Текст книги "Сварожий круг"

Шаманская история нелюбви

– О чем задумался, Ванечка? – Катя ласково положила Ивану на плечо руку.

– Да так… ни о чем…

– Жениться бы тебе, хватит по Людке сохнуть.

– Да я уж давно не сохну…

– А что такой смурной?

– Мне тут девушка одна понравилась. К нам с экскурсией приезжала на Ляльник.

– И что? Ты у нее телефон взял?

– Нет.

– Почему?

– Неудобно как-то…

– Ой, Ваня, в кого ж ты такой робкий-то!

– Я ее к нам летом пригласил. Может, приедет…

– А если нет?

– Значит не судьба…

– Так просто?

– Да. В жизни вообще все просто.

– Помню, ты маленький был, такой же упрямый – бывало провинишься в чем, никогда не признаешься, губки сожмешь и молчишь упрямо, набычишься и все. Отец тебя и лупил, а все без толку.

– Что выросло, то выросло, сама знаешь. Ты сама замуж не собираешься?

– Я Валентина жду. Обещал приехать, замуж взять.

– Думаешь, приедет?

– Не думала, не ждала бы.

– Это правильно. – Иван задумался.

Невольно налетели мысли, воспоминания о прошлом, о том времени, когда он только познакомился с Людмилой, пленившей его своими роскошными русыми кудрями и милыми ямочками на щеках. Ему потребовалось достаточно много времени, чтобы понять, что ее детская невинность – просто женские «штучки», что это все наиграно и рассчитано только на то, чтобы охомутать подходящего мужика. Он долго удивлялся потом тому факту, что именно его она сочла подходящим – ни престижной работы, ни богатого наследства у него не было. Чем прельстилась Людочка? Или взаправду полюбила, а потом, почуяв желанную близость заветной Москвы, ушла искать своего настоящего женского счастья? Может просто хотелось выскочить замуж, чтобы не отставать от подружек, ехидно обзывающих старой девой? Да какая старая дева в двадцать один год?! Но если что вбилось девице в голову, то и не выбьешь, как ни старайся. Они тогда жили в Старом Осколе – большой город по нынешним временам, и работы хватало. Да Людочку все тянуло в Москву. Поехали. Одно время перебивались, как могли, он работал то грузчиком, то шофером, а Люда – торговала цветами или сидела в продуктовой палатке. Откладывали каждую копеечку, в надежде купить квартиру, если не в Москве, то хотя бы в ближайшем Подмосковье: в Щербинке, Чехове, Одинцове… Плохо, конечно, перебиваться случайными заработками, – в родном городе Иван работал учителем истории в школе, а кроме того увлекался историей славянского язычества, искренне считая, что богам надо поклоняться своим, исконным, не завезенным извне и насажденным насильно. Историю Крещения Руси он знал досконально.

Как-то раз Людочка пришла домой, в ту съемную квартиру, где они жили, счастливая.

– Я нашла замечательную работу! – с порога заявила она.

– Поздравляю! Расскажи! Вижу, тебе самой не терпится!

– Я теперь буду домработницей и няней в одной очень богатой семье! Жить буду в их собственном доме.

– А как же я? Ты про меня подумала? Я тут один останусь?

– Ну, Ваня, нам же нужны деньги! А там зарплата огромная, тысяча долларов в месяц, да еще кормить будут бесплатно! А видеться будем по выходным.

– Мне это не нравится, Мила.

– Вань, только не начинай, а? Нам деньги нужны. Что ты зудишь как старик! Нравится – не нравится! Надо быть реалистом, а ты куксишься.

– Попробуй. В принципе, всегда можно уйти, если не понравится.

– Вот-вот! Таким ты мне больше нравишься. – Люда поцеловала его в щеку и принялась готовить ужин.

На следующий день она собрала свой чемоданчик и уехала, оставив телефон работодателей, причем, строго наказала мужу звонить только в экстренных случаях. В пятницу она притворно жалобным тоном сообщила Ивану, что никак не может приехать на выходные, потому что хозяева улетели на уикэнд в Париж, а ее оставили с их маленькой дочкой Машей. На предложение Ивана приехать туда самому, она с испугом отказалась, сославшись на охрану и то, что ее просто уволят. Не приехала она и через неделю, и через две.

Увиделись они только через два с половиной месяца. Сначала он ее не узнал – так сильно изменилась жена. Фирменные дорогие вещи идеально обтягивали фигуру, новая прическа подчеркивала изящность лебединой шеи, а изысканные духи благоухали таким ароматом, что сразу становилось понятно – перед вами успешная молодая леди. Рядом с ней Иван почувствовал себя нищим гастарбайтером, которому явно рядом с ней места не было.

– Ты похорошела. Вещи красивые…

– Хозяйка со своего плеча отдала. Сказала – иначе стыдно, у них гости бывают солидные, а я в обносках. Она свой гардероб часто обновляет, ей не жалко: что мне, что на помойку. В таких помойках знаешь сколько народу одевается! В очередях стоят, чтобы порыться. Кстати, если хочешь, я тебе что-нибудь приличное подберу, ну там пару свитерков, рубашек… У ее мужа тоже добра навалом…

– Нет, Люд, спасибо. Мне как-то не с руки в помойке одеваться.

– Да не в помойке, я тебе из дома принесу!

– Все равно, не нужно. Знаешь, грузчику или шоферу ходить в таких вещах неприлично, еще свои побьют, скажут – пижон.

– Ну как хочешь, была бы честь предложить.

– Спасибо.

– Знаешь, – Люда посмотрела на изящные и явно недешевые часики, – у меня встреча назначена, побегу я. – она заторопилась.

– Мил… я так понимаю, что это все?

– В смысле?

– У нас с тобой все кончено?

– Не знаю…

– Понятно. Значит, кончено.

– Ну, если ты так считаешь…

– Ты сама так считаешь, просто боишься это озвучить. Не правда ли?

– В общем, ты прав.

– Ну ладно… Ты звони все-таки…

– Ты тоже… Я тебе номер мобильника тоже оставлю.

– Хорошо.

Расставание оказалось таким будничным, без слез и истерик, без деления совместно нажитого имущества и прочих вещей, словно они жили раньше исключительно по-добрососедски или по-родственному… Да и что делить? Ни у кого из них ничего не было, а что и было, так у каждого свое. Иван купил себе компьютер, чтобы по мере возможности заниматься изысканиями, связанными с родноверием и славянским язычеством. Постепенно знакомился с людьми, интересовавшимися тем же делом. Они не раз заговаривали об общей мечте: организовать славянское поселение и жить там вместе. Иван продал в Старом Осколе квартиру, положил деньги на счет, и когда их компания все же решилась – по дешевке выкупил землю и поставил там первый дом – свой. Потом потянулись и другие.

Старая заброшенная деревня постепенно преображалась, на ней крепенькими грибочками-боровичками вырастали добротные деревянные дома. Образовался у них пчеловод, затеявший пасеку, столяр, сбивавший лавки, столы, заборы, различную необходимую мебель, а потом сподобившийся вырезать и знаменитый Триглав – Сварога, Перуна и Святовита, потихоньку подбирался нужный люд. Кто умел пахать землю, кто ухаживать за коровами, лошадьми, курами и прочей живностью, чья-то жена оказалась толковой медсестрой, готовой в случае чего стать и ветеринаром…

Так постепенно деревня оживала. Мало-помалу. Через полгода после постройки дома к Ивану приехала сестра. Скучно ей показалось с родителями в Старом Осколе, с братом теплее, спокойнее. Друг ее Валентин уехал на заработки в Америку, но обещал вернуться и наказывал ждать его непременно. Она и ждала.

Один раз приехала Мила, оглядела деревню, пожала плечами и произнесла:

– Охота тебе в такой глуши жить.

– Приехал, значит, охота.

– Из одной провинции перебрался в другую… Может сразу в тайгу?

– Да мне и здесь неплохо.

– Ну-ну…

– Если тебе тут не нравится, зачем приехала?

– Дай мне развод.

– Замуж собралась?

– Тебя не касается.

– Ты мне все-таки пока жена…

– Да какая я тебе жена! Окстись, а?

– Не злись, шучу. Мне от тебя ничего надо. Насильно мил Миле не будешь.

– Хорош шутить.

– Да дам я тебе развод. На здоровье.

– Вот и хорошо. Я тебе позвоню, когда приехать надо будет. Детей у нас нет, так что разведут по-быстрому.

– Звони. Только заранее. У нас тут иногда работы много.

– Ой, да ладно, какая тут работа!

– Я тебя прошу, сообщи заранее. – Иван постарался сдержаться. Людмила начинала его раздражать. Он сам не понимал, как не видел раньше ее глупость, жадность, ограниченность… Ну что ж, ему повезло – очевидно, скоро это сокровище достанется кому-то другому.

– Знаешь, ты никогда не понимал меня, Иван. Я не осуждаю тебя, просто хочу помочь понять женщин. Когда-нибудь ты встретишь кого-то, кто будет тебе небезразличен, и поймешь, о чем я говорю. Ты никогда не разговаривал со мной по вечерам, не хотел послушать, как прошел мой день…

– О чем ты говоришь, Мила? Я приходил уставший, как собака, после того как разгружал на вокзале вагоны, чтобы нам было, что поесть и чем заплатить за квартиру! А ты пыталась мне рассказать, как Викуся из палатки с носками сделала неудачный перманент, или что муж Леночки бьет ее каждый день, отчего та вечно ходит в синяках. Ты думаешь, мне это было интересно?

– Мог бы и послушать. А еще я так хотела сходить с тобой в кино или в театр… В последний раз, когда мы ходили на «Леди Макбет», ты просто уснул!

– Потому что я безумно уставал!

– Только зря потратили на билет деньги! Лучше бы я сходила одна!

– Ты и ходила одна, насколько я помню.

– Ты абсолютно равнодушен к прекрасному!

– Хорошо, будем считать, что так и есть. Я безмозглый тупой болван. Теперь ты довольна?

– Нечего на меня смотреть зверем, Иван! Для тебя стараюсь! Хочу, чтобы ты понял, как нужно обращаться с женщиной, чтобы она от тебя не сбежала.

– Знаешь, милая, я постараюсь найти такую женщину, которая меня примет таким, какой есть.

– Вот в этом-то твоя ошибка! Надо меняться, а ты глух как пробка.

– Значит, тебе повезло, что ты так вовремя прозрела. Поздравляю. Давай на этом закончим наш ликбез по женской психологии. Если у меня появится нужда, обращусь к тебе за консультацией.

– Думаю, тебя не переделать.

– Это твоя первая абсолютно здравая мысль!

– До свидания, Иван.

– Прощай, Мила.

Иван уселся за стол и спрятал лицо в ладонях. Все-таки, это оказалось не так легко – расставаться. Понятно, что они с Милой отнюдь не те две половинки, которые искали друг друга всю жизнь, но… все равно обидно. Спасибо Перуну за то, что вовремя открыл глаза. Все будет хорошо. Все уже хорошо и правильно, так как и должно быть.

– Как ты? – спросила неслышно подошедшая Катя.

– Нормально.

– Расстроен?

– Знаешь, нет, скорее рад, просто устал.

– Хорошо, что вы с Людой расстались. Она мне всегда не нравилась. Судя по всему, девочка весьма умелый манипулятор. Нашла себе очередную жертву и спешит выжать из нее все, что сумеет. Такие люди не слишком думают о других. Представь себе, как бы она относилась к собственным детям.

– Думаю, ты права, Катюша. Слава Перуну, детей у нас нет.

– Надо собрать людей, обсудить дела. Скоро праздники. На Ивана Купала тоже много гостей приедет. Программа готова?

– Конечно. Все готово. Только у Павла Петровича Зорька захворала, а ее еще перековать надо. Ей детей катать.

– Ничего, справимся. Если что, пусть в Пустошье съездят, у ветеринара мазь возьмут. До праздников еще две недели, заживет.

– Конечно. Как ты думаешь, твоя девушка приедет?

– Она не моя девушка… Не знаю… Мне кажется, она скромная, постесняется.

– Это хороший повод приехать.

– В принципе, да. Посмотрим.

– Ты не раскладывал руны?

– Нет. Не люблю гадать о таких вещах. Они должны сами случаться или не случаться.

– Ты терпелив… Я этим качеством не обладаю.

– Тебе только так кажется. Ты же ждешь Валентина.

– Вот так всегда! Ты вечно оказываешься прав!

– Это у нас семейное.

Развод

– Уходи. Я больше не могу, Вася. Давай договоримся по-хорошему. Я живая женщина, человек. Зарабатываю достаточно, возьму малышку из детского дома, буду ее воспитывать. А так жить, больше сил моих нет – уж лучше руки на себя наложить.

– Зин, а Зин…

– Ну что, Зин? Ты посмотри, во что наша жизнь превратилась? Как я живу? Перед соседями стыдно!

– Зин, ну хочешь, я закодируюсь? Пить брошу?

– Сколько ты мне обещал, а? Мы это уже проходили. Нет, Вася, давай ищи работу сторожем, поговори с ребятами, они помогут. Бросишь пить, станешь опять человеком, тогда и поговорим.

– Я без тебя не могу…Да я ж все это из-за тебя…

– Пьешь из-за меня? Ты это хочешь сказать? Нет, ты пьешь, потому что слабый. Тебе себя жалко, а меня не жалко, ни сколечко! Вот тебе и вся правда. Короче, давай, звони ребятам. Думаю, за пару недель они тебе точно работу найдут.

– А ты?

– Возьму ребеночка. Счастья хочу. Жить хочу, радоваться, чтобы ручонки доченьки меня обнимали, и она мамой меня звала… Мне только тридцать два, а я себя старухой чувствую. Это справедливо?

– Прости меня, Зин.

– Не могу больше. И… я хочу на развод подать – с твоим послужным списком, мне ребенка не видать. Муж – пьяница, без работы практически… Кто таким дитя отдаст?

– Знаю, виноват. Развод дам, не бойся. Только я брошу пить, брошу совсем, и вернусь. Поняла?

– Поживем, увидим. Что загадывать? У меня никого нет, я тебе ни разу не изменила, ты знаешь… Но зарекаться одной жить, тоже не буду. Настало время жизнь менять.

– Прости, если можешь, Зин… – Василий вздохнул, хотел еще что-то сказать, но нерешительно потоптался, махнул рукой и вышел из комнаты.

Зина заплакала. Сердце ее разрывалось от жалости, но она понимала, что другого выхода нет, и если что еще и может спасти их брак, то это только ее решительный шаг на новую дорогу, к иной жизни. Может быть, тогда и он найдет в себе силы измениться? Она собралась с духом и поехала на строительный рынок: присматривать обои, кафель, сантехнику – новую жизнь надо начинать с ремонта и заботы о себе. Сделать другую прическу, макияж, маникюр; купить красивую одежду и обувь, а еще – Зина решила приобрести компьютер. Она подумала, что фотографии брошенных детей можно найти на сайтах приютов, но сидеть в интернет-кафе, на виду у всех ей не хотелось. Слишком личное, важное, драгоценное, чтобы делиться с кем-то… Случайные взгляды, любопытные перешептывания – она не могла допустить, чтобы такое произошло. Это настолько интимно, что можно испортить, испугать хрупкую надежду, не дать ей сбыться, превратиться в реальность.

В компьютерах Зина ничего не понимала, поэтому обратилась за помощью к старому другу Василия – Пете, с которым они вместе когда-то служили в милиции. Теперь уже майор Петя не отказал и послушно поехал вместе с Зиной покупать, а потом и устанавливать таинственный агрегат. Он достаточно быстро справился не только с этой задачей, а еще и с другой: объяснить, как все это работает.

Фотографий было так много, и они потрясали… Отовсюду смотрели серьезные печальные глаза малышей, нуждающихся в родителях, в том, чтобы их приласкали, спели колыбельную, почитали на ночь сказку, а самое главное, сказали заветное слово: «сыночек» или «дочка», и чтобы они в свою очередь смогли произнести слово «мама». Зина смотрела и не могла оторваться… Как выбрать среди них того единственного? Она решила не думать об этом, чтобы не расстраиваться – потом… еще столько всего надо сделать. Она не замечала, как летит время: работа, ремонт, чтение книг по воспитанию детей, развод…

Как ни странно, разводиться Василий пришел трезвый и в костюме. Он заметно похудел, осунулся, но держался достойно. После неприятной процедуры подошел к бывшей жене и сказал:

– Не хочешь отметить это событие в кафе?

– Ты все же пьешь? – поморщилась та.

– Я имел в виду кофе, пирожные…

– Давай посидим.

– Я, кстати, больше не пью. Завязал. Работаю в охране у одного бизнесмена. Живу у него, в коттедже.

– Поздравляю.

– Ты как? Похорошела, я смотрю.

– Стараюсь. Заканчиваю ремонт. Теперь займусь усыновлением.

– Тебе помочь?

– Как?

– Думаю, что мои бывшие коллеги имеют неплохие связи в самых разных местах.

– Спасибо, пока не надо. Но я буду иметь в виду.

– Не хочешь со мной сходить куда-нибудь в выходные?

– Например?

– Ну, в театр, в кино, на выставку…

– В другой раз. Сейчас заканчиваю ремонт, я уже говорила, а делать это приходится в выходные, из-за работы.

– Давай приеду и помогу. Люстру повесить или обои поклеить…

– Приезжай, Вася. Только…

– Я понимаю. Не дурак, не надо ничего объяснять.

– Спасибо.

Зине не хотелось вылезать из теплой постели в такую рань, но сегодня должен прийти Василий, а значит, пора вставать. Надо откинуть одеяло, быстро одеться, умыться, сварить себе чашечку кофе. Вспомнив о том, зачем она все это затеяла, Зина вскочила и побежала на кухню. Через пятнадцать минут она уже сидела перед зеркалом и тщательно наводила утренний еле заметный макияж. Лицо сразу стало свежее, глаза – более глубокими и ясными, капелька туши сделала их выразительными, а хорошее настроение – сверкающими. Она посмотрела на себя в зеркало и улыбнулась. Да, она хочет произвести впечатление на своего бывшего мужа. И что тут такого? Не на чужого же! Чужих ей не надо! Если все получится, а у нее обязательно получится, они могут быть так счастливы! Втроем, а может быть и вчетвером… Хорошо бы иметь мальчика и девочку. Сына и дочку…

Василий приехал с цветами.

– Я в рабочей одежде, у нас же ремонт… – смущенно сказал он.

– Проходи, Вася. Кофе будешь?

– Давай.

– Слушай, посоветуй мне: надо выбрать новую сантехнику, а я в ней ничего не понимаю. Съездишь со мной?

– Без проблем.

– А потом тогда уже и ремонт. Надеюсь, это много времени не займет.

– Я не спешу и полностью в твоем распоряжении.

– Спасибо.

Зина вспомнила тот день, когда Вася первый раз пригласил ее на свидание.

Несмотря на то, что весна уже давно началась, по вечерам становилось холодно, и девушка мерзла в коротенькой юбчонке и легкой «на рыбьем пуху» курточке. Но признаться в этом, означало, что свидание закончится, а этого Зиночке не хотелось. Они шли по парку и он, размахивая своими огромными, как рачьи клешни ручищами, рассказывал ей о доме и родителях. О них он говорил с нежностью и печалью.

Когда Васе было двенадцать, отца задавило на стройке, сорвавшейся с подъемного крана плитой, а мать, любившая мужа безмерно, тихо угасла через полгода, не выдержав разлуки с мужем. Воспитывала мальчика бабушка, работавшая на фабрике ткачихой и еле-еле сводившая концы с концами. Внучок постоянно рвал штаны и рубашки, лазил по деревьям, пропадал незнамо где и совершенно не хотел учиться. В глубине души он просто обиделся на родителей, которые бросили его одного, но кто мог объяснить внуку и бабушке, в чем причина? К психологам тогда особо никто не ходил, а замотанной Ангелине Степановне еле хватало сил, чтобы приползти домой да сготовить какой-никакой обед. Учителей в школе Вася дичился, считая, что учеба – пустая трата времени, которое можно провести гораздо более интересно. Потом он решил пойти в техучилище, выучился на электрика и ушел в армию. Через год умерла Ангелина Степановна. Васю отпустили на похороны. Стоя у гроба, он понял, что остался совсем один, и что не хочет больше жить в городе, где прошло его детство. Вернувшись из армии, Вася сдал квартиру и уехал в Москву.

Зинина история оказалась иной. Ее родители сгорели во время пожара, спасти удалось только трехлетнюю Зину, которая и оказалась потом в детском доме. Папу и маму девочка не помнила, как не помнила и той, другой жизни. Она фантазировала, мечтала о том, что рано или поздно родители вернутся, отыщут ее, и у них снова будет одна дружная семья, и тогда… тогда у Зиночки появятся свои собственные игрушки, которые не надо ни с кем делить, будет личная комната, красивые платьица… По субботам и воскресеньям любимые родители станут водить ее в кино, покупать сладкую вату, красных сладких петушков на палочках, а летом они обязательно уедут на море. Зина видела его однажды на картинке, и ей показалось, что именно так и выглядит настоящая мечта…

В детском доме девочку научили готовить борщ, штопать себе колготы, вязать носки и кофточки и ухаживать за теми детьми, кто был еще меньше Зиночки. Выйдя из ненавистных родных пенатов, девушка, не долго думая, купила билет на поезд и уехала в Москву, решив, что там можно пристроиться получше, чем в родном Федяеве, захолустном городке средней полосы России.

– Знаешь, Вась, я, когда маленькая была, все мечтала море увидеть… – очнулась от воспоминаний Зина. – А так и не побывала…

– Съездим еще. Когда захочешь, тогда и съездим. Возьмем отпуск и махнем… Хочешь в Анапу, хочешь в Турцию.

– Да мне все равно, лишь бы море.

– На следующий год и поедем.

– Поедем…

Зина так надеялась, что теперь все будет хорошо, что Вася, наконец, прозрел и решил измениться… Она боялась поверить, потому как слишком больно вернуться в тот прежний кошмар и обнаружить себя запертой в затхлом помещении без воздуха и света, помещении, из которого нет выхода… Она отогнала дурные мысли и улыбнулась. «Не позволю, – строго сказала она себе, – не позволю больше случиться ничему плохому! Все дурное уже случилось с нами. Теперь пора прийти другой светлой полосе, и все будет прекрасно! Надо верить, просто надо верить, сильно-сильно, и еще делать для этого что-то самой – это теперь мой рецепт счастья!

– Знаешь, у моего хозяина, Арсентия Федоровича, домработница появилась. Такая фифа. Гонору в ней ложка с горкой, хоть сама от горшка два вершка. Хозяйка ее приодела, платья отдала, а она, по-моему, какую-то игру ведет – никак Арсентия Федоровича окрутить решила, дура.

– Думаешь, получится?

– Да щас, пусть и не надеется. Он хоть мужик видный, но свою жену боготворит просто, да и она без памяти его любит. Сколько бы этой пустышке хвостом не крутить, а все без толку.

– Ты смотри, сам в это не влезай. Без тебя разберутся.

– А я и не влезаю. Так, со стороны видно все, вот и смотрю.

– Знаешь, Вась, если кому помочь надо – это одно, а тут – еще виноватым окажешься, если что. Ты уж придержи язык-то, особенно, если не спрашивают.

– Да молчу я, обидно только… Ее как родную приняли, а она лезет, старается… Глазки хитрые, губешки в ниточку, кудри льняные мелким бесом вьются… Барби, блин…

– К тебе не подкатывала?

– Я не того полета птица, чтобы на меня внимание обращать, а кроме того, мне такую даром не надь… Мне кроме тебя вообще никого не надо, Зинаида.

– Ой, Вась…

– Да молчу я, молчу… Не буду больше. Какой там тебе толчок покупать?