:

– Ладно тебе, надень. Все равно твоя еще сырая, ты не можешь так ходить.

– Ну ладно, – соглашается он, хотя и не помнит, чтобы когда-нибудь носил одежду подобного цвета.

Мгновение он колеблется, затем расстегивает свою рубашку и вешает на спинку стула.

Линда стоит и наблюдает за ним, иногда задерживая взгляд: мышцы груди образуют два идеальных полукруга, вокруг пупка параллельные линии пресса. Тело светлое, без волос, соски темно-коричневые и блестящие.

Томмазо думает, что не очень удобно раздеваться перед незнакомой женщиной. Но это переодевание кажется ему каким-то первобытным ритуалом, который он должен размеренно исполнить – что он и делает.

Он берет рубашку, надевает ее (по спине пробегает холодок), медленно застегивает пуговицы, оставляя свободными только две, возле воротничка.

– Ну вот и все.

Он собирается заправить рубашку в брюки, но Линда подходит к нему и инстинктивно, не задумываясь, останавливает, слегка дотронувшись до его руки.

Первый контакт.

– С ума сошел? Ее же навыпуск носят!

Томмазо улыбается, а Линда тут же отходит, берет с комода два бокала и ставит их на столик из эбенового дерева, глядя ему прямо в глаза.

– А тебе идет этот цвет, – говорит она.

– Издеваешься?

– Нет, правда.

Она исчезает в кухне и через мгновение появляется с бутылкой «Просекко ди Валдоббьядене».

– Вижу, ты тоже попутешествовала немало, – говорит Томмазо, указывая на фотоинсталляцию на стене. –  Ты побывала во всех этих местах?

– Если бы! – вздыхает Линда, разливая вино по бокалам. – Это просто открытки, мне их прислали. При этих словах глаза у нее загораются. – А теперь выпьем, а то тебе скоро ехать, верно? – она подмигивает, затем берет два бокала и протягивает один Томмазо.

– Спасибо.

– Это тебе спасибо за то, что подвез, – она подносит к его бокалу свой, и раздается тонкий звон хрусталя.

Томмазо делает глоток, не сводя с нее глаз, завороженный естественностью, с которой она двигается и говорит: сочетание живости, иронии и неподдельной грации, вызывающее какое-то странное щемящее чувство. Ладони у него горят.

Внезапно зазвонил телефон, это выводит его из транса.

Томмазо делает глоток, не сводя с нее глаз, завороженный естественностью, с которой она двигается и говорит: сочетание живости, иронии и неподдельной грации, вызывающее какое-то странное щемящее чувство.

Он достает его из кармана брюк и недовольно смотрит на дисплей.

– Надин, – говорит он, но не отвечает на звонок.

– Похоже, десять минут закончились, – Линда разводит руками и неотразимо улыбается.

– Да, пролетели незаметно, – соглашается Томмазо, глядя на наручные часы. –  Мне пора бежать.

Он спешно хватает сырую рубашку.

– А с этой что делать? – спрашивает он, указывая на ту, что на нем.

– Оставь себе, она мне не нужна.

– Ну спасибо. Мне было очень приятно, – он протягивает руку и на прощание целует ее в щеку, что ему совсем несвойственно.

– Мне тоже приятно. Пока.

Закрывая дверь, Линда думает, что, наверное, все дело в магии неожиданности. Особенно в такие дни, когда все идет не так.