Текст книги "Светлячки в ладошках"

Розовый куст

Жил-был чудесный куст чайной розы. Ах, как он цвел много лет назад! Розовую пену нежнейших бутонов ласкал ветерок, разнося по саду одновременно волнующий и умиротворяющий аромат.

Но потом для розового куста наступили трудные времена. Началось всё с обрезки. Хозяйка сада решила обновить куст и обрезала его длинные шикарные плети. А чуть позже строители занялись благоустройством сада и прямо рядом с розовым кустом сложили гору камней. И ранней весной, когда все растения в саду еще крепко спали, а строители возобновили свою работу, по какой-то случайности или недосмотру камни перекочевали прямо на то место, где рос розовый куст.

Как же был он поражен, когда пришел момент пробуждения, соки начали свое движение вверх, к солнцу, но вверху оказался тяжелый, непробиваемый покров. Ох, как это было трудно – с мощнейшей корневой системой, с огромным желанием жить, цвести, разрастаться – томиться под гнетом завала и не иметь ни единого шанса исполнить то, что раньше казалось неоспоримым правом, а теперь стало недоступной мечтой.

Кое-как куст смог отбить пару тонких слабых побегов, едва пролезших в просветах между камней. Но куча была огромна, побеги даже из нее и выглянуть не могли, не то что зацвести…

Розовый куст вспоминал счастливую прошлую жизнь и плакал. Шли годы, каждую весну он упрямо выпускал одну-две тонкие плети и за счет них выживал, продолжая мечтать о цветении и о том долгожданном моменте, когда кто-то придет, уберет камни и подарит ему прежнюю жизнь.

Но никто не приходил, чтобы освободить его. Мало того, его тонкие слабые плети принимали за одичавшую розу и вырезали, наводя порядки в саду.

«Что мне делать?» – думал в отчаянии куст, понимая, что без этих плетей у него всё меньше шансов выжить.

Однажды весной куст заметил в саду маленькую девочку в синем платье. Она держала в руках красивую леечку и поливала из нее не цветы и кустики, а сорнячки да всякую дикую поросль. Куст, затаившись, ждал. Он почувствовал: что-то должно измениться!

Девочка, мурлыча какую-то мелодичную песенку, щедро полила тонкие плети. И стала делать это каждый день – утром и вечером.

Куст впитывал влагу из леечки каждой своей клеточкой. А вместе с ней впитывал живительные звуки девочкиного пения. И рос, рос, рос…

И вот в конце июня на одной из плетей появился нежный зеленый бутон. Девочка увидела его и побежала к маме:

– Мамочка, эта веточка цвести будет!

– О, – удивилась мама, – а здесь же когда-то был розовый куст… Надо его освободить от камней.

Куст не верил своему счастью! Его и правда освободили, удобрили, подвязали… С каким нетерпением он ждал следующего лета! Готовился изо всех сил – так ему хотелось снова расцвести в полную мощь.

И этот момент настал. Уже не один бутон, а десятки нежных бутонов распустились на красавце-кусте. Розовую пену нежнейших бутонов ласкал ветерок, разнося по саду одновременно волнующий и умиротворяющий аромат.

О да! Куст дождался этого. «Как хорошо, что я тогда решился и выпустил тот единственный бутон! Меня заметили и подарили второе рождение… Как щедра жизнь!»

13.04.2021

Камешек, который светился

Жила была женщина, и был у нее камешек редкий да ценный очень.

И носила она этот камешек в семи холщовых мешочках. Самый маленький мешочек достался ей в наследство от матери, а матери – от ее матери. И так семь раз. Эта прапрапрапрапрапраматерь сшила первый мешочек для своего камешка. Вот по наследству и передала. Дочь же ее решила, что один мешочек – это не очень надежно. И сшила еще один. А ее дочь еще…

Последний из семи мешочков сшила сама женщина. Взглянула на свою работу, кивнула с одобрением да камешек и спрятала.

Чтоб не сиял.

А сияние того камешка и впрямь прожигало и рвалось наружу. Холодное вроде, но свет прямо сочится из мешочка в мешочек, сквозь пальцы вытекает.

Тревожно было от того сияния женщине. «Нельзя сиять! Никто не сияет, нельзя…»

Чтобы не видно было того сияния, женщина у сердца камешек прятала. Да не могла она везде его с собой брать – на работу не положено, надо на хранение оставлять людям добрым…

Трепетало сердце женщины. Дорог ей камешек тот, ох дорог. Кто же о нем позаботится лучше нее? Не испортили бы… Не навредили…

А вдруг сияние увидят и что-то не то подумают? Ох, горюшко… Как уберечь-то? Семь мешочков – и то нет-нет да и засияет. Прямо лучики пробиваться стали, и чем дальше, тем мощнее, ярче светят.

А люди добрые без совета не оставляют: покрась, говорят, краской неприметной, вот и защитишь. Стала краской каждый день красить. Лучше вроде. Совсем тусклый стал, на обычную гальку похож – каких много. Таким вряд ли кто соблазнится. Вот и хорошо.

Но стиралась краска иногда. Беспокойно билось сердце женщины: а вдруг в самый важный момент выдаст себя камешек сиянием. Серчала. Строжила его, увещевала… Не помогало ничего. Вот идти в люди, а он сияет. В самый неподходящий момент! Вот беда!

Кричала.

Серчала.

Снова кричала.

Камешек тускнел от крика. Даже потеряться пытался. Она слезами его умывала, объясняла, увещевала. Но снова и снова всё повторялось.

«Может, смолой его обмазать?» – мелькала шальная мысль, но страшно становилось. Люди вроде и мажут свои камешки, и ничего, много таких. Но совсем они на себя не похожи. Хотя не сияют, это правда…

Пока не мазала. Но очень переживала.

Переживала.

Серчала.

Кричала.

Снова переживала.

А однажды так раскричалась, что невмоготу стало совсем. Взяла камешек в руки и рыдая рванула куда глаза глядят. Бежала, плакала, снова бежала. Пока ноги не привели женщину к тихому озеру.

Остановилась она в растерянности. Куда бежать? Села на камень большой. Мешочек рядом положила. Сидит, а слезы в озеро льются: кап… кап… кап…

Взгляд ее опустился вслед за слезинками, заглянула она в круг, расходящийся по воде, и обмерла. Смотрит на нее из озера отражение, да совсем незнакомое. Лицо, руки, ноги серой краской обмазаны – где-то коркой она взялась, где-то растрескалась, где-то облупилась вовсе. Меж краской толстым слоем смола налеплена – будто панцирь жесткий на всё тело. А глаза несчастные-несчастные и будто пеленой подернутые.

Женщина ахнула, даже плакать перестала. Смотрит на корку из краски да смолы, руками всю себя ощупывает. «Неужто я на самом деле такая?» – разволновалась, сердце застучало быстро-быстро…

И тут из просветов между краской яркий свет полился. Во все стороны лучики светят, мерцают, волнуются.

Женщина только охнула и рот рукой прикрыла.

А потом разделась быстро, камешек из семи мешочков дрожащими пальцами вынула и в воду с ним пошла.

Долго купалась. Мыла себя, мыла камешек. Снимала слой за слоем всё наносное, сдирала ненавистный панцирь, стирала, скатывала краску. Смывала, смывала, смывала…

Пока женщина это делала, камешек замер. Не светился, не шевелился. Лежал в руках тихонечко. Будто и нет его.

Омывшись полностью, вышла она на берег, взяла камешек в ладошки и зашептала: «Прости меня, дорогой! Мой ты хороший… Прости, что не признавала твое право светить! Прости, что сама… не светила!»

С этими словами в одно мгновение засияли они вдвоем – и женщина, и камешек. Мощный столб света рванул к звездам, переливаясь, играя всеми цветами радуги.

– Свети! – шептала женщина.

– Свети! – вторил ей камешек.

Их свет переплелся дивным узором, пошел вширь, к горизонту потянулся. И везде, где он проходил, что-то неуловимо менялось, преображалось. Детки переставали плакать в колыбельках и мирно засыпали, мамы переставали грустно вздыхать и нежно улыбались. А еще каждый человек, к которому прикасался струящийся свет, начинал чуточку внутри светиться. Пока совсем-совсем незаметно, но это пока…

А женщина с камешком?

Они просто светили.

И улыбались.

Хорошо им было.

Хорошо.

31.07.2021

Радуга

Жила-была радуга, которую никто не замечал. Ну как жила? Пряталась.

Сначала она пряталась среди капелек слепого дождя, молясь о том, чтобы ее не заметили лучики солнца. Потом спустилась с капельками вниз и впиталась глубоко в землю – туда, куда никогда не заглянет свет.

Конечно, природные циклы раз за разом поднимали ее в небо. Она жмурилась от яркого света и мечтала лишь об одном: только не слепой дождь! Только не слепой…

И если дождь случался обыкновенным, она с облегчением стекала с серыми холодными каплями в сырую землю.

Спрятаться.

Поглубже.

Чтобы не нашли.

Но теплые лучи солнца были неумолимы, и вот снова радуга оказывалась в восходящем потоке.

Иногда она взлетала слишком быстро и слишком высоко и обрывалась вниз неумолимым градом.

Иногда попадала в потоки шквального ветра и ныряла в бездонные соленые глубины моря.

Иногда стелилась предрассветными туманами.

Питала землю грибными дождями.

Вымывала грязные потоки стремительными ливнями.

И всё реже и реже вспоминала, что она радуга.

От нее осталась одна вода.

А свет?

Света она избегала.

Что будет, если вдруг она встретится с лучами солнца?

Они безжалостно честные.

Даже слепой дождь под их светом увидит, как она плоха.

О, где она только не успела испачкаться! В грязных лужах. Под землей. Омывая всё, вбирая в себя чуждое, темное.

Радуга…

Одно название.

Вот другие радуги с достоинством носят свое имя. Выстраивают над землей невероятные семицветные арки – безупречные, высокие, легкие, наполненные светом и силой.

А она даже в фонтане ни разу не показалась, не то что в небе…

Вздыхала радуга и спешила в землю.

Спрятаться.

Впитаться.

Затаиться.

«Ну зачем ты меня снова поднимаешь? – шептала она неумолимому восходящему потоку. – Я так устала падать. Оставь меня…»

И он услышал ее.

И оставил.

Попала радуга так глубоко в землю, что не доходило до нее тепло лучей. Не дотягивались коренья кустов и трав. Не добирались потоки подземных ключей.

Тишина.

Темнота.

Медленный тихий мир, живущий по своим строгим правилам.

В нем не почувствовала себя радуга своей. Но отдышалась от круговерти, напиталась спокойствием, размеренностью, постоянством.

«Устраивает ли меня мой новый мир? – спрашивала себя радуга и тихо вздыхала. – Похоже, я надежно спряталась. Так надежно, что никому не найти…»

Вроде бы этого и хотела, но отчего так тоскливо?

Да, ей так тяжело давались вечные падения, бури, ветры, терзающие непогоды…

Она только и делала, что пыталась сбежать. А ее находили и вытаскивали, как беспомощного котенка. Но лишь для следующего неотвратимого бегства.

Сейчас она не бежит.

Но достаточно ли этой, пусть малой, но победы?

Она спряталась.

Надежно.

Слишком надежно…

Радуге начало казаться, что она забывает цвет неба, тепло лучей, трепет ветра, ароматы влажного дня, покалывание ледяного воздуха на головокружительной высоте.

Неужели она хочет туда?

Где-то внутри почувствовала робкое «да». И задрожала от страха.

В тот же миг откуда-то сверху прозвучал вопрос:

– Правда хочешь?

– Да, – осмелилась лишь подумать.

– Зачем?

Пауза.

– Хочу увидеть небо.

– А потом?

А правда, что потом? Снова бегство?

Радуга будто льдом покрылась от этой мысли. Так что тогда, если не бегство? Не знаю…

– Я подниму тебя к слепому дождику. На рассвете. Ты радуга. Ты рождена не для бегства.

– Но для чего тогда? А вдруг я не справлюсь? Вдруг я… бракованная радуга. И только всех разочарую.

Тихий смешок был ей ответом. А через пару часов она услышала:

– Вот-вот – твое самое лучшее время. Пойдешь?

– Пойду! – она не верила своему ответу, невероятно наглому, что о ней подумают? Выскочка, которая никогда даже не пробовала быть собой. Зачем теперь? Эх, зачем она это затеяла?

Что-то гибкое и упругое протянулось к ней. Корень. Бесконечно длинный корень невероятно высокой ели.

Радуга молча позволила себя впитать и почувствовала неумолимую силу, поднимающую ее куда-то вверх.

– Будь осторожна, – услышала, – просто не будет.

Еще несколько мгновений – и она в корне. Но вдруг какая-то сила потянула ее назад. Что-то будто прицепилось. Наглое. Злое. Безжалостное.

Радуга сжалась.

– Борись!

Нет сил. Всё пульсирует от страха. А жизнь капля за каплей вытекает куда-то вглубь – в ее опостылевшее убежище.

– Борись!

– Я не смогу…

– Ты радуга! Тебя не удержать. Разве что сама захочешь. Вспомни о своей силе!

«Какая я радуга? Какая сила?»

Ни секунды она не была сильной по-настоящему. Разве что резким градом или жестоко хлещущим ливнем. Но она помнила, сколько всего слышала в свой адрес, когда была такой… сильной.

Это тоже ты!

Будь резкой.

Будь такой, как надо сейчас.

И она вспомнила.

Прожигающий резкий холод круглых градин, бешеная скорость, невероятная сила, стремящаяся сокрушить всё на своем пути.

– Не смейте меня задерживать! – вырвалось у нее из глубины.

Не просьба.

Приказ.

И они не посмели.

Кем бы они ни были.

Быстро.

Вверх.

По тонкому упругому каналу, влекущему к давно забытому небу.

– Не расслабляйся. Слушай себя.

О, она себя… теряет!

По капле, по капельке кто-то пьет её. Голодно, жадно. А она и не заметила сразу. Как так? Сил же не хватит. Она растратит себя раньше, чем увидит небо.

– Не хочешь их кормить собой?

– Нет!

– Зачем кормишь?

– Это они… они едят.

– Позволила – вот и едят.

– Но они же… погибнут.

– О, да! Мимо них проходит столько соков земли, а они погибнут от того, что радуга не захотела быть тем, чем не является.

Она почувствовала смешок. А еще злость. Увидела вдруг всю свою жизнь, в которой поливала, питала, омывала, разрушала… делала всё что угодно, лишь бы не быть собой.

– Нет! – крикнула она, и в один миг ей вернули всё то, что из нее выпили. – Это мое! Мое! Мне это нужно.

Внутри будто переливалось что-то разноцветное. Красный, оранжевый, желтый…

Пока что только намек на цвет. Но она его чувствовала. Замерла от непривычных ощущений. Будто кто-то шершавой бархатной тряпочкой отполировал ее путь вверх, так легко стало.

– Скоро восходящий поток. Дальше ты с ним, – шепнула ель.

– Спасибо!

– Сверху поблагодаришь, – тихий смешок. И совет: – Стремись к западу.

– Как?

От этой мысли кружилось всё внутри. Как стремиться? Поток куда подхватит, туда ей и дорога.

– Поток – лишь стихия. А управляешь ей ты.

– Каждый раз??

– Каждый раз. Прощай.

Теплые струи подхватили радугу и поволокли вверх. Северо-восток. Но ей не туда!

– Поток, пожалуйста…

Веселый смех ей был ответом. Дерзким шальным ответом.

Северо-восток. К чистому небу и вот-вот взошедшему солнцу.

Ей нужно на запад! К спокойной серой пелене, устилающей небо. Туда, где каждая капля сможет стать отражением для тысяч рассветных лучей.

Сможет…

Но только если она будет рядом.

– Поток, пожалуйста…

Смех.

Смешно?!

Откуда-то тугим вихрем поднимался водяной смерч. Да, она была когда-то и смерчем. С ним шутки плохи.

– На запад. Быстро, – в этот миг она была уверена, как никогда. Ее нельзя было ослушаться. Кому в голову придет ослушаться смерча?

Смех затих.

Легкий поворот – и вот уже они летят навстречу серому пологу.

Скоро!

Скоро встреча!

А внутри переливаются невесомые, едва различимые ей самою искорки цвета: зеленый, голубой, синий… И те, что были раньше, тоже здесь: красный, оранжевый, желтый.

Что-то случится.

Неужели она решится?

А может, снова струсит в последний момент и всё сольет в землю? Вместе с собой…

Нет!

Теперь с ней эти дивные цвета! И пусть их пока никто не видит, даже она не видит. Но чувствует.

А значит, радуге быть.

Ей быть!

Интересно, как это?

И она подлетела к пологу…

Это были нежные объятия.

Он ждал ее. Она спешила к нему.

Растворившись друг в друге, они обернулись к востоку.

Вот-вот что-то должно было произойти. Ожидание. Предвкушение.

Первый луч!

Затрепетал. И отозвался в ней чем-то огненно-красным. Поцелуй света и воды. Цвет!

Ее первый цвет!

Дальше всё шло настолько стремительно, что она не успевала за событиями. Но была ими. Просто была.

Вот уже не одинокий тонкий луч, а пучок света из-за горизонта. Ворвался, засиял, рассыпался на тысячи оранжевых искр, растекшихся по красной сверкающей основе.

Потом желтый.

Зеленый.

Голубой.

Синий.

Всё?

Нет!

Где же?

Где же то, чего она так ждала?

Нет… Ждать не нужно. Последний цвет она создаст сама.

Так надо.

Она почувствовала.

И потянулась всей своей сутью к каждой капельке серой пелены. Стала ими. Всеми.

И встретила каждой каплей тысячи, сотни тысяч лучей. Потоков света. Стала ими. Всеми.

И соединился поток света с взвесью воды. Стали единым. Рассыпались снопами цветных искр. И разложились в небе совершенными нотами вечной симфонии.

Красный.

Оранжевый.

Желтый.

Зеленый.

Голубой.

Синий.

Фиолетовый.

И раскинулась радуга от горизонта до горизонта.

И опустились ее легкие ноги на сыру землю и твердо стали на ней.

И обняла она всеми цветами любимое небо.

И поклонилась солнцу.

И смотрели на нее тысячи восхищенных глаз. Принимая за благословение, за везение, за удачу. Исцеляясь. Наполняясь радостью. Силой полноцветной жизни, веры в чудо.

И этим чудом была она. Радуга.

Но она даже не замечала этого.

Настолько ей было хорошо.

Настолько она была на своем месте.

Вся.

С ливнями и градами.

С ветрами и ураганами.

С молчанием подземных вод.

С тихим шепотом грибного дождя.

С яростным шумом весеннего ливня.

Она была всем.

Всеми цветами сразу.

Их не нужно больше прятать.

Да и как в голову-то придет спрятать?

Я есть!

Я на своем месте.

Путь только начинается.

20.09.21

Клетка

Белая птица искала место для гнездовья, пришла пора этих поисков. И вот в одном тихом месте на глаза ей попалась кованая черная клетка. Красивая, просторная, она выглядела безопасно и вполне приветливо.

«Я буду здесь жить», – решила белая птица и начала обустраиваться.

Прошло время, клетка стала настоящим домом для птицы. Большую часть времени она проводила в ней, сама того не замечая. Всё реже были ее полеты, всё короче вылазки за пропитанием. Иногда птица ловила себя на том, что стала узницей. Но дверца-то всегда открыта… «Почудилось», – думала птица и засыпала, прислонившись к витым прутьям.

Только вот не чудилось-то белой птице! Когда она звала в гости к себе певчих подруг или решала подольше погулять на воле, что-то начинало происходить с клеткой – что-то необъяснимое и пугающее. Она будто сжималась, сдавливала тугими кольцами горячее птичье тельце, воспитывая тем самым «правильные» реакции у своей постоялицы.

Со временем белая птица и вправду перевоспиталась во всех своих привычках. Ей так не хотелось снова испытать на себе силу тугих колец, что она стала избегать всего, что могло их спровоцировать.

Белая птица даже не заметила, как осталась одна. Без подруг, без полетов, без неба. Только она и клетка. Клетка и она.

Как она стала мечтать о свободе! Ей даже снилось, как она на минутку вылетела за едой, а в клетке тем временем поселилась семья других птичек… Тогда бы она точно смогла спастись! Но, к сожалению, это был лишь сон.

Белая птица перестала есть и спать. Только и думала о свободе. Никому об этом не говорила, потому что никто не мог понять – дверца-то не заперта. В чем проблема?

«А и правда, в чем проблема? – подумала белая птица. – Дай-ка я спрошу у ветра, уж он-то всё знает о свободе».

Дождалась белая птица ветреного дня да и обратилась к ветру с вопросом: отчего, мол, я не могу свободу свою вернуть? Отчего с открытой дверцей пленницей себя чувствую?

Ветер засвистел, затанцевал вокруг клетки, а потом спросил: «Ты действительно хочешь правду увидеть?»

«Хочу!» – твердо сказала белая птица, и ветер вдруг затих. Совсем затих. А потом начал дуть, дуть, усиливаться, ускоряться… И в какое-то мгновение белой птице почудилось, что сдувает он марево мутное, и увидела она под пологом иллюзии совсем иную картину.

Была она в этой картине вовсе не белой птицей, а серой, рябенькой, чем-то похожей на воробышка. А вот по размеру была в три раза крупнее, чем всегда чувствовала – сидела внутри клетки и едва в ней помещалась – даже перья наружу торчали, между прутьями пробивались. А прутья сами жесткие, неумолимые – впивались в бока и будто пронизывали их – ни пошевелиться, ни по сторонам оглянуться.

Скована, сжата была бедная птица клеткой. Такой неволи она никогда не испытывала.

Но ветер продолжал дуть. И снял он еще один полог. Приоткрыл еще один слой иллюзии.

И тут уже всё так перемешано было, перепутано… То ли птица внутри, то ли клетка. Сплелись они в единый клубок, друг с другом спутались, обвились… И стонут оба, страдают, да не распутываются.

Птица каждой клеточкой тела почувствовала это сплетение. Ей казалось, что и пошевелиться нельзя – изранится вся, пострадает тут же.

Но тут ветер снова подул. И третий слой приоткрыл.

И увидела птица картину. Стоит пустая клетка, дверца закрыта, давным-давно внутри никого не было. А птица – облезлая, нахохлившаяся, напряженная, сидит сверху на клетке, когтями в нее вцепилась, не отпускает… Тут рядом другие птички попрыгивают, на клетку заглядываются, но птица крыльями ее закрыла, всем телом своим прильнула, держится крепко, глядит настороженно – сторожит бдительно.

Тут стих ветер. Все пологи друг за другом на место вернулись. Птица белая лишь выдохнула:

– Правда-то где?

– Правда в далеком-далеком прошлом, – ответил ветер.

– Еще до клети?

– И до, и не до… – загадочно шепнул.

А потом спросил:

– Готова тот полог приоткрыть?

Белая птица кивнула. И увидела себя малым птенцом в родительском гнезде. А гнездо то – не гнездо, а клетка крепкая. Родители внутри сидят вместе с птенцами. Тесно. Дышать даже нечем. Мама жалуется на всё, ждет от папы действий. А папа нервничает только, на маму огрызается. А как только кто из них из клетки клюв покажет, тут же клетка ходуном ходит, сжимается вся, в тревоге извивается… Стра-а-а-ашно.

«Так вот почему я именно клетку для гнезда своего выбрала… – шепнула белая птица задумчиво, а потом к ветру обратилась:

– Ветер, ветрушко, как мне исправить всё?»

– А ты птенца-то из клетки забери да мир ему покажи. Клетка – родительская, им в ней и жить существовать. Тебе-то зачем?

«Мне, может, и зачем, да птенцу-малышу точно незачем», – подумала белая птица, подлетела к клетке и протянула себе маленькой крыло:

– Хочешь, я подарю тебе небо? – просто спросила и почувствовала: да, хочет! – Полетели?

И птенец захотел. Он выбрался из клетки, расправил крылышки и… впервые в жизни полетел.

Ах, какой это был полет! Они пели, играли со струями воздуха, касались друг друга крыльями и чувствовали необыкновенную вибрацию свободного, бесконечного пространства.

– Я разрешаю тебе быть свободной, – шептала белая птица птенцу. – Я никогда больше не буду тебя сдерживать. Я никогда больше не буду тебя сковывать. Я никогда не запру тебя в клетке! Я разрешаю тебе быть в безопасности везде. Я разрешаю тебе принимать заботу и защиту, я разрешаю тебе видеть мир безопасным. Ты свободна. А я всегда поддержу тебя в твоей свободе. Она нужна мне так же, как и тебе.

Птенец парил в небе, впитывал каждое слово белой птицы, и у него вырастали крылья. Белые, мощные, шикарные. Такие не поместятся ни в одну клетку!

Радостно взмахнув крыльями, птенец взмыл ввысь. Расправив крылья, он парил в чистом небе и звал к себе белую птицу. Она никогда не поднималась в такую высь. Но сейчас почувствовала сердцем – высь зовет ее. Там ее настоящий дом. Там ее жизнь. Там ее свобода. Она порывисто взмахнула крыльями раз, другой… И вот птица уже парит в вышине. А птенец на лету превращается в ясный солнечный лучик и погружается в тело белой птицы, наполняя сердце, согревая душу.

«Спасибо, что хочешь со мной остаться, – шепчет она. – Для меня это важно».

– Спасибо тебе, ветер! – кричит птица вдаль, зная, что будет услышана. Опускается вниз, летит к клетке, чтобы взглянуть на нее в последний раз, попрощаться… А там… вместо клетки аккуратное гнездо из тонких веточек – мягкое, уютное, красивое.

«Клетка – это тоже полог», – доносится откуда-то издалека шепот ветра. А белая птица снова взмывает ввысь, кружится, танцует, и где-то внутри нее рождается совсем новая она – готовая к свободе, согретая изнутри лучиками любви и радости.

28.04.2021