Текст книги "Падение в неизбежность"

Гази из Кизляра

День первый – первый приём.

В дверь кабинета робко постучали. Показалась женская голова с распущенными волосами странного окраса, что-то похожее на цвет ржавчины вперемешку с сединой.

– Можно? Спросила нелепая голова и глупо уставилась на Ольгу, не решаясь войти.

– Конечно, можно. Вы что, не заметили зелёную лампочку? Проходите, раздевайтесь. Карточку взяли в регистратуре?

Женщина поставила в угол при входе нечто похожее на чемоданчик на колёсиках и сверху водрузила огромную, в бело-голубую полоску сумку челночника с изрядно потрёпанными углами. Виновато улыбаясь, протянула медкарту, немного помялась в надежде найти ширму, которой явно не предполагалось, отвернулась и быстро начала раздеваться. Было очевидно, что ей очень неловко, даже стыдно, и она, как пингвин, сутулила спину, втягивая шею по самые плечи. «Словно впервые на массаж пришла! Чудная!» – подумала Оля и прочитала вслух назначение врача:

– Екатерина Михайловна Смирнова. Пять массажей через день. Остеохондроз. Так… Ложитесь на стол животом вниз, руки вдоль туловища.

Всё в этой необычной женщине казалось нелогичным и неправильным: и странно подведённые глаза чёрным, как уголь, карандашом, и нелепая морковная помада на помятом лице. «Пятьдесят восемь, а на вид гораздо старше», – поморщилась Ольга, вспомнив, что ей в этом году стукнет сорок пять. В целом дамочка не производила впечатления законченной чушки и, слава богу, плохо не пахла. А то попадались некоторые! «Странно, что люди не чувствуют собственного запаха! Но есть же в конце концов друзья, знакомые. С другой стороны, как скажешь? Порой очень неприятно, терпишь. Издержки профессии. Интересно, она симпатичная была в молодости? Скорее, не сильно раскрасавица. Хотя возраст творит такие метаморфозы с человеческой внешностью, впору только удивляться! Может, и миленькая была. Глаза-то какие – голубые-голубые, чисто васильки. Вот мама, например. Мужики по стойке смирно стояли, когда мимо проходила. А потом! Куда вся красота подевалась? Но всё равно, если сравнивать, мама лучше выглядела! И что это я к этой женщине прицепилась, ещё и мать покойную приплела».

Екатерина Михайловна, тихонько кряхтя, залегла на массажный стол ровно как велено, на живот.

– Очень уж спина болит последнее время. Сил нет! Заснуть не могу. Вроде и грыж не обнаружили, а болит не переставая.

Спина у неё действительно была подзапущена – каменная и одни тяжи. Ольга свою работу хорошо знает. Сначала училище медицинское окончила, потом в массажистки переквалифицировалась. И восемь последних лет на одном месте пашет, в поликлинике номер 38 Центрального района города Санкт-Петербурга. А так и на халтурку по выходным сбегает: кому массаж, кому капельницу. Мечтала когда-то Первый мед окончить, да, видно, умом не вышла. Пару раз экзамены завалила и плюнула. Руки хорошие, а башка не дотягивает. Не всем же врачами становиться! Екатерина Михайловна тихонечко постанывала под её сильными руками. «Терпеливая женщина, стойкая. Без нюнь всяких».

– Первый массаж всегда болючий, и второй не сахар! Вот после третьего легче станет, и настроение появится. Ещё не раз спасибо скажете!

Под конец массажа Катерина Михайловна вконец расслабилась, обмякла и начала тихо похрапывать. Ольге жалко её будить: уставшая женщина, сразу видно, давно не спала толком. У неё многие засыпают, но не так, по-другому. Только убрала руки, Катерина Михайловна заворочалась, проснулась.

– Ну вот и всё! Полежите пару минут и медленно вставайте.

Оля и глазом моргнуть не успела, как та оказалась рядом со стулом с одеждой и торопливо начала натягивать лифчик. Шустрая! Бельишко-то совсем застиранное. Несчастная какая-то, обделённая. Много разных людей повидала за время работы в поликлинике, но эта была какая-то особенная, ни на кого не похожая. Екатерина Михайловна наскоро оделась, как солдат в армии, схватила за ручку чемодан на колёсах, сумку и уже в дверях спросила:

– Простите, а как вас называть по отчеству?

– Можно просто Ольга.

– Тогда и меня просто Катерина, – она улыбнулась по-доброму, растянув в тонкую полоску морковный рот, словно у неё нет по меньшей мере одного переднего зуба и она это тщательно скрывает.

Ольга подбежала помочь открыть тяжёлую дверь, иначе бы Катерине Михайловне – назвать её Катей язык не поворачивался – пришлось освободить хотя бы одну руку. «И зачем таскать с собой столько? Потом со спиной приходят! Помогите, спасите! На дачу едет, не иначе. Завтра выходной, и на пенсии, судя по возрасту».

– Ну, до послезавтра… – опять виновато улыбнулась женщина и с грохотом потащила свой чемодан подлинному коридору поликлиники.

«Точно чудная!»

На скамье перед кабинетом, дожидаясь своей очереди, спокойно сидели пожилая женщина – видно, пришла не ко времени – и дед, который ловко вскочил с места и пытался просочиться без вызова. Оля бесцеремонно закрыла дверь перед самым его носом, перестелила массажный стол, отпила полбутылки минеральной, глубоко по-бабски вздохнула и включила зелёную лампочку.

– Следующий!

Ей нестерпимо хотелось домой. Дома Гази – пришёл с ночного дежурства и сегодня весь день будет отсыпаться. А ей всё равно, главное – рядом. Пусть хоть совсем не просыпается.

Познакомилась она с красивым дагестанцем где-то полтора года назад в инстаграме. Она завела рабочую страничку, как требовало время, и рекламировала себя как отменную массажистку и медсестру, если кому понадобится. Когда втянулась в процесс, и себя стала выставлять. К симпатичной массажистке скорее пойдут, доверия больше, раз сама в форме и улыбка с лица не сходит. Что там познакомится с кем-нибудь, поначалу и предположить не могла.

Всё свободное время в инете зависала, особенно перед сном. Уже глаза слипаются, а она всё посты листает, как заговорённая: «Ну вот ещё чуть-чуть, и спать!» А это чуть-чуть могло до трёх ночи растянуться. Еле вставала по утрам, по две чашки кофе крепкого перед работой выпивала и то не сразу в себя приходила. В метро сколько раз свою станцию проезжала! Напасть какая-то! Вирус зависимости подцепила, по-другому и не скажешь.

Больше всего – что скрывать – любила за красивыми людьми наблюдать из так называемого высшего общества. Насмотрится, и словно сама в сказочном мире пребывает. Девки все красавицы, одеты с иголочки и всё время путешествуют по разным уголкам мира. Она если только в Турцию или Черногорию в трёхзвёздочные отели, и то раз в год. На Крите была. Хорошо, но дороговато получилось.

У этих красоток мужики сплошь богатеи неслыханные и чуть ли не каждый день огромные букеты роз дарят и кольца брильянтовые, не считая барахла. Инстадивы любят пакеты с покупками из Милана и Парижа выставить. А она гадает, что в них такое интересное. Если пакет большой и пузатый – значит, сумка. Некоторые, чтобы подписчики не мучились, красоту на кровати раскладывают, и всё сразу понятно. Расширил пальчиками фотку и рассматриваешь внимательно. Все названия брендов дорогих выучила. Уже и разбираться кое в чём начала. Иногда напишет комментарий под фотографией: «Красивое у вас платье. Дольче?» Сама сидит щёки дует, ждёт, может, ответят ей хотя бы смайликом. Не обижалась, если и не отвечали. У них таких, как она, туча целая, может, и хотят, да руки до всех не доходят.

Были такие, что и не ленились. Настоящие! Их Оля особенно уважала и даже любила чуть-чуть, словно родных. Зависти к ним не испытывала и не мечтала о такой жизни. Не про неё эта история. Некоторые, конечно, ещё те задаваки. Ну и что, если подвезло: и сама красивая, и жизнь под стать. Вот была бы помоложе, может, и ей что-нибудь перепало. Только очень жаль, что в её лучшие годы не было таких возможностей себя во всей красе показать.

В браке, правда, побывала и дочку Кристинку родила. Семейной жизни сполна хлебнула, разбежались с мужем: выпить любил и до баб сам не свой. Одна дочку растила, мать, царствие ей небесное, помогала и квартиру двухкомнатную в Купчино после себя оставила. Муж бывший алименты исправно платил, но дочку видеть не стремился. Потом, года через три после развода, женился – по сей день со второй женой живёт, и двух сыновей имеет, и вроде пить давным-давно завязал. Может, не судьба она его была? Кто теперь разберёт!

Кристюша рано из дома упорхнула. Всего двадцать, а уже замужем – и не за ровесником, а за мужчиной постарше. Живут хорошо, в достатке, дом загородный, детей завести планируют. Так что скоро бабушкой станет. Смех! Ольга часто каялась, что не хватало ей времени на дочку. Вкалывала с утра до вечера и гульнуть любила, всё приключений искала. Мать часто ей выговаривала, что нельзя по пустякам размениваться. Не понимала, возраст не пришёл. А как за сорок перевалило, так нестерпимо любви захотелось, и чтобы настоящей, до ломоты. Ольга всегда влюбчивая была, как какой подвернётся, сразу люблю, жить не могу. Разочарований много было, но не отвратило. Нравилось ей собою жертвовать, страдать, места не находить, сначала от страха – вдруг всё как всегда плохо закончится, – потом от горького одиночества. Так ничего путного и не попалось, думала, вышло её время.

С появлением инстаграма всё в жизни перевернулось. Ей мужики частенько в директ написывать стали. Она ещё хоть куда, и всё на месте, никогда не скажешь, что пятый десяток пошёл. Так она и скрывала. Врать не врала и правду не говорила. С одним как-то вживую встретилась, из Питера, дурак дураком оказался и неприятный сильно на внешность. Она и по фотке поняла, что не понравится он ей, но всякое бывает, решила, может, в жизни по-другому всё. Не ошиблась. На фотках он ещё и лучше был, терпеть можно, а в жизни беда бедой.

Кавказцы много писали. Но дальше разговоров ничего с места не двигалось. Настырные, в любви сразу признаются и фотки странные прислать просят. Ей непривычно и стыдно очень, не может до такого опуститься. С Гази ровно так же всё начиналось. Приставал со всякими глупостями. Ольга устоять не смогла: очень красивой наружности и на целых шестнадцать лет моложе. К тому, что моложе, она привыкла, кавказцы как-то не секут, сколько лет, по-другому женщину видят. Может, придуриваются. Взрослые-то бабы посговорчивей и в последний вагон запрыгнуть, как говорится, хотят. А женятся они только на своих – молоденьких и с репутацией, нетронутых. Гази поначалу потребительски к ней отнёсся, то грудь по видео покажи, то ножки… Ещё и убеждал, что девственник. Поверить в это было невозможно. «Ну не мальчик ведь. Как без этого мужику?! Они, видно, и женятся рано, что невмоготу».

Гази рассказывал, что разные бывают. Есть те, кто обычай соблюдает, и те, что нарушают и не ждут ту единственную.

– Такты что, и не целовался ни разу?

– Почему не целовался? Целовался и обнимался, – очень его смешили её расспросы, но отвечал прямо, не юлил.

– А так было, что в кровати рядом с женщиной… И понимаешь, что ещё чуть-чуть, и не устоять перед соблазном?

Он уверенно:

– Нет! Для меня это так же естественно, как свинину не есть. Нет и всё! И желание тут же пропадает.

– А были такие, что обижались?

– Конечно. Ещё как обижались! Чего только не было!

Так она у него на поводу и ходила месяца три. Как увидит его по видеозвонку, сама не своя, делай с ней, что хочешь, и опять стыдно и невыносимо, что чувства в ней проснулись и нестыковка во всём – вера разная, обычаи и, главное, огромная разница в возрасте как смертный приговор. Поняла вдруг, что использует он её и ровным счётом ничего к ней не испытывает и любимой называет, чтобы сговорчивей стала, без противления.

Перестала она в один день отвечать на его звонки и сообщения и из инеты без сожаления удалилась, не задумываясь, на время или навсегда. Как только сил хватило. Звонил и писал он ей пару дней подряд и на то, что не отвечала, короткое и немного грубое сообщение прислал: «Что за игнор?» И пропал на целый месяц. У Ольги жизнь остановилась, как заболела, места себе не находила и точно знала название своей хвори – тоска по Гази милому. Потом неожиданно написал, она и не надеялась: «Любимая моя» – и многоточие… Она спросила его: «Ты как ко мне относишься?» – «Как к жене, милая…»

Ольга чуть не захлебнулась, реветь хотелось от счастья. Расспрашивать, что эти слова значат, не стала. Промолчит – догадывайся, мол, сама. Силу она в нём мужскую чувствовала, и слишком гордый, не понимали они часто друг друга, кровь разная.

– Как же ты мог взять и исчезнуть на целый месяц! Не объяснил ничего, не попрощался!

– Я звонил и писал. Ты молчала. Значит, не нужен тебе, раз не ответила.

– Нужен! У меня тоже гордость есть. Тебе только одно от меня надо. А ты подумал, как меня это унижает? Подумал, что мне трудно? Ты ещё мальчишка. Тебе семью заводить, детей… А ты мне про любовь какую-то врёшь.

– Не скажу я больше тебе ни слова о любви, раз не веришь.

– Как не скажешь?! – терялась Оля и ещё сильнее в него влюблялась.

Гази с малолетства борьбой занимался, потом боксом, в профессиональных боях себя пробовал. В Кизляре, где он родился и жил, по его словам, все этим занимаются. Гази и образование высшее имел, как, видно, и все в Дагестане, на кого хоть какие-то надежды в спорте возлагали. Дагестан – место для Оли далёкое и непонятное. На хорошую работу не устроишься, только если по семейной клановости. Его друг московский университет окончил, юрист. Ни в Москве, ни у себя дома работу найти не может. В Москве дагестанца без протеже никуда не возьмут, и в Дагестане без связей нелегко. И вынуждены они идти кто куда: кто в охранники, кто в менты, а кто и на стройки подрабатывать. Гази тоже начал подумывать, куда податься, когда понял, что с боями пора завязывать, только инвалидом останешься на всю жизнь.

Ольга весь интернет перерыла, всё хотелось о его родине знать. Природа красивая, особенно горы. Она-то сама ни разу в горах не была, очень захотелось, нестерпимо. У Гази семья большая, мать с отцом, брат старший и сестра младше его. Все вместе в доме живут. Созванивается она с ним, а у него петухи поют или шум какой-то непонятный.

– Что это? – спрашивает Оля.

– Это, наверно, ласки пришли, пытаются в курятник пробраться и кур передушить.

– Что за ласки такие?

Гази ей картинку из интернета, хищника пушистого.

– Их раньше у нас не было. Теперь как напасть какая-то. Всех кур в округе перебили. С виду такие хорошенькие, а в душе чистые злодеи.

– Ты моя ласка, Гази.

– А ты моя! Олечка.

Долго потом над этим смеялись и друг друга ласками называли. Голос у Гази – как мёд по всему её телу растекается, и акцент нравится, все звуки мягкие. Не всегда было понятно, что он там по телефону или видео говорит, любил тихо, почти шёпотом. Ей всё равно, главное, голос его слышать. После той ссоры он перестал к ней приставать с просьбами дурного свойства, как и не позволял себе такого никогда, ещё сказал, что любит её больше прежнего.

– Почему? – Оля лезла с вечными расспросами.

– Не знаю! Нет на это ответа.

Он, когда летел к ней на один день, деньги у всего Кизляра занимал. Не говорил, только недавно сознался. У них вроде на Кавказе, если одолжили немного, то и не ждут назад. Выручили, значит, себе хороший поступок зачли перед людьми и Богом. Большие деньги на ерунду всякую не очень принято давать, особенно близкому. Дал – можешь навсегда друга потерять. Ольга, когда Гази в дверях своей двушки увидела, рот от удивления и восхищения открыла. Высокий, осанка гордая, глаза углями пылают и губы пухлые, точь-в-точь как у этих кукол из инстаграма. Волосы тёмные-тёмные, а кожа на лице светлее, чем по видео. И совсем молоденький, и двадцати пяти не дашь. Застеснялись оба. Смешно вспоминать.

– Почему я тебе приглянулась? – Ольга выбивала из него ответ, как выбивают пыль из ковра: сколько ни старайся, до конца не выбьешь. – Я же обычная, ничего особенного. А ты такой красивый, смотреть больно.

Гази застенчиво улыбался, но было видно, что приятно ему такое от неё слышать, и обязательно:

– Спасибо, любимая.

Тогда они из дома так и не вышли. Он и Питера не увидел, только из окна такси, когда к её дому ехал и обратно в аэропорт. Как обещал, зацеловал всю и хоть немногословный был, но очень ласковый. Ольга предлагала ему по бокалу вина выпить за успешное лишение дорогой девственности, Гази улыбался, но вина пить не стал. Ночью молиться уходил, а перед этим в душе долго намывался.

– Зачем ты всё моешься и моешься, как енот-полоскун? – смеялась Ольга.

– Нечистый я был. Нельзя после близости простым омовением обойтись.

– Гази, ты честно ни о чём не жалеешь? – заглядывала ему в глаза Ольга.

– Нет, любимая. Я же этого сам сильно хотел и честно тебе в этом сознался.

– Вдруг тебе не понравилось?! Почему я должна из тебя всё клещами вытягивать? Вредный ты!

– Не вредный я. Не принято у нас слов много говорить. Неужели сама не чувствуешь, что с ума схожу, только дотронусь, – и добавил: – самая любимая ты! Самая вкусная… Самая моя – моя Олечка!

Ни дня не было, чтобы не писал ей из Кизляра, и в словах нежных посмелее стал. Скучал сильно. Ей тоже без него трудно. Вроде один-единственный день вместе были, а столько всего хорошего, за всю её жизнь столько не случалось.

– Не могу я без тебя, Олечка! Ничего не хочется. Есть забываю. К тебе хочу. Друзья не узнают, всё время где-то летаю, как дурак. Думал, увидимся – легче станет, будет что вспоминать. Только ещё трудней стало. Невыносимо!

Оля молчала, не могла решиться сказать: «Приезжай, живи у меня, устроится всё как-нибудь, сама от тоски помираю!» Что люди подумают, она не боялась, только перед дочкой неловко.

Гази сам решение принял и очень для себя непростое. На родине родители невесту ему подыскали – дочь лучшего друга отца. Давно отец мечту вынашивал с ним породниться и ждать устал, пока сын сам кого-то найдёт. И мать всё время на совесть давила: сноха ей в помощницы нужна, внуков хочет нянчить, пока силы есть. Старший брат женился недавно, свой дом строит, не сегодня-завтра переедет. А Гази – младший, по обычаю обязан остаться в отчем доме, с родителями. Не захотел Гази оправдываться и объяснять, что сердце его и душа в Питере остались. Позвонил Ольге:

– Если скажешь, что нужен тебе, – завтра же прилечу. Скажешь навсегда с тобой остаться – останусь!

Родные после такого поступка на него сильно обиделись, поначалу и общаться не хотели. Гази скрыл от них, что живёт с Ольгой, с русской, да ещё намного старше себя: знал, какая реакция последует. Сказал только, что надоело ему в Кизляре прозябать, сложится в Петербурге – значит, судьба такая, нет – вернётся.

Оля без слов приняла Гази и сразу временную регистрацию ему оформила. Через друга-земляка, что в Питере обосновался, Гази работу в охранном предприятии получил. Друг за него головой поручился, с детства знает: не подведёт. Деньги все Ольге приносил, себе не оставлял почти ничего, а если где подработка какая случалась, не отказывался. Так хорошо вместе жить начали. Ольга не нарадуется, с работы вприпрыжку домой бежит. Гази весёлый, рассмешит, когда надо, и услужливый – два раза просить не приходится.

Не смогла Ольга долго от дочки скрывать, что поселился у неё в квартире молодой парень кавказской национальности. Кристина всё от подружки узнала. Та раньше жила этажом ниже, а потом переехала, как замуж вышла, но к родителям часто приезжала, внука привозила. После такой новости Кристина сразу к ним заявилась посмотреть, что за невидаль такая у матери завелась. Некрасиво себя повела, вызывающе, и Гази дерзила. Потом часто без звонка приезжать начала и даже тогда, когда знала, что мать на работе, а Гази дома после дежурства отсыпается, ключи-то у неё были. Пришла Ольга как-то с работы, а Гази ходит кругами сам не свой, глаза темнющие, недобрые. Ольга сразу поняла: что-то случилось. Спрашивает – он молчит, не знает, с чего начать. Потом набрался смелости и выпалил:

– Поговори с ней… Пусть приезжает, если ты дома… Неправильно это, когда мужчина один на один с молодой девушкой. Хоть и дочка она твоя, но не дело так…

Ольга особого значения его словам не придала. «У них так не принято, а в России нормально! Ну заходит девочка… и что? Считай, к себе домой приходит. Одно странно: ведь раньше такого не было, и по месяцу не виделись, а тут зачастила».

Только однажды вдруг Кристинка ей такое выдала со слезами и клятвами, что приставал к ней Гази и грязные предложения делал:

– Гони его куда подальше! Изменник он!

Ольга так и не поняла до конца, что между с ними приключилось. Гази оправдываться не стал:

– Не хочет твоя дочка, чтобы мы вместе были. Ложь всё это, – больше ничего не сказал.

А самому несколько дней плохо было и спал тяжело, потерянный, места себе не находил. С Кристинкой у неё вконец отношения испортились, не смогли понять друг друга.

– Мам, да как ты могла! На смазливую морду повелась? Разум потеряла? Посмотри на него и на себя. Не может он тебя такую полюбить! Старая ты для него!

Ольге обидно, что так с дочкой получилось. «Наговаривает она всё на Гази, и нет правды в её словах! Время всё по местам расставит, и Кристинка сама поймёт, что любим мы с Гази друг друга и всё у нас по-серьёзному».

Оля открыла дверь. В квартире тихо, ни одного шороха или лёгкого поскрипывания паркета. Стало не по себе. Она так спешила домой, а Гази ещё не пришёл. Откуда эта постоянная тревога, что однажды он уйдёт и больше не вернётся? Что ей тогда делать? Слишком много его в ней, так много, что от себя ничего не осталось. Гази тихо спал на диване в гостиной, уткнувшись в жёсткую подушку, и крошечный плед едва прикрывал его тело. Она улыбнулась: «Сколько раз хотела заехать в ИКЕА и купить плед нормального размера! Теперь обязательно надо выбраться».

Оле не нравилось валяться на диване и, если устанет, шла в спальню, в гостиной если только посидеть, и то нечасто. Её излюбленным местом была кухня. Когда мама была жива и Кристинка ещё не упорхнула во взрослую жизнь, вечерние кухонные посиделки были обычным делом, особенно по воскресеньям, и мама называла это действо – вечер в кругу семьи. Хорошие были времена, тёплые. Вот как жизнь хитроумно устроена. У неё роман с молодым, а у Кристины муж считай её ровесник, пять лет разницы не считается. Правильно ли это? Наверно, кое-кто посмеивается, типа девки мужиков перепутали.

Она присела на корточки рядом с Гази. «Спит как убитый! И как можно так часто по ночам работать? Надо другое место искать. А где найдёшь?! Ещё и дагестанец. Чего их все побаиваются? Вон спит, чисто ангел. Таких красивых среди русских редко встретишь, как нарисованный! Бог такую красоту дал. Зачем, спрашивается? Какой с неё прок?»

Ей всегда было наплевать на мужскую внешность, не до выбора. Она в отца пошла, милая, но жаль, что не в мать! Ещё и нерешительная и в постели скромная, не охочая до всяких выкрутасов. Вот Кристина вся в бабушку, красотка. Гази тоже стеснительный, и неизвестно, кто больше, он или она. Хотелось растормошить его, вцепиться в круглые щёчки и целовать, целовать… Иногда дурь какая-то находила, могла и укусить больно. Только борода его не нравилась, долго уговаривала сбрить. Небольшая вроде, но в Питере больно в глаза бросается. Зачем выделяться?!

– Не хочу я её убирать. Мне так нравится! И всё равно мне, кто что думает! Вон у вас половина парней как папуасы татуировками покрыты и одеты чисто петухи. Ничего! Никого не трогает! А тут простая мужская борода кому-то мешает. Я без бороды как пацан выгляжу. Вот ты доставучая! – поворчит-поворчит и идёт в ванную бриться.

– Гази! – она, едва касаясь его лба, убрала с лица отросшую чёлку и тихо зашептала. – Просыпайся скорее… Га-а-а-ази! Что ночью будешь делать?

Он широко открыл глаза, удивлённо, как умная сова, огляделся и наконец понял, где он – в Питере, и это его любимая Олечка.

– Что буду делать? Как обычно. Тебя любить.

Протянул руки и потащил её к себе на диван.

– Гази! Ну что ты делаешь?! Дай хоть переоденусь. Знаю, чего ты хочешь. У тебя одно на уме, – засмеялась Оля. – Пошли лучше ужин готовить. Я по дороге отбивные купила и три здоровенных баклажана. Будем запекать в духовке, как ты любишь. Да говяжьи! Не бойся! Что глаза испуганные сделал?

Ольге было не оторваться от него, и он её не отпускал. Гази нежно прижимал её голову к себе и, казалось, опять вздумал заснуть. Оля сопротивлялась, пытаясь выбраться из его крепких рук, – ничего не получалось.

– Ну полежи так тихонько. Что ты как юла вертишься! В тебе энергии больше чем надо. Такая ты неспокойная! Ммммммм! А вкусная какая!

Ужин готовил Гази, Оля только вертелась под ногами и давала дельные советы.

– Отцепись, женщина! Нечего горцу указывать. Кто в доме хозяин?

– Ты, ты… – хихикала Ольга. – А я твой заместитель. Главный, если что!

Опять полночи проболтались: и кино посмотрели, и любили друг друга, и на кухню ползли искать, что бы ещё подъесть.

– Четыре утра! – ныла Оля. – Так выспаться мечтала. У нас скоро будет синдром хронической усталости. Хорошо, что выходной завтра, никуда торопиться не надо, спи сколько влезет.

У них не так часто выходные совпадали, но это ничего не значило, их режим от этого никак не менялся.

– В старости выспимся! – улыбался Гази.

– Да, только старость у нас в разное время наступит. Хотя когда мне будет восемьдесят пять, а тебе почти семьдесят, никакой разницы между нами уже не будет.

– Вот ты скажешь! Я горный орёл, я и в семьдесят буду в отличной форме.

– Про себя такого сказать не могу, – вздохнула Оля и скроила обиженное лицо. – В восемьдесят пять я буду древняя развалина. Увидишь, если до того времени не бросишь.

Не любил он, когда она такие слова бросала, как спичка вспыхивал:

– Я тебе сказал, что ты для меня навсегда и я для тебя навсегда! Ещё раз скажешь, никогда ничего больше не скажу!

– Да ты и так не сильно много говоришь! – надулась Ольга. – Спать давай, опять будем до вечера в кровати валяться. Я, между прочим, и сходить куда-нибудь хочу. В кино или в кафешку… Это тебя никуда из дома не вытащишь. Я и подруг всех из-за тебя потеряла.

– Жалеешь? – Гази демонстративно отвернулся.

Оля придвинулась совсем близко и начала тихо водить пальцем по его спине, выписывая какие-то зигзаги и каракули.

– Ой, ты весь в мурашках! – засмеялась Ольга.

– Это ты моя одна большая мурашка, – Гази резко повернулся и посмотрел ей прямо в глаза.

Она не смела отвести взгляда. Что он там пытается разглядеть? Она вся в его власти, и ей очень нравится быть покорной. Раньше и мысли не рождалось, что можно быть настолько счастливой и что есть такие, как он. «Как я могла подумать, что любила кого-нибудь? Мучилась. Страдала. С Гази просто и легко, и всё, что происходит вокруг, больше никак меня не касается. Это моя долгожданная пристань, и после долгих скитаний я наконец-то нашла её».

До него она не задумывалась, счастлива или нет. Всё, как у многих, кого она знала. С ним она чувствовала себя особенной. Ей казалось, что у неё есть то, чего нет ни у кого на свете, и ей неслыханно повезло. Одно не давало покоя – дочь. Оля чувствовала вину и всё же иногда злилась. Почему Кристина не захотела пойти навстречу, принять то, что так дорого и бесценно для её непутёвой матери? Потом всё притуплялось, и Ольга старалась не терзать себя понапрасну.

Они проснулись от телефонного звонка. Это была Маринка. Оля дружила с ней ещё с медучилища и рассказывала всё о Гази без утайки. Ей невыносимо хотелось с кем-нибудь поделиться своим счастьем. Ближе Марины у неё никого не было, но могла потерять контроль и кому ни попадя всё выложить, лишь бы слушали. Многим растрепала в поликлинике, особенно что на шестнадцать лет моложе. Все промолчали, а Маринка выступила:

– Не боишься с ним связываться? Другие они, Оль. Нам их не понять. У меня тоже был роман с чеченцем. Давно, но как сейчас всё помню. Так меня доставал своей ревностью! Я и не делала ничего такого, а он всегда находил, к чему придраться. Сам выбирал, с кем из девчонок могу дружить, с кем нет! Что не по нему – сиди дома, никуда не пойдёшь. Мы ведь даже не жили вместе. Я столько слёз пролила… Уйти не давал. Подчинения во всём требовал! Лучше, чем он, никогда не было. И труднее чем с ним тоже никогда не было. Потом охладел и сам потихоньку слился. Я и рада была, и забыть его долго не получалось. Вот как они в душу въедаются! Я теперь их за две улицы обхожу, чтобы не соблазняться.

Подружки давно не виделись. Марина названивать устала, поняла – пропала для неё Оленька.

– Если сама не наберу, и не вспомнишь. Не иначе в заложницах на веки вечные. Оль, не смейся! Может, выберемся куда? Я забыла, как ты выглядишь. Имей совесть.

– Сегодня не могу. У меня другие планы. Мы с Гази в кино собрались, – выдала Оля желаемое за действительность.

– Понятно. У тебя теперь один план! Значит, нескоро увидимся… Бывай… – Марина явно обиделась, но трубку не повесила.

– Ну что ты говоришь такое! Сейчас у своего спрошу и тебе перезвоню. Что думаешь, я не скучаю?

Удивительно, но упрямиться Гази не стал:

– Хочешь, значит, пойдём и подругу твою возьмём.

Они встретились на Невском у «Художественного». Ничего путного ни в одном кинозале не шло. Какая разница, коли пришли. Взяли билеты на французскую комедию, хоть поржать можно. Сидят внутри в кафе, сеанса дожидаются, попкорн жуют, Гази чуть в сторонке стоит, колонну подпирает. Марина его исподтишка разглядывает и на ухо Ольге шепчет:

– Наплачешься ты с таким красавцем! Не от зависти я! Попривыкнет в Питере и крылья расправит. Не удержишь!

– Не болтай ерунды! Услышит ещё. И с чего ты это взяла? Он не такой.

Оля посмотрела на Гази. Стоит, ни на кого не смотрит, словно не видит ничего вокруг. Девки проходят, на него глаза пялят. А то, что красивый, она и сама видит, не слепая. Просто он такой уродился! И не главное в нём это.

– А ты, Оль, светишься от счастья! Вот тебя на старости лет вставило!

– Дура ты какая! – пробурчала Ольга. – Старая! Сама ты старая!

– Так я и не отказываюсь. Что есть, то есть. Ты голову вконец потеряла. Я ведь просто предупреждаю тебя, чтобы потом не обломалась. А так… Коли тебе хорошо, я только рада. Но и не расслабляйся особо.

* * *

День второй – второй приём.

Екатерина Михайловна пришла ровно в назначенное время и так же, как в первый раз, с чемоданом и огромной сумкой.

– Ну как вы себя чувствуете?

– Как-как! Спина так сильно разболелась к ночи, заснуть не могла. Сегодня вроде полегче.

– Это нормально. Обострение. Раздевайтесь. Будем дальше работать.

Работать Ольге совсем не хотелось, хотелось самой завалиться на кушетку и спокойно проспать часа два. Зависимость от инстаграма сменилась зависимостью от Гази. Надо что-то менять. Так долго не протянешь.