Текст книги "Мыс Черных сов"

– Куда они могли уехать? И месяца не прошло! Да что там месяца – двух недель… – начал было Михаил, но вдруг осекся. За спиной отчетливо раздался скрип.

Обернувшись, они уставились на нежданного пришельца. За их спиной стоял старенький дедок лет 70-ти. Он катил перед собой старую жестяную тачку, полную сухих веток, которая и издавала тот самый противный скрип, заставивший их обернуться.

– Уехали они, – сухим, каркающим голосом сказал дедок, – третьего дня съехали.

– Куда съехали? – спросила Зина.

– А я знаю? – прищурился дедок. – То ли родня объявилась у них, то ли денег кто дал. Только собрались и съехали. Телегу целую нагрузили до поезду. А дом бросили.

– Кто же теперь тут будет жить? – спросила Зина.

– А шут его знает! Пустой стоит. Небось, кому отдадут.

– А лодки? – сообразила Зина. – У него же были лодки рыбачьи. Вроде как с другом.

– Так помер друг его – сообщил дедок. – Наложил на себя руки. А лодки перед отъездом Федька кривому Матвею отдал почти за бесценок. Тот давно на них посматривал. Плохо Федька сделал. Люди теперь говорят… – Тут он запнулся и скосил глаза в сторону, словно боясь, что услышит кто.

– Что говорят? – не отставала Зина.

– Говорят, что друга он сам и порешил! А чтобы смертоубийство скрыть, тело-то его и подвесил! Э, да что тут теперь… Сбежал – и все. А чего бежал? Неспроста все это – бежать, ох, неспроста…

– Они ссорились с Коляном? – спросил Михаил.

– Да вроде и нет. Но кто знает. Хотя сильно разругались, как нашли мертвых дельфинов. Колян страсть как хотел узнать, кто дельфинов убил, все вокруг чекистов из города ошивался. А Федька сердился, мол, и так неприятность, на нас и отыграются. И точно – заарестовали-то его. Полдня продержали. А Коляна нет. Вот люди и говорят, что тогда черная кошка между ними и пробежала. Э, да разболтался я тут. Что уж лишнее говорить. Некогда мне языком чесать, – спохватился старик и, вцепившись в тележку, снова пошкандыбал по разбитой дороге, опасливо косясь за спину, словно боясь, что они пойдут за ним.

Бывший староста встретил Мишку и Зину неприветливо. Но делать нечего – отказать провести их к месту не мог. Поэтому повел через весь поселок к заброшенному дому у лимана, где нашли тело убитого рыбака.

– Как вы думаете, кто дал Федору деньги на отъезд? – спросила Зина, когда неприязнь бывшего старосты немного улеглась. Когда они отошли от его дома, Михаил дал старику денег. Тот сразу потеплел, но все еще смотрел встревоженно, косился на них с опаской.

– Никто не знает. Родственников у семьи не было. Но люди говорили, что за два дня до отъезда приходили к нему.

– Кто приходил?

– Автомобиль видели черный возле его дома. С одесскими номерами. Из него вышли двое, прошли в дом. Сколько там были – не знаю. Но после этого семья съехала. И деньги у них были, люди говорят, целая пачка – видели, как за телегу расплачивались. А больше не знаю я ничего.

Заброшенный дом производил зловещее впечатление. Внутри вместо пола была засохшая грязь. Из-за постоянных дождей все, что было внутри дома, размокло. Деревянная мебель разбухла и окончательно развалилась.

– Тут мы его и нашли, – староста провел их в ту половину дома, где сохранились остатки крыши. Взгляд Зины уперся в крупную деревянную балку.

Несмотря на поломанную крышу, балка выглядела прочной. На ней вполне можно было подвесить тело.

– Значит, Федор искал его? – спросил Михаил. Он выглядел бледным и растерянным, и Зине вдруг подумалось, что в таком месте он наверняка впервые.

– Искал! Он меня и заставил сюда прийти, – убежденно сказал староста.

– Странно… – Мишка взглянул на Зину. У обоих мелькнула одна и та же мысль: поведение Федора не было похоже на поведение убийцы. Логичнее было бы спрятать труп.

– А он волновался, что Колян пропал?

– Еще как волновался! На море все-таки ходили вместе… Друзья были – не разлей вода.

– Говорят, они поссорились до исчезновения? – осторожно спросила Зина.

– Нет, – махнул рукой старик. – Просто Николай очень знать хотел, от чего дельфины умерли. А Федор боялся и считал, что это пахнет бедой.

– Почему? – насторожилась она.

– Уж очень плохо все это выглядело. Раньше такого не было в наших краях, чтоб сразу три убитых… или мертвых дельфина. Вот Николай все и не мог успокоиться.

Зина замолчала, обдумывая слова старосты. Теперь ей было более чем ясно, что убийство рыбака связано с мертвыми дельфинами. Похоже, его убили за то, что он интересовался их смертью. Но кто? И каким образом? Может, те, кто заставил семью Федора уехать отсюда?

Раздумывая, Зина принялась расхаживать под балкой, ни на чем особо не фокусируя свой взгляд. Как вдруг… Она увидела, что в грязи что-то лежит.

Нагнувшись, Зина подняла… несколько птичьих перьев. Они даже успели обсохнуть.

– Дай-ка! – Михаил взял перья из ее рук. – Как странно… Это перья совы.

– Здесь есть совы? – удивилась Зина.

– Нет никаких сов… – нахмурился старик, – никогда о таком не слышал.

Глава 9

В дверь позвонили, но звонок прозвучал так тихо, что в первый момент Зине показалось, что это галлюцинация. Да и сомневаться было от чего – часики показывали ровно половину первого ночи. Обычно в это время она уже спала, но не сегодня. Лежа в кровати, завернувшись в теплое одеяло, в мягком, домашнем свете уютной прикроватной лампы она листала новый учебник по физиологии – было необходимо повторить важный материал для завтрашних занятий. Чтение увлекало, поэтому спать не хотелось совсем.

За окном шел дождь. Унылая погода действовала на нервы. От промозглой слякоти была вечная сырость. Чтобы не видеть унылую мокрую улицу с повисшими, голыми ветвями деревьев, Зина плотно задернула шторы. В квартире стояла удивительная, необычная тишина, и Зина вовсю наслаждалась этим сладким моментом спокойствия. И вдруг раздался звонок в дверь. Звонили нужное количество раз – именно к ней.

Зина больше не дергалась от ночных звонков и не паниковала. Она прекрасно понимала, что теперь ее уже точно никто не арестует, пока она не найдет убийц рыбака и мотивов убийства. А вот потом… Что будет потом, не хотелось думать. Зине казалось, что будущего вообще нет. Его просто не существует. Значит, не о чем и думать. Остается только жить тем, что есть здесь и сейчас.

Звонок повторился. Теперь никаких сомнений больше не было. Звонили именно ей. С уютом было покончено. Так всегда и бывает в жизни – все хорошее обрывается самым неожиданным образом. Нехотя встав с кровати, Зина набросила теплую шаль и пошла к двери.

Распахнув дверь, в первую минуту она ничего не разглядела в темном подъезде. Но потом… Прислонившись к стене, закрыв лицо руками, стояла Маша. Это же Маша! По ее пальто стекали струи воды, натекая в большие лужи на выщербленных плитках пола. Непонятно, сколько бродила она под этим дождем, но вымокла основательно, на ней не было сухой нитки! Более жалкого зрелища Зина не видела никогда в жизни. От неожиданности она всплеснула руками. Но быстро придя в себя, схватила Машу за плечи и буквально силой втянула в коридор.

– Маша? О господи… Что происходит? Да войди ты наконец!

– Прости, что так поздно… Но мне идти больше некуда… Прости… Я не должна была приходить, – всхлипывала Маша.

– Не говори глупостей! – рассердилась Зина. – Идем немедленно в комнату! Ты же сама врач, знаешь, что бывает с человеком, если он так промокнет! Немедленно идем!

В комнате Зина достала сухую одежду и буквально заставила Машу переодеться и протереть ноги спиртом, который всегда у нее был. Затем отправилась на кухню ставить горячий чай. Когда чайник закипел, Зина сделала бутерброды, вернулась в комнату. Тяжело вздохнув, достала бутылку коньяка еще из запасов Каца. Без этого спасти Машу от простуды казалось проблематичным.

Зина налила щедрую порцию коньяка в стакан и заставила Машу выпить его. На лице подруги появился румянец. А насквозь промокшие волосы больше не выглядели так жалко.

– Ты прости меня, пожалуйста, что я свалилась к тебе как снег на голову, вот так, – снова начала Маша, – я думала завтра прийти, по-человечески, как полагается. В нормальное время. Но просто я заплатила за комнату только до сегодняшнего вечера. А сегодня вечером хозяйка меня попросту выгнала. Вещи я оставила в камере хранения на вокзале, а потом просто ходила по городу, по улицам. Было так холодно… И я не выдержала… Ты уж меня извини…

– Дура ты последняя, что не пришла раньше! – в сердцах выругалась Зина. – Ну как можно было раньше не прийти? Довела себя до такого состояния!

– Ты уж прости… Я виновата перед тобой… Не писала столько времени… И теперь не даю спать.

– Еще и не свадьбу не пригласила! – вырвалось у Зины. – А ведь я была твоей лучшей подругой!

Очевидно, это был серьезный удар, потому что, закрыв лицо руками, Маша вдруг разразилась такими рыданиями, что у Зины едва не остановилось сердце. Похоже, сама того не зная, она задела кровоточащую рану.

Крестовская снова бросилась к коньяку и заставила подругу сделать несколько глотков. Маша прекратила рыдать, тяжело вздохнула.

– Ты из-за этого в таком состоянии, из-за жениха? Поэтому и прискакала в Одессу? – принялась допытываться Зина. – Он тебя бросил? Перед свадьбой?

– Нет, – Маша печально покачала головой.

– Что тогда? Он арестован?

– Нет, конечно… Хотя… Я надеюсь, что нет.

– Маша, не темни! – Зина уставилась на подругу. – Говори прямо, раз уж ты ко мне пришла! Что у тебя произошло?

– Беда…

– Какая именно?

– Мой жених… он исчез.

– Как это – исчез? – не поняла Зина.

– Пропал без вести. Вместе с кораблем.

– Как это? – снова повторила Зина. Она села напротив Маши, глянула ей прямо в лицо. – Как возможно такое? Я не понимаю. Объясни.

– Постараюсь. Хотя я и сама мало что понимаю. Мой жених… Его зовут Леонид Капустин. Он служил на эсминце «Лейтенант Шмидт», который должны были перегнать в ремонтный док в Севастополь из Одессы. Была выбрана команда, которая должна отправиться в Одессу и перегнать корабль. Когда читали список, Леню назвали вторым. Он направился в Одессу. И все… пропал без вести.

– Поясни, – все еще не понимала Зина.

– Эсминец не пришел в Севастополь. Но и из Одессы не ушел. По документам в военном ведомстве такого корабля просто нет! Но я сама, лично, видела приказ! Мне Леня показывал. И я видела подпись того человека, который подписал приказ об отправке эсминца в док на ремонтные работы. Я даже фамилию запомнила! А мне говорят, что такого приказа никогда не было!

– К кому ты обращалась? – нахмурилась Зина.

– Сначала в Севастополе… К начальству Лени. На меня открыли большие глаза и заявили, что офицер Капустин попросил отпуск за своей счет на несколько дней. И ему вроде позволили. Но это неправда! Впрочем, мне так в самом начале сказали… А потом…

– Что потом? – хмурилась Зина, понимая, что все эти события не предвещают ничего хорошего.

– Потом… еще хуже, – Маша снова расплакалась, в этот раз Зина почти насильно заставила ее выпить стакан воды. – Потом мне заявили, что в списках офицеров морского флота Леонид Капустин не значится, и никогда не значился! Из меня сделали сумасшедшую! И это бывший капитан Лени! Глядя мне в глаза, такое сказал. Что в списке морских офицеров такой фамилии вообще нет, и никогда не было!

– Что за бред?! – развела руками Зина.

– Тогда я поехала в Одессу, – всхлипнула Маша, – чтобы найти того офицера, чья подпись стояла под приказом об отправке корабля на ремонт.

– Кстати, чья? – поинтересовалась Зина.

– Инженер-флагман II ранга Анатолий Маринов, – четко отрапортовала Маша. – Мне сказали, что это звание во флоте соответствует званию дивизионный комиссар в сухопутных войсках. То есть это очень высокое звание. И этот инженер-флагман служит здесь, при штабе, в Одессе. Он относится к высшему военно-техническому составу. Его подпись стояла под тем приказом!

– Ты не могла ошибиться? – Зина с печалью смотрела на подругу.

– Нет, конечно! Я здесь пошла к флотским. В штаб. И мне сказали, что такой человек действительно есть. Он имеет право отправлять корабли на ремонт и ставить подпись под приказом.

– А в каком звании был твой жених?

– Старшина. Старшина Леонид Капустин. Он так мечтал заслужить звание выше… И ему уже пообещали младшего лейтенанта дать. Мы думали, что если он поедет на этот проклятый эсминец, то это ускорит получение высшего звания, – снова расплакалась Маша.

– И что произошло в Одессе? – спросила Зина, впрочем, уже догадываясь, что Маша ответит.

– В Одессе никто не пустил меня к этому Маринову. Сказали оставить запрос. Я написала. Через два дня мне пришел тот же самый ответ, что я получила в Севастополе. Старшина Леонид Капустин в списках служащих на флоте не значится, а эсминца под таким названием никогда не существовало!

– Маша, давай предположим самое худшее, – Крестовская отвела глаза в сторону.

– Что Леня умер?

– Нет. Что он не умер. А если он просто сбежал? Такое бывает в жизни. Испугался свадьбы и решил тебя бросить. Могла быть и другая женщина. Кроме того, он мог тебе лгать, и у него совсем другое имя. К примеру, он совсем не моряк, не служит на флоте, – Зина понимала, что говорит страшные вещи, но иначе не могла.

– Нет, – воскликнула Маша, – нет! Нет, я бы все это знала. Нет, никого у него не было, кроме меня! И документы я его видела. Он такой хороший. Он сам хотел свадьбу, не я. Нет. Такого быть не могло. Я люблю его.

– Маша, а если он действительно совсем не тот, за кого себя выдает? Если он тебя просто обманывал, а имя у него другое? – Зина не отступала.

– Да что ты! – Маша даже перестала плакать от возмущения. – Документы были настоящие! Паспорт и воинский билет. Офицерская книжка. Все это было настоящим! Как – другое имя? Зачем?

– Ну, я не знаю даже… – Зина немного смутилась. – Все бывает в этой жизни.

– Такого быть не может, – убежденно сказала Маша, – он никогда мне не лгал. Я чувствую, что с ним случилась беда. И я не могу уехать из Одессы, не узнав, что произошло с ним.

– Ты еще раз пробовала пробиться в этот штаб?

– Пробовала. Но у них сейчас происходит какая-то реорганизация. Название они меняют, что ли. Все на ушах стоят. Внутрь и не пускают никого. А у меня деньги почти закончились. Мне даже комнату не на что больше снять.

– Чепуха! – махнула рукой Зина. – Поживешь пока у меня. Конечно, ты не можешь уехать из Одессы, пока все это не выяснится. Но я не понимаю… Как мог исчезнуть человек? Был – и нет его? И никогда не было?

– А как мог исчезнуть целый корабль? – Маша вроде немного успокоилась. – Куда он пропал?

– Он выходил из Одессы?

– В штабе мне заявили, что такого корабля никогда не было. Но это неправда. Я пошла в Военную гавань в порту. И там разговорилась с одним матросиком. Он мне сказал, что эсминец «Лейтенант Шмидт» вышел из Одессы в 20 числах января.

– Значит, корабль был, – кивнула Зина.

– Был, конечно. Но такое впечатление, что он провалился сквозь землю. В Севастополь он не дошел. И в Одессу не вернулся.

– Затонул во время перехода? – предположила Крестовская.

– Тогда почему об этом не сообщают открыто? Почему этот корабль просто вычеркнули? Леня говорил, что 27 января они уже должны были быть в Севастополе. Но никто не вернулся.

– А другие родственники, жены моряков, которые были отправлены в Одессу? Ты говорила, что был целый список?

– Ну да, был. Все они в таком же положении, что и я. Им то же самое сказали.

– Но в Одессу они не приехали, в отличие от тебя, – уточнила Зина.

– Они боятся, – вздохнула Маша.

– Чего боятся?

– Что их арестуют. У них дети маленькие. Вот и боятся, молчат.

– А ты, значит, не боишься, – усмехнулась Зина.

– Боюсь, – снова вздохнула Маша, – но за Леню я больше боюсь. Он сирота, из детдома. Кроме меня, у него больше никого нет. Нету других родственников. Никому он на всем белом свете не нужен. Он так потому семью и хотел, что сам из детдома был. Как я могу его бросить?

– Хорошая ты, – Зина с завистью посмотрела на подругу, – повезло тебе в жизни.

– Ты шутишь? – у Маши от удивления распахнула глаза.

– Нет, не шучу. Был в твоей жизни такой Леня, ради которого ты вот так примчалась сюда, ничего не боясь. А я, например, очень многого боюсь. И жить боюсь. И всего вокруг.

– Ты? Да ты самая сильная на свете! Я потому и шла к тебе!

– Почему это? – не поняла Зина.

– Ты сильная, у тебя есть связи. Может, ты сможешь мне помочь хоть что-то узнать? Спросить кого-то… Или сделать так, чтобы меня к этому Маринову пустили… ты вон даже в институт сумела вернуться…

– Ничего я не сумела, – Зина отвернулась к окну, пытаясь скрыть раздражение, – и связей никаких у меня нет! Если бы были связи, стала бы я работать в морге? А институт – просто случайность, и все.

– Я понимаю, – кивнула Маша, из глаз которой снова полились слезы.

– Ты вот что… Не реви! – скомандовала Зина, сердце которой дрогнуло при виде горя подруги, – я с тобой к этому Маринову пойду. Придумаем что-то, ты не переживай. Безвыходных ситуаций нет. Уж я-то знаю. Можешь поверить.

Но в глубине души Крестовская совсем не испытывала того оптимизма, в котором пыталась убедить подругу. Достав из шкафа старую раскладушку, она уложила подругу спать. Сама же ворочалась очень долго, без сна глядя в темный угол закрытого шторами окна. Дождь закончился. На улице было тихо. Но эту тишину нарушала буря, бушующая в душе Зины. Буря, которой не предвиделось конца.

1938 год стал переломным и очень важным для военно-морского флота. Именно в 1938-м за флотом в официальных документах закрепилось новое название, которое стало использоваться все последующие годы.

30 декабря 1937 года Военно-Морские силы РККА были выделены в отдельный вид вооруженных сил – Военно-Морской Флот СССР. Было подписано постановление ЦИК и СНК СССР «Об образовании Народного комиссариата Военно-Морского Флота СССР». До этого момента сохранялось название «Морские силы Рабоче-крестьянской Красной Армии Союза ССР».

С 1 января 1938 года во всех документах морские силы стали называться по-новому. На 1 января 1938 года надводный состав ВМФ СССР был крайне невелик – 3 линкора, 3 крейсера, 1 лидер и 17 эсминцев. Зато подводный флот представлял собой более грозную силу: 10 больших подлодок, 10 подводных минных заградителей, 78 средних подлодок и 52 малые подлодки.

Все они поступили в полное распоряжение Наркомата обороны СССР. Положение о Наркомате ВМФ СССР было утверждено 15 января 1938 года. На Наркомат ВМФ СССР возлагались: разработка планов строительства, вооружения и комплектования ВМФ, развитие средств боевой техники, вооружения и берегового строительства, контроль за выполнением заказов для ВМФ, руководство оперативным применением ВМФ, его оперативной, боевой, политической и мобилизационной подготовкой и организацией ПВО, подготовка кадров для флота и другие важные задачи.

Появился совещательный орган – Главный военный совет ВМФ. Наркому ВМФ подчинялись Военные советы флотов, командующие и военные комиссары флотилий, военно-морские учебные и научно-исследовательские учреждения.

Гражданская война и иностранная интервенция принесла неисчислимые бедствия. Когда к власти пришли большевики, флота у них практически не было. Было потеряно 416 кораблей, из них 174 были боевыми, и 242 – вспомогательными. Материальная часть оставшихся судов была изношена практически до предела.

«В общем ходе революции и гражданской войны на долю морского флота выпали особенно тяжелые удары. В сумме это означает, что флота у нас нет», – писал М. Фрунзе, в то время бывший заместителем Председателя Реввоенсовета.

Необходимо было безотлагательно принимать меры к возрождению флота, чтобы обеспечить защиту морских границ. На это и был направлен ряд решений партии и правительства Советов сразу после окончания гражданской войны.

В первую очередь началась работа по восстановлению портов и судостроительных предприятий. И уже в 1922 году можно было приступить к ремонту и строительству кораблей. В короткий срок были введены в строй многие боевые корабли.

С каждым годом стало возрастать общее водоизмещение флота: в 1923 году оно составляло 82 тыс. тонн, в 1924 – 90, в 1925 – 116 и в 1926 – 139 тысяч тонн.

Оживление экономики и индустриализация страны создавали условия для более планомерного возрождения и становления флота. В июле 1933 года вышло постановление Совета Труда и Обороны «О программе военно-морского строительства на 1933–1938 годы». Выполнением этой программы закладывалась основа нового Военно-морского флота.

Задача флота состояла в содействии операциям сухопутных войск на всех приморских направлениях, обороне берега, баз и центров на побережье совместно с армией, а также в действиях на морских коммуникациях. Военно-морское строительство ориентировалось на создание легких надводных и подводных сил, укрепление береговой и миннопозиционной обороны, морской авиации берегового базирования, что вполне отвечало экономическим возможностям страны.

В результате восстановительных работ был введен в строй Черноморского флота крейсер «Коминтерн», достроены крейсеры «Адмирал Лазарев», «Адмирал Нахимов» и «Красный Крым». Все они пополнили Черноморский флот. Также в состав Черноморского флота вошло несколько эсминцев, но из них в хорошем состоянии, на плаву, было только три.

В 1932—35 годах конструкторской группой В. А. Никитина был спроектирован эсминец нового типа. Это был проект 7, получивший название «Гневный». Головной эсминец флота «Гневный» был заложен в 1935 году. Но, к сожалению, у эсминцев этого типа были существенные недостатки – они не имели активных гидролокационных средств обнаружения погруженных подводных лодок, слабым было и зенитное вооружение.

В течении 1933–1937 годов Военно-морской флот получил от промышленности 25 надводных кораблей, 137 подводных лодок, 137 торпедных катеров.

Работы по совершенствованию кораблей проходили по различным программам и в разные сроки с 1927-го по 1938 год. Модернизация сильно изменила их силуэт: они получили баковую надстройку, жестко скрепленную с корпусом и закрытую сверху прочным настилом. Был изменен комплекс «боевая труба – фок-мачта – носовая труба». Претерпела изменения и стала более совершенной носовая оконечность, что позволило уменьшить заливаемость палубы на полном ходу. Также заменены энергетические установки, переведенные с угля на нефть, улучшены бытовые условия для команды, установлены хорошие средства связи, новые оптические дальномеры в башнях.

Несмотря на значительные экономические трудности, руководство страны не забывало уделять внимания постройке и развитию флота, считая это очень важным делом.

Однако во флоте существовали и другие проблемы, о которых советское руководство не спешило рапортовать.

На фоне значительного укрепления советских Вооруженных сил, усиления могущества и престижа Красной армии подспудно зрели процессы, непосредственно связанные с укреплением режима личной власти Сталина.

Он безусловно опасался того значения и влияния, которое приобретал командный состав армии и флота в обществе, однако попытки его окружения обнаружить какие-либо реальные факты оппозиции в Вооруженных силах страны курсу генерального секретаря ЦК партии или хотя бы признаки организованного сопротивления со стороны военных вплоть до середины 30-х годов не увенчались успехом.

Рабоче-крестьянская Красная армия действительно была таковой для всего населения страны, которое, несмотря на значительные лишения и трудности, по-прежнему с энтузиазмом строило новое социалистическое общество. Командный состав Вооруженных сил, прошедший через огонь и кровь гражданской войны, был беззаветно предан партии и Советскому государству. Однако болезненная подозрительность Сталина, поддерживаемая и разжигаемая абсолютно подконтрольными ему карательным органами, должна была в конце концов обратиться и на армию…

Совершенно неожиданно в июне 1937 года советскому народу и всему миру сообщили, что несколько самых знаменитых советских полководцев (к примеру, Тухачевский) были арестованы, обвинены в измене и расстреляны. Начавшиеся с июня же 1937 года репрессии в армии приобрели массовый характер. Они не только обрушились на высший командный состав Красной армии, но и затронули все военные округа и крупные воинские формирования.

При помощи сфальсифицированных документов военных, попавших в категорию «врагов народа», и «шпионов иностранных разведок» привлекали к суду, и чаще всего их ожидала высшая мера наказания. Нередко власти даже не удосуживались провести гласные судебные процессы над обвиняемыми. Так был арестован и расстрелян без суда командующий Дальневосточной армией маршал В. К. Блюхер. Кстати, по злой иронии судьбы именно он председательствовал на процессе по делу военачальников во главе с М. Н. Тухачевским. Из первых пяти Маршалов Советского Союза (это воинское звание было введено в 1935 году) были арестованы трое – М. Н. Тухачевский, А. И. Егоров и В. К. Блюхер.

По данным следственных материалов из общего числа 733 высших командиров и политработников Красной армии (начиная с комбрига и бригадного комиссара и до Маршала Советского Союза) было репрессировано 579 человек. По другим данным, с мая 1937 года по сентябрь 1938-го подверглись репрессиям около половины командиров полков, почти все командующие войсками военных округов, большинство политработников корпусов, дивизий и бригад, около трети комиссаров полков. Были расстреляны начальник морских сил РККА, заместитель наркома обороны В. М. Орлов, начальник военно-воздушных сил Я. И. Алкснис, начальник разведуправления штаба РККА Я. К. Берзин, почти все командующие и политические руководители округов. Много было расстрелянных и в Наркомате обороны, военных академиях, аппарате Вооруженных сил страны.

Репрессии вызвали огромную текучесть командных кадров. Ежегодно получали новые назначения десятки тысяч офицеров. Нередко, едва приступив к работе в новой должности, они вновь перебрасывались к следующему месту службы. Кадровая чехарда отрицательно сказывалась на уровне дисциплины и боевой выучке войск. Все это происходило в период стремительного роста численности армии, создания новых частей и соединений, увеличения числа командных должностей. Образовался огромный некомплект командиров, который год из года возрастал. Особенно страдал в этом отношении морской флот.