Текст книги "Шаманская книга"

Ирина Горюнова
«Шаманская книга»

© Горюнова И.

* * *

«Нарисуй меня, чтобы я растворилась в красках…»

 
Нарисуй меня, чтобы я растворилась в красках
И осталась на холсте в веках твоей мыслью,
Твоей рукою, твоими глазами возлюбленная…
В изгибе щиколотки, в любовно целованных коленях
Я не умру. Дождь за окном – не живительная влага,
Но плач по умирающей природе. Осень.
Отсутствие тепла студит мое тело. Леденеют пальцы.
Твои губы не согревают меня и руки кажутся чужими.
Любые руки – чужие, потому что они не Его.
Избавиться от плена. Как? Уйти в небытие,
Мягкой поступью кошачьих лап перейти грань мира,
Туда, где меня уже ждут, великую странницу,
Ослабевшую от нелюбви, прежде всего – к себе.
Сними меня на пленку, вдруг возможно рассмотреть,
Кто стоит за твоим плечом в глубине?
 

«Произнеси: “Воттоваара”…»

 
Произнеси: «Воттоваара»…
и почувствуешь мурашки на своей коже,
Смерть-гора зовет глубинным сигналом,
 поет тебе, словно блуждающий кит,
свою песню, песню каменных сейдов
И искривленных фигур деревьев,
сплетенных, закрученных спиралями
Вечности. Что для тебя гармония?
Шепот озер, горные хребты или лунный свет?
А может лики костра, меняющего свой цвет
От магической воли шамана?
След волка донесет до тебя волю бога,
Которую не сумеешь прочесть в узоре пламени.
Искра… Где твоя искра? – спросит тебя хранитель
И уйдет…
Ищешь ответ, блуждая в трех соснах.
 

«Остановись, чтобы остановить время…»

 
Остановись, чтобы остановить время,
Смести точку сборки,
Нарисуй новую картину мира,
Где больше не отражаются беды.
Социальные соглашения – бред угасающего мира,
Он исчезнет как Атлантида, Великий Египет
И майя…
Развалины Теотиуакана хранят ребра пирамид
Луны и Солнца…
Лишь Заратустра знал истину.
 

«Я, похожая на призрака, прячусь в сигаретном тумане…»

 
Я, похожая на призрака, прячусь в сигаретном тумане.
Научи меня жить, смеясь солнцу! Не можешь?
Тогда зачем ты здесь? Вглядываюсь в зеркало.
Чужое лицо. Ты в курсе, что там чужое лицо?
Твой ребенок – смешное бессмертие. Не твое.
Он сам по себе, со своей волей и взглядом на мир.
Гонишься за миражом счастья, нахлестывая коней
Своей воли… Надо ли? Что останется мне в итоге?
Мозаичные картинки памяти, которые исчезнут
С последним выдохом, выпуская из скорлупы душу.
 

«Завожу амбарную книгу, подсчитывая грехи…»

 
Завожу амбарную книгу, подсчитывая грехи –
Опись имущества, жалкие крохи с барского стола.
Ад и рай гнездятся в черепной коробке, срывая крышу.
Занавесьте зеркала, когда я уйду.
Их клетка не должна поймать душу в капкан лабиринтов.
Когда-то я мечтала о белом платье и золотом храме,
Венчальных свечах и хоралах и ангеле за правом плечом…
Но принцы превращаются в уютных управляющих,
Прячущих пухлые животы в удобные кресла перед телевизором.
Амен. Недосягаемое жизненное счастье крадется за мной по пятам,
Шлепая изношенными задниками домашних тапок.
Раскрой устрицу, прикуси зубами живую плоть, трепещущую на языке.
Властвуй, хотя бы миг, пока судорожное движение горла
Отправляет ее в твой желудок. Вкусно?
Чувствуй себя победителем на поле битвы.
Ну и что, что это была всего лишь устрица?..
 

«Когда неровный свет фонаря освещает темные углы пещеры…»

 
Когда неровный свет фонаря освещает темные углы пещеры,
И ты слышишь, как где-то в глубине капает вода,
Твое дыхание отдается эхом, словно некий дух забирает его,
Вкушая твои благоговение и страх, и желания,
теснящиеся в глупом сердце. Венчальная колонна сталагмата
исполняет желания. Загадай его для себя! Ну же! Что медлишь?
Ты же хочешь, чтобы его глаза смотрели в твои вечность!
На темных стенах проступают лица хранителей. Искушают.
Прикоснись к колонне, возьми его библейскую суть в плен!
Дерись, волшебница! Куда отступаешь, покачивая головой?
К чему этот шепот, что в привороте нет истинной любви?
Наполовину иссушенная душонка боится магии, своей силы?
Уходишь. Зная наперед, что битва проиграна, что твои пальцы
Не будут касаться его волос, очерчивать изгиб бровей,
Трогать губы, манящие сладкой игрой любовной истомы…
Сворачиваешься эмбрионом в постельном бреду, плачешь…
Шепчешь его имя… Озеро сна подарит желанное забытье,
Но завтра настанет новый день. Разовьется ли эмбрион в человека,
Освободившись от страшной зависимости стеклянной колбы?
Любовь порой принимает и такое обличье…
 

«Брожу по городу каменных джунглей как по тайге….»

 
Брожу по городу каменных джунглей как по тайге.
Все люди – звери с разными лицами своих тотемов,
Скалятся, вынашивая мыслишки.
Из их глаз сыплются доллары, евро, фунты стерлингов,
На худой конец – рубли. Любовь заменяют развратом
В холодных влажных простынях, пропитанных похотью.
Разрывают души, как шелковое белье, батистовые рубашки
Пахнут терпкой спермой, морскими водорослями, отчаяньем.
Падающая звезда в ночном небе оборачивается самолетом –
Такие желания не сбываются.
Густой снег покрывает алые гроздья рябин,
бесстыдно напоминающих о гриновских парусах…
 

«Полузабытые детские считалки помогают мне выжить…»

 
Полузабытые детские считалки помогают мне выжить.
Цепляюсь за них обрывками памяти, шепчу онемевшими губами
В надежде на чудо. Может, как в детстве, стоит зажмуриться –
И через мгновение из-за туч выйдет солнце, и утро улыбнется
 Мне, умытое после дождя?..
Твои глаза видели смерть. Не раз и не два. Храбришься,
Расчленяя мое тело на атомы в порыве страсти.
Я не могу взлететь. Чужой наездник лишь натирает раны седлом,
Созданным для другого. Горная река помнит изгибы русла,
Как я – его руки. Пенные кружева волн выплетают фату новобрачной.
Когда-нибудь я забуду считалки. И выйду замуж…
 

«Я нежный цветок, слабеющий от прикосновений…»

 
Я нежный цветок, слабеющий от прикосновений,
Когда твои пальцы трогают шелковистые лепестки,
А губы слизывают нектар шмелиным хоботом,
тычущимся в мою плоть. Раздираешь мякоть инжира,
погружаясь в его запах, раскрываешь створки
перламутровой раковины в поисках жемчужины…
Ранишь, и кровь дымящимся глинтвейном стекает по бедрам.
Красное на белом… Чем не симфония сумасшедшего композитора?
Гварнери бы умер от зависти, вытачивая свою скрипку!
Холодные небеса таят великие имена в матрице мира,
Мое – бесследное, распято лишь на пяльцах твоей памяти.
 

«Смеркается. Мечтаешь опуститься в Бардо Тидол…»

 
Смеркается. Мечтаешь опуститься в Бардо Тидол.
Перейти невидимую грань… Улыбаешься
Окровавленным ртом. Сочится сукровица твоей души,
Исходит понемногу из тела, раненного крылом бабочки.
Потусторонняя суть невидима глазу.
Пожелтевшие листья устилают дорогу погребальным ковром.
Ветер. Пусть поднимется ветер – проводник в царство мертвых!
На земле играет джаз, музыка чернокожих рабов. Диксиленд.
Остановить колесо кармы, прервав бесконечный День Сурка,
Издевательски выплывающий каждое перерождение.
Выйти из сумрака в бесконечное утро, ощутив за спиной крылья:
Не черные или белые, но сверкающие всем спектром радуги.
Ползу по отвесной скале, цепляясь содранными пальцами
За ее трещинки. Еще немного… Впереди Бардо Тидол…
 

«Когда-то один чудак мечтал оживить статую…»

 
Когда-то один чудак мечтал оживить статую.
Ты же мечтаешь сотворить из живой женщины
Скульптуру, считая, что так она станет совершенней.
Стыну от холода под твоим взглядом.
Откалываешь куски от мраморной глыбы, отсекаешь
Лишнее… Душа, стоны, тихий шепот, боль,
Струящаяся из глаз – останется лишь безмолвное чудо,
Лишенное эмоций, мысли, тепла…
Незрячие глаза будут устремляться в вечность.
В музейном ли величии, огражденная канатом недоступности,
Или в Летнем саду, мерзнущая от дождя, снега и ветра –
Она будет стоять, пока ее не расколют
На мириады сверкающих осколков…
Не это ли ее истинное освобождение?
В том числе и от воли ваятеля…
 

«Разлетаются в смятении атомы…»

 
Разлетаются в смятении атомы
под ледяными кинжалами твоего взгляда,
просят: «Отоприте дверь чуду»! – молчу…
Количество воплощений не ложится на меру весов,
Когда ты рядом…
Самонадеянный… врезался меня,
как ребенок на велосипеде, столкнул…
падаю на колени, разбивая их в кровь.
Иначе – нельзя. Неуловимо течет время,
В котором я, снежная, таю перед тобой льдинками.
Божественное чудо – умирать ежесекундно,
Возрождаясь в огне Фениксом…
Бесконечно…
 

«Зовешь в горы, степь – понимаешь, могу не прийти…»

 
Зовешь в горы, степь – понимаешь, могу не прийти,
Своевольная, на дыбы встану, наперекор себе –
А могу босиком через пустыню, лишь бы рядом…
Царствую, сумасшедшая, даже в твоем рабстве.
Как тебе? Хочешь, святые обеты дам в твоем храме,
Принесу вольность в обмен на клеймо принадлежности
Тебе, клану твоему? Безумствую…
 

«Контролер компостирует билетики…»

 
Контролер компостирует билетики
 В светящемся туннеле на пути к Богу.
Бесплатный проезд только до станции Ад,
В Рай вход по талонам, предъявите пропуск,
Код доступа и отпечатки пальцев…
Буддийские мантры и молитвы Богородице
запрещается. Перерождение
По понедельникам для бессеребренников,
Рожденным в пятницу 13-го – скидки.
Тени от тулупов и валенок просьба оставлять
В прихожей. Канцелярия работает по средам,
Гостиницы для душ просьба оплачивать
Своевременно. Котлы предоставляются
С рассрочкой платежа на весь период кипения.
Ремонт музыкальных инструментов для сладкопевцев
В порядке общей очереди. Членам религиозных сект
Во избежание завшивливания – бесплатное бритье голов
И других частей тела. Цирюльня в отсеке Ад,
 с левой стороны от перрона.
Мы рады, что вы воспользовались услугами
нашего небесного экспресса.
Добро пожаловать!
 

«Пляшет в огне саламандра души моей…»

 
Пляшет в огне саламандра души моей,
Растворяется частицей пламени,
Превращается в воск, плавящийся
От его прикосновений ласковых,
Объятий сумасшедших, сумрачных
На грани бытия. Иномирье просится,
Вливается в жилы, растекается по венам,
Капиллярам, заменяет кровь потоком
Огненным. Шепчу ему сказки, признаюсь
В любви бесконечной, даря шаманские танцы.
Сплетаюсь в объятьях, задыхаясь,
от невозможной ласки, немыслимой
на границе миров. Ты дал мне силу,
 тотемом одарил Огненного цветка, Хумо и
Хубби, златовласым юношей, Митрой,
Ворвался, мечтая пленить, но стал
И моим пленником. Тень воина
За твоим плечом – мое отражение.
 

«Несостоявшийся человек – непроглядная тайна…»

 
Несостоявшийся человек – непроглядная тайна
Не перерожденного… Он не готов…
Грохочущее одиночество небытия, строчка
Из ненаписанного стихотворения на пределе…
Невозможностей человеческих. Органные трубы
 Поют о мечте, спрятанной в глубине церковных
Стен… Хотите, мы станцуем вальс на лестнице
В небо? Торопящийся к смерти мир не увидит чуда,
Пройдет мимо, слепой, погасший, в кургузых штиблетах…
Обводной канал спрячет его останки в темных водах,
В то время как наш танец будет продолжаться на грани
Существования миров… Нет никаких амбарных замков,
Дверей, порогов там, где существует только один…
Один только детский вздох, полный ожидания чуда…
 

«Мой диагноз: твое существование в этом мире…»

 
Мой диагноз: твое существование в этом мире.
Не правда ли, забавно? Ну же? Признайтесь!
Озноб по коже, повышенная температура тела,
Жар, оледеневшие руки… Произнесите вердикт!
Дайте нашатыря, смирительную рубашку…
Перекрытия моего мозга сносит в томительной
Судороге желания. С моего потолка сыплется
Штукатурка… или она отслаивается с меня,
Словно змеиная кожа? Больно? Ну а как же иначе?
Искаженное восприятие сетчатки фиксирует фантомы,
Пляшущие в подсознании. Коронуйте меня на царство
В сообществе стрекоз! Может быть их зрение,
Фасетчатое и многомерное, спасет меня от диагноза
Непереносимой любви…
 

«Стискивая руки в пустой подворотне, мечтаешь о чуде…»

 
Стискивая руки в пустой подворотне, мечтаешь о чуде,
Случающемся так же часто, как тайфун в Средиземном море…
Сдаешь душу в повременное пользование прохожим,
Изредка забегающим по нужде… Аптечный запах
Преследует ночами, поднимаясь с этажа на этаж,
Стремится забраться на крышу и быть ближе к звездам…
Какая пошлятина! Угловатая подростковость проявляется
Для тех, кто не безразличен… Выговори огненным языком
Немеющие слова… Отдай их единственному… Не можешь?
Проще разговаривать на китайском с монахами Шао-Линь,
Переходить мост из единственного гнилого бревна через реку,
Зажигать костер из несуществующего валежника в пустыне…
Иду, собирая себя словно паззл, и цежу сквозь обветренный рот:
«Я люблю тебя. Даже если ты не видишь этот свет. Даже,
Если это миф, созданный по воле мага. Даже, если господь
Сочтет это сном моих безумных гормонов и эндорфинов…
Может быть, эти слова вытянут тебя из провала лестницы,
Из небытия и вод загробной реки… Чтобы ни случилось,
В любой проруби, на вершине пирамиды, в подземельных
Лабиринтах, в любой точке земного шара, даже, когда ты
Уходишь, не попрощавшись… Я люблю тебя! Это моя нить
Ариадны».
 

«Выдуманный мир на деревянном помосте лицедействует…»

 
Выдуманный мир на деревянном помосте лицедействует,
Кривляется сотнями масок и бутафорских мечей,
Смешные скорлупки душ корчатся, изображая страсть,
Горе, разлуку, а праздные зеваки хохочут, раскатывая смех
На три квартала – бродячий театр приехал! Подмостки
Посреди торгового квартала, между рыбным и мясным рядами…
Лицедеи зарабатывают монетки, зрители поплевывают семечки –
Творится жизнь. Красная накидка палача не пугает до времени,
Все это фарс и можно, не задумываясь, хохотать во все горло,
Пока актеры не пойдут с протянутой шляпой по рядам…
А там. можно будет добрести до ближайшего кабачка,
Заказать пару кружек горячего грога, чтобы притупить
Реальное восприятие окружающего тебя мира… Иначе…
слишком сильно грохочет в груди сердце, и горло тщетно
пытается протолкнуть комок сжатого воздуха в легкие…
Аплодисменты, господа! Аплодисменты для лицедеев
В вашем домашнем театрике…
 

«Я слишком горда, чтобы разгадывать твои тайны…»

 
Я слишком горда, чтобы разгадывать твои тайны.
Держусь на ногах, потому что знаю – нельзя иначе…
В раскисшую грязь падать лицом, чтобы скрыть
Таинства глаз, танцующих то ли песню, то ли муку…
А время истекает раскаленной лавой, полубредом
является в мои сны, гладит твоими руками…
звезды на мачтах кораблей путаются в облаках,
отощавшие чайки жалобно кричат над волнами,
но – нет, повсюду песок жаркой пустыни, лезет в глаза,
рот, забивается под одежду, скручивает спазмами тело…
твоя книга щерится пустыми страницами, скрывая
каменный лабиринт твоего сердца, отданного духам
в обмен на шаманскую силу… Я отдаю тебе живое,
не требуя платы…
 

«Играю с собой в прятки. Распахиваю витражные окна…»

 
Играю с собой в прятки. Распахиваю витражные окна
Навстречу дождю. Жду. Косые улыбки из-за плеча,
Понимающие, ехидные – оставляют равнодушной…
Пересуды сплетников с бедной фантазией… К чему?
Как тонкая травинка между камней, пробивается надежда…
Растопчешь?.. Пройдешь мимо?.. Сорвешь?..
 

«Отдать нерастраченную нежность…»

 
Отдать нерастраченную нежность…
Расплескать ее в твоих объятьях,
Улететь в бесконечность, распластав
По мирозданью лиловую ауру бессмертия…
Трепетать, как школьница на экзамене,
Стискивая руки… Ты пахнешь травами,
Горчишь полынью, сладким медом на языке
Растекаешься под моими губами…
Затяжная весна свихнулась вместе с нами,
Солнечными зайчиками бросается в лицо,
Рыдает капелью бесстыжая, хохочет,
Взрываясь трелями сумасшедших соловьев.
Туманный май лопается цветочными почками,
Распуская цветы, словно женское лоно для ласки.
Затихаю в твоих руках, сворачиваюсь клубком,
Мурлычу… В подушечках лап до времени
Прячу стальные когти… Не сейчас… еще не сейчас…
Скоро…
 

«Я буду стесняться и дерзить одновременно…»

 
Я буду стесняться и дерзить одновременно,
Беспощадно пьяна тобой, несказанно трезва –
Раздвоение личности не шизофрения, диагноз
Известен – совпадение миров на секунду вечности,
Больше не бывает, проходит со временем…
Когда остаются уголья, это значит – был костер,
Кто-то шаманил, готовил пищу, грелся…
Ослепительный сон исчез в дымке, словно и не был.
 Пригрезилось? Может и так… Мотыльки твоих взглядов
Растают на ветру, сгорят в огне, уплывут по реке…
Трава, атласной простынью стелившаяся, пожухла…
Чай выпит до дна, лесная дорога заросла кустарником,
Следы потеряны, запутались во мгле паутиной…
Крик совы, сокрушающейся о живых, застыл
В полете, разбился шепотом духов… Осталась
Прозрачная ткань моего тела, что летит над озером…
 

«Органное горло рыдает от прикосновений…»

 
Органное горло рыдает от прикосновений,
Слепенькое, беспощадно рвет душу, высказывая
Мольбу о свете, нежностью, болью ведет ввысь,
Туда, где страшно, потому что нет опоры, кроме…
Кроме тех крыльев, что сам создал себе, человек,
Перед тем как прянуть в небо… Долетишь? Сорвешься?
Кидай ненужное, ату его! Слышишь? Давай со мной
За руку, глаза в глаза. Спрячемся за облаком.
Ветер надует его как парус, алый парус в свете заката…
Пусть другие дуют в медные трубы, фехтуют на шпагах,
Молятся, пьют, кружатся в шаманских плясках…
Мы будем просто случайными ангелами между мирами,
Органно-облачными, свободными от амальгамы кривых зеркал…
 

«Кидаешь в растопку все новые-новые чувства…»

 
Кидаешь в растопку все новые-новые чувства.
Ведь, кажется, если их меньше, то можно простынуть и выстыть,
А так они может хоть как-то осветят дорогу,
Не факелом, так фонарем или просто огарком…
Порвется ли нить паутинки, что сплел ты на завтрак?
А может быть, тот мотылек улетит невредимым?
Осенним ли всхлипом горят те еловые ветки?
Нет-нет, это только душа рвется к той, очарованной тайной,
Что вечно в нейтрали плывет над алеющим небом…
 

«Смотришь в окно. Водишь пальцем по ледяным узорам…»

 
Смотришь в окно. Водишь пальцем по ледяным узорам,
Вспоминаешь, что где-то позади остался вечный Рим
С его папской резиденцией и Колизеем, Тибром
И фонтаном Треви… Капитолийская волчица смотрит
Бессмысленным взором на многочисленных туристов,
Обнимающих ее с белозубой улыбкой. Господне око
Пантеона не дает ответов на те вопросы, что возникают
В твоей голове. И даже Бернини не в силах воплотить
Красоту мира и его уродство. Не бросай монетки…
Не бросай монетки в фонтан – ведь даже если ты вернешься,
Когда ты вернешься – это будет кто-то другой,
уже водивший пальцем по ледяным узорам московских окон…
 

«Старинные улочки Котора любуются Адриатическим морем…»

 
Старинные улочки Ко́тора любуются Адриатическим морем,
Прячась под громаду хребта Ловчена. Петляю, словно заяц,
Прячущийся от угрозы по лабиринтам. Надеюсь запутать след,
От самой себя убежать. Стою у подножия позорного столба,
Понимая, что себе не соврешь. Глухие шаги оставляют след
В памяти, дрожащей от хлестких мыслей. Часовая башня –
Насмешка над живущими. Хорошо бы повесить под вечными
Стрелками огромное зеркало, показывающее ход времени
На лицах, беспечных до той поры, пока они не увидят свои морщины…
 

«Из зеркального туннеля смотрит на тебя кто-то другой…»

 
Из зеркального туннеля смотрит на тебя кто-то другой.
Это не твое отражение. Просыпаешься утром, встаешь,
А там не твои скулы, губы, глаза… Там не твои мысли,
И рядом не твой муж. Пугаешься. Чье это место? Здесь
Чье-то чужое место, а где же мое? Где та, что точно так
Смотрит в зеркало? На каком краю земли? Что там было
Про переселение душ? Сансара? Что это за карма, когда так
Жестко сводят с ума? Отождествить Атман с Брахманом
И не желать… ничего не желать… К черту подобный путь,
Раз он предлагает мне стать резиновой куклой! Пусть Веды
Отправляются в топку. Пусть мир иллюзорен, придуманный
Незрелым сознанием – я так хочу, чтобы он был, когда твоя
Рука сплетается с моей, а губы сливаются в единую сущность!
Куда там до тебя Брахману, мнящему себя абсолютом…
 

«Любить взахлеб, чтобы теряться в мире и становиться…»

 
Любить взахлеб, чтобы теряться в мире и становиться
и слепой, и зрячей – одновременно. Прятаться в слезах
на чьем-то подвернувшемся плече. Его погладить, а потом
уйти. Не обернувшись. Молча. Явной дурой. Бесчинственной,
в изношенном пальто со множеством веселых аппликаций.
Цедить морскую нежность бреднем, вылавливая звезды
Наугад. Потом бежать на площадь, из кулька их доставая по
Одной небрежно, и раздавать прохожим. Святотатство?
Нет-нет, конечно, хуже, много хуже – оно не лечится,
Покуда не пройдет. И вот тогда, я знаю, растворятся
Ворота в ад от сущей пустоты…
 

«Крыши отзываются жестяным звуком от барабанящего дождя…»

 
Крыши отзываются жестяным звуком от барабанящего дождя.
Приоткрытое окно хлопает от ветра. Пузырящиеся занавески
Пугают, грозятся приходом неизведанного. Прячусь под одеялом,
Одинокая, словно безумная луна, скачущая по облакам.
Кутаюсь в клетчатый плед, согреваюсь коньяком, переключаю каналы
В поисках откровений. Утренний озноб – рождественский подарок.
Это значит – еще живешь, хотя пленка, на которую тебя снимают,
Остается пустой. Запах кофе оживляет уставшее от ночных кошмаров тело.
Раскладываю таро, потираю кончик носа и уверяю себя, что все будет.
Все будет хорошо. Трезвею. Смотрю в зеркало и шепчу: Все уже было.
Все уже было, черт побери! В чьем-то карманном дежавю,
Рассмотренным под лупой сумасшедшим ученым в тысяча триста цатом году.