Текст книги "Дом. Гиблое место"

Дом. Гиблое место

Глава 1.

Зимний лес озарился фиолетовым сиянием. Внезапный порыв ветра сорвал снежные шапки с верхушек вековых сосен, и снежинки беспомощно закружились в вихре.

Тин вынырнул из сугроба, отчистил от снега лицо, рот, руки, раскрыл глаза и в ужасе замер. Было достаточно одного взгляда, чтобы понять – это то самое место: запретное, страшное и опасное, а потому запертое на границе северного леса. Деревья нависали грозными сводами и казались выше и толще обычных. Ходили слухи, что они подавляют волю заблудших странников, нагоняют сумрак в души, превращая их в призрачных существ. С востока лениво ползла тьма, обволакивая чернотой все, к чему прикасалась, и постепенно заполняла лес. Прикосновение с ней, согласно поверью, грозило неминуемой смертью.

Тин быстро выбрался из сугроба, а затем побежал на редкие лучи уходящего за горизонт солнца. Позади вдруг что-то закопошилось и зашипело. Тин обернулся – тьма его заметила! Она вырастила копну щупалец и, отталкиваясь ими от деревьев, ускорилась и заторопилась следом. Тин побежал быстрее. Шипение за спиной усилилось. Иногда тьма почти догоняла его с открытой пастью, но каждый раз Тин отскакивал в сторону, и мрак смыкался без добычи.

Вдох-выдох. Вдох-выдох. Все быстрее и быстрее. Ещё толчок. Ещё метр… Бум! Все закружилось и понеслось редкими кадрами под снежный уклон.

– Только не овраг! – подумал Тин и открыл глаза.

Перед ним лежало широкое белое поле. За спиной чернел лес, откуда уже показались первые щупальца тьмы, а на самом западе возвышался тяжёлый каменный дом, окружённый высокой оградой. Ещё издалека были видны массивные ворота, неприветливые башни, украшенные звериным барельефом, и тёмные окна. Именно этот дом, помнил из страшного поверья Тин, был источником неизвестной никому катастрофы, что заперла от всего живого мира это злосчастное место.

Но отступать было некуда. Холодные лучи заката спешно покидали землю, уступая место ночи. Тин побежал к дому, что было мочи. Иногда ноги по колено увязали в снегу, и бег сменялся ходьбой. Тьма тоже замедлилась: щупальца ей больше не помогали, отталкиваться ими посреди поля от деревьев она больше не могла.

Тин добрался до ворот. Люди заперли их на совесть, уходя навсегда. Прощаясь с домом, они навесили огромные железные замки, которые за долгие годы основательно проржавели, а потому не открылись бы ни за что и никаким заклинанием. Тин нахмурился. Где-то обязательно должна быть лазейка: подкоп или испорченная секция. Вход точно есть. Последние живые существа, оставшиеся после наступления вечной зимы, могли укрыться только здесь. Он побежал вдоль забора и спустя несколько минут нашёл лаз: два прутка ограды позади дома стояли немного шире друг от друга. Тин протиснулся сквозь них и помчался ко входу, огибая дом.

Темнота сгущалась. Солнце почти зашло за горизонт на западе, как раз позади дома. Нужно успеть! Тин точно знал, что дом откроет двери. Иначе быть не могло. Осталось только добежать.

К крыльцу бесшумной поступью подкрадывалась тьма. Последние метры Тин бежал, не чувствуя ног. Вот первая ступень, вторая, третья… Площадка… Дверь.

– Пусти! – Он задыхался. – Порядок… строится… с меня, закон… един и… для… тебя.

Массивные створки, заскрипев, начали отворяться. Тин заскочил внутрь и захлопнул совсем немного успевшие приоткрыться двери. И с первым же шагом понял: дом ему не рад.

Освещение в холле отсутствовало. И пусть глаза Тина могли немного видеть в темноте, он был бы рад сейчас любому огарку свечи. Свет мог хотя бы ненадолго разогнать страх. Огонь он умел вызывать, было бы только где его разжечь. У дальней стены он обнаружил камин и стопку дров. Странно, что за все эти годы, тайные жители дома не воспользовались ими. Чего они боялись: привлечь к себе внимание дымом из трубы и светом в окнах или растревожить дом? Ему дом не навредит, а все что может прийти на свет и дым, в дом проникнуть не сможет.

Тин набросал в камин поленьев и приказал разжечься огню. Мягкий свет озарил холл. Вокруг что-то зашуршало, заскрипело, заторопилось и снова утихло.

Тепло укутало Тина незримым пледом, и, успокоив, убаюкало до утра. Сегодня ночью ему приснится Иса. Беда, которая случилась с ними по вине Тина, осела черным пятном на его совести. Теперь он один в ответе за две жизни.

Глава 2.

Первые лучи рассвета подозрительно подкрались к Тину, забрались к нему на ноги и, уже осмелев, легли на лицо. Тин тут же проснулся.

Вокруг все было тихо и недвижимо. Камин догорел ещё ночью. Кресла, диваны и шкафы покоились под белыми простынями. На круглом резном столике стоял одинокий канделябр в форме раскидистого дерева.

Где-то должна быть кладовая, – подумал Тин и пошёл в направлении кухни. Всё кухни как правило располагались на северной стороне дома. Так уж полагалось.

На кухне он обнаружил давно не топленную печь, укрытые простынями шкафы, столы и буфет. Кладовая была ещё дальше. В ней он нашёл основательно початые мешки с сухарями, нетронутую муку, соль и специи, солонину, сушёные травы и ещё кучу мелких мешочков и баночек.

Захватив с собой горсть сухарей, он отправился дальше обследовать дом.

Вслед за большим холлом располагалась огромная гостиная. Скорее всего, когда-то она служила и бальным залом своим хозяевам. Её украшали резные цветочные своды, массивные настенные подсвечники и огромные зеркала, которые сквозь толстый слой пыли призрачно мерцали в свете солнца, проникшего сюда из холла. В одном из них отразилось небольшое курносое существо, круглолицее и косматое. Тин поморщился, глядя на себя, и попробовал ладошкой уложить непослушные тёмные волосы, которые вчера побывали в сугробе, а потом неосторожно были высушены в самой невообразимой форме у камина.

Из другого конца холла шли двери в кабинет, каминную и большую, обстоятельно подобранную библиотеку. Там было так же тихо и пыльно, как и везде, но едва уловимые шорохи то тут, то там наполняли весь дом. Люди бы ни за что не услышали ни слабый шелест портьер и простыней, укрывавших мебель, ни короткие шепотки под столами, креслами и шкафами. В один момент Тин уловил воровато-неловкую возню в кладовой на другом конце дома. После чего возня сменилась осторожным хрустом и чавканьем.

На второй этаж вела большая дубовая лестница. Она заканчивалась полукруглым холлом с тремя высокими дверями. По бокам двери вели в небольшие спальни. В каждой стояло по туалетному столику, креслу рядом с камином и большой кровати, на которой кроме матраца ничего не было, зато из-под кровати выглядывал уголок толстого одеяла и местами торчала бахрома покрывала. Над кроватями свисали бордовые балдахины, а окна были занавешены изумрудно-зелеными портьерами. Тин первым делом раздвинул их, пустив дневной свет в обе спальни. Окна оказались широкими дверными створками, ведущими на заснеженные террасы.

Странным казалось наличие в коридоре средней двери. По всем правилам домостроения вместо неё должен тянуться открытый коридор (он же портретная галерея) со множеством дверей в детские, игровые комнаты, а также прочие личные и гостевые покои. Но третья дверь уверенно присутствовала в холле и при этом не желала открываться. Это было второй странностью. Тин озадаченно почесал в затылке. Все двери дома обязаны были по законам мироздания открываться перед ним.

Он ещё раз настойчиво подёргал продолговатую ручку, один раз даже упёрся ногой в косяк, при этом почувствовал, как загудел рассерженный дом. Бесполезно.

Дом жил своей жизнью, у него больше не было ни хозяев, ни хранителей. Они все ушли и бросили его накануне вечной зимы. Но сердце дома не умерло, оно переболело и научилось жить и биться только для себя.

Тин отступил. В нем все смешалось: горечь, сочувствие, беспомощность, злость и стыд за таких как он. Пусть люди зачастую не умеют любить, но для домового дом – не просто оплот и друг, а почти дите.

–Прости нас, – прошептал он и положил ладошки на запертую дверь.

Дом молчал.

Глава 3.

К вечеру стало наконец-то тепло: Тин затопил камины в холле, малой гостиной и библиотеке. Затем он растопил печь на кухне, приготовил лепешки с пряностями на воде, вскипятил чайник и даже нашёл мяту с листами смородины в одном из мешочков.

Комнаты преобразились: простыни исчезли в шкафу, полы были вычищены и вымыты, пыль стерта. Тин развернул несколько ковров и бережно расстелил во всех прогретых помещениях.

Наведение порядка и уюта было его стихией. Голова начинала думать яснее, мысли выстраивались ровными шеренгами, а на сердце становилось немного легче.

Нужно было найти Ису! Найти и вытащить обратно в привычный тёплый мир.

Последний год в школе домоводства они очень сдружились. Иса вообще был первым и единственным другом Тина. Остальные не обращали на него внимания, а если и обращали, то либо для того, чтобы списать домашнюю работу, либо для самоутверждения. Над ним обидно подшучивали, но, в основном, просто высмеивали за простоту и наивность. Так считали его одноклассники. Они принимали его кротость и доброту за глупость, а нежелание раздувать ссору – за трусость. Его настолько не брали в расчет, что даже тот факт, что он был лучшим учеником во всей школе, не вызывал в них ни конкуренции, ни даже толики зависти.

В итоге Тин замкнулся и жил в своем маленьком мирке один целых четыре года ровно до того момента, пока не спас Ису от страшной двойки, грозящей отчислением. Собственно, произошло это совершенно против желания Тина. Но так или иначе, судьба была в тот день настроена решительно. Сначала она посадила их рядом на итоговом зачете по травохимии. Затем выветрила окончательно из Исиной головы остатки воспоминаний о предмете и под конец зачета локтем Тина опрокинула его котелок. И пока ошарашенный Иса неморгающими глазами смотрел на грустного товарища, который обреченно отдал ему свой котелок, судьба завершила свой замысел. Она заставила Ису увидеть Тина.

В финале своей пьесы судьба была особо благодушна. Удивленный преподаватель поставил Исе отметку "отлично", а Тин, молча проглотивший упреки за невыполненное задание, был отправлен на пересдачу, а не отчислен, и то только потому, что всегда лучше всех учился. Так и началась их дружба, длиною в год.

Первое время Тин отчаянно закрывался от любого общения. Ему сложно было поверить в искренность Исы. Он постоянно ожидал подкола, издевки, да хоть чего. Он знал, что в итоге это все окажется очередной обидной шуткой. Но Иса был весьма назойлив и сдаваться намерений не имел. А уж его умение находить Тина в самых неприметных уголках школы и вовсе не оставляло последнему шанса.

Иса вообще был настоящим оптимистом, всегда верил в лучшее, и неизменно заражал окружающих жизнерадостным настроем. Его длинный носик вечно совался во все дела без разбора и порой наводил в них настоящий бардак. Но сердиться по-настоящему на него не получалось. Стоило рыжим кудряшкам появиться в поле зрения, как казалось, что улыбка растягивается сама по себе. Ещё одним неизменным атрибутом Исы была зеленая жилетка с мелкими синими листочками. С ней он никогда не расставался и было большой загадкой, когда он успевал её стирать. Бывало, Иса обижался на кого-нибудь и начинал мелко пакостить, но как правило, после пары пакостей обидчика он прощал, считая себя отомщенным: долго дуться ни на кого у него не получалось.

Спустя неделю Тин начал сомневаться в злокозненности одноклассника, а спустя еще две и вовсе отпустил ситуацию, разрешив себе довериться кому-то кроме себя.

Робость Тина и яркая общительность Исы приводила в недоумение всю школу. Но эта взрывоопасная смесь оказалась стабильной и не собиралась ни взрываться, ни растворяться одно в другом. Она жила и крепла с каждым днем.

Отличником Иса не был никогда. Почему-то домоводство не давалось ему просто. Иногда казалось, что он специально путает соль с сахаром, готовя пирог, чтобы подшутить над преподавателем, который был вынужден пробовать все произведения учеников.

Словом, Иса был весьма необычным домовым.

Загадка эта раскрылась перед самым главным экзаменом в жизни домового. Это был не просто экзамен, а распределительный отбор. Из века в век он переходил неизменным, и никто не осмеливался менять эту традицию.

В абсолютно тёмную комнату помещали одну из реликвий рода. В теплом мире их осталось всего десять: метла, подкова, ложка, лапоть, семена льна, кувшин, медная монета, дудочка, ступка и счёты. В Таррийской школе это была ложка. Её берегли за семью замками и доставали один раз в год в равноденствие специально для проведения ритуала.

Каждый домовой по очереди заходил в тёмную комнату и просил дать ему дом, обещая быть хорошим хозяином. Никаких специальных фраз для этого не было. Каждый сам думал, что сказать, но слова эти обязательно должны идти от чистого сердца. Реликвия впитывала слова, эмоции, страсть каждого входящего и находила ему один дом на всю жизнь. И после того, как домовой выходил из комнаты, он оказывался в избранном ему месте. Поэтому прощались до нескорых встреч школьные друзья накануне этого события.

Иса не находил себе места. Когда Тин подошёл к нему, Иса не выдержал и расплакался. Растроганный Тин хотел обнять друга, но тот отстранился и мрачно посмотрел в его глаза.

– Мне страшно, Тин. Ты знаешь, я плохо управляюсь с домоводством. Из меня не получился домовой. Но я так мечтала об этом!

Тин удивлённо уставился на товарища, не понимая до конца услышанное.

– Мечтал? Но ты и есть домовой. Ты тот, кем рождён этим миром. И другим стать не можешь.

– Нет… – По щекам Исы с новой силой заструились слезы. – Я не домовой. Я кикимора, я она.

Тин смотрел на Ису, и смысл сказанного тяжёлыми ртутными каплями начал просачиваться в его сознание.

Иса не была домовым. Она обманывала всех столько лет! И главное – она обманывала его. А он наивно думал, что наконец нашёл друга, который не забудет его спустя пять лет после дня отбора, пока они будут обживать свои дома без возможности отлучиться. И он ошибся. Нет, это она его предала. Она не может быть его другом! Она чужая!

И он молча отвернулся от неё.

Она плакала.

– Я все та же.

Он ничего не ответил, сжал руки в кулачки и быстро зашагал прочь.

Утром его разбудил кошмар: через его ладони сочился мрак, окутывая шкафы, стол и кованый сундук, изрисованный крупными жёлтыми цветами, в небольшой квадратной комнате. Они начинали чернеть и растворяться в нем, как в жгучей кислоте, растекаясь липкой лужей под ногами.

Тин сел в кровати и вспомнил вчерашний разговор с Исой. И только тут понял весь ужас ситуации. Она настолько хотела стать одной из них, что готова была отвергнуть свою суть. И если она зайдёт в распределительную комнату, реликвия её уничтожит. А зайдёт она туда неуверенной в себе и отвергнутой другом. И тогда выход комната откроет ей прочь из их мира, где она не смогла принять себя. А в том месте долго ей не прожить.

Нужно её найти!

Исы в её комнате не было. Не было её ни в столовой, ни в общей зале. Он обыскал всю школу и, не найдя подругу, успокоился, решив, что она просто ушла. Так он и думал до того момента как увидел её рыжую упрямую головку, исчезающей в проёме двери тёмной комнаты.

Тин ринулся к ней, но дверь уже захлопнулась. Он зажмурился от нахлынувшей волны ужаса, ожидая вспышки, раската грома, да хоть чего, но только не гнетущей тишины.

Следующий домовой взялся за ручку дверцы. Тин оттолкнул его, запрыгнул в комнату и закрыл дверь. Он не знал, что и как правильно сделать, но сердце сказало за него все само. Когда он открыл дверь опять, его встретило уже не привычное тепло, а холодный снег чужого мира.

Глава 4.

Почётно ли быть кикиморой? Наверно, да. Следить за человеческой составляющей дома, помогать хозяевам, перевоспитывать их или изживать из жилища – ее прямая обязанность. При этом кикимора не привязана на всю жизнь к одному дому, а вольна сама выбирать где и с кем ей жить. Главное, договориться с домовым. Последнее, пожалуй, самое сложное.

Для домового порядок – искра жизни, а для кикиморы – средство поощрения или наказания. Поэтому зачастую мелкие пакости последней рушат святой порядок в доме. Исчезают или прячутся, а то и вовсе портятся нужные в хозяйстве вещи, раскидывается мусор везде, вплоть до детской колыбели, рвутся лучшие простыни и парадная одежда. И тянется это до тех пор, пока потерявший терпение домовой не выгонит кикимору из своего дома.

Хорошая кикимора, чьи методы перевоспитания быстры, эффективны и при этом мало разрушительны, ценится на вес золота. Ей любой домовой в ножки поклонится, лишь бы она у него жила.

Но такие особы весьма редки. В большинстве своём кикиморы нетерпеливы, быстры на расправу и весьма неаккуратны. Вот и гоняют их отовсюду.

Так и получается, что кикимора всю жизнь проводит, кочуя из дома в дом на правах гостьи. И продолжительность проживания в том или ином месте зависит не от её желания, а от степени спокойствия домового и добропорядочности хозяев.

Единственное, что было постоянного у кикимор – это место их рождения миром. Будь то озеро или дерево в лесу, но оно имело огромное значение, так как служило источником их силы. В любой момент кикимора могла вернуться к нему, подпитаться энергией и воспрянуть духом.

Иса не помнила свое место рождения. Первое, что лежало незримой страницей в её памяти – это ветка упавшего дерева, державшая её на плаву в быстром ручье. Забравшись по ней на мертвый ствол, она пыталась вглядеться в виляющую водную нить, но понять откуда принесли её воды было невозможно. Вариантов было тысячи. Она долго искала родное место, но тщетно. И все последующие годы Иса мечтала о нем, пока её мечта не трансформировалась в желание обладать хотя бы просто своим домом.

Так и родилась мысль состричь непослушные волосы и выдать себя за домового, поступив в школу домоводства. Природная взбалмошность и нетерпеливость помешали ей продумать все до конца. Поэтому проблемы Иса решала по мере их поступления и к самой главной – распределению – была абсолютно не готова. Не найдя способы разрешения последней и самой важной задачи, она запаниковала и совсем расклеилась. Ей бы место силы в тот момент, но его она не знала, а лучший друг отвернулся от неё за обман. Теперь перед Исой встал выбор: бежать прочь или идти до последнего наперекор всему. И тут кикиморская вредность взяла верх над разумом. Знала бы она чем это обернётся заранее!

Из распределительной комнаты Иса вышла в непроглядный мрак. Он тут же окутал её всю и не спеша вплелся в сознание, погрузив и в небытие, и в вечность одновременно.

Глава 5.

Приближалась ночь. За окном сгустилась тьма и обволокла весь дом. В холле и библиотеке весело потрескивали горящие щепки. Тину для уюта хватило бы и одной библиотеки, но ему было жаль тайных обитателей дома и хотелось подарить им хоть толику тепла. Он знал, что они еще боятся его и прячутся кто где.

Страшно было даже представить их всех вперемешку – и добрых, и злых, успевших укрыться здесь в последней надежде прожить ещё хоть день. Как они уживались все эти годы? Каждый сам по себе? Как пережидали длинные ночи вечной зимы без огня, когда в каждое окно заглядывал смертельный мрак, сливаясь с безобидным сумраком дома?

Тин занавесил на ночь все окна. Нагрел на печи воду и заварил разные травки: кому полынь, кому мяту или ромашку. Корень папоротника он заваривал с особым трепетом. Это был любимый напиток Исы. Этот отвар он поставил перед закрытой дверью второго этажа. Остальные расставил на кухне и в холле.

Дом наполнился тёплым ароматом уюта.

Весь день Тин думал, как быть. Иса должна находиться здесь, раз комната отправила его вслед за ней. Но уверенности в этом не было. Возможно, она пропала в лесу. Куда же открылась её дверь?

Плохие мысли он старался отгонять подальше. Одно он знал точно – если Иса ещё жива, то только здесь. Вне этого дома выжить у неё не было ни одного шанса.

Раз на первом этаже и в подвале её нет, значит остаются запертая часть второго этажа и чердак. Но если дверь не открыть, как туда попасть?

Дом упорно молчал. Тин пробовал восстановить с ним связь, но тщетно. Хорошо ещё, что он не гасил свои камины и печь и не запирал остальные двери.

– Спасибо тебе за это, – выдохнул Тин в задумчивости. Благодарить и в самом деле было за что. Сколько жизней спас дом, просто пустив к себе всех без разбора! И его, Тина, он тоже не обязан был пускать, ведь произнесенное перед входом заклинание перестало быть для дома законом. Это он понял ещё утром на втором этаже.

***

Тин ходил кругами по библиотеке, раздумывая над проблемой, и поправлял выступающие корешки книг.

Неожиданно он услышал короткий писк. Тин остановился. Тишина. Он подождал минутку и продолжил расстановку. Очередной писк заставил его замереть на месте и прислушаться.

Звук был совсем рядом.

Послышалось недовольное сопение, и книжка, которую он только что выровнял по линии других, слегка выдвинулась опять.

–Вылезай, не обижу я тебя, – сказал Тин, устало. – Ну или сиди там, если тебе так хочется.

Из-за книги очень осторожно высунулась крохотная белобрысая фигурка. Пару раз фыркнула, рассматривая ошарашенного Тина, потом уже смелее села на край полки. В конце концов, её здорово развеселило крайне удивленное лицо нового постояльца, и она захихикала в кулачок. Через минуту рядом с ней сидела и хихикала ещё одна такая же фигурка.

Это были пикси – лучшие помощники домового, шкодливые и добрейшие существа, но очень редкие. А тут сразу две, под одной крышей! За всю свою жизнь Тин видел такое существо только однажды, в комнате главного домового Таррийской школы, да и то мельком.

–Но как?.. Почему?..

Пикси встрепенулись, но ничего не ответили. Обычно пикси не селились больше, чем в одиночку под одной крышей. Мало того, жилье выбирали только с чистой дружеской атмосферой и светлой энергетикой, что совершенно не вязалось с этим домом.

– Где же ваш домовой?

Одна из малюток недовольно дёрнула плечиком и развела руками.

Тин непонимающие смотрел на неё.

– Что здесь произошло?

Обе понурили головы, не проронив ни слова.

– Да что ж такое!

Пикси посмотрела вопросительно на вторую и выступила вперёд.

– Мы не говорим о прошлом, – пропищала она. – О нем нужно забыть всем. Рассказывать об этом – значит, оживлять все плохое, что было. И тогда станет ещё хуже.

– Да куда уж там.. – проворчал Тин.

– Так и было сначала. И когда она пропала, и все узнали, и он ушёл… все изменилось, и дом умирал… тогда и было… – сбивчиво защебетала пикси.

Тин замотал головой.

– Подожди, я ничего не понимаю. Объясни все по порядку, – попросил он.

Малышки, сцепив руки, решительно замолчали.

– Ну хорошо, – нахмурился Тин. – Тогда задам вопрос почти о настоящем. Не появлялся ли здесь вчера кто-нибудь?

Пикси энергично закивали.

– Где же она тогда? – Тин не верил своему счастью. Значит, Иса здесь!

– Она? – нахмурились пикси, пристально рассматривая домовенка. – Ты не похож на девчонку.

– Да не я! Девочка, рыжая, с кудряшками! – закричал в отчаянии Тин, и даже закрутил крендельки на своих волосах.

– Вчера был только ты. За последние восемь лет больше никто не приходил, – обиженно проговорили пикси.

В душе у Тина все упало… Неужели он ошибся, или комната его не услышала? А может, Иса просто погибла в снегу, не добравшись до этого дома? Глаза защипало от слез. Все это время он гнал похожие мысли вон от себя, не давая им и шанса просочиться своим ядом в сердце. Но сейчас они лавиной обрушились на него, и под их тяжестью он осел на ковёр и закрыл ладошками лицо.

Рядом тихо скрипнула половица. Тин поднял голову и увидел круглое как шарик зеленое существо с двумя рядами острых ушей и таким же острым носом с очень широкими ноздрями. Это был богл. Он держал в руках чашку настоя мелиссы, судя по запаху, и неуверенно переступал с ноги на ногу.

В конце концов он поставил напиток прямо на ковер и развернулся к выходу.

–Подожди! Спасибо тебе, не уходи! – сказал Тин боглу, и посмотрев на две маленьких растерянных фигурки пикси, добавил:

– Простите, что накричал на вас, вы ни в чем не виноваты… Я просто думал… – он шмыгнул носом, – думал, что моя подруга здесь. Она попала в беду из-за меня. И я не знаю теперь, что с ней…

Тин рассказал свою грустную историю. Под конец рассказа, в библиотеку зашли ещё несколько существ, которые прятались все это время за дверями.

Двоих из них Тин смог распознать сразу. Первый был точно гоблином – темнокожий, сгорбленный, с длинными ручищами. На голове у него сидел красный колпак, надвинутый почти на глаза, которые беспрестанно бегали туда-сюда. Он пододвинулся поближе к боглу и, в конце концов, спрятался за ним. Всем известно, что боглы и гоблины родственники. Вот только боглы серьёзны и справедливы, не дают в обиду вдов и сирот и мстят как следует тем, кто вздумает вредить им. А гоблины от природы потешаются над всеми подряд, да и пакости устраивают без разбора, причём далеко не мелкие. Но у этого гоблина вид был ни капли не проказливый, а затравленный и испуганный.

Вторая фигурка принадлежала наверняка лепрекону. На нем была треугольная шляпа, традиционно зелёные штаны и большие стертые башмаки, когда-то в прошлом коричневого цвета. Трубка была вопреки обычаю засунута в кармашек обветшалой рубашки, а на шее под тканью поблескивала подвеска непонятной формы. Взгляд был задумчивый и серьёзный. Ни страха, ни смешинки – только тяжёлая грусть, с вплетенным в неё сомнением.

Последнее существо он видел впервые. Это была невероятно красивая маленькая девушка с большими светло-зелёными глазами и воздушными золотыми локонами. Слушая Тина, она устало прилегла рядом с камином. Видно было, что каждое движение даётся ей тяжело, во взгляде отражалась бесконечная усталость. Её нежная красота вкупе с болезненной слабостью, рождали пронзительную жалость и желание уберечь ее от любых бед.

–Я нимфа, – сказала она, поймав на себе сочувственный взгляд. – Других больше здесь не осталось. Природа умирает. И я вместе с ней.

Она грустно улыбнулась уголками губ и положила голову на руки. Этот короткий разговор забрал последние силы.

Тин снял плед с кресла и бережно укрыл ее.

–Зря ты считаешь, что она на втором этаже, – проговорил лепрекон. – Уже много лет эту дверь никто не открывал. Пробраться туда иными путями невозможно.

–Думаю, что все же можно! – осенило вдруг Тина. – Это зависит от того, куда открылась её дверь.

И он рассказал об особенностях распределения домовых.

Лепрекон нахмурился и отошёл вглубь библиотеки.

– Сетар туда даже Ки и Поль не пускает, – сказала чуть слышно нимфа, кивнув на затихших пикси.

Последние активно закивали.

–Там сердце дома. Он говорит, что если туда проникнут злыдни, дом умрет. А вместе с ним пропадем и мы. – Последние слова она договаривала почти шёпотом.

–И пока Гоба не истребит последнего вредителя, двери будут закрыты! – раздался непреклонный голос лепрекона.

Богл развёл руками.

– Их слишком много, Сетар.

За окном раздался заунывный вой зимнего ветра. Голые ветви деревьев, стоящих рядом с домом, заскрежетали по оконным стеклам. Всем стало тоскливо.

Заручившись помощью богла по имени Гоба, Тин притащил из спален второго этажа несколько одеял, которые вытащили из-под кроватей, и разместил новых друзей на ночь в прогретой библиотеке.

***

В эту ночь дом нашептывал ему странный сон. Даже в дреме Тин понимал, что это не его мысли.

Он видел начало весны. Над домом стояло яркое солнце, из трубы вился дымок. По льду небольшой речки скользила маленькая девочка. За обе руки её держали маленькие чёрные существа и уводили все ближе к центру реки. Лёд там был более тёмный, а значит – менее прочный. Девочка заливисто смеялась, не замечая перемен. И вдруг в какое-то мгновенье она беспомощным грузиком провалилась в воду. Пара шлепков руками по воде, – и намокшая тяжёлая шубка утащила её окончательно вниз. Чёрные существа прыгали рядом, даже не пытаясь помочь, и, казалось, им нравилось это чудовищное происшествие. Сердце Тина рванулось туда, к реке. Но он словно бы видел это из окна, где-то на втором этаже. Он даже закричал и … проснулся.

Глава 6.

Утро встретило обитателей дома забытым аппетитным запахом овсяной каши. Тину не спалось. Он отчётливо помнил ночной сон. Каждую деталь он прокручивал в памяти вновь и вновь и каждый раз ему казалось, что нечто невероятно важное ускользает.

– Как вкусненько! – пропела Поль.

– Настоящая… горячая…– кивая, причмокивала вторая пикси.

– Отчего же вы раньше сами не варили еду? – удивился домовой.

– Так печь то не разжигалась! – удивились в ответ все.

Тин замер, и за это мгновенье все знания, полученные в школе, вереницей пронеслись у него в голове. Запахло палеными плюшками, сказала бы Иса.

Он то думал, что печь и камины дом позволил растопить по доброте своей, да и двери открыл, сжалившись над ним. И что постояльцы просто боялись прорезать ночной мрак светом окон. А тут оказывается, что дом и вовсе не намеревался никому помогать, а просто вынужден был послушаться его, непутевого домового!

В каких случаях чужой дом не может сопротивляться домовому? Ответ простой и однозначный – ни в каких!

И что же это значит?

А значит это одно – катастрофа!

Дверь открылась в то место, куда возможно вышла Иса, но однозначно рядом с домом, который теперь принадлежал ему. На всю оставшуюся жизнь.

Когда он учился в школе, слухами об этом месте пугали самых никудышных учеников. Мертвый дом в мертвом лесу…Тин вздрогнул. Все, кого он когда-либо знал, до смерти боялись сюда попасть. Даже самые большие смельчаки и зазнайки избегали лишних разговоров.

Что за издевка судьбы? Столько лет Тин избегал любых неприятностей, непонятностей, проблем, прячась внутри своего одинокого мирка, чтобы в итоге получить их все и сразу?! Не маленький, уютный, незаметный домик в деревушке на окраине, а огромный гибнущий особняк в самом центре всех проблем материального мира! Да еще и своих проблем сюда притащил!

Что же теперь будет? – думал он. – Я не смогу! Не смогу я!

***

Полдня Тин провел в хлопотах по хозяйству. Иначе он не мог. Раз за разом он обдумывал три очевидных проблемы: как найти Ису, что не так было во сне и как же быть с домом. Во всех трех случаях он каждый раз заходил в тупик.

Обе пикси крутились рядом. Ки больше наблюдала за ним со стороны, будто оценивая его навыки. Поль, наоборот, суетилась чрезмерно, постоянно попадая под руку. Она то и дело садилась домовому на плечо, потом бросалась к камину или печи (что было ближе на тот момент) и безуспешно пыталась разжечь их сама. В другой момент она крутилась у полки, с которой Тин не успел еще смести пыль, или грязной посуды и применяла заклинание чистоты опять же безрезультатно. После каждой попытки она ненадолго затихала, словно раненый зверек, а потом с удвоенной силой бралась за свое снова и снова.