Текст книги "Когда закончится декабрь…"

Павел, слушая Глашу, исподтишка разглядывал ее. Она, бесспорно, ему нравилась. Было в ней что-то такое настоящее, чего сейчас уже почти и не сыщешь: неподдельная искренность, легкость и что-то еще, что можно назвать одним словом – натуральность.

Женщина не кокетничала, не рисовалась, не хотела казаться лучше, чем была. Непритворность, естественность и безыскусственность скользили в ее взгляде, жестах и фигуре.

Она не выглядела чрезмерно полной, но была в том деликатном состоянии, которое называют аппетитным и пикантным. Ее пухлые щеки, лицо и руки не казались толстыми и, тем более, не лоснились от жира, но сияли здоровьем, притягательностью и вызывали несомненную симпатию. Глаша представлялась этакой искусительницей, сошедшей с полотен великого Рубенса, ее полнота манила и возбуждала здоровый аппетит. Хотелось ее обнимать, целовать прохладные щеки и смотреть, и слушать, и восторгаться…

Поймав себя на этих мыслях, Павел ничуть не смутился. Он не видел ничего предосудительного в том, что умел разглядеть в женщине ее изюминку.

– А вы знаете, Глафира, у моего сына такие же волосы, как у вас… Рыжие-прерыжие!

– Да вы что? – Глаша, не отрывая взгляда от дороги, улыбнулась. – Здорово. Хотя я всегда считала это своим недостатком. Меня повсюду дразнили. В школе – рыжей, конопатой, в институте – морковкой и лисицей, во дворе – рыжиком. Да и на улицах я иногда ловила насмешливый взгляд. А потом ничего, привыкла. Но вы не рыжий, значит, это жена ваша одарила сына таким цветом?

– А жены у меня нет. Да и не было еще никогда.

– Как это? А сын откуда?

Павел задумчиво поглядел в окно, словно вспоминая давно минувшие дни:

– А это наш новогодний подарок, – он вдруг нежно улыбнулся. – Я Матвея усыновил. Прямо под новый год домой принес. Он у нас приемный.

Глаша вдруг так резко нажала на тормоз, что машина, остановившаяся, как вкопанная посреди дороги, сильно дернулась, громко визжа тормозами.

Павел, ошарашенный этим внезапным маневром, поднял на женщину испуганные глаза:

– Ой! Вы чего? Если бы сзади ехала машина, сейчас бы влетела в нас…

– Простите, – виновато кивнула Глафира, – это я от неожиданности. Я просто в шоке. Как это приемный?

Мужчина, оглядевшись по сторонам, кивнул на дорогу.

– Может, поедем? А то так стоять посреди трассы нельзя. Опасно. Приемный не значит чужой, понимаете? Не чужой!

Заметив, что ошеломленная Глаша с трудом переваривает услышанное, Павел недовольно нахмурился.

– Глафира, не погружайтесь, пожалуйста, в дебри этого странного слова. «Приемный» – это просто набор букв и звуков. А суть гораздо сложнее и глубже. Мой сын мне родней родного. Я его обожаю. И, кстати, он не знает, что не родной нам, так что, будьте добры, меня не выдавайте. Это долгая история. Долгая и не слишком веселая. При случае расскажу, но не теперь. Не хочу в спешке, слишком тема сложная и для меня очень дорогая.

Город, с его пробками, светофорами, тоннелями и эстакадами, остался, наконец, позади. Дорога, словно огромный серый клубок, разматывалась в западном направлении. То там, то здесь мелькали большие указатели с названиями коттеджных поселков, подмосковных городов, небольших деревень, еще не захваченных настырными горожанами, и старых многовековых храмов и монастырей, соседствующих с большими озерами и реками.

Зимний день перевалил далеко за середину. Солнце, с утра бодро улыбающееся людям, утомилось, присмирело, спряталось за серые облака. По выцветшему небу низко поплыли рваные тучи. Серый сумрак надвигался, поглощая яркие краски зимнего дня, стирая четкие очертания и превращая дорогу, машины и придорожные строения в темные загадочные фигуры. Вспыхнули фонари…

– Уже вечереет, – смущенно оглянулся на женщину Павел. – Похоже, я испортил вам весь день. Нарушил все планы.

– Не волнуйтесь, – хмыкнула Глафира. – Во-первых, я сама вызвалась помочь, мама с детства учила, что людям помогать надо. А во-вторых, никаких особых планов у меня на сегодняшний день не было. Случайно оказалась рядом с торговым центром.

Они ехали какое-то время молча. И это молчание, как ни странно, их не только не напрягало, но даже объединяло. Сближало и создавало редкостную атмосферу удивительного уюта и комфорта. В теплой машине тихо звучала музыка, и Глаше вдруг показалось, что она уже лет сто знает этого симпатичного высокого мужчину, который сидел рядом, иногда морщась от боли в ноге.

Свернув с многополосной трассы, они, наконец, съехали на узенькую дорогу, которая запетляла между деревьями и, затейливо изгибаясь, стремительно побежала вглубь леса.

– Ну, вот, – вздохнул с облегчением Павел, – почти приехали. Вот сюда, направо. По улице до конца. Да, да, вот сюда. Вот и наш дом.

Машина остановилась возле дома, обнесенного высоким забором из красного кирпича с металлическими витыми вставками.

– Ого, – присвистнула Глаша, – да это не просто дом, а целый особняк!

– Обычный загородный дом, – пожал плечами Павел. – Ничего особенного. В нашем коттеджном поселке есть дома и больше, и красивее. Да не торопитесь, мы к дому подъедем поближе.

Ворота медленно отворились. Они въехали во двор и, повернув влево, остановились перед парадным входом, украшенным двумя колоннами.

Мужчина, прикусив губы, поморщился.

– Глафира, если не сложно, можно вашу руку? Помогите, пожалуйста, выйти из машины.

– Болит? – Глафира озабоченно кивнула на ногу.

– Не буду скрывать, – вздохнул Павел. – Болит и, мне кажется, сильнее, чем раньше.

Мороз крепчал. Стемнело. Во дворе вспыхнули фонари, по периметру освещающие огромный участок.

Глаша посмотрела на дом. Окна ярко светились, отбрасывая на снег большие желтые пятна. Сумрак, сгустившийся за деревьями, здесь отступал. И только снег упруго похрустывал под ногами да где-то у соседей недовольно лаяла собака, нарушая сказочную атмосферу вечера.

Глава 10

Услышав шум в прихожей, Матвей выскочил из комнаты, где смотрел новую серию «Маши и Медведя». Хотел, как обычно, кинуться отцу на шею, но, заметив возле него незнакомую женщину, нерешительно остановился.

– Добрый вечер, Павел, – приветливо поздоровалась вышедшая следом за Матвеем женщина.

– Добрый, – мужчина вздохнул. – Значит, теперь вы заступили на вахту. Тогда заодно и познакомьтесь. Это Глафира, моя внезапная спасительница, – усмехнувшись, он обернулся к растерянной Глаше. – И вы, Глафира, познакомьтесь. Это наша незаменимая Нина, которая давным-давно следит за нашим питанием. Она не просто наш повар, а кухонный шеф, технолог и диетолог.

– Ой, скажете тоже, – смущенно отмахнулась Нина и огорченно развела руками. – Вот няня ушла, а ребенок сам себе предоставлен весь день. Это же не дело! Тося уборкой занята, я кручусь на кухне, а Матвейка снова без присмотра. Мы сегодня с ним уж и обед вместе готовили. Надо что-то решать. А что с вами? Что с ногой?

– Ох, и не спрашивайте. Катастрофа. Весь день кувырком из-за случайности. Позвоните, пожалуйста, Василию Ивановичу, пусть приедет, посмотрит. Хотел сам позвонить, да оказалось, что номера его у меня почему-то нет.

– А что? Авария? – Нина побледнела.

– Нет, нет, – заспешил Павел, – не волнуйтесь. Просто упал. Неудачно. На выходе было скользко, ногу неловко поставил, да еще мальчишка какой-то в меня влетел. Череда случайностей. Не пугайтесь. Всякое бывает. Хотя отек очень сильный, поэтому хочу, чтобы наш доктор посмотрел.

– Так рентген надо сначала сделать, – нахмурилась Нина. – Вдруг перелом или вывих!

– Перелома точно нет, а вот вывих или растяжение – доктор скажет. Позвоните.

Нина ушла звонить, а Матвей, молча стоящий в стороне, внезапно сделал шаг вперед.

– Пап, тебе больно?

– Что ты, совсем не больно. Просто нога опухла.

– Пап, а тебя в больницу не положат? – заволновался Матвейка.

– Нет, не переживай, – ласково прищурился Павел.

– Точно? – сын недоверчиво сдвинул брови.

– Точно-точно, – кивнул Павел.

Матвей, немного успокоившись, сделал еще шаг вперед и перенес свое внимание на незнакомку. Настороженно оглядел притихшую Глафиру. Смело подошел еще ближе, присмотрелся. Испытывающе и напряженно рассматривал незнакомую женщину, медленно переводя взгляд сверху вниз.

Вдруг залившись румянцем, обернулся к Павлу.

– Пап, а это кто? Моя мама?

Нина, вышедшая в это мгновение из гостиной, громко ахнула, прикрыв рот ладошкой, а Глаша так растерялась, что чуть не упала, покачнувшись и потеряв от внезапности опору. Павел, сильно смутившись, сосредоточенно отыскивал нужные слова…

– Ну, ты и хватил, братец мой! Прямо в жар бросило. С чего это ты взял, малыш?

Мальчишка сердито топнул и указал пальцем на помертвевшую от неожиданности Глафиру.

– Ну, пап! Ты посмотри на нее. Она такая, как я!

Нина, остановившаяся у двери, подняла глаза на гостью и вздохнула.

– Он, наверное, имеет в виду ваши рыжие волосы. И веснушки. – Она присела на карточки, обняла Матвея за плечи и прижала к себе. – Ну, что? Пойдем, почитаем новую книжку?

Но мальчишка недовольно выскользнул из объятий и вернулся к оторопевшей Глаше.

– Ты кто?

Глафира замерла на мгновение, затем наклонилась к ребенку и протянула, как равному, руку.

– Я Глаша. Давай знакомиться?

Матвей недоверчиво насупился, спрятал руки за спину, переступил с ноги на ногу, и вдруг спросил:

– Ты у нас теперь будешь жить?

Павел, уже пришедший в себя после шока от неожиданного вопроса, усмехнулся.

– Матвей, ты сегодня сам себя перещеголял! Что ни вопрос, то тупик. Во-первых, подай Глафире руку, ты же мужчина. А во-вторых, сам подумай, сынок: разве может у нас жить чужой человек? А? Глафира – моя знакомая, понимаешь? Помогла мне, довезла, но живет она у себя дома.

Но Матвей, которому все это объяснение не нравилось, помрачнел, поскучнел и недоверчиво взмахнул ресницами.

– Пап, разве она чужая? Посмотри, она же наша. Она точно наша! Я знаю!

– Чудны дела твои, Господи, – удивленно покачала головой Нина.

А Матвей, уже что-то для себя решивший, наконец, протянул Глафире руку и широко улыбнулся.

– Пойдем играть?

Растерявшись, Глафира обернулась к Павлу. И тот, словно услышав ее безмолвную просьбу о помощи, заспешил:

– Нет, милый. Давай сначала Глафиру напоим чаем, угостим чем-нибудь вкусным. Она ведь сегодня меня спасала, а спасителей надо благодарить, правда?

Матвей кивнул и сам взял Глафиру за руку.

– Ну, ладно, пойдем чай пить. Что стоишь? Пойдем.

Не зная, как вести себя, Глаша покраснела. Но, увидев сияющие глаза ребенка, протянула ему руку и легко кивнула.

– Ну, что ж… Так и быть. Пойдем.

Всем было весело. Павел, морщась от боли, рассказывал, как упал. Потом показывал, как Глафира смело крутила руль, как собирала рассыпавшиеся покупки.

Они дружно хохотали, пили чай, когда на кухню на инвалидном кресле въехал совершенно седой мужчина. Ноги его были накрыты клетчатым пледом, а руки привычно управляли креслом.

Он удивленно оглядел присутствующих.

– Что это вы на кухне устроились? По-моему, у нас в гостиной места много. Да еще и гостью сюда притащили, – он обернулся к покрасневшей Глафире. – Добрый день. Я – Семен Николаевич, отец Павла.

– Папа, ты напугал нашу гостью, – Павел улыбнулся. – Познакомься, это Глафира Сергеевна. Она сегодня меня спасала весь день.

– Скажете тоже, – Глаша растерянно отставила чашку с чаем. – Просто помогла, так любой бы поступил.

Отец внимательно посмотрел на Павла.

– А что такое? От чего тебя Глафира Сергеевна спасала?

– Ничего. Уже все нормально.

– А все-таки?

– Я поскользнулся и упал. Вроде бы не сильно, но ногу все же повредил. Сейчас Василий Иванович приедет.

Семен Николаевич сдвинул брови, помолчал и недовольно вздохнул.

– Надо быть аккуратнее. Ты вечно торопишься. Ну, ладно. Так, а почему на кухне сидите?

Нина развела руками.

– Я предлагала в гостиной накрыть, как положено, но Павел отказался. Говорит, на кухне уютнее.

– Понятно, – мужчина усмехнулся. – Тогда и мне чайку, Ниночка, наливай.

Они все с удовольствием пили чай, ели пирог с капустой, угощались вареньем из айвы и много смеялись.

Пока приехавший доктор осматривал ногу Павла, Глаша, чувствуя себя неловко, собралась уезжать. Извинившись, она взяла телефон, чтобы заказать такси. Но Матвей, словно что-то почувствовав, схватил ее за руку.

– Глаша, оставайся у нас ночевать!

– Ой, что ты, – улыбнулась Глафира, – мне домой нужно.

– Кто тебя дома ждет? – мальчишка недовольно сдвинул тоненькие бровки.

– Мама ждет, собака…

– Ух, ты, – глаза у мальчишки загорелись. – У тебя собака есть? Какая? Как ее зовут?

Глафира, смеясь, пожала плечами.

– Наверное, овчарка. Зовут ее Федор.

Все недоуменно обернулись к ней, а Семен Николаевич усмехнулся.

– Почему Федор?

– Просто Федор, и все, – смущенно глянула на него Глаша. – Я ее на улице нашла. Жалко стало, пустила в дом, она так и осталась…

– Ты добрая, – Матвейка схватил ее ладонь и прижался к ней щекой. – Ты собаку спасла, папу моего спасла. Ты всех спасаешь?

Нина, собирая посуду со стола, глянула на Глафиру.

– Ну, все. Теперь вы у Матвейки герой дня. Он так собак любит, что всех на улице готов перецеловать.

Глаша встала из-за стола.

– Простите, мне давно пора. Я хочу такси вызвать.

– Этого еще не хватало, – Семен Николаевич предупредительно поднял руку. – Никакого такси! Мой водитель вас отвезет. Сейчас он подаст машину, минут через пять, – он глянул на внука. – Не можем же мы спасительницу собак и мужчин отправить на такси? Да, внучок?

– Ага, – Матвейка благодарно обнял деда за шею. – А ты увидел, что она такая же, как я?

– Да? – мужчина внимательно посмотрел на внука. – Что ты имеешь в виду?

– Ну, вот же! Смотри на волосы, – Матвейка сердито указал пальцем на свои волосы.

Семен Николаевич задумчиво перевел взгляд на Глафиру, усмехнулся, ласково погладил внука по голове.

– Да. Вижу, наша гостья такая же рыжая, как и ты, милый мой. А рыжие люди, говорят, особенные.

– Да-да, – подхватила Нина, вытирая полотенцем вымытую посуду. – Их солнышко поцеловало. Есть даже легенда такая, что каждый рыжий человек – это лучик солнца, оживший и несущий в мир свет и добро. А веснушки – это солнечные зайчики. Все рыжие люди – дети солнца.

– Ого, – Семен Николаевич засмеялся, – значит, ты, Матвейка, – солнечный зайчик!

По дороге домой Глафира задумчиво глядела в окно.

День пролетел. Обычный и необычный. Долгий и короткий. Такой странный, наполненный волнениями, новыми знакомствами и удивительными событиями.

Глаша, сидя на заднем сидении большой машины, с тихой улыбкой вспомнила, как в прихожую приковылял после осмотра Павел и, узнав, что она уезжает, взял с Глаши слово не пропадать. Он потребовал ее номер телефона.

– Должен же я знать, как вы доехали. Правда, Дмитрий отличный водитель, но все-таки я должен быть в курсе. Обещаете позвонить?

Матвейка, видя, что гостья, несмотря на его уговоры, все же их покидает, вдруг расплакался.

Обнимая Глафиру за плечи, он уткнулся мокрым носом ей в шею и все просил:

– Оставайся с нами, Глаша! Ну, оставайся!

Семен Николаевич, ухмыльнувшись, жестко выдохнул:

– Хватит, Матвей! Будь мужчиной. Прекращай рыдать! Пойдем спать укладываться. Иди за мной, быстро!

Глаша ехала долго. Темнота быстро сгущалась и бесформенными чернильными кляксами опускалась на мокрую дорогу. В машине было тепло и уютно, негромко звучала музыка, за окном шел снег. Редкие, но замысловатые, словно вырезанные из белоснежной бумаги, снежинки легко кружились, медленно падали на землю, на стекло машины, на деревья, стоящие у дороги, будто бдительные часовые.

Тишина и густая тьма царствовали повсюду. И только свист ветра да хруст веток, случайно оказавшихся под колесами, нарушали спокойствие Глаши и ее невольное уединение. Ни редкие встречные машины, ни звуки музыки, ни постукивание щеток по стеклу не мешали ее внутреннему покою и равновесию. Этой нечаянной гармонии, которая возникает только когда душа обретает счастье…

Глава 11

Евгения подругу не узнавала. Такое состояние внутренней тишины и странного, подозрительного спокойствия бывало у Глафиры нечасто. Это случалось в минуты сильного душевного потрясения, неожиданного волнения или перед надвигающейся бурей.

Евгения точно помнила, что такая отрешенность была у Глафиры после смерти бабушки, после расставания с Глебом и после выпускного вечера в школе. Подруга затихала, словно сосредоточивалась, концентрировалась, собиралась с духом, выбирала дальнейший путь и способ существования. Она не разговаривала, молчала целыми сутками, ела много сладкого и не брала трубку телефона.

Женьке все это не нравилось. Во-первых, она переживала за свою взбалмошную подругу, во-вторых, хотела быть в курсе всех ее дел, и, в-третьих, считала, что Глаша, по доброте душевной своей, не умела за себя постоять. И явно осознавала, что никто, кроме нее, Глафиру не защитит.

Евгения видела, что после неожиданного случая у входа в известный торговый центр Глафира присмирела. Она все время о чем-то думала, отвлекалась от разговоров, долго гуляла по улицам со своей собакой Федором. На все расспросы Женьки она лишь пожимала плечами и загадочно улыбалась, чем сразу выводила подругу из себя.

– Что ты молчишь? – нервничала Евгения. – Что с тобой случилось там, за городом?

– Ничего, – отводила глаза Глаша.

– Как ничего? Отчего ж ты все время грустишь?

– Не грущу я, не выдумывай.

Прошел день, два, три… Прошла неделя. И тогда Евгения, как обычно, пошла в наступление. С утра она, сговорившись с Глашиной мамой, заехала за подругой, когда та еще спала. Ничего не понимая, Глафира села в пижаме на кровати, сонно потирая глаза.

– Ты спятила, Женька? Что ты там еще выдумала? Дай выспаться!

– Вставай, лежебока, – Евгения безжалостно потянула ее с кровати. – Иди умывайся. Но косметикой не пользуйся!

– Почему это? – Глаша подозрительно прищурилась. – Мы в баню, что ли поедем?

– Нет, – ухмыльнулась довольная подруга, – не в баню.

– А куда?

– В салон.

– Зачем? – насторожилась Глаша.

– Я решила, что сегодняшний день мы посвятим тебе!

– Как это? Что значит, посвятим?

– А вот так, – захохотала Евгения. – Будем поднимать тебе настроение, приводить тебя в чувство, украшать и одевать.

– О, боже, – ужаснулась Глаша, – только не это! Я остаюсь дома!

– Ну, уж нет, – Евгения оглянулась на свою сообщницу, маму Глаши, и подмигнула ей, призывая на помощь.

Вера Павловна сразу кинулась в бой:

– Конечно, Глашенька, сходите, погуляйте, развейтесь…

– Мама, да от чего отдыхать? У меня полно дел, и мой единственный выходной я не хочу провести в салоне!

– Ну, все, хватит сопротивляться, – Женька подтолкнула подругу к ванной. – Давай, быстро!

Схватившись за голову, Глаша застонала, но все-таки встала с кровати, собралась и, тихо покряхтывая, потащилась за Евгенией.

Женька устроила подруге феерический день. Сначала они приехали в шикарный салон Евгении. Здесь Марк, лучший стилист, холеный молодой человек, избалованный богатыми клиентками, критически оглядел свою подопечную. Поджав губы, скептически осмотрел ее лицо, волосы, одежду и недвусмысленно хмыкнул, но, поймав сердитый взгляд хозяйки, тут же улыбнулся, не решившись озвучить свои истинные мысли. Манерно вздохнув, он жеманно повел плечами.

– Цвет вы, естественно, менять не захотите?

– Нет, конечно, – испуганно вскочила с кресла Глаша. – Я за свой рыжий даже в бой пойду!

– Понятно, – демонстративно вздохнул стилист. – Тогда что? Моем голову, стрижемся и укладываем?

– Только самые кончики, – умоляюще посмотрела на него Глаша. – Не убирайте длину.

– Ты, Марк, девушку не пугай, – властно оборвала гламурные рассуждения мастера Евгения. – Приступай к делу. Не просто укладываем, а делаем такую прическу, чтобы все мужские особи оглядывались.

– Не нужно мне этого счастья, – пискнула Глаша.

– Не нервничай, подруга. Ты свою красоту не умеешь подчеркивать, тогда это сделаю я.

Прикусив язык, Глафира обреченно отдалась в руки Марка. Пока он занимался ее непослушной рыжей шевелюрой, к ней подсела со своим столиком мастер маникюра и принялась старательно шлифовать ее ногти и наносить выбранный хозяйкой салона яркий гель.

Глаша, сломленная напором Евгении, уже не сопротивлялась. Свою подругу она знала прекрасно и понимала: если та что-то решила, то пойдет, словно танк, напролом.

Боясь громких конфликтов, Глаша решила вообще не спорить. Однако вскоре она поняла, что решение это было опрометчивым. После укладки волос и маникюра Евгения пересадила ее в другое кресло.

Ничего не понимая, Глафира осторожно поинтересовалась:

– Еще что-то? Вроде бы уже все сделали.

– Да что ж мы, скажи на милость, сделали? – отмахнулась подруга. – Это только начало.

Присмирев, Глаша безропотно вжалась в кресло, дожидаясь таинственного продолжения.

Ждать пришлось недолго. Ласково улыбаясь, к ней подошла молодая женщина с большим бьюти-кейсом. Испуганно глянув на него, Глаша облизала пересохшие губы.

– Ой, а что вы собираетесь делать?

– Сейчас вы станете неузнаваемой, – ослепительно сверкнула белоснежными зубами дама. – Макияж добавит вам красоты и блеска.

– Да не хочу я быть неузнаваемой, – вскочила с кресла Глафира.

Оглядываясь в поисках подруги, она попыталась незаметно улизнуть, но дама, получив жесткие указания хозяйки, стояла насмерть.

– Не торопитесь. Сопротивление бесполезно. Евгения попросила сделать вам самый лучший макияж, а шефа я ослушаться не могу.

Глафира плюхнулась в кресло и, посмотрев на свое отражение в огромном зеркале, пожала плечами.

– По-моему, все и так неплохо. Мне нравится.

– Конечно, – снисходительно кивнула вышколенная дама. – Но вы как алмаз. Знаете же, что не ограненный он даже не блестит, а побывав в руках ювелира, сверкает так, что люди голову теряют.

– Ладно уж, – махнула ладошкой Глаша. – Сверкать так сверкать!

– Вот это правильно, – обрадованно засуетилась дама.

Когда Глафира, наконец, получила свободу и через час вошла в кабинет Евгении, та просто онемела.

– Глашка, ты богиня, – пробормотала она.

– А то, – довольно приподняла бровь Глафира. – Только я и без твоих мастеров это знала.

– Врешь ты все! Ничего ты не знала. Погрязла в своих комплексах. Ходишь как старуха: сутулишься, ногами шаркаешь, прическу не делаешь. Носишь дурацкие растянутые свитера! Жрешь свои булки и шоколадки. А ведь ты можешь быть другой! Только посмотри, как ты хороша! И полнота твоя вдруг стала такой аппетитной, притягательной, гармоничной… Вот куда мужики смотрят?

– Я не поняла, – возмущенно надула губы Глафира. – Теперь каждый раз, когда тебе не понравится мое состояние, ты будешь заставлять меня проходить через эти экзекуции? После Глеба, помнится, было то же самое. Только вот я не поняла, что тебя сейчас насторожило? Живу как всегда. Работаю, читаю, гуляю с собакой…

– О, началось, – Евгения, сморщившись, передразнила подругу: – работаю, читаю, гуляю… Фу! А где блеск в глазах, любовь, секс? Радость, объятия, вино, мужчины?

– Ой, куда тебя понесло? – перепугалась Глаша. – С чего бы это? И зачем?

– Хватит притворяться, подруга. Я же вижу, ты уже неделю сама не своя ходишь!

– Так мужчины здесь ни при чем!

– В общем, план такой, – махнула рукой Евгения.

– Нет, нет, нет, – схватила ее за руку Глаша. – Никакого плана! Хватит на сегодня, пожалуйста! Едем домой! Пора ужинать.

– Ты спятила? – неугомонная Евгения возмущенно округлила глаза. – Что ж мы напрасно, что ли красоту такую делали полдня? Сейчас в магазин за платьем, потом в ресторан.

– Господи, – застонала Глаша.

– Не стони! Платье уже отложено, столик заказан! Вперед!

Не понимая цели сегодняшнего мероприятия, но чувствуя бесполезность возражений, Глафира молча последовала за своей мучительницей. Евгения, которая еще вчера отложила платье для подруги, критически оглядела ее в новом наряде болотного цвета и милостиво кивнула.

– Отлично. Ты как царевна-лягушка. И с размером я не ошиблась. Берем.

Ресторан блистал светом огромных люстр, белоснежными скатертями и приветливыми лицами услужливых официантов.

Усевшись за столик, Евгения обернулась к застывшему в ожидании молодому человеку.

– Не торопите нас, мы выберем и позовем.

Оглядевшись, Глафира наклонилась к подруге.

– Скажи на милость, зачем мы здесь? Только честно…

– Скажу, – Женька загадочно усмехнулась. – Устала я смотреть, как ты жизнь свою изводишь на пустяки. Вот и решила подтолкнуть тебя к счастью.

– Что? – опешила Глаша. – Опять сватать будешь? Нет! Ни за что!

– Да подожди кипятиться! Я правда хочу тебя познакомить с одним человеком, очень достойным и порядочным. Это брат моей постоянной клиентки. У них семья прекрасная. Правда, чопорная немного, но тебе это не помешает. Да и потом, ведь насильно никто тебя замуж не отдаст, правда? Просто давай познакомимся, поговорим, а если нет – так нет. Ну?

– Да не хочу я ни с кем знакомиться специально, понимаешь?

– Нет, не понимаю! За спрос, как говорится, денег не берут. Посмотри на него, вдруг сердце екнет? Мы уже в таком возрасте, когда только специально и можно познакомиться. Ты ж на дискотеку не ходишь, в клуб «Кому за сорок…» тоже не пойдешь, правильно? В транспорте не станешь знакомиться, а в библиотеку к вам только школьники да пенсионеры ходят. Ну, где ж тебе знакомиться? Так и помрешь старой девой.

Глаша, расстроенная нарисованной перспективой, понимала, что подруга права, но все равно огорченно шмыгнула носом.

– Женька, как мне надоела твоя опека! Как утомили твои бесконечные попытки меня пристроить, осточертели до чертиков твои безумные уловки! Ты со своими хитрыми задумками надоела мне хуже горькой редьки! Отстань! Отстань от меня!

– Это на всю жизнь. Просто смирись, – ласково подмигнула Евгения.

Они заказали кучу вкусностей, но едва Глаша, взяв в руки вилку, собралась пуститься во все тяжкие, как Евгения, оглянувшись, тихо прошептала:

– Прекрати обжорство. К нам идет человек. Вон тот… Чуть не подавившись, Глафира быстро проглотила кусок не прожеванной до конца рыбы, и, отложив вилку, наткнулась взглядом на мужчину, стоящего у их столика.

Высокий, статный, черноволосый, белолицый… Но что-то сквозило в его лице, отчего Глаше хотелось передернуть плечами и брезгливо сморщиться – то ли слишком откровенный, нагловатый взгляд, то ли ярко-красные влажные губы, то ли крупные, чрезмерно отбеленные зубы.

Глаше он не понравился сразу. Ей все в нем казалось избыточным. Чрезмерным и нарочитым.

Мужчина важно представился Степаном, деловито осмотрелся и по-хозяйски уселся рядом с Глашей. Он слишком громко смеялся, долго и тщательно пережевывал пищу, часто облизывал губы, откровенно рассматривал ее, все время цепляясь взглядом за грудь.

Время тянулось долго, будто специально растягивалось и застревало в пространстве. Минуты становились длиннее и тягучее…

Глаша, изведясь и нервничая, уже сто раз моргала Женьке, сигнализируя о том, что пора закругляться. Подруга не реагировала. Тогда Глафира решительно ткнула ее ногой под столом. Подруга, отодвинув ногу подальше, виду не подала и продолжила, как ни в чем не бывало, светскую беседу. Уставшая Глаша, вконец измученная навязчивым и откровенным вниманием гостя, изловчилась и опять толкнула подругу ногой, призывая прекратить затянувшуюся встречу. Но Евгения, улучив момент, лишь незаметно показала Глаше кулак и мило улыбнулась Степану.

– Я-то уже знаю, а вот Глаша – нет. Расскажите ей о своей профессии, думаю, это занимательно.

Глафира, вынужденная поддерживать беседу, посмотрела на собеседника. Тот, зардевшись от радости, стал подробно рассказывать ей о своей работе так восторженно, будто он был космонавтом. На самом деле Степан работал зубным техником. Услышав это, Глаша грустно вздохнула: «Понятно, отчего у него зубы так блестят».

Наконец, утомившись от разговоров, мужчина поднял бокал за присутствующих дам и, откровенно облизнувшись, наклонился к Глаше.

– Вы позволите пригласить вас завтра в театр?

Глаша, перепуганная его белоснежным оскалом и бесстыдным буравящим взглядом, беспомощно вжалась в стул.

– Я, к сожалению, завтра не смогу. Работаю в вечернюю смену.

Степан томно взмахнул ресницами и призывно сложил влажные губы.

– Тогда, может, послезавтра я приглашу вас в гости? Я живу один, послушаем музыку, поужинаем…

Глаша, мгновенно вспотев от такой перспективы, отчаянно замотала головой, стараясь не смотреть на Женьку, делающую ей «страшные глаза».

– Нет. Спасибо. Не получится. Я очень занята всю неделю. Извините.

Мужчина, очевидно, ожидавший легкой победы, недоуменно обернулся к Евгении.

– Ну и несговорчивая у вас подруга!

– Она просто много работает, ей трудно выбраться, – заспешила Женька.

– Незаменимых у нас нет, – Степан, обиженно шмыгнув носом, облизал губы и гордо вздернул подбородок. – Было бы желание. Прошу прощения, я должен вас покинуть. Мне пора. Извините. Спасибо за компанию.

Как только он ушел, Евгения накинулась на подругу:

– Глашка, ну ты и дура! Смотри, как он сразу на тебя повелся. Вот что тебе неймется? И это плохо, и то нехорошо. Такой мужчина видный! Что опять не так?

– Да как это что? – Глаша, поежившись, чуть не завопила на весь зал. – Он же мерзкий!

– Да в чем же его мерзость? – Женька даже позеленела от злости. – Ты посмотри, как он хотел тебе понравиться!

– Ага, – нервно передернула плечами Глаша. – Именно поэтому так облизывался, будто тут же хотел меня проглотить! Ну, правда, Жень, он такой противный! Фу! Все время смотрел на мою грудь. У него мокрые губы, бегающий взгляд и уши острые, как у хоббита!

– Что? – Женька вдруг так захохотала, что чуть не упала со стула. – Какие еще уши?

– Какие? Простые. У него! Ты что, не заметила?

Они так смеялись, что подошедший официант, глядя на них, тоже улыбнулся.

– Может быть, еще вина?

– А давайте…

Евгения, успокоившись, ласково глянула на свою подругу.

– Ну, Глашка, с тобой каши не сваришь. Вот как тебя замуж выдать, если тебе то уши не нравятся, то губы, то еще что-то…

Глафира, с удовольствием прожевывая кусок пирожка, отмахнулась:

– А ты не выдавай. Мне и так хорошо, – подняв бокал, она внезапно предложила: – А давай выпьем за то, чтобы у каждого ребенка на этой планете был свой дом!

Евгения ошарашенно округлила глаза.

– Вот тебе раз! С чего это? Не уловила ход твоей мысли. Или я что-то пропустила?

– Знаешь, Женька, – Глаша поставила бокал на стол, – я ведь раньше не задумывалась о том, сколько малышей живут, не зная, что такое родительский дом.

– Так… А теперь почему задумалась?

Глаша рассказала подруге о Матвее, который думал, что она – его мама. Евгения, притихнув, внимательно слушала.

– Боже, как трогательно! А где ж его мама?

– Не знаю. Спрашивать было неудобно. И самое главное, этот малыш такой же рыжий, как я, представляешь?

– Удивительная история, – Женька вздохнула. – Мир полон чудес! Надо же, какой этот Павел молодец: мальчишку взял, воспитывает. На свете много людей плохих, но хороших все-таки больше!