Текст книги "Я ненавидел тебя…"

3

Поезд медленно, тяжело подошёл к станции и остановился. Инна Ивановна тут же побежала вдоль вагонов, пытаясь разглядеть в грязных окнах младшую дочь. Варвара стояла на месте, кутаясь в толстый вязаный шарф. Ей было неуютно, она не понимала, как смогла себя уговорить поехать на вокзал, и злилась. Она представляла, как сейчас появится Портретов в старомодной шляпе, в плаще и с чемоданом. Чемодан будет большой и потрёпанный. За ним покажется Юля, толстая, косолапая, неуклюжая, в старом безразмерном пальто. Она будет держать за руку ноющих, уставших с дороги детей в грязных одежках.

Варвара передёрнула плечами. Всё, что касалось младшей сестры, виделось ей грязным, старым, безразмерным. Она уверена, что Юля не купила Портретову за десять лет ни одних брюк, ни одной рубашки. Скорее всего, он донашивает старые вещи. Или тётя кое-что высылает по праздникам. Но какой у старой женщины вкус? Мешковатая безразмерность, модели как десять лет назад.

– Варюша, что же ты стоишь? – Инна Ивановна радостно подскочила к дочери, отвлекая её от раздумий. – Иди скорее, иди, обними их!

– Что ты меня тормошишь, мама? Ну, где они?

– Да вот же, перед тобой!

Варвара близоруко прищурилась, хотела что-то сказать, осеклась. Она не сразу поняла, что эти люди, стоящие перед ней, – сестра Юля и Портретов. Юля очень хороша – высокая, с красивыми гладкими волосами, совершенно молодым лицом, но в выражении нет подростковой агрессивности и непримиримости, какую запомнила Варвара. На Юле белое пальто в мелкую клетку и высокие сапоги. Ни в коем случае нельзя назвать сестру толстой, хотя она полная, вне всякого сомнения. Но её полнота не отталкивала и не вызывала презрения, как раньше. Юля держала мужа под руку и улыбалась. Глаза Варвары расширились, когда она увидела Портретова. Никаких плащей, костюмов и старомодных шляп! Джинсы, кожаная куртка, кепка – весь он молодой и подтянутый, неужели посещает спортзал? Слава Портретов и спорт – невероятно! Он держал в руках большой чемодан на колёсиках и улыбался.

Варвара потеряла дар речи и была готова провалиться сквозь землю. Безумное, жестокое разочарование сменило короткую вспышку восторга! Она не чувствовала радости, лишь неловкость за своё пальто, за старые сапоги. Ну почему она не успела купить новые? Никто, казалось, не обращал на это никакого внимания, но женщина чувствовала себя униженной. Она отступила на шаг, но Юля, выпустив руку мужа, бросилась к ней с объятиями.

– Варька! Варюша!

– Ты меня задушишь! – закапризничала Варвара. Сестра счастливо рассмеялась, но не отпустила её.

– Слав, это же Варька! Обними её, обними немедленно!

Скромный, стеснительный Портретов развёл руками, широко улыбнулся неповторимой улыбкой и прижал Варвару к своей груди. Она закрыла глаза и ощутила дрожь в ногах. Объятия длились мгновение. Но будто вся жизнь пронеслась перед глазами Варвары. Разве так должно было быть? Не наоборот? Юле следовало стоять рядом с мамой и встречать их со Славой и детьми! Беспорядочные, жестокие мысли кололи, будто битое стекло. И вот Слава выпустил ее из объятий. От этого стало почему-то горько. Он снова вцепился в чемодан и Юлю, но та легко оттолкнула его, не отпуская Варвару.

– Что же мы стоим? – заговорила Инна Ивановна. – Нужно идти, дети проголодались и спать хотят!

Только сейчас Варвара заметила мальчика и девочку. Инна Ивановна держала их за руки. Они не плакали, молча стояли, опрятные, большеглазые, похожие на Портретова. Девочка держала в руках дамскую сумочку и напоминала маленькую английскую леди.

А ведь это могли бы быть её дети. Мысли били, мучили, издевались, схематично, прямолинейно. На глаза навернулись слёзы, а Юля тут же бросилась утешать Варвару и заплакала вместе с нею. Она думала, что та плачет от счастья встречи. Но Варвара уже ощущала приближающуюся сильную ледяную неприязнь. Дети – чистенькие, аккуратные, не кричат, не скандалят. Как это возможно пережить?

– Мы сейчас едем к Алевтине Фёдоровне устраивать наших дорогих гостей! – умилённо говорила Инна Ивановна. От переизбытка положительных чувств она говорила громко, смеялась, то и дело и целовала детей Портретова. – Варя, ты с нами?

– Мамочка, конечно, Варька с нами! Мы будем пить чай с шоколадными конфетами, которые купили по дороге!

– Ты же знаешь, что я не ем шоколад! – Варвара приняла свой обычный томный покровительственный тон, которым обычно разговаривала с сестрой.

– Хорошо! Можешь просто посидеть с нами! – ничуть не смутилась Юля. – Конфеты мы съедим сами! А для тебя у Алевтины Фёдоровны найдётся яблочное варенье, которое ты так любишь!

Варвара поехала, но не из-за конфет и не из-за варенья. Ей был безумно интересен Портретов и его дети. Она жадно ловила каждый его жест, каждое слово. Она смущалась, когда он обнимал Юлю, и не хотела верить в то, что эта семья счастлива. Продолжала упрямо отрицать. Сон, ошибка, ни в коем случае не счастье.

У Алевтины Фёдоровны был уже накрыт стол. Она со слезами бросилась к племяннику и долго не могла успокоиться. Юля и Инна Ивановна не остались в стороне, обнимались и плакали вместе с ними. Варвара и дети наблюдали эту сцену со стороны, бросая осторожные, внимательные взгляды друг на друга. Портретов громко хохотал и просил всех успокоиться – иначе слёзы затопят сначала дом, а потом и весь город.

– Это слёзы радости! – говорила Алевтина Фёдоровна, то и дело поднося к глазам носовой платочек. – Я всегда плачу, когда случается что-то хорошее. Слишком слабые нервы.

– Это прекрасный день! – вторила ей Инна Ивановна. – Наконец-то мы все вместе! Какое счастье!

Юля чувствовала себя как дома. Будто отсутствовала несколько дней, а не десять лет. Быстро накормила сонных детей и ушла укладывать их спать.

– Не расходитесь! Ещё успеем по чашечке чая выпить.

– Куда в неё влезает? – высказалась Варвара, когда сестра ушла. Она заметила выпирающий живот, когда Юля сняла пальто. Портретов не ответил. Ей хотелось, чтобы мама с Алевтиной Фёдоровной пошли на кухню и оставили их вдвоём. Хотела и боялась. Что она ему скажет?

Ей не нравилось, что он молчит, не пытается начать разговор. Смятение перерастало в смущение, и от этого становилось неимоверно тяжело. Ведь чего смущаться Варваре с её красотой, уверенностью в себе. Да и перед кем? Перед Портретовым, которого она научилась презирать за эти годы. Удивительно, презрение после теплоты и понимания. Не он ли должен презирать её за неожиданную измену? Она убедила себя в том, что этот мужчина недостойный, она ошиблась, считая его иным. А теперь была в ужасе от самой себя, потому что скрытые чувства будто прорвали невидимую плотину. Бесконтрольно. Хаотично.

– Почему вы молчите, Слава? – спросила она, изящно расположившись в кресле.

Он быстро взглянул на неё, улыбнулся.

– Я переполнен новыми впечатлениями. Приятно увидеть вас спустя столько лет.

– Да, много времени прошло. Но отчего же вы не приезжали?

– У Славочки и Юленьки вот-вот должен родиться ещё один малыш! Какое это счастье! – перебила готового ответить Славу Алевтина Фёдоровна и снова залилась слезами. Инна Ивановна в удивлении развела руками, но тут же бросилась её утешать. Утешение привело к тому, что их слёзы смешались.

– Как? – всплеснула руками Варвара. – Она снова беременна? Кажется, у неё всегда был такой живот. Да-да, в юности Юля была вполне себе упитанной.

Портретов улыбнулся своей доброй улыбкой. Но в его взгляде была настороженность, будто он боялся за Варвару, что она станет говорить те вещи, за которые потом будет мучиться угрызениями совести. И Варвара поняла его. Она покачала головой, но говорила сухо, отчётливо, еле сдерживая обиду и гнев.

– Что тут скажешь? Понимаю и сочувствую. Мне до боли вас жаль.

– Почему? – искренне удивился он.

– Как она осмелилась? В вашем-то положении!

– В каком положении?

– У вас уже есть двое детей.

– Что в этом плохого? – мягко улыбнулся Портретов.

– Она не думает о том, что детей надо ставить на ноги, дать им приличное образование? Слава, почему вы не объясните этой глупой женщине, что образование в наше время – это безумно дорого?

– Мы постараемся дать детям хорошее образование.

– В каком смысле постараемся? Детей уже нужно отдавать в какие-нибудь студии или спортивные секции. Чем раньше это делается, тем лучше! Ваши дети ходят куда-нибудь?

– Дочка полюбила занятия танцами. Мы поощряем это увлечение. Но также ей прекрасно даётся предмет «Окружающий мир» в школе. Она любит животных и растения. Если захочет стать хореографом – пожалуйста, но, может быть, захочет стать экологом или учительницей. Это дело её выбора.

– Эколог? Как-то сомнительно. Но вот танцы – хорошо. Она где-то занимается?

– Да, дочка записана в кружок бального танца.

– Кружок? Но сейчас принято отдавать детей в студии, искать лучших хореографов!

– Но в нашем городке нет студии.

– Значит, надо везти её в большой город! Что там у вас рядом? Иваново? Хотя бы поискать там! Представлять девочку на конкурсах, нанимать высококлассных преподавателей. Заказывать костюмы ручной работы с пайетками. Записывать ролики и выкладывать в интернет, вдруг её заметит какая-нибудь знаменитость!

Портретов весело рассмеялся, покачав головой, будто она сказала что-то невероятно смешное.

– Почему вы смеётесь, Слава? – взволнованно спросила она, пытаясь успокоиться, начиная подозревать, что расшатались нервы. Как бы перестать смотреть исподлобья! Как бы весело рассмеяться, как он! Сердце начало учащённо биться. Хотелось направить разговор в более безопасное русло. Поговорить о чём-нибудь возвышенном, духовной энергии или новой прочитанной книге. А она скатилась до того, что пытается осудить воспитание детей Портретова.

– Видите ли, Варвара…

– Просто Варя!

– Хорошо. Понимаете, Варвара… Варя, моя дочь счастлива оттого, что посещает уроки танцев именно в этом кружке, именно с этим преподавателем, именно с этими ребятами. У неё все получается. Я не могу возить её в Иваново, потому что у нас нет машины, а на автобусе неудобно. Да и зачем я стану это делать, если моя дочь счастлива?

– Откуда вам это известно?

– Я это вижу. Она мне говорила.

– А что сын? – скривила губы Варвара, пытаясь уйти от этой темы, боясь своего ужасного волнения, от которого задрожали пальцы. Казалось неприличным просто оборвать разговор, но и продолжать его было пыткой. Что он подумает о ней? Первый разговор спустя столько лет, и уже плохое впечатление. Обидно, очень обидно!

– А вот сын любит рисовать. Мы его водим в обычную школу, где с ним занимается учитель рисования.

– Но почему не в художественной студии? Что может дать мальчику обычный учитель из средней школы? – гнула свою невыносимую линию Варвара. Мало-помалу собственные слова пронзили её душу насквозь, как острый прут пронзает водную гладь. В голове бились совершенно другие слова. Она отчётливо слышала эти нематериальные, нежные слова. И будто вновь переживала свою историю любви с Портретовым. Она повторяла про себя имя любимого и грустила от страданий.

– Я уверен, что заслуга именно этого преподавателя, что сын полюбил рисование, так почему же я должен его отрывать от него и нанимать кого-то другого?

– Чтоб ваш сын смог реализоваться и заработать денег, конечно! Ради чего же ещё?

– Но сын не понимает ценность денег, ему всего пять лет. Зачем они ему? Сейчас он рисует ради самого себя, своей души.

– Господи, но пока эти деньги будут у вас! Разве вы не найдёте им применения? У вас жена скоро ещё одного родит! Деньги всегда нужны.

– Я не совсем согласен с вами, Варвара! Безусловно, деньги нужны, но нельзя впутывать в это детей. Они должны видеть в своих увлечениях сказку, волшебство, которое поможет обогатить их души, а не способ заработка. Об этом они будут думать, когда вырастут. Когда-то вы тоже так считали. Не уверен, что сказал сейчас что-то новое для вас.

Варвара покраснела, понимая, что несёт какую-то чушь. И Портретов всё прекрасно видит. Она попыталась оправдаться. И разговор на «вы», будто они совершенно чужие. Захотелось вновь вернуться на станцию, к поезду, и встретить Портретова, но по-другому! Варвара от досады прикусила губу.

– Но вам тяжело обеспечивать семью в одиночку! Я же о вас беспокоюсь.

Варвара пыталась убедить себя, что ей совершенно безразлична жизнь этого человека и совсем не хочется углубляться в детали. Но продолжала говорить. Её несло, будто волны горной реки. Хотелось, чтобы он понял – она совершенно изменилась. У неё все хорошо. Теперь она думает о положении и о деньгах. Да, раньше совсем не думала, не считала важным. Но теперь считает. Пусть он знает, что она изменилась! Мгновение спустя её глаза заслезились, губы растянулись в доброжелательной улыбке.

– Послушайте! Вы удивительный человек, Слава. То, что вы сейчас говорили, очень хорошо. Но вдруг у вас талантливые дети? А вы у них забираете признание, известность. Детей надо направлять! Они не знают, чего хотят. Родители должны думать за них, помогать с карьерой.

– Я должен вырастить из них хороших людей, только и всего.

– Но что значит, по-вашему, «хорошие люди»? Те, которым не нужны деньги? Я подозреваю, что в деньгах вы видите некое зло.

Он хотел что-то ответить, она его перебила:

– Но это неправильно. Мы живем в век, когда всё покупается и продаётся. В этом нет ничего плохого. Это нормальная современная жизнь.

По его лицу пробежала тень недоверия. В глазах мелькнуло разочарование, и Варвара испугалась, но потом стала призывать злость, чтобы продолжать говорить. Да, пусть будет разочарован! Она изменилась! У неё всё хорошо! Он счастлив, и она счастлива!

– Зачем мы говорим об этом?

– Потому что это важно, разве нет?

– Я не буду против, когда мои дети вырастут, начнут зарабатывать и тратить то, что заработали, – немного холоднее ответил Портретов. Она заметила эту интонацию, но заставила себя непринуждённо улыбнуться.

– Вот видите! Они в будущем обязательно должны поехать в Москву, поступить в университет. Ведь, чтобы прилично зарабатывать, надо выбрать достойное учебное заведение!

– Я не хочу заглядывать так далеко. Уверен, что мы обойдёмся без Москвы.

– Слава, не смешите меня!

– Но почему вы считаете, что лучше стать плохим юристом, чем хорошим инженером?

– Плохой юрист, проживающий в Москве, станет зарабатывать гораздо больше хорошего инженера в провинции.

– Снова упираемся в деньги?

– А как же!

– Я не хочу, чтобы деньги испортили моих детей. Потому что в жизни важно совсем другое.

– Нет ничего важнее денег, – нахмурилась Варвара, ненавидя себя всем сердцем.

– Значит, вы несчастны, раз стали думать так, – грустно улыбнулся Портретов. – Действительно, вы изменились.

– Не будем говорить обо мне. Я всё-таки с вами не согласна. Вы не думали о том, что дети не простят вам такого легкомыслия?

– Своим детям я пытаюсь привить любовь к людям, а не любовь к деньгам.

– Ох, Слава, Слава… Какой вы спорщик! Я не замечала раньше в вас этой черты.

Она засмеялась нежным смехом, вызывая у него ответную улыбку. Попыталась снять возникшее напряжение, потому что становилось нестерпимо. Лучше бы она не приходила сюда, а вернулась с вокзала домой, легла спать.

– Весь этот разговор просто шутка! Я вас разыграла, честно. Неужели вы совсем не помните меня? Я не способна думать только о деньгах. Я рада вас видеть! Мы не виделись десять лет. Это целая жизнь, если хотите.

– Да…

– Как же вы всё-таки живете?

– Хорошо, Варвара.

– Я рада за вас. А почему мы на «вы»? Ведь мы, кажется, близкие родственники. Давайте пересилим себя и начнём общаться по-родственному.

– Я согласен.

В её глазах блестели злые слёзы. Она не чувствовала себя хозяйкой положения. Она помнила его другим, когда он был безумно влюблён в неё. И ей не хотелось видеть его с другой стороны. Почему он не пытается встретиться с ней взглядом, а если встречается, то тут же отводит глаза? А ей так необходимо смотреть в них, чтобы многое понять. Страх неумолимо приближался к сердцу, потому что закрадывалось подозрение – Портретов счастлив в своей семье, с её сестрой. В письме написана чистая правда.

Варвара отказывалась верить. Она понимала, что не может радоваться за них. На самом деле ей невероятно грустно. Она совершает глупые поступки, как подросток. Поток её слов о деньгах непростителен, потому что она так не думает.

– А ты продолжаешь работать в музыкальной школе?

– Нет. Я там больше не преподаю.

– Очень жаль.

– Провожу уроки на дому, я часто болею.

– Болеешь?

– Не беспокойся, ничего серьёзного. Иногда бывают головные боли, как у всех женщин.

– Тебе нравится работать дома?

– Где-то же надо работать.

– Я помню, как ты красиво играла Шопена. Тебе удавалось передать то осеннее настроение, что сокрыто в нотах. Сейчас тоже осень. Жаль, что здесь нет фортепиано. Я бы с удовольствием послушал тебя.

– Слава, ты мне льстишь, наверно, – она покраснела, застыдилась.

Господи, она так отвыкла от искренности! Она никому не верит, всех презирает, над всеми иронизирует. Но какой бы она стала, если бы не сбежала в тот вечер? Она родила бы детей Портретову и была бы счастлива от того, что имеет. Её бы устраивало жить в маленьком городе в Ивановской области, водить свою дочь на кружок танцев в местный ДК, а сына в школу к полупьяному учителю рисования. Нет-нет, это Юлина судьба! Нельзя ставить себя на её место. Это неприемлемо. Не нужно. То, что она наговорила Портретову, – чепуха. Она никогда не считала, что ради денег стоит переступать через себя. Это всё от смущения, растерянности. От волнения в голове всё перепуталось, лучше замолчать, а то она станет противоречить самой себе и он окончательно решит, что она сошла с ума.

Необходимо просыпаться утром с улыбкой и идти на работу, которая приносит тебе радость. Вот тогда ты сможешь себя проявить, доказать свою значимость, неповторимость! Что толку тихо ненавидеть своих учеников за постоянные ошибки в гаммах? Они не виноваты в том, что ты бездарный педагог! Но почему бездарный? Когда она такой стала? В музыкальной школе всё было по-другому. А сейчас у неё всего два ученика! Никто больше не стремится на её уроки. Она забыта. Серьёзные изменения за десять лет, а она заметила это только сейчас, оказавшись рядом с Портретовым.

Варвара внезапно расстроилась от осознания тщеты собственной жизни. Оказывается, она так бедна! У неё ничего нет! Она укрылась за Олегом, внушила, что его подачки – её счастье, её судьба. Она делит его с другой женщиной, считая себя свободной и независимой. Работа больше не приносит удовлетворение, стала неприятной, почти ненавистной.

У неё нет смысла жизни. Она просто проживает один день за другим. Варвара поймала себя на том, что находится в замешательстве уже несколько секунд, широко улыбнулась, пытаясь спрятать за этой улыбкой тоску и тревогу.

Вернулась Юля. Варвара сразу взглянула на её округлившийся живот. И не боится совсем. А ведь рожать невероятно больно, потом растяжки, широкие бедра, обвислая грудь. А если ещё и с акушеркой не повезёт, то можно и не увидеть ребёнка вовсе. Живым не увидеть. Варвара окаменела, тёмный ангел воспоминаний легко коснулся её, причинив тупую далёкую боль. Тут же очнулась, сбросила с себя тяжесть мыслей. Она думала о сестре. Ей никогда не удастся похудеть! Третьи роды. Живот никогда не будет плоским, как у Варвары. Но если Портретов её любит, то какое это всё имеет значение?

– Представляешь, пришлось прочитать им целую главу про дракона Мартина. Я-то думала, что они валятся с ног от усталости! У вас, Алевтина Фёдоровна, прекрасная детская библиотека! Я всегда это говорила.

Портретов что-то тихо ответил жене, она засмеялась. Дракон Мартин? Кто это? Варвара отвернулась к столу и приняла из рук матери чашку с горячим чаем. Она совершенно не знала современных героев детских книжек. Дракон Мартин! В своём детстве она любила книгу о Мэри Поппинс, а ещё читала про Мумми Троллей и о Королевстве кривых зеркал. Прекрасные книги. А Крапивин! А Астрид Линдгрен! А Марк Твен! В душе шевельнулось высокомерие, вот она-то лучше знает, какие книги надо читать детям. Но удержалась, промолчала.

– Я бы выпила кофе, утро скоро!

– Варюш, но мы только заварили свежего чая! – всплеснула руками Инна Ивановна.

– А я бы тоже выпил кофе! – Портретов поднялся с кресла, подошел к тёте и обнял её: – У тебя же найдётся баночка с кофе?

– Конечно, милый!

Он повернулся в сторону Варвары. Они встретились взглядами, и Варвара отвернулась, боясь расплакаться. Ей хотелось домой. Она с тревогой поглядывала на часы, боясь каждого движения матери. Инна Ивановна сидела в обнимку с Алевтиной Фёдоровной и будто не думала о времени.

Было уже почти шесть часов утра. Юля не выдержала и ушла спать. Варвара поднялась с места и требовательно посмотрела на мать.

– Нам, кажется, пора. Засиделись.

– Да, да… – тут же поддержала её Инна Ивановна.

– Уже уходите? Как жаль! – огорчённо вздохнула Алевтина Фёдоровна. – Обязательно приходите к нам на обед! Слышите, обязательно!

Варвара обернулась к Портретову. Он галантно помог ей надеть пальто и закутаться в шарф. Она стояла совсем близко к нему, ощутила тепло его тела и лёгкий аромат мужского парфюма. А чем пахло от него десять лет назад? Она совсем не помнила. Неужели так же потрясающе?

Безумно захотелось коснуться его щеки.

Она удержалась. Попрощалась немного холодно, но его глаза не отпускали её. Он нашёл тонкую ладонь и пожал.

– Мы ещё увидимся! До свидания.

Она передёрнула плечами. Отняла руку. Отвернулась. Сердце неистово стучало.