Текст книги "Кто в доме хозяйка?"

– У нас с тобой уйма времени впереди, так что все успеем посмотреть, – улыбнулась Олеся. – Мне тоже очень интересно, между прочим, и с каждой минутой все больше и больше нравится этот дом.

– А ты знаешь, я с тобой согласен. Здесь удивительная энергетика, она какая-то располагающая, – произнес Валя, оглядываясь по сторонам. – Вот вроде бы, обыкновенный чердак, пыльный, заваленный всяким барахлом, а я чувствую себя здесь ребенком, который попал в страну чудес.

– Ты неисправимый романтик, Кадкин, – засмеялась девушка. – Пошли вниз, а то нас наверняка уже ищут.

– О, и этот тут как тут, – всплеснул Валентин руками, увидев кота Василия. – И что ты за нами все ходишь, как пришитый? А ну брысь отсюда!

Черный красавец лишь лениво посмотрел на молодого человека и как ни в чем не бывало начал вылизывать свою шерстку.

– Валь, ты, может быть, все же оставишь его в покое? – строго спросила Олеся. – То Тимофей у тебя леший, то Василий – нечистая сила. Тебе не кажется, что это уже слишком?

– Ах, ма шер, я вовсе не виноват, что у меня сложилось предвзятое отношение к этим черным хвостатым негодяям, – вздохнул молодой человек. – Они сами меня к этому вынудили. Стоит мне только встретить черного кота, особенно с утра, можно считать, что день безвозвратно испорчен. Ты помнишь тот день, когда с моей машиной встретился грузовик? Так вот утром, когда я выезжал из гаража, мне перебежал дорогу вот такой же негодник, – кивнул Валя на Василия. – Теперь мне приходится передвигаться на своих двоих, потому что на новую машину я еще не заработал. А помнишь, как я провалился в открытый люк в нашем дворе? Буквально за полчаса до этого я чуть не наступил на маленького котенка, естественно черного. Да что там далеко ходить? Вчера вечером я пошел выносить мусорное ведро и прямо рядом с мусоропроводом столкнулся с черным, как вакса, котищем. Сколько я ни плевался после этого, буквально на следующее утро мне позвонили и рассказали, какую свинью мне подложил мой «ненаглядный» Эдик. Негодяй такой, чтоб ему там на пляже сгореть и волдырями покрыться! – от всей души послал он бывшему другу пожелание. – Дальнейшее тебе известно, я понесся на всех парусах к тебе, чтобы... короче, ты меня поняла. Про пустые ведра я вообще говорить не хочу, это просто кошмар какой-то, – закатил он глаза. – Решил я как-то зайти в хозяйственный магазин, чтобы купить средство для дезинфекции унитаза. И что же ты думаешь? Стоило мне столкнуться в дверях с бабой, которая вздумала купить себе пустое ведро, я тут же потерял кошелек со всей зарплатой. Ну, как тебе это нравится?

– А ты считаешь, что в хозяйственном магазине она должна была купить ведро, наполненное водой, или, может быть, шампанским? – захохотала Олеся. – Ты слишком суеверен, Валюша, поэтому с тобой так все и происходит. Я вот никогда не верила во все эти приметы и верить не собираюсь. Считаю, что это средневековые предрассудки, поэтому со мной ничего подобного не происходит и ничего не случается.

– Ну как же, не случается с ней! – фыркнул тот. – Наверное, это не тебя, а господина Лермонтова три раза за год с работы выперли?

– А при чем здесь моя работа? Этот факт никоим образом не касается нашей с тобой темы. Мы вроде, говорим сейчас о суеверии, а не о моей работе.

– Ты думаешь, что, как только я перестану верить во всякие приметы, все сразу же будет в шоколаде с мармеладом, – фыркнул Валентин. – Если бы все было действительно настолько просто, клянусь, я бы согласился целоваться с Василием и утром и вечером.

– Как много я готова отдать, чтобы увидеть это, – снова захохотала Олеся. – Короче, я спускаюсь вниз, а ты можешь здесь оставаться хоть с ночевкой. Ищи на здоровье свой клад, флаг тебе в руки, дорогой!

– Что значит – с ночевкой? Нет, милочка, ночью здесь будет слишком темно, да и пыльно до невозможности, – сморщил Валя нос и тут же пронзительно чихнул. – Ну вот, у меня, кажется, аллергия начинается, пошли отсюда быстрее. Но завтра обязательно сюда вернемся, я здесь еще не все обследовал.

– Непременно вернемся, – согласилась с ним Олеся, подталкивая в спину к лестнице. – Прямо с утра и начнем. Ты, похоже, заразил меня этим безумием, – засмеялась она.

– Ты о чем?

– О твоей золотой лихорадке, о чем же еще?! Да и вообще, здесь и правда так много всего интересного!

– А я что тебе говорю? Разбуди меня завтра пораньше.

– Кто бы меня разбудил, – вздохнула Олеся. – Я без будильника очень редко просыпаюсь.

Молодые люди даже и предположить не могли, какое неприятное событие произойдет завтра с самого утра. Также они не знали, что одним этим событием дело не ограничится, а по сути все только начнется, и у них еще долго не будет времени, чтобы подняться на этот чердак. Но пока они пребывали в неведении, поэтому спокойно провели вечер в компании Тимофея, Екатерины Ильиничны и кота Василия. Посиделки удались на славу, молодые люди узнали много интересного, а Олеся вдруг поняла, что Валя оказался не совсем уж и не прав. Ей действительно досталось весьма непростое и загадочное наследство.

9

– А кто эта женщина, чей портрет в спальне висит? – спросила Олеся у Тимофея. – Я вижу, что она очень похожа на мою прабабушку, но почему-то уверена, что это не она.

– Правильно, это не Веда, это уже ее прабабка, – ответил старик. – И она, между прочим, была фрейлиной при дворе.

– Сплошные прапрапра, – влез со своим замечанием Валя. – Лесь, ты представляешь, кто она тебе? Аж целых четыре раза пра. Ой, вы сказали фрейлиной при дворе? – оживился он, когда до него дошел смысл сказанного. – Какая честь, однако! Ма шер, ты, оказывается, пра четыре раза приближенной ко двору особы. С ума сойти, с кем я связался. Тимофей, я тут тоже, мимо спальни когда проходил... совершенно случайно заметил... что фрейлина на портрете сидит в таких обалденных драгоценностях, – закатил он глаза. – Просто дух захватывает. И вот мне... вернее, не только мне, а вообще нам очень интересно... нет, не так, – сморщился он, напряженно соображая, как бы спросить, – куда, черт возьми, подевались бриллианты?!

– Вы знаете, уважаемый Тимофей, мне бы очень хотелось узнать... а кто автор этого портрета?

– Художник, ты имеешь в виду?

– Ну да, художник!

– Откуда же я могу знать? – удивленно пожал плечами Тимофей.

– Жаль, – вздохнул Валентин. – Можно было бы у него спросить – эти драгоценные камни, что на фрейлине, они настоящие или фальшивка?

– Валь, ты что такое говоришь-то? – засмеялась Олеся. – Ты представляешь, сколько лет было бы сейчас этому художнику? Ты у покойника спрашивать собрался? Флаг в руки!

– Я думаю, что в то время не принято было рисовать фальшивки, – заметил тем временем старик. – И это значит, что драгоценности могут быть только настоящими.

– Да что вы говорите?! – всплеснул Валя руками, не обращая внимания на замечание Олеси. – Ма шер, ты слышала, что он сказал? А что я тебе говорил? Конечно, они настоящие, по-другому и быть не может. Какая огранка! Какой блеск! С фальшивок такой красоты ни один художник не нарисует. Дорогой Тимофей, а как вы думаете, куда могли деться...

– Валя, прекрати, пожалуйста, молоть всякий вздор! – прикрикнула на него девушка, перебив на полуфразе. – Оставь свои глупые фантазии, это уже похоже на паранойю. Расскажите мне про этот дом, – тут же попросила она Тимофея. – Екатерина Ильинична сказала, что люди боятся и обходят его стороной. Это правда?

– Ну, уж так и боятся? – усмехнулся тот. – Скорее относятся с опаской, это будет правильней.

– А почему?

– Ну, после того как умерла Веда, по поселку поползли слухи, что по ночам в саду появляется ее призрак. И даже нашлись такие, которые вроде даже не раз его видели.

– Я так и знал, что все именно этим и закончится, – воскликнул Валентин. – Я же говорил, что чувствую это всеми фибрами своей тонкой, поэтической души.

– Валь, прекрати паясничать, – усмехнулась Олеся. – И что же дальше? – спросила она у Тимофея. – Что вы можете об этом сказать?

– Я ничего не могу сказать, потому что сам я ни разу не видел никаких призраков, хоть и живу здесь постоянно. А вообще-то разговоры о необычности этого дома – они с давних пор по поселку ходят, только... В общем, началось все очень давно, еще с послереволюционных времен.

– В каком смысле? – не поняла Олеся.

– Когда в семнадцатом году произошла революция, большинство дворянских семей эмигрировали за границу, а их дома красные командиры превратили в свои штабы или вообще в казармы для вояк, которые еще вчера в лаптях бегали, да коровам хвосты крутили. Как только эти, по сути своей безграмотные люди получили власть и дозволение делать все, что вздумается, естественно, начался настоящий хаос. Мародерством тогда промышляли все, кому не лень. Добро, что оставалось в домах бывшего дворянства, конечно же растащили, а что не удалось унести, просто ломали или прямо на улице жгли в кострах, чтобы погреться. В огонь бросали все, что для них не представляло ценности, а это были картины и книги.

– Господи, какое варварство! – нахмурилась Олеся.

– Что же здесь удивительного? – усмехнулся Тимофей. – К власти пришли вчерашние пастухи и кухарки. Много бед наделала революция с Россией-матушкой, тем, кому это смутное время досталось, пережить пришлось немало. Потом Вторая мировая война тоже свою лепту внесла. Да и вам время тоже не слишком сахарное досталось. Эта перестройка вообще всю страну на куски порвала, больно смотреть на все, что вокруг творится.

– Во дает, он даже про перестройку знает! – еле слышно проворчал Валентин.

– А почему же я не должен про нее знать, молодой человек? – спросил старик, с усмешкой глядя на Валю.

– Блин, я в шоке! – ахнул тот. – Что за уши у вас такие?

– Обыкновенные! А ты думал, если мне девяносто лет, то я должен быть глухим, как тетерев, слепым, как крот, и глупым, как дебил?

– Нет, я ничего такого не думал, – растерялся Валентин. – Просто вы такой уже старый....

– Со старостью приходит не только дряхлость, но еще и мудрость.

– Простите, – буркнул Валя. – Я идиот.

– Ну-ну, молодой человек, о себе нельзя говорить такие вещи, наши мысли и слова материальны.

– Мне очень неудобно нарушать вашу «идиллию», но хотелось бы послушать дальнейший рассказ об этом доме, – влезла в разговор Олеся. – Что было дальше? – спросила она у Тимофея.

– На чем я остановился? – задумался тот.

– На том, что все дома дворян заняли кухарки с пастухами, все добро растащили, а картины с книгами пожгли, – подсказал Валентин.

– Да, именно так и было, а вот этот дом, в котором мы сейчас с вами находимся, и саму усадьбу сия участь миновала, – продолжил свой рассказ старик. – Все почему-то обходили его стороной, что красные, что белые, что зеленые, что анархисты. В то время очень много разноцветных армий появилось. Разобраться, кто за кого и за что воюет, было невозможно, сплошной хаос и неразбериха. Так вот, дом этот все без исключения обходили стороной, – повторил Тимофей. – Как только собирались его, как тогда говорили, экспроприировать, обязательно что-нибудь случалось непредвиденное, и экспроприаторам становилось уже не до этого дома, решение откладывалось до лучших времен. Потом, когда появились колхозы, в этом доме собирались открыть сначала библиотеку, потом клуб, но и этим планам не суждено было сбыться. Во время Отечественной войны многие дома пострадали от бомбежки, а этот стоял, точно заговоренный, ни одной царапины. И потом, уже в наши дни, разные дельцы сюда приезжали, хотели усадьбу выкупить, только и они напрасно старались. Что уж Веда с ними делала, того не знаю, говорю лишь то, чему сам свидетелем был.

– Дом такой старый, но так хорошо сохранился, прямо удивительно, – заметила Олеся. – И, глядя на него, невольно приходит мысль, что без мистики здесь не обошлось, – откровенно призналась она.

– Мистика здесь ни при чем, – улыбнулся Тимофей. – А дом хорошо сохранился по очень простой причине. Семь лет назад один олигарх пригнал сюда целую армию рабочих, чтобы они его отремонтировали. Веда отказалась, не захотела никаких евроремонтов, сказала тогда, что хочет, чтобы дом оставался таким, какой есть. Так этот олигарх нашел специальных мастеров, реставраторов, чтобы они дом от крыши до пола отреставрировали, то есть чтобы все оставалось прежним и в то же время новым. Потом еще три мастера приехали, те уже мебелью занимались. Так что сегодня вы видите дом, каким он был еще до революции, со всем добром, вот и весь секрет. Правда, окна теперь пластиковые, но сделаны на заказ, чтобы выглядели так же, как прежние.

– А что это был за олигарх? – с интересом спросила Олеся.

– Я не знаю его имени, но знаю, что Веда его лечила от какой-то неизлечимой болезни.

– Значит, вылечила, если он ей такой подарок забабахал, – произнес Валентин. – А я что тебе говорил, дорогуша? – посмотрел он на Олесю победным взглядом. – Твоя прабабуля – та еще шту... – запнулся он на полуслове, встретившись со строгим взглядом подруги. – Лечить умела по-настоящему твоя родственница, ма шер, если ей такие подарки делали.

– Так и есть, умела, – согласился Тимофей.

– Небось целое состояние заработала?

– Веда денег никогда ни с кого не брала, – возразил Тимофей. – А люди, чувствуя себя обязанными, кто чем мог, тем и благодарили. Вон, одна состоятельная дама, когда Веда ее сына вылечила, машину подарила, только на ней так никто ни разу и не ездил.

– Да вы что? – возбужденно подпрыгнул Валентин. – И где же она?

– Да вон, в гараже у Ильиничны стоит. Здесь-то никакого гаража и не было никогда, вот и пришлось автомобиль к соседке определить.

– А что за машина?

– Я в современных не очень разбираюсь, какая-то не наша, большая да красивая. Документы на нее с ключами вместе тоже у Ильиничны лежат.

– Да, они у меня, я их тебе завтра отдам, – сказала та, обращаясь к девушке.

– Веда очень смеялась, когда увидела эту машину, и сказала, чтобы забирали обратно, мол, куда мне, старухе, такая, – продолжал рассказывать Тимофей. – Только тот продавец, что пригнал ее, очень сильно испугался. Сказал, что, если он не выполнит поручения, его с работы уволят. Короче говоря, уговорил он Веду расписаться в какой-то бумаге, бросил ключи и бегом отсюда убежал, чтоб, не дай бог, ему машину не вернули. Да, много всяких подобных случаев было, всего и не упомнишь, – усмехнулся он.

– А Веда так всегда здесь и жила? – спросила Олеся.

– Да, здесь и жила! В семнадцатом году, когда грянула революция, меня тогда еще и на свете не было, а ей всего двенадцать лет исполнилось, и им с матерью просто некуда было уходить отсюда. Тот дом, что в городе у них был, красноармейцы заняли, штаб там свой разместили, и кроме этой усадьбы у них из жилья больше ничего не осталось. Все родственники уехали, а они остались, потому что не могли, да и не хотели уезжать без Александра Сергеевича.

– Александр Сергеевич – это кто?

– Отец Веды, – ответил Тимофей. – Он был офицером царской армии, и конечно же, человеком чести. Он, как и большинство других офицеров, преданных царю и отечеству, встал в ряды царской армии. Он погиб в девятнадцатом году, и Веда с матерью вообще одни остались, без какой-либо поддержки. С ними еще была няня Веды, с которой впоследствии она и осталась.

– Дедушка никогда мне рассказывал, что его родной дед был офицером царской армии.

– О таких вещах молчать было принято, особенно в довоенное и послевоенное время. За это можно было в тюрьму угодить и никогда оттуда не выйти.

– Сейчас, наоборот, все этим бравируют, если вдруг выясняют, и дед мог спокойно мне об этом рассказать.

– Он человек старой закалки, скрывал этот факт всю свою жизнь, поэтому не счел нужным и тебе об этом рассказывать.

– А что там дальше с Ведой было?

– Мать ее умерла через год после гибели Александра Сергеевича, Веде тогда уже пятнадцать лет исполнилось. Она потом рассказывала, что мать очень сильно любила отца и не смогла перенести его смерть. Вот так Веда и осталась в этом доме вдвоем со своей няней. Девочка была нелюдимой и замкнутой, поэтому уже тогда люди вокруг начали говорить, что она не в себе, и, естественно, сторонились. Лишь только мать Софьи не противилась дружбе своей дочери и Веды.

– Софья – это ваша мама? – спросила Олеся, повернувшись к Екатерине Ильиничне. – Та, что вместе с Ведой на фотографии?

– Да, Софья – это моя мама, – грустно улыбнулась та. – Она очень любила Веду, и та отвечала ей тем же. Они были сильно привязаны друг к другу и доверяли друг другу не как подруги, а как родные сестры.

– И что же было дальше?

– Ну, что дальше? – нахмурился старик, пытаясь что-то припомнить. – Люди ведь не дураки, видели, что каким-то удивительным образом этот дом всегда обходит беда, и поползли слухи, что Веда колдунья, вот и заговорила его. Потом, когда жители села стали частенько встречаться с ней в лесу, где она собирала травы, все уже уверенно говорили о том, что в этом доме живет не кто иной, как настоящая ведьма.

– Все правильно, она и была ведьмой, – снова подсуетился со своими выводами Валя. – Только в хорошем смысле этого слова.

– Валь, давай ты потом свое мнение выскажешь, а сейчас не мешай, пожалуйста, – попросила его Олеся. – Скажите, Тимофей..., простите, вы так и не назвали своего отчества.

– Называй меня просто Тимофей, без отчества, – произнес старик. – Меня так Веда называла, да и все в округе.

– Неудобно как-то, – смущенно улыбнулась девушка. – Ну ладно, Тимофей, значит, Тимофей. Скажите, а что она делала с теми травами, которые собирала?

– Готовила отвары разные, заговаривала их, а потом людей ими лечила. Мне, признаться, очень смешно было смотреть, как днем какая-нибудь баба у колодца про Веду судачит, почем зря ее поносит, а потом вечером в окошко к ней стучит. – Помоги, мол, ради Христа, мужик мой совсем взбесился, пьет горькую, не просыхает, меня с детьми из дома выгоняет. Не поможешь, руки на себя наложу.

– И что? Прабабушка помогала?

– Не поверишь, наше село в те времена «сухим законом» в народе прозвали, – засмеялся старик. – Все мужики, которые раньше горькую не в меру употребляли, трезвенниками стали и на чем свет стоит Веду материли. Они ведь прекрасно понимали, что не спроста на горькую смотреть не хотят, только сделать ничего не могли. Один раз решили с «колдуньей» поквитаться. Чтобы сам дом спалить, на это у них смелости не хватило, побоялись, а вот капище договорились поджечь. Вроде как предупреждение хотели ей сделать, чтобы прекратила над ними издеваться.

– Капище? А что это такое?

– Это вроде часовенки, только не совсем обычной, Веда там всегда молилась, жертвы богам приносила.

– Ничего себе! – ахнул Валя. – И кого же она в жертву приносила? Убивала кого-нибудь, что ли?

– Глупый ты человек, – усмехнулся Тимофей. – Если жертва, значит, убивать кого-то надо?

– Ну а как же тогда?

– На жертвенник дары разные кладут, кто что может. Печенье, конфеты, а еще лучше, когда что-то своими руками сделал, пироги, например, или ягоды, овощи с фруктами, что сам вырастил. Да много чего можно жертвовать, лишь бы от чистого сердца это шло.

– Ну и что дальше-то было? Неужели подожгли мужики это капище? – нетерпеливо спросила Олеся.

– Как же, подожгли! – усмехнулся старик. – Ничего у них не вышло, потому что такая гроза с ливнем началась, какой даже старожилы не припомнят. А потом те, что поджог решили устроить, три дня все хором в нужниках сидели, вот так-то.

– О, а ты мне не верила! – радостно подпрыгнул Валентин. – Та еще штучка твоя прабабка, голыми руками не возьмешь.

– Чудеса, – завороженно прошептала Олеся. – Неужели такое возможно?

– А ты у кого хочешь спроси, да вот хоть у Ильиничны, – с улыбкой ответил Тимофей.

– Что верно, то верно, было такое, мне моя мать об этом рассказывала, – засмеявшись, подтвердила та. – Веда от любой болезни могла человека излечить, а уж от пьянки – это для нее вроде забавы было. А про то, что те мужики три дня животами мучались, об этом еще очень долго судачили да подсмеивались над ними. Бедняги от этих насмешек не знали, куда деваться, молва об этом случае далеко за пределы Лешего Брода разнеслась.

– Кстати, Тимофей, вы наверняка должны знать – откуда взялось название Леший Брод? – снова влез со своим вопросом Валентин.

– Вот, чего не знаю, того не знаю, – развел руками тот. – Село еще до моего рождения так называлось. А ты зачем эту вещь на себя надел? Кто тебе это позволил? – спросил он, показывая на медальон, который висел на шее Валентина. – Сними и хозяйке отдай, это не твое, значит, и носить тебе не положено.

– Да пожалуйста, – нахмурился Валя, снимая с шеи медальон. – Мы с Лесей его на чердаке нашли, он в сундуке лежал, вот я и надел на себя, чтобы не потерялся.

Тимофей взял из рук Валентина медальон и бережно надел его на шею Олесе. – Ты носи его и никогда не снимай, он заговоренный, и любую беду отведет. Это хорошо, что ты его так быстро нашла, Веда специально медальон спрятала, а не положила в шкатулку.

– Почему?

– Только достойному он может принадлежать, и если ты его нашла...

– Это я его нашел, между прочим, – буркнул Валентин. – Вернее, не его, а сундук, в котором он лежал. Я там пылью дышал, дышал, весь обчихался...

– Скажите, Тимофей, а вы знали моего деда? – спросила Олеся, чтобы перебить ворчание друга. – Ой, что я говорю-то? Ведь вы фактически его воспитали! – спохватилась она. – Мне бы хотелось знать, почему он скрывал от меня существование Веды? Я была уверена, что его мать, моя прабабка, давным-давно умерла.

– Ты не обижайся на него, просто он не хотел, чтобы его мать передала тебе свои знания и в дальнейшем тебя так же считали сумасшедшей ведьмой, как и ее. Ведические знания очень сильны и передаются в вашей семье по женской линии. Веда с нетерпением ждала, когда же ты, наконец, родишься.

– Вот, именно так я тебе и сказал, про женскую линию, – снова подал голос Валя. – А ты мне не поверила.

– Да, именно по женской линии передаются эти знания, – повторил Тимофей. – Ведь сама-то Веда получила эти знания тоже от своей прабабки.

– Это не той ли, что на портрете?

– Именно той самой.

– Она же была фрейлиной при дворе, как такое возможно?! – удивилась Олеся.

– Поэтому и была приближенной ко двору, потому что жена царя тогдашнего очень верила в такие вещи и очень любила свою фрейлину. Во всем ее слушала и щедро платила за это.

– Это сразу видно, стоит только посмотреть, какие на портрете побрякушки, – еле слышно прошептал Валентин. – И я костьми лягу, а найду их.

– Веда очень хотела передать свои знания по крови, очень хотела, чтобы у нее родилась дочка, а родился сын. Он тоже не очень ее порадовал, подарил ей внука, и только внук сподобился родить тебя, – продолжал рассказывать Тимофей. – Кстати, Виктор, твой отец, даже не был на похоронах своей бабки, почему?!

– Я могу лишь одно сказать, что мой отец не очень хороший человек, – тяжело вздохнула Олеся. – Не поверите, он даже на похоронах моего дедушки не был, а ведь это его родной отец. Что уж тогда говорить про Веду? Когда мама умерла, он уже через неделю собрал вещи и был таков, а мне ведь тогда только пять лет исполнилось. Бросил меня на дедушку с бабушкой, как будто так и надо, а сам... Отец меня даже ни разу с днем рождения не поздравил, не говоря уж о какой-то там помощи. Я, когда еще маленькой была, спрашивала про него у дедушки, а потом, когда понимать стала, что ему неприятны эти вопросы, перестала спрашивать.

– Виктор и раньше сюда редко наведывался, а как твоя мать умерла, совсем перестал приезжать. Веда ничего не говорила, а я не спрашивал. У деда твоего я тоже ничего не спрашивал, чувствовал: что-то не так.

– Кому же приятно рассказывать, что у него сын такой... ай, да ладно, я и не помню его совсем, если честно. У меня дедушка практически всю жизнь был и мамой, и папой, и всеми родственниками в одном лице, – засмеялась Олеся. – Один меня воспитал, бабушка ведь тоже рано умерла. Он дал мне приличное образование, и я ему очень благодарна за это. Мне очень его не хватает. Дедушка был очень добрым, всегда баловал меня и даже пожертвовал своей личной жизнью ради меня.

– В каком смысле пожертвовал?

– Ну как же? Ведь он мог запросто жениться на ком-нибудь после смерти бабушки, но не захотел. Решил, что чужая женщина в нашем доме может повлиять на наши с ним отношения. А ведь он не очень старым тогда был, только пятьдесят девять исполнилось.

– Да, он очень любил тебя, и, когда приезжал сюда к матери, у них все время спор из-за тебя случался. Веда доказывала ему, что, мол, девочке все равно от своей судьбы не уйти. Рано или поздно ей придется принять знания, а твой дед стоял на своем – пока я жив, этого не будет. Поэтому он всеми средствами и скрывал, что у тебя есть прабабка, которая живет и здравствует. Да и не верил он никогда ни в какие знания Веды, хотя сам не раз был свидетелем результатов их применения. Упрямый был до ужаса, с самого детства и до последнего своего дня. Ведь он приезжал сюда ко мне буквально за два дня до своей смерти и выглядел тогда вполне здоровым. Я только через неделю о его смерти узнал, дочка Ильиничны из города позвонила и сообщила. Очень я удивился тогда.

– Да, смерть дедушки была внезапной, от инфаркта. Я на работе была, а когда пришла... так, сидя в кресле в своем кабинете, он и умер, – вздохнула Олеся. – Для меня это было большим ударом. Я, если честно, ужасно растерялась, не знала, как дальше жить, без дедушки. Только вот сейчас понемногу начала привыкать, что его нет.

– Да, очень жалко его, он был хорошим человеком, а для меня и вовсе как родной сын. Ну да ладно, что ж теперь делать? Все там будем, только в разное время. Как говорится – земля ему пухом да царствия небесного, – проговорил Тимофей и трижды перекрестился. – Он прожил хорошую, долгую жизнь. Если я не ошибаюсь, ему ведь семьдесят три года исполнилось?

– Да, семьдесят три, как раз за два месяца до смерти, – подтвердила Олеся. – Он еще тогда сказал – ну вот, еще пара лет, и будет юбилейная дата, семьдесят пять стукнет, тогда и на покой можно будет отправляться. А вы знаете, вот сколько я его помню, мне кажется, что он вообще с годами не менялся, – улыбнулась она. – Такое впечатление, что его старость не брала.

– Это у них наследственное, – отметил Тимофей. – Веда в свои сто три года выглядела на шестьдесят. Ты тоже долго не постареешь.

– Это радует, – засмеялась Олеся.

– Все, время позднее, пора и честь знать, – вздохнула Екатерина Ильинична, поднимаясь со стула. – Вы здесь ночевать останетесь или, может, ко мне пойдете? – спросила она у Олеси с Валентином.

– Валя как хочет, а я еще с Тимофеем посижу, – ответила девушка. – У меня к нему еще так много вопросов, что даже и не знаю, когда они закончатся, – улыбнулась она. – Валь, ты можешь пойти к Елизавете Ильиничне ночевать, а завтра утром придешь, – обратилась она к другу.

– Нет уж, я тоже здесь останусь, – ответил тот. – Что-то нет у меня желания снова встречаться с вашим Бетховеном, прошу прощения, с Цезарем.

– Он воспитанный пес, и никогда не тронет без нужды.

– Спасибо большое, но я себе здесь уже комнатку присмотрел, и она мне очень понравилась, – снова отказался Валентин. – Буду сегодня спать, как фон-барон, – засмеялся он.

– Ну, как знаешь, а я пошла, – произнесла женщина. – Тимофей, я завтра пораньше приду, как и договаривались, – напомнила она старику.

– Да-да, приходи, завтра я тебе все покажу и дам последние указания, – кивнул головой тот. – Спокойной ночи, Ильинична.

– Всего хорошего, – ответила та. – Валентин, проводи-ка меня до моей калитки, – распорядилась женщина и вышла из комнаты.

– А почему вы так сказали Екатерине Ильиничне? – спросила у Тимофея Олеся.

– О чем это ты?

– Я про последние указания.

– Ах, ты об этом? – грустно улыбнулся старик. – Пустяки, не обращай внимания. Это у нас с Ильиничной свои дела, стариковские.

Олеся бросила встревоженный взгляд на Валентина, но тот уже повернулся к ней спиной и выходил из комнаты, чтобы проводить Екатерину Ильиничну.