Текст книги "Арлекины и радуги"

– Меня в соцсетях нет, – проворчал Костя. – И вообще, это не то же самое.

– Тогда полетели со мной.

– В Вену?

– Ну да. Что такого? Я у тебя была, теперь прошу ко мне.

– Смотри, пожалеешь! Я могу и согласиться.

– Так соглашайся. Я даже с билетом помогу. Точнее, мой секретарь. Виза у тебя есть?

– Ты не поверишь, но как раз виза имеется.

– Значит, иди собирайся. Завтра улетишь со мной.

Костя заглянул ей в лицо, словно проверяя серьезность предложения.

– А если приживусь? Мне торопиться некуда. С работы выгнали, семьи нет. Эмиграционная служба тебя не накажет за ввоз нелегала?

– Я тебя сама выставлю. Как только надоешь.

– Надо постараться не надоесть, – усмехнулся Костя.

– На самом деле мне сюда через неделю еще раз ехать. Заканчивать дела. Так что прокатимся вдвоем туда-обратно. Как тебе план?

– Соблазнительно. Ну, Вера Леонидовна, если не шутите, то летим в вашу Вену. Посмотрю хоть, какая она. В оперу пойдем?

– Как прилетим, первым делом.

– Считайте, уговорили.

– Тогда топай домой, собираться.

Костя обулся, надел свитер.

– Еще мне понадобится фотография твоей визы и паспортные данные. Я билет закажу.

– Точнее, твой секретарь?

– Именно.

– Вы, Вера Леонидовна, удивительная девушка!

– Небесное создание, – подтвердила она.

Костя удивленно задрал брови.

– Ты вчера говорил. С пьяных глаз, – объяснила Вера.

– И был прав. До вечера?

– Пока!

Глава 4

Шале в Бад-Ишле у Магнуса Эдлингера действительно имелось, поблизости от Императорской виллы и термальных купален. Он привез туда невесту, русскую Веру, среди зимы, под самое Рождество. В витринах кивали головами механические Святые Сильвестры с белыми кудрявыми бородами, уличные киоски торговали глинтвейном, и от них тянулся сладкий запах праздничных специй. По вечерам зажигались разноцветные гирлянды на елках, расставленных буквально повсюду, пахнувших свежей холодной хвоей.

В шале елка стояла тоже: пушистая красавица макушкой почти доставала до пятиметрового потолка в центральном холле. Вера при виде нее ахнула, и Магнус глянул на невесту снисходительно, как на ребенка. Там был и традиционный камин, и медвежья шкура перед ним, и тяжелая старинная мебель – шкафы с резьбой, приземистые комоды, обитые кретоном диваны. Шале переходило в семье Эдлингеров из поколения в поколение, и в нем копились нажитые ценности: картины и антикварный фарфор, серебряные подносы и мейсенские статуэтки. Вере их обилие показалось излишним; она предпочла бы дом проще и современнее. Однако Магнус не скрывал гордости, демонстрируя ей фамильную собственность, и теперь уже Вера смотрела на него снисходительно и терпеливо.

Их первое знакомство состоялось на официальном приеме в зале «Гранд-Отеля» между Рингом и Малерштрассе; Вера пришла туда одна, без сопровождения, и собиралась отбыть только парадную часть, с речами и тостами, а потом сбежать. Сбежать не получилось – обаятельный длинноногий Магнус развлекал ее разговором, подавал бокалы с шампанским, которые исправно поставляли официанты в смокингах, а при каждой попытке распрощаться уговаривал задержаться еще немного.

Поняв наконец, что прием для Веры – часть работы, он предложил перебраться в ресторан по соседству, где за ужином рассказал о себе: член совета директоров «Эрсте-Банка», занимается благотворительной деятельностью – собственно, она и стала поводом для присутствия на приеме, устроенном ООН. Маску официальности Вера держала почти до самого конца, но, когда Магнус галантно доставил ее домой на такси и попросил о следующей встрече, рассмеялась и согласилась.

Начались свидания: походы в оперу, которую Вера обожала, завтраки в Бадене под Веной в выходные, когда Вера была свободна. Он расспрашивал ее о работе, впечатлениях от спектаклей и выставок, куда регулярно приглашал. Был обходителен и мягок, постоянно давая понять, что заинтересован в продолжении отношений, и это продолжение последовало несколько месяцев спустя.

В Баденском отеле, куда они заселялись на уик-энд, администратор за стойкой спросила, нужен им один номер или два. Магнус повернулся к Вере, вопросительно задрал бровь. Вера чуть заметно кивнула, и он ответил:

– Пожалуйста, один сьют.

Казалось бы, общий номер подразумевал, что будет дальше, но, поднимаясь в лифте, Магнус деликатно уточнил, действительно ли Вера готова и согласна на… Она закрыла ему рот поцелуем – не первым, конечно, но по-новому страстным.

Оставив вещи, они отправились гулять по курортной аллее, где цвели розовые кусты, а оркестрик в беседке играл Штрауса. Добротная патриархальность курорта забавляла Веру, не раздражая; приятно было не спеша бродить между деревьями, слушать музыку и вдыхать цветочные ароматы. В кофейнях подавали кофе с апельсиновым ликером и убийственно вкусные австрийские пирожные; даже отрывистая немецкая речь здесь казалась плавной, как стихи Гёте.

Так же плавно, словно поэма, прошла их первая ночь вдвоем, когда любовь перемежалась болтовней за бокалом вина, подшучиванием друг над другом, воспоминаниями о событиях последних месяцев. Магнус признался, что Вера понравилась ему с первого взгляда – в строгом черном платье среди дам-благотворительниц, разряженных в шифоны и парчу, она, по контрасту, сразу бросалась в глаза. А уж когда выяснилось, что у новой знакомой российские корни, в нем всколыхнулось и увлечение «Доктором Живаго», и смутные представления о загадочности русской души, еще подкрепившие ее очарование.

Магнусу было сорок – самое время подумать о постоянной спутнице. Собственно, эта мысль пришла к нему после похорон родителей, умерших в один год, друг за другом. До того он активно пользовался статусом плейбоя и желанного холостяка, но теперь решил остепениться. Постановив, что невеста, занимающая серьезную должность в ООН, но при этом молодая и привлекательная, – это именно то, что ему нужно, повел наступательную кампанию по всем правилам искусства: не настаивал, не торопил, но и от себя не отпускал. Посылал цветы – домой и на работу, – делал подарки – не очень дорогие, но и недешевые, – давал понять, что настроен серьезно.

Наконец, убедившись, что Вера подходит ему по всем статьям, собрался делать предложение. Место выбрал не случайно: хотел создать романтическую обстановку. Заранее распорядился об уборке в доме, куда после смерти родителей наезжал два-три раза в месяц, заказал елку – уже готовую, с украшениями. Кажется, Вера оценила его усилия, потому что предложение, сделанное у камина, с непременным бриллиантовым кольцом, приняла благосклонно: улыбнулась, позволила надеть кольцо на палец и кивнула головой.

– Это значит «да»? – уточнил Магнус для верности.

Вера кивнула еще раз.

На церемонии собрались в основном его знакомые и родня; Вера позвала лишь несколько человек с работы. Приглашенный фотограф сделал снимки, групповые и их вдвоем: Магнус в сером фраке, Вера в кремовом гипюре. Она обошлась без фаты, приколов над ухом бутоньерку, и ландыши светились на ее темных волосах, как маленькие звезды.

Вера видела, что несколько женщин из числа гостей бросают на нее ревнивые раздраженные взгляды. То, что ее муж пользовался спросом на рынке холостяков, было ясно с самого начала; что ж удивляться, что их свадьба порадовала не всех.

И вот настал момент переселиться в квартиру Магнуса на Кертнерштрассе, где Вера уже бывала неоднократно, но переезжать до свадьбы отказывалась, вопреки его уговорам. Она сразу захотела собственную отдельную спальню, и Магнус, не чуждый старинных традиций, ее идею поддержал. Под спальню жены он выделил бывшую курительную комнату – да-да, имелась у него и такая, ставшая ненужной после наложенного врачом запрета на сигары, – и в ней за несколько недель сделали ремонт: обновили обои на стенах, покрыли свежим лаком старинный паркет, отчистили и заново покрасили гипсовую лепнину. Вера собиралась купить светильники помоднее, но Магнус мягко возразил: хрустальные люстры во всех комнатах должны остаться на своих местах, они задают стиль и формируют облик его дома.

О том, что дом его, он мог бы и не напоминать – Вера внимательно прочитала брачный контракт и никаких иллюзий на этот счет не питала. Замуж она выходила без корысти; по условиям контракта ей полагалось полное обеспечение со стороны мужа, но только на время брака и без раздела собственности в случае развода. Магнус уверял, что женится осознанно, раз и на всю жизнь, поэтому беспокоиться ей не о чем. Она и не беспокоилась: работа в ООН гарантировала финансовую независимость, пусть и в более скромном, по сравнению с размахами Магнуса, объеме.

Загорелая, бежево-золотистая и гладкая от солнца и массажа, Вера явилась после свадебного путешествия на Сардинию в офис, где коллеги встретили ее маленьким праздником: стоило ей распахнуть дверь, как на голову просыпались конфетти, а нестройный хор начал выкрикивать поздравления. Вера смутилась – такого приема она не ожидала. На столе в кабинете ее ждал букет из ирисов и белых тюльпанов, начальник – пожилой, с вечно поджатыми губами и львиной гривой седых волос швед Гуннар Йонссон, – церемонно поцеловал ей руку с обручальным кольцом.

Побежали одни за другими рабочие будни и семейные выходные: кофе с утра, сваренный Магнусом и поданный в постель, короткая поездка с ним вместе до работы. Шофер встречал их у подъезда дома; Магнус высаживался возле стеклянного здания «Эрсте», а Вера ехала дальше, через Дунай по мосту Рейхсбрюкке до Венского международного центра – большого квартала на Донауштадт, занимаемого штаб-квартирой ООН.

Каждый раз, когда впереди показывалась череда флагштоков с разноцветными полотнищами, трепещущими на ветру, на фоне голубого, серого или черного неба, Вера безмолвно изумлялась тому, как оказалась здесь, стала частью этой жизни. Она нащупывала в кармане карту-пропуск, заглядывала в зеркало, проверяя, в порядке ли прическа. Совала ноги в туфли на среднем – консервативном – каблуке, которые сбрасывала, усаживаясь в машину. Шофер желал ей приятного дня; Вера вылезала, одергивала юбку, шла быстрым шагом по мраморной плитке к дверям. Уже миновав охрану, возле лифтов, чувствовала, что все-таки она на своем месте: с ней здоровались, улыбались, кто-то на ходу задавал вопрос или сообщал новость.

Наступила осень: первая в ее замужней жизни. В один из дней, проезжая по Рейхсбрюкке, Вера заметила, что летняя синева Дуная сменилась сизым стальным оттенком; пешеходы на тротуарах переоделись в пальто и куртки. Едва сбросив на входе в кабинет плащ, она получила вызов от Гуннара Йонссона, требовавшего ее к себе по важному делу. В легком недоумении – с чего такая срочность? – она явилась к начальству.

Гуннар стоял к Вере спиной, глядя в окно от пола до потолка, за которым, правда, не было ни панорамы города, ни широкой ленты Дуная, а только соседние здания, построенные совсем близко друг к другу. Вера невольно заметила, что спина у Гуннара уже не такая прямая, как была, когда они встретились впервые, а седая грива почему-то встрепана и стоит дыбом. Со стола пропали рамки с фотографиями жены Сельмы, дочек и внуков, и столешница казалась голой, несмотря на несколько телефонных аппаратов, папки с документами и письменный прибор.

Услышав, что Вера вошла, он не сразу повернулся к ней: еще несколько мгновений так и смотрел в окно, потом вздохнул и нацепил на нос очки, которые до этого держал в руке.

– Садитесь! – Гуннар величественным жестом указал ей на кожаное кресло. Сам опустился в другое, напротив, снял очки, недоуменно на них глянул и надел обратно. Веру посетила пугающая мысль: начальник вызвал ее, чтобы уволить. А причина? Она совершенно уверена, что с работой справлялась, да, собственно, ее всегда только хвалили, Гуннар в первую очередь. Тогда что? И тут же в ней дрогнула, зашевелилась надежда. Перевод? Другое назначение? Командировка?

– Думаю, вы уже догадались, что я вам скажу, – начал Гуннар, откашлявшись. – В моем возрасте… консультативная должность будет лучшим выходом…

Вера смотрела на него во все глаза, пытаясь понять, что начальник имеет в виду.

– Мне дали возможность самому назначить своего преемника, – продолжал он, – и ваша кандидатура показалась мне очевидной. Вы молоды, полны сил. При этом обладаете всем необходимым опытом и компетенциями, тут я уверен. Как управленец показали себя с лучшей стороны. Конечно, я вас не тороплю: о своем решении я пока никому не сообщал, и вы имеете возможность подумать. Предварительно вы можете сказать, заинтересованы или нет?

Заинтересована ли она? Вера едва не подскочила на месте; только силой заставив себя сидеть как ни в чем не бывало, она медленно кивнула:

– Пожалуй. Предложение очень лестное.

– Вы, как никто, понимаете, с какими трудностями связана эта работа, но вам они по плечу. Официально о моей отставке будет объявлено через месяц, тогда же состоится и новое назначение. До этого выйдет новостной релиз, где я назову, кого оставляю вместо себя. Не думаю, что с этим возникнут осложнения: вы и с точки зрения политкорректности – идеальный кандидат. Мы обязаны соблюдать положения нового регламента, и молодая женщина на этом посту прекрасно им соответствует.

Гуннар хлопнул ладонями по коленям и встал.

– Позвольте вас поздравить! – Он протянул ей руку для рукопожатия. – Условия контракта, ваши расширенные обязанности, все это мы с вами еще обсудим. Но я рад, что вы согласились. Вы единственная из моего офиса, с кем мне действительно приятно было иметь дело.

Веру его слова удивили: ей всегда казалось, что Гуннар со всеми прекрасно находит общий язык и любимчиков среди подчиненных у него нет.

– Сельма приглашает вас с мужем к нам на обед. У вас есть планы на следующие выходные?

Вера покачала головой:

– Нет, насколько мне известно. И мы с удовольствием к вам придем. Передайте Сельме привет от меня.

На обед Сельма подала традиционные канапе с лососем, копченным на прутике можжевельника, шведские фрикадельки с джемом вместо соуса, запеченный картофель. Магнус привез вино, а Гуннар выставил в графинчике русскую водку, сказав, что это в честь Веры и ее новой должности. Мужчины выпили по рюмке, Вера с Сельмой предпочли австрийский блауфренкиш. После первых тостов работы больше не касались; говорили о концертах Венской филармонии и опере, где в новом сезоне должен был выступать соотечественник и добрый знакомый Гуннара, баритон по фамилии Маттеи.

– Я его слышала, – заметила Вера, – великолепный тембр. И он, кажется, знает русский язык. По крайней мере, легко исполняет нашего «Евгения Онегина».

– У вас будет возможность встретиться, – ответила на это Сельма, – и выяснить самой. Я организую в его честь прием. Вы с Магнусом непременно должны присутствовать.

Магнус, не вслушиваясь, кивнул.

На приеме, состоявшемся вскоре, Вера познакомилась не только со знаменитым баритоном, который русского в действительности не знал, а роли учил на слух, но и с интендантом Венской оперы – невысоким круглоголовым человечком с блестящей лысиной, острыми карими глазами и бойким языком.

– Герр Мейер, – представила его Сельма, подведя к Вере. – Доминик.

Они быстро разговорились, и интендант – так в опере называют директора театра – поделился с Верой планами на будущий сезон.

– У меня много русских выступает, – сказал Мейер, подмигнув, – талантливая у вас страна. Дима Корчак – просто восторг. Думаю, со временем он и дирижером станет. А какие женские голоса!

Вера слушала, вертела в пальцах тонкую ножку бокала. Вспомнила, что в недавнем пресс-релизе писали: Венская опера работает без музыкального руководителя. Решила спросить, как так удается Мейеру вести оперный театр самому – он же управленец, не музыкант?

– Видите ли, – ответил тот, усмехнувшись, – для этой должности требуется дипломат. Вам ли не знать: примиряешь режиссера с артистами, артистов с дирижером, со спонсорами договариваешься. Потом, у меня свобода в выборе репертуара. И разносторонность. Дирижеры, так или иначе, предпочитают определенных композиторов, определенных исполнителей. А у меня ограничений нет.

– Ну вы самим искусством ограничены. Опера – для элиты.

– Не скажите! – обрадовался Мейер, даже глазки засверкали, и лысина заблестела еще сильнее. – На самом деле опера доступна для всех. Это же чистые эмоции! Голос души. Надо только довериться музыке, и вы все поймете. Никаких особых знаний или искушенности не потребуется.

– Но в театр к вам попасть непросто…

– Видите ли, заполняемость – критерий эффективности моей работы. Великий Тосканини говорил: если хочешь понять, насколько успешен театр, загляни в кассу. У нас всегда очередь, билеты продаются на девяносто девять процентов, на любую постановку…

Директор явно сел на своего конька; дыхание у него участилось, а щеки порозовели. Вера решила сделать ему комплимент:

– Вы отлично справляетесь. Сколько уже сезонов вы в Вене – десять?

– Пятнадцать, – с гордостью ответил Мейер. – И в каждом обязательно новый режиссер, новые солисты. У меня выступают артисты из Кореи, из ЮАР, даже из Аргентины и Уругвая! Вот вам география – не хуже, чем в ООН.

– Пожалуй, – Вера не смогла сдержать улыбки при виде его энтузиазма.

Она увидела, что Магнус направляется в их сторону, хотела его представить, но мужчины уже пожимали друг другу руки.

– Герр Эдлингер, поздравляю! – галантно воскликнул Мейер. – У вас очаровательная жена. Мы тут поболтали с ней о музыке, о моем театре.

Магнус, польщенный, расплылся в улыбке. В течение вечера – и многих последующих обедов, ужинов и благотворительных балов – он слышал комплименты в адрес Веры и явно наслаждался ими.

На исходе первого года совместной жизни зашла речь о ребенке – надо бы обследоваться, подготовиться и заняться вопросом вплотную. Вера пыталась убедить мужа, что для беременности еще рано, что она совсем недавно заняла новую должность, но Магнус был непреклонен – ему нужен наследник. В идеале ему хотелось бы даже двоих или троих, но надо с чего-то начинать.

Он первым посетил своего доктора, пару дней волновался насчет анализов, которые сдал в лаборатории, но потом пришел результат: все прекрасно, никаких препятствий нет. Очередь была за Верой, и ей пришлось тоже побывать у семейного врача, а тот направил ее к даме-гинекологу, испанке со сложной фамилией Перес-Байяс.

Звали ее Эстреллой, и сама она была беременна: сидела за большим столом, сложив изящные ручки на выступающем животе. Под ласковым взглядом Эстреллы Вера наконец смогла выговорить вслух то, о чем старалась даже не думать: месячные отсутствовали у нее уже несколько лет. Доктор утешила: такое бывает, не нужно расстраиваться. Сейчас она Веру осмотрит, назначит обследования. В наше время все можно решить.

Вера немного воспрянула духом, пошла раздеваться в смотровую. Доктор пощупала ей живот, помяла немного, ничего не говоря. Потом направила в госпиталь, где ее просвечивали какими-то аппаратами, с контрастом и без. Часть обследований была болезненной, для них назначали анестезию.

После одного, когда Вера отдыхала в палате, к ней вошел Магнус – принес цветы и шоколад. Он сильно переживал за жену, а еще сильнее за себя и свои планы насчет потомства. Результаты им должны были сообщить через несколько дней, и ожидание показалось Вере почти невыносимым.

Наконец они вдвоем оказались в кабинете у доктора Эстреллы, живот которой теперь выступал еще сильнее, обтянутый голубой блузкой под белым халатом. Она перебрала лежавшие на столе бумаги, задумчиво постучала по ним ногтем.

– Ситуация не безнадежная, – начала врач, – хотя и непростая.

Магнус изумленно выгнул брови – он-то считал, что с женой все в порядке, просто надо в этом убедиться.

– Вам придется пройти лечение. Я назначу препараты, но хочу сразу предупредить, что и после них шансы забеременеть естественным путем у вас около двадцати процентов. Возможно, стоит рассмотреть варианты с искусственным оплодотворением и суррогатным материнством…

Магнус вскочил со стула, взлохматил тщательно причесанные волосы:

– Не может быть! Моя жена абсолютно здо рова.

Доктор кивнула, указывая ему на стул:

– Присядьте и не волнуйтесь так. Да, фрау Эдлингер ничем не больна, но из-за недостатка жировой ткани в организме у нее сократилась выработка эстрогена. Мы постараемся поднять его уровень с помощью лекарств, но это долгий процесс. Также вам нужно будет лучше питаться, – доктор сделала большие глаза, – да-да, есть побольше! Никаких диет, никаких ограничений. Вашему организму нужен жир!

Магнус оглядел Веру с ног до головы: ему-то она нравилась именно такой – стройной, даже худой, с тонкими руками и ногами, впалыми щеками, хрупкой шеей. Нравились их совместные посещения спортзала, где он занимался на беговой дорожке, а Вера потела с индивидуальным тренером в отдельном зале. Какой она будет, если прибавит десять килограмм, как советует врач?

Магнус был уверен, что славянские корни жены – залог плодовитости, и никак не ожидал проблем по этой части. Ну что же, он готов потерпеть. В конце концов, даже если она прибавит вес, то после беременности и родов быстро сбросит лишнее.

Они получили от доктора несколько упаковок с таблетками, длинный список рекомендаций, и после приема первым делом отправились в ресторан, где Вере пришлось съесть – именно съесть, а не попробовать, – и телятину под соусом, и гусиную печенку, и шоколадный торт. Вино Магнус предлагал на всякий случай исключить, но тут Вера воспротивилась, ответив, что оно положительно воздействует на кровь и состояние сердца. Ей же нужно хорошее кровоснабжение, чтобы забеременеть и выносить ребенка? На это Магнусу сказать было нечего, и сытный обед Вера запила половиной бутылки пино нуар.

С тех пор ее здоровье стало для Магнуса темой номер один: он постоянно спрашивал, как Вера себя чувствует, не забыла ли принять лекарство, что сегодня ела и не хочет ли поесть еще. Поначалу это казалось милым – муж заботится о ней, ему не все равно, – но довольно быстро начало раздражать. Вера задерживалась в офисе, а приходя домой выслушивала жалобы Магнуса на то, что она уделяет работе слишком много времени и сил. Лучше было бы ей не соглашаться на руководящую должность.

Вера стискивала зубы, пыталась объяснять, насколько важна для нее карьера в ООН. Магнус сердился, потом остывал, просил прощения. Но охлаждение между ними становилось все более заметным. Секс превратился в обязанность, которую приходилось выполнять по расписанию – Магнус за ним внимательно следил. Через год, когда результат так и не был достигнут – Вера не забеременела, – доктор Эстрелла вернулась к вопросу об ЭКО. О суррогатной матери супруги не хотели и думать; Вера собиралась выносить ребенка сама. Вроде бы на фоне лечения такая возможность имелась, и после новой череды анализов и обследований, после гормональной стимуляции, от которой Вера лезла на стену, удалось получить несколько жизнеспособных яйцеклеток.

Процедура оплодотворения проходила под микроскопом; им показали съемки этого эпохального момента. Вере подсадили два эмбриона – с запасом. Оставалось ждать и надеяться. И, конечно, принимать таблетки.

Две недели ожидания измучили Веру до предела; Магнус не давал ей прохода, требуя больше лежать, не напрягаться, питаться – и так далее и тому подобное. По истечении срока Вера по дороге домой заглянула в аптеку, постояла перед витриной, выбирая тесты в ярких картонных упаковках, и купила сразу шесть штук. Принесла домой в пакете, спрятала в ванной в шкафчик. С утра, сказав Магнусу, что задержится и поедет на работу сама, не с ним, сделала сначала один, потом другой, потом третий. Разложила полоски на краю раковины, подождала, наблюдая, как проступает на них фиолетовая краска. Отрицательный, отрицательный, отрицательный. Оставалась, конечно, призрачная надежда, что тесты ошиблись, но на приеме Эстрелла подтвердила со вздохом, что беременности нет. Она сама успела родить – мальчика, – и вернуться на работу. Повторить протокол ЭКО разрешалось не раньше, чем через полгода, но Вера не понимала, хочет повторять или нет, хочет ли вообще ребенка. Внезапно лишившись надежды, она чувствовала себя сбитой с ног, оглушенной.

Магнусу она сообщила новость коротко и бесстрастно. Он вскинул на нее глаза, ставшие внезапно ледяными.

– Придется повторить, – только и ответил муж, вставая из-за стола. Он ушел к себе в спальню, Вера посидела еще немного, потом погасила свет и тоже легла. На стене мигали вспышки рекламы: она забыла задернуть шторы. Потом реклама погасла, на улице стало тихо. В ту ночь Вера так и не заснула; в четыре поднялась, приняла душ, вышла на пробежку.

Набрать вес пока получалось плохо, килограммы прибавлялись нехотя, а вот бегать и тренироваться в спортзале тянуло постоянно. Несколько недель Вера питалась черным кофе, снова – впервые после университета, – начала курить. Магнус делал вид, что не замечает, хотя видел, конечно, что она похудела.

К следующему протоколу приступили летом, в жару. Дунай блестел, словно ожерелье, брошенное на зеленый бархат берегов там, где они не были одеты бетоном. Работали пляжные клубы на помостах, колыхались белые парусиновые зонты, и официанты в рубашках с завернутыми по локоть рукавами разносили коктейли – сплошной лед и капля спиртного с содовой.

Вера смотрела на них, проезжая по мосту, дышала прохладным воздухом кондиционера в машине. На работе заставляла себя не отвлекаться, не думать о том, чем закончится вторая попытка. На всякий случай она заранее смирилась с неудачей, чтобы не было опять так же больно. И все равно надежда поднимала голову, шептала на ухо: «А вдруг? Ты молодая, организм выносливый, может еще восстановиться».

Не восстановился, беременность не наступила и во второй раз. Для нового ЭКО требовались новые эмбрионы, для них – новая стимуляция. А это лекарства, уколы, перепады настроения, истерики и слезы. Потом поход Магнуса в лабораторию, унизительная – как ему казалось, – процедура сдачи спермы. Оплодотворение, подсадка, ожидание. Нервы, нервы, нервы. Забеременеешь тут, с таким-то напряжением!

Оно постоянно ощущалось в доме, витало в воздухе, почти осязаемое. Закончились вечерние посиделки за бутылкой вина, выезды за город на выходные. Магнус все чаще говорил, что у него корпоративное мероприятие, Вера, если хочет, может пойти, но там будут все те же люди, те же разговоры. Она понимала намек и отказывалась.

Впервые со свадьбы он один поехал в Бад-Ишль, не позвав ее. Провел там три или четыре дня, Вера не считала. Без электрических искр, витавших в воздухе, когда Магнус был рядом, ей стало легче дышать. Вставая с утра в выходной, она шла в Музей истории искусств, усаживалась в зале Брейгелей на красный диван перед серой стеной. На картинах открывались зимние панорамы, суетились человечки в смешных одежках. «Игры детей», «Битва Масленицы и поста», «Крестьянская свадьба» – глядя на них, Вера погружалась в философское умиротворение. Какой смысл печалиться и страдать, если из века в век жизнь бежит по кругу? Кому интересно, будут у нее, Веры Эдлингер, дети или нет? Только ей самой. Ну Магнусу, конечно. Но стоит ли бороться ради него?

Постепенно Вера приходила к выводу, что не любит мужа и не любила никогда. Ей нравились их отношения – поначалу благородно-возвышенные, серьезные. Нравился и сам Магнус, богатый и влиятельный. Но для любви этого мало. Вере хотелось теплоты, глубинного понимания другого человека. Был ли Магнус на него способен? Вряд ли, а если да, то точно не с ней.

Вера не очень удивилась, когда он усадил ее однажды напротив себя, предложив «поговорить». Тема разговора была ясна сразу – вместе они оставаться не могут. Брак потерял смысл. Детей нет и не предвидится, а Магнус женился, в том числе и ради них.

– Тогда надо было обследоваться до свадьбы, – пошутила Вера с прохладцей.

– Очевидно, да. Но мне говорили, что русские женщины беременеют сразу. Еще до брака.

– Кто говорил? – усмехнулась Вера. – Ты специально обращался к специалистам по русским женам?

– В твоем положении не стоит так шутить, – ответил Магнус резко. – Нам предстоит развод и лучше бы сохранить дружеские отношения.

– Ты мне угрожаешь? Чем? Условия контракта я помню, претендовать мне не на что.

– Я мог бы выделить тебе содержание, все-таки ты мне не чужой человек.

– Большое спасибо. Думаю, в этом нет необходимости. Мне прекрасно платят на работе.

– А квартира? Где ты собираешься жить?

– Не твоя забота. Сниму что-нибудь, а может, куплю.

– Я могу помочь… – Магнус явно шел на попятную, но теперь уже Вера решила показать норов.

– Слава богу, в помощи я не нуждаюсь. Сколько у меня времени, чтобы съехать? Недели две есть? Или ты торопишься привести новую жену, плодовитую? Я слышала, украинки в этом смысле хороши. И африканки. Не хочешь африканку?

– Вера, – перебил ее муж, – я понимаю: все пошло не так, как мы хотели. Как я хотел, – поправился он. – Но я тебе не враг. Ты права, у меня действительно есть женщина. И мы ждем ребенка.

Вера втянула воздух ноздрями, безмолвно охнув. Вот так скорость – с одной не успел разойтись, как другая уже беременна!

– Поздравляю, – улыбнулась она. – Времени ты даром не терял, молодец!

– Погоди, я договорю. Мы планируем пожить в Бад-Ишле, пока будет идти развод и потом еще несколько месяцев. До родов, вероятно. Квартира все это время в твоем распоряжении. Живи здесь, ищи не спеша, куда захочешь переехать. Я тебя ни в коем случае не тороплю. Я виноват перед тобой, знаю, но… У меня впереди не столько времени, сколько у тебя. Ты еще сможешь выйти замуж, даже родить… но мне надо быстрее. Не хочу выглядеть дедом рядом с собственными детьми.

Вера почувствовала, что гнев внутри остывает, угли рассыпаются в пепел. Действительно, его можно понять. Инстинктивно она дотронулась до обручального кольца на пальце, потянула его, пытаясь снять. Кольцо не поддавалось. Магнус накрыл ее ладонь своей:

– Не надо. Оно твое. Оставь на память.

Вера пожала плечами, сбросила его руку. Рядом, на журнальном столике, стояла бутылка вина и два бокала – они собирались выпить под разговор, да так и забыли. Вера взяла бутылку, налила понемногу в каждый бокал, подняла свой.

– За новую жизнь! Ты тоже меня прости. Я не оправдала твоих ожиданий. Но, знаешь, почему-то я об этом совсем не жалею.