Текст книги "Отзвуки времени"

Сквозь потрескивание в мобильнике слышалось тонкое клацанье спиц. Видимо, мама перебрала своё вязание.

– Учусь вязать носки. Наверное, я бестолковая, но у меня никак не получается пятка. Подожди, сейчас я подниму одну спицу, пока она не закатилась под кресло.

Во время паузы Рита одной рукой запихала бельё в стиральную машину и нажала кнопку пуска. Дорогой порошок заканчивается, осталась последняя ложка, и значит, надо переходить на дешёвый.

– Рита, я тут, – сказала мама, – спицу не нашла. Придётся отодвигать кресло.

Они болтали о всяких пустяках, боясь неверным словом вызвать новый поток слёз. Обсуждали, что соседская кошка (Рита, ты же помнишь Мусю?) принесла пятерых сибирских котят, ужасно хорошеньких. Вспоминали про то, что на базаре много клюквы, а папин сослуживец вырастил на огороде гигантскую тыкву.

Под конец разговора мама вздохнула:

– Рита, мы с папой посовещались и хотим перевести тебе деньги. Помнишь, мы копили на новую мебель? Но я так привыкла к старой, и, кроме того, изготовители сейчас ужасно халтурят и делают из всяких заменителей и ДСП. В общем, наши накопления лежат мёртвым грузом, а тебе с детьми окажутся очень кстати.

– Мама, приберегите деньги для себя, я устроилась на работу.

– Правда? Кем?

– Пока няней к школьнице. Очень милая девочка, добрая, спокойная. И платят прекрасно, так что нам хватает, не беспокойся. Кроме того, я сейчас оформляю всякие пособия и льготы, а потом сниму деньги с Витиной карточки.

– Твоё «потом» наступит почти через полгода, – напомнила мама.

– Ничего страшного. У нас всё хорошо. Галюша стала разговаривать, а у Ромика появился аппетит. Вчера он попросил на ужин котлеты. В честь этого я не поленилась и налепила зраз с луком. Мы устроили настоящий пир.

– У меня сегодня тоже зразы. Мы с тобой всегда думаем в одном направлении.

Есть много способов сказать маме «люблю», и Рита произнесла будничное:

– Мамуля, вы там с папой не простужайтесь, а то, говорят, опять грипп пошёл.

– Что ты, Риточка, мы в прекрасной форме. Папа на пути к выздоровлению, а я чувствую себя на двадцать лет моложе. – Мама рассмеялась милым хрипловатым смехом. – Ну ладно, пусть будет на тридцать. Поцелуй за меня Галю с Ромочкой, я без них скучаю.

– Обязательно. Пока, мама, мне надо идти.

– Счастливо, Риточка!

Отключив телефон, Ритина мама спрятала лицо в ладони и жалко скукожилась в кресле, став совсем маленькой. Её сил хватило только на разговор с дочерью, во время которого она мучительно старалась не выдать своё отчаяние, потому что проблемы нарастали снежным комом, окончательно погребая под собой надежды на будущее. Да и о каком будущем может идти речь, если муж едва таскает ноги, зять умер, дочка бьётся в нищете, а у самой голова кружится так, что впору лечь на пол и не вставать?

– Господи, только бы детям было хорошо, – сами собой прошептали губы, прежде чем послышались шаркающие шаги мужа. Резко выпрямившись, она взяла в руки вязание и сделала вид, что поглощена работой. – Вот и ты, мой дорогой. Хорошо погулял? А мы тут весело поболтали с Ритой. Представь, Ритуля устроилась на работу, так что жизнь налаживается, видишь, какое у меня прекрасное настроение!

* * *

Галя и Рома привыкли, что по утрам мама будит их в школу, а на кухне ждёт завтрак – обычно каша, молоко и жареные гренки.

И хотя Рома успевал проснуться до маминого прихода, при звуке её шагов он притворялся спящим. Мама гладила его по голове, легонько трепала за ухо. От её рук всегда прохладно и вкусно пахло мыльной свежестью.

– Малыш, пора просыпаться.

Он сладко жмурился и бурчал, стараясь говорить басовито: «Я тебе не малыш», хотя всей душой желал, чтобы всегда, всю оставшуюся жизнь мама называла его малышом. Сегодня он тоже проснулся рано, и когда мама вовремя не пришла, забеспокоился. Привстав в кровати на локоть, Рома посмотрел на закрытую дверь, потом на будильник, который показывал семь часов пятнадцать минут. Ровно во столько приходила мама. Решив подождать, он снова опустился на подушку и стал гадать, купит ему мама на 23 февраля модель «Феррари» или нет? С одной стороны, мама просила потерпеть, потому что нет денег, но с другой, он ещё никогда не оставался без подарков. Рома перекатился на бок, спустил руку вниз и нащупал на полу модель гоночного «Мерседеса».

Мама не шла. Он ещё немножко полежал, а потом встал и босиком пошлёпал выяснить, в чём дело.

Мама стояла на кухне и смотрела в окно: зима крутила над городом снежную карусель.

– Мам?

Он подошёл и встал рядом. Мама обняла его плечи и уткнулась в макушку подбородком. От её дыхания голове стало щекотно и приятно. Роме показалось, что мама снова плачет (а она не плакала уже несколько дней), и почувствовал, как у него в носу опасно засвербило нарождающимися слезами. Мама поцеловала его встрёпанные волосы и сказала:

– Сегодня у папы день рождения. – Она помолчала и добавила: – Помнишь, в прошлом году мы отмечали его в китайском ресторанчике и ты съел целую гору крабовых чипсов?

Её рука, лежащая на плече, дрогнула, и чтобы не дать маме расстроиться, он выпалил:

– Ты забыла нас с Галей разбудить, и мы проспали.

Мама охнула:

– Неужели? А сколько времени?

– Почти половина восьмого. Но я встал, а Галя ещё спит.

– Ты моя палочка-выручалочка, – похвалила мама, и Рома, довольный, пошёл в ванную мыться, потому что сделать это надо было раньше Галки, иначе она засядет там на целый час. Удивительно, что даже зубы девчонки чистят в сто раз дольше, чем все нормальные люди.

* * *

На Смоленское кладбище ведут два входа – центральный вход, куда приходят автобусы и течёт поток людей, и неприметный – с улицы Беринга, вблизи станции метро «Приморская». Если свернуть от метро влево, пересечь мостик через речку Смоленку и снова повернуть налево, то очень быстро можно оказаться у кладбищенской ограды.

Отправив детей в школу, Рита шла нога за ногу, мысленно подбирая слова, которые хотела сказать Виктору наедине. Не станешь же при детях рассказывать, как прибило её к земле и искорёжило, как вскакивает по ночам, не веря, что в спальне не слышно дыхания мужа, что в прихожей всё ещё стоят мужские кроссовки и висит спортивная куртка и что когда стало совсем тошно, она вдруг сочинила стихи, которые может прочесть только ему.

Обычно они с детьми навещали могилу по выходным, обходясь без слёз, поскольку холмик земли, укрытый венками, дети не ассоциировали с живым отцом. Они привыкли, что папа часто ездил на спортивные сборы, порой затягивающиеся на несколько месяцев, и наверно поэтому подспудно ждали, что однажды раскроется дверь и папа вернётся домой с кучей призов и подарков.

Сегодня разгулялась непогода, и Рите нравилось, что метель срывает платок с головы, швыряя в лицо пригоршни снега, что надо идти, нагибаясь вперёд, и что ноги скользят и вязнут в снежной каше. Тяжесть пути непостижимым образом дарила некоторое успокоение.

У ворот, как часовой, стоял монах с кружкой для сборов. Нашарив в кармане мелочь, Рита опустила её в узкую прорезь. Монах дрожал от холода, поэтому его слова прозвучали невнятно:

– Спаси, Господи.

Ей не хватало этих слов, и она с благодарностью наклонила голову, повторив их ещё раз, больше для себя:

– Спаси, Господи.

Из-за метели на кладбище было безлюдно, если не считать мамочку с коляской. Рита взглянула на неё с пониманием, потому что сама гуляла в любую погоду с грудным Ромиком, в противном случае он орал до синевы, подымая на ноги всех домашних, включая соседей.

Где-то в районе центрального входа урчал трактор. За дымкой снежной пелены голубой скалой возвышалась башня высотного дома. Разросшиеся деревья теснили покосившиеся памятники. Среди крестов и надгробий нестерпимая боль стиралась, уступая место покою вечности.

Около памятника со скорбящим ангелом Рита остановилась и долгим взглядом посмотрела на его обломанные крылья и искалеченные руки. Припав на колени, безрукий и бескрылый ангел не сдавался времени, оплакивая своего покойника холодными, мраморными слезами.

История кладбища начиналась вместе с историей города, разбегаясь дорожками по обе стороны от центральной аллеи. Блоковская дорожка, Петербургская, Зверевская, Ксенинская – и на каждой из них ряды, ряды, ряды ушедших, что испытали на себе железную руку царя Петра и весёлую пору Елизаветы Петровны, что кричали «Виват» веку Екатерины и стояли в толпе зевак на Сенатской площади. Поздние захоронения теснили былые, по большей части заброшенные. Её Виктор был малой каплей в море петербургских теней. Сколько же судеб разбилось здесь о могильные плиты!..

По дорожке, укрытой снегом, пунктиром шла цепочка свежих следов, и Рита с удивлением разглядела у могилы мужа посетителя, точнее, посетительницу. С букетом в несколько алых роз женщина присела на корточки и размела рукой холмик снега, как обычно делают близкие родственники. Издалека красные розы на белом снегу сверкали кровавыми рубинами. Кое-кого из сослуживиц Виктора Рита знала, с Марией дружила, но эту даму видела впервые. Она прибавила шаг, чтобы поздороваться. При её появлении женщина упруго вскочила на ноги и натянула на голову капюшон, мешая рассмотреть черты лица.

– Постойте, подождите, – начала произносить Рита, но женщина отступила назад, за другую могилу, а потом едва ли не бегом проскользнула между надгробий и скрылась из виду.

На ледяном ветру телефон выскальзывал из холодных пальцев, и номер Марии набрался с третьей попытки.

– Маша, ответь, ответь, пожалуйста, – бормотала про себя Рита, пока шли гудки. Она не смогла бы внятно объяснить, почему ей понадобилось срочно разузнать, кто приходил на могилу Вити, но чувствовала это как жизненную необходимость. Было в повадках незнакомки нечто тревожащее.

– Маша!

– Слушаю тебя, Риточка!

– Маша, знаешь, – она замялась, – я сейчас на кладбище. У Вити день рождения.

– Да, я помню, извини, что не позвонила первая, надо было пойти вместе с тобой, но сегодня такой сумасшедший день! У нас комиссия, а потом подготовка к соревнованиям.

– Маша, я не про то. Я хочу спросить. Когда я пришла, у Витиной могилы стояла женщина с розами и, увидев меня, буквально сбежала. Ты не знаешь, кто это мог быть? Сначала я подумала, что ты кого-нибудь послала, но зачем тогда ей вести себя так странно? – От длинной паузы в трубке Рите стало не по себе. – Маша, не молчи, скажи что-нибудь.

Мария вздохнула:

– Может, будет и лучше, если ты узнаешь, что Витя не стоит твоих слёз. А то ты так убиваешься, что смотреть больно. – Голос Маши прозвучал обречённо. – В общем, Виктор давно тебя обманывал с другой.

– Что?! И ты знала?!

Рита не поняла, кто задал вопрос, пока не сообразила, что ей отвечают.

– Знала. И все наши были в курсе. Витя особенно и не скрывал. Сама понимаешь – спортивный мир тесный. Лена – тренер по лёгкой атлетике из Москвы. Виктор сошёлся с ней, когда ты ждала Галку. Они вместе ездили на соревнования, сборы и даже на курорт.

Выронив телефон, Рита замерла, потому что белая метель вдруг слилась с белым небом и какое-то время она ничего не слышала.

– Рита, ты слушаешь меня?! Прости, Рита! – неистово верещала трубка из снежного сугроба.

Рита не стала поднимать телефон. Противно было к нему прикасаться.

Наверно, у неё должно было бы остановиться сердце, но ничего подобного не произошло, только дышать стало тяжко. Господи, что делать? Как жить дальше? Дрожащими пальцами она сорвала с шеи шарф и расстегнула пальто. В ушах звенело противным комариным писком. Спотыкаясь о засыпанные снегом бордюры, Рита вышла на центральную аллею и остановилась у гранитного обелиска с расколотым постаментом.

– Простите!

Рита обернулась и увидела пожилую женщину в ярко-красной вязаной шапке.

– Вы потеряли телефон.

– Спасибо!

Плечи женщины слегка дрогнули:

– Не подскажете, как пройти к часовне Ксении Блаженной?

Рита махнула рукой по направлению центрального входа:

– Идите прямо по дороге. Там увидите.

– Вы тоже к Ксеньюшке? – не отставала женщина.

– Нет, то есть да!

Не дожидаясь ответа, Рита круто развернулась вправо и почти побежала вперёд по длинной белой аллее.

* * *

– Девушка, осторожнее, вы поранитесь!

Рита очнулась от того, что кто-то держал её за плечи, а сама она стояла и колотилась лбом о шершавую стену.

«Где я? Зачем? Почему?» – вихрем пронеслось в мозгу сразу несколько вопросов, тут же растворившихся в потоке дурноты. В следующее мгновение она вспомнила, как прибежала к часовне Ксении Блаженной и припала ладонями к холодной кладке в капельках зимней испарины.

– Матушка, Ксеньюшка, помоги!

Больше Рита ничего не смогла придумать, потому что мысли не держались в пустой голове, стоном выплёскиваясь наружу. Какие-то люди усадили её на скамейку и сунули в руки бумажный стаканчик с чаем из термоса:

– Вот, попейте, вам надо успокоиться.

Стаканчик прыгал в руках, и несколько капель горячего чая вылилось на подбородок. Это привело её в чувство. Сгорбившись на скамейке, она некоторое время сидела неподвижно. Метель стихла, и снежные тучи осыпа ли землю редкими пушистыми хлопьями.

Со своего места Рита видела движение людей вокруг часовни, которые входили и выходили в распахнутую дверь. Две девушки рядом с ней на клочках бумаги писали записочки. Старушка в длинной юбке со свечкой в руках обходила часовню по кругу. Высокий мужчина с фотокамерой стоял и смотрел на церковный купол, словно бы размышляя, сфотографировать или нет?

Прежде Рита никогда не подходила сюда, сторонясь толпы. Её ещё трясло от нервного напряжения, но всё же здесь, вблизи часовни, дышалось спокойнее и легче. Глоток за глотком она допила чай и поднялась, потому что понемногу начала замерзать. Утром, когда она вышла из дома, рядом с ней маячило только горе, а сейчас к нему прибавились обида и опустошённость.

Рита достала платок, чтобы высморкаться, и встретилась взглядом с женщиной, что спрашивала у неё дорогу.

– У меня сын умирает, – сказала та, – говорят, если три раза с молитвой обойти вокруг часовни, то Блаженная поможет. – Её лицо исказила гримаса отчаяния. – Почему мы не в состоянии уберечь своих детей? От болезни не можем, от горя не можем, от несчастной любви не можем. Что нам остаётся? Только молиться за них. – Её голос дрогнул. – Как думаете, выздоровеет сын?

Ответа на вопрос Рита не знала, но поняла, что не имеет права промолчать, иначе женщина будет окончательно сломлена.

– Обязательно, – шепнула она со странным чувством уверенности в правдивости своих слов. Если бы это было иначе и святая не помогала, то разве шли бы сюда люди со своими надеждами?

Медленно, как будто под водой, она вошла в часовню.

Людей в тесном помещении набилось довольно много, поэтому Рита не сразу разглядела раку из белого мрамора, уставленную букетами цветов. Позади, в нише, мозаичная картина распятия. И везде свечи, множество свечей: на подсвечнике, в руках молящихся, в отблесках на стекле и зажжённых лампадках.

Поверх раки на мраморной крышке лежал крест, и молчаливая очередь медленно двигалась в одном направлении – приложиться к кресту.

Какая-то женщина отступила назад и пропустила Риту вперёд. В этой живой цепочке, среди людей, легче дышалось и думалось. Но самое главное, рядом с каждым человеком здесь стояла надежда. Окутанная запахом ладана, она была незримой связью между пришедшими и той, что покоилась под этими сводами.

– Ксеньюшка, заступница петербургская, умоли за нас Господа, – срывающимся шёпотом бормотал кто-то посредине толпы.

Когда подошла Ритина очередь, она растерялась и неловко ткнулась губами в прохладный мрамор. Наверное, за последнее время она выплакала все слёзы, потому что в глазах было сухо до рези.

Храни меня, Боже, ибо я на Тебя уповаю[32]32
  Пс. 15, 1.


[Закрыть], – тихим отзвуком пришло на ум слышанное ранее, и Рите показалось, что в этот момент Ксения Блаженная взяла на себя часть её ноши.

* * *

С того дня, как всплыла правда о предательстве Виктора, на душе легче не стало. Наоборот, к чувству потери прибавилась потребность высказаться, выяснить отношения, чтобы отделаться от острого состояния позора и униженности. Как он мог?! Как?! Мысленно Рита постоянно разговаривала с ним, что-то доказывала, о чём-то вспоминала. Теряла нить разговора и опять заводила длинный монолог из одних вопросов без ответов.

Рита совершенно перестала спать. Ночь за ночью она не смыкала глаз, а утром чувствовала себя полудохлой рыбиной с тусклой серой чешуёй и выдранными плавниками, которые уже никогда не шевельнутся в чистой воде.

«Есть только три способа вырваться из круга горя: забота, работа и молитва», – думала она про себя.

Казалось бы – просто и доступно для каждого, но самое сложное здесь – преодолеть то отчаяние и оцепенение, которые камнем давят душу. Хотелось отвернуться и лежать лицом к стене, не мигая, глядя на рисунок обоев в блёклых цветочках.

Тягостные размышления не отпускали, будоража непостижимой мыслью – зачем Виктор обманывал? Причем не разово, под влиянием минуты, а годами, год за годом нагромождая горы новой лжи. Почему не признался? Она поняла бы, отпустила, переболела, перестрадала. Никогда не стала бы препятствовать встречаться с детьми, не повисла бы камнем на шее. И Витя прекрасно знал это. Но вместо того чтобы поступить по чести, он сам жил в грязи и вывалял в грязи всю семью.

Уставившись на потолок в спальне, Рита перебирала в памяти отношения с мужем, ужасаясь тому, что не замечала очевидных вещей. Как-то раз, после возвращения из Германии, Витя подарил ей флакон дорогого парфюма, а разбирая чемодан, она нашла ещё один, точно такой же.

– Понятия не имею, как он туда попал, – засмеялся Виктор, – наверное, кто-нибудь из девчонок на вокзале перепутал сумки. Ты же знаешь, что они у всех одинаковые. Завтра спрошу на работе.

Ещё приходил на ум эпизод, как в канун Нового года Виктор спешно собрался и уехал в Москву, объяснив, что друг из сборной попал в аварию и необходима срочная мужская помощь: «Ты его не знаешь, Ритулька, потом познакомлю. Там такое дело, что только я могу разрулить ситуацию». Тогда она даже не догадалась поинтересоваться, кто этот друг, настолько слепо она ему доверяла.

Говорят, пришла беда – отворяй ворота. Но как быть, когда беда входит в уже распахнутые настежь ворота? Ответ на этот вопрос не находился.

Если бы не Рома с Галей, Рита могла бы не вставать с кровати сутками. Но дети побуждали к жизни, заставляя выталкивать из себя тот ком горечи, который, казалось, навсегда застрял в горле.

Она чувствовала, что её голос стал похож на клёкот раненой птицы, такой же сухой и низкий. Даже Лина вчера спросила, не больна ли она.

– Всё нормально, Лина. Спасибо за заботу. Я немного простудилась, но вечером попью чаю с мёдом и утром буду здорова.

Ей показалось, что ответ Лина не слышала.

* * *

«Твоё задание – украсть три простые вещи, – сообщила Лине эсэмэска в телефоне. – Фото обязательно».

Приказы раздавал Великий Гоблин, он же был администратором Игры.

При упоминании Игры Линины щёки всегда вспыхивали румянцем, а по сердцу проскальзывал лёгкий холодок сладкого ужаса от ожидания новых опасностей и приключений.

С тех пор как она зарегистрировалась в Игре, остальные события перестали иметь значение, став какими-то мелкими и неважными. Дома и в школе была застывшая в каждом углу скука, ненавистные уроки, глупые одноклассники и настырные взрослые. Настоящая жизнь была только там, в Игре, где каждый клик компьютерной мышки открывал новую тайну. Уже с первого задания Лина поняла, что попала по адресу и дальше будет интересно и страшно.

Чтобы доказать свою храбрость, новичкам предлагалось написать кровью кодовое слово из букв и чисел, сфотографировав камерой порез и подпись. Закусив губу, Лина чиркнула кухонным ножом по пальцу, а потом обмакнула в кровь зубочистку и вывела на ладошке кривые буквы входного билета в другой мир.

Сразу после выполнения первого задания Лине присвоили статус червяка. Чтобы заслужить следующий статус жука, надо справиться с десятью заданиями. Третьей ступенью была лягушка, за ней птица. Жук может съесть червяка, а лягушка – жука, и так далее по пищевой цепочке, которую проходят на уроках в школе. Сам админ группы имел статус Великого Гоблина, чьи приказы не обсуждаются. Судя по всему, админ был старшеклассником, а может быть, даже взрослым.

Пока Лина числилась червяком, но жить в игре казалось весело и интересно. Просыпаясь утром, она спешила войти в Интернет, чтобы с замиранием сердца проверить, не пришла ли новая команда, а если нет, то обсудить выполнение заданий других членов группы. Иногда задания сыпались одно за одним, а иногда приходилось ждать месяцами.

Сейчас в школьном рюкзаке лежали украденные в классе цветные карандаши и брелок-слоник. До нормы осталось раздобыть третий предмет. Лина вытерла о джинсы потные руки и в поисках добычи осмотрела комнату Маргариты Ильиничны. Шкатулка с драгоценностями не годится – слишком большая. Книжка – скучно. Хрустальная вазочка – неинтересно, игрушки Галки и Ромки – тупо и смешно.

Взгляд остановился на подоконнике, куда она поставила чашку с чаем. Если взять чайную ложку, то никто не заметит. Лина зыркнула глазами по сторонам. Сидя в кресле, Маргарита Ильинична читала вслух книжку про войну. Галька пристроилась рядом, двумя руками обняв её за локоть. Ромка слушал и жевал пирожок с капустой. Пирожки Маргарита Ильинична пекла вкусные. Лина почувствовала, что проголодалась, тем более что и в книге шла речь про еду. Прислушалась.

«Валентинка побежала в избу. На кухонном столе пыжилось пухлое ржаное тесто. Ребятишки окружили стол. Даже ленивая Груша встала пораньше. Даже Романок проснулся, хотя завтрак ещё не был готов.

– Жаворонков лепить! – крикнул Романок.

– Каких жаворонков? – удивилась Валентинка. – Из чего лепить? Из теста?»[33]33
  Воронкова Л. Ф. Девочка из города. М.: Детская литература, 1959.


[Закрыть]

Девочку Валентинку из книжки было жалко. У неё разбомбили дом, убили родителей, а сама она оказалась в деревне у чужих людей. Лина подумала, что она, наверно, похожа на Валентинку, потому что также никому не нужна: ни маме, что работает с утра до ночи, ни нянькам, ни учителям в школе, предпочитающим иметь дело с отличниками.

Не привлекая к себе внимания, Лина боком сползла с дивана и сделала шаг к окну, словно бы хотела проверить погоду. На улице весна давала о себе знать разливом луж в выбоинах асфальта и множеством мам с малышами на детской площадке. На горке, на качелях, в песочнице – всюду мелькали разноцветные шапочки и в форточка залетали детские голоса. Встав, чтоб прикрыть собой подоконник, Лина незаметно взяла чайную ложку и засунула её в карман джинсов. Это оказалось так просто, что она ощутила разочарование. С лёгкими заданиями может справиться любой дошколёнок, а шестой класс тянет на более высокий уровень игры. Шестиклассники – почти старшеклассники. Интересно узнать завтрашнее задание. Жаль, что сообщения от Великого Гоблина приходят утром, а не вечером.

Без спешки Лина выбрала самый румяный пирожок в вазе и вернулась на диван, потому что было интересно узнать, чем же закончится история про девочку Валентинку. Жуя пирожок, Лина представляла, как совсем скоро отправит в игру фото своей добычи и станет на одну ступень ближе к рангу жуков.

* * *

Нормальный сон вернулся, когда Рита отчаялась избавиться от бессонницы и думала, что навсегда обречена коротать ночь, перекатываясь с боку на бок на смятых простынях. Схлынуло какое-то внутреннее напряжение, державшее её в состоянии натянутой пружины, готовой вот-вот лопнуть и разлететься на острые металлические стружки.

Наверное, благотворно подействовало то, что удалось найти работу уборщицы. И так удачно – всего в паре автобусных остановок от дома, в книжном магазине!

«Не иначе Ксения Блаженная помогла», – подумала она, договариваясь об условиях работы.

– Время для уборки выбирайте сами. Главное – чистота и порядок. Но имейте в виду, что здесь много бумажного мусора в виде упаковки, так что на лёгкий труд не рассчитывайте, – сказала директриса – симпатичная женщина с россыпью мелких веснушек по всему лицу. – Наша прежняя уборщица ушла в декретный отпуск, – в районе талии директриса обрисовала руками окружность, – надеюсь, вы не последуете её примеру.

Под её испытующим взглядом Рита покраснела и сказала:

– Я вдова, и у меня уже есть двое детей.

Мысленно она успела рассчитать рабочий день до минуты: утром отвести детей в школу, затем бегом в книжный, уборка, бегом обратно, естественно пешком, ради экономии, потом за детьми. Благо, что в плотном графике не останется времени на бесплодные страдания.

Рита проснулась отдохнувшей и без ставшего уже привычным дикого сердцебиения. Одеваясь, она обратила внимание, что джинсы теперь можно снимать и надевать, не расстёгивая молнии. Такой худой она была десять лет назад.

«Зато не надо никаких диет, – сообщила она себе, чтобы приободриться, – ещё чуть-чуть, и мне придётся одалживать наряды у Галочки».

Улыбнувшись шутке, Рита сама удивилась своей улыбке. Было в ней нечто странное, натужное, словно бы в заржавевшем замке поворачивался ржавый ключ.

«Наверное, придётся заново учиться улыбаться», – подумала она и снова улыбнулась, уже легче, хотя губы с трудом поддавались тренировке.

Раннее утро звенело в окно весенней капелью. Гомон птиц за окном сливался с шумом ветра и звуками отъезжающих автомобилей. То здесь, то там в доме напротив зажигались окна. Какой-то отчаянный мужчина, несмотря на морозец, в одних плавках делал на балконе зарядку. Неужто пришла весна? Вечером казалось, эта зима останется в городе навечно, а вот поди же ты, семь утра, а на небе уже пробивается лиловая полоса рассвета. Скоро густо-лиловое размоется, порозовеет, заиграет новыми красками и обольёт город ведром солнечного света.

Оказывается, иногда очень трудно заметить весну на дворе. Она вспомнила женщину у часовни Ксении Блаженной, которая молилась за сына, и рука сама потянулась перекреститься:

– Господи, спасибо Тебе за счастье видеть своих детей здоровыми и сытыми. Больше мне ничего не надо.

От мысли о детях Рита улыбнулась уже в третий раз, отпраздновав в душе маленькую победу над унынием и депрессией. Она боялась поверить ощущению конца бега по длинному тёмному коридору, где за каждым поворотом ожидала очередная подножка. Вдруг это ошибка и вокруг с новой силой заколышутся безнадёга и отчаяние? На данный момент Рита была уверена только в одном: она ни за что и никогда не хотела бы вернуться в благополучное, но лживое прошлое.

* * *

Новое игровое задание Лина получила на уроке математики. Не отрывая глаз от учительницы, она опустила руку в карман, где вибрировал корпус телефона. От предчувствия опасности у неё загорелись кончики ушей и дышать стало легко и свободно. Пользоваться гаджетами запрещалось категорически. Не хватало ещё, чтоб телефон отобрали и отдали маме в кабинете директора.

Учительница мучала двоечника Кукушкина. Красный как рак, он стоял у доски и бубнил что-то невнятное про умножение дробей. Соседка по парте рисовала в учебнике обезьянью мордочку. Колька Трофимов жевал жвачку, Петька Васильев корчил рожи всем, кто смотрел в его сторону.

От нетерпения Лина едва не подпрыгивала, но заставила себя не делать лишних движений.

«Что там? Что?» – молоточком билось в мозгу.

«Что там? Что?» – истошно верещали за окном птицы.

«Что там? Что?» – выстукивал по доске мелок двоечника Кукушкина.

Выпрямив плечи, она скосила глаза на экран. Прочитать задание хватило одной секунды.

«Перебежать дорогу перед машинами. Мобилу поставить на запись и держать в руках. Жду отчет!»

Лина почувствовала, как сердце сначала подпрыгнуло к горлу, а потом провалилось куда-то в живот и снова подпрыгнуло. Предыдущий урок посвящался правилам дорожного движения, и в памяти ещё сидели жуткие кадры разбитых автомобилей и забинтованных детей.

– Красный свет – дороги нет, – сказала учительница. – Кто не хочет ездить в инвалидной коляске, должен зарубить это правило у себя на носу.

Для закрепления материала учительница включила учебный фильм, где на манекене показывалось, что бывает с человеком после аварии.

В раздумье Лина постучала себя по кончику носа: одно дело украсть, и совсем другое – перебежать дорогу под колёсами транспорта и превратиться в безголовый манекен: руки отдельно, ноги отдельно, волосы накручены на бампер. Бррр! Мерзость какая!

Её мысли прервал строгий голос учительницы:

– Лина, не отвлекайся, записывай примеры в тетрадку.

Чтобы учительница отвязалась, Лина наскоро списала с доски примеры и стала смотреть в окно на проезжающие автомобили. Раньше, сидя в машине, она никогда не обращала внимания на скорость, а сейчас казалось, что колёса крутятся с неимоверной быстротой. Но перебежать всё-таки можно. Главное, нестись стрелой без остановки и не оглядываться. Остановишься – смерть.

На переменке она ходила задумчивая, впадая то в страх, то в радость от предвкушения удачи. Если спланировать правильно, то вечером отправит запись исполнения приказа Великому Гоблину и он возведёт её в статус жука. Но чтобы сделать лучше всех, надо постараться перебежать дорогу не легковушке, а грузовику!

Три следующих урока Лина прокрутилась как на иголках, и когда за ней пришла Маргарита Ильинична, была готова немедленно мчать наперерез потоку машин, только бы скорее, только скорее!

– Здравствуй, Лина! Какая ты сегодня румяная, – похвалила Маргарита Ильинична. Галя и Рома стояли рядом и дружно кивнули в знак приветствия. Своих детей нянька забирала первыми. – Проголодалась? У нас на полдник сегодня винегрет и коржики.

– Ненавижу винегрет, – процедила Лина из вредности, хотя на самом деле винегрет ела с удовольствием.

Она думала, что Маргарита Ильинична огорчится, но та согласно пожала плечами:

– Ну что же, придётся тебе обойтись одними коржиками. Если ты не возражаешь, то зайдём в магазин и купим молока.

Ещё бы возражать! Удача сама катила в руки, потому что путь в фермерский магазинчик пролегал через широкую трассу со множеством фур и грузовиков. От радости Лина удостоила взглядом Галю и подмигнула Ромке.

Тот оторопело уставился на её сияющее лицо:

– Ты что, пятёрку получила?

– Ага. Две пятёрки и одну четвёрку, и скоро получу приз, – загадочно сообщила Лина.

На неё нахлынуло чувство безудержного веселья, и она всё время хихикала, пока не стала икать.

– Прекрасно, что у тебя хорошее настроение, – заметила Маргарита Ильинична, – мы редко видим твою улыбку.

По мере приближения к дороге Лине становилось тревожнее и радостнее.

Маргарита Ильинична остановила детей у светофора. Рабочий день закончился, и транспортный поток шёл такой плотный, что дорогу с успехом удалось бы пересечь по крышам машин, перепрыгивая с крыши на крышу.