Текст книги "Предложение, от которого не отказываются…"

– Согласна. Скажите, он был ходячий?

– Нет, конечно. Сильный ушиб на фоне очень низкого гемоглобина – сами понимаете!

– То есть ему требовался дополнительный уход?

– Он платил сиделке.

– Он сам ее нанял?

– Сначала вроде какая-то фирма предоставила, но он от нее отказался. Пришлось среди своих искать. Ту, что мы сперва предложили, он выгнал через пару часов. Потом были другие, но Гальперин выбрал-таки одну девочку. Она и ухаживала за ним до последнего дня.

– А в ночь его смерти она дежурила?

Алла уже спрашивала об этом Князева. На все вопросы она получила от него исчерпывающие ответы. Это говорило о том, что зав провел работу в своем отделении в первые сутки после случившегося, выясняя обстоятельства происшедшего. Все ли он ей рассказал? Это еще предстояло выяснить. А вот Муратов, похоже, все это время занимался чем-то другим.

– Э-э… точно не скажу, – пробормотал он неуверенно. – Вам нужно с Князевым поговорить. Позвать его?

– Не стоит отрывать человека от работы, мы ведь с вами еще не закончили, – улыбнулась Алла.

– А мы не закончили? – Муратов выглядел озадаченным.

– Буквально еще пара вопросов.

* * *

Мономах вдавил окурок в пепельницу и выдохнул остатки дыма из легких в теплый вечерний воздух улицы. Рука сама потянулась к пачке, спрятанной под ворохом бумаг в столе. Он намеренно положил ее подальше с глаз, но сегодня ему просто необходимо было «отравиться». И, похоже, никотина недостаточно.

Подойдя к шкафу, Мономах достал початую бутылку коньяка. Он не любил выпивать один, однако повод налицо, поэтому он выдул невидимую глазу пыль из пузатого бокала, стоящего тут же, на полке, и едва успел плеснуть на донышко янтарной жидкости, как в дверь просунулась голова. Стука Мономах не слышал, а голова с тщательно уложенной густой шевелюрой принадлежала его приятелю, патологоанатому Ивану Гурнову.

– Привет! – поздоровался он и, не дожидаясь приглашения, вошел и плюхнулся в потертое местами кресло из зеленого кожзама. Хотя, пожалуй, «плюхнулся» – не совсем правильное слово: высокий, тощий Гурнов сложил свои кости на сиденье, как марионетка, когда натянутые ниточки, за которые кукловод дергает ее во время представления, внезапно ослабевают.

– Ну привет, – вяло ответил хозяин кабинета. – Каким ветром?

– Фи, как невежливо! – скривился патолог. – Квасишь в одиночестве, и даже мысли не возникло пригласить друга!

– Будешь?

– Армянский? Конечно, буду!

Мономах достал второй бокал.

– Ты по делу или потрепаться?

– И то и другое. Слыхал, какой беспредел творится?

– То есть?

– Меня отстранили от вскрытия Гальперина, прикинь! – Гурнов сделал глоток из бокала. На его некрасивом костлявом лице появилось блаженное выражение. – Отличное пойло, жаль, мои пациенты не дарят мне такого!

– Твои пациенты вряд ли способны испытывать чувство благодарности, – хмыкнул Мономах.

– А зря, между прочим, – обиделся Гурнов. – Я с ними нежен и внимателен, как с собственными детьми! Ты в курсе, почему мне не позволили провести аутопсию?

– Похоже, подозревают неестественную смерть.

– Кому понадобилось убивать больного терминальной стадией рака?

– Тело забрали?

– Забрали. И мужики, которые за ним приехали, вели себя, как гунны в захваченном селении! Ходят слухи, к тебе следовательша приходила?

Мономах молча кивнул и прикончил содержимое бокала.

– Ну и что она говорит?

– Ты всерьез полагаешь, что она стала бы со мной обсуждать версии?

– Но как-то же она должна была объяснить свое появление!

– У меня создалось впечатление, что она и сама не знает, зачем ее к нам отправили… С другой стороны, может, и врет.

– Но тебя же не это беспокоит, верно? – нахмурился Гурнов. – Что еще случилось?

– У меня два пациента умерли, один за другим – тебе мало?

– И все-таки?

– Моя медсестра пропала, – после паузы ответил со вздохом Мономах. – Та, что дежурила в ночь смерти Гальперина.

– Что значит – пропала, ты ей звонил?

– А то!

– И?

– Она снимает комнату с подружкой, подружка – ни сном ни духом.

– Да ладно! Закатилась куда-нибудь с кавалером и приятно проводит время.

– Ушла со смены раньше времени, оставив сумочку с документами, деньгами и прочими женскими причиндалами.

– А вот это действительно странно, – покачал головой Гурнов. – Она местная?

– Из Калининграда. Парень ее, из наших ординаторов, тоже не знает, куда она могла подеваться.

– Ну тогда, насколько я понимаю, родители должны в розыск подавать. Сколько ее нет уже?

– Полтора дня.

– Маловато для взрослой девицы! Хотя, я слышал, сейчас можно и сразу подавать, трое суток ждать не обязательно.

– Думаешь, все серьезно?

– Ты сам так думаешь, – пожал плечами Гурнов. – Слушай, а о Суворовой ничего не говорят? – неожиданно сменил тему патолог.

– А что о ней могут говорить? – удивился Мономах.

– Родственники, часом, не объявлялись?

– Да нет, а что такое?

– Ничего, я так…

– Темнишь, Гурнов?

– Да просто жалко старушку, никого-то у нее нету… Я вот все думаю, не дай бог так помереть, чтоб ни одна живая душа не вздрогнула!

– Жениться тебе надо.

– Я уже четыре раза пробовал – не греет.

– Значит, не те бабы были, неправильные.

– Ой, а сам-то – че не женисси?

– Я тоже пробовал.

– Так то когда было! – развел длинными, тощими, как канаты, руками Гурнов. – Неужели за двадцать с лишком лет ни одной правильной бабенки не нашлось?

– Как видишь.

– Ну у тебя хоть сын есть, – вздохнул патологоанатом. – А я вот, понимаешь, как перст…

Мономах взял бутылку и, подойдя к месту, где сидел приятель, снова наполнил его опустевший бокал.

* * *

– И что это значит? – вопросила Алла, теребя в руках заключение патологоанатома. – Как мне это квалифицировать?

– Да черт его знает, как!

– Это что, убийство?

– Не могу сказать. Но судя по тому, что эвтаназия у нас законом не разрешена…

– Эвтаназия, вы сказали?

– «Легкая смерть» в перево…

– Я в курсе, что такое эвтаназия, – перебила Алла. – С чего такой вывод?

– Исходя из состава химических веществ, обнаруженных во внутренних органах и тканях покойного.

– Он же раковый больной, в нем, наверное, целая аптека!

– А вот и нет. Во всяком случае, я просмотрел его карту и выписку из больницы, подготовленную лечащим врачом: в них отсутствуют данные препараты.

– То есть такие Гальперину не назначали?

– Точно. И не могли назначить!

– А поконкретнее можно? Только своими словами, потому как я – сами понимаете.

– Можно и своими. Эвтаназия, чтоб вы знали, проводится в два этапа. На первом больному вводится обезболивающий препарат, угнетающий функции центральной нервной системы. На подавление всех нервных рефлексов, как правило, уходит до получаса.

– Скажите, а больной, он что-то чувствует? – спросила Алла, нервно поеживаясь.

– Обезболивающее действует как наркоз. Как только пациент достигает состояния глубокого сна, ему вводят вещество, останавливающее дыхание.

– И как долго..?

– По-разному, в зависимости от конкретного случая, но обычно это занимает еще полчаса.

– Я правильно понимаю, что сам себе Гальперин эти препараты ввести не мог? – после короткого раздумья проговорила Алла. – Во всяком случае, второй?

– Правильно. Врач должен находиться рядом с больным, чтобы убедиться, что все проходит как положено и больной не испытывает мучений.

– А он не испытывает?

– В мире существует сильное лобби сторонников эвтаназии, однако еще больше тех, кто против. В Бельгии, к примеру, уже лет десять как продается специальный набор для смертельной инъекции. Стоит всего шестьдесят евро, можно купить в каждой второй аптеке.

– Это же все равно что цианид продавать! Я еще понимаю, в стационаре…

– Половина жаждущих эвтаназии предпочли бы уйти в мир иной в домашней обстановке, а не в условиях больницы. Чтобы вы не подумали плохого, резон в таком подходе есть: набор может купить только практикующий семейный врач, и для того, чтобы получить разрешение, необходимо собрать документы.

– Так вы не ответили на мой вопрос, Степан Аркадьевич: Гальперин умер безболезненно?

– Невозможно оценить болевые ощущения человека, подвергающегося эвтаназии. Производные барбитуровой кислоты, обнаруженные мной, в больших дозах должны вызывать не только кому, но и спазмы дыхательных путей, которые приводят к смерти. Но иногда спазмов приходится дожидаться до пяти дней, поэтому теперь барбитураты применяются только в комбинации с другими медикаментами. Врач вводит барбитурат в качестве анестезирующего препарата, дожидается глубокого засыпания пациента и вторым уколом впрыскивает большую дозу вещества, расслабляющего мышцы. Блокируется сигнал, идущий от нервных волокон к скелетной мускулатуре, в частности, перестают сокращаться мышцы диафрагмы, межреберные мышцы, дыхание прекращается. Противники эвтаназии утверждают, что этот вариант негуманен. Умирающий может испытывать удушье и сильные боли, но из-за полной неподвижности его тела окружающие об этом не подозревают.

– Какой ужас! – прошептала потрясенная Алла.

– Существует и второй вариант. После введения барбитурата и погружения пациента в глубокий наркоз врач вводит препарат, останавливающий сердце. Но при такой схеме у умирающего случаются конвульсии, что, как вы понимаете, не сочетается с понятием «легкая смерть»!

– К Гальперину применили первый вариант?

– Вскрытие выявило наличие барбитуратов, хотя при эвтаназии иногда используются и опиаты, кодеин и морфин, к примеру. Однако большинство пациентов, будучи тяжело больными, и так плотно сидят на наркотиках, и у них появляется привыкание. Как следствие, метод может не сработать. Правда, Гальперину это не грозило, ведь он опиатов не принимал.

– В больнице говорят, ему оставалась пара месяцев жизни?

– После вскрытия могу с уверенностью утверждать, что ожидаемый срок превышен как минимум вдвое. Я бы даже сказал, пациент не протянул бы и трех недель – организм весь в метастазах!

– И при этом ему давали только мягкие обезболивающие и никаких наркотиков?

– Особенности опухоли, видите ли, – пояснил патолог. – Вернее, ее роста. Не стану вдаваться в детали, ведь вам это не интересно, да и делу не поможет, но у вашего Гальперина опухоль росла таким образом, что не вызывала особенной боли. У него не могло вовсе не быть болевого синдрома, но он был не слишком выражен, понимаете? Пациенту хватало обычных анестетиков, потому-то он и мог до последнего времени вести относительно нормальный образ жизни. Ну если не считать того, что у него сильно снизился уровень гемоглобина, что сказывалось на общем состоянии и, как следствие, качестве жизни. Гальперин компенсировал это приемом препарата, повышающего гемоглобин.

– Что-то я не понимаю, доктор, – вставила Алла, когда в речи специалиста образовалась пауза. – Вы говорите, опухоль не дала бы Гальперину продержаться больше трех недель, – от чего же он умер бы, если…

– Опухоль перекрыла бы пищевод, – не дожидаясь окончания, объяснил патологоанатом. – Так как операция была невозможна, он бы умер. Кроме того, не забывайте о метастазах: в какой-то момент они могли вызвать любые последствия, которые привели бы к гибели больного. Но вот еще одна нестыковка: помимо веществ, предположительно имеющих отношение к процессу эвтаназии, я нашел и другие.

– Какие?

– Психотропные. А именно – ципралекс.

– Его Гальперину не прописывали?

– Судя по выписке, нет. Конечно, нельзя сбрасывать со счетов то, что он мог самостоятельно купить лекарство, но оно продается строго по рецептам.

– Для человека с деньгами заполучить рецепт – не проблема! – возразила Алла.

– Не стану спорить, – кивнул патолог.

– Каким образом этот психотропный препарат действовал на больного?

– Все зависит от дозы. В малых дозах он может работать как успокоительное или снотворное, а в больших – как возбуждающее нервную систему. Кроме того, важна сочетаемость медикаментов с другими лекарствами, ведь их категорически нельзя употреблять с препаратами-антагонистами или, напротив, с теми, которые усиливают их действие. Скажем, Гальперин постоянно принимал омепразол, что противопоказано в сочетании с ципралексом… Ну и, разумеется, есть еще такая штука, как индивидуальные особенности организма, вот почему необходима консультация специалиста и рецепт!

* * *

Марина опаздывала, но Алла и не ждала, что подруга придет вовремя. Учитывая, как давно они знакомы, она научилась мириться с недостатками адвокатессы. Друзья потому и остаются друзьями, что способны прощать друг другу особенности, могущие показаться непростительными всем остальным. Алла допускала, что и сама не безгрешна, и была благодарна Марине за ее легкое отношение к собственным причудам. В ожидании подруги Алла заказала капучино, мысленно отметив, что ей следовало бы удовольствоваться чаем.

Наконец, дверь распахнулась, и в зал вплыло гигантское розовое облако, благоухающее французскими духами «Елисейские Поля». Сколько Алла помнила Марину, та признавала только этот аромат. Несмотря на внушительный вес, приближающийся к опасной отметке «120 кг», двигалась женщина легко, даже, можно сказать, грациозно, ловко лавируя между столиками. Взгляды посетителей невольно устремились к ней, некоторые с восхищением, другие – с изумлением. На Марине красовалось летнее розовое полупальто, надетое поверх белой с оранжевыми цветами туники, из-под которой выглядывали шелковые брюки, тоже розовые, но иного оттенка.

Они познакомились больше десяти лет назад. Алла тогда работала в прокуратуре и представляла следствие на суде. Марина разбила ее в пух и прах, причем сделала это так виртуозно, что, несмотря на сокрушительное поражение, Алла пришла в восторг. В чем и призналась, подойдя к противнице после процесса. «В следующий раз я подготовлюсь лучше, и у вас ничего не выйдет!» – с улыбкой предупредила она Марину. «Нисколько не сомневаюсь, – согласилась та. – В вас определенно есть стержень!» С первых минут между двумя женщинами возникла симпатия, и они пошли выпить кофе в это самое кафе. Алла давно перестала быть легкой добычей для Марины, и они редко пересекались по работе, но по-прежнему встречались здесь раз в месяц. Это свидание было внеочередным.

– Привет, дорогуша, – громогласно поздоровалась адвокатесса, смачно чмокнув розовыми губами где-то возле уха Аллы, не задев ее помадой. – Я надеялась, что ради нашей встречи ты соизволишь сменить свой привычный «наряд шахидки» на что-то повеселее!

Алла в последнее время предпочитала темную одежду. Для этого у нее имелась вполне объяснимая причина: черный цвет скрывает недостатки фигуры, позволяя телу выглядеть стройнее. Во всяком случае, так принято считать. В отличие от Марины, которая несла свои телеса с гордым достоинством, Алла чувствовала себя некомфортно в новом весе. Еще полтора года назад она весила шестьдесят семь кило, но теперь у нее пропало желание наряжаться. Как, впрочем, и многие другие желания, свойственные каждой молодой здоровой женщине, поэтому Алла лишь устало улыбнулась подруге, показывая, что не желает развивать тему.

Адвокатесса одевалась экстравагантно. Одному богу известно, где она умудрялась доставать красивые наряды пятьдесят восьмого размера! Но, несмотря на любовь к яркой цветовой гамме, никто не рискнул бы назвать неуместной или нелепой ее одежду, которая на любой другой выглядела бы, как свадебная сбруя на индийском слоне.

– Твоя жар-птица принесла тебе на хвосте кое-какие интересные сведения! – сказала Марина, водружая объемистый зад на сиденье.

– Надеюсь, у тебя не возникнет неприятностей? – с беспокойством спросила Алла.

– Хотелось бы на это поглядеть! – фыркнула Марина. – Кроме того, я же не секретные материалы ФСБ тебе принесла, а по большей части сплетни да слухи.

– Это именно то, на чем строится большинство уголовных дел! – рассмеялась Алла.

– А ты уверена, что уголовное дело возбудится?

– Сначала ты докладывай!

– Изволь, – пожала пышными плечами Марина. При этом ее длинные серебряные серьги с висюльками весело звякнули. – Я говорила тебе, что лично с Гальпериным не знакома, мы ведь в разных областях трудимся… Хотя он тоже занимался уголовным правом много лет назад.

– То есть он не всегда был адвокатом по разводам?

– Верно. Некоторое время Гальперин даже вроде бы работал на бывшего вора в законе. Потом вор свинтил за границу, а Гальперин не захотел. В то самое время он разводился с первой женой и сам занимался процессом. Он так «обул» экс-супругу, что она ушла от него практически в чем была. И сына отобрал.

– Илью?

– Ну да, у него один сын был. В общем, он смекнул, что бракоразводные дела принесут ему гораздо большую выгоду, да и общаться с уголовным элементом не придется.

– Не знала, что он с ними общался, – пробормотала Алла. – Недоработка!

– Он все сделал для того, чтобы забыть о своем «боевом прошлом»! И чтоб другие тоже забыли. Я случайно выяснила, поболтав с бывшим коллегой. Он давно на пенсии, но Гальперина знал неплохо.

– И что он говорит о нем как о человеке?

– Да ничего хорошего!

Марина прервалась, подзывая молоденького официанта.

– Будь добр, милый, принеси тете киш с лососем… нет, лучше два, и пару корзиночек с заварным кремом. И «американо»!

– Так о чем мы говорили? – снова повернулась она к подруге. – Ах да: дрянь он был редкостная, твой Гальперин, вот что! Несколько раз женат, все жены ушли от него практически голыми.

– А дети?

– Только Илья.

– Что говорят про его последний брак?

– Ой, да просто нашел девицу, чтобы ходить с ней на мероприятия, и все! Правда, прожил с ней лет пять-шесть, а это – срок! Она, кажется, какая-то модель, бывшая мисс чего-то там… Но гонял ее, как сидорову козу, и денег лишних не давал, держал в ежовых рукавицах. Думаю, она так долго продержалась лишь потому, что надеялась на большую разницу в возрасте и скорую смерть супруга! Когда он заболел, эта Инна превратилась в заботливую наседку, все кудахтала над мужем, выполняла все его желания… А он возьми да и подкинь ей подлянку!

– В смысле?

– Похоже, Гальперин планировал снова переписать завещание.

– Снова?

– Он делал это многократно. Последний раз – после смерти сына. Инна, думаю, побаивалась, что он ее без штанов оставит, просто из вредности!

– А что там с Ильей-то приключилось?

– Да темное дельце, – вздохнула Марина, вилкой закидывая в ярко накрашенный рот здоровенный кусок принесенного официантом киша. Алла с тоской проводил его до места назначения, стараясь, чтобы подруга не заметила, как она тайком сглотнула обильно выделившуюся слюну. – Гальперин отчего-то пребывал в уверенности, что его сын стал жертвой убийства!

– Да ну?

– Ты в курсе, что он основал сеть клиник «ОртоДент»?

Алла кивнула.

– Отец помог раскрутиться, и дело пошло. Илья открыл несколько филиалов в Питере, Выборге, Кронштадте. Он сообразил, что надо подстраиваться под любой кошелек, чтобы привлекать широкие слои населения. Существует три класса клиник: «люкс», где используются новейшие достижения ортодонтии и стоматологии; «средний класс» и «общепит», если можно так выразиться, – для тех, кому не по карману первые два.

– Что-то я не слышала о брекетах по дешевке! – с сомнением пробормотала Алла.

– Ну совсем дешево, конечно, не получится, но все же от материалов зависит, понимаешь? Илья нашел каналы, закупал пломбировочный и прочий материал не в Европе и Штатах, а в Индии или Китае, к примеру…

– Какое отношение это имеет к смерти Ильи?

– Наверное, Гальперин винил конкурентов, – пожала плечами Марина.

– «Дента-Люкс»?

– Да ты подготовилась! Насколько мне известно, дело об убийстве не возбудилось: признали несчастный случай. У Ильи были проблемы с сердцем. Ничего фатального, по-моему, но он принимал препараты. Вероятно, в день своей смерти он просто забыл это сделать, его прихватило, и он топориком пошел ко дну.

– И родичей на помощь не позвал?

– Никого дома не оказалось, как назло. У него были жена и сын. Кстати, невестку свою Гальперин терпеть не мог!

– Почему?

– Да бог его знает!

– А кто после смерти Ильи занимается «ОртоДентом»? – поинтересовалась Алла.

– Да вот она и занимается, невестка, Дарья Гальперина. Но владелец – покойный Гальперин. Еще при жизни Ильи он уломал сына переписать все на себя, представляешь? А Дарья – всего лишь генеральный директор, наемный работник. Судя по всему, Гальперин решил не убирать ее после того, что случилось с Ильей, для пользы дела: что ни говори, а она лучше всех знает бизнес, так как с самого начала работала с мужем.

– Она ортодонт?

– Стоматолог. Детский вроде бы. При Илье она исполняла обязанности его заместителя.

– Интересно, как она отнеслась к такому финту муженька?

– Вряд ли в восторг пришла! – хохотнула Марина.

– А как Гальперину удалась эта афера, ведь вдова и сын являются наследниками по закону, и им положена доля вне зависимости от завещания, если Илья таковое составлял?

– Знаешь, я ведь не читала ни само завещание, существует оно или нет, ни внутренние документы «ОртоДента», – ответила Марина. – Если папаша с самого начала выступал соучредителем, а то и главным учредителем – ведь начальный капитал был его, – то все могло быть! Что касается наследственной доли, то Дарья с сыном получили дом и пухленький счет в банке.

– И все-таки ей должно быть обидно!

– А то, – кивнула Марина, – ведь они с мужем начинали бизнес с нуля!

– Кто же выгодополучатель теперь, когда и Гальперин-отец отправился на тот свет?

– Все зависит от завещания и того, успел ли он внести изменения.

– Если нет, то им может оказаться вдова адвоката?

– Возможно, но это все, что я имела тебе сказать, подруженька!

– А что тебе известно о покушениях на жизнь Гальперина?

– Честно говоря, я только слышала, что его пытались убить дважды. Поймали ли злодеев, не в курсе – тебе-то проще это выяснить по своим каналам!

– У меня весьма скудные сведения, – пожаловалась Алла. – Только то, что я успела нарыть до того, как поняла, что Гальперин умер неестественной смертью. Вернее, скажем так: умер он в конце концов не от того, от чего умирал!

– Ну теперь ты выкладывай, – потребовала Марина. – Ты же понимаешь, я спрашиваю не корысти ради, а исключительно из любопытства!

Алла начала излагать подруге факты, почерпнутые из беседы с патологоанатомом. Когда она закончила, адвокатесса тихонько присвистнула.

– Ну надо же… Может, ошибка?

– Может, и так, только уж больно много плохого случалось вокруг покойника, закончившегося-таки его смертью!

– Тебе виднее, ты ведь следователь. Твое дело – доказывать, что произошло преступление, и искать бандитов, а мое…

– А твое – этих бандитов отмазывать!

– И потом мы встречаемся и празднуем чью-нибудь победу… Послушай, а вдруг это и в самом деле была настоящая эвтаназия?

– То есть Гальперин кого-то попросил помочь ему умереть?

– Ну да. Что тогда?

– Тогда как адвокату тебе должно быть известно, что в Российской Федерации такого понятия не существует. По нашим законам это – убийство.

– Есть идеи?

– Ты же помнишь, где это произошло? В больнице любой мог найти нужные компоненты для смертельной инъекции, для этого вовсе не обязательно быть врачом – и медсестра, и даже нянечка способны сделать два укола!

– Да, если бы он умер дома, было бы легче, – согласилась Марина. – А если Гальперин не хотел умирать?

– Ну он оказался в стационаре, в заведомо беспомощном положении, и злодеи вполне могли закончить то, что не удалось сделать ранее. Ты сама мне назвала несколько возможных подозреваемых.

– Ну да, его жена, потом – Дарья Гальперина…

– И «Дента-Люкс». Любой мог выступить заказчиком, не говоря о тех, кого мы пока не знаем.

– Прав оказался Дед, да? Все указывает на убийство!

«Дедом» называли непосредственного начальника Аллы, генерал-майора юстиции и руководителя следственного управления Андрона Петровича Кириенко. Вот уже лет пять он собирался на пенсию, и каждый раз это событие откладывалось – по разным причинам. В прошлом году отметили его шестидесятилетие, но, несмотря на ожидания многих, Дед по-прежнему сидел в своем кабинете, незыблемо, как Медный Всадник. Он дал Алле мало информации, но у нее создалось впечатление, что самому ему известно больше. Надо будет как следует его тряхнуть и добиться ответа на вопрос, почему возникла версия об убийстве человека, который и так умер бы в ближайшее время без всякой помощи со стороны!

* * *

– Значит, убийство, – задумчиво пробормотал Кириенко. Он сидел за своим любимым столом с потертой столешницей, сделанным из мореного дуба. Он перевез этот стол со старого места работы и вот уже лет двадцать отбивался от предложений секретарши, которую также перетащил сюда, сменить его на что-то более современное. Или, по крайней мере, новое. Секретаршу, Агриппину Матвеевну, Дед тоже менять отказывался: она была ему не менее близка, чем собственная супруга, одна-единственная, с которой он прожил сорок лет. Алла порой гадала, было ли между ними что-то большее, нежели полное взаимопонимание. Агриппине Матвеевне исполнилось шестьдесят, но выглядела она лет на десять моложе, умудрившись сохранить по-девичьи стройную фигуру, густоту волос и потрясающе гладкую кожу. Возможно, к последнему имел непосредственное отношение пластический хирург, но Алла считала, что женщина имеет право заботиться о собственной внешности любым доступным ей способом. Поход к хирургу-косметологу она полагала скорее подвигом, которым стоит гордиться, нежели преступлением, которое следует скрывать.

– Честно говоря, не ожидал! – добавил генерал-майор после того, как секретарша, водрузив на стол поднос с двумя чашками кофе, удалилась.

– Не ожидали, но отправили меня проводить дознание? – недоверчиво подняла бровь Алла.

– Я никому не мог доверить такое дело!

– Почему?

Дед тяжело вздохнул и откинулся на спинку кресла, такую же видавшую виды, как его стол.

– Да потому, что ко мне обратился человек, который… короче, которому я кое-чем обязан. Серьезно обязан, видишь ли.

– Кто-то из друзей Гальперина? Признаться, после всего, что я узнала об этом мужике за последние двое суток, удивлена!

– Ко мне приходил душеприказчик Гальперина.

– Душеприказчик – у адвоката? – еще больше поразилась Алла.

– Это, знаешь ли, не одно и то же!

– Хорошо, так что же этот душеприказчик от вас хотел?

– Чтобы я проверил обстоятельства смерти Гальперина.

– У него есть основания сомневаться, что она наступила от естественных причин?

– Да. Он утверждает, что за некоторое время до попадания в больницу с травмой адвокат начал заговаривать о том, что ему, дескать, не дадут умереть своей смертью.

– То есть он всерьез опасался за свою жизнь?

– Похоже на то.

– Из-за неудавшихся покушений? Он полагал, что те, кто их организовал, на этом не остановятся, даже зная о его смертельном диагнозе?

– Душеприказчику это неизвестно, он лишь передал мне слова Гальперина. У меня нет причин сомневаться в его правдивости – я хорошо знаком с этим человеком.

– А вы не спрашивали его, мог ли адвокат сам свести счеты с жизнью? – задала вопрос Алла. – Все-таки такая болезнь, ожидание смерти, возможно, мучительной…

– Конечно, спрашивал, – перебил Дед. – Душеприказчик отверг такое предположение как совершенно невероятное: Гальперин, по его словам, не из тех, кто совершил бы самоубийство. Он все делал с дальним прицелом, в каждом его действии всегда был смысл, он постоянно преследовал какую-то цель.

– Ну да, в самоубийстве, конечно, цель отсутствует, – пробормотала Алла. – Кроме очевидной – прекратить свои мучения!

– Не мучения, а борьбу. Гальперин был борцом, при всех своих отрицательных качествах. Он никогда не боялся вызовов, ни разу в жизни не отказался от сражения. И со смертью он боролся, пока врачи сами не сказали, что надежды нет.

– И только на этом основании вы дали ход расследованию?

– Так ведь не зря, как выяснилось!

– Не стоит торопиться с выводами, – покачала головой Алла. – Пока что речь идет только об эвтаназии…

– А что это, как не самоубийство? Руками другого человека, но суть от этого не меняется!

– Но кому могло понадобиться убивать смертельно больного человека?

– Вот и выясни, сделай милость. В любом случае это убийство, верно? И по просьбе жертвы, и нет: эвтаназия у нас, если помнишь, не узаконена!

Дед был прав. И без этого разговора у Аллы сложилось впечатление, что хотеть смерти адвоката могли многие. Оставался лишь один вопрос: куда они торопились, не желая полагаться на естественный ход событий?

* * *

– Сегодня вы не по лестнице поднимались.

Зав ТОН произнес фразу без вопросительной интонации, словно не сомневался в правильности своего умозаключения.

– Вы правы, – улыбнулась Алла. – Дождалась лифта. Я не запыхалась, и пульс у меня нормальный – можно не проверять! Я не вовремя?

– У меня обход. Подождете в кабинете?

– Конечно!

Разместив Аллу, Князев убежал. Она посидела пару минут, озираясь по сторонам. Потом поднялась и подошла к столу, заваленному документами. Определенно, зава ТОН аккуратистом не назовешь! Помимо бумаг и файлов, на столе стояли компьютер и пресс-папье из черного оникса в форме человеческого мозга. Никаких женских снимков… Впрочем, Алла знала, что Князев не женат.

Она прошлась вдоль шкафа. Медицинская литература, какие-то папки, но среди профессиональных вещей затесались и несколько личных. К примеру, виниловые пластинки Rolling Stones и Led Zeppelin. Интересно, где проигрыватель – возможно, в одном из закрытых на ключ ящиков? И еще фотографии гор. Алла насчитала штук шесть видов разных вершин. На седьмом снимке, черно-белом, были люди – сам Князев, молодой парень и высокий худой мужчина с темными волосами, аккуратной бородой и слегка раскосыми глазами. Все в спортивном снаряжении, с «кошками» и канатами в руках. Значит, заведующий занимается альпинизмом? Необычное хобби для человека, живущего вдалеке от сколько-нибудь заметных возвышенностей!

Среди книг обнаружились насколько детективов, англо-русский словарь и журналы об автомобилях. Алла поймала себя на мысли, что ей хочется побольше узнать о жизни Князева. В чем причина – не в том же, что в первые минуты их знакомства он проявил к ней человеческое участие?

Кто-то постучал, и Алла едва успела отпрянуть от полки с фотографиями. Дверь распахнулась, и на пороге нарисовалась молодая женщина в отутюженном до морозного хруста белоснежном халатике, едва доходящем до середины бедер. Скромная юбка до колен открывала взору потрясающей красоты ножки в туфлях на плоской подошве – что ж, столь длинноногая особа может позволить себе обходиться вовсе без каблуков! Что касается лица незнакомки, несомненно, несшего отпечаток восточных кровей, Алла не назвала бы ее красавицей. Правда, хорошая кожа и роскошные, собранные в длинный «конский хвост» волосы делали докторшу вполне привлекательной особой.

– Князев где? – без предисловий задала вопрос вошедшая.