Текст книги "Талисман Белой Волчицы"

Глава 11

– Нет, дядюшка, – Маша отодвинула от себя чашку с недопитым чаем, – я в корне с вами не согласна. Начало освоения Сибири положено осквернением древних могил и гробокопательством. Вот смотрите. – Она открыла записную книжку и поправила дужку очков на переносице. – Здесь у меня выписка из донесения государю Алексею Михайловичу. Еще в 1670 году один из Североеланских воевод отписал ему: «В прошедшем году в ведомостях губернии показано, что в Тагульском уезде, около реки Холтыс и в окружности оной, русские люди в татарских могилах или кладбищах выкапывают золотые или серебряные всякие вещи и посуду…».

– Что ж, – вздохнул Владимир Константинович, – в чем-то ты и права. Всего сто лет понадобилось, чтобы разграбить Долину Царей. Ватажники – лихие людишки. Ни бога, ни черта не боялись! И шли в Сибирь прежде всего за поживой. За золотом, мягкой рухлядью![13]13
  Мехами (старин.).


[Закрыть] Скорее всего первые могильники вскрыли случайно, нашли золото, а потом уж пошло-поехало!

– Местные воеводы тоже хорошо руку приложили к подобному промыслу. – Маша окинула Алексея недовольным взглядом, словно именно он был повинен в том, что ватаги «гуляшников» грабили могилы, делясь добычей с местными чиновниками, которые смотрели на это сквозь пальцы, а зачастую даже поощряли грабеж, видя в нем источник пополнения казны и своего кармана.

– Я думаю, – продолжала Маша, – даже указы Петра Первого не смогли остановить грабеж и осквернение курганов. Никита Демидов, тот самый, который основал уральские заводы, как-то подарил ему целую коллекцию сибирских могильных вещей, и государю они очень понравились. После этого он велел закупать курьезные вещи и отправлять их в Мануфактур-коллегию.

– В коллекцию Демидова входили золотые и серебряные бляхи с изображением дерущихся зверей да еще, кажется, шейные гривны с фигурками барса и оленя, – уточнил Владимир Константинович и посмотрел на Алексея. – Вас не пресытили наши разговоры, Илья Николаевич? Нас с Машей не переслушаешь!

– Что вы, мне очень интересно, – совершенно искренне ответил Алексей, хотя часы уже показывали второй час ночи и день у него был не из самых легких. Но ему и вправду не хотелось спать. Приезд Маши и вызванная этим радостная суматоха отодвинули ужин на более позднее время. Поэтому следующий за ним вечерний чай и связанные с ним беседы затянулись за полночь. Но на этот раз говорили большей частью Владимир Константинович и Маша, а Алексей только слушал, до крайности пораженный теми познаниями в археологии, которые вдруг обнаружила племянница учителя.

Маша только на первый взгляд казалась хрупкой и беззащитной. В спорах с дядюшкой она ни в коей мере не желала сдавать позиций. То и дело поправляя рукой слегка вьющиеся, выбивавшиеся из прически пряди волос, она приводила все новые и новые доводы в пользу своей теории, с пылом доказывала, что освоение Сибири нанесло непоправимый ущерб ее историческим памятникам.

Щеки ее раскраснелись, а мелкие веснушки, разбежавшиеся по щекам, нисколько ее не портили, а лишь добавляли ощущения свежести и чистоты, которые исходили от нее, струились потоком какой-то особой, чуть ли не солнечной энергии…

Русые волосы с легкой рыжинкой пышным ореолом окружали ее головку. Серо-зеленые глаза в щеточке густых темных ресниц за стеклами очков казались еще больше и выразительнее.

Алексей прошелся взглядом по ее лицу, отмечая каждую его черточку. Тонкие брови, которые она сердито хмурила, если не удавалось переубедить дядюшку, или поднимала в удивлении домиком, когда он неожиданно легко уступал ее доводам… По-детски пухлые, удивительно яркие и четко, словно колонковой кистью, выписанные губы… Небольшой нос, с которого то и дело сползала дужка очков, и Маша с досадой водворяла пальцем ее на место…

Он продолжал исподтишка изучать ее лицо, пытаясь найти источник того необыкновенного обаяния, которое излучала эта девушка. Нет, совсем не писаная красавица сидела напротив него и отчаянно спорила со своим дядюшкой на темы, которые никогда не интересовали Алексея. Вернее, прежде он даже не подозревал, что подобные проблемы существуют…

– Я думаю, на сегодня споров хватит, – наконец сказал Владимир Константинович и посмотрел на большие настенные часы. – Пора спать! А завтра мы отправимся с тобой, Машенька, в урочище Кайтак. Я познакомлю тебя с интереснейшим человеком. По сути, он официальный гробокопатель. И все, что ни найдет в курганах, обязан сдавать в казну. Деньги ему платят небольшие, но на жизнь старику хватает. Там в урочище он себе даже юрту выстроил…

– И ты уверен, что он все сдает в казну? – улыбнулась Маша скептически. – Наверняка лучшие образцы уходят в руки коллекционеров и заезжих перекупщиков. Ты не можешь отрицать, что подобное явление тебе тоже знакомо.

Владимир Константинович развел руками:

– Конечно, от этого никуда не денешься. Даже в нашем обществе любителей древней истории находятся охотники до могильных сокровищ, хотя уставом общества строго запрещено приобретать древности с рук, если они найдены не в ходе археологических раскопок.

– Самое обидное, что деньги за подобные находки, зачастую бесценные, пропиваются в кабаках, а сами находки или исчезают бесследно в купеческих коллекциях, или переплавляются в тиглях, превращаются в безвкусные сережки и колечки для тех же купеческих дочек. – Маша сердито нахмурила брови и с негодованием посмотрела на Алексея.

И он вновь почувствовал себя виноватым, словно только что вдел сережку из «бугорного» золота в ушко какой-нибудь… Анфисы Никодимовны. Нет, что ни говори, даже эта замечательная встреча с очаровательной девушкой, задушевные беседы и пылкие споры за поздним чаем не смогли изгнать из памяти те несколько мгновений, когда он мысленно уже попрощался с жизнью, а затем непомерно радовался тому, что жизнь не оборвалась в тех таежных буераках, в которые он столь неосмотрительно сунулся…

Так же как не выпадала у него из головы встреча с Анфисой на дороге в Тесинск. Мысленно он уже не раз прикидывал, могла ли она опередить его, чтобы оказаться у заслонки, оттянуть затвор в сторону и спустить камни ему на голову. И каждый раз приходил к выводу: нет, не могла, потому что проехала мимо и скрылась из виду задолго до того, как ему в голову пришла шальная мысль полезть в гору…

Вероятно, кто-то следил за ним от слободы. И настолько тщательно хоронился, что даже Ермашка и Зайцев, которые на подобных хитростях зубы съели, не заметили злоумышленника и не сумели даже достоверно определить, кто это был на самом деле: мужик или баба? И этот тайный наблюдатель непременно хотел его уничтожить, не напугать, а именно уничтожить…

Только кого могло так сильно задеть его появление в Тесинске? Михаила Кретова? Но он вряд ли подозревает об истинных интересах молодого горного инженера. Хотя не нужно держать Мишу за простачка. Стоит вспомнить его подвиги в Герцеговине и в Сербии. Наверняка он знает толк в разведке, и где гарантия, что его нукеры уже не просчитали все наперед Тартищева… Анфиса? Только какой у нее резон сводить с ним счеты? Ну не поддался на ее чары и даже нагрубил при первой встрече…

Но из-за этого ведь не сживают со света? Алексей вспомнил ненавидящий взгляд серых, слегка навыкате глаз и даже содрогнулся от мысли: нет, как раз подобная особа без особых угрызений совести способна уничтожить просто за то, что не проявил должной почтительности да еще позволил себе насмешки над дочерью всесильного Никодима Кретова.

И вообще, что ей надо в Тесинске? Не для того ж она приехала почти за триста верст, чтобы встретиться со своим протеже бухгалтером Столетовым, смахивающим на большую землеройку? Но даже если она следит за Алексеем, вряд ли догадывается о его роли в происходящих событиях. И хотя он в доме ее папеньки представился полицейским чиновником, она наверняка не приняла его слова за чистую монету. Так же как и его имя. «Чингачгук – Большой Змей», – вспомнилось вдруг Алексею, и он улыбнулся…

* * *

Пыльная дорога вилась между приземистыми, сильно разрушенными временем и стихиями древними холмами, покрытыми рыжей выгоревшей травой, по которой тут и там паслись табуны низкорослых тесинских лошадей и отары овец под присмотром табунщиков и чабанов в драных овчинных шубах, надетых прямо на голое тело.

Созерцание красных от ржавчины камней, покрытых разноцветными заплатами лишайников, мелкая как порох пыль, казалось, пронизавшая весь окружающий мир, отсутствие даже намека на ветерок, способный разогнать нестерпимую духоту, – поводов для разговоров не давали. И поэтому пассажиры небольшого экипажа предпочитали дремать под его мерное раскачивание и скрип колес, перемежаемые глухими ударами обода о выступающие над пылью камнями.

Иногда плоские обломки песчаника застывали на вершине небольшой возвышенности или холма. Алексей уже знал, это – могильное захоронение. И судя по тому, что камни стояли, а не лежали на своих местах, – недавнее, поэтому и не привлекло к себе внимания местных охотников за сокровищами далеких предков.

Вскоре дорога разошлась веером на четыре едва заметных в траве колеи. Они поехали по одной из них, которая все забирала и забирала влево, пока не привела к пологому холму с двумя огромными камнями на вершине.

– Самбыкские ворота, – сказал учитель и натянул поводья, останавливая лошадей. – Дальше пойдем пешком.

Они вышли из экипажа.

Владимир Константинович вытянул руку в направлении камней.

– Это дорога духов. Она ведет в урочище Кайтак, где проводят камлания местные шаманы. Обычно это связано с какими-то особыми событиями или народными праздниками. Православная церковь категорически против подобных явлений, поэтому камлания проводятся тайно, в ночное время. И зрелище, скажу вам, впечатляющее.

Они поднялись на холм, с которого открывался вид на просторную долину с разбросанными на равном удалении друг от друга пологими холмами, чья правильная форма не вызывала сомнения, – все они произведения рук человеческих – древние усыпальницы, могилы динлинских князей, когда-то правивших на этих землях, в них же и упокоившихся.

– Вон вход в урочище Кайтак, – показал учитель на узкую щель меж двумя скальными утесами, – но мы туда не пойдем. Все-таки не стоит беспокоить духов, хотя, если судить по погоде, они сегодня в благостном настроении. Но не будем испытывать их терпение. Говорят, они частенько сердятся и закрывают дорогу в Кайтак. То туман упадет внезапно, то сильный ветер с ног сбивает, то дожди проливные идут и единственную тропу заливают… – Владимир Константинович улыбнулся и подмигнул молодым людям. – Что ни говорите, язычники были гораздо ближе к природе, боялись ее и преклонялись перед ней, оттого, видно, и мстила она им гораздо реже, чем теперь.

– Что касается мести, то это довольно проблематично, – фыркнула Маша. – Древние верования возникли, и я согласна с этим, прежде всего от бессилия перед внешними обстоятельствами. Природа – всегда сильнее человека, вне зависимости от его верования и отношения к ней. – Она посмотрела на Алексея и улыбнулась ему: – Кажется, вам уже наскучили наши споры, Илья Николаевич? Но видит бог, я счастлива безмерно, что снова увиделась с дядюшкой. Мне просто несказанно повезло, что он поселился в Тесинске. Здесь истинная Мекка для археологов. Я собираю материалы для книги о сокровищах древних курганов.

– Вы, Илья, не смотрите, что Маша у нас барышня хрупкая и миловидная, все, что касается археологии, она готова с мечом защищать, причем один на один, как Пересвет против Кудеяра, – улыбнулся Владимир Константинович, – и я горжусь безмерно, – учитель обнял девушку и притянул к себе, – что она закончила курс университета в Сорбонне, имеет звание бакалавра по древнейшей истории. У нее уже есть научные труды по скифской культуре, а также по истории древнего каганата,[14]14
  Каганат – древнее тюркское государство.


[Закрыть] который существовал здесь в восьмом веке.

Маша подошла к одному из камней у подножия кургана, потом перешла к огромной каменной стеле, по которой разбежалась неплохо сохранившаяся вязь древних знаков, и огляделась по сторонам.

– Кажется, эти камни принесены с других курганов?

– Ты не ошиблась, – вздохнул Владимир Константинович. – Их сюда перетащил Хатанга, тот самый гробокопатель, с которым я вас хочу познакомить. К его чести, он собирал их по всей Долине Царей и перетаскивал волоком на своем верблюде к основанию Самбыкского кургана. Иначе многие древние менгиры просто сгинули бы в степи.

– У него есть верблюд? – поразилась Маша. – Ты никогда не рассказывал мне, что здесь водятся верблюды!

– Местные жители сейчас ими почти не занимаются, – пояснил учитель, – а вот еще полсотни лет назад верблюжьи стада насчитывали многие сотни голов. Сейчас их в основном разводят в Урянхайском крае. Оттуда их перегоняют в Тесинские степи… – Владимир Константинович прервался на полуслове и показал в сторону неуклюжего и приземистого деревянного сооружения, отдаленно напоминавшего юрту, с дымящейся, устремленной прямо в зенит железной трубой. – Вот она, резиденция Хатанги. Похоже, нам несказанно повезло. Если труба дымит, значит, хозяин дома…

Глава 12

Но в юрте, вернее крытой корой низкой землянке, никого не оказалось. Неподалеку от едва теплившейся железной печурки на земляном полу лежал кусок рваного войлока и старый овчинный полушубок. У входа валялись ржавые ведра, вилы, лопата, обломки камней и почерневшего дерева. Больше ничего в юрте не было. Ничего, напоминающего о том, что здесь живет человек. Живет не первый год, но так, видно, ничего и не нажил…

– Да-а, – произнесла Маша многозначительно, обведя взглядом убогое и грязное жилище. – Понятно, на что идут доходы от разорения курганов! Целовальнику в казенную лавку или в шинок?

Владимир Константинович ничего не ответил и, пригнувшись, вышел из юрты наружу. Сняв с плеча подзорную трубу, он навел ее на дальние холмы, некоторое время всматривался в них, потом удовлетворенно хмыкнул.

– Копает старый! Отсюда где-то в версте или чуть меньше, – кивнул он на ближайший из холмов. И посмотрел на своих спутников. – Странно, почему он роется в том кургане? Его еще в прошлом веке разграбили…

Они направились в сторону холма, на котором среди камней в тени огромной березы, единственного дерева на многие версты вокруг, копошилась темная фигура человека. Через некоторое время она обрела более четкие очертания и превратилась в лохматого, неопрятного старика в рваной и грязной рубахе, сквозь которую проглядывало давно не мытое, все в коростах и в свежих расчесах от комариных укусов тело.

Алексей напряг зрение, стараясь понять, что же странного было в том, как старик приникал к лопате. С ее помощью он выбрасывал землю из-под огромного плоского камня, который лежал на двух других, глубоко ушедших в основание кургана. Учитель и его спутники подошли почти вплотную, и только тогда старик поднял голову и окинул их недружелюбным взглядом. Сивая, слипшаяся от пота борода прикрывала голую грудь. Грязные космы седых волос свисали ему на лоб, отчего Хатанга должен был задирать голову, чтобы разглядеть нежданных гостей. А сзади они были схвачены сыромятным ремешком и спадали на выступающие топориком худые лопатки жидкой, на китайский манер заплетенной косичкой.

– Здравствуй, Хатанга! – приветствовал его учитель, и только тогда глаза старика узнавающе блеснули, а беззубый рот ощерился в улыбке.

– Здорово, здорово! – Он повернулся к ним, и Алексей понял, почему он так нелепо изгибался при работе, налегая грудью на лопату. Левая рука у него высохла, скрючилась, и старик, копая землю, привязал к ней лопату.

Взгляд Хатанги тем временем пробежался по учителю, на мгновение задержался на Маше и устремился к Алексею. Прошелся по его форменному сюртуку с латунными пуговицами и фуражке с гербом. Вероятно, дубовые листья и малиновые петлицы Управления горных разработок были известны старику, и не с приятной для него стороны, потому что он перестал вдруг улыбаться и с подозрением уставился на визитеров.

– Зачем пожаловали? – пробурчал он крайне неприветливо и даже отступил к каменной плите над свежим раскопом. Береза, а вблизи она казалась еще выше и раскидистее, вцепилась в нее корнями и тихо шелестела ветвями над их головами, сбрасывая на землю редкие, пока желтые листья.

– Вот хочу познакомить тебя, Хатанга, со своей племянницей Машей, и моим другом Ильей Николаевичем, – ответил миролюбиво Владимир Константинович. – Они интересуются древностями из курганов. Может, есть у тебя что показать?

Старик сплюнул на землю, опустился на корточки и вынул из-за пазухи старую, с обкусанным мундштуком трубку. Затем снял с шеи кожаный мешочек, достал из него щепотку мелкого, истолченного в пыль бурого вещества и, заправив им трубку, поднес спичку. Сизый дымок закурчавился над трубкой, старик шумно затянулся и, слегка прикрыв глаза от наслаждения, произнес уже более спокойно:

– Есть что показать… Как не показать… – И, отставив трубку, с подозрением уставился на Алексея: – А ты что ж, из полиции?

– Нет, я не из полиции, – спокойно пояснил тот, – я здесь по заводским делам.

– Ну гляди, – ответил старик, – а то донесешь уряднику, что я опять землю рою, со свету сживет, подлец!

– И что ж, сильно вас урядник донимает? – поинтересовался Алексей.

– Егор-то? – переспросил старик и, опять затянувшись, выпустил клубок дыма. – Донимает помаленьку, все спрашивает, много ли вещиц из золота да серебра из земли достаю. – Он вытащил изо рта трубку и ткнул ею в сторону горного хребта, сереющего на горизонте. – В прошлом годе на Бехтенёвой сопке какие-то людишки курган вскрыли. Говорят, дюжину серебряных кувшинов взяли да сбруйники с золотыми бляшками… А мне все больше бронзовые штучки попадаются да каменные. А сегодня вот сон видел, – он кивнул в сторону березы, – будто вовсе и не береза это стоит, а баба с девчонкой. И одежда у них непонятная, и лица на нашенские не похожи… И просют меня, дескать, не трогай наш дом! – Он опять сплюнул на землю. – Вот решил сегодня покопать, может, и вправду что спрятано. Не зря ж они беспокоятся. Наверняка что-то в тайниках осталось!

– А вы не боитесь, что духи рассердятся и вас накажут? – осторожно спросила Маша.

– Духи? – Старик, нисколько не стесняясь девушки, весьма выразительно выругался. – Знаем мы этих духов! Тоже любят, когда их ублажают! – Старик подмигнул Маше и радостно захихикал. – Только соберутся они возле юрты, завоют, завизжат, пыль столбом закрутят, я тут же на курган бегу, развожу костер, выливаю туда бутылку казенки, и все как рукой снимает… – Он хитро прищурился. – Любят местные духи казенку не меньше Хатанги, потому, видно, и берегут меня от всех напастей…

Он, кряхтя, поднялся на ноги и, придерживая лопату под мышкой, направился к березе, в корнях которой прятался берестяной туес, закрытый рваной армячиной. Тут же валялись кирка и до блеска истертый руками лом, которыми старик, вероятно, поднимал из земли каменные плиты, прикрывавшие древние могилы. И Алексей подивился недюжинной силе этого невзрачного на первый взгляд старика – с искалеченной рукой, но с тем непередаваемым огоньком азарта в глазах, который выдает неисправимых авантюристов, путешественников и искателей сокровищ, всю жизнь мечтающих о сказочно несбыточных богатствах Эльдорадо, даже здесь, на краю цивилизации, в самой что ни есть сибирской глухомани…

Хатанга поднял здоровой рукой туес и, прижимая его к груди, вернулся на прежнее место. С трудом опустившись на камень, приглашающе кивнул Маше головой:

– Иди, смотри! Но учти, все уже обещано, продавать ничего не буду, даже не проси!

Девушка ничего не ответила и принялась вынимать из туеса один за другим непонятные на первый взгляд предметы. При виде одних она озадаченно качала головой, других – удивленно ахала, третьи осматривала с самым равнодушным видом, изредка поясняя, видимо, специально для Алексея, что эти находки исторической ценности не представляют, так как потеряны были теми, кто грабил эти могильники сто или двести лет назад.

Старику эти объяснения не понравились, и он чуть не вырвал туес из рук Маши.

– Что ты понимаешь в остатках древности? Вот смотри, – покрутил он перед ее глазами нечто похожее на кусок старой коры с изломанными краями, – самый настоящий барашек, – он ковырнул желтым, изогнутым, как коготь хищной птицы, ногтем темную поверхность находки, затем пошаркал о грубую ткань штанины и торжествующе блеснул глазами. – Серебро! Видишь? А недавно двух бронзовых барсов нашел с золотой обкладкой головы. А говорят, что все могилы разворовали. Может, и разворовали, только в старину мудрецов тоже хватало. Самые большие богатства в тайниках схоронили. Не каждому они открываются. Говорят, сторожат их белые одноглазые волки с огненной пастью. – Старик вздохнул и вытянул руку с трубкой в сторону ближайших холмов. – Вон на том чаатасе[15]15
  Буквально: место, где стоят камни, сад камней (хакасск.).


[Закрыть] табун кобылиц частенько пасется, а сквозь них луну и звезды видно. А как-то раз девица мимо проскользнула. Одета не по-нашему, на голове шапка белая, а на глазах – золотые бляшки, что ихним мертвецам положены… Совсем близко прошла. Все косички можно было пересчитать. Прошла и в тумане сгинула, потому что сама, как из тумана, прозрачная и легкая… Видно, полюбовница тархана[16]16
  Княжеский титул, который присваивался за особые заслуги перед правителем.


[Закрыть] или тайши[17]17
  Князь, глава рода.


[Закрыть] прибегала к нему на свиданку. У мертвых все как у живых, – вздохнул старик и присыпал еще щепотку порошка в свою трубку, – только всем почему-то среди людей в верхнем мире задержаться хочется.

– Смотрите, Илья Николаевич, – прошептала Маша, – Хатанга коноплю курит. Потому и видит и кобылиц, и любовниц, и наложниц. Все это чистейшей воды галлюцинации. Порошок из конопли не хуже опиума мозги дурманит. Видите, он уже заметно повеселел? – кивнула она головой на старика. – Это первый признак того, что он уже не в себе, так что все разговоры бесполезны. – Она подошла к Хатанге, который, прикрыв глаза и раскачиваясь, мурлыкал какую-то мелодию. – Дедушка, за сколько ты продаешь свои находки?

Старик замолчал, открыл глаза и посмотрел на Машу неожиданно осмысленным взглядом:

– Что пристаешь? Думаешь, Хатанга совсем разум потерял? – Он с трудом, опираясь на лопату, которую использовал еще и вместо костыля, поднялся на ноги, прихватил с собой туес и заковылял к березе, что-то сердито бурча себе под нос. Опустив туес на прежнее место, прикрыл его армяком и посмотрел на учителя. – Я тебя, Константиныч, уважаю безмерно, но зачем ты девку привез? И этого, – он словно проткнул взглядом Алексея, – который на завод приехал… – Он погрозил кривым пальцем и дурашливо выкрикнул: – Ишь ты, хитрован! Вздумал Хатангу вокруг пальца обвести! Знаю, на какой ты завод приехал! И что ищешь, знаю! Вы еще до Самбыка не доехали, а мне уже известно было, что к чему! – Он вдруг схватился за горло и зашелся в сиплом, с подсвистом кашле.

Маша подбежала к нему, схватила за руку, но старик оттолкнул ее. Пытаясь справиться с приступами кашля, он выпучил глаза от напряжения и, задыхаясь, проговорил:

– Уб-бирайтесь от-тсюда! Нич-чего я не прод-дд-даю!

Маша обиженно фыркнула и, развернувшись, почти побежала в сторону видневшегося вдалеке экипажа.

Алексей догнал ее через несколько шагов и молча пошел рядом. Оглянувшись, он заметил, что Владимир Константинович что-то быстро и взволнованно говорит старику, а тот сердито трясет всклокоченной бородой и машет рукой в направлении дальних, покрытых темной тайгой увалов, за которыми скрывался Тесинск.

– Какой вредный старикашка! Противный просто до ужаса! – наконец заговорила Маша. – Неужто нельзя найти на него управу? – Она взяла Алексея за руку и заглянула ему в глаза. – Согласитесь, эти варвары из-за пары бляшек или серебряной фигурки зверька готовы перерыть все вокруг самым дичайшим способом. Причем все, что на их взгляд не представляет ценности, растаптывается, разбивается, уничтожается навсегда! И это еще хорошо, если их находки попадают в коллекции, чаще вообще непонятно, куда они исчезают. Дядюшка говорит, что в последнее время участились случаи, когда в курганах стали находить золотые и серебряные слитки и вполне официально сдавать их в казну. Ничего подобного раньше здесь не наблюдалось, тем более вы ж видите, что могильники в большинстве случаев давным-давно разграблены. – Она пожала плечами. – Мне не удалось самой увидеть подобные слитки, поэтому я хотела расспросить Хатангу: может, он что знает об этом?

– А кто сдавал слитки из курганов в казну?

– Я не знаю! Мне об этом написал в письме дядюшка. Он тоже удивлялся, с чего вдруг золото и серебро стали находить слитками, да еще в таких количествах.

– В каких количествах? – справился Алексей и взял Машу под руку. – Объясните: что вас беспокоит? Ведь слитки сдаются в казну, значит, ничего противозаконного здесь нет.

– Ничего вы не понимаете, Илья Николаевич, – опять рассердилась Маша. – Я думаю, что действительно кто-то нашел богатый клад из древних изделий и именно их переплавил в слитки. Сдали уже более двух десятков. И я вполне допускаю, что их было гораздо больше. – Девушка раскраснелась, а на верхней губе выступило несколько крошечных капелек пота, но это совсем ее не портило. Так же как и сердито прищуренные глаза и раздраженная интонация, с которой она произнесла: – Поймите, это истинное кощунство, и никому до подобных негодяев нет дела!

Все в Маше нравилось Алексею, и он прощал ей даже очевидное невнимание к своей персоне. Ведь он тоже в некоторые моменты забывал обо всем, ни о чем не помышляя, кроме разоблачения и поимки негодяев, и в этом они с Машей были очень похожи: оба они жаждали наказания преступников. Но он не имел права высказывать свои мысли вслух и выдавать свои намерения, и в этом было его главное отличие от девушки.

– Маша, Илья! – догнал их Владимир Константинович. – Подождите! – проговорил он, задыхаясь от быстрой ходьбы. – Я все-таки узнал, кому Хатанга сбывает свои находки из курганов. Последний раз он продал более сотни предметов в одни руки. Среди них оказались сосуды для притираний, блюда, подвески, серьги, гребни, амулеты, – всего не перечислишь. Каждая вещь обошлась коллекционеру не дороже шестидесяти-семидесяти копеек. Сущие гроши!

– И кто ж оказался любителем подобных древностей? – спросил Алексей и совсем не удивился, когда услышал ответ, потому что знал его заранее. Слишком уж выразительно посмотрел на него Владимир Константинович, когда произносил последнюю фразу.

И учитель подтвердил его подозрения:

– Наш общий знакомый – Михаил Корнеевич Кретов!