Текст книги "Маленькая вещица для хранения драгоценностей (сборник)"

Ирина Сабенникова
Маленькая вещица для хранения драгоценностей

© Сабенникова И. В., 2018

© Оформление. ИПО «У Никитских ворот», 2018

Головоломка любви

«Маленькая вещица для хранения драгоценностей» – это замысловатое название китайской шкатулки, которую я использовала для хранения собственных бесценных для меня вещиц и диковинок, полагая, что каждому взявшему книгу в руки, будет интересно заглянуть в нее и найти там нечто и для себя. Может быть парадоксальное, что заставит задуматься, или сентиментальное и вызовет приятное воспоминание, или просто изящное, которое лаконичностью формы и плавностью своих линий доставит читателю эстетическое удовольствие.

Я назвала книгу романом не только исходя из формальных признаков, что ей присущ единый сюжет и действие одних и тех же героев. Прежде всего, на это решение меня натолкнула единая внутренняя составляющая всех собранных в шкатулке произведений, создающих то пространство любви, в котором и происходит вечно меняющееся действие. Пространство любви не материально, не статично и весьма условно – это, прежде всего, чувства, мысли, воображение. Оно текуче, переменчиво, способно принимать любые, самый неожиданные формы, обращаясь даже в свою противоположность, но при этом, не переставая быть пространством любви. В этом пространстве нет привычных для человека атрибутов, помогающих сориентироваться, нет горизонта, к которому нужно стремиться и во многом оно само – китайский костяной шар, где каждый мир включен непостижимым образом в другой, и не возможно понять ни их формальную последовательность, ни уровень сопричастности. Поэтому и сам роман не имеет четкой линейной структуры, которая создается обычно последовательностью изложения и характеризуется жесткой фиксацией текста. Он также подвижен, как и существующее в нем пространство. И читатель в зависимости от своего видения или ощущения этого пространства может менять его структуру, создавая тем самым свой собственный китайский шар, свою головоломку любви.

Маленькая вещица для хранения драгоценностей

Точка Ферма

Человек в бесконечном пространстве своего одиночества нуждается в точке отсчета – чем-то целостном, что еще Евклид определял как «объект, не имеющий частей», для того чтобы осознать и понять самого себя в соотношении со всеми другими, и часто, не имея изначально заданной, выбирает ее сам, в соответствии со своими представлениями, и уже тогда именно от нее строит свою собственную систему координат. У каждого человека она своя, однако, соприкоснувшись друг с другом, слишком близко подойдя к другому человеку, мы легко попадаем в чужую систему координат, точно так же, как включаем и его в свою собственную. Таких примеров множество, и наипростейший из них – встреча двух уже состоявшихся людей, имеющих свои семьи, детей, занятия, обязательства и вдруг понимающих, что они созданы только друг для друга, а иначе жить уже нельзя. Вот тут и наезжает одна система координат на другую, но редко они совпадают, а все больше создают своеобразное многомерное пространство, в котором даже математикам разобраться и вывести раз и навсегда действующие законы невозможно, слишком много разнонаправленных векторов.

Задумывались ли вы, что любая точка, выбранная вами для начального отсчета, – это отдельный мир, который определяете не только вы, но который в той же самой степени определяет вас. Как тут разобраться, как понять происходящее и принять его и себя как данность, совет вам дать не могу, а попробую объяснить на простом примере. Насколько это будет понятно, судите сами.

Меня, как и вас, всегда интересовал вопрос, почему, встретившись с человеком и понимая, что эта встреча не случайна, слишком много точек соприкосновения проявлено сразу, все же так долго и трудно приходится притираться друг к другу, а до того столько набьете синяков и шишек от чужих и своих выступов и углов, столько раз пожалеете, что встретились, что мало никому не покажется. А другой, кажется, создан для вас, со всеми его плавными линиями он ложится, как пазл, в вашу жизнь, а вот пройдет немного времени – и он отходит от вас по необъяснимой причине, а вы от него. И то и другое болезненно, как болезненно должно быть прорастание и срастание двух различных деревьев в тайге, когда вдруг видишь, что береза растет буквально из корней сосны, но не разламывает ее и не разрушает, как должно было бы быть, а, напротив, скрепляет, создавая нечто неразрывно единое, имеющее одну точку роста.

Мы даже не замечаем, как много сил тратим на обиду, прежде чем приходит понимание простой истины: Все, что ни делается, – все к лучшему. Когда тебе больно и обидно, поверить в этот постулат невозможно, но проходит время, и понимаешь: к лучшему все сложилось, не для тебя был этот человек. И хотя между вами есть определенное притяжение, судьба не допускает такого союза потому, что мы приходим в жизнь для реализации собственного «Я», а не для того, чтобы удовлетворить чей-то эгоизм.

Ей было лет девятнадцать, не больше, непосредственная, открытая миру, влюбленная во всех и каждого, точно ребенок, не знающий еще разочарований. Такие привлекают часто людей изломанных, утративших большей частью свои иллюзии, кроме той единственной, что кто-то другой поможет им подняться, вытянет их из гнилой ямы обстоятельств. Они, как тонущие, хватаются за любую соломинку. Но творческая личность, даже завязнув в болоте, ищет чистую, не замутненную горьким опытом душу, чтобы прильнуть к ней и через это спастись. Ему стыдно, он мучается сознанием вины, осознавая, что может затянуть в свою трясину невинного, но успокаивает себя тем, что никому еще не удавалось прожить жизнь и не увидеть ее, пройти по грязи и не испачкаться. И вот он выбирает своей точкой отсчета для возрождения ее, ничего не подозревающую и не готовую к таким испытаниям, и выстраивает уже от нее свою новую систему координат, стараясь крепко-накрепко привязать ее к себе.

Это несложно, довольно рассказать ей откровенно о своих жизненных переживаниях, страданиях духа и плоти, непонимании близких, о мучениях совести по поводу втягивания ее в круговерть своей жизни и разбудить ее врожденную жертвенность, свойственную всякой женщине.

Она с радостью поверит в свою способность исцелять страждущую душу, не зная еще, что за чужое исцеление надо всегда платить своей душой, иначе не бывает. И платит. А когда-то у нее все же начинают пробуждаться сомнения: не слишком ли высока цена, да и хочет ли другой человек действительно исцеляться или же он временно нуждается в ее поддержке, чтобы сохранять устраивающий его status quo, чтобы не пойти совсем ко дну. Однако и быть как все он не желает.

Как же можно жить без чувственных фантазий, ведь жизнь так скучна, словно старый подгнивший дом, где окна закрыты ставнями, а внутри всегда идет дождь. Жаль, конечно, эту простушку, которая так усердно старается навести в этом доме порядок. Можно было бы показать ей и райский сад, и солнечный ветер, и вечно меняющиеся миры подсознания, но она этого не хочет или не видит, не всем дано видеть!

А жизнь вокруг меняется, и девушка становится настороженной, чувствуя, но еще не вполне понимая угрозы, нависшей над ней, она все еще идет к тому, кто просит ее о помощи, может быть, по привычке или из страха остаться один на один со своей неизвестной и пугающей этой неизвестностью жизнью. А он все глубже и глубже включает ее в систему своих координат: знакомит с друзьями детства, погружает в чужой, непостоянный и в то же время привлекательный своей неоднозначностью мир творческих людей, которым до нее нет дела, и она может наблюдать за ними, подмечая их достоинства и недостатки, еще не зная зачем, но делает это интуитивно, из обычного женского любопытства. Потом наступает очередь знакомства с родными, и они с радостью принимают ее, тоже почему-то надеясь на ее способность исцелять души или пусть одну, всего одну душу их единственного сына, из-за которого у них самих болят их души, крепко сплетенные друг с другом.

Но опять приходят сомнения, простые женские сомнения: хватит ли сил тянуть по жизни воз чужого неверия, разочарования, слабости, когда человек не слишком усердствует в том, чтобы спасти себя самого. Но воспитанное с детства чувства ответственности за тех, кого приручили, хотя не вполне понятно, кто кого в данном случае приручил, препятствует уже возможному, пусть только теоретически возможному, разрыву. Конечно, это не потерянное время: она пробудилась от младенческого сна, ее глаза открылись, не боясь уже смотреть на мир со спокойной уверенностью, а вовсе не с прищуром, точно от яркого солнца, когда жаждешь познания, но в то же время боишься, что оно нарушит то неустойчивое равновесие, которое тебе удается поддерживать внутри себя. И именно тогда, в последний момент перед прыжком в чужую пропасть, люк захлопывается – все кончено. Человек, по-прежнему глядящий на нее печальными любящими глазами, ожидая почему-то и в этот раз понимания, сообщает, что он женился, выполняя какие-то давние никому не нужные обязательства, на своей приятельнице, которую любил десять лет назад. Все это похоже на плохую пьесу начинающего драматурга, если бы не унижение и боль, которые вполне реальны и теперь являются частью ее жизни. Но сколько бы она ни спрашивала тогда и позже, почему так, зачем, – ответить никто не мог. Что это было: предательство? Ошибка? Стечение обстоятельств? Человеческая слабость? А может быть, все вместе? Так трудно разделить на отдельные составляющие нашу природу, не стоит и пытаться: какой есть человек, такой он и есть. Но все же однажды, пусть и много позже, все становится просто и ясно: все сложилось именно так, потому что иначе было нельзя, это чужая жизнь, чужая система координат и неправильных для нее самой привязок, а надо строить свою собственную и искать свою точку отсчета. В конце концов, с ней расплатились жизненным опытом: никто не приходит в твою жизнь случайно. Трудно ли быть благодарным, когда ты обижен? Невероятно трудно, но учись прощать. А если все же не научишься, что тогда? Тогда живи с обидой, что, конечно, счастливым не сделает, но еще хуже другое: неразрешенная ситуация возвращается, и тебе от ее разрешения не уйти – это твое испытание. Когда она вернется, неизвестно, но вернется обязательно.

Да, жизнь внесла свои коррективы: иллюзий числом поубавилось, выстроена семейная система координат и найден необходимый для этого якорь – точка отсчета. Жизнь, как говорят в таких случаях, сложилась, только вот результаты не совсем те, что ожидались. Все задано правильно, просчитано, а в душе штиль такой, что хоть с борта в воду – все одно, что жизнь, что не жизнь. Движения нет, развития нет, желаний тоже нет, и ничего не надо. Возможно, это и есть причина большинства человеческих смертей: исчезли у человека желания – и жизнь, соответственно, иссякла. Кто может удержать на этой эфемерной грани «жизнь – не жизнь» человеческую душу? Ангел-хранитель, наверное, только ему под силу. И вот после изнуряющей и неизвестно откуда взявшейся болезни ты вновь выныриваешь обратно в жизнь и замечаешь, что движение какое-то все же есть, ситуация как-то сдвигается с мертвой точки. Не сразу, а медленно и постепенно, точно не доверяя еще твоей готовности принять эти изменения. Но постепенно набирает темп – и вот тебе уже не остановить потока, в который ты втянута: поездка в Париж – город мечты, всегда желанный и недоступный, а может быть, в Мюнхен или Барселону, у каждого своя мечта, рождение непланируемого прежде ребенка как шанс на возрождение тебя самой – матери, женщины, личности, хлопоты, заботы. Но все еще ты балансируешь, словно на какой-то невидимой грани, все еще не имеешь однозначного выбора – жить. Конечно, долг перед семьей, детьми, родителями, все это знают, но нет чего-то важного, что должно быть твоим жизненным стержнем, – нет любви.

Как же так, спросит сторонний наблюдатель, что же это за женщина, разве она не любит своих детей, своих близких? Любит, конечно, не меньше, а возможно, и больше других, но исчезла любовь к самой жизни – возможно, к творческому началу этой жизни, а осталась все больше шелуха бытовых забот и чужих проблем. А главное – не потерять именно эту свою любовь, пусть она и не полыхает огнем, а только тлеет угольком в душе, ну так и его можно раздуть, лишь бы он не угас совсем.

Особа эта взята нами только для примера, а вам, возможно, она кажется совсем не типичной, но напрасно. Она вполне типична для женщины своих лет, разве немного более чувствительна к переменам и не умеет лгать самой себе, ну так что делать, ложь – это своего рода способность защищаться от жизненных обстоятельств, но есть те, кто остается беззащитен, если, конечно, эту очевидную беззащитность не считать наилучшей защитой.

Помните, что нерешенная ситуация, из которой вы не захотели по какой-либо причине извлечь правильный опыт, а отгородились от нее, обязательно возвращается, только ставит вас уже в более жесткие условия. Вот так и здесь, женщина, в сущности, осталась та же, пусть повзрослевшая, набравшаяся какого-то жизненного опыта, обросшая, точно морская раковина, еще более мелкими раковинками, но, увы, немногому научившаяся в плане прощения. А потому аналогичные условия были заданы для нее уже другим человеком, имеющим свою систему координат, но точки отсчета по какому-то странному стечению обстоятельств у этих двоих были определены максимально близко друг к другу.

Точки отсчета располагались близко, но системы координат были выстроены разные, у каждого свои жизни, уже во многом прожиты. Но что-то же привлекает людей друг к другу, не дает им разойтись, а заставляет искать все новые и новые возможности соприкосновения. Мы обычно не отдаем себе отчета в том, что ищем в другом человеке, ограничиваясь внешними, легко читаемыми нами характеристиками: лицо, улыбка, взгляд, фигура, жесты, характер, которые в отличие от других качеств, проявляемых постепенно, иногда в течение всей жизни, на виду для всех, открывая нам все новые и новые грани близкого человека, которого мы готовы читать без конца. Но бывает и так, что ты человека совсем не знаешь, да и не разглядел подробно, а как-то вскользь, почти мельком, но интуиция толкает тебя к нему, назойливо повторяя: твой, твой этот человек, не упусти его, он тебе нужен. Он тебя выведет из того жизненного тумана, в который ты забрел. Иди за ним. Не отставай. И ты не думаешь, чем этот человек тебе дорог, чему он тебя может научить, чем он лучше других, которые, возможно, и умнее, и талантливее его, а просто принимаешь его сердцем и скоро не столько понимаешь, сколько чувствуешь внутри себя, что это тот единственный человек, которого ты сам, не зная того, искал всю жизнь.

Но вот что странно: человек, обросший связями, знакомствами, родством, но всегда остающийся один, потому что человек всегда одинок, но не все способны это одиночество расслышать в себе и оценить, поскольку это одиночество и есть источник творчества. Так же как родник бьет из-под земли где-нибудь на лесной поляне, давая жизнь окружающей его природе, создавая всегда свой, ни с чем несравнимый, мир, но не будет бить фонтаном среди асфальта и бетона посреди городской площади, для пустого развлечения людей. Но это одиночество иногда превращается в настоящий омут, и тогда, чтобы в нем не утонуть, необходим тот, кто и сам знает, что такое одиночество, знает, когда оно благо, а когда гибель.

Если в момент такого напряжения тебе будет дана встреча, значит, будет и спасение от твоих страхов, от равнодушия, от безумия, то есть от смерти. Тогда не бывает никаких прелюдий, и приятных, и необходимых в других случаях, а подходят к тебе и говорят: спаси! Только ты. Как на это ответить, особенно когда за плечами уже есть негативный опыт, обман, непонимание, да много всего, что забыть нельзя и простить трудно. Возможно, мы наказаны своей памятью, которая волочится за нами, словно слюнявый след от улитки. Вроде как и нетуже ничего, иллюзия, только наша собственная иллюзия, а тянет из нас живые силы и не дает нам жить в полную силу настоящим. Так мы и примеряем эту рогожку на каждого нового человека. С точки зрения здравого смысла это абсурд, только сами мы этого не замечаем. Наверное, так бы случилось и здесь, если бы не судьба. А проявилась эта судьба в том, что звучали эти двое в одной тональности и потому слышали друг друга значительно лучше, чем всех других, слышали не только и не столько слова, которые говорили друг другу, а то, о чем молчали, потому что не обо всем можно говорить. Выбора не было у обоих, и в спасении нуждались оба, а потому их взаимное притяжение было так велико, что жить в таком напряжении долго люди не могут. Они ищут какого-нибудь выхода из огненного круга, не понимая, что для них настоящая жизнь только внутри этого круга, точно у саламандры, а вовне – медленная холодная смерть. Но чтобы понять это, людям надо сначала выйти и разорвать те стальные струны, которые их спаяли воедино.

Разрыв был мучителен, но еще мучительней оказалась жизнь в одиночестве, которое становилось все глубже и глубже, уничтожая каждого из них изнутри. Хотя внешне это почти не проявлялось и жизнь шла своим чередом с какими-то небольшими радостями, разочарованиями, удачами и надеждами, только в душе становилось все суше, словно засуха наступала на прежде цветущие поля, превращая их в солончаки. И так девять лет, как в сказке, пока не вернулись они к прежнему своему состоянию, равному самоуничтожению. Могло сложиться все достаточно обычно, два живых человека превратились бы в свои собственные тени, лишенные данной им изначально глубинной сущности. Таких теней много вокруг, обернитесь и увидите, они лишь делают вид, что имеют объем, но на самом деле они совершенно плоски. Довольно взглянуть им в лицо, чтобы понять, что это так: взгляд погасший, лица стертые, мысли поверхностны, желания мертвы. Хорошо, что у этих двоих сложилось все иначе и они смогли вновь встретиться, начиная все сначала, даже более того, с той точки в общей для них двоих системе координат, которая стояла к тому моменту уже ниже нуля.

Что думали они, вновь встретившись? Что жизнь их не пощадила? Что прошедшие годы могли бы пройти совершенно иначе, умей они больше доверять самим себе и друг другу? Что, в сущности, они являются живым источником друг для друга? А может быть, о том, что эта любовь – их судьба и от нее нельзя убежать, нельзя отказаться, заменить кем-то другим, предать самих себя, поскольку единственно, кого мы в жизни можем предать, – это самих себя. Хорошо или плохо, но это даже не был роман двух вновь встретившихся людей, это была их жизнь, которую теперь они торопились прожить за все те годы поиска друг друга, бесчисленных ошибок и внутреннего одиночества. И судьба нехотя, но уступала им час за часом и день за днем, позволяя быть счастливыми и даже забыть то прошлое, которое они сами придумали, чтобы мучительно продираться сквозь него к новой встрече. Только теперь к ним пришло понимание, что среди всех любимых и нелюбимых, случайных и избранных, встречаемых на жизненном пути, они искали единственно друг друга, потому что в жизни много может быть любимых, но только один – желанным и его нельзя терять. Он часть тебя, часть твоей души, он есть ты.

Вот и найдена точка отсчета, и выстроена система координат, и обретено счастье понимания. А что же дальше, спросите вы. Дальше жизнь, которую нужно прожить, а значит, возможно допустить бесчисленное число миров, разворачивающихся вокруг тебя, точкой отсчета для которых являешься именно ты, но надо уметь сохранить свою уже выстроенную систему координат и не потеряться вновь в чужих мирах.

– Как тебе мой рассказ? – спросила я брата, поглубже запрятав свою всегдашнюю неуверенность.

– Понравился, – ответил он, – не думал, что на проблему можно взглянуть под таким углом.

Ответ вполне соответствовал его всегда логичному мышлению математика, оттого я и дала ему прочесть именно этот рассказ. Но мне все-таки хотелось получить более обоснованный ответ, не ошиблась ли я в произвольном изложении четких математических положений, вторгшись со своими фантазиями в сугубо научную сферу. Смешной быть совсем не хотелось, и я продолжила задавать наводящие вопросы.

– Скажи, мне удалось выразить идею рядов Фурье?

Ответом мне служил недоуменный и настороженный взгляд. Но преодолевая все нарастающую панику, я все же спросила.

– Ну а точки Ферма?

– Не знал, что тебя интересует аналитическая геометрия, – улыбнулся наконец брат. – Но могу тебя успокоить, любую функцию на конечной группе можно разложить в ряд, аналогичный ряду Фурье, по матричным элементам неприводимых представлений этой группы. Это тебе, пожалуй, удалось на прикладном уровне. То, что касается точки Ферма, то ты, конечно, помнишь, что это применимо для любой точки плоскости, сумма расстояний от которой до вершин треугольника является минимальной. Точку Ферма также иногда называют точкой Торричелли или точкой Ферма – Торричелли. Точка Ферма дает решение проблемы Штейнера для вершин треугольника.

Здесь он несколько приостановился, уловив тень ужаса на моем лице, и закончил:

– Ну, пожалуй, ты с ее помощью все же решила свои проблемы. Только вот скажи, пожалуйста: ты изобретала велосипед или же шла от уже известной теории?

Вопрос был неожиданно точен, как все в математике, но надо было на него отвечать.

– Я изобретала велосипед, – призналась я. – Хотя позже сверилась с теорией.

– Что ж ты мне сразу не рассказала о своих проблемах? Я бы с этими типами быстро разобрался, я же твой старший брат.

В его голосе послышалась некоторая обида не столько на меня, сколько за меня.

– Подожди, – торопливо выдохнула я, стремясь предотвратить рост этой невесть откуда взявшейся обиды, – я же это все придумала, это только художественный текст, ничего не было.

– Ты уверена? – все еще с сомнением уточнил он.

Я была уверена, особенно после того, как мне удалось найти точку Ферма. Теперь хотелось только жить.