Текст книги "Таблетка от старости"

– Животова, мать твою так, этак и разэтак, если не хочешь всю жизнь мести улицы, то считай, что я ничего такого от тебя не слышала!

Шура поразилась цветистости профессорской речи, тут же вспомнила свою мать Эльвиру Викентьевну, живо представила то, что профессорша про нее сказала, заткнулась и окончательно разуверилась в возможностях современной медицины.

К окончанию Академии Шура курила, ругалась матом и чрезвычайно цинично смотрела на окружающую действительность. Работать она устроилась в кожно-венерологический диспансер, где замечательно вписалась в компанию таких же курящих, матерящихся и циничных врачей венерологов.

То ли от того, что Пьетрофич не смог больше выносить Шурин врачебный юмор, то ли просто от большой своей сердечной доброты, к окончанию учебы он купил Шуре квартиру в новом доме и подарил маленький автомобильчик марки «Мини». Неблагодарная Шура решила, что Пьетрофич просто над ней издевается, потому что слоны и бегемоты в «Мини» не ездят, однако ключи от машины и от квартиры у отчима взяла. Даже книксен в ответ изобразила, правда, лицо у нее при этом было кислее кислого.

– С богом, – строго сказала Эльвира Викентьевна и помогла дочери собрать вещи.

Шура тогда обиделась на мать и отчима, считая, что ее попросту выставили за порог. Хорошо еще хоть пенделя для ускорения не дали. Понятно, что любая другая девушка на Шурином месте считала бы себя в такой ситуации самой счастливой, но Шуре жить отдельно от семьи было невообразимо скучно и страшно. Шура боялась, что рано или поздно она никому не нужная будет решительно атакована микробами и помрет в этой своей отдельной квартире одна-одинешенька.

Правда квартира Шуре досталась очень даже симпатичная и уютная. С маленькой спаленкой и огромной кухней, в которой Шура, конечно, не без помощи Эльвиры Викентьевны и Пьетрофича устроила замечательную гостиную с диваном и телевизором. А чтобы было не так страшно сидеть перед этим телевизором одной, Шура приобрела себе кота. Она специально поехала в торговый центр, где производители элитных кормов для животных устроили кошачью выставку. Шура толкалась по выставке, разглядывая разномастных котов, пока не уперлась в загончик, где сидела совершенно невозмутимая мама-кошка, вокруг которой суетились три котенка. Все вокруг умилялись, глядя на этих котят, два из которых были вислоухими. Но Шуре понравился тот, у которого, как у матери, были маленькие остренькие ушки. Своим видом котенок смахивал по меньшей мере на министра иностранных дел. Очень важный и какой-то значительный, он, тем не менее, больше всех был похож на маму-кошку. Наверное, своей невозмутимостью. Шура увидела его и уже не смогла отойти. Купив котенка, Шура тут же приобрела специальную пластиковую клетку для перевозки котов, ящик с наполнителем для кошачьего туалета и тот самый элитный корм, ради которого вся выставка и затевалась. После всех этих покупок Шура пересчитала оставшиеся деньги и поняла, что сама она две недели до зарплаты будет питаться сигаретами и водой. А на работу придется ездить на маршрутке.

Кота Шура назвала Федором. В честь Феди Моргунова. Самого Федора Шура последний раз видела только на выпускных экзаменах. На выпускной вечер они оба не пошли. Чего там, спрашивается, на этом выпускном делать «жиртресту» и «недомерку»? Только расстраиваться. Шура знала, что Федя собирался поступать в мореходку. Потом ей стало не до Федора. Она зубрила, готовилась к вступительным экзаменам, потом переживала, что не поступила, потом поступала в техникум. Короче, замоталась. Спустя полгода по дороге на учебу в техникум Шура случайно встретила на автобусной остановке совершенно расстроенную Федину маму, которая сообщила ей, что Федор в мореходку не поступил, а загремел в армию. И не просто в армию, а на флот, где срок службы, как известно, дольше на целый год. После армии Федька почему-то не объявился, а потом Шура переехала в новую квартиру, так что единственного друга детства Федора можно было смело считать затерявшемся в пространстве.

Кота Федю Шура полюбила от всей души, и он отвечал ей взаимностью. Вечерами, когда Шура приходила с работы, он всегда помогал ей готовить немудреный ужин. Сидел рядом на кухонном столе и внимательно наблюдал за Шуриными действиями. Потом они вместе ужинали. Шура за столом, а Федор неподалеку у своей мисочки. После этого обязательно смотрели телевизор. Какой-нибудь новый фильм. Шура всегда после работы заходила в прокат и брала себе на вечер кино. Федор иногда садился вплотную к экрану и пытался понять, чего же там высматривает Шура, но в большинстве случаев он лежал у Шуры на коленях и громко урчал. Потом засыпал и сползал на диван рядом с Шурой. Там и оставался на всю ночь. Шуре иной раз очень неохота было покидать место рядом с теплым и сонным Федором и идти к себе в спальню, но Шура была врачом и знала кое-что про микробы и глисты, поэтому Федору в Шурину спальню, а особенно в Шурину кровать ход был заказан. Да он особо и не стремился. Просто по утрам он ложился перед Шуриной дверью, просовывал под дверь лапы и начинал ею легонько погромыхивать. При этом он совершенно четко выговаривал:

– Мам! Мам!

Это он так Шуру будил. Получше любого будильника.

Примерно через год после приобретения Федора опять неизвестно отчего с Шурой приключилось чудо. Она вдруг начала худеть. Правда, заметила она это не сразу. Сначала Шура обратила внимание, что ее широкие безразмерные штаны как-то странно съезжают вниз. Ремнями Шура никогда не пользовалась. Вот скажите, чего там бегемоту этим ремнем подпоясывать? Ну и наступила вдруг каблуком на свою съехавшую штанину и чуть не растянулась на асфальте. Хорошо, еще штаны с нее при этом не слетели. Потом Шура заметила, что может без особого труда влезть в свои единственные практически резиновые джинсы. Раньше в эти джинсы Шура влезала только лежа и застегивала их, выпустив из легких весь воздух. Шура удивилась, но решила, что вещи просто растянулись от частой носки. А однажды Шуру за каким-то бесом вызвали к главврачу, и там перед кабинетом она случайно увидела себя в зеркало. Дело в том, что в доме у себя Шура зеркал не держала. На фига? Только расстраиваться. Так вот, пробегая мимо зеркала, Шура вдруг увидела в нем Эльвиру Викентьевну. Только не шикарную и ухоженную, а какую-то замурзанную и обшарпанную. Шура от удивления встала, как вкопанная, не в силах оторваться от этого видения. Даже рот открыла.

Ясное дело, что после такой удивительной картины в зеркале, как только Шура выяснила, чего из-под нее хочет главврач, то тут же все это забыла и чуть ли не бегом рванула в процедурную. В процедурной были весы. Допотопные с гирьками. Хорошо, пациентов там не было, ведь не исключено, что в таком стрессовом состоянии наличие раздетых пациентов Шуру ни за что бы не остановило. Она с разбега взгромоздилась на весы и не поверила своим глазам. Вместе с одеждой она весила на восемь килограммов меньше, чем на последнем медосмотре в школе. Конечно, такой вес не был бы нормальным для какой-нибудь топ-модели, но для «жиртреста» Шуры Животовой он был пределом несбыточных мечтаний.

Однако Шура не запрыгала от радости на одной ноге, а глубоко задумалась и насторожилась. Весь ее врачебный опыт свидетельствовал исключительно об одном – человек внезапно и сильно худеет только в том случае, если его грызет самый страшный в мире недуг. То есть, по всему выходило, что инопланетяне уже взяли верх над Шуриным организмом, и она скоро умрет во цвете лет от болезни, которая не щадит никого. Это врачи только к недугам пациентов относятся цинично, когда же дело касается их самих, то ведут они себя более, чем трепетно. Вот и Шура первым делом вприпрыжку поскакала в кабинет к венерологу Нине Константиновне Вилковой.

Нина Константиновна женщина взрослая, мудрая и нетрепливая, а кроме того она опытный врач и пользуется в диспансере непререкаемым авторитетом. У Шуры Нина Константиновна всегда вызывала уважение и доверие. С ней можно было смело посоветоваться насчет такого важного деликатного вопроса. Приемные часы Нины Константиновны совпадали с Шуриными, поэтому им иногда удавалось вместе покурить, перекинуться парой-тройкой новых анекдотов и даже обсудить некоторые специальные медицинские статьи.

У двери кабинета Нины Константиновны стоял ряд совершенно пустых стульев, то есть, наблюдалось полное отсутствие пациентов. Шура сунула нос в кабинет и увидела откровенно скучающую Нину Константиновну, которая листала журнал «Власть».

– О, Шурка! – Нина Константиновна явно обрадовалась Шуриному появлению. – Пойдем, курнем, что ли? – Она поправила свою исключительную прическу серо-голубого цвета, достала из сумочки сигареты и пошла к дверям.

С этой новой прической Нина Константиновна стала похожа на Мальвину в бальзаковском возрасте. Нет, скорее пост-бальзаковском. Нина Константиновна была, как говорится, женщиной без возраста и чем-то напоминала Шуре её собственную мать. Только в отличие от Эльвиры Викентьевны она никогда не учила Шуру жизни, курила одну сигарету за другой и ругалась, как портовый грузчик. У Шуры подруг не было никогда, и она искренне считала Нину Константиновну своим старшим товарищем.

– Пойдемте, – обрадовалась Шура. – А чего это у вас сегодня никого нет?

Обычно перед кабинетом Вилковой народ кишмя кишел с утра до вечера.

– Так лето же! Хламидии с гонококками по дачам, да отпускам разъехались. Вот ужо осенью набегут. Нацепляют всякого и к Нине Константиновне: «Ой, спасите, помогите, откуда же это, мамочки мои!» – заворчала Нина Константиновна, запирая кабинет. – Откуда, откуда?!!! От верблюда, конечно. Из бани и бассейна! Откуда ж еще? Где там они еще сексом этим прелюбодейским занимаются! – Нина Константиновна хохотнула и с чувством заковыристо выматерилась.

В курилке на верхней площадке служебной лестницы Шура и Нина Константиновна уселись на широкий подоконник, примостили посередине вонючую консервную банку, служащую курильщикам диспансера пепельницей, и закурили.

– Ниночка Константиновна, вы ничего во мне странного не заметили? – жалостно спросила Шура и замерла в ожидании приговора.

Нина Константиновна окинула Шуру цепким профессиональным взглядом.

– Да, ничего вроде. Похудела слегка, – Нина Константиновна ухмыльнулась. – Никак влюбилась? То-то я вижу, похорошела. Небось у доктора Трахтенберга на приеме была? Это дело хорошее, – Нина Константиновна сладко вздохнула, матюгнулась и мечтательно закатила глаза. – Только костюм химзащиты обязательно требуй надевать. А то мне только тебя среди пациентов наших не хватает. Господи Иисусе! Это ж сколько всего производится медицинской промышленностью, а они все равно ленятся надевать. Знают о последствиях, и все равно ленятся. Козлы! Бляха муха!

– Да нет, – Шура аж рукой махнула, чуть сигарету не выронила. – Какой там Трахтенберг! Нет у меня никого, да и не было никогда.

– Чё? Правда? Ядрен батон, Шурка! Тебе ж лет-то уже, небось, никак не меньше четвертного? – На добром лице Нины Константиновны читалась смесь удивления и неподдельной жалости. – Как же это тебя так угораздило?

Шуре захотелось плакать, даже слезы на глазах навернулись.

– Здрасьте вам! Только не реви. Ты врач. Бляха муха! Тебе не положено. Ничего, – Нина Константиновна притушила сигарету и погладила Шуру по спине. – Встретишь еще кого-нибудь. Ты ж вон, какая хорошенькая.

– Ну, да! Как бегемот! Еще и фамилия Животова, – Шура тяжко вздохнула.

– Шурка, ты дура! Етитьская сила! Сейчас нам по телику скелетов разных показывают и говорят, что это эталон красоты. Знаешь, почему? Кутюрье модные материал экономят. На скелета ткани надо с гулькин нос, да и обшить скелета проще пареной репы. У него ж формы-то никакой нет. Главное, чтоб дырки в модном платье для головы и рук были. Вот и все. А такие дуры, как ты, переживают. И напрасно! Мужику скелеты не нужны. Мужику мясо надо, чтобы было, чего потискать. Вот Мерелин Монро, к примеру, по теперешним меркам чистая корова. Бляха муха! Да, ты-то вроде не такая уж и толстая. Вон и талия у тебя даже есть, – Нина Константиновна гыкнула и ущипнула Шуру за бок.

Шура взвизгнула и раздумала реветь.

– То-то и оно, Нина Константиновна! Талия эта у меня совсем недавно прорезалась, можно сказать, совершенно неожиданно, а до этого ее и в помине не было. Так что, боюсь я, что не успею я уже никого встретить. Прощай, доктор Трахтенберг, – горестно заметила Шура и шмыгнула носом.

– Это почему ж? – удивилась Нина Константиновна и закурила новую сигарету.

– Так худею внезапно и резко. Это о чем, по-вашему, говорит? – Шура развернулась и заглянула Нине Константиновне в глаза. Ну, чтоб та уже не стала юлить и уходить от прямого ответа. Рубанула бы правду-матку со всего плеча.

– Ни о чем, – Нина Константиновна ответила на испытующий Шурин взгляд, вытаращив глаза. Наверное, чтобы честнее выглядеть, – Ты лучше скажи, что ты сегодня ела на завтрак?

– Кофе пила, – не задумываясь, ответила Шура.

– А на обед?

– Кофе.

– Ужинать чем будешь?

– У нас в универсаме куплю салат «весенний» из капусты. Там вкусный делают, – Шура вспомнила «весенний» салат и сглотнула слюну. – И ноги куриные у меня в холодильнике есть. На пару сварганю. Штуки две. Нет, лучше три.

– А хлеб ты давно ела?

– Что вы?! – ужаснулась Шура и тоже выпучила глаза. – Мне нельзя. Я с детства на диете. Раздельное питание по Монтиньяку. И по возможности исключить все жареное. Только паровое, вареное и печеное. Чтобы жир в мой и без того жирный организм не попадал.

– По Монтиньяку, мне помнится, хлеб есть можно.

– Можно. Но я на всякий случай не ем. Углеводы все-таки. От них толстеют.

– Зае…..! И почему, скажи, ты удивляешься, что худеешь? Ты ж не жрешь ничего, мать твою за ногу растудыть её в качель! – Нина Константиновна всплеснула руками.

– Так я и раньше так питалась, – Шура с возрастом уже перестала принимать близко к сердцу слова про мать и про то, что с ней люди, особенно врачи, делают в сердцах.

– Не верю. Чтоб мать ребенка из дома выпустила, накормив на завтрак кофе с сигаретой?

– Нет, ну, конечно, я завтракала. – Тут уже Шура все-таки вспомнила Эльвиру Викентьевну, заботливо отнимающую у неё из рук кусок булки. – Но слегка. Яйца вареные, или кусок ветчины. Не больше!

Эльвира Викентьевна боролась за Шурину фигуру прямо с детства, поэтому в доме никогда не было сладостей и другой вредной еды. Однако Пьетрофич на завтрак любил съесть бутерброд и непременно с маслицем и белой булочкой, поэтому батоны, все-таки дома были. Ах, как же они вкусно пахли, эти свежие багеты!

– А курила ты также, когда с мамой жила? – строго поинтересовалась Нина Константиновна, продолжая допрос.

– Нет, это я недавно, как отдельно жить стала.

Еще бы! Ведь Эльвира Викентьевна не выносила табачного дыма.

– А за рулем ты сколько лет?

– Так столько же. Как от матери с отчимом съехала. С тех пор и рулю.

– Угу. Я вот, например, как за руль села, так сразу пять кило скинула. Правда, два потом назад набрала. Это так. Для справки. Ну, и чего же ты, Шура, себе придумала? Какую такую катастрофическую болезнь? Никак омара? Мать его, лобстера?! – Нина Константиновна сделала пальцами козу, приставила ее ко рту и стала надвигаться на Шуру, изображая того самого омара, шевелящего усами. Шуре стало смешно и стыдно.

– Дура ты, Животова. Балбесина. Ты б лучше глаза накрасила, что ли, а то всех интересантов распугаешь и тогда уже точно не видать тебе славного доктора Трахтенберга, как своих ушей.

– Спасибо вам, Нина Константиновна, успокоили.

– Не на чем. Только, смотри у меня, в нашем шалмане ни с кем не знакомься! Венерические заболевания, конечно, не омар, но тоже все из себя пренеприятные. Да, чего я тебе говорю? Сама знаешь, хоть и балбесина. И вообще, объясни мне, что ты у нас тут, мать твою за ногу, делаешь?

– В смысле? – не поняла Шура.

– В смысле, в нашем диспансере. Ну, ладно, я. Бляха муха! Мне скоро на пенсию, а кроме того разные выслуги и надбавки, так что в результате на жизнь хватает. Опять же супруг мой хорошо зарабатывает. Но ты?!

– Чего я?

– Ты девка умная молодая образованная сидишь тут за копейки, кошачьим кормом перебиваешься. Еще не так исхудаешь, попомни мое слово. Кота, хоть пожалей.

– Кота жалею, – Шура тяжело вздохнула и вспомнила Федора. Уж он-то ни в чем отказа не знал. Последнее время стал и вовсе неподъемным. Вот кто в их семье теперь за бегемота! – А чего делать? Банки грабить?

– Это тоже дело хорошее, – согласилась Нина Константиновна. – Но лучше иди в косметологи.

– Прыщи давить? – заржала Шура.

– Ой! Смешно ей, тишкина жизнь, етитетьская сила! Сейчас косметологи не прыщи давят, а лазером работают. Знаешь, девки в космосе сколько получают? Лопатой гребут!

– В космосе? – удивилась Шура. Она представила косметологов в белых скафандрах с лазерными пистолетами в руках.

– В клинике «Космос»! – Нина Константиновна постучала себя по лбу кулаком. – Знаешь такую? У меня там знакомая работает гинекологом.

Клинику «Космос» Шура, конечно, знала. Да, кто ж ее не знал. Клиника эта была известна всему городу в первую очередь своими сумасшедшими ценами. Так ведь находились же люди, которые ее услугами за эти деньги пользовались!

– И чего? В этом «Космосе» дерматологи нужны? Приду и скажу, возьмите меня, люди добрые, буду всех подряд лечить, а кто откажется – прикуем к кровати.

– Не возьмут тебя. Там не дерьмотологи, а косметологи нужны, но образованные с дипломом, – Нина Константиновна подняла вверх указательный палец. – А это ты и есть! Только специализацию надо получить. Подучиться. Повысить, мать её, квалификацию.

– В Академии последипломного образования что ли?

– Почему нет? У них дипломы – железяка! Денег, конечно, эта учеба стоит, но потом же все окупится. «Космическими» ценами. Вон, у мамки своей в долг возьми. Она у тебя богатая.

– Я подумаю. Научусь и буду вам брови выщипывать дипломированно, – захихикала Шура.

Нина Константиновна провела рукой по своим бровям.

– Что пора уже? – испуганно спросила она.

– Не, еще ничего. До Брежнева Леонида Ильича пока далеко.

– Хорош, Шурка, ржать над чужой бедой. Я ж не вижу уже ничего. В смысле, в зеркало. У меня минус на плюс пошел. Старость подкралась незаметно. Так что слушай старших товарищей и время не теряй.

Вечером того же дня, когда Шура ставила свою машину на парковке, она с удивлением обнаружила на соседнем доме вывеску «Салон красоты «Люкс Престиж». Это было странно, потому что ничего такого вчера еще там не было. Уж такое вопиющие название Шура бы точно заметила. Она решила, что это судьба, и решительно направилась ко входу в салон.

– Вы по записи? – мелодичным задушевным голосом поинтересовалась у Шуры дама за стойкой в прихожей «Люкс Престижа». Дама была приятна во всех отношениях. Она выглядела безукоризненно, как будто только что сошла с экрана бразильской мыльной оперы. Хотя уже и в наших сериалах дамы стали просыпаться утром в своих кроватях при полном макияже и укладке, тем не менее до бразильских красавиц им было еще ой-ой-ой как далеко.

– Нет, – честно созналась Шура, рассматривая замечательную даму, просто не могла оторваться. – А записаться можно?

– Когда бы вам было удобно? – Дама открыла красивый и абсолютно пустой журнал для записи.

– Прямо сейчас мне было бы удобней больше всего, – сказала Шура и удивилась собственной смелости и находчивости.

Дама на секунду задумалась, а потом неожиданно, так что Шура даже слегка подпрыгнула на месте, заорала куда-то внутрь «Люкс Престижа»:

– Танька! Тут пришли. Возьмешь?

– Чего надо? – раздалось из глубин «Люкс Престижа».

Дама сделала идеальные бровки домиком и вопросительно посмотрела на Шуру.

– Подстричься, – проорала Шура в ответ.

– Щас приду.

– Вам повезло, – опять задушевным голосом сказала дама, – у Танечки клиентка отменилась. Только что позвонила.

– Вы давно открылись? – поинтересовалась Шура.

– Давно. Уже скоро месяц.

– Я почему-то вывески раньше не видела.

– Так ее и не было. Сегодня только повесили. Хотите чаю или кофе? – Дама мило улыбнулась Шуре. – Ну, ты идешь или чего? – опять возопила она в глубины «Люкс Престижа».

– Иду я. Иду. Чего орешь, как потерпевшая. – За спиной дамы показалась симпатичная, но чрезвычайно хмурая, круглолицая девица. – Ну? Чего тут у нас? – Она посмотрела на Шуру и тяжело вздохнула. – Пошли, что ли?

Девица махнула рукой, взялась за поясницу и шаркающей походкой направилась мимо рецепции с великолепной дамой в парикмахерский зал. Шура даже подумала, не разгружала ли та часом какой-нибудь вагон во дворе «Люкс Престижа». Она последовала за девицей и оказалась в большой красивой светлой комнате с четырьмя рабочими местами, каждое у огромного зеркала. Посередине стояла заковыристая раковина, ножка которой напоминала гармошку. Кроме Шуры и девицы Тани в комнате больше никого не было. Таня указала Шуре на кресло у зеркала. Шура уселась и с удовольствием посмотрела на себя. Ей нравились проступавшие в зеркале красивые черты Эльвиры Викентьевны.

– Бокс? Полубокс? Косые височки? – поинтересовалась Таня и довольная собой весело заржала.

Шура сняла резинку, сдерживающую ее «конский хвост», и волосы рассыпались по плечам.

– Коротко хочу, но чтоб обязательно с челкой.

О челке Шура мечтала, можно сказать, всю жизнь, но никогда не могла ее себе позволить из-за щек и толстого круглого лица. А, кроме того, она считала, что челка сделает её менее похожей на мать. То есть, красивой-то Шура быть хотела, а вот абсолютно похожей на Эльвиру Викентьевну никогда.

– Точно полубокс! – Таня стала рассматривать Шурины волосы. – А на фига?

– Чего? – не поняла Шура и пожалела, что поперлась в этот сомнительный «Люкс Престиж», а не попросила у матери телефон ее стилиста.

– На фига стричься? Волосы-то хорошие. А челка вас будет простить.

– Надоело. Хочу измениться.

– Зря. У вас лицо красивое, черты правильные. Редко кому идет гладко зачесанные назад волосы. Это для вас оптимально. Либо совсем коротюсенькая стрижка ежиком. И обязательно без челки, но я на такое ни за что не подпишусь. Рука не подымется такие замечательные волосы под корень резать. Я понимаю, если б лысая какая пришла, тогда можно, а тут…, – Таня тяжело вздохнула.

Шура отметила слова про красивое лицо и воодушевилась.

– Я решила, – сказала она с нажимом и строго поглядела в зеркало на Таню, однако та не унималась:

– Только представьте, стрижку надо чаще мыть и укладывать, а так завязала волосы в хвост или в дулю – всего делов!

Чувствовалось, что Тане совершенно не хотелось работать.

– Ничего. Буду укладывать, – твердо сказала Шура и поплотнее задвинулась в кресло.

– Хозяин – барин, – Таня тяжело вздохнула, накинула на Шуру покрывало, ухватила раковину и притянула ее к Шуриной голове. – Помоем сначала.

Шура восхитилась мобильностью раковины, которая достигалась за счет гофрированной ноги. Вот ведь прогресс и модернизация даже в парикмахерских налицо, а в медицине, дальше антибиотиков дело никак не хочет сдвигаться. Об антибиотиках Шура и думала все то время, которое Таня мыла, а потом стригла ее голову. Руки у Тани оказались удивительно нежные, Шура даже глаза прикрыла. Открыла только, когда Таня взялась за фен, и поняла, что упустила контроль над ситуацией. Таня, конечно, Шуру подстригла, но не совсем так, как этого бы хотелось самой Шуре. Слишком много волос оставила.

– Я бы покороче хотела, – недовольно заметила Шура.

– Я не закончила, – рыкнула в ответ Таня. – Еще «на сухую» стричь буду.

Шура слегка успокоилась, но глаза уже не закрывала.

«На сухую» Таня, хоть и срезала с Шуры еще немало волос, но мальчишеской стрижки, которую Шуре так хотелось, все равно не получилось. Таня подстригла на Шуриной голове нечто вроде коротенького «каре», конечно, покороче, чем у Умы Турман в знаменитом фильме «Криминальное чтиво», но Шура почему-то сразу представила, как она танцует твист с Джоном Траволтой. Вот это, чего-то там ла-ла-ла-ла-ла-ла-ла-ла-ла дальше там еще про мадам и месье, ну, вы знаете. Шуре очень нравился этот танец, а особенно ей нравился в этом танце Джон Траволта. С хвостом. Шура Животова с детства ненавидевшая свою прическу «конский хвост», тем не менее, считала, что на свете нет ничего прекрасней мужчины с длинными волосами, забранными в хвост. Конечно, для красивого танца с таким красивым мужчиной лично Шуре необходимо было бы сбросить еще килограммов десять, но она уже поняла, что теперь это для нее будет плевым делом.

– Все! – решительно заявила Таня. – Больше состригать не буду. Грех на душу не возьму. Волосы состричь недолго, а вот вырастить их потом очень непросто.

– И на том спасибо, – недовольно сказала Шура, заправив волосы за уши. – Сколько я вам должна?

– У администратора, – Таня махнула рукой в направлении прихожей «Люкс Престижа».

Дама приятная во всех отношениях одобрительно посмотрела на Шурину голову, сказала: «Стильненько» и назвала цену, от которой Шура чуть не поперхнулась.

– Ну и расценочки у вас, – проворчала она, доставая деньги.

– Нормальные, как везде. – Дама пожала плечами. – Вы же у мастера стриглись. Наша Танечка победитель международного конкурса, – с гордостью в голосе заметила она и выдала Шуре сдачу.

«Ничего себе, как везде!» – подумала Шура. – «Если так везде, то докторам из диспансера стрижки не по карману. И так все деньги на сигареты и бензин уходят!»

В универсаме Шура с удовольствием разглядывала себя в зеркала отдела хозтоваров. Там Шура прикупила себе небольшое зеркальце и фен. Долго стояла около напольных весов, но решила сэкономить. В процедурной же есть. В результате, после оплаты стрижки и хозяйственных приобретений, денег на «Весенний» салат уже не хватило, и Шура решила, что обойдется одними куриными ногами. Слава богу, что корма для Федора было припасено на месяц вперед.

Вечером Шура жевала сваренные на пару и без соли куриные ноги и думала о том, где раздобыть денег. Из головы не шел разговор с Ниной Константиновной о «Космосе» и тамошних зарплатах. Федор смотрел на изменившуюся Шуру озадаченно. Даже на стол прыгнул и положил печальную морду около Шуриной тарелки. Шура, несмотря на микробы, сгонять Федора не стала. Она закончила жевать и решительно набрала телефон Эльвиры Викентьевны.

– Мама! Мне срочно нужны деньги! Пойду в Академию последипломного образования на косметолога учиться, – объявила Шура, услышав «Аллоу» Эльвиры Викентьевны.

– Ну, слава богу! – Эльвира Викентьевна вздохнула с облегчением. – Будет и от тебя в семье какая-то польза.

* * *

В марте месяце за городом снег даже не собирается таять. Вернее на солнышке он слегка расплывается, а потом вечерним морозцем прихватывается и превращается в твердую скользкую корку. По такой вот корке Вера и подъехала к теперь уже своему пансионату. Территория со стороны дороги была огорожена вполне себе внушительным забором, а на въезде ограничивалась автоматическим шлагбаумом у красивой стеклянной будки охраны. Будка сверкала на солнце чистыми стеклами, но за ними было пусто. Никакой такой вооруженной до зубов охраны не наблюдалось. Шлагбаум был опущен. Вера заглушила мотор, вылезла из «Крузера» и поковыляла на своих высоченных каблуках к центральному входу, украшенному стеклянными дверями, тонированными в темно-коричневый цвет. Вообще, все выглядело довольно прилично, как-то основательно. Можно даже сказать солидно. Опять же въезд был расчищен и заботливо посыпан песком, иначе Вера уже не раз бы навернулась на скользкой снежной корке.

Свое приобретение Вера видела только один раз, когда была здесь прошлым летом на пикнике, устроенном бывшим хозяином пансионата для друзей и друзей друзей. Вера и ее бывший муж были как раз в категории друзей друзей. При оформлении сделки на покупку все ограничилось рассматриванием чертежей и документов. Бывший хозяин все-таки был человеком известным, имел приличную репутацию и просто хотел поскорей свалить подальше от российской реальности. Опять же те самые общие друзья гарантировали его безусловную порядочность. Поэтому он и цену прилично скинул, когда покупателей, кроме смутно знакомой ему Веры Алексеевны Тихоновой, больше не нашлось. Вера тоже хотела поскорей уже съехать с проданной «дачки», так что стукнули по рукам, можно сказать, не глядя. Бывший хозяин сказал, что объект находится под охраной и на месте есть весьма толковый человек, который Вере все покажет. Пока ни охраны, ни толкового человека Вера не заметила. Она толкнула стеклянную дверь и вошла в холл. В просторном пустом холле царил порядок. Разве что пол, выложенный мраморными плитами, требовал тщательного мытья. Конечно, требовали мытья и окна и сами стеклянные двери, но это все надо будет делать потом, после переоборудования. У Веры уже были готовы чертежи и заключен договор со строительной компанией, прораб которой должен был подъехать на следующий день. Пока Вера просто хотела найти себе в пансионате хоть какой-нибудь номер для временного проживания. Однако в помещении было прохладно. Теплее, чем на улице, но не настолько, чтобы можно было раздеться.

– Кого ищите? – Из-за стойки рецепции неслышно вынырнуло смуглое лицо узбекской национальности. Лицо было интересным и принадлежало определенно очень красивому мужчине солидного возраста.

От неожиданности Вера вздрогнула и слегка подпрыгнула на месте.

– Начальника охраны ищу. Я новая хозяйка, – строго сообщила она лицу.

Лицо расплылось в добродушной улыбке. Из-за стойки показалось все остальное в камуфляжной форме с надписью «охрана».

– Здравствуйте, хозяйка! Я Ашраф.

– Здравствуйте. Меня зовут Вера Алексеевна, – Вера не удержалась и тоже заулыбалась. Уж больно заразительно улыбался этот Ашраф. – Так, где мне найти начальника охраны?

Ашраф пожал плечами.

– Вера Алексеевна, это, выходит, я и есть. Больше нет никого, значит, я начальник.

– Вы что тут один? – удивилась Вера.

– Почему один? С Акбаром, – Ашраф показал глазами куда-то Вере за спину в сторону выхода.

Вера обернулась. Прямо у нее за спиной, перекрывая все пути к отступлению, сидела огромная собака и, молча, разглядывала Веру холодными волчьими глазами. Вере стало не по себе. Ашраф что-то сказал собаке по-узбекски, и собака вдруг тоже улыбнулась, сразу перестав быть такой уж страшной. Аж язык из пасти у нее вывалился. Собака встала, завиляла хвостом и подошла к Вере. Молча ткнулась ей в руку широким лбом и вежливо отошла. Вера на всякий случай не шевелилась, она стояла, ни жива, ни мертва.

– Я сказал Акбару, что вы хозяйка, чтоб познакомился. Он теперь вас ни за что не тронет и ни с кем не перепутает.