Текст книги "Одержимый сводный брат"

Глава 8. Лина

Я не дышу. Буквально.

Сижу, как изваяние, и во все глаза таращусь на отчима, по тысячному разу прокручивая последние слова.

Подаю на развод.

Развод.

Сейчас, не через четыре месяца, как надеялась, а сейчас.

– Нельзя, – выдаю горячо и эмоционально, а у самой руки начинают дрожать.

Это не то, что следовало бы говорить. Но кроме меня никто не знает про мой план, поэтому слова звучат как протест. Возможно, сильное расстройство.

А я разве не в нём сейчас нахожусь? Как по мне, так меня просто распирает от обиды и злости, что хочется разрыдаться.

– Лина, – Эдуард вздыхает.

И смотрит с таким сожалением, словно всё-таки подобное ему не чуждо. Хотя, где сожаление, а где Кайманов? Вряд ли бы он сколотил такое состояние, если бы не шёл по головам так, что все сами сбегали, лишь бы не попасть под обстрел.

Вот и мне бы сейчас сбежать, отступить и, возможно, даже поздравить, нежели пытаться закатить истерику, которая закончится только тем, что скорее всего уже через пять минут меня выкинут за пределы этого дома, но я не могу замолчать.

Как бы смешно это ни звучало, от Эдуарда предательства я ожидала меньше всего.

– Нет, – качаю я головой, не дожидаясь того, что он хочет сказать.

Я сразу это не принимаю, но он всё равно говорит.

– Послушай сначала меня, – начинает он твёрдым и призывающим к послушанию голосом, – ты должна меня понять, Марина уже не та женщина, на которой я женился. Да она нас-то узнать не может, что говорить о том, чтобы быть мне женой? Мне нужна спутница, которая будет лицом нашей семьи. Будет отвечать за банальные женские задачи в доме, чтобы я не думал о том, что должен за всем этим приглядывать, вместо действительно важных вещей.

Обычно, в здравом уме, я бы не осмелилась перебивать Кайманова, но сейчас я даже не думаю, вместо этого презрительно фыркаю, говоря то, что думаю.

– А разве дом и семья – это не самое важное?

– Для мужчины главное – обеспечивать семью, – нажимает он, – быт – это задача женщины, с которой Марина не справляется последние полгода. Если ты ещё этого не видишь, то у нас всё здесь летит коту под хвост, – пламенно высказывается отчим, а я даже где-то на задворках разума отмечаю, что его это действительно сильно волнует.

Вот только мне уже не остановиться, обида буквально жжёт изнутри, распаляя кровь и затмевая ту часть меня, что всегда осторожна.

– Коту под хвост здесь всё летит по другой причине! – цежу сквозь зубы. Да мне не просто обидно, я неимоверно злюсь, что Кайманов совсем не видит очевидного, сваливая всю вину на мать. Если бы он мог хоть немного быть порядочным, открыто не изменяющим мужем, мама бы так и сидела ровненько, довольствуясь новой жизни, а не стала бы искать отвлечения в ночных клубах с молоденькими парнями, что едва ли не мои ровесники. – Кто-то просто должен быть взрослым и ответственным, чтобы не допустить всего этого развала!

И хоть я почти кричу на отчима, он на удивление даже за неуважение не принимает, будто во всём меня понимает и поддерживает.

– Так и я про это, Лина, – нет, всё же не понимает, как всегда и близко не допуская мысли, что мои слова могли быть про него. – Марина занималась своей жизнью, вместо того чтобы быть матерью тебе и Егору!

Егор, к слову, именно в этот момент, глухо усмехается, что Эдуард игнорирует, явно привыкший к язвительности сына, а вот я не смотрю на него совсем по другой причине. Если взгляну, распадусь. Да так, что уже не собрать будет не один осколок моей души. Злорадство, оно будет там – в его дьявольских глазах, смотреть в которые сейчас будет как в бездну ада.

Тем временем Кайманов старший решает продолжить:

– Она сделала свой выбор, Лина, нам же остаётся только с этим смириться и жить дальше.

“Нам…”, медленно, но до меня начинает доходить, что пытается сказать Эдуард.

– Поэтому я принял решение, которое будет лучшим для нас. Кто-то должен быть здесь с вами, чтобы вы не жили сами по себе. И так один во всю мается дурью, каждый день нарываясь на срок, если хоть один прогадает, что творится в этой его забегаловке, так вторая и вовсе решила стать отшельником, прячась в этом доме от мира, без друзей и подруг! Ещё теперь и приходишь домой с рассечённой бровью и нагло врёшь, думая, что я поверю эти смешные оправдания?

Ох, а вот теперь он кричит, по-настоящему выходя из себя.

– И где теперь мой сын, который, зная, что потеряет карьеру боксёра, всё равно не побоялся вступиться за сестру? А сейчас даже не может мало того, что доглядеть, так банально отвести к врачу, чтобы провести все обследования и исключить сотрясение!

Тут уже я не выдерживаю и смотрю на Егора, как по какой-то команде наши взгляды одновременно достигают друг друга. В его глазах темнота и что-то ещё, что отказываюсь принимать. Нет, он не жалеет меня. Он на это не способен. Это что-то другое, совсем другое – как будто на одну секунду он забывает, что я объект его ненависти. Смотрит по-другому. Так, как прежде. Но потом секунда проходит, Егор моргает, и вот передо мной снова он – одновременно безразличный и чертовски холодный Кай.

– И это всё, каким-то образом произошло при Марине, так что с меня достаточно: я принял решение попробовать всё это изменить, и моя невеста, наконец, готова с вами познакомиться. Вам обоим нужна женщина, готовая за вас отвечать.

«За вас отвечать».

Вот, когда мне окончательно становится понятно, почему охрана меня ещё не выставила из этого дома. Медленно отвожу взгляд от Егора, переводя его на отчима. Он поумерил пыл. Высказался и разом остыл, словно только что не орал на нас, обвиняя в том, какие мы плохие брат и сестра.

Знал бы, Кайманов, насколько мы отвратительные брат и сестра. Те, что спят вместе, а на утро делают вид, что этого никогда не было.

И эту игру он предлагает продолжать.

– То есть, вы избавляетесь только от мамы, а меня решаете оставить? – это даже и не вопрос, так, чтобы уж наверняка осознать, правильно ли всё понимаю.

Кайманов хмурится, словно крайне удивлён моим вопросом.

– Само собой полагающееся, ты – Кайманова, Эвелина. Как ты могла подумать о ином? Я принял тебя, как родную, и ни разу даже не задумался, что это в действительности не так. И что значит избавляюсь… – тут всё же мужчину что-то пробирает. Негодование и раздражение, он явно не был готов к настолько эмоциональному разговору, учитывая, что родной сын молчит, как ни в чём не бывало. Очевидно, от меня он ожидал того же. – Я не от кого не избавляюсь, а просто даю нашей семье шанс.

Не выдерживаю и усмехаюсь, качая головой. Господи, как же у него всё просто. Взять и заменить мать. Интересно, нас он также брал в семью? Мать и сестру для сына, чтобы не жилось тому одиноко и скучно. Ооо, Егор то уж точно не скучал. И пусть меня даже родная мать всегда считала вещью, но чтобы вот так…

Теперь я смеюсь в голос. Громко так и заливисто, что даже Егор обращает на меня внимание. Смотрит очень внимательно, как всегда оценивающе, будто хочет знать каждую мою мысль. А мне впервые почему-то хочется показать ему средний палец. И даже не знаю, с каким именно посылом: то ли злорадно, что от меня не так-то просто избавиться, то ли, чтобы это он избавил меня на сегодня от своих грёбанных взглядов. Дышать и так тяжело, так ещё и он отбирает последние крупицы воздуха, после чего даже смех звучит безумно и каркающе.

Он прерывается также быстро, как начинается. В один момент просто наступает слишком давящая тишина. Мы все сидим, глядя, куда попало, а я между тем начинаю наконец переваривать все сказанные слова.

Всё даже хуже, чем если бы он нас выставил обеих на улицу.

Вот только правила значительно меняются, а точнее, они давно были такими, просто это я только сейчас понимаю, что выхода на самом деле у меня никогда и не было.

“Ты – Кайманова, Эвелина», – повторяясь, звучит в мыслях, как удар молотка.

Найти нам с Егором мать, которая будет за нами приглядывать.

Это невероятно абсурдно.

Я резко встаю, внезапно в помещении становится как-то слишком мало воздуха.

– Лина, – настойчиво зовёт отчим.

Вероятно, это намёк на то, что мы ещё не договорили.

Но у меня не просто нет сил. Земля под ногами как-то стремительно начала трескаться, вместе с планами на свою жизнь, и мне надо срочно всё переварить.

Я даже не смотрю в его сторону, просто в одну точку перед глазами, катастрофически выбитая из равновесия.

– Я пойду, – бубню куда-то в воздух и сразу же начинаю выходить, по-прежнему растерянная и ошарашенная.

Слышу за спиной шумный вздох, подсказывающий, что у Эдуарда не так много терпения, однако это всё настолько не важно сейчас, что даже если он меня повторно и зовёт, я просто этого не слышу.

Глава 9. Лина

Двигаюсь на автомате. У меня одно безопасное место в этом доме. Но уже на первых лесенках понимаю, что это не так. Застываю на полушаге, а взгляд, как назло, упирается в дверь маминой комнаты.

Хватай её и беги.

Беги так далеко, чтобы никто никогда не нашёл.

Все мои инстинкты вопят, что именно так и надо поступить, но разум категорически не согласен с этой импульсивной затеей. Мама больна, а у меня нет ни места, куда могла бы её привезти, ни средств, чтобы обеспечить ей должный уход. Уйти одной, тоже не могу. Если Кайманов женится, что он тогда сделает с мамой? Запихнёт в психушку, под лживым названием “Спасение”, как и мать Егора? Нет, спасибо, первую жену Эдуарда залечили так, что она предпочла убить себя, нежели провести там остаток жизни.

Потираю лицо ладонями, мне нужен воздух. Воздух и здравый рассудок.

Оглядываюсь назад, прислушиваясь к разговорам: Каймановы о чём-то говорят. Уж не знаю, как Егор отнесётся к выходке отца, но судя по той интонации голоса, который слышу урывками, ему идея о “новой маме” кажется смехотворной. А Эдуард, по-видимому, до сих пор верит, что его сына может исправить женская рука, твёрдо убеждённый, что он таким вырос, потому что за ним не следила собственная мать. Отсутствие внимания отца, конечно же, здесь ни при чем.

Но это их разборки, точно не мои.

Мне же нужно ненадолго выбраться из этого дома. Тихо спускаюсь обратно, парадная дверь отпадает сразу, поэтому сворачиваю за лестницу и прокрадываюсь на кухню, а оттуда прямиком на задний дворик, когда-то здесь Кайманов старший проводил приёмы, дом переполняли гости в умопомрачительных нарядах, сейчас же здесь бывают только друзья младшего. Редко, но все эти вечеринки я стараюсь обходить стороной. Во-первых, Егор никогда не упускает возможности меня уколоть, а во-вторых, мне не особо хочется встречаться со своими так называемыми подругами, которые начинали общаться со мной только для того, чтобы Кай их заметил, а как это происходило, милые улыбки перевоплощались в кривые усмешки, игнор и что ещё хуже – язвительные комментарии.

Да-да, этот мерзавец вселял в их пустые головы, что я сохну по нему. Не то чтобы это не было правдой, просто Кайманов выставлял это в таком грязном свете, что мне самой бы стало жаль ту несчастную, услышав что-то подобное о ком-то другом.

Поэтому у меня была всего одна подруга, она единственная, кто не клюнул на Кайманова, и то только потому, что считала его психопатом, но она не знала его другую сторону, которую знали все остальные. Егор Кайманов был абсолютно нормальным, когда дело не касалось меня. Ей же просто посчастливилось увидеть, как он издевается над очередным парнем, который на паре решил посидеть со мной рядом. На тот момент я уже старалась не заводит ни с кем дружбу, обжегшись сильнее всего, от кого ожидала этого меньше всего.

Перед глазами до сих пор стоит образ обнажённого тела Егора, плавно, я бы даже сказала мучительно красиво, двигающегося над стонущей и изо всех сил цепляющейся за него Риты – моей когда-то в прошлом подруги, с которой дружили ещё со школы, пока однажды имела неосторожность переночевать у неё, когда Егор только начинал меня донимать. Кай занимался с ней сексом прямо на столе в гостиной, очень удачно подобрав время моего прихода с занятий. В тот вечер, я никак не могла понять, почему она не отвечает на мои звонки и сообщения. Причиной этому был Кай.

Я простояла там, обескураженно глядя на них минут пять, и всё это время он смотрел мне в глаза – издевательски, пошло и слишком довольный собой, что я не могла ни оторвать взор, ни двинуться с места, пока Рита не запрокинула голову и не увидела меня – раздавленную и сломанную, но не смущённую. А ещё она безошибочно смогла прочитать в моих глазах ненависть, которую позже интерпретировала по-своему. Я же просто ненавидела её за предательство, что она, как и многие другие, променяла дружбу со мной на него. Это был не первый случай, когда Кай соблазнял моих подруг, но почему-то самый болезненный. После этого я не ответила ни на один её звонок и смс, а Рита обвинила меня в ревности к сводному брату, разнесся этот слух всем бывшим одноклассникам.

Тогда я поклялась, больше никого к себе не подпускать. Пока точно ураган в мою жизнь не ворвалась Крис, взбалмошная, дерзкая и невероятно открытая для всего нового. Через неделю общения с ней, мне казалось, что я знаю её всю жизнь. И если бы не она я бы давно сошла с ума, только подруга поддерживает меня и не даёт сломаться. Она же поддержала меня с планом пропасть и помогла найти юриста, который проконсультировал по условиям брачного договора.

Четыре месяца. Чёрт, не хватило каких-то жалких четыре месяца.

Сажусь на ещё не остывший, после дневного солнышка, камень и уставляюсь на серую, цвета сумерек воду, пытаясь вновь привести мысли в порядок. Нужно успокоиться и решить, что делать дальше. Но чем дольше смотрю в пустоту, тем лучше понимаю, что выхода нет. По крайней мере, одна его точно не придумаю. Долго не думаю и тут же достаю телефон из заднего кармана, набирая Крис. Три гудка и… сброс.

Ух ты, это что-то новенькое. Кристина, конечно, не всегда отвечает с первого же звонка, но чтобы сбрасывать? Может это какой-то глюк?

Вновь набираю номер подруги и опять она сбрасывает, а вот на третий раз меня уже приветствует голос автоответчика. Как дура пялюсь в экран, пока не закрадывается мысль, что у неё могло что-то случится. Не всё же мне одной страдать и собирать неприятности. Захожу в сообщения, собираясь спросить подругу всё ли у неё хорошо, как тут на экране всплывает недописанное сообщение Диме.

Я ведь так и не ответила ему.

Прикусываю губу и как будто собираюсь что-то украсть, оглядываюсь по сторонам. Никого рядом нет. Очевидно, Каймановы всё ещё спорят. А возможно давно разошлись по комнатам, но взглянув на окна второго этажа, убеждаюсь, что семейство всё ещё в столовой. Мне бы конечно было спокойно, если бы знала, что нас разделяет два этажа, а не одна дверь и небольшой сад, но ведь я собираюсь говорить тихо.

Именно говорить, потому что я не трачу время на смс, а сразу набираю номер, внутренне вся сжавшись, словно собираюсь сделать что-то до ужаса страшное. Но меня можно понять, год никаких новых знакомств, чудо будет, если я вообще не забыла, как это делается…

– Здравствуй, золушка, – раздаётся в трубке мягкий и приятный голос и все волнения резко отпускают меня.

Это как огромный глоток чистого воздуха, такой головокружительный, что я тут же ощущаю невероятную лёгкость.

И, кажется, я даже могу привыкнуть к этой улыбке, что так просто появляется на моих губах.

– Золушка? – переспрашиваю, не совсем понимая, почему он так меня назвал.

Почему-то мысли, что Дима меня с кем-то перепутал даже не возникает.

– Именно, – отвечает парень, – ты ослепила меня своей красотой, вскружила голову самой милой улыбкой, а потом сбежала, оставив после себя лишь маленькую веру, что мы снова с тобой увидимся.

Теперь я лыблюсь как самая настоящая дурочка.

– Ты мог найти меня в универе.

– Мог, но сомневаюсь, что дожил бы до завтра, так и не узнав ничего о тебе.

– Ты знаешь моё имя.

– Я жадный, золушка.

Господи, что это, я смеюсь? Сама бы никогда не поверила, если бы не слышала свой тихий смех. А ещё щёки горят и в лёгкие распирает от эмоций. С ним так просто и легко говорить, и чего я боялась?

– Ну вот, я как чувствовала и тебе позвонила. Не могла же я позволить тебе мучаться всю ночь.

Я слышу короткий смешок и точно знаю, что парень тоже сейчас улыбается.

– Больше, золушка, больше! Ты спасла уши моей сестры от моих стенаний и папин аптечный шкафчик от кражи снотворного, – шутит он, а я в очередной раз заливаюсь краской. Словами даже не передать, когда последний раз я чувствовала себя настолько счастливой.

Глупость, наверное, а мне едва ли плакать не хочется от понимая, чего я в последнее время была лишена.

– А если серьёзно, – продолжает Дима уже обычным голосом, в котором смеха как ни бывало, что я даже успеваю нахмуриться, – тебе понадобилось столько времени, чтобы ответить, потому что ты была не уверена, нужно оно это всё или нет? Ты скажи, я просто…

– Нет-нет, – спешно перебиваю его, испугавшись, что мой взлёт слишком быстро закончится падением. Мгновенно поникаю, придумывая, что сказать. Правду совсем не хочется, но и нет никакого желания обманывать парня. Он такой добрый, искренний и открытый, что у меня прочно поселяется ощущение, что такая, как я – с миллионом заморочек – совсем не нужна. – Отчим вернулся, – начинаю несмело, аккуратно подбирая слова, – устроил семейный ужин, чтобы сообщить некоторые новости.

Говорю, а голос сам подводит меня, стоит только вспомнить, как всё прошло, и Дима мгновенно это подхватывает. Вот только думает совсем о другом.

– Лин, – тянет он с вопросом, – скажи честно, у тебя дома всё хорошо? Брат также достаёт, как и в универе?

У меня даже сердце вздрагивает, словно меня застают врасплох.

– С чего ты взял? – спрашиваю, хмурясь, и только потом понимаю, что проще было бы сразу ответить отрицательно.

Но мне важно знать, неужели, наши отношения с Егором становятся очевидны всем окружающим?

– Тебе не понравится ответ, – говорит он тем тоном голоса, который даже усомнится не даёт, что это так.

– И всё же ты попробуй рассказать.

Молчание, не долгое, но я успеваю нахмуриться ещё больше.

– Я немного по расспрашивал о тебе, – наконец признаётся парень, а мне в этот момент хочется буквально куда-нибудь спрятаться.

Я не хочу, чтобы кто-то знал, как обстоят дела с Егором. Вот такая вот глупость – творит он, а стыдно за него мне.

– Лина? – зовёт парень, а я только и думаю о том, что пора нажать сброс.

Вот только почему-то не делаю этого.

– Всё не так просто, – выдыхаю я, и снова повисает невероятно едкое молчание.

И тут внезапно:

– Хочешь прогуляться?

У меня аж сердце останавливается.

– Сейчас? – еле выдавливаю, почти пропищав.

А в груди поднимается целый бунт. Замершее сердце вдруг начинает биться с такой скоростью, что мне кажется, оно куда-нибудь улетит.

– Ну да, ещё не так поздно, я бы заехал за тобой, если ты скажешь адрес.

И я говорю адрес. С помутнённым рассудком, онемевшими губами, но говорю, даже не осознавая, чем это всё может закончится. А когда кладу трубку и оглядываюсь по сторонам, задаюсь единственным вопросом. Как я отсюда выберусь незамеченной?

Глава 10. Егор

Удивление, черт бы его побрал.

Я сломался на том моменте, когда нужно было сыграть удивление. Повозмущаться для пущей убедительности, что ли. Вот только загвоздка – и опять это птичка.

Глаз не могу оторвать от её эмоций. Живых, не наигранных и отражающихся в глазах. В больших и бездонных, которым однажды я продал душу. Птичка смотрит на отца, не моргая, а я вижу только, как каждое его новое слово ранит её всё сильнее и сильнее. И как самый безмозглый идиот, единственное, что хочу – врезать отцу, чтобы он перестал доставлять Лине боль.

Черт.

Ломаюсь, ломаюсь и ещё раз ломаюсь.

Соберись, твою мать, Кайманов, и включи уже мозг!

И всё бы ничего, я почти переключаюсь обратно на отца, чтобы и дальше делать вид, что внимательно его слушаю, но тут птичка вдруг начинает смеяться, очередной раз помогая моему тупому разуму отключиться и зависнуть взглядом на её лице, на острых чёрточках скул и подбородка, на тонкой шеи, которую она словно для моих глаз выгибает, запрокидывая голову назад.

И, да, чёрт бы его побрал, воспоминания этого крышесносного вкуса её бархатной кожи до сих пор терроризируют меня каждый раз, как только вижу изгибы её хрупкой шеи, которую буквально хочется сжать и… сломать.

Ненавижу эту маленькую дрянь, дьявол, как я её ненавижу.

В особенности за то, что заставляет мой мозг плавиться от сомнений. В особенности, когда так смотрит в ответ: дерзко и вызывающе, показывая свои острые коготки.

“Ненавижу”, – кричит её взгляд, будто может знать, что всё это моих рук дело.

Моих, но об этом ты узнаешь, когда я окончательно тебя сломаю.

Пока же… Точно! Удивление, Кайманов, или хотя бы безразличие. Всё-таки отец не первый раз притаскивает в дом кого попало.

Вот только с Линой это совсем не работает, могу абстрагироваться, даже если отец сейчас решит сплясать на столе, но не смотреть, как птичка срывается, понимая, в какой загнана в угол? Ооо, тут я выбираю сидеть в первом ряду.

К тому же, сверлить меня взглядом надолго её не хватает.

Не выдерживает, резко встаёт, отец, кажется, в бешенстве, особенно, когда птичка вылетает из-за стола, игнорируя его команды вернуться, что не может порадовать ещё больше. Я даже едва не ухмыляюсь, забываясь, но вовремя вспоминаю про удивление и безразличие, лишь украдкой наблюдая, как Лина быстро скрывается из вида.

Правильно, пусть валит, давно пора в свою клетку, оплакивать накрывшийся план.

Правда, немного рановато пришлось начать его рушить, куда эффектней было бы приступить за несколько недель, когда птичка бы уже втихаря паковала бы чемоданы и бегала покупать билеты на поезд, но мне внезапно вставили палки в колёса.

Отец, что б его.

Не то чтобы я не знал, что у него с числами дела ещё лучше, чем у меня, однако от него такой поспешности с разводом никак не ожидал.

Буквально неделю назад Леся донесла, что тот наведывался к юристу, да ещё и на неё начал давить, чтобы она приняла его предложение. И она его приняла, потому что тянуть дальше было рискованно.

Пролетели бы оба: Леся с обещанными за спектакль деньгами, я – с контролем над ситуацией.

Новую невесту, конечно, нашёл он себе сам. Вернее, находил то он развлечение, а вот я уже помог ей стать более интересной для него, чтобы он остановил свой выбор на ней.

Девочка едва ли не моя ровесница, что даже поначалу я удивился, куда это отца понесло, однако с ней договориться оказалось совсем просто.

Умная девочка. Даже объяснять не пришлось, что она так и так останется в проигрыше, если будет рассчитывать только на состояние отца. Кайманов Эдуард хоть и любит иногда посорить деньгам, чересчур умный подонок. Надо прожить с ним в браке, как минимум, три года, чтобы получить доступ к его счёту, и то, только к какой-то самой малой части него. Женщины для него – пустое место. Купленная вещь, что будет скрашивать его персону за званым ужином перед такими же снобами, как он. Продержалась достаточно, справилась с задачей – получи вознаграждения. За хорошую работу, так сказать.

Я же предложил ей неплохое умножение, продержится – сорвёт куш, нет – так хотя бы не останется с носом.

Ради такого, я даже не побрезговал залезть в папин карман. Оказывается, даже месть можно купить, если этот карман слишком широкий.

– Она поймёт, что так будет лучше, – говорит отец, после некоторого молчания, – просто у Лины слишком доброе сердце, она будет защищать свою мать до конца, жертвуя своим благополучием.

Вот же дурак…

Я даже не выдерживаю и усмехаюсь вслух, наплевав, что моя реакция может быть для него подозрительной. За что, собственно, сразу и зарабатываю суровый взгляд в свою сторону. Хорошо, что в данной ситуации есть, что сказать.

– Ты реально думаешь, что родную мать, пусть даже самую хреновую, можно заменить на кого-то получше? Разве на моём примере ты ничего не понял?

– Ты, Егор, конченный эгоист, каких ещё поискать надо! Не сравнивай себя и Лину, у вас абсолютно разные понятия жизни!

Ну да, куда ж мне до его маленькой гадюки. Я же не делаю ему таких одолжений, как птичка. Вот если бы прямо сейчас поднялся и задушил подушкой его вторую по счёту обузу, возможно-таки наконец и заслужил, чтобы хоть рядом стоять с его драгоценной принцессой.

– Ну так чего тогда переживаешь, па, – максимально небрежно бросаю я, хотя такой тон выводит отца так, что он едва не багровеет от злости. – Умница-Лина откроет своё доброе сердечко ещё для одной несчастной, которая через год так устанет от твоего безразличия, что начнёт нюхать кокс, чтобы почувствовать хоть какие-то эмоции. А потом ещё одну, – я начинаю вставать под неотрывный взгляд волком, продолжая выбешивать отца всё больше и больше, – и ещё одну примет, и даже десятую она примет. Лине будет глубоко за сорок, а она всё будет в надежде принимать каждую последующую, которая наконец сможет стать ей…

– Хватит! – обрубает отец, неожиданно быстро вставая и оказываясь на одном со мной уровне.

И пока он буравит меня своим невероятно уничтожающим взглядом «родителя», думая, что я вот-вот под ним сломаюсь и перестану его провоцировать, я окончательно выхожу из-за стола и уже удаляясь бросаю ему через плечо.

– А я со своими взглядами на жизнь, пожалуй, удалюсь из этого дурдома.

– Егор, – доносится рычание в спину.

Да он, оказывается, в бешенстве.

– Мы ещё не договорили! Ты так и не ответил, что с твоим гадюшником!

– А что с ним? – останавливаюсь и смотрю на него, вставая в пол оборота.

Если отец сейчас воспламенится от гнева, чес слово, даже огнетушитель никто не успеет достать, чтобы от него хотя бы уголёк посчастливилось сохранить. Забавляет ли меня это? Ещё как, я даже дня целого не пожалею, чтобы и дальше продолжать выводить его так из себя.

– Ты должен закрыть его! Хватит играть с огнём, ты позоришь нашу фамилию! Если до тебя доберутся органы…

– Ты оставишь меня гнить в тюрьме, – договариваю за него слишком беспечно, что у отца разве что дым из ноздрей не валит. – Тут ты тоже можешь не переживать, па, я запоминаю с первого раза, – и выхожу наконец из столовой, чтобы наверняка тот взорвался от понимания, что контроля надо мной у него совершенно нет.

Отец следом за мной не вылетает, чтобы как юнца схватить за шкварник и всыпать по самое первое число, выбив всю дурь из моей головы. Тут надо отдать должное ему, достоинство отец никогда не теряет, чтобы опускаться до беготни за непослушным отпрыском и доказывать мне, что не прав, пока не сломаюсь. Я же нагло пользуюсь этим и всегда знаю время, когда лучше слинять.

Поднимаюсь наверх и направляюсь прямиком в свою комнату, чтобы немного отдохнуть, прежде чем отправиться в наш с парнями бар на всю ночь, когда неожиданно замечаю, что дверь в комнату «мачехи» приоткрыта. Ничего не могу с собой поделать и останавливаюсь, прислушиваясь, практически уверенный, что птичка предпочла поплакаться около её плеча, однако меня ждёт лишь разочарование в виде полнейшей тишины. Заглядываю внутрь и убеждаюсь окончательно, что Лины там нет.

Хм, неожиданно.

Не уж то, птичка и впрямь настолько осмелела, что готова справиться со всем в одиночку?

Меня разрывает от желания навестить сестрёнку, чтобы ещё раз увидеть, как она разрушается, однако отдёргиваю себя, понимая, что добивать слишком рано, к тому же, категорически запрещено. Дам немного времени успокоиться, придумать новый план и возможно даже поверить, что у неё всё получится. Если, конечно, у одной что-то выйдет придумать. Крис ей больше не в помощь, с сегодняшнего дня она начнёт избегать птичку всё больше и больше. Да и юриста и с заявлением на перевод в другой универ придумала далеко не “подруга”, а я. Мне нужно было, чтобы Лина уже ощущала вкус свободы, когда её жизнь начнёт рушиться. Сначала отобрать самое “прочное”, что у неё есть. Или хотя бы сделать вид, потому что отец никогда не оставит её ни с чем. Ей бы побольше веры в него, и уже сегодня смогла бы с лёгкостью показать мне свой средний пальчик, накрыв весь мой план в самом начале. Но нет, птичка повелась, как я и ожидал. А жаль, после сегодняшней выходки с футболкой, я уже начал рассчитывать на хоть какой-то отпор. Да и потом, в машине, она держалась, как бы я ни напирал, как бы ни блестели её глаза от волнения, а щёки ни горели от смущения, она умудрилась послать меня и улизнуть – вот какая Лина мне нравится. Знаю, что такая Лина усложнила бы ситуацию, но так хотя бы было в сто крат интересней.

Время до ночи летит почти незаметно. Успеваю принять душ и переодеться в чистые вещи, скинув старые в корзину для стирки. Этой футболке, которую сегодня пришлось доставать из спортивной сумки, давно пора было отправиться туда. Но я всё забывал забрать её из багажника, и как оказалось не зря. В противном случае пришлось бы шастать сегодня по Универу голым по пояс или доставать свою футболку из мусорки.

Вспомнив, очередной раз усмехаюсь такой незначительной мелочи, которая завела меня в пол оборота и до сих пор никак не отпустит. А ведь птичка так и не вернула мне «долг», о чём я беспечно забыл, сконцентрировавшись только на мыслях о сегодняшнем вечере.

И это очень хорошая причина, чтобы пожелать нашей псевдопринцессе спокойной ночи. Или же наоборот сделать так, чтобы птичка сегодня уже не уснула, а заодно проверить, как подействовал на неё отцовский сюрприз.

Гляжу на часы, в запасе до боя ещё пару часов: почему бы и нет? Сбрасываю все приготовленные вещи на кровать и тут же выруливаю из своей комнаты, прямиком направляясь к двери, в которую поклялся больше никогда не входить. Выманить птичку наружу будет уже сложнее, но для себя точно знаю, что оставаться с ней наедине крайне противопоказано. Уже доказано, ничем хорошим это не закончится.

Приваливаюсь к косяку и стучу, чувствуя себя в этот момент настоящим придурком, у которого вместо мозгов пустота. Но ничего не могу поделать, желая вновь увидеть эти малиновые от смущения щёчки и огромные взволнованные глаза от понимания, на что именно намекаю.

На то самое, что самому себе запрещаю вспоминать, но эта реакция – бесценна, а после того, как всё будет конечно, я вряд ли когда-то увижу, как она наимилейше нервничает.

А возможно меня ждёт и облом и посчастливится увидеть только заспанную Лину, так как дверь она не спешит открывать. Может быть, просто знает, кто за ней стоит, но я чертовски настырный. Стучусь вновь, на этот раз громче и дольше, но в ответ лишь полнейшая тишина.

Какого хрена?

Начинаю мысленно ворошить весь сегодняшний вечер, пытаясь вспомнить, доносились ли хоть раз из её комнаты какие-то звуки, но в памяти ничего нет.