Текст книги "Проводник. Пробуждение силы"

Проводник
Пробуждение силы
Ирина Михалевская

Дизайнер обложки Оксана Зотова

© Ирина Михалевская, 2023

© Оксана Зотова, дизайн обложки, 2023

ISBN 978-5-0055-5750-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ПРОВОДНИК (пробуждение силы)

Только для женщин…

Одной бессонной ночью Жрица почувствовала его. Рядом, в темноте, был кто-то. Кто-то осязаемый, из плоти и крови. Но ни разглядеть, ни нащупать не удалось бы. Она не пыталась, но знала.

Вчувствовалась в себя. Где страх? Ночь, тишина, кто-то рядом. По всем канонам она должна была дрожать от страха и судорожно всматриваться в темноту. Но этого не было. Было спокойствие и понимание, что так надо.

«Я Проводник, – почувствовала импульс в голове, – я покажу. Идем».

Встреча 1. Заяц

Путь вился впереди тоненьким журчащим ручейком, который начался сразу у кровати и потек, потек куда-то, извиваясь шустрой змейкой.

Жрица не заметила, как сменилась обстановка. Босые ноги только что шли по мягкому привычному ковру – и уже погружаются в прохладные, влажные от росы травы. Ярко светит луна, но вокруг темным-темно. Лишь ощущение Проводника сзади да серебристая змейка ручейка впереди.

Безветрие. Тишина. И звезд на небе нет. Лишь луна.

Она подошла к высокой круглой горе – каменной, холодной, голой. Змейка ручейка заползала внутрь – в пещеру. И продолжала так же светиться холодным лунным светом.

«Заходи, не бойся», – подбодрил Проводник. А было, и правда, боязно: таким холодом, равнодушием, неприятием веяло от горы.

«У тебя есть разрешение. Заходи».

Слово «разрешение» оказалось магическим ключом. Жрица расправила плечи и пошла за водами в полную тьму.

Шаг, шаг, еще шаг. Под ногами влажная шершавая поверхность, по стенам мерцают всплески света. Впереди… Есть ощущение, что свод пещеры абсолютно круглый, а в центре кто-то или что-то есть. Нужно идти к центру. Там видно будет.

В руке появился факел, светящийся мерным фосфоресцирующим светом. И четкое знание: он от Проводника. Хотя никто не давал, он сам появился. Свет лился где-то на метр вперед. Шаг, шаг, еще шаг. Внутри будто маячок указывает – центр пещеры. Что же там? Тянет, как магнитом. Чувствуется присутствие кого-то живого – его страх, сильный-сильный страх. Кто же ты?

Неожиданно в свет факела вынырнул заяц. Обыкновенный русак, еще малыш, правда. Уши сложил, дрожит весь – прямо бьет его дрожью сильной. Косыми глазами зыркает и тут же взгляд отводит, будто боится, что даже за взгляд пострадать можно…

«Кто это?» – она мысленно спрашивает Проводника.

«Заяц», – звучит ответ, дразнящий своей очевидностью.

«Зачем я здесь?»

«Для разговора».

«С тобой?»

«С ним».

Жрица наклоняется к зайцу, а затем садится на корточки. И задает вопросы, будто с человеком разговаривает. Знает: сейчас именно так надо.

– Кто ты?

– Я не знаю.

– Что с тобой происходит?

– Я боюсь.

– Чего боишься?

– Что меня прогонят…

– Кто прогонит?

– Пещера.

– Какая она, пещера?

– Сильная. Всемогущая. У нее власть. Она решает.

Неожиданный поворот. Она поднимает глаза вверх и тонет взглядом в черноте. Такая может прогнать, да. Это чувствуется. Но надо сначала зайчишку успокоить, потом с пещерой решать.

– Я к тебе пришла, малыш. Меня зов привел. Я давно искала тебя, да не знала, где ты, кто ты…

Заяц, широко открыв глаза, слушал, каждое слово впитывал. А Жрица продолжала.

– Знаешь, для чего я здесь? Чтобы тебя никто, никогда и нигде не посмел испугать. Я не буду тебя пугать и никому не позволю. Я знаю, каково это – бояться. И знаю, каково это – чувствовать себя ненужной. И я никогда, ни одному существу не пожелаю хоть на минуту почувствовать себя не нужным. Ты нужен мне! Слышишь? Ты мне всегда был нужен, – Жрица говорила и чувствовала: так и есть, всегда был нужен. Она протянула руки к зайцу, и тот, повинуясь робкому порыву тела, качнулся к ней, приник, прижался, замер.

Она сидела на полу и гладила его мягкую шерсть. Гладила, гладила, гладила.

– Я возьму тебя к себе, хочешь? – вдруг вырвалось. – Я буду тебе мамой, буду любить тебя – крепко-крепко. Я буду баюкать тебя. Я буду радоваться твоему присутствию. Я буду улыбаться тебе, ловить твой взгляд, целовать твои нежные ушки… Я буду защищать тебя. Буду любить тебя. Буду самым близким человеком тебе. Всегда. И никогда не отвергну. Никогда не оставлю.

В какой-то момент заяц оказался у нее на коленях, расслабил ушки, дрожь прошла, уснул. А Жрица сидела и тихонько пела ему колыбельную – голос грудной, из души идет, и столько любви в нем, столько тепла безмерного…

Наклонилась она к зайцу, поцеловала одно мягкое ушко, другое:

– Спи. Я теперь всегда рядом, – прошептала.

И вдруг заяц встрепенулся, спрыгнул с ее коленей, а на коленях… девочка махонькая лежит – младенец совсем, в одеяло завернутая.

– Берег ее все это время? – догадалась Жрица, но у зайца всё же спросила. – Спасибо, что сберег, поклон тебе низкий.

– Тебе поклон, что пришла, что вернуть ее себе решила, – вдруг почувствовала она ответ от зайца.

И Проводник сзади усмехнулся, поддержал: «Мудро поступаешь, так и дальше делай».

– Ну что, заяц, выведешь нас отсюда?

– Я бы вывел, да пещера не выпустит…

– Пещера?

И повинуясь внутреннему зову, Жрица задает вопрос сводам пещеры:

– Кто ты?

– Я та, которая решает.

– Что решает?

– Принять или не принимать.

– Тебе дано на это право?

Тишина.

– Ты хочешь решать?

Тишина.

– Кто заставляет тебя решать?

Стон:

– Жизнь заставляет…

Она чувствует, что узел затягивается. Заяц снова подрагивает от страха, и малышка на руках ворочается во сне беспокойно. А пещера… Оставаясь пугающей, вдруг становится беспомощной.

– Сколько тебе лет, пещера? Выйди. Покажись.

Из глубины и темноты выходит женщина. Мать. С округлым животом, в котором есть жизнь. Смотрит в глаза, заслоняясь от яркого факела. Опускает голову. Сзади что-то подсказывает Проводник: «Это лишь импульс. Образ. Мысль, не оформившаяся в слова». Но вопрос тут же вырывается – по наитию, из сердца Жрицы:

– На самом деле сколько лет? Покажись. Я не буду тебя осуждать.

И вот женщина стремительно уменьшается в росте, молодеет, превращается в девушку, потом в девочку… И вот уже стоит, заслоняясь от факела, малышка трех лет – беспомощная, растерянная, заплаканная.

– Солнышко, это тебе решать приходится?

Слезы ручьем текут по щекам девочки. Она молча кивает и ничего не говорит.

– Моя ты хорошая… Сама дитя, не повзрослела совсем, а судьбу других определять вынуждена. Сложный выбор пред тобою, но он может стать легче. Хочешь глянуть, кто у меня тут? – Жрица улыбается и приседает, чтобы девочка могла увидеть младенца.

Во все глаза девочка смотрит на невинное дитя. И слёзки одна за одной капают.

– Это про нее ты решаешь, догадалась уже? Ее оставить или прогнать. Дать увидеть свет Божий или уйти во тьму. Решила? Что скажешь?

Девочка ничего не сказала. Она просто протянула руки, взяла спящего младенца и прижала к груди. Мягкое сияние пошло от них во все стороны. Оно росло, ширилось, освещало своды огромной пещеры, и всё вокруг стремительно менялось. Стены, своды, пол покрывались нежными белыми цветами. Мерцающий золотистый свет перетекал от лепестка к лепестку, искрами перелетал с пестика на пестик, с тычинок на тычинки… Ни капли тьмы не осталось ни в одном уголке, золотистая пыльца мягким облаком опускалась со сводов вниз, покрывая девочку с младенцем. И в этом теплом, сотканном из любви и энергий женских, облаке девочка начала меняться: на глазах расти, расцветать, наполняться зрелой сочной плодородной женственностью – теперь уже своей, глубинной, настоящей. Когда женщина достигла возраста своего материнства, процесс остановился. Поднесла она пробудившуюся малышку к груди: «Иди к маме, моя хорошая», – прикрыла одеялком и принялась кормить, напевая. И столько любви, столько нежности, столько тепла было в этом действе.

Жрица стояла и смотрела, как завороженная. А внутри растекалась любовь, нежность, тепло. Она теперь точно знала: она нужная, она любимая, она в безопасности.

Золотое облако вокруг кормящей матери заколыхалось, заблестело, стало на мгновение непроницаемым пологом, а потом рассеялось. И на месте матери с ребенком оказался белый нежный цветок с золотистыми тычинками. Он медленно и плавно поднялся, подлетел к Жрице, и она впустила его в свое лоно. Цветок был теплым, нежным и сильным. Он начал вращаться по часовой стрелке, раскручивая пространство, расширяя энергию, становясь все сильнее, покрывая собой широкие просторы.

Жрица впитывала новые ощущения. Мир стал ярче, шире, он восхищался ею, манил ее, играл с нею. И она с радостью принимала эту игру. Она была теперь готова. Первый шаг сделан. Остальные впереди.

– Пойдешь со мной, заяц? – и они пошли вместе за зовом Проводника.

Встреча 2. Кошка

В этот раз Проводник позвал ее за собой ранним утром. Сельская дорога, полуразрушенные дома, все ветхое, заброшенное, без крепкой заботливой хозяйской руки.

«Ищи, – тихая подсказка в голове, – она где-то здесь».

Кто «она»? Кого искать в этом запустении? Но вопросы лишь помешают, собьют со следа.

Жрица мягко ступала по земляным тропам. Знала: спугнуть нельзя. И так мало шансов. «Ищи, сегодня есть шанс», – голос Проводника успокаивает, снимает тревогу. Вот за углом мелькает маленькая тень. Какое-то животное – одичавшее, испуганное, изможденное… Кошка! Это точно кошка. Четырехцветная. Такие счастье, говорят, приносят.

Только вот в этой кошке счастья не сыщешь, в ней и от кошки мало осталось: без присущей этим животным грации, без плавной медлительности, без сочащегося удовольствия и неги в каждом движении, в каждом миге существования. Забитый испуганный зверек. Шерсть дыбом, в глазах истерика, на морде полуоскал. Вот-вот зашипит дико и скроется, спрячется, затаится. А если не успеет, то в ход пойдут зубы и когти. Защищать ей есть что – одна из девяти жизней осталась, последняя. Жрица это точно чувствует.

«Проведи меня, кошечка, – прошептала Жрица. – Покажи мне, когда ты стала такой».

Кошка внимательно взглянула на Жрицу и побежала вперёд. Ее тропки были извилисты и скрытны, проложены меж мирами, будто длинной тонкой нитью простегивали пространство и время.

Стежок, ещё стежок – и они совсем в другом месте. Нет, в том же. Просто много лет назад. Дома еще не заброшены, сады не запущены. Кое-где на лавках сидят дородные бабки, плюют семки. Вот по дороге едет на велосипеде жилистый загорелый до черноты дед в облаке перегара. Вот мальчишки швыряют камни… в котенка четырехцветного. А к хвосту консервная банка привязана. Котенок сжался весь: бежать страшно, остановиться еще страшнее…

Кошка встала на обочине, густые почти сухие слёзы из глаз так и выступили. Когти выпустила, шерсть дыбом, зрачки – узкие щелки, рычит утробно. Но стоит.

«Давай. Не бойся. Сейчас ты уже не котенок. Я с тобой. Я за тебя», – шепчет Жрица, и кошка летит вперед, с прыжка цепляется когтями за самого шумного мальчика и рвет, рвет, рвет… Прыгает от одного к другому – на всех ее ярости в избытке.

Секунды – и мальчишек словно ветром сдуло. Кошка села прямо посередине дороги и начала вылизываться. Жрица подошла к котенку, освободила его хвостик, устроила на ручках, погладила. Теперь она точно чувствовала: у кошки в запасе две жизни.

«Хороший котя, хороший, – гладила она маленький четырехцветный комочек, и тот постепенно расслаблялся, щурился, сопел довольно. – Иди к кошке, она тебя отвоевала. И больше никогда не бросит. Ты очень важная часть ее – ты ее жизнь».

На этих словах котенок засветился и превратился в маленькую звёздочку.

Жрица сложила ладошки и нежно подула на звёздочку, и та, мерцая, полетела к кошке, впиталась в нее, растворилась.

Кошка будто этого и ждала. Встала, вытянула хвост трубой и вперед пошла – по тропкам извилистым, исчезающим.

Стежок, еще стежок… И вот они у дороги. Просторная, широкая трасса, идущая сбоку деревни. Кошка садится у обочины и смотрит в поле, будто ждет чего.

«Следи внимательно, нужна будет твоя помощь», – слышит Жрица Проводника и внутренне собирается.

Издалека, откуда-то из подсолнухового поля, слышится лай собак и улюлюканье мальчишек. А слева по трассе мчится фура – далеко еще, но нетрудно предугадать, что встреча неотвратима.

Первой из подсолнухов выскакивает кошка – еще мелкая, но уже постарше недавнего котенка. А вслед за ней – остервеневшие, раззадоренные мальчишками собаки.

«Да что ж они ее травят, изверги!» – гнев мощным вулканом разрастается внутри Жрицы, и резким рывком она бежит к собакам.

– Пшли прочь! Быстро! – и столько силы, столько мощи в этом голосе, что его невозможно не услышать, невозможно ослушаться. Собаки будто на огненную стену натолкнулись: поджав хвосты, заскулили, попятились.

А их жертва с круглыми плошками-глазами смотрит на дорогу, по которой с грохотом проносится фура. И на которую пришлось бы выскочить ей, прямо под колеса, не останови Жрица псарню.

Старшая кошка неторопливо подошла к младшей. Лизнула, принюхалась, муркнула. И Жрица почувствовала: уже три жизни у нее! Еще одна вернулась…

Забрав с собой еще одну маленькую звёздочку, Жрица и кошка двинулись дальше. Стежок, ещё стежок. Травля, атаки, угрозы, бойкоты, издевательства… Жизнь за жизнью они возвращали кошке. И каждый раз спасали маленький четырехцветный пушистый комочек, совсем не ожидающий чьей-то милости, никогда не видевший заботы, защиты.

И с каждым разом кошка все больше преображалась. Сначала шерсть улеглась, стала мягкой и блестящей. Затем дикий затравленный взгляд стал открытым, чуть даже дерзким, кошачьим. Вернулись грация, игривость, повадки… И самой последней проявилась неподдельная кошачья ласковость, нежность – та любовь благодарной кошки, которую ни с чем не спутаешь.

И вот сидят уже Жрица да кошка на облезлой лавке у заброшенного дома. Жуют один мякиш на двоих, молоком запивают. Кошка ласковая, нежная, преданная взбирается на коленки, заглядывает Жрице в глаза, дотрагивается влажным носиком носа, трется лбом о лоб… А потом спрыгивает, а на коленках у Жрицы девчонка-трёхлеточка сидит, в глаза глядит да игриво улыбается.

Жрица обнимает ее порывисто:

– Вернулась ко мне?! Спасибо! Я так тебя ждала, так искала!

Кошка сидит в это время, умывается, будто и дела ей нет, да сама с любовью на девчушку поглядывает.

– Спасибо, что сберегла ее, – шепчет Жрица кошке. – Век помнить буду, век почитать. Мой дом – твой дом. Пойдешь со мной?

Кошка согласна, кошка уже все решила, хотя виду не подает – вылизывается дальше. Жрица гладит по голове девчушку:

– Лапушка моя, я никогда тебя больше без защиты не оставлю. Уж теперь я постою за тебя, всегда найду силы. Ты для меня – на первом месте.

Девочка смотрит на Жрицу, щурится довольно, улыбается, ручками волосы гладит.

– Пойдешь в мой внутренний мир? Он твой, как и мой. Я очень хочу всегда быть с тобой рядом! – Жрица обняла маленькую крепко-крепко.

На этих словах девочка улыбнулась и превратилась в яркую желтую кувшинку. Цветочек взлетел, завис в воздухе, закружился… И так, кружась, раскручивая потоки пространства, растворился в теле Жрицы, расположившись чуть ниже пупка.

Жрица глубоко вдохнула, медленно выдохнула, и так хорошо ей стало! Мягкая, ласковая, игривая, творческая, созидающая, берущая и дающая энергия плескалась внутри и побуждала танцевать.

Не отказывая себе, Жрица начала медленный, все ускоряющийся танец. Ритм, движение, сила поглотили ее, а цветок внутри вторил ее движениям, расцветал, раскрывался, наполнял всю ее суть дивным ароматом.

Часы летели, как минуты, а энергия все прибывала. Сначала бурная и неуемная, потом спокойная и уверенная…

И лишь под утро Жрица и ее кошка, счастливые и расслабленные, отправились домой.

Встреча 3. Собака

Ей приснилось, что она щенок, которого хотят утопить. Маленький, слепой бутуз, даже не пробовавший молока мамки… Все слышит, все чувствует, все понимает. И в сердце зарождается большой-большой голод – великая черная пустота, которую не утолить.

«А этого давай оставим», – вдруг услышала Жрица маленькими щенячьими ушками и проснулась. Она знала: где-то рядом Проводник. Пора в путь.

Город. Нет, городок.

Сухой, бетонный, пыльный.

Здесь давно нет дворников, метущих дорожки в пять утра.

Здесь давно высохли старые деревья, а новые не насадили.

Прямо посередине узкой дороги размеренно бежит собака.

Бока впали.

Ребра торчат.

Морда опущена вниз.

Судя по всему, кормящая. Или только родила.

«Иди за ней», – голос Проводника вторит мыслям Жрицы.

Еще немного пробежав, собака свернула куда-то во дворы. Попетляла меж погребов, побежала к гаражам. Там в маленьком закутке в коробках пищали щенки – четыре маленьких карапуза. Как из недавнего сна. И, похоже, они были еще ни разу не кормлены.

Собака подошла, глянула равнодушно и легла в сторонке. На Жрицу посмотрела с подозрением, но не зарычала.

Маленькие щеночки едва скулили, прося пищу. По коробке ползали черные мухи. Жрица смотрела на голодные слабые комочки и быстро думала. Нужно молоко. Хоть какое-то. И соска. Или пипетка? Кто знает, как новорожденных щенков кормят…

Развернулась, побежала со дворов. Отыскала продуктовый, спросила, где аптека. Пока возвращалась назад, грела молоко у сердца.

Собака все так же равнодушно смотрела на Жрицу и на детенышей. Увидев молоко, заинтересовалась, но не подошла.

– Ты же голодная, изможденная… Держи, – Жрица нашла рядом валяющуюся миску и плеснула в нее молока, накрошила предусмотрительно купленную булку. Собака осторожно начала есть, с каждым глотком все более жадно – смелела.

Щенков кормить было сложно с непривычки, но скоро уже бутузики насытились и мирно сопели, прижавшись друг к другу.

– Ну что, мамка, – обратилась Жрица к собаке, – от щенков отчего отказываешься?

Собака лишь настороженно взглянула, отошла чуть подальше и легла. Голову на лапы положила, вздохнула.

Жрица подошла к ней, села рядом осторожно. Собака вздрогнула, но осталась на месте. Медленно, плавно протянула Жрица руку к голове собаки. Та чуть напряглась, но ждала. Погладила. Почесала за ухом. Снова погладила. Собака не выказывала никакого удовольствия. Лишь настороженность и напряженность во всем теле – готовность подскочить и убежать.

– Ты нужна им. Каждому из них нужна, – прошептала Жрица, глядя в настороженные глаза. Взгляд собаки затуманился, она опустила голову и снова вздохнула.

«Со щенком поговори. Из сна», – прозвучала подсказка Проводника.

Жрица вздохнула, села с корточек прямо на траву, почувствовала ногами прохладу росы – юбка сразу намокла.

– Ты знаешь, мне сон сегодня приснился, – сказала она собаке, – как одного маленького щенка хотели утопить, но потом передумали. Жить оставили, потому что мамка его старая уж была, сторожа в замену пора было вырастить.

Жрица на секунду прервалась, взглянула на собаку – у той шерсть на холке дыбом встала.

– Так вот, – продолжила, – того щенка жить оставили, но он не почувствовал себя живым. Он помнил то ведро, от которого в последний момент спасся, помнил, что он был не нужен – вместе с другими его братьями и сестрами. И что лишь случайность оставила ему жизнь. Но с жизнью не пришла любовь и чувство, что тебе рады, что тебя ждут, что твоя душа нужна хоть кому-то на этом свете…

Жрица вздохнула, обняла собаку и продолжала:

– Мамка тоже не особо ласково приняла назад щенка. Кормить-то кормила, но недолго. Да и не щедро. Порыкивала чаще, кусала за игривость да за ошибки. Отгоняла от себя. А по ночам выла на луну, за что получала палкой от хозяина. Щенок рос, он оказался девочкой, за что ему дополнительно влетело. Очень рано оказался на цепи. Очень рано обозлился. Остервенело лаял на прохожих, а по ночам выл на луну. Сначала вместе с мамкой. Потом за мамку. Жил впроголодь – хозяева больше били, чем кормили. Обзывали часто.

Жрица провела пальцами по вздыбившейся холке, заглянула в печальные глаза, дотронулась тонким пальчиком до сухого горячего носа.

– Ты знаешь, что было дальше, да? Сбежала она. Сорвалась с цепи и сбежала. Носилась долго по пустырям да по проселочным дорогам. Голодала. Не выла – выть боялась. Потом, позже, прибилась к городу, научилась находить еду, поняла порядки, приспособилась. Ее даже подкармливали сердобольные бабушки у подъездов. Иногда гладили смелые дети. Вот только это добро никак не могло заполнить пустоту в ее душе. Никак не могло стереть тот факт, что ее собирались утопить – как лишнюю, никому не нужную…

Жрица еще раз потрепала собаку по холке, встала перед ней на колени, заглянула в глаза и сказала серьезно:

– А сейчас ей не нужны ее щенки. Она не знает, как это – любить их. Не знает, как почувствовать в своем сердце материнский инстинкт. Кому нужны щенки от никому не нужной собаки? Их не должно быть. Как не должно было быть ее…

Собака положила голову ей на колени, заскулила, завыла протяжно. Жрица молча гладила ее по голове, успокаивала теплыми нежными ладонями. Она понимала, что сейчас слова не нужны.

Долго они молчали. Собака перестала выть. Жрица просто смотрела на щенков, которые потихоньку начали шевелиться – видно, проголодались.

– Знаешь, кому ты точно нужна? Им, – Жрица кивнула на маленьких бутузов, а собака задумалась. – Они пришли в этот мир с верой в то, что кому-то они нужны. Хоть кому-то. Что добрый мамкин язык вылижет их заботливо, что теплое молоко напитает любовью.

Глянула собака и вздохнула: слова, мол, все. Слова. А как почувствовать это? Как сердцем познать вот то самое – нужной быть, важной, долгожданной.

Жрица глаза сощурила:

– Ладно, упрямица. Понимаю. Пошли! – взмахнула рукавом длинным, и ночь их с собакой опутала. Лучик света лунного лишь в ручейке-змейке под ногами. – Идем прапраматерь твою искать.

Шли они. Долго шли. Через валежники пробирались. Плутали тропами забытыми. Пока вышли на поляну просторную, луной освещенную. А в центре поляны той, подняв взгляд к небу, волчица лежит. И щенки вкруг нее толпятся – от мала до велика, теснят друг друга, поближе пробраться стараются.

Волчица глянула на собаку, голову набок наклонила. Щенки нехотя расступились, путь освободили.

«Иди ко мне, потеряшка моя», – почувствовала Жрица зов – такой сильный, что всем телом поддаться хотелось. А собака и не сопротивлялась – к волчице так и побежала рысью, припала на четыре лапы, ластится, хвостом виляет.

«Я ждала тебя. В тебе – частица меня. Ты – часть нашей стаи. Я – прапраматерь твоя, и столько в этом слове „пра-“, сколько звезд на небе. От меня зародился весь собачий род. Мои дети стали служить людям верно и преданно, храня в сердце любовь и благодарность за спасение своей прапраматери. И было так, пока не стали люди выбирать, пока судьбу нашу решать не стали. Нарушился тогда порядок, жизнь и смерть наша стала от них зависеть. И поселился в сердцах моих потомков страх великий – страх ненужными быть, быть отвергнутыми. А страх с любовью не может уместиться в одном сердце…» – вздохнула волчица и замолчала надолго.

Собака тоже молча сидела. Ждала. Наконец волчица поднялась на лапы, обошла собаку кругом, принюхалась. «Стой, – говорит, – ко мне спиной, и не шевелись, что бы ты ни услышала».

Замерла собака, лапы в землю уперла – не шевелится. А волчица сзади еще раз принюхалась, к самой холке собакиной носом потянулась, оскалилась, зарычала злобно. А потом этот рык утробный из нее тугой волной пошел – против шерсти собаку пробирает, во все стороны мощью расходится, будто вытесняя что-то из пространства, выталкивая.

И почувствовала собака, что с этим рычанием внутри у нее вибрирует, очищается. Будто что-то черное, липкое, вязкое рассыпается, обессиливает, в землю пылью уходит.

Жрица на краю поляны стоит, с замиранием сердца за всем наблюдает, руку на живот положила – тоже чувствует.

Рыкнула в последний раз волчица громче пущего, выдохнула собака с облегчением, подняла глаза к луне и завыла горестно.

– Вой, вой, – говорит волчица. – Выгоревывай. Прощайся.

И такой жалобный вой, будто стон, по всему пространству пронесся, все небо заполнил собой да утих потихонечку, звенящая тишина его заменила.

– Освободилась? – спросила волчица, наклонив голову. – Подойди теперь. Пустоту заполнить-то надо.

Собака подошла к волчице, стала носом к носу и почувствовала она, как из сердца волчицы в ее сердце поток теплый, золотистый льется. Наполняет, согревает, ласкает ее. Задышала собака во всю мощь, лапы уверенно на земле стоят, грудная клетка развернулась, внутри уверенность. Сила.

– Теперь ты снова наша. Нашего рода дитя. Никто тебя не отвергнет. Никто не решит за тебя о жизни твоей. Каждый обидчик передо мной в ответе будет, – волчица щелкнула зубами и вернулась на свое место. – Иди, там тебя сюрприз ждет.

Ночь развеялась, и собака со Жрицей оказались снова у гаражей. Обе молчали, проживая то, что с ними только что произошло.

Потом собака пошевелила ушами и развернулась настороженно. Смотрела пристально куда-то в угол, за коробки. Жрица подошла, раздвинула мусор… А там, в самом углу, маленький бутузик из ее сна. Сидит и смотрит жалобно – мимо Жрицы, на худую изможденную собаку с теплым, ласковым теперь взглядом.

– Вот ты где, – улыбнулась она карапузу, – ну, иди уже, иди, дорогая! – приглашающе махнула собаке, но ту не надо было звать.

Подбежала уверенно. Начала вылизывать с ног до головы. Останавливается, в глаза щеночку заглядывает – только-только открылись они, в ушки носом тычется… Бережно, нежно, с любовью. А потом легла рядом с ним, носом к себе подтолкнула: кушай мол. Щенок радостно засопел, принюхался, зачмокал.

В этот момент собака расслабилась. Она даже будто не такой худой стала – ребра спрятались, бока разровнялись. И главное – взгляд потеплел, подобрел. Лежит и все на щеночка поглядывает… А тот все пьет, пьет, пьет… Насыщается. Животик надувается, движения лапок, мнущих мамку, все мягче становятся, все тише. И вот он уже засопел, глазки зажмурились, лапки обмякли, уткнулся носиком в собакин теплый живот.

Собака еще раз потянулась к нему носом, лизнула, бутуз что-то заворчал во сне добродушно и… начал становиться все прозрачнее, прозрачнее. Скоро это не щенок был уже, а маленькое легкое радужное облачко. Оно растеклось по собакиному животу и медленно, нежно впиталось в кожу.

Тут же соски собаки налились молоком, увеличились. Влекомая внутренним зовом, перебралась она к щенкам, улеглась рядом, подтолкнула каждого носом к источнику любви и тепла, те оживились, тыкаясь мордочками, ища местечко повкуснее да посытнее, зачмокали…

Собака, умиротворенная, лежала рядом с малышами. Периодически их облизывала, разнимала запутавшихся, просто смотрела. И было столько спокойствия, столько принятия в ее взгляде.

В какой-то момент она подняла глаза на Жрицу, которая так и сидела рядом – прямо на траве. Встала, освободилась аккуратно от щенков, подошла и положила голову на колени. Стояла так сдержанно несколько секунд, а потом выдохнула, завиляла хвостом, закрутилась, ластиться начала, прыгать, в глаза заглядывать, словно щенок малый. Нарезвилась, всю любовь свою и благодарность проявила, носом в ладонь еще раз ткнулась да к щенкам пошла.

А подле Жрицы на траве девочка маленькая сидит – пятилеточка. Сидит и озорным взглядом в глаза смотрит.

– Показалась, пропажа моя? – ласково улыбнулась Жрица и порывисто девчонку к сердцу прижала. – Моя золотая, ты так нужна мне! Я так без тебя тосковала – пустота в груди не уходила, ничем заполнить ее не могла… Знаешь, что ты нужна мне? Нужна-нужна. Правда, знаешь? Знай! Всегда нужна, моя хорошая. Люблю-люблю тебя, крепко-крепко.

Она сидела на влажной от росы траве и гладила по голове девчоночку. Потом порывисто обнимала, целовала в макушку. Потом снова гладила. А та смотрела в глаза и впитывала, впитывала теплые слова, отогревалась.

– Ты нужна мне, вот здесь, – Жрица приложила ладонь к центру груди, – будешь со мной всегда?

Девочка порывисто обняла Жрицу и растворилась в ней. Где-то внутри, в области солнечного сплетения, Жрица почувствовала распускающийся цветок шафрана – весенний, с красно-золотыми нитями тычинок, драгоценный. На миг она затаила дыхание, боясь потревожить нежные лепестки. Потом сделала медленный-медленный вдох, прислушалась к себе – цветок внутри раскрылся, ожил, начал потихонечку вращаться, закручивая спираль энергии. Вдох – выдох, вдох – выдох. Вселенная будто пела вокруг: ты нужная! Ты важная! Ты ценная!

А внутри нежным теплом отзывался на это цветок, его нити-тычинки покачивались, будто в танце, внутри играла легкая, жизнеутверждающая мелодия – щедрая, изобильная, преумножающая.

Жрица глубоко-глубоко смело вдохнула воздух. Во всю грудь. Теперь она не боялась что-то нарушить. Цветок внутри встрепенулся и… запел! Его песнь была о счастье, о любви, о благополучии, о том, что жизнь щедра и у каждой души есть свое предназначение – свой сокровенный смысл, ради которого она приходит в этот мир. Ее приглашают, она желанна, она нужна!

Мурашки бежали по телу, где-то внутри рождалась сильная, красивая, творческая волна, готовая идти в мир, готовая принимать и давать, готовая созидать и приумножать, готовая нести жизнь, вдохновение, восхищение всем великолепием внутри и снаружи.

Сама того не заметив, она кружилась, раскинув руки в стороны, – в гаражах маленького городка, рядом с коробками, в которых спали щенки, рядом с собакой, смотревшей на этот порыв с одобрением.

– Ну что? Пойдешь со мной? Вместе со щенками? – спросила Жрица, улыбаясь. И она знала ответ.