Текст книги "Антология случайностей"

Антология случайностей
Избранное
Ирина Нуар

© Ирина Нуар, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

– Ты там, внутри, такой… глубокий, непростой, – она задумалась, подбирая эпитеты, чтобы описать то, каким она видит его внутренний мир. – Многогранный?.. Не то… сейчас…

– Как кубик Рубика? – ему, видимо, понравилась идея про многогранность.

– Нет, кубик слишком прямолинеен, – она понимала, что именно пытается сказать, но не могла облечь это в подходящие слова. – Скорее, как некая многослойная сфера, проявляющая себя в нескольких измерениях одновременно. И чем глубже я проникаю, тем более открывается для меня, как завораживающе интересен ты.

– Игрушка на всю жизнь… – произнёс он, и ей показалось, что в его интонации присутствовали и вопрос и утверждение.

«На всю жизнь», – словно отозвалось внутри, и желание быть с ним именно столько завладело ею. Она промолчала в ответ, лишь внезапный румянец на щеках выдавал её состояние.

Я знаю

 
И пусть октябрь, бесчинствуя, безумствует
и накрывает город ливнями,
и сковывает лужи дерзким холодом,
и «плачет» пусть поземкою листва.
И пусть нередко между нами по прямой
бывает два десятка взмахов крыльев, и
бетон многоэтажек, светофоры,
чужих знакомых силуэты… иногда.
И пусть ни писем, ни звонков,
и общих фото нет – еще не сделали,
и пусть блаженством наивысшим —
моя ладонь в твоей…
всего на нескольких минут.
Но, если ты идешь ко мне,
отодвигая неких обстоятельств стены, мы —
закономерно вместе,
и я чувствую, я знаю, что нужна тебе.
Я жду.
 

«У бессонницы моей его улыбка», —…»

 
«У бессонницы моей его улыбка», —
я рассказываю вишням под окном.
Наполняет ночь волнующая скрипка,
сновиденья оставляя на потом.
И не скрыть в глазах счастливых и зеленых
светлой нежности – c тобой мне хорошо.
«Он умеет удивлять», – доверюсь клёнам,
его профиль выводя карандашом.
 
 
Не читаю по руке узорных линий,
не гадаю в звёздном небе о судьбе.
«У бессонницы моей – мужское имя», —
я когда-нибудь признаюсь и тебе.
 

Благословляю я случайности

 
Крутой зигзаг по воле случая
поправил жизни колею.
Мной роль ни разу не озвучена,
но я ночами мало сплю:
душа то скрипкой льётся трепетно,
то каплей – нежно по стеклу.
Нас познакомил утром ветреным
в ладонь упавший поцелуй,
и мы – кругами по излучине
до траектории двоих.
 
 
Закономерность не получена
для поведенья тех кривых.
 
 
Благословляю я случайности,
с их бесконечностью щедрот
за неизбежную встречаемость
в твой не предсказанный приход!
 

И губ твоих желать

 
Перекрою иначе временную гладь —
без разминувшихся двоих,
без «знаков препинаний»
там, где хочется летать,
где дирижирует душа синкопами дыханья.
Я непременно изменю и снова, и опять,
прямые строчки – исключением из правил,
и, потакая неминуемой потребности мечтать,
раскрашу будни целомудренными снами.
Перерисую скучные узоры в благодать!
В порыве безусловном нашими «играя» именами,
хочу минуту каждую я счастьем заполнять,
и губ твоих,
как колыбель ещё не сказанных признаний,
желать.
 

Они взлетали, прикоснувшись лишь дыханием

 
Она не знала, не догадывалась, не предполагала,
что станет будничная жизнь на удивление щедра,
что настоящее начнет кроить сюжет не по лекалу,
когда ладони нежно-нежно поцелуются с утра.
 
 
Она не знала…
Но все чаще – шелест крыльев за спиною,
и тонкий вкус его улыбки —
в продолженье чудо-сна.
…Возникло робко, но всерьёз —
такое светлое, земное,
заворожило, увлекло…
 
 
Ему доверилась она.
 
 
Скользили пальцы по рукам и выдавали её тайны,
непредсказуемостью тем пьянили взгляды и слова,
а губы ласково о чем – то
очень важном и случайном,
ей в завитки неторопливо «заплетали кружева».
 
 
Они взлетали…
 
 
Прикоснувшись лишь дыханием друг к другу,
легко парили над условностями взрослого мирка.
Вдруг странным эхом «взорвалась»
вполне житейская разлука,
как аритмия двух сердец
синхронно:
 
 
– Близок!
– Дорога!
 
 
И у неё над головой —
к зонту неласковые струи.
И мокрый город каждый день —
сеансом скучного кино.
 
 
«Благодарю тот самый миг,
в котором мы не разминулись», —
как будто заповедь твердит она в холодное окно.
 
 
Как откровенье —
глубина вдвоём пригубленного чувства,
как волшебство —
непреходящее душевное тепло.
Стихами просятся в сентябрь
её мечты с оттенком грусти:
она, влюбленная, творит, листая время до него.
 

Губами смелыми шепчу в твою ладонь

 
Октябрь пришел по золоту берёз
в седом тумане. И, казалось бы, погода
«расстроилась» надолго и всерьёз.
Нелётная? Быть может, для кого-то,
а у меня, парящей в небесах, сбылось:
звучат негромкой и нежнейшей нотой
прикосновения… Желанный непокой…
Как сладко! Обними меня… И снова
в движеньях, взглядах – чувственный огонь,
дыхания взволнованного сполох.
 
 
…Губами смелыми шепчу в твою ладонь
только одно таинственное слово…
 

Желанное

 
Настигло вдруг – желанное,
в слова не облаченное ни разу нами, и
снимающее тайну с кричащего молчания,
хранимого двоими,
немного робкое и странное,
как будто помешательство, признание
в переполняющем
и требующим выхода взаимном.
И день стал только нашим —
необычно светлым /с твоим именем/,
и опьянял сознанье
влажный запах сладостной истомы,
и руки обладали,
непрерывно выводя ласкающие линии,
и губы, пересохшие от жажды близкого тебя,
дарили стоны…
 
 
…А после,
все ещё соединенные телами
/сбившимся дыханием/,
осознавая силу, глубину
и власть душевного проникновения,
мы, в предназначенности нас,
необратимо, нежно таяли
и трепетно благодарили жизнь
за обретенные мгновения.
 

Известно, сердцем видишь глубже

«Нет на земле второго Вас»

М. И. Цветаева

 
«Нет на земле второго Вас».
Звучит слегка высокопарно?
Под томный звук струны гитарной,
мне кажется, что в самый раз.
Известно, сердцем видишь глубже —
«Нет на земле второго Вас».
И нежность – капелькой из глаз.
 
 
Ты просто дорог, просто нужен.
 
 
«Нет на земле второго Вас».
Вдохну твой запах близкий – близкий.
 
 
То ль госпожой, то ль одалиской
люблю навзрыд, люблю сейчас.
 

О, время

 
О, время, как жестоко ты порой —
какие бесконечные минуты,
часы… Ты издеваешься как будто,
этюд «Разлука» превратив своей игрой
в симфонию. Сюиту! Даже небо
не выдержало – льет на землю грусть
с утра и до утра. Пусть наизусть
его красивые черты я знаю, мне бы
секунду – и понежить взглядом взгляд,
лишь миг – слегка обнять его дыханьем.
 
 
О, время, я казню тебя стихами!
 
 
…Еще немного – скоро свечи догорят,
и, словно воск, истает время между нами.
 

«Вдруг губы тронули плечо…»

 
Вдруг губы тронули плечо…
Мечтал? И я, не скрою, тоже.
Вопрос на вдохе – горячо.
На выдохе – ответ… Скользнул по коже,
коснулся… Трепет по спине…
Твой взгляд обнял меня неспешно.
И поцелуй, как в вещем сне,
не страстный, нет, а очень – очень нежный.
Вновь губы тронули…
Люблю!
Как дар… В пространстве наших судеб
я Небо искренне молю
о чуде.
 

Открывая сердце – отдала

 
Обнажилась,
словно от порывистых объятий скинув робость.
Открывая сердце – отдала…
В «переплете» женских рук доверчивых тепла —
трепетный неиссякаемый источник, пробуй…
 
 
От меня к тебе шальная осень пролегла
кружевом зардевшейся природы,
по глотку смакуя мысли, не слова.
 
 
Обнажилась,
словно откровенность между нами —
некой догмой,
волшебством, принадлежащим лишь двоим.
Позволяя ощутить твоей души нежнейший ритм,
стал олицетвореньем сновидений ты,
желанный вдох мой,
явью – из таинственных и чувственных глубин.
 
 
…Одарил меня Всевышний многим —
ты любим… любим…
 

«Приют моей души…»

 
Приют моей души…
Таинственный и сложный
мир нежности и грёз.
Я рисовала твой портрет
вчера «в карандаше»
дебютом,
и до дрожи
знаком мне этот взгляд —
им не однажды был согрет
мой день.
В мечтах – лишь ты…
Опять с протянутой ладони
струится волшебство.
И нам принадлежит.
 
 
…Прижмусь к твоей щеке,
изнемогая, как от боли,
от близости тебя,
приют моей души.
 

Мы друг у друга светлым продолжением

 
Не брежу, не схожу с ума я:
во всём твоё присутствие,
почти физически пронзает ощущениями тело —
ты рядом,
и действительность вокруг совсем иная…
 
 
Хотя богат ноябрь часами грустными,
не знают наши души
в соприкосновениях пробелов.
 
 
Желанной мыслью – в моё утро,
нежной радостью вплетаешься ты в пробуждение.
И губы,
ласково узнавшие твоей доверчивости вкус,
вдруг дрогнут и шепнут «привет»,
как будто
мы друг у друга светлым продолжением
в огромном неслучайном мире чувств.
 

Верь мне

 
Перезимуем, верь мне.
Пусть неожиданно декабрь сошел с ума:
метель бунтует и свирепствует,
бросая под ноги колючесть снега.
А ты… ты – рядом,
и звучишь в открытом сердце
утреннею теплой негой,
и остается где то вне-,
вне нас с тобою удивленная зима.
Вне!
Царство холода людского,
недопониманья – жизни проза —
не в нашем мире.
Я обрела себя на взмахе крыльев
близостью с тобой,
и, вопреки календарю, душа томится солнцем,
словно вешнею водой
река,
что вырывается из толщи ледяного плена
виртуозно.
 
 
Ты тот,
кто позволяет мне задать любой вопрос/
открыть любую дверь,
причина счастья моего,
мой молчаливый гений, подаривший небо.
В руках твоих я становлюсь Вселенною любви,
от альфы до омеги,
иначе говоря – обыкновенной женщиной…
Ты верь мне, только верь.
 

Неизменное «мы» – ты и я

 
Да, я снова рисую в альбоме заветных желаний.
По наметанным мыслям реальность изящно кроя,
прикасаюсь к листу и «целую» бумагу руками:
штрих, ещё, и ещё… Неизменное «мы» – ты и я.
 
 
Да, успела соскучиться очень /обычное дело/ —
снегопадные «пробки» некстати, когда без тебя.
Взгляды, губы, объятия – и непростительно смело
карандаш повторяет сюжетный мотив декабря.
 
 
Да, звоню без причины я —
голос твой просто услышать
/и волнуюсь,
и всё не решаюсь про планы спросить/.
На рисунке моём этот вечер свиданием «вышит»
/Вьётся предощущеньем тебя предсказания нить/.
 

К нежности приговори

 
Подари мне минуты
неизбежности прикосновений,
не к пылающей страсти, а к нежности приговори.
…Шаг за шагом… всё ближе…
Март проснется дыханьем весеннем
за окном, приводя к сумасшествию календари.
Ты позволь раствориться во взгляде,
и вновь в бесконечность
тихой искренности и тепла ты меня забери.
Подари мне возможность
целовать твои сильные плечи,
и мгновенья тебя, как частицу души, подари.
 

Люби, любимый мой

 
Люби меня…
Уже мы встретились, и значит – можно
быть верным собственной свободе.
Вопреки другим.
Случайность? —
да, закономерность воли высшей —
Божьей —
найти друг друга лишь прикосновением руки.
 
 
И обострились чувства, словно я прозрела…
 
 
Слышишь? – сейчас люби,
здесь,
в настоящем,
наяву.
 
 
Стучат сердца один в один, и время жадно пишет
в трактат судьбы о нас с тобой особую главу.
 
 
Люби —
дано во имя и для жизни /вдруг, однажды?/
всесильное начало,
чудо,
суть души самой…
 
 
Уже мы встретились,
и значит – «наше» в шаге каждом
фрагментом вечной истины.
 
 
Люби, любимый мой.
 

Февраль притронется к мечте

 
Февраль отмерил половину…
Неуютная прохлада
витает в воздухе сыром —
дыханьем греешь руки мне.
А дома красного вина нальешь…
совсем немного. Ладан
заманит в негу наших чувств…
– Согрелась?
– Да.
И в глубине
тебя, меня, сбивая пульс,
звучит всесильное, живое.
Всепоглощающе двоих сольют объятия в одно…
– О чем задумалась?
– Хочу, чтоб нас однажды стало трое.
 
 
/Февраль «притронется» к мечте
сквозь приоткрытое окно/.
 

«Колыбель желанных рук…»

 
Колыбель желанных рук…
Пальцы ласково прошепчут
под привычный шум метро,
утомленного за день,
как наивны и чисты неслучайности их встречи.
 
 
Календарная весна дышит в пасмурном дожде:
вдох…
ещё…
 
 
Глаза в глаза —
мудрой нежности обитель.
 
 
Мы всё чувствуем.
Без слов.
Пальцы бережно плетут
объяснение в любви – кружева из прочной нити
сопричастности двоих, замедляя бег минут…
 

«Любима. Тобой…»

 
Любима. Тобой.
Не ошиблась ни на миг, ни на йоту.
Весна наполняет город наших желаний.
Небесной водой
смывает границы возможного
Всё-Понимающий-Кто-то.
 
 
А много ли женщине надо?
 
 
«Любима тобой», —
произносится, словно слова оберега.
Коснёшься руки, и
от кончиков пальцев пульсирует счастье
/биеньем в висках/.
 
 
Вы мне не поверите – вы,
не познавшие—чуда—другие:
а женщине надо для счастья немного —
понять, что близка.
 

И найти утешенье в тебе

 
И уснуть у тебя на груди…
И забыть о понятии «время»…
Просто быть.
Легкой поступью дом наполняет в ночи тишина.
Ожиданье знобит,
но ему не в угоду счастливей теперь я —
словно шелковой нитью судьбы,
твоей нежностью оплетена.
 
 
Сокровенное… – ты…
И в глазах столько чувства, что я задыхаюсь
глубиной молчаливого «да».
Не сдержусь, обниму.
Не суди.
 
 
Нечто высшее —
так обретать, всю себя до конца отдавая,
и найти утешенье в тебе,
и уснуть у тебя на груди.
 

Ты мне веришь, весна?

 
Если б ты знала, весна, если б только могла
/пусть на мгновенье/ почувствовать руки его —
властную силу и нежность мужского тепла.
Если б сумела постигнуть /однажды всего/
таинство взгляда. Я снова и снова тону
неумолимо, всерьёз.
 
 
Ты мне веришь, весна?
 
 
Жизни строка словно шла непременно к нему —
в светлое утро двоих /воплощение сна/.
 
 
Не передать, как становится сладко в груди:
росчерк дыхания – жаркой волной по виску.
 
 
Если б ты знала!
 
 
И лаской прольются стихи,
и волшебством каждый день —
жадных губ его вкус.
 

Она «устроена» иначе

 
Она живет.
Она «устроена» иначе,
чем остальное в этом мире. Налегке
она пришла твоим дыханьем по щеке,
закономерность нашей встречи обозначив.
Она живет.
И не зависит от погоды,
от суеты людской, от брошенных камней;
не ропщет, а становится нежней
и преданнее… моде не в угоду.
Она не требует, в истерике не плачет,
лишь безусловно предлагает в дар себя.
 
 
Сердечных ритмов наших светлое дитя,
она – любовь.
Она «устроена» иначе.
 

«В тебя мне окунуться —…»

 
В тебя мне окунуться —
в неповторимость серых глаз,
едва успев дотронуться на вдохе ли, на взлёте.
Терять себя внезапно и случайно снова в нас
на миг,
или на день,
или… /кто знает?/
В переплёте
оправданных желаний,
твоих красивых сильных рук
раскрыться, расцвести ещё —
доверчиво и смело,
познать /в который раз/ соединенность,
и к утру
забыться, повторяя силуэт мужского тела.
 

«Твой вкус…»

 
Твой вкус
немного терпкий, чуть с горчинкой, стойкий…
/Как моя вера в невозможное/.
Могла ли знать я,
что станешь ты необходим душе настолько?
 
 
Открыто сердце для тепла твоих объятий.
 
 
Твой вкус…
губами прихотям опять внимаю.
Могла ли догадаться о физической и острой
потребности тебя – в моей весне?
 
 
…Я таю,
в порыве нежности рукой терзая простынь…
 
 
Хочу с тобой…
Хочу и чаще, и реальней,
чем есть.
Сошлось всё на тебе тем самым светлым клином.
Твой вкус —
желанный /приоткрою эту тайну/,
немного терпкий, чуть с горчинкой и любимый.
 

Не пишу слово «было»

 
Я себе обещала, что не буду писать слово «было»
ни в тетради с пометкой «тебе»,
ни в стихах,
ни в душе.
И которые сутки неподвластная разуму сила
не дает мне сойти,
держит здесь, на шальном вираже.
 
 
Я пытаюсь…
Проснуться б с утра так, как будто родиться:
первый день – чистый лист,
и дорога приятно легка.
Но, сметая с пути моего чьи-то встречные лица,
ты —
в сегодня, в сейчас до ужасной ломоты в висках.
 
 
Не забыть, не оставить,
словно связаны, есть, в настоящем.
Рук немой переплёт /сны исправно являют тебя/.
Или ты у меня, или я – некий душеприказчик.
Как мне в ноль превратить наше «мы»?
Только сердце дробя?
 
 
Как исчезнуть заставить ту,
что щедро дала эти крылья?
И законно ли – так
/дар Небесный/ топорно, с плеча?
Знаешь, это Она —
неразрывна, светла и всесильна.
Ещё дышит, жива.
Ещё теплится встречи свеча.
 

«Счастлива, что ты есть —…»

 
Счастлива, что ты есть —
шальным апрельским снегом,
жаждой полёта и ощущением неба,
стремительным и шумным «дыханием» метро,
завидной уместностью скупых мужских острот,
в восторженность детства нашим побегом,
эпистолярным трогательным женским бредом,
что в письмах к тебе,
возможно, где-то между строк.
 
 
Счастлива, что ты есть —
лаской во взгляде беглом,
в доверчивых ладонях – поцелуя следом
и десятками эскизов карандашных про…,
запахом волос твоих, тронутых «серебром»
и внезапно блуждающей по телу негой,
сном желанным, любви созидающим светом
и смелой верой в то,
что возможно всё… в свой срок.
 
 
Счастлива, что ты есть.
 

Дай ему веры

 
Господи,
дай ему силы пройти этот трудный отрезок,
не поступившись свободой жить по веленью души.
Ты проведи его через переплетенные дерзко
псевдо– и лже-аксиомы, сонма сомнений лишив.
Стань исцеляющим светом —
бальзамом для ноющих ссадин.
…Дорог он мне – бесконечно…
 
 
Вновь зажигаю свечу —
Господи,
дай ему веры, счастья обычного ради,
в шёпот сердечного стука о безусловности чувств.
 

Я забираю твою боль

 
Тепла…
так хочется тепла…
Внезапной лаской губ
украсть тебя у суеты недельных буден,
освободив банально от одежды
и вопросов лишних,
усталость снять
неробкою прелюдией прикосновений.
Скажи, ты «за»?
В ответ желание предательски «взовьётся»
пульсом взбудораженным в височной вене,
«исчезнет» время,
и станешь ты ещё податливо нежнее
от того, что непристойно безрассуден.
 
 
Я «пропаду»,
прижавшись,
обнаженная и откровенно жаждущая
не столько этой близости с тобой,
как той, что окрыляет
и добровольно подчиняет лишь одному.
 
 
Ты надо мною часто безраздельно властен.
 
 
Так хочется тепла, тебя.
А после душа твои плечи пахнут зеленью вербены
и тихим счастьем.
Быть может, вопреки кому – то,
может, и поссорившись с судьбой,
я каждым поцелуем «забираю твою боль».
 

Сто часов вдвоем

 
Вот и дожди… сезон непроходимых тротуаров,
запотевших стёкол, и «проснувшихся» зонтов;
и поцелуи наших рук
под мокрым пестрым куполом
всё неизбежнее венчают встречи.
Томленье душ
переплетается с томлением молоденькой весны
в витиеватости моих стихов,
и, жадно впитывая близкого тебя,
я расправляю крылья и взлетаю легче, легче…
 
 
Не говори, в слова не заключай гармонию минут,
ты лишь дыханием войди в меня опять.
Отдавшись безусловному порыву /нет, не тел/,
останься в утреннем молчанье тих и светел —
я слышу /сердцем/.
Я готова и хочу
так бесконечно много в этой жизни
от тебя ещё принять…
 
 
Мы оба понимаем —
сто часов вдвоем тождественны мгновенью…
или череде столетий.
 

Мне тебя исключительно мало

 
Я и без слов твоих понимаю, что вне нормы,
что странная и другая,
не похожа на тех, которые тебя любили,
разлюбили,
были и есть,
и по-детски наивно,
и по-женски несносно себя предлагая,
ролей не играю /ты способен меня, как с листа,
удивительно «чисто» прочесть/.
Мне тебя исключительно мало.
Катастрофически!
И, как правило,
сердце рвется за рамки разумного мира
не без причины:
я за стеклами офиса,
словно рыба в закрытом и тёмном аквариуме,
задыхаюсь без воздуха
/без дозы физической близости
конкретного мужчины/.
 

«А в воздухе разлит благословенный август…»

 
А в воздухе разлит благословенный август,
и закат
спускается на плечи мне ладонями твоими.
Схлестнувшиеся судьбы – наша данность:
бег назад
законно невозможен.
Заполняет снова имя
всё сердце, целиком —
звучит квартет любимых букв,
и мысли продолжают танцевать
 /обнявшись/ румбу,
и августом – тобой —
самозабвенно «дышит» мир вокруг,
и чем-то очень близким
/счастьем?/
пахнут твои губы…
 

Она

 
Она, лишенная боязни не успеть,
вдруг оступиться где-то, в чем-то ошибаться,
писать всё набело, и быть, а не казаться,
опять вгрызаясь в обстоятельств злую твердь,
несет в груди тепло доверчивого сердца.
Она, лишенная болезни «стать как все»,
идет по чёрной, как по взлётной полосе.
Сродни бесстрашию и мудрости младенца
её уменье сеять жизнь сквозь «хорошо»
и видеть в каждом дне земную благодать.
Щедра в желании любить и отдавать,
она, лишенная боязни жить душой.
 

Реальность вещих снов

 
А что есть расстоянье для души? —
лишь несколько слогов.
Пусть небо, переполненное нежностью моей,
истому сбросит
сентябрьским дождем…
Ты присмотрись /мой Бог!/:
на лобовом стекле
рисуют капли нас двоих и в эту осень.
 
 
Желание —
в движении руки,
дыханье вместо слов.
Опять /в неподражаемой манере/
твои губы едва дрогнут,
предчувствуя меня.
 
 
Реальность вещих снов.
Примета близкой осени.
Предвестник нашей близости.
Объятий омут…
 

Ты повторяешься во мне

 
Всё повторяется.
Ты видишь? —
берёзы наши сбрасывают «золото» с ветвей,
порывисто дождём
октябрь смешивает уличные краски.
Спираль событий,
чередуя дни и ночи беспристрастно,
приводит в осень нас:
«глоток» внезапности свиданья,
как горячительный глинтвейн.
 
 
И снова третье
/пережито/пересказано в стихах неоднократно
мною/…
«Раскрашиваю» чувствами ещё один портрет —
с днём ангела тебя.
 
 
Ты слышишь?
 
 
Со вседозволенною щедростью,
дарованною свыше,
ты повторяешься во мне —
твореньями/благословенною ценою.
 

Где-то там

 
Серо.
Сыро.
Хочется забыться в теплом пледе.
Может осень обострилась,
может дикая тоска
по присутствию тебя?
 
 
Безмолвием ответит
одиноко падающий рваный лист.
А свысока
Некто мудрый ласково обнимет и прошепчет
мне знакомое /и вечное/ про замок из песка,
про «святую» эфемерность клятв мужчин
и женщин,
что в обнимку с поцелуями «стекают» с языка…
 
 
Я блуждаю где-то там,
где в пальцах твоих
дрожью
не впервые отзывается желание снискать
танец женских губ…
там, где за гранью «невозможно»
резонансно стонет пульс
в соприкоснувшихся висках,
там, где время не казнит,
не ставит нам условий,
позволяя ощутить полёт…
 
 
где веры гладь чиста…
 
 
где любовь живёт в душе,
в душе живёт! – не в слове,
там,
где хочется благодарить, склонившись у Креста.
 
 
…Снова холст небесный сер.
Ноябрь словно плачет:
пеленой дождливой осень просится в окно, тиха…
Может, утром станет всё светлее,
всё иначе,
от прикосновенья к твоим снам дыхания стиха?