Текст книги "Падение в неизбежность"

* * *

День четвёртый – четвёртый приём.

Она проснулась разбитая, вялая, ещё и с головной болью. «Знала ведь, что надо полтаблетки выпить. Нет, целую хапнула для верности. Теперь буду полдня сама не своя ползать». Ей показалось, что боль немного отступила. Но это только показалось. В телефоне было полно его фотографий. Гази ругался, а она всё равно его фоткала везде и всегда. Вспомнила, как после первого приезда в Питер Гази по несколько раз на день просил присылать ему свои фотографии.

– Скучаю, милая!

– Очень? – спрашивала Ольга.

– Да, милая… Слишком очень.

Он сильно обижался, когда она игнорировала его просьбы. Сам посылал видео и фотки по первому требованию и никогда не спорил. «Молодой! Как ни сними, везде красавец. А ей неизвестно сколько фотографий надо сделать, и то с трудом выберешь приличную. Всё на свет плохой грешила, себя утешала, но знала, не свет это, а годы, и тщательно фотошопила снимки. Очень боялась первой встречи, думала, если прочтёт разочарование в его глазах, ей конец.

– А вдруг ты увидишь меня в жизни и разочаруешься? – спрашивала Ольга, словно подготавливала себя к этому.

– Нет, это невозможно! Я уже люблю тебя, и мои глаза увидят только ту женщину, которую я полюбил!

Захотелось залезть в фотоальбом, посмотреть на него. Не стала: снесёт голову, а ей на работу собираться. Кофе показался горьким и невкусным, есть не хотелось до отвращения. «Сегодня опять придёт Катерина. Лучше бы она никогда не приходила. Всё из-за неё! Хотя в чём её вина?! Катя заронила в ней сомнения. Если бы не её рассказ, и в голову бы не пришло бежать за Гази и выслеживать, с кем он. Можно подумать, это что-то меняет! Он же всё равно по факту сидел с девицей, а не с другом». На улице шёл мелкий дождь. Вроде и небо не серое, а он нудно моросит, и, скорее всего, это надолго.

Екатерина Михайловна деловито вкатила в кабинет свой чемоданчик на колёсах, поставила его в угол, сбоку пристроила сумку и только после этого улыбнулась и поздоровалась.

– Оль, а ведь я по тебе скучаю. Жду не дождусь, когда опять на твоём столе окажусь, хоть и больно мне поначалу было, – Катерина рассмеялась, да так задорно, что сразу помолодела лет на десять. – Что-то ты грустная сегодня. Случилось что? Я помочь ничем не смогу. И совета от меня дельного не жди. Дура дурой. Мне и муж мой покойный всегда говорил, что пропаду я без него, разных глупостей наделаю. Как в воду глядел. Был бы жив, ничего бы со мной не случилось, – Катерина сидела на столе, свесив ноги, прикрывалась простынёй и всё никак не хотела ложиться на живот.

– Вы, наверно, очень жалеете обо всём? – Ольга поднесла руку ко рту, как бы извиняясь за свою бестактность и за то, что опять на «вы»: «Ещё подумает, что есть в этом какой-то потаённый смысл. Вырвалось просто».

– Я? – Катерина Михайловна улыбнулась загадочной улыбкой. – Что ты! Я ни о чём не жалею! Ни о чём… Я была такая счастливая! Такая счастливая!

Ольга отвернулась: она не могла смотреть на эту нелепую женщину, которая до основания разрушила свою жизнь, ещё и ни о чём не жалеет: «Это же тупость! Маразм!» Вдруг непонятно как из её глаз сами собой полились слёзы. Ей было всё равно, что совсем чужая женщина удивлённо смотрит на неё и ничего не понимает, и не сможет понять. Она, также как Катерина, никогда не была счастливей. Никогда.

– Оль, не плачь… А то я тоже расплачусь. Может, отдохнёшь немного… А я пойду себе потихоньку…

– Ложись. У нас и времени-то совсем не осталось.

Дождь так и не собирался останавливаться, но силу не набирал, деликатничал. Это был обычный питерский дождь, и отношение к нему у всех было разное. Для тех, кто счастлив, он никогда не был помехой, с теми, кто грустил и у кого что-то не задалось, мог и погрустить за компанию. Ольга шла к метро привычной дорогой через Таврик. Парк опустел, и навстречу попадались редкие прохожие под зонтиками, и все как один с унылыми лицами. «И весна не в помощь. Может, совпадение», – подумала Ольга. На телефоне опять пропущенный звонок от Марины и несколько коротких сообщений в виде вопросительных знаков. Переписываться по телефону Марина не любила, а вот поболтать – хлебом не корми, особенно когда пять лет назад разошлась с мужем и полностью стала принадлежать Ольге. Из-за Гази их отношения немного охладели. Если подруги одинокие, это одно, а когда одна из них находит мужика, это совсем другое. Маринка была хорошей подругой и не от зависти дулась, просто привыкла, что они всегда друг для друга.

Забежала в магазин – завтра Гази придёт, а в холодильнике пусто. Первым делом всё-таки разложила все его вещи по местам, словно ничего между ними не произошло и это лишь дурной сон, который надо постараться забыть. Ей очень хотелось перенести первого пациента на другое время и прийти завтра на работу попозже, не получилось. «Нельзя уходить на работу, не дождавшись Гази! Нельзя! И что теперь делать?!» Выпила на этот раз полтаблетки снотворного и мгновенно куда-то провалилась. Утром попробовала дозвониться до Гази – он опять проигнорировал её звонок. «Значит, будем объясняться вечером! Никуда не денется! Я ещё и виноватой себя чувствую! Как интересно получается!» Ольга выскочила из квартиры, спустилась на лифте вниз и вспомнила, что забыла кошелёк с деньгами. Кто-то вызвал лифт, и он уплыл прямо перед её носом, пришлось бежать наверх. Голова забита непонятно чем, гоняет мысли всякие, от этого и рассеянная.

На работе всё и все раздражали. Нахамила одной наглой бабе, массаж, видите ли, ей не сильным показался, халтура. Баба побежала искать главного врача, жаловаться, Ольга валидол под язык. Домой назад на такси. Вся трясётся от нетерпения. Сейчас тихонько дверь откроет, а на диване в гостиной Гази отсыпается. Только не было его дома и не приходил. Все вещи на месте, а Гази нет. Не знает, что и подумать. Наверняка его вацок, как он называл друга-земляка, знает, где Гази. Номер у Ольги был, Гази сам дал на всякий случай. Имя у него сложное, никак не могла запомнить. В телефоне так и записан – друг Гази. Он сразу подошёл, словно ждал её звонка.

– Это Ольга. Привет, Гази у тебя? – ей было не по себе, но старалась держаться.

– Привет… – голос друга звучал сухо и неприветливо. – Не видел я его, только разговаривал…

– Говори, говори! – Оля теряла терпение. – Так он у потаскухи своей! Всё понятно! Все вы одинаковые!

Она срывалась на крик.

– Кто все? Какая потаскуха?

Ольга снизила обороты:

– Он что, тебе не говорил, что я его с бабой застукала?! Сказал, что с тобой встречаться в ресторан пошёл, а сам…

– Успокойся, женщина! Это не потаскуха, это моя девушка была. Я, видно, отходил… Не было у него никого, кроме тебя. Уехал он. Через интернет попутчика до Махачкалы на машине нашёл. На самолёт денег не было. От помощи отказался. Мне с работы его звонили, просили повлиять. Жалко им такого парня отпускать. Гази если что решил, ничего изменить нельзя… Я не знаю, что у вас произошло. Он не говорил. У нас расспрашивать не принято. Захотел бы, сам рассказал. Теперь мне всё понятно. Любил он тебя, глупая!

– Как уехал? Зачем уехал? Все вещи дома, – она ещё не до конца понимала, что он говорит.

– Ему ничего не надо. А паспорт у него всегда с собой. Если он отца ослушался и нарушил все традиции, так от тебя уйти – плёвое дело! Не вернётся он никогда. Не жди его. Я, честно говоря, рад, что он домой уехал. Не подходишь ты ему, не поймёшь никогда. Сказать мне больше нечего. Если помощь нужна будет, звони. Помогу, чем смогу.

Ольга не плакала, вернее, не могла. Это было что-то сродни шоку, когда ты понимаешь, что произошло нечто необратимое, но мозг всё ещё ищет пути спасения. Первой мыслью было плюнуть на всё и помчаться в Кизляр. Где она там будет искать его? Ходить по улицам и спрашивать, кто знает Гази и где он живёт? Бред! На неё посмотрят, как на сумасшедшую, выжившую из ума взрослую тётку. «Господи, что же я наделала!» Она тёрла виски, голова раскалывалась. Полезла в телефон, стала разглядывать фотографии Гази. Там было несколько таких, которые нравились ей больше всего. Гази смотрел с любимых фотографий прямо ей в глаза, словно спрашивал о чём-то важном и ждал ответа. Совместных фотографий у них не было. Плохая примета, к расставанию. Цирк! И откуда она это только взяла?! Оставалась Кристина. Было уже поздно, но Ольга позвонила ей. Ждать до утра не было сил.

– Мам, ты чего! Мы уже спать легли, – сонным голосом ответила Кристина.

Услышав голос дочери, она не смогла больше ничего держать внутри. Она рыдала, пытаясь что-то сказать, но у неё совсем не получалось. Кристина молчала, и Оле показалось, что прервалась связь.

– Кристина! Кристина!

– Не кричи… Я здесь. Гази?

– Он уехал… Понимаешь? Он уехал! Навсегда! – Ольга слышала, как Кристина странно дышит. – Кристиночка! Любимая… Скажи мне правду… Скажи! Уже ничего не поправишь! Но мне надо знать… Понимаешь? Мне важно знать всю правду! Ну не будь такой жёсткой! Кристина-а-а-а!

Тишина… И вдруг голос Кристины:

– Мам, не плачь… Я очень прошу тебя. Я так виновата перед тобой!

Ольга почувствовала, что сейчас она узнает правду, от которой ей легче не станет.

– Гази ни при чём! Да, я хотела сначала сделать всё, чтобы ты выгнала его. Что только я не делала! Мама, я вела себя отвратительно, как последняя дешёвка! Мне он понравился! Мама, я не знаю, как так получилось! Может, оттого, что он сопротивлялся. Я не могла понять, как он может быть с тобой и отталкивать меня, такую молодую и красивую. Я не думала о тебе. Мне казалось, что я делаю всё правильно. Чем больше он отталкивал меня, тем больше тянуло к нему. Я просто сума сходила! Гази любит тебя… Ему никто не нужен…

– Любил… – поправила Ольга и перестала плакать.

– Ну хочешь, я позвоню ему? Я всё объясню. Он поймёт.

– Нет, Кристин. Слишком поздно. Это я во всём виновата. Я за несколько дней уничтожила всё, что могла. Наверно, я разучилась верить. Меня слишком много обманывали.

Ольга повесила трубку. Кристина ещё перезванивала несколько раз, но Ольга не ответила. Она не винила дочку – и не потому, что до конца поняла её, просто она мать и у неё нет выбора. Однажды придётся всё забыть и простить, не лучше ли это сделать сразу. Ольга ещё долго ходила по квартире. Подходила к окну, всматривалась в темноту улицы, едва подсвеченной фонарями, словно сейчас, откуда ни возьмись, появится Гази, как обычно, засунув руки поглубже в карманы джинсов. Потом она шла в спальню, ложилась и выключала свет. Снова и снова вставала и опять шла к окну. В прихожей на тумбочке она увидела его ключи. И как она не заметила их раньше?! Он всё решил в ту ночь, когда остался один спать на диване. Сделал свой выбор и ушёл рано утром, просто захлопнув за собой дверь, навсегда оставляя всё позади. Снотворное пить не стала, хотела промучиться, известись и пережить эту страшную ночь. Утром она не поняла, спала хоть немного или нет, собралась на автомате – и в поликлинику, на работу.

* * *

День пятый, последний.

Катерина Михайловна Смирнова в назначенное время не появилась. Ольга почему-то не удивилась. Сейчас она бы легко поверила, что никакой Катерины не существовало и в помине и это лишь плод её воображения. Но она была. Не исключено, что в конце концов у этой странной женщины всё наладится, помирится с дочерью, обретёт покой и дом… Ольга вспомнила, как она рассказывала, что телефон у неё украли в первую же ночь в хостеле. Новый она так и не купила и за всё время своих скитаний дочке сама ни разу не позвонила. Может, и искали её, ждали, вдруг объявится. Ещё, что сестра родная живёт в Краснодаре и Катерина её просила, если что, успокоить дочку, сказать, к ней переехала. Вроде сестра была единственным человеком, который понял её, но ехать к ней она наотрез отказалась, хоть та и звала. К концу рабочего дня позвонила Маринка. Оля наконец решилась ответить, не век же скрываться.

– Ты что, спятила? Что к телефону не подходишь? На sms не отвечаешь? Случилось что?

– Нормально всё.

– По голосу не очень заметно, что всё нормально.

– Устала немного. Не хочешь встретиться, по аперолю выпить?

– Я-то с радостью… Ты что, со своим поссорилась?

– Не-а. Он меня бросил.

– Я тебя предупреждала! – Марина приготовилась толкнуть длинную речь о странностях кавказской любви.

– Помолчи! Ни при чём он. Я дура оказалась. Только не мучь меня расспросами. Уехал он. Навсегда.

– Вернётся! Вот ему плохо в Питере было!

– Марин, такие, как Гази, не возвращаются. И не смей успокаивать, иначе разревусь.

Ольга всё-таки заревела, потом неожиданно засмеялась:

– Эх!!! Маринка! Так хорошо, что ты есть у меня. Мужика найдёшь – повешусь от безысходки.

* * *

Екатерина Михайловна больше не пришла, и Ольга так и не узнала почему. Через неделю раздался звонок с незнакомого номера, помолчали несколько секунд, и всё. Она перезвонила, но никто не взял трубку. Скорее всего, ошиблись. Номер был питерский. Она зачем-то позвонила его другу, узнать, есть ли новости от Гази. Тот сказал, что всё хорошо. Гази помолвлен и готовится к свадьбе. Ещё сказал: такие, как Гази, любят один раз и навсегда. Ольга решила, что сказал он так из жалости, не иначе…

Память человека принадлежит только ему, и он волен делать с ней всё, что пожелает. Может упиваться воспоминаниями, страдать или стирать, словно ластиком, всё, что трудно переживать вновь и вновь. Ольга настырно убеждала себя, что с самого первого дня предчувствовала и знала всё наперёд. И то, что случилось, есть лишь цепь обстоятельств – итог в любом случае был бы ровно таким же. Ей как-то удалось со временем свыкнуться с этой мыслью, уцепиться за неё и оставить свою память о Гази в покое. Только один момент, совсем маленький эпизод их отношений настойчиво засел в голове и никак не хотел отпускать.

– Гази, ты умеешь танцевать лезгинку?

– А кто на Кавказе не умеет?! – смеялся Гази. – Безногий и то станцует!

– Ты станцуй мне!

– Я что, пацан?! Я и на свадьбах давно не танцую.

– Ну другие же танцуют! – не отступала Ольга.

– Другие да, а я нет.

– Ну станцуй! Пожалуйста! Я, знаешь, сколько роликов на ютубе пересмотрела! Дух захватывает! Прошу тебя! Для меня! Один-единственный разочек!

И Гази станцевал. Он молча нашёл в телефоне родную мелодию, вышел на середину комнаты и подарил ей свой танец. Ольга с восхищением смотрела на эти гордые, резкие движения рук, ног. Ритм танца ускорялся, и ей казалось, что именно Гази задаёт тон музыке. В его танце было столько страсти, свободы и достоинства, что она невольно представила, как он танцует среди гор у себя дома, в Кизляре. Ей тогда стало невыносимо грустно. Ольга вдруг поняла, что именно там осталось его сердце и, где бы Гази ни был, хоть на Крайнем Севере, он всегда останется горцем, горным орлом. Она забудет запах его тела, теплоту ладоней и нежность губ. Не сможет вспомнить его голос… Но этот танец она не забудет никогда.

Падение в неизбежность

Было заведено хотя бы раз в месяц, в выходной, собираться большой компанией то у одних, то у других знакомых. И не тупо сидели за столом, а устраивали какие-нибудь импровизации, танцевали, спорили… Словом, по-настоящему веселились.

Марина пришла, как всегда, с мужем, сын остался на свекровь, Светлану Николаевну. Саша, как начались летние каникулы, переехал в Разлив, к бабушке на дачу. Накануне у него разболелся живот, и Марина настояла, чтобы срочно ехали в город показаться врачу. Ничего особенного у сына не нашли, но она решила, что пока Сашка останется дома и, если всё будет хорошо, они все вместе с утра поедут на дачу. А Светлана Николаевна вернётся в Разлив, как только Марина с Игорем придут с гулянки.

Светлана Николаевна – женщина спокойная, добродушная, всегда рядом, когда нужна, несмотря на то что отец Игоря требовал внимания, и немалого. Она успевала всё: и внука растить, и мужа не забывать. Скорая женщина!

С Игорем у Марины отношения были ровные и уважительные. Выходные, отпуск вместе. Никаких мужских компаний – дом, работа, общие друзья. Любовь? Она считала, что это и есть любовь, когда ты чётко видишь своё завтра. Да что там завтра – всю жизнь наперёд! Наверное, так устроены все. Человеку свойственно называть надёжность тыла самой настоящей любовью, хотя девяносто девять и девять процентов земного шара до конца не понимают, возможна ли любовь в семейной жизни. Так ведь что хочешь назовёшь любовью, если не знаешь, что это такое. Нет ей определения! Потом приходишь к мнению, что ни под одно понятие это чувство не подогнать, – слишком много всего разного и противоречивого в нём, словно особый род помешательства, от тихого до буйного.

Стояло невероятно тёплое лето, такое лето трудно было припомнить, и петербуржцы буквально таяли от радости, как эскимо на палочке. Народ бродил до самого утра, желая досыта впитать в себя красоту белых ночей и магию золотых рассветов над Невой. В скверах и парках на каждой скамейке влюблённые. Нередко у Медного всадника встретишь девушек с фатой на голове, в белоснежных платьях, под ручку с розовощёкими юнцами. Традиционное время свадеб!

В тот день вечеринка проходила у одного молодого потомственного художника. Марина не была близко знакома ни с ним, ни с его женой, и в квартиру с огромной мансардой и живописной террасой с видом на Неву они с Игорем попали впервые. Она хорошо запомнила этот дом на Адмиралтейской набережной. Обычно, если не сама за рулём, никогда не следила за дорогой – попросит включить музыку погромче и уйдёт в свои думы, как правило, пустые, ни о чём. Частое брожение несущественных мыслей удручало Марину. Но с этим ещё можно было мириться, лишь бы не тревога, которая необъяснимо часто посещала её, особенно в последнее время. Она упорно искала причину и была уверена: раз есть тревога, значит, что-то её провоцирует. Может, ей просто скучно и она не способна до конца осознать это?

Квартира была сказочной, вернее, загадочной, словно декорации к спектаклю. Всё сплошь старое, потёртое, по-доброму линялое, с налётом пыли, которая была уместна и даже необходима, чтобы ещё ярче передать время и намёк на то, что всё здесь настоящее, и так было давным-давно, и не подвергалось никаким изменениям. Только хозяин с хозяйкой совсем не вписывались в эту обстановку и являли собой неформальность настоящего.

Он с длинным нечёсаным хвостом, в огромных, не по размеру штанах защитного цвета и в чёрной футболке с затейливым принтом. На его руках, сплошь покрытых цветными татуировками, сбившейся кучей болтались разные браслеты, от кожаных до металлических.

Жена выглядела скромнее в когда-то белом, слегка мятом комбинезоне, с массой побрякушек на шее, кольцом в носу и, судя по всему, на последнем месяце беременности, что не мешало ей смолить одну сигарету за другой. При этом у неё было удивительно миловидное детское личико и ясные голубые глаза. Марина запомнила, с каким обожанием она смотрела на своего мужа и явно внушала ему, что он гений. В его картинах Марина ничего не поняла, слышала, что парень он вроде неплохой и компанейский, правда, с придурью и успешно греется в лучах славы своего отца и особенно деда. Картины его деда понравились, и фамилия художника была на слуху, но вспомнить не получалось, а расспрашивать не хотелось – посмотрит в интернете. Алкоголя полно, закуски усердно выносила немолодая домработница, которая знала всё в этой квартире гораздо лучше хозяев, и все, рассевшись кто куда, мило беседовали друг с другом, порой спорили и часто выходили на террасу полюбоваться видом. Марина знала большую часть приглашённых, так что чувствовала себя комфортно, потягивая виски с колой под изящный тихий афроамериканский ретроджаз, который непонятно почему очень вязался со всей старопитерской обстановкой квартиры.

Фёдор пришёл самым последним. Гулянка была в разгаре, джаз сменила альтернативная музыка, и народ вовсю пританцовывал всё на той же террасе, хотя хозяин настойчиво звал всех на мансарду. Глупо было предполагать, что кто-нибудь согласится свалить в помещение, когда такая тёплая ночь и ты словно становишься частью питерского неба. Фёдора никто не знал – московский гость, приятель художника. Как оказалось, это было короткое знакомство, и чистая случайность, что Фёдор оказался у него в гостях.

Он был олицетворением элегантности и шика. Всё подобрано до мелочей, словно он только что из дорогого бутика и его собирал не иначе как профессиональный стилист. Отдать должное, костюм сидел отлично, как на любом мужчине, который обладает спортивной, сухой фигурой и носит одежду по размеру, а не на вырост. По нему было заметно, что дела идут хорошо, он стабилен, и на пальце красовалось тонкое обручальное кольцо. «Женат и спокойно носит кольцо! Игорь отказался от него после первого года совместной жизни – неудобно, не привык. Да многие пренебрегают этим незначительным доказательством своей несвободы!» – сразу отметила Марина и зачем-то попыталась представить его жену.

Самой удивительной деталью его внешности были голубые глаза, которые ярко выделялись на лице, скорее всего, из-за свежего загара, и ещё, наверное, тёмно-русые волосы редкого оттенка. Рот красивый, но тонкие надменные губы выдавали в нём человека не самого лёгкого нрава. Общался он непринуждённо и сразу расположил к себе всех собравшихся. Особенно это было заметно по женскому полу. Он действительно был хорош, и такого мужика просто так на улице не встретишь. Марина тогда удивилась – только ленивая или вконец неуверенная не повелась на него. Понятно ведь, что женат и избалован донельзя вниманием, ещё и из Москвы.

Когда Игорь по делам уезжал в Москву, всегда немного дёргалась. Правда, вечерами сидел Игорь в номере, не шлялся, говорил, устаёт. Так и в обеденное время можно приключения найти, было бы желание! Игорёк парень видный, но повода для ревности никогда не давал. Для Маринки это ничего не значило, сильно ревновала по принципу: моё, значит, принадлежит только мне. Себя изменить Марина не могла, и Игорь смиренно привык к её вечным допросам с пристрастием.

Она поймала себя на мысли, что странно нервничает и непонятно, с каких дел: московский гость никаких знаков внимания конкретно ей не оказывал и сначала долго о чём-то болтал с Оксанкой, высокой длинноногой блондинкой в вызывающе коротком мини. Было неочевидно, по собственному желанию он так надолго задержался возле неё или та его не отпускает, рассчитывая заклеить. Это было в репертуаре Окси, удивляться нечему; замужем никогда не была и меняла любителей неестественно длинных конечностей одного за другим. Почему у неё не складывалась личная жизнь – оставалось для всех загадкой. Стоило ей появиться, как мужики тут же летели наперегонки познакомиться с эффектной блондинкой. «Значит, что-то не так делает, чудес не бывает!»

– Девка она красивая. Приставучая только, – утверждал Игорь, но совсем без осуждения.

Сама того не осознавая, Марина уселась на самый край кресла и, неудобно выпрямив спину, закинула ногу на ногу, стараясь смотреть в противоположную от Фёдора сторону. И всё время поправляла волосы. Вдруг не выдержала, вскочила с места и уверенной походкой направилась искать ванную комнату. Сама не желая или наоборот, столкнулась с ним взглядом. Это были доли секунд, но вполне достаточные, чтобы понять, что она словно чувствует его всем своим нутром и твёрдо убеждена: у них могло бы что-нибудь получиться. Бред, но именно эта мысль стремительно пронеслась в голове, и она не могла понять, что вдруг её так торкнуло при виде этого незнакомца, который ещё и вовсе не давал ни малейшего повода предположить подобное.

У неё всегда были свобода и полное доверие со стороны Игоря. Только она никогда не пользовалась ни тем ни другим. Честно говоря, мужчины её совсем не интересовали, и секса с мужем вполне хватало. У других после десяти лет совместной жизни с этим делом вообще полный бардак, а у них вроде всё как и прежде. Инициатива всегда исходила от Игоря. Марина никогда не отказывала. Хорошо усвоила мамины советы: хочешь спокойной жизни в браке – не отказывай мужу в постели, в еде и похвале.

То, что она любила нравиться всем без разбору и интриговать своим видом, знали все. Это по наследству, с генами, передалось от мамы, и Маринка никогда не скрывала своей слабости. Подружки не обижались и мужей своих не прятали и не ревновали, понимая, что за этим ничего не стоит. Спортивной одежды Марина не признавала, всё больше платья по фигуре и обязательно с разрезом или вырезом хоть в каком-нибудь месте. Выглядело это вовсе не вульгарно, а, наоборот, чертовски привлекательно.

Ближайшая подруга, Виктория, часто любя ворчала:

– Ты наших мужиков портишь. Теперь как что – посмотрите на Марину! Вот как должна выглядеть настоящая женщина! Уже и джинсы не надень. Я не говорю о кроссовках! Что же теперь, как ты, с утра на копытах бегать? Ты даже днём при красной помаде!

Марина сопротивлялась:

– Зато я глаза почти не крашу!

– Это ты не красишь?! Одни твои чёрные стрелки чего стоят! – закатывала глаза Вика.

Она обожала Марину и полностью принимала её такой, какая она есть. Иногда пыталась подражать, но хватало ума, что до Маринкиного уровня не добраться, как ни карабкайся. С этим надо родиться, и ни за какие деньги такой дар не купишь. И дело даже не в природной красоте. Вроде начнёшь разбирать по деталям, и много всего несовершенного. Но Маринкины уверенность и какая-то особая энергия завораживали. Мгновенно попадаешь под её магию и не замечаешь недостатков. Она словно вся загоралась и светилась изнутри, потом вдруг неожиданно медленно затухала, чтобы набраться сил и вновь вспыхнуть.

Марина долго не решалась выйти из ванной комнаты, держала руки под холодной водой и приходила в себя. Вот такого с ней точно не бывало. Она решительно собрала волосы и прихватила их резинкой, которая чудом оказалась в сумке. Сегодня они ей мешали.

– Чистое богатство! – восторгались подружки и вечно тянули руки попробовать их на ощупь.

Многие считали, что, если бы не эти роскошные каштановые кудри, ничего особенного в Марине нет, и пусть не задаётся. Её всегда это веселило и ничуть не обижало – завидуют, значит, есть чему!

Марина открыла дверь и уже собралась идти по длинному коридору в сторону гостиной и террасы, как увидела Фёдора. Он подпирал стенку, копался в телефоне и, увидев её, мгновенно пошёл навстречу. От неожиданности она остановилась и лихорадочно начала соображать: «Это просто случайность. Так совпало. Ничего странного в том, что он направляется туда, откуда я только что вышла».

Фёдор остановился совсем близко, до неприличия близко, и даже не обернулся посмотреть, нет ли случайных свидетелей. Марина представила выражение своего лица, покраснела и потянула руку к волосам, забыв, что она убрала их в дурацкий пучок.

– Дай мне свой номер, – он сказал это таким твёрдым голосом, как будто не готов был услышать отказ или возмущение по поводу такой неслыханной наглости.

Она, как послушный кролик, не вникая в то, что делает, медленно, чётко диктовала цифры и боялась, что он что-нибудь перепутает, повторять было бы полной тупостью. Фёдор, не поднимая лица, быстро вводил их в свой телефон, потом, словно ничего не произошло, не проронив ни слова, развернулся и пошёл назад. Маринка так и осталась стоять ещё несколько минут, не зная, что делать. «Какая я дура! Как я могла так поступить?! Что он подумает обо мне! Впервые увидела и уже практически дала на всё согласие. Он же понял, что не одна, с мужем, и даже разговаривал с ним. Ничего себе дела!»

Марине стало стыдно. Ей казалось, что все каким-то образом прознали об этом и сейчас начнут с укором и удивлением разглядывать её. Никто не обратил на Марину ни малейшего внимания, и только Игорь тихонько приобнял и ласково шепнул: – Всё хорошо? Ты бледная. Ничего не болит? У Марины часто болела голова и по разным случаям. Голова в данный момент как раз была ясной, а вот на душе творилось не пойми что, её выворачивало от собственной тупости и минутной слабости. «Дала и дала! Ну и что? Я же не собираюсь с ним встречаться!»

Спасла Кристина. Она сидела на диване в гостиной в гордом одиночестве с одним-единственным желанием – поскорее свалить домой, и это отчётливо читалось на её скучающей физиономии. Хоть они и не были в особо близких отношениях, Марина не задумываясь подсела к Кристине и без остановки начала рассказывать о предстоящем путешествии на частной лодке по Сардинии и что это её первый опыт.

Крис, жена богатого топ-менеджера из «Газпрома», с детьми жила в Питере, а муж Володя – с недавних пор в Москве. Переезжать в столицу она не собиралась, или, скорее всего, это не входило в планы Владимира. Виделись супружники только по выходным и когда вместе с детьми уезжали на отдых. У Кристины были две дочери и один сын, и останавливаться она явно не собиралась. Об этом знали все, так как умела Кристина говорить складно только о детях и другой темы для неё не существовало. В тусовке ей часто перемывали кости. Вывез Володя Кристину из далёкого Красноярска за видную красоту и простоту в общении. О такой стремительной карьере она и мечтать не смела. Правда, участвовала во всевозможных конкурсах красоты и планировала самостоятельно переехать в Москву, где подружек с родных мест немало скопилось и многие неплохо устроились. О Питере и мыслей не было, холодный город и особо не перспективный. Вот так, сама не ведая, не гадая, нашла своё счастье в Северной столице.

В целом девка неплохая, не кичливая и не шибко умная. Что не умная, сама знала и ничуть не парилась по этому поводу, не понимая, к чему бабе ум, если с фигурой и мордой всё в полном порядке.

У Марины с ней случай вышел. Как-то сидели они на вечеринке за одним столом, с мужьями. Ужин был приурочен к открытию новой галереи современного искусства. Понятное дело, в современном искусстве Кристина не то что не понимала, даже вскользь с ним не была знакома. Муж её – парень эрудированный, любую беседу поддержит, и Маринка сама не прочь сверкнуть знаниями и хорошо поставленной речью. Они тогда с ним сильно зацепились языками, и Марина почувствовала, как Володя увлёкся разговором и, восхищённый, всё внимание устремил только на неё, а Крис приуныла и сникла. По слухам, которые доходили до Марины, Кристина жаловалась всем подряд, что она явно хотела показать её Володеньке, какая, мол, умная и расчудесная по сравнению с ней, тупой и необразованной. Долго ещё при встрече делала кривую морду, типа обиделась. Со временем всё подзабылось, и Маринка больше никогда так не поступала: «Хоть Крис и чистая дура, но в этом абсолютно права: нельзя женщину опускать при её мужике. Заигралась». А Вовочка её оказался ещё тем прощелыгой, не раз после этого к Марине подкатывал и не скрывал своей заинтересованности. Не найдя в ней ни малейшей искры влечения и реакции на его намёки и подкаты, поостыл и успокоился – если только мило поздоровается при встрече и отвесит пару дежурных комплиментов.