Текст книги "Язва на полставки"

– Я просто так не целуюсь, – слышу его шёпот над ухом. – Уверена, что готова идти до конца?

Идти до конца? До конца – это… я правильно поняла, да? Нет. Разумеется, нет. Перебьётся. И не потому что не хочу, а потому что лучше он пускай думает, что офигеть как много может потерять, чем обнаружится, что всё до печального уныло. Мой опыт в соблазнениях прочно обосновался где-то в зоне низких температур. Он не скромный – он никакой. Резиновая Зоя в магазине для взрослых лучше флиртует, чем я. Да и не только флиртует.

С запретами отца и комендантскими часами было не так много возможностей прокачивать сексуальность. Поэтому та теперь и болтается лишним прицепом: пыльная и незадействованная. Короче, запомниться мне особо нечем. А раз нечем, то лучше сидеть на жопке ровно и делать вид, мол: "ты упустил шанс на лучший секс в своей жизни, а второго я не даю, так что катись рулетиком".

Снова молчу. На этот раз хочу и могу много всего наговорить, чтоб прям шлифануло хорошенько по его харизме наждачкой фирмы "накусь-выкусь", но молчу. Ходячий мем к анекдоту: ёжики кололись, но продолжали жрать кактус".

Тишину воспринимают по-своему.

– Я так и думал, —Игнатенко отступает назад, запах сигарет и одеколона практически исчезает, уносимый усиливающимся ветром. – Это к лучшему. Нам не стоит начинать то, чему всё равно нет продолжения.

– Потому что я не в твоём вкусе?

– Потому что ты сестра моего друга. Ну и да, от моего вкуса ты далека. Уж извини.

– Извиняю.

Ауч. Как больно кусает за пятку уязвлённое самолюбие. Да он просто мастер на невербальные оплеухи. "Малолетка". "Ребёнок". "Не в моём вкусе". Так чё ж тогда только что жался ко мне со своим стояком? Будто я не чувствовала.

– И куда ты пошла? – окликают меня, когда я без предупреждения стартую к проезжей дороге. Не бегом, но быстрым шагом. Пешеходный переход неблизко, так что пробираюсь через ряд припаркованных машин и быстренько перескакиваю на другую сторону, отказываясь возле высоких окон "Англетера" – той самой гостиницы-ресторана, в номере которого нашли повесившегося Есенина. Романтика. – Тома! Тамара! – меня нагоняют, хватая под локоть. – Я вопрос задал, куда тебя несёт?

Округляю глаза, всем видом намекая, что он дебил.

– В туалет, – развожу руками, словно это подразумевается само собой. – Забыл? Я не шутила. Мой мочевой пузырь требует релаксации.

Не верит? И правильно делает. Это отговорка. Мой мочевой пузырь вполне может подождать, а вот желание кусать локти от обиды хлещет через край.

Не сразу, но получаю согласный кивок.

– Пошли. В саду был.

И мы идём. Правда идём. Будто сама я до сортира дойти не способна. Так и хочется поинтересоваться: будут ли мне туалетную бумагу под дверцу просовывать с таким же рвением?

Уходим с Вознесенского проспекта на Адмиралтейский, дожидаемся зелёного светофора и попадаем в большой Александровский парк. Уютный, цветущий, разукрашенный яркими клумбами и усыпанный множеством разбегающихся паутинкой песчаных дорожек.

Одноэтажное строение общественного заведения находится без проблем. Поразительно, но внутрь мне благодушно разрешают отправиться одной. Хоть в чем-то доверяют. Демьян остаётся на улице, тормознув в паре шагов от палатки, торгующей магнитами, брелками и прочей сувенирной ерундой. Идеальная точка для бизнеса, потому что туристов в этом месте проходит уйма. В одной только очереди в туалете передо мной четыре японки и одна европейка. Стоят, щебечут на своём. Так прикольно их слушать.

В женской уборной на два работающих унитаза зависаю дольше, чем планировала. Особенно после того, как пропускаю вперед мелких девчонок, вцепившихся матери в юбку. Эти уже наши, руссиш. К тому моменту, когда выхожу из ароматного ада со слезящимися от рези глазами, обнаруживаю свою свиту в полном составе.

Кристина с мягкой улыбкой протягивает мне рюкзак. Даню замечаю у киоска с мороженым. Игнатенко, усевшись на низкий заборчик, окружил себя ореолом табачного дыма и опять ковыряется в телефоне. Блин, да что у него там такого важного? Приложение для знакомств? Порнушка? Персонажи в Симс вечно голодные?

– А где цветы? Где вспышки камер? Красная ковровая дорожка? – насмешливо интересуюсь. – Я на меньшее не согласна. Хочу фанфар. Я выжила и не провалилась в толчок. Разве это не сенсация? Иначе причин такой встречающей меня делегации не понимаю.

– "Лакомка" сгодится? – вернувшийся брат протягивает нам с Кристиной по мороженому. – Со сгущёнкой не было.

– Сгодится, – выбор одобряю. Лучшее средство от депрессии – шоколад. Депрессией пока, конечно, не пахнет, но профилактику никто не отменял. – Вы тут что забыли? Не могли на травке подождать?

– На травке скоро мокро будет, – кивок на затянутое тучами небо. О, и правда. Пока я отжигала с японками, погодка начала портиться. Судя по всему, общается дождь, не зря ветер усилился. Прикольно. Чисто Питерская погода. – Пошли в сторону дома. Ща ливанёт.

– Не хочу. Три дня торчала в четырёх стенах. Хочу прогуляться.

– Под дождём?

– А чё бы и нет? Надолго не зарядит. А я хочу остаться на развод мостов.

– Систр, мне завтра на работу.

– Ну так иди! Кристинку, вон, проводи. Вам как раз по пути.

– А тебя потом где искать?

– На товарняке, переправляющем рабынь через Финский залив. Ну харе уже, правда, – на эмоциях повышаю голос, привлекая лишнее внимание. – Долго это будет продолжаться? Я в понедельник поеду документы подавать, к приёмной комиссии тоже меня за ручку поведёшь? Я совершеннолетняя, хватит обращаться со мной как с младенцем!

Замолкаю, громко выдыхаю и понимаю, что полегчало. Я люблю Даню, понимаю, что для него я навсегда останусь маленькой девочкой с бантиками и зелёнкой на носу, но я устала от гиперопеки. Устала, что меня не воспринимают всерьёз. Что для всех я неспособное отвечать за свои поступки дитё. Дома постоянно тыкали носом и тут продолжается. На-до-ело.

Ожидаю очередную лекцию, но вместо этого брат лезет в карман и протягивает мне ключи.

– Только осторожно, ладно? И не допоздна. Если что, сразу звони. И звуки на телефоне включи. Дождь начнётся, спрячься где-нибудь. Ты ещё не до конца выздоровела.

Ого… В туалете распылялся какой-то газ? Я чем-то накачалась? Что за галюнчики такие пошли? Братик готов принять поражение? А может, хи-хи, он просто хочет побыть подольше наедине с новой знакомой?

– Так точно, – салютую ему недовоинским приветствием. – Разрешите выполнять?

Разрешают. Может и не разрешают, но отпускают с богом. Кайф. Должен же был и на моей улице перевернуться грузовик с ништяками. Ну всё, раз дорвалась – держитесь. Бродить босиком под тёплыми дождями я обожаю, но в этот раз, когда непогода накрывает-таки город, сдерживаю слово и ныряю под своды здания Адмиралтейства. Там и пережидаю короткое наступление тучек.

Кому как, а мне круто одной. Пускай не посидишь толком нигде теперь, везде мокро, это не мешает наблюдать за суетливостью собирающейся на берегу Невы толпы и слушать уличных музыкантов, которые едва на небе забрезжил просвет, с готовностью расчехлили инструменты.

Самое волшебное – движуха в саду Зимнего Дворца, там собирается в основном местная молодёжь. Народ отдыхает, и я отдыхаю вместе с ними, заряжаясь той лёгкостью, что от них исходит. Такие простые, раскрепощённые. Без загонов. И практически все друг друга знают. Так что я тут вроде белой вороны, но вставленные в уши наушники с выключенной музыкой без труда превращают человека из "ты никому тут не сдалась" в "это вы мне нафиг не упёрлись, у меня своё тынц-тынц".

Сижу воробышком на спинке скамейки возле работающего фонтана, наблюдая за жизнью вокруг, когда мне приходит сообщение с неопределённого номера:

«В понедельник во сколько тебе надо?»

Так. Меня терзают смутные сомнения. Уж больно циферки козырные знакомы. 33, 55. Залезаю в список входящих. Точно. Номер Демьяна.

Офигеть.

Он ушёл вместе с остальными: только Даня с Кристиной в сторону Невского, а Игнатенко на парковку обратно к Исаакиевскому. Даже "пока" не сказал. А теперь вдруг сообщение?

«Сначала по этой линии пройдусь. Потом поеду на Спортивную», отсылаю я с взявшейся не пойми откуда робостью.

«Я не спрашивал, куда. Я спросил: во сколько».

Опять командует?

«Не знаю. Как встану, так поеду. Часов в девять где-то».

Зачем он интересуется? Уж не хочет ли… Подсознательно догадываюсь, что будет дальше, и всё равно удивлённо ойкаю, когда приходит ответ.

«В девять жду в машине у парадной».

И всё. Тишина. Беседа окончена.

Я не задаю вопросов, но садясь в назначенное время в дожидающийся у подъезда, тьфу, блин, парадной, Гелик, не могу отделаться от мысли, что мне не по себе. Тачка шикарная, чувствуешь себя в ней королевой, водитель нереальный красавчик, по радио играет Би2, что тоже круто, но… к чему всё это? Я не понимаю.

Едем в тишине, не считая того, что называю нужный адрес. Доезжаем быстро. Первый университет на Большой Морской находится совсем рядом, я бы и пешком дошла. Демьян тормозит за территорией, сообщая, что ждёт меня тут, я забираю с заднего сидения подготовленные документы в сто-пятьсот копий и кипу матовых фотографий 3×4 со своей глупой серьёзной моськой, выпрыгиваю из машины и иду сдаваться.

В зале с приёмной комиссией зависаю чуть ли не на час, процесс оказывается небыстрым: пока проверят аттестат, пока все бланки заявлений заполнятся, пока с расписанием вступительных экзаменов разберусь, сфоткаю и запишу напоминалкой в телефоне, чтоб точно не забыть, а то ж с меня останется, пока с другими абитуриентами пообщаюсь…

Всё это время меня реально дожидаются, точнее сладко дремлют, откинувшись на подголовник. Так сладко, что будить не хочется. Залезаю тихонько в салон, но всё равно Игнатенко моментально просыпается. Озвучивается вслух новый адрес, и мы снова едем в тишине. Теперь уже до Дворцовой площади. Тоже расстояние ерунда. Дольше петляем на поворотах, чем там нахожусь.

И охота ему день терять? Зачем он вызвался в сопровождение? Хочу спросить, но не уверена, что готова услышать ответ. Что-то в духе: "брат попросил, ато заблудишься ненароком" только настроение испортит, а на другое после нашей последней беседы рассчитывать явно не приходится, так что лучше и не пытаться. Ну решил и решил, бог с тобой. Фунтик, крути баранку дальше.

Следующая точка чуть дальше, но ненамного. Пешком я, конечно, потратила бы не меньше получаса, на четырёх колёсах же укладываемся в десять минут. Пересекаем Дворцовый мост, оказываясь на той стороне и сворачиваем к Стрелке Васильевского Острова с массивными Ростральными колоннами.

– Ты был в Зоологическом? – можно сказать, я первый раз подаю голос за всё утро.

– Конечно.

– А я нет, – признаюсь, разглядывая массивные электронные часы на расслабленно лежащей на руле мужской руке. Родинки и здесь есть. Интересно, сколько их всего? На теле тоже есть? Я бы пересчитала… Стоп, не то, вот вообще не то. Я чё-то про музей вещала. – Трижды здесь бывала и все разы мимо. В первый они по понедельникам закрыты были, во второй я попала в санитарный день, а на третий… не помню уже. А, кажется, не успела по времени. Короче непруха – моё второе имя.

Тормозим на светофоре недалеко от Биржевой площади. Сколько человеков. И снова экскурсионные автобусы, натыканные как попало. И туристы. Повсюду. Галдят, кучкуются, такие прикольные. Как утята на выгуле.

– Сегодня должны быть открыты, – замечает Демьян. – Хочешь сходить?

Вопрос приводит в ступор. Не вижу его глаз за солнечными очками. Чёрт, почему я не вижу его глаз?! Еле сдерживаюсь, чтобы не содрать их с переносицы.

– С тобой?

– Можно и со мной. Но если моя компания не в радость, то ради бога.

Незаметно ковыряю ногтем чёрную сетку колготок, надетых под джинсовые шорты. Нервоз.

– А ты сам хочешь со мной?

– Хочу.

– З-зачем? – аж заикаться начинаю. – У тебя своих дел нет? Тебе не надо, не знаю… на работу там?

– Я работаю преимущественно ночью.

– Где? Или это тайна?

Вообще не жду, что меня ответят. Но отвечают.

– В… клубе.

– Судя по машине, не барменом.

– Не барменом, – согласно кивает Игнатенко и дальше в подробности не вдаётся.

Не барменом. Точка. Беседа окончена. Боже, какой же общительный у меня компаньон.

Сворачиваем с набережной Макарова на Тифлисскую улицу и через пару минут тормозим у красно-белого здания СПБГУ. Архитектура старого времени, аж дух захватывает. Ей не меньше трёх столетий, невероятно. Раньше всё делалось на века и с душой. Да, в таком учиться было бы очень круто.

Так, ну ладно. С богом… Третий заход. Иду сдаваться, попутно восхищаться красотой лепнин и высоких потолков, а заодно улучаю возможность подумать: нужна ли мне эта парная прогулка? Может лучше вежливо отделаться от спутника? Вряд ли она закончится чем-то хорошим.

Конечно, не нужна. Это я знаю и так. А ещё знаю, что… блин, что он мне нравится. Да, мне нравится Демьян Игнатенко. Вот такая я лохушка. Разве можно устоять? Красивый, таинственный, неприступный, при деньгах и на меня ему по барабану – ну идеальный же набор старых-добрых клише. Прям иди снимай мыльное мыло с элементами драмы. Ну а то что характер у него дерьмецо – так это дело второстепенное. Мы ж, слабые антифеминистические создания, все в глубине души наивно верим, что именно с нами в ледяном сердце Кая вдруг вспыхнет горячее пламя.

Мозги мои поплыли конкретно, потому что трижды путаюсь в собственных паспортных данных и запарываю анкетные бланки. На меня уже смотрят, как на клиническую кретинку. Типа: ты точно туда пришла? Может тебе обратно в первый класс, правописание повторить?

С четвёртой попытки кое-как получается всё сделать, и я с тяжёлым сердцем выхожу из университета. Место классное, офигенно крутое, но попасть сюда почти нереально. Слишком большая конкуренция, а бюджетных мест кот наплакал. Платно же я не потяну. А жаль. Из всех вариантов сюда хочется больше всего. Опять же, с общежитием есть варианты.

– Чего нос повесила? – Демьян видит перемену в моем настроении. Да я особо её и не скрываю.

– Мне тонко намекнули, что шансов попасть на бюджетку у меня немного. С иностранными языками косяк, недотягиваю.

– Не раскисай раньше времени, – его ладонь ободряюще ложится на мою руку, сжимая пальцы. В салоне на секунду повисает напряжение. Я цепенею, он тоже явно приофигевает от самого себя. Конечность почти сразу отдёргивается. Оба делаем вид, что ничего не произошло. – Что дальше по планам?

– Ничего, – хочется откашляться, но сдерживаюсь. – У меня уже крыша едет фамилию выводить. В среду продолжу. А десерт оставлю напоследок.

– Десерт?

– Да присмотрела я парочку мест недалеко от Царского села. Если в центре обломается, может хоть там прокатит, – потираю глаза запоздало вспоминая, что вообще-то красилась. На пальцах остаётся чёрный след. – Блин! Вот кулёма.

Из бардачка, забитого пустыми пачками из-под сигарет достают упаковку влажных салфеток и бросают мне на колени.

– Сотри с себя всё. Ты же девушка. Зачем малеваться будто тебе тридцать?

Вообще-то я не злоупотребляю косметикой. Тушь, подводка, помада. Даже тональником редко когда мажусь. Так что замечание максимально неуместно.

– Чтобы быть красивой.

– Тебе для этого не нужны ни косметика, ни забитые рукава.

– А что нужно?

– Ничего.

– В смысле, ничего не поможет? Всё настолько плохо?

Игнатенко разворачивается ко мне, стягивая с лица очки.

– Ты специально на комплимент нарываешься?

– А есть лишний? Я б не отказалась.

Слабая улыбка трогает его губы. Добрая, без ехидства. Ух, ты. Она у него красивая.

– Так мы идём куда или нет?

Говорит так, будто ему больше моего надо. А я ведь пока ничего не решила.

– Это что, свидание?

– Хочешь, чтобы было свидание?

Конечно. Было бы здорово, вот только мы все помним, что я не в его вкусе.

– Не хочу, – девушки вредные создания, живущие по принципу: отвечай строго наоборот.

Видимо, не только девушки.

– Значит, придётся смириться, – спокойно сообщают мне. – Потому что это свидание.

Глава 5. Заячий остров

POV Демьян

Первые полчаса Томка малость дёрганная. Перепугалась со слов про свидание. А в прошлый раз с намёков на секс и вовсе едва язык не проглотила. Малая она ещё совсем: пытается казаться самоуверенной, но как горячим пахнет – моментом сдувается. Малая, но забавная. Это и проблема. Надо держаться от неё подальше, а вместо этого я снова и снова ищу повода её увидеть.

Вот захрена, казалось бы, тратить утро на эти разъезды? Всю ночь на ногах, но вместо того, чтобы отсыпаться теперь блуждаю под давящей габаритами махиной подвешенного под потолком скелета кита. В Зоологическом я был раза два. Давно, ещё с экскурсиями в школе. Тогда, разумеется, до поросячьего визга восторгался, сейчас же впечатления уже не те.

Зато Тома светится. Едва минуем кассы и заходим под высокие своды, подпираемые колоннами, её словно переключает – неловкость сменяется блеском в глазах и азартом. Маленький моторчик заводится с полуоборота и на следующие почти три, сука, часа мы теряемся тут.

Казалось бы, скука, но не могу отделаться от мысли, что мне нравится наблюдать за Тамарой. За тем, как она по несколько минут торчит у каждого экспоната, вчитываясь в таблички и с внимательностью разглядывая чучела саблезубых тигров и почему-то таких же саблезубых бобров. Кажется, ночью её разбуди – до малейших деталей опишет.

Про меня забывают. Начисто. Убегают вперёд, не оглядываясь. Только и остаётся ступать следом и следить, чтобы та нигде в стекло не влетела на радостях. А то попытки уже были, когда она на выводок пингвинов засмотрелась. Мда. Чувствую себя папашей на выгуле.

Моё наличие обнаруживается лишь, когда выставочные витрины обрываются неказистой табличкой "выход". Надо видеть её мимику этот момент. Такое удивлённое моргание в духе: не поняла, а ты откуда здесь?

Выходим обратно на улицу. После длительного искусственного освещения не сразу привыкаешь к слепящему солнцу. И духоте. Под кондиционером было приятней.

– Куда хочешь дальше? – надеваю очки, чтобы избавиться от прыгающих перед глазами слепящих зайчиков.

На физическом уровне чувствую, как в Томе возвращается робость. Снова зажимается и мнёт пальцы, наивно полагая, что я не вижу. Не понял, она меня боится что ли?

– Я бы перекусила чего, – смотрит в сторону, переключаясь на теребление рассыпанных по плечам кончиков. Ещё и губы кусает. Ох, не делала бы она так. – С утра только булку с кефиром умяла.

Поесть, не вопрос. Предлагаю ей нормальный ресторан на "Летучем Голландце", пришвартованный рядом с Биржевым мостом на противоположной стороне от Стрелки, но вместо этого меня уводят левее… в замухрышную уличную кафешку с тремя хлипкими пластиковыми столиками.

Это даже не кафешка, а какое-то недоразумение размером метр на метр. Без нормальной системы канализации. В жизнь бы тут есть ничего не стал, а она сидит довольная и за обе щеки уплетает хот-дог, запивая разбодяженным пивом.

– Это еда? – наблюдаю, как вслед за первым хот-догом в её желудке лихо пропадает второй, капая на прощание кетчупом. Такой обед не вызывает воодушевления. Это ж не съедобно.  Отрава в чистом виде.

– Для меня, да.

– Нормальную тарелку борща навернула бы. Мяса, – кивок на оставшийся сзади корабль, покачивающийся на волнах. – Там вполне сносно кормят.

– Я будущий студент, а студенты не ходят в такие заведения, потому что они бомжи.

– Только в этом проблема? Всё равно же я плачу.

С боем, но плачу. За эти вшивые булки мне едва лицо не расцарапали, пытаясь засунуть мятые сотни за шиворот.

– Не надо. Меня всё устраивает, – отмахивается Тома, замечая оставленное пятно на цветастой футболке и пытаясь отшкрябать его ногтем. – Блин.

– Снимай. Пойдём на камнях застирывать, – в шутку предлагаю я.

– Это тебе так хочется меня голой увидеть? – дерзко прилетает в ответ. Ишь, какая. Язычок как бритва.

– Ты и так практически голая. Это на тебе шорты или трусы? – вырядилась так, что тряпка едва задницу прикрывает. Ещё и колготки в сетку напялила. – Кто в таком виде поступать приходит?

– Я, – отбривают меня. – Там проверяют не длину моих шорт, а аттестат. А с ним, слава богу, проблем нет.

– Значит, ты отличница?

– Хорошистка. Три четвёрки запороли красный диплом. Ну а что я сделаю, если в химию с физикой ни в зуб ногой, ни в морду лаптем? Не моё это, сколько репетиторов не нанимай.

– А третья четвёрка за что?

– Ну… – смутилась. Вся запунцовела. – По истории.

Кхм.

– Ты ж вроде знаток.

– Не знаток, но у меня училка дебилка была. Сама ничего не знает, а детей учит. Ну мы с ней и поцапались. Она мне вообще тройку собиралась влепить, но там уже директор подключился и ей пришлось идти на уступки. Обидно, тем более что ЕГЭ по истории я сдала почти на сто баллов. На мелочи вообще прокололась, даты перепутала. Обидно.

– Значит, ты всё-таки умняшка. Ботаничкой не дразнили?

– Дразнили. Особенно когда очки для коррекции зрения носила.

– У меня была всего одна пятёрка в аттестате. По рисованию. Остальные тройбаны. Так что я бы тебя точно дразнил. Из вредности.

– Отрадно слышать. Но не удивлена. Я до девятого класса у мальчиков в принципе популярностью не пользовалась.

– Значит мальчики идиоты.

– Ты ж сам сказал…

– Я сказал, что дразнил бы. Но это не значит, что не нравилась бы.

– Ну… – снова смутилась. – В нашем классе много девчонок было намного красивее. Две после выпуска в модели аж подались.

– Красота – понятие субъективное. Она ничего не стоит, если кроме неё ничего нет. Красивых пруд пруди, а вот умеющих ещё и думать… Мозги – вот что сейчас сексуально.

Она безумно смешная, когда смущённая. Сидит, давится пивом, стирая с подбородка мокрые дорожки и не знает, куда глаза деть. Вижу, что у неё вертятся колкие замечания на языке, но она держится. Молодец, девочка. Это мне нравится.

Курю, пока доедается третья по счету "горячая собака". Дальше молчим. Я играю зиповской зажигалкой, она попутно отвечает кому-то на сообщение. Надеюсь, не Дане. Друг сто процентов не обрадуется если узнает, что я сопровождаю его сестру без его ведома. Это мне дали понять предельно ясно. Ирония, но в целом не обидно. Всё по делу.

Не люблю наскальную живопись на девушках. Так же сильно, как наклеенные брови, накладные волосы и пельмени вместо губ, однако снова и снова возвращаюсь взглядом к узорам на руках Томы. Скольжу по ним, проводя невидимые пунктирные линии от рисунка к рисунку, пытаюсь рассмотреть детали и едва сдерживаюсь, чтобы не коснуться хаотичных, но смотрящихся в целом весьма гармонично татуировок.

Американские хот-доги Питерского производства съедены, пиво допито, сигарета докурена. Перерыв окончен, так что мы продолжаем прогулку, направляясь в сторону Петропавловской крепости. На улице тридцать с копейками, сдохнуть хочется от жары. Такая погода не моя, предпочитаю прохладу. Можно даже снег. Зато Тамару будто и не заботит парилка.

Едва переходим Кронверкский мост и заходим с задней части территории, оказываясь у Алексеевского равелина, её снова переключает. Всё остальное перестаёт существовать. И я в том числе. Хотя нет, вру, я всё же нужен – фоном. Чтобы не подумали, что деваха поехала кукухой, так как всю дорогу нас сопровождают её комментарии.

– Первым узником Трубецкой тюрьмы стал сын Петра I – царевич Алексей. Он подозревался в измене и умер в стенах крепости.

– У этих стен были расстреляны великие князья из семьи Романовых.

– У Трубецкого бастиона, кстати, проводились расстрелы во времена Красного террора. Тела до сих пор находятся в расстрельной яме, сейчас там вертолётная площадка. Несколько лет назад были раскопки, которые подтвердили их местонахождение.

– А ты знал, что Петропавловскую крепость хотели снести в первой половине двадцатого века и выстроить на этом месте стадион, но, к счастью, задуманного не сделали?

Тюрьма Трубецкого бастиона, музей Пыток, музей истории Санкт-Петербурга… Я снова просто следую за ней: слушаю, не перебивая, и ловлю под локти всякий раз, когда она спотыкается, норовя пропахать носом брусчатку. Ноль эмоций. Поспорить готов, грохнись и до крови колени раздери – не почешется. Встанет и дальше пойдет.

Зато приметная девушка, выстреливающая исторические факты пулемётной очередью привлекает внимание туристов не меньше, чем сами достопримечательности. Иностранцы провожают её с удивлением, забитые руки отлично просматриваются, местные внимательно вслушиваются, мужчины же любых наций просто с интересом смотрят ей в спину. На юркой полуголой заднице уже не осталось живого места, настолько её мысленно залапали. На месте Дани я бы всё же поднял вопрос о внешнем виде сестры. Не дело это.

– Первый канал Петербурга появился здесь, но его засыпали. Видишь, след остался: другое мощение плитки – на этом месте он и находился. Ты знал? – интересуются у меня, когда мы оказываемся на площади Монетного двора.

Да, я знал. Но мне нравится, что она тоже знает.

На этой площади мы и зависаем дольше всего. Тамара усаживается на одну из лавок и с головой уходит в зарисовку Петропавловского собора с вздымающимся шпилем и фигурой ангела в навершении. Скетчбук, видимо, всегда при ней. Сидит сгорбившись, укрывшись от посторонних каскадом чёрных волос и купленной в ближайшем ларьке кепкой с вышитыми буквами "St. Petersburg", так что я не могу видеть её лица, зато без проблем слежу за тем, как свистят в воздухе вынимающиеся из рюкзака жестом фокусника маркеры. Жух-жух-жух. Лихо выходит.

Следующий пункт назначения – Невские ворота и смотровая площадка, всегда забитая. Там протолкнуться почти невозможно, поэтому минуем тележку с горячей кукурузой и спускаемся на каменистый берег, где чуть свободнее. С этого места полоса противоположного берега как на ладони. Вон и Дворцовая набережная, и стены Эрмитажа, и возвышающийся купол Исаакиевского.

Тамара танцует. Буквально. Скидывает кроссовки и кружится босиком возле кромки воды, ребячески окуная мысок в холодную Неву. Она нереальная. Не знаю… самобытная. Из неё так и бьёт жизнь, а от её смеха заряжается воздух. Никогда прежде Питер не казался мне таким ярким, как сейчас.

– Ты посмотри, посмотри, – радостно подлетают ко мне, отодвигая сетку колготок на бедре и показывая оставшийся белый след на покрасневшей коже. За несколько часов кто-то успел не только загореть, но и сгореть. – Я теперь тетрадка в клеточку. Можно в крестики-нолики играть!

Сама над собой угорает, невероятная непосредственность. Юная, простая, живая, буквально сияющая. Наверное, это возраст, вот только я и в девятнадцать не был таким. И прежде не встречал никого похожего. Однако должен держаться подальше. Так правильно и так лучше для всех, но…

Ничего не могу с собой поделать. Притягиваю Тому к себе и целую....

Глава 6. Макар

POV Тома

Цепенею. Каменею. Впадаю в ступор. Офигеваю. Робею. Торможу. Это всё я, да.

Стою, не шелохнувшись. Не отвечаю, но и не сопротивляюсь. Просто стою, чувствуя требовательные губы, сминающие мои, и нетронутую, как минимум, со вчера колючую щетину, трущуюся об кожу. А ещё запах. Обалденный запах мужского парфюма. И горячие пальцы на шее.

Демьян напирает. Сдавливает их чуть сильнее, тянет на себя, вынуждая прильнуть ближе. Его язык рвётся вперед, сквозь мои стиснутые зубы и я… И я не могу противиться. Расслабляю челюсть, впуская его и позволяя встретиться с металлическим шариком, привычно отдающим привкусом железа.

Разряд.

Отвечаю на поцелуй и на ту настойчивость, с которой меня в прямом смысле слова берут под контроль. Себе я уже не подчиняюсь. Не знаю, как у него это получается, но у меня опять мозги плывут. Да и не только мозги. Я вся куда-то не туда потекла. Сознание – чистый лист, ноги ватные, а коленки подрагивают от накатившей слабости.

Снова разряд.

Мы целуемся. И целуемся. И снова целуемся. Глубоко, немного жёстко, страстно, сладко и безумно вкусно. От такого поцелуя всё внутри пульсирует и прошибает током.В животе нарастает тугой ком. Обжигающий и с каждой секундой становящийся всё тяжелее. Он растекается ниже, вызывая из недр потаённых желаний то, что я испытывала прежде всего несколько раз. И называется это ощущение – возбуждение.

Мы в людном месте. Слышу гул слившихся голосов, шум плескающихся волн и эхо работающего мотора проплывающего рядом теплохода. Всё слышу, но через подушку. Всё понимаю, но в заторможенном состоянии. А поцелуй уже такой, что впору раздеваться. Тело как пружина. Дотронься и взорвётся. Не было такого никогда. Было приятно, да. До мурашек, да, но чтоб вот так…

Мозги на техническом перерыве. Как и чувство стыда. Ребятки, взявшись за ручки, дружно утопали на перекур. Правда записку оставить забыли. Когда их ждать? И ждать ли вообще? Хоть строчечку бы черкнули: "мол, такие дела, ушли в магаз, вернёмся к завтрашнему полудню. Если протрезвеем". Ну чтоб хоть какая-то информация была. А то полный галяк.

Игнатенко прерывает поцелуй первым. Хвала всем здравым смыслам, что хоть кто-то в нашей компашке ещё соображает, а то я бы точно отдалась ему прямо здесь. Но не, фух, слава кошкиным бубенчикам, обошлось. Теряю контакт с его обезоруживающим дыханием, в котором хочется раствориться, как сахар в кипяточке, и медленно возвращаюсь в реальность.

За шею меня продолжают держать, а я вдобавок только сейчас ощущаю деловитую ладонь, ласково поглаживающую те самые завывающие в приступе кайфушек мурашки на спине под футболкой. Когда она успела туда забраться? Вот ведь пострел, везде поспел… Всю облапал. А я как идиотка стою со вскинутыми руками, так не решившись его коснуться. Не знаю почему… Робость такая. Словно он экспонат в музее. А экспонаты трогать низя-я. За это штраф придётся потом платить.

Стоим. Молчим. Секунда. Две. Три… Причмокиваю опухшими губами, на которых держится его вкус…

– Мы ещё в музее Артиллерии не были, – резко стартую с места, но меня ловят в полёте.

– Не успеем. Он закроется через полчаса.

– Тогда на зайца хочу посмотреть. Пошли, пошли, пошли, – хватаю кроссовки и торопливо улепётываю через поток квакающих иностранцев.

– Ну пойдём… – слышу вдогонку, но не оборачиваюсь.

Проскакиваю обратно через массивные Невские ворота, в тени которых укрылась очередная палатка с сувениркой, и по главной тропе спешу к Петровским. Тоже воротам. Ой, Музей Восковых Фигур. Вот куда я очень хотела, но теперь как-то не до этого. Совершенно не до этого.

Поджилки так трясутся, что сейчас вообще ни до чего. Сердечко вовсе чап-чап в дальние края намылилось. Можно подумать меня напугал факт поцелуя, но нифига. Меня пугает свалившийся на мою скромную персону интерес. Который для меня за границей понимания. Я ж не в его вкусе. Я же для него слишком маленькая…

Иоановские ворота. Блин, сплошные ворота. Иоановский мост. Шлёпаю босыми пятками по досочному настилу, норовя схлопотать занозу в пятку и пробираясь к небольшой скульптуре зайца, спасшегося от наводнения.