Текст книги "Своя правда"

Глава 13

Марк родился в Сибири. Его родители, потомственные учителя, уехали в славный город Омск сразу после окончания университета. Мальчик рос удивительно самостоятельным. Родители, постоянно пропадающие в школе, особо не старались его развивать, просто всегда брали сына с собой в школу, и мальчонка, сидя на уроках, впитывал, как губка, все, что слышал.

Он рано начал читать, считал быстро и без запинки, знал названия всех планет и континентов. Неудивительно, что в школе Марку не было равных: и олимпиады, и контрольные, и всякие другие предметные соревнования и состязания он выигрывал легко и просто.

Матушка-природа, очевидно, поцеловала его в макушку при рождении, поэтому мальчишка оказался не просто одаренным, но и необыкновенно привлекательным. Девчонки сходили с ума по юному красавцу. Сами теряли голову и ему не давали покоя.

Пришло время, и он уехал в Москву поступать в университет. И ведь поступил! Учеба давалась ему легко, а вот в любви не складывалось.

На втором курсе Марк влюбился в лаборантку кафедры. Она, смешливая, белобрысая и курносая, поначалу строила глазки красивому студенту, несколько раз сходила с ним в кино, съездила на фестиваль бардовской песни. Марку казалось, что эта девочка послана ему судьбой. А она, не будь дурочкой, взяла и выскочила замуж за доцента с соседней кафедры.

На четвертом курсе он снова влюбился, да так, что ни спать, ни есть не мог. Дело шло к свадьбе. Девушка, студентка театрального вуза, снималась в кино, а Марк, скрипя зубами от досады, улетел на стажировку во Францию, которая неожиданно растянулась на долгих пять месяцев.

Когда Марк, похудевший, истосковавшийся, вернулся из Франции, его любимая оказалась беременна. Спокойно и холодно поставила его в известность и вышла, осторожно прикрыв за собой дверь. Мир для Марка рухнул. Перевернулся, рассыпался, как детская головоломка, развалился, словно карточный домик. Из цветного стал черно-белым.

Что-то странное произошло с ним, таким жадным до жизни. Сначала пропали аппетит и сон. Марк сутками сидел, отвернувшись к окну, лежал на кровати и просто смотрел в потолок. А потом и вовсе что-то непонятное стало твориться. Парень прекратил общаться с друзьями, однокурсниками и знакомыми. Просто ходил на занятия, ел, когда появлялось желание, и учился. Никому не слова.

Перепуганные друзья позвонили родителям Марка, украдкой стащив номер из его телефонной книжки.

Мама прилетела на следующий же день. Вошла в комнату спокойно, без истерик и слез. Поцеловала изумленного сына, открыла чемодан, достала домашний фартук, деловито повязала его и молча стала готовить обед. Набежавшие девчонки из соседних комнат ей помогали, ходили в магазин за продуктами, принесли ведро с водой, вымыли пол в комнате, раскрыли окна, впустив свежий воздух. Марк, обожающий мать, вынужден был встать, побриться и поесть. И главное, заговорил с ней и друзьями.

И жизнь покатилась. Медленно, со скрипом. Марк долго не мог втянуться в привычный ритм, заново учился улыбаться, говорить и смеяться. Но время – хороший лекарь. Оно, конечно, не лечит, но затягивает раны, сглаживает боль, облегчает страдания.

Марк закончил университет, поступил в аспирантуру и работал в одной из престижных IT-компаний. Жил по-прежнему один. В однокомнатной квартире. В хорошем московском районе. В достатке и спокойствии.

Женщины и теперь проходу ему не давали. Но он, обжегшись не один раз, близких связей не заводил, ничего никому не обещал, разговоры о семье пресекал жестко.

Но однажды, сев случайно в проходящий трамвай, он встретил девушку. Светловолосую, голубоглазую, тоненькую, как тростиночка. Она тихо плакала, отвернувшись к окну. Марк, категорически отвергающий знакомства в транспорте, молча отвернулся и прошел мимо.

Оглядевшись, сел на свободное место, неосознанно выбрав то, откуда хорошо просматривалась плачущая девушка. Боковым зрением заметил, как дрожат ее худенькие плечики, как она вытирает слезы носовым платком.

Марк долго крепился, запрещая себе даже оборачиваться к ней, но не выдержал и, покачнувшись на повороте, пересел на свободное место рядом с незнакомкой.

Девушка покосилась на соседа и опять отвернулась к окну. Время от времени отчаянно всхлипывала и даже что-то шептала, но к мужчине не оборачивалась. Тогда Марк, которому уже скоро надо было выходить, осторожно тронул незнакомку за локоть.

– Простите, я могу вам помочь?

Она замотала головой и вдруг так горестно зарыдала, что он совсем растерялся.

– Девушка, что случилось? У вас беда какая-то?

Она опустила голову, и слезы, стекая по щекам, часто закапали на светлый шелковый шарфик, оставляя на нем мокрые, сразу расплывающиеся, бесформенные пятна.

Марк задумался, лихорадочно соображая, как помочь незнакомой плаксе. Никаких толковых мыслей в голову не приходило, поэтому он, пожав плечами, опять наклонился к ней.

– Послушайте. Меня зовут Марк. Вы меня не бойтесь, я хочу вам помочь. Но, честно говоря, не знаю как. Сейчас моя остановка, может, выйдем и поговорим? Хотите – на улице, хотите, у меня дома. Ну, что? Выходим?

– Нет, – замотала головой незнакомка. – Я вас не знаю. Ничего не нужно.

– И я вас не знаю. Но ведь вам плохо? Давайте просто поговорим.

Она на мгновение снова замерла, а через секунду кивнула и нерешительно встала.

– Хорошо. Спасибо. Мне действительно нужно с кем-то поговорить.

Марк неожиданно так обрадовался, что даже сердце заколотилось.

– Вот и хорошо. Давайте руку.

История оказалась банальной. У Люси умирала мать. Рак съедал ее быстро и неотвратимо. Марк не мог остановить этот жуткий процесс, но все свободное время теперь посвящал этой тоненькой девушке. Ходил с ней в стационар, доставал лекарства, помогал оплачивать счета за химиотерапию, покупал фрукты.

Женщину не спасли, но Марк так сроднился с Люсей, так привык к ней, к ее наивному чистому взгляду, тихому голосу, к чуть слышным шагам, что уже не представлял себе жизни без этой чудесной хрупкой девушки.

Они поженились через год. Марку тогда исполнилось тридцать. Счастье заполнило его дом. Ему и на работу не хотелось уходить: Люся и пироги пекла, и делала заготовки, и варила борщи. А еще она оказалась нежной, трепетной и бесконечно доброй. Благодать поселилась в их доме. А в тридцать второй день рождения Марка у них родилась дочь, названная Татьяной в честь ушедшей матери Люси.

Марк дорожил обретенным спокойствием, берег свою внезапную любовь, заботился о семье. Друзья посмеивались, подмигивали, подшучивали, но в глубине души завидовали другу.

А теперь Марку исполнилось тридцать шесть. У него росла четырехлетняя дочь. И уже два года, как они с Танюшкой жили без Люси, которая умерла по глупой, нелепой случайности.

Он до сих пор не мог прийти в себя. По ночам плакал в подушку, а днем, сцепив зубы, работал. Танюшку баловал, помощи от родителей не хотел. Никого не подпускал близко к своей семье. И мечтал, чтобы окружающие оставили его в покое: не предлагали помощь, не бросали жалостливые взгляды, не вздыхали тяжело, не отводили глаза…

Он просто желал, чтобы о них с Танюшкой забыл весь свет, потому что любые разговоры, встречи и расставания напоминали ему о потерянной Люсе.

Глава 14

Июнь наступил. Повсюду чувствовалось, что природа, уставшая за холодную зиму и не очень теплую весну, словно разомлела в долгожданном тепле. Благоухала доцветающая сирень, источала чудный аромат набирающая силу липа, каштаны готовились к появлению цветов. Ошалевшие шмели, пчелы и осы оглашали пряный летний воздух грозным жужжанием, ликующие птицы устраивали по утрам такой концерт, что сердце замирало от счастья. Соловьиная трель будила даже самых ленивых.

Луг за селом покрылся ярким ковром заалевшей земляники и цветущих трав, сводящих с ума непоседливых сорок и галок. Румяное солнце, ласково усмехаясь, любовалось ярким шиповником и благоухающим жасмином. Лето, желанное и любимое, наконец, вступило в свои законные права.

Лида постучала в дверь небольшого домика на Центральной улице часов в одиннадцать вечера. Елена Сергеевна, учитель начальных классов, встревоженно нахмурилась, сняла очки, оправила халат и неторопливо вышла на веранду.

– Кто там? – громко спросила она, прильнув к двери.

– Теть Лен, это я, – послышался женский голос.

– Кто я? – Елена Николаевна голос не узнала.

– Это я, теть Лен, Лида. С хутора.

– Боже мой, Лидочка, – женщина поспешно завозилась с замками. – Что так поздно?

Когда же она распахнула, наконец, входную дверь, и Лида поспешно шагнула на порог, пожилая учительница ахнула.

– Что с тобой, Лидочка?

Лида, услышав ее участливый голос, обхватила тетю за шею, уткнулась ей в плечо и горько зарыдала. Елена Сергеевна не на шутку перепугалась. Быстренько захлопнув входную дверь, подтолкнула племянницу в спину.

– Давай-ка, проходи. Чего стоять на пороге. Сейчас посидим, поговорим.

Лида переодевалась, разбирала вещи из большой сумки, которую притащила с собой, умывалась, пила чай. Тетя ее не торопила, не задавала лишних вопросов.

Прошло часа полтора, когда они, наконец, присели на стареньком диванчике. Елена Сергеевна внимательно глянула на молодую женщину, надела очки на нос.

– Значит так, Лидия, – строго произнесла она. – Давай сразу договоримся. Ты мне сейчас все расскажешь. Объяснишь, что тебя толкнуло в ночь бежать из родного дома. А потом посоветуемся, что с этим делать, хорошо?

– Угу, – кивнула Лида.

Она начала свой нелегкий рассказ издалека. С тех времен, когда мама еще была жива. Вспомнила и о том, как отец маму обижал, и о его склочном характере, жадности и угрюмости. А потом, вдруг опять зарыдав, поведала тете о каждодневных упреках, унижениях и обвинениях.

– Понимаешь, теть Лен, он ведь готов к любому мужику меня подложить в кровать. Хоть хромому, хоть косому, лишь бы лишний рот из семьи убрать. А ведь сам никуда нас не отпускает, на час нельзя задержаться, сразу допрос устраивает. А ведь мне уже тридцать пять! Мои ровесницы давно детей растят, а я дерьмо на хуторе убираю, и при этом, заметь, ни копейки не имею! Даже на нижнее белье у него прошу. Стыдно мне так жить, мерзко.

Выслушав, Елена Сергеевна удрученно покачала головой.

– Эх, знала я, что все это добром не закончится. Говорила же твоему отцу сто раз: рано или поздно кто-то из вас взбунтуется. Честно говоря, думала, Сережка не выдержит. Ан нет! Оказалось, он-то как раз втянулся, врос в свою пасеку, как дед ваш и прадед, принял твой брат эти законы бытия, смирился. А вот ты, значит, не выдержала, сорвалась…

Лида схватила тетю за руку, прижалась к ней пухлой щекой, зацеловала.

– Тетечка, ты только меня не гони! Я что угодно делать буду, стану тебе опорой, поддержкой. Буду ноги мыть и воду пить, только не гони! Не отсылай меня обратно! Не выдержу я там, с ума сойду или убью кого-нибудь!

– Что это ты, Лидочка, – Елена Сергеевна отдернула руку. – Чего выдумала? Какую еще грязную работу? Зачем ноги мыть? Неужели я зверь какой? Или не понимаю, что у вас творится на хуторе? – Она улыбнулась ободряюще. – Хоть домик у меня и небольшой, а хороший, крепкий, места всем хватит. В былые времена нас здесь вон сколько было. Это теперь я одна осталась. Ничего, поместимся. Заживем!

– Ой, спасибо тебе, теть Лен, – Лида обхватила тетю за плечи, чмокнула в щеку. – Спасла ты меня!

– Ну, что ты. Спаситель у нас один, вон, – она кивнула на древнюю икону в правом углу. – А я тетя твоя, и не должна ближнего в тяжкую минуту бросать. Законы жизни не мы придумали и не нам их отменять. Нельзя в протянутую руку камень положить, ведь все бывает в этой жизни взаимно. Сегодня – я тебе, а завтра – ты мне. На том и мир стоит. Понимаешь?

Лида поспешно кивнула. Елена Сергеевна, вздохнув, продолжала вслух размышлять…

– Думаю, без денег, как ни старайся, не проживешь. Я тебе, конечно, дам, сколько смогу, но ведь я живу на учительскую зарплату, а это жалкие копейки. А ты молодая, красивая, тебе и одеваться нужно, и конфет, наверное, хочется… – Тетя ухмыльнулась, заметив смущение племянницы. – Ну, а что? Я старая, да и то иногда конфетку с удовольствием съем. Значит, так. У нас в школе есть место технички. Наша на пенсию ушла. Может, ты пока устроишься? В селе с работой плохо, сама знаешь. Правда, на маслозаводе, может, и есть что-то, но далеко ходить. Посмотрим потом. Что скажешь?

Лидия радостно хлопнула в ладоши.

– Конечно! Боже мой, разве мне не все равно, где работать? Я и мечтать об этом не могла. Спасибо тебе, теть Лен!

– Ну и слава богу, – тетя довольно прищурилась. – Все хорошо, что хорошо кончается. Давай покажу тебе твою комнату, умоешься, да и спать пора. А завтра будет новый день, новая жизнь для тебя. Слушай, Лидочка, а отец твой не кинется вдогонку? Не разнесет мой дом по кирпичику? Он ведь такой, его в гневе не остановишь.

Лида опустила голову, задумчиво помолчала, а потом тихо-тихо произнесла:

– Нет, тетечка, не волнуйся. Не нужна я ему. Ты ж знаешь, он свою гордыню не переступит. Сейчас, наверное, рвет и мечет, проклинает меня, непутевую. Уверен, что приползу, прощение вымаливать стану, – она грустно улыбнулась. – А я не приползу! Устала. Просто жить хочу, понимаешь? Просто жить.

– Понимаю, детка. Ну и хорошо. Спи. Отдыхай. И я пойду, прилягу, поздно уже.

Глава 15

День рождения Зинаиды праздновали всегда в одном месте: небольшом уютном ресторанчике в одном из переулков Бульварного кольца. Именинница, довольно консервативная особа, демонстративно не хотела другого места. Ей казалось, что этот крохотный ресторанчик – некий символ ее спокойной жизни.

Сегодня, второго июня, они, по давно сложившейся традиции, опять встретились в этом ресторане. Тихо пел саксофон, мерцали свечи на столах, незаметно сновали вышколенные официанты, мягко позвякивала посуда. Огни отражались в хрустальных графинах и преломлялись в бокалах, наполненных красным вином.

Гостей, как и всегда, оказалось немного. Зина не любила шумные компании, ей всегда хотелось доверительности и задушевности, а при большом скоплении народа такое невозможно. Сегодня за круглым столом сидели десять человек. Соня и Верочка устроились рядом, но Зина, появившись в зале, тут же их рассадила.

– Давайте-ка пересаживайтесь, а то так и будете весь вечер шептаться. А надо развлекаться. Ты, Верунь, переходи сюда, с этим молодым человеком рядом садись, я здесь останусь, а к Соне Филиппа Андреевича посадим. Вот, – она довольно улыбнулась, – так-то лучше.

День рождения Зины всегда оказывался не просто веселым, а фееричным: то ее поздравляли клоуны, то повара выкатывали огромную бочку, в которой плавала рыба, то официанты выносили невероятной формы торт, то одновременно вспыхивали десятки бенгальских огней.

Соня, дружившая с Зинаидой с раннего детства, любила в подруге это необыкновенное качество – она делала праздник не для себя, а для близких друзей, и весь вечер старалась их развлечь, удивить, накормить. А еще Зина заранее готовила каждому приглашенному маленький, символический подарочек. И эта ее привычка так умиляла и восхищала Соню, что она и дочери своей ставила Зину в пример, и всем знакомым о ней рассказывала.

Вечер удался. Зина хохотала, слушая новые анекдоты, азартно танцевала танго, потребовала у музыкантов песню на заказ, с удовольствием рассматривала подарки. Вера, улучив минутку, пересела к сестре.

– Я уезжаю через два дня, – прошептала она ей на ухо.

– Куда это? – Соня чуть не подавилась соком.

Вера отодвинула тарелку, оперлась локтями на стол и решительно выдохнула.

– Поеду Никольское искать.

– Да ты спятила, Вера!? Как искать? Где искать? Одна? Даже не думай, слышишь? Я тебе не разрешаю!

Вера терпеливо выслушала возражения и упрямо произнесла:

– Соня, я все равно поеду. Лучше смирись. Да не могу я, как ты, спокойно сидеть, когда вокруг нас такие дела творятся.

– Да какие дела? – Соня умоляюще посмотрела на младшую сестру. – Ну, какие дела?

– А такие… – Верочка поправила волосы. – Мы уже почти две недели притворяемся, что все у нас хорошо.

– А что, у нас плохо? – Соня, не сдержавшись, хлопнула ладошкой по столу.

– Плохо, – Верочка даже побледнела. – Маме улыбаемся, делаем вид, будто все по-прежнему. А прежней жизни нет. Нет! Мы обе в курсе, что нас удочерили. И я имею право узнать, кто были те люди, что нас бросили. Разве тебя не волнует, почему от нас отказались? А?

– Меня эти люди вообще не волнуют. Вообще! Они просто не существуют для меня. Есть мама, был папа, есть ты и я – наша семья. Зачем нам эти сложности, Верочка? Оставь эти мысли, они к добру не приведут.

– Ну, уж нет, – Вера нахмурилась, – этому не бывать. Я правду узнаю.

Зинаида, заметив, что Соня чем-то огорчилась, сразу двинулась к сестрам. Взяла свободный стул, подсела к ним.

– Что загрустили, родные мои? – Не дождавшись ответа, Зина тронула Соню за плечо. – Сонь, ты чего?

Соня, вздохнув, удрученно кивнула на младшую сестру.

– Вон, послушай, что Вера выдумала. Просто с ума меня сведет.

Зина, привыкшая все держать в поле зрения, резко повернулась к Вере.

– Так, давай коротко и внятно. Можно пока без подробностей, ну?

– Боже, опять начинается допрос, – Верочка нахмурилась.

– Это еще не начало, только вступление. Говори, ну? – гнула свое Зина.

– Да что тут говорить? Я решила разыскать нашу настоящую мать.

– Вот, пожалуйста, – Соня испуганно всхлипнула.

– Почему-то я не удивлена, – невозмутимо отозвалась Зинаида. – Зная характер Веры, я предполагала что-то похожее. Ну, излагай теперь в подробностях.

Верочка, улыбнувшись, выдохнула с облегчением.

– Слава богу, хоть один здравый человек. В общем, так. Я послезавтра еду в Никольское.

– Понятно, – протянула Зинаида. – А где это? Ты хоть имеешь представление, куда ехать? В какую сторону? Карту смотрела?

– Знаю только то, что Агата сказала. Село Никольское находится в Белгородской области.

– И это все?

– Вот именно, – спохватилась Софья. – Это все, что мы знаем.

– Ну, это и не так уж мало. Хотя и немного, конечно, – махнула рукой Зина. – Девочки, давайте вот как сделаем. У меня в отделении есть медсестра, она, по-моему, тоже из Белгородской области, из какой-то деревни. Правда, давно уже в Москве, лет десять. Я с ней поговорю, может, что посоветует. Завтра вечером позвоню. – Она строго глянула на Веру. – А до этого никаких движений, поняла? Не нужно рисковать, в неизвестность ехать не следует. Все обдумаем, спланируем, тогда и поедешь искать свою правду. Хорошо?

– Хорошо, – обрадованно обняла Зину Верочка. – Спасибо. С днем рождения, спасительница!

Дома Веру ждал сюрприз. Не успела она переступить порог квартиры, как навстречу ей выплыла Татьяна Львовна.

– Веруня, наконец-то. Мы уж тебя заждались.

– Заждались? Ничего себе… А кто это мы?

Она откинула свои роскошные длинные волосы, глянула на себя в зеркало и пошла за мамой в гостиную. Там за круглым старинным столом сидели ее крестная, Галина Николаевна и ее племянник Артем.

Вера тяжело вздохнула. После разговора с крестной, когда девушка, возмущенная и жутко расстроенная, выскочила из ее квартиры, прошло чуть больше недели. Ни крестная, ни Вера даже словом не обмолвились сейчас о неприятной встрече. Обе сделали вид, будто давно не виделись. Вера, как ни в чем не бывало, подошла к Галине и обняла ее за пухлые плечи.

– Привет, мам Галь.

– Привет, любимая, – Галина Николаевна оценила сдержанность крестницы и благодарно улыбнулась ей в ответ.

Вера неторопливо обернулась к молодому мужчине, который встал при ее появлении.

– Здравствуй, Вера.

– Привет, Артем.

Ей не очень хотелось сегодня разговаривать с гостями: было довольно поздно, она устала после дня рождения Зиночки, в голове бродили тоскливые мысли. Но воспитание не позволяло оставить гостей без внимания. Да и маму не хотелось обижать, которая обожала свою подругу Галину и всегда пекла к ее приходу традиционный пирог с вишней, даже зимой. Для этого замораживала в холодильнике эту летнюю ягоду.

Вот и сегодня, по традиции, посреди стола красовался этот обязательный атрибут домашних посиделок.

Татьяна Львовна призывно махнула ладошкой.

– Ну, чего стоишь? Присаживайся сюда, со мной рядышком. Как день рождения? Как Зиночка? Хорошо повеселились? А почему Сонечка с тобой не приехала?

Верочка неторопливо прошла по гостиной, села возле мамы на стул.

– Да все нормально. Отличный вечер. У Зины всегда праздник на все сто процентов. От души повеселились. А Соня поехала домой. Там же девочки с няней. У нее теперь двое, ты не забыла?

– Не забыла, – Татьяна Львовна недовольно поджала губы. – И все же не нравится мне эта история.

Вера знала об этом и, чтобы не заострять внимание на ситуации, перевела взгляд на гостей.

– Ну, а вы как? Что нового? Как поживаешь, Артем?

Артем смущенно улыбнулся. Ему очень нравилась Вера. Давно и безнадежно он был влюблен в эту красивую девушку, страдал без взаимности и таял каждый раз при встрече с ней. Когда-то, очень давно, он, случайно столкнувшись с ней у Галины, просто онемел от восторга и с тех пор жил с ощущением полного счастья от ее присутствия на этой земле.

Артем жил с родителями в небольшом городишке на Волге. Но однажды, когда мальчишке исполнилось четырнадцать, мама отправила его в столицу к своей двоюродной сестре. Подросток так восхитился красотами Москвы, что решил после школы вернуться в этот сказочный город. Тетка Галя, не очень привечающая родственников, внезапно отнеслась к задумке племянника благосклонно, даже пообещала Артему помочь с поступлением в институт и получением общежития.

Татьяна Львовна отнеслась к этому с неудовольствием.

– Галя, зачем тебе этот мальчик? Повесишь себе на шею ярмо!

– Да какое же ярмо? – дивилась Галина Николаевна. – Он ведь в общежитии жить будет, если поступит.

– Это я и без тебя понимаю, – досадливо морщилась Татьяна Львовна. – Но ведь не всю жизнь он останется студентом. Закончит институт, его из общежития-то попросят. Вот тогда ты по-другому запоешь, девочка моя.

– Что-то я не улавливаю ход твоих мыслей, – хмурилась Галина Николаевна. – Ты на что намекаешь, Таня?

– Я не намекаю, а прямо говорю. После института он к тебе жить переедет. А тебе это надо? – Ты ж, Галя, всю жизнь одна, как королева живешь. Привыкла вставать, когда хочешь, ложиться, когда вздумается. Опять же кавалеры и поклонники к тебе заходят, компании собираются. Зачем тебе эта головная боль?

– Боже, – хохотала Галина. – Ты ли это, Таня? Ты себя слышишь?

Когда пришло время поступать в институт, Артем всех удивил: приехал заранее, тетку не беспокоил, не надоедал. Поступил самостоятельно, поселился в общежитии, и лишь через месяц внезапно завился к тетке с огромным букетом цветов и бутылкой шампанского.

Женщина, разумеется, растаяла, умилилась и, подмигивая Татьяне Львовне, приехавшей по ее звонку, все нахваливала двоюродного племянника. А тот, краснея и теряясь, все никак не мог отвести глаз от Верочки, которая приехала вместе с матерью.

Поначалу ребята подружились. Иногда встречались, ходили в кино и театры, ездили за город на дачу. Но потом Верочка стала отдаляться. Она увлеклась учебой, новыми друзьями, уехала в фольклорную экспедицию. И постепенно возникло отчуждение, которое хоть и не прекратило их общение, но охладило его, сделало редким и необязательным.

Сейчас, сидя за столом, Вера старательно поджидала той минуты, когда правила приличия и гостеприимства позволят ей встать и, распрощавшись с гостями, уйти, наконец, в свою комнату. Очень хотелось спать. Сдерживая зевоту, Вера усиленно хлопала ресницами, отгоняя навалившуюся усталость.

Разговоры, однако, затягивались. Татьяна Львовна охотно рассказывала о своем новом увлечении, показывала кружевные салфетки, связанные крючком. Галина Николаевна восторгалась новым авторским кино, увиденным накануне. Артем вспоминал недавний симпозиум, где представлял свою фирму. И только Вера, с трудом скрывая безразличие, томилась в их компании.

Наконец, улучив мгновение, она приподнялась со стула и, наклонившись, поцеловала крестную в щеку.

– Мам Галь, я иду спать.

– Не хочешь ты с нами посидеть, а ведь я скучаю, – досадливо произнесла Галина.

– И я скучаю, мам Галь, но что-то устала. Пойду, не обижайся.

Артем, кашлянув, тоже встал и тронул Веру на плечо.

– Вера, можно тебя на минутку?

Вера удивленно глянула на молодого человека, но отказать не решилась.

– Можно, конечно. Пойдем на кухню, что ли.

Они вышли, а в гостиной повисла тишина. Татьяна Львовна требовательно обернулась к подруге.

– Ну? Признавайся. Что за секреты?

Галина Николаевна развела руками.

– Ей богу, Тань, я не знаю. Ни сном, ни духом. Это он сам что-то затеял.

– Смотри у меня, – Татьяна Львовна недовольно покачала головой.

На кухне Артем взволнованно мерил комнату шагами, а Вера недоуменно следила за ним. Наконец, потеряла терпение.

– Ты меня поговорить позвал или посмотреть, как ты умеешь ходить?

Артем остановился на полушаге и резко развернулся к девушке.

– Вер, а почему мы так редко видимся?

– И для этого мы здесь уединились? Ты мог бы и в гостиной об этом полюбопытствовать.

– Нет, нет, – молодой человек потер лоб и улыбнулся. – Ты на меня действуешь как удав на кролика. Я прямо дар речи теряю.

– Вот тебе раз. Ну, ладно, не смущайся, выкладывай, что там у тебя?

Артем сел напротив, взглянул в ее глаза и отчаянно выпалил, чувствуя, что сердце вот-вот выпрыгнет из груди…

– Вер, я ведь давно люблю тебя.

Сказал и сам испугался своей смелости. Вера, вспыхнув, не отвела глаза, не растерялась. Она давно обо всем догадывалась.

– Послушай, Тема. Ты только не волнуйся, просто выслушай. Я не буду сейчас говорить, какой ты классный, ты и сам об этом знаешь. И не буду врать, что мне все равно, как ты ко мне относишься. Мне не все равно. Но мне больно сейчас оттого, что я не могу ответить тебе тем же. Ну, правда. Я дорожу твоей дружбой, твоим отношением ко мне. Но есть то, что изменить мы не в силах, понимаешь? Мы же познакомились, когда нам исполнилось по семнадцать, да? А сейчас нам по тридцать. Ты мне словно брат, слышишь? Я люблю тебя как Соню, как Зиночку. Мы все – одна семья. Прости меня. Но ведь лучше правда, да? Прости, пожалуйста.

Он молчал. Верочка встала, осторожно вышла из кухни и тихонько прикрыла за собой дверь.