Текст книги "Наследники легенд"

– Люди Истмана пытались использовать подобный прием, – ничего не выражающим тоном произнес Сэл. – Наняли два десятка опустившихся гитаэлле, чтобы те напали на гномью серебряную шахту, выставив это делом рук лар’элланцев. Но что-то пошло не так, горняки их переловили и узнали, кто на самом деле за этим стоит. Теперь Истман на ножах еще и с гномьими кланами.

– Я в курсе. – Усмешка Иоллара наводила на неожиданные выводы.

– Так это были не гитаэлле?!

– Да нет, они. Только наняли их не имперцы. Все еще хочешь знать, чем я занимаюсь?

Возможно, на кого-нибудь другого услышанное произвело бы иное впечатления, но не на Сэллера. Война – дело грязное. К тому же он был уверен, что Лар намеренно привел именно эти примеры, наверняка в остальном его «консультации» касались более тривиальных дел.

– Когда закончится война? – спросил Буревестник вместо того, чтобы отвечать на поставленный вопрос.

– Если все пойдет по плану, в течение этого года.

– А если бы ты был на месте Дистена и сам принимал решения?

– Два года назад. Но с большими потерями.

– Ясно. А чисто гипотетически, в какой срок ты мог бы стать королем Кармола?

– Гипотетически? – задумался Иоллар. – За восемь лет. Восемь лет на Кармол. Еще двадцать пять – на захват империи. После – около тридцати на Лар’эллан. А имея в подчинении империю и Лес, можно было бы к концу столетия стать владыкой мира.

– Ты серьезно? – ошалел от точности приведенных цифр Сэллер.

– Нет, – улыбнулся Сумрак. – А ты серьезно спрашивал? Если серьезно, – улыбка померкла, – мне это и даром не нужно.

Мальчик на кушетке заворочался, и Иоллар обернулся к нему:

– Придется отложить эту затею. Пригрозить папаше кровавой расправой и пообещать заглянуть через месяц. А Галле что-нибудь другое подарю.

Стоявший за дверью как будто дожидался этих слов – послышался робкий стук.

– Войдите! – резко, но негромко, чтобы не разбудить брата, бросил Лар.

Окованная серебром створка бесшумно распахнулась, пропуская княгиню Триллин.

У эльфийки были красные глаза, а лицо покрывал толстый слой небрежно нанесенных белил. Неизвестно, что она хотела сказать, но, увидев лежащего на софе сына, вскрикнула и бросилась к нему. Сумрак успел поймать ее за руку.

– Он спит, – прошептал он ей. – Поел, поиграл, а теперь отдыхает.

Женщина, не поверив, замотала головой, а по щекам потекли слезы.

– Он спит, – повторил Лар, не сводя глаз с ее лица.

Не отпуская тонкого запястья, достал из кармана платок и стер со щек мачехи слезы вместе с гримом – на правой щеке княгини краснел кровоподтек. Эльфийка опустила глаза:

– Я не нашла ожерелья.

А Окнир нашел виноватого.

Сумрак отпустил женщину. Она подбежала к ребенку, порывисто обняла и конечно же разбудила. А когда мальчик спросонья радостно затараторил о том, какой чудесный у него был день и как он здорово играл со своим взрослым братом, не выдержала и разрыдалась.

– В коридоре есть кто-нибудь? – спросил Лар, когда она немного успокоилась.

– Двое стражников.

– Попросите их позвать вашего мужа.

Сэл помнил, что Иоллар не собирался причинять вред отцу, но, глядя сейчас в его глаза, начал в этом сомневаться.

Не так он себе это представлял. Без ненужных убийств, без женских слез. Но в какой-то момент злость и жажда мести оказались сильнее разума. Пришло время остановиться.

Сидящая в обнимку с сыном женщина, прячущая от мальчика заплаканные глаза и нежно перебирающая его спутавшиеся во сне кудряшки, при приближении Сумрака вздрогнула и прижала к себе малыша.

– Леди Триллин, прошу простить меня за беспокойство, которое я вам причинил. И хочу заверить, что ни вам, ни вашему сыну ничего не угрожает.

Эти слова дались нелегко и прозвучали сухо. Но он сказал. Уже отойдя от нее, развернулся и добавил то, о чем действительно думал:

– Я не рассчитываю на ваше понимание. Тот, кто посмел бы отнять у меня моего ребенка, был бы уже мертв, какие бы цели им ни двигали.

– А у вас есть ребенок? – тихо спросила эльфийка.

– Даже два! – радостно сообщил ей сын, прежде чем Лар успел ответить. – Мальчик и девочка! У них большой дом и много всего интересного. Только лошадей почти нет, и они катаются на больших ящерицах. Смотри!

Он спрыгнул на пол, добежал до стола и, подхватив кипу рисунков, вернулся к матери:

– Вот такие ящерицы!

Ленир еще что-то рассказывал, шелестела бумага, а Иоллар присел за стол и уткнулся лбом в сцепленные замком пальцы. Сейчас войдет отец. И что он ему скажет? Ярость туманила мысли. Ярость, обида и что-то еще. Возможно, память…

– Это правда? – поинтересовалась Триллин, отрывая взгляд от рисунков.

– Ящерицы? Да, удобный транспорт.

– Я о ваших детях.

Она осмелела, поверив, что он не причинит им зла, а любопытство помогло побороть страх. Простота этого вопроса, звучание ее певучего голоса отвлекали от темных помыслов. Так же, как и шуршание неизвестно как очутившегося в руке грифеля по шероховатому листу. Быстрые короткие штрихи, плавные линии – родные, с нежностью хранимые в сердце черты. Ясные глаза под темной челкой, открытая улыбка и острые кончики ушек. И другие – лукавый прищур, носик-кнопочка, копна вьющихся волос и ямочки на пухлых щечках. Он нарисовал бы их с закрытыми глазами. Но сейчас хотелось смотреть, видеть их лица, помнить, что то, что сейчас его окружает, на самом деле не навсегда – он не вернулся в прошлое, лишь заглянул ненадолго, и скоро уйдет… Только прежде отдаст долги. Карандаш хрустнул, надломившись в ставших каменными пальцах, Лар без слов пододвинул лист подошедшей к столу эльфийке.

Триллин долго всматривалась то в рисунок, то в его лицо, а после вздохнула:

– Вы счастливы, принц Иоллар.

Это было утверждением и вопросом одновременно. «Ты счастлив, – говорила она, – ты вырвался отсюда, у тебя чудесные дети и наверняка любимая и любящая жена. Так зачем же ты явился сюда и нарушил зыбкое спокойствие этого дома?»

– Вы знали мою мать, леди Триллин?

– Я… – Голос дрогнул: он вновь напугал ее. – Не очень хорошо. Я редко бывала тогда при дворе.

– Она была чем-то похожа на вас. – Лар взял из стопки чистых листов еще один, потянулся за новым карандашом. – Тоже старалась быть хорошей женой. Тоже делала вид, что ничего не замечает. Так же прощала. Так же радовалась, когда о ее существовании вдруг вспоминали… Но однажды не выдержала и заявила мужу, что уезжает из Долины. Навсегда. Она сделала бы это раньше, но так же, как и вы, переживала за своего ребенка. А к тому времени он уже вырос, ему было семнадцать, и она решила, что теперь он сможет понять. Он понял. И даже хотел уехать с ней и никогда не возвращаться. Но она не позволила, говорила о долге, об ответственности, о том, что такой поступок приведет к расколу, а может, и к войне… Она была мудрой женщиной. Но разрешила сыну проводить ее…

Сумрак умолк, поглядел на бумагу и перевернул лист рисунком вниз.

– Если бы я тогда остался во дворце, она до сих пор была бы жива. Кто-то счел нашу поездку удобным случаем избавиться от наследника, и… Но дальше вы знаете, да?

Он не ожидал, что Триллин усмотрит какую-то подоплеку в его рассказе, но она отшатнулась, бросила беглый взгляд на сына, что-то рассказывающего подсевшему к нему проводнику (Иоллар не сомневался, что Сэл прислушивается и к их разговору), и взволнованно зашептала:

– Я понимаю, что вы подумали. Вы считаете, что род Каэлов как соискатель короны мог организовать это нападение. Но мой отец и брат никогда бы…

– Не стоит, княгиня. Возможно, вы правы. А возможно, не знаете всего. Но это уже не важно. Да, будь у меня имя виновного… Впрочем, одно имя у меня есть. Этого не произошло бы, не решись она уехать. А кто вынудил ее к этому, вам известно. Но сейчас я говорил не об этом. Она умирала у меня на руках, и я поклялся ей и себе, что сделаю все, о чем бы она ни попросила. А она сняла ожерелье, которое досталось ей от матери, дала мне и сказала, что я должен буду подарить его женщине, с которой решу соединить судьбу. Это единственное, о чем она просила меня: не о мести, не о прощении – лишь об этом.

– Значит, вы и правда пришли только из-за ожерелья?

– Сначала да.

Иоллар поднялся из-за стола и протянул ей перевернутый лист. Грустно усмехнулся, когда она удивленно расширила глаза, взглянув на рисунок, и, смотрясь в него, как в зеркало, коснулась щеки в том месте, где краснело неровное пятно.

Дверь отворилась без стука – Окнир все еще чувствовал себя полноправным хозяином дворца. Остановился у входа, застав вполне мирную картину: верно, воображение рисовало ему совсем другое. Но Сумрак не стал его разочаровывать.

– Вы заставили себя ждать, князь, – процедил он сквозь зубы. – А я говорил, что тороплюсь.

– Твою просьбу оказалось нелегко выполнить, сын. Мы обыскали весь дворец…

– Я вас предупреждал.

Лар заметил, как насторожился Сэллер при этих словах.

– Леди Триллин, попросите кого-нибудь из слуг увести ребенка.

Нет, он почти не играл, все было по-настоящему: и зловещие нотки в голосе, и появившийся в руке меч.

– Иоллар…

Но Лар отвернулся, не дав Окниру договорить.

– Выведите ребенка, княгиня. И возвращайтесь к нам.

Улучив момент, наклонился к мальчику и шепнул на ухо:

– Тебе спать пора, но я еще загляну.

И уже громко – к их общему отцу:

– Не хотите попрощаться с сыном, князь?

Эльф спал с лица.

– Я имел в виду: пожелать ему спокойной ночи, – с жесткой насмешкой уточнил Сумрак. – Или за вами до сих пор не водится таких привычек?

Окнир отмер, шагнул к ребенку и опустился перед ним на колени. Нерешительно, словно впервые, – а может, так оно и было, – положил на худенькие плечики дрожащие руки.

– Доброй ночи… сынок.

Так же неловко притянул его к себе, коснулся губами лба и оторопело застыл, когда детские ручонки обхватили шею.

– Доброй ночи, отец.

Триллин, казалось, готова была расплакаться от умиления. Догадка оказалась верна – переизбытком родительских чувств Окнир не страдал ни в прошлом, ни сейчас.

– Удивительно, не правда, ли? – с неприкрытой издевкой произнес Лар, когда княгиня, повинуясь его взгляду, вывела Ленира за дверь. – Оказывается, сын – это не только пропуск в тронный зал. У детей есть чувства. Как правило, добрые и светлые. И они способны дарить этот свет другим… Но одного раза недостаточно, чтобы это понять. А второго у вас уже не будет.

– Иоллар, я…

– Вы больше никогда не обнимете сына, – резко и громко оборвал его Сумрак, и вернувшаяся в комнату эльфийка отшатнулась, прижавшись к стене. – Никогда не отсчитаете денег наемному убийце. Никогда, – взгляд снова вернулся к Триллин, – не ударите женщину.

– Ты сможешь убить своего отца? – дрогнувшим голосом спросил Окнир.

– Нет, князь. – Лар увидел, как эльф побледнел от одной его улыбки. – Я не убью вас. Но и отцом вас не считаю. Назовем наши отношения равноценным обменом: когда-то вы подарили мне жизнь, сегодня я сохраню вам вашу. Но только жизнь. А до этого я говорил о ваших руках…

Окнир еще недоуменно хмурился, когда Иоллар схватил его за плечо и подтащил к столу. Сил эльфа не хватало на сопротивление, и уже через секунду рука его оказалась вытянута вдоль столешницы, а сам он едва стоял, изогнувшись в несуразной позе.

– Руки, князь, – взмахнул мечом Сумрак. – Без них не обнимешь, не ударишь. Но жить можно.

– Нет!

Крик Триллин совпал с ударом, женщина бросилась вперед, но ее перехватил Сэллер, и она обмякла в его объятиях. Окнир тоже был близок к тому, чтобы лишиться сознания.

– Странно это, – задумчиво повторил Сумрак, отпуская отца, позволяя ему сползти на пол. – Вы можете пойти против своей крови, подсылая убийцу к сыну, а моя кровь не позволяет причинить вам вреда. Вы можете издеваться над женой, а она не в силах смотреть на ваши страдания. С чего бы так?

Сэл тем временем уложил эльфийку на софу и склонился над ней, приложив ладонь ко лбу. Лар одобрительно кивнул, заметив, как тает темное пятно на ее щеке, а после снова перевел взгляд на отца:

– Так что вы думаете, князь?

– Я… я не знаю…

– Я дам вам время. До утра. Утром вы соберете совет Долины, и там решится ваша судьба.

– Хорошо…

– А до этого у вас есть шанс попросить прощения у жены.

Не поднимаясь с пола, Окнир пополз к еще не пришедшей в себя женщине. Лар схватил его за шиворот, резко поднял, от чего одежда затрещала по швам, и развернул лицом к себе.

– Попросить прощения, а не запугать и заставить притвориться, что все хорошо. Притворяться теперь будете вы – нежным мужем, любящим отцом. Возможно, со временем это войдет у вас в привычку. А в противном случае я всегда смогу найти другой меч.

– Всегда? – выдавил князь.

– Да. Теперь я стану следить за каждым вашим шагом.

Иоллар выпустил его, отступил, но вдруг размахнулся и ударил кулаком в осунувшееся лицо. Окнир упал, а на душе стало чуть легче. Мудрецы говорят, что забвение – лучшая месть, но, видимо, Лар еще не достиг мудрости.

– Надеюсь, все во дворце предупреждены обо мне и не повторят ошибок тех несчастных, что встретились мне на пути сюда? – спросил он у сплевывающего кровь эльфа.

Тот кивнул.

– Прекрасно. Совет Долины, князь, не забудьте. Сэл, пойдем.

Тихий окрик догнал их уже на выходе:

– Иоллар! Скажи им… скажи, что я распорядился приготовить вам комнаты.

Сумрак удивленно приподнял бровь:

– Очень любезно с вашей стороны, князь, но вы немного ошиблись. Вы приказали приготовить нам лошадей. Ночевать мы будем в другом месте.

– За подарком пришли, да? – зашипел на ухо Сэллар, когда они вышли, и Лар распорядился насчет коней.

– Да. Но я решил немного прибраться в родном доме. Ты чем-то недоволен?

– Твоей страстью к чистоте. Теперь, как я понимаю, нам предстоит наводить порядок в соседней комнате?

– Правильно понимаешь. Но ты можешь остаться, если хочешь.

– Ни за что. Во-первых, я неуютно чувствую себя в окружении защищенных амулетами эльфов, а во-вторых, не прощу себе, если пропущу явление божества народу. Если тебе начнут приносить в жертву девственниц, будет что рассказать потом твоей жене.

Шутки Сэла не улучшали настроения, но Лар твердо решил не отступать от планов. Он заглянул к брату, который не спал, дожидаясь его прихода, пожелал спокойной ночи и обещал, что они увидятся утром. Под хмурыми взглядами стражников, скорбевших о погибших товарищах, спустился вниз и остановился у вазы с лилиями.

– Неизменность, – пробормотал он себе под нос. – Все здесь неизменно уже несколько тысячелетий. Начнем с малого…

Ваза со звоном разбилась о каменные плиты. Сумрак собрал цветы и вышел за дверь, оставляя растерянным слугам убирать осколки. Лилии он отнес в семейную усыпальницу, положил их на крышку мраморного саркофага, мысленно прося прощения за то, что не может задержаться. Ночь коротка, а «уборка» требовала времени.

Глава 3

Сэл едва выдерживал эту безумную скачку: Иоллар гнал своего гнедого так, словно за ними мчались все демоны Бездны, а у проводника недоставало опыта верховой езды на лошадях.

– За теми холмами уже Море, не отставай!

Никакого моря Буревестник не увидел. Лишь белый песок под ясными звездами – безжизненная пустошь, посреди которой высилась остроконечная стела.

– А где же море?

– Это и есть Море, – ответил Сумрак. – Море Высохших Слез. Ты совсем не знаешь моего мира.

Сэл был бы рад не знать его еще дольше, но промолчал.

– Это кладбище, если так тебе понятней. Орк может умереть за тысячи лиг отсюда, но его родственник, друг или даже враг принесет его прах сюда. Таков закон.

Лар спешился и загреб горсть песка.

– Тут все мои предки, – тонкая струйка просочилась сквозь пальцы, – тут начинается наша земля.

Он опустился на колени и вынул из кармана маленький мешочек. Пересыпал в ладонь серую пыль.

– Теперь ты дома, брат, – прошептал он, пуская прах по ветру. – И нет преград между тобой и Сумрачными чертогами.

Сэллер смотрел на него как зачарованный, не веря своей догадке:

– Это Ром? Ты столько лет…

– Дети Сумрака всегда возвращаются домой, – тоном, пресекающим дальнейшие расспросы, произнес Лар.

– А иногда и Сумрак приходит к детям своим, – донеслось из тени у подножия стелы.

Реакция мага была мгновенной – купол защиты и яркий шар света над их головами, чтобы увидеть произнесшего эти слова. Иоллар вскинул руку, призывая товарища воздержаться от дальнейших действий, и медленно поднялся навстречу шагнувшему к ним мужчине.

– Сумрак никогда не покидает своих детей, Ахенар, – сказал он, узнав орка.

– Да, – согласился тот. – Но нечасто он является к ним во плоти.

Из этого странного разговора Сэл так и не понял, друг перед ними или враг. Орк остановился на границе охранного круга. Оружия при нем не было, магии не чувствовалось. Одежда тоже мало что могла о нем сказать – свободные темные штаны, длинная черная рубаха с замысловатым орнаментом на рукавах и вороте. Босые ноги утопали в песке. Лицом он чем-то походил на Ромара, но был много старше, в длинных, заплетенных в две косы волосах блестела седина, а клыки выдавались сильнее и выступали из-под верхней губы, когда он говорил.

– Я жду тебя с заката, Иоллар Т’арэ.

– Разве я звал тебя или сказал, что буду здесь? – спросил Лар.

– Служителям святилища было знамение, что Сумрак придет. Часом позже прилетел голубь из Долины с известием о твоем возвращении. Несложно было сделать выводы.

– Ты один оказался таким догадливым?

Лар махнул рукой – жест, отработанный за годы войны, – и Сэл снял защиту и спешился, став чуть позади друга.

– Нет, не я один, – ответил на вопрос орк. – Многие поняли. Но не все подумали о том, куда ты направишься сначала. А я вспомнил, что первым делом ты всегда шел к деду. Разве то, что владетель Стиар мертв, весомый повод, чтобы менять привычки?

– Не все заканчивается со смертью.

– Верно, – кивнул орк. – Мне послышалось или ты говорил о Ромаре?

– Нет, Ахенар, слух тебя не обманул. Сын твоего клана вернулся домой. Он принял добрую смерть в бою, так и скажешь его семье.

– У него не было семьи. Но женщины клана поплачут о нем, а старики поведают о его жизни молодым. Он не будет забыт. Ты убил его?

– Нет. Я умер раньше, чем он пришел за мной, и избавил его от обязательств. А когда он вернул меня, у нас уже не было повода для боя. Он стал моим братом, вождь Ахенар. Запомни сам и передай вашим старикам, пусть не забудут рассказать об этом внукам. А сейчас скажи: зачем ты ждал меня?

– Разве это не великая честь – первому приветствовать вернувшегося владетеля?

Сумрак пристально вгляделся в глаза вождя.

– Ты плохо подумал обо мне, Ахенар, – заключил он. – Решил, что из-за Рома я стану преследовать тебя и твой клан. Пришел просить о милости.

– Только для своего народа, – повинился орк. – Я уже не молод, и если бы такая цена тебя устроила…

– Она не устроила бы меня. – Лар вдел ногу в стремя. – Я не взял бы плату с рода, взрастившего великого воина. Мне нужны жизни трусливых крыс, пославших его. Только их, Ахенар. Не их братьев или сестер, жен или детей, не их стариков – я не стану рубить корни дерева, породившего гнилые плоды. Следующий урожай может быть лучше.

Он вскочил в седло, и Сэллер последовал его примеру.

– Ты мудр и милостив, владетель, – поклонился вождь.

– И я обалдеваю от твоего напыщенного слога, – шепотом добавил от себя Буревестник, но, встретившись взглядом с другом, понял, что лучше помолчать.

Сумрак не играл, не менял маски – просто у него было много лиц.

– Анэ! – выкрикнул Ахенар, хлопнув в ладоши.

В нескольких шагах от них поднялась на ноги мышастая, сколько хватало света разглядеть, лошадь. Умное животное все это время пролежало на песке, не выдав себя. Седла на ней не было, но орку не понадобилось стремя, чтобы сесть верхом.

– Народ ждет тебя в святилище. Пришли все, кто смог. И продолжают идти – вести разносятся быстро.

– Что ж, это многое упрощает.

Сэллер на миг представил, что именно это упрощает, и поморщился. Но, в конце концов, Лар имел право на месть. Обещал ограничиться виновниками – уже хорошо. Читать Сумраку лекции он не собирался.

– Ром говорил тебе, кто его нанял? – спросил он, догнав друга. Ахенар ехал по другую руку от Лара, и Сэл не хотел, чтобы вождь слушал их разговор, поэтому снял на время амулет-переводчик.

– Нет. Это было бы против его правил.

– Но он же сказал о твоем отце?

– Это другое, – еще больше помрачнел Иоллар. – Князь пошел против своей крови, опозорил себя. У Рома не было оснований заботиться о его имени. А остальных заказчиков я найду, не волнуйся.

– Устроишь показательную казнь?

– Тебе не очень нравится то, что я делаю, да?

– Мне вообще не нравится то, что ты делаешь. Лес рубят – щепки летят?

– Ты о стражниках моего отца?

– И о его жене. Заставил ее переживать сначала о ребенке, потом о муже.

Что-то похожее на раскаяние промелькнуло во взгляде Иоллара.

– Я видел ее третий раз в жизни, Сэл, и ничего о ней не знал. Она могла оказаться ничем не лучше князя. И жены, и матери бывают разные. А тебе она приглянулась?

– С чего ты взял? – удивился проводник.

– Ты стащил со стола ее портрет.

– Дурак ты, Сумрак, хоть и бог, – буркнул человек, доставая из кармана сложенный в несколько раз рисунок и передавая его товарищу. – Никогда не оставляй таких вещей в доме, где у тебя есть враги.

– Сожги, – попросил Лар, возвращая листок, на котором нарисовал своих детей. – И спасибо, я не подумал о таком.

Ахенар уважительно взглянул в сторону идущего, когда в его ладони вспыхнуло пламя – заклинание, несколько чуждое воднику, но не такое уж сложное, чтобы его освоить.

– Твой друг шаман из другого мира? – спросил он у Иоллара.

– Великий шаман, – без намека на шутку ответил тот. – Но мне не понадобится его помощь в святилище.

Намек Буревестник понял.

– Кто носит сейчас стальную корону, Ахенар? – Лар решил подготовиться к встрече с народом.

– Кангар.

– И что скажешь о нем?

– С твоим дедом ему не сравниться, но он достойный правитель.

– Расскажи о других вождях.

Оставшуюся дорогу Сумрак расспрашивал орка, выслушивал, запоминал. Сэллер сбился уже на четвертом имени, и все они превратились для него в сплошное «ар-ар-ар». Это ему объяснял еще Ромар. «Ар» – от «Лар», общий корень всех мужских имен у Сумрачных орков. А у их соседей-эльфов соответственно «ир» – от «Элир». Интересно, каково было маленькому принцу Иоллару с его орочьим «ар» в эльфийской Долине? А еще с темными волосами? Черная овца в златорунном стаде. Невесело.

Направляясь с другом в Святилище Сумрака (с богом в его храм?), Сэл и представлял себе храм – некое здание, оплот культа. Но когда дорога поднялась на холм, с его вершины открылось захватывающее зрелище: посреди широкой равнины, как круги от брошенного в воду камня, расходились кольца огня. В центральном, самом меньшем, но не значит, что маленьком, глаз различал пирамидальную крышу, поддерживаемую массивными колоннами. Под ней тоже пылал огонь. И в свете пламени было видно, что все это пространство заполнено орками: мужчины, женщины, дети…

Буревестник дернул задумавшегося о своем Иоллара за рукав:

– Тут дети. Будешь… при них?

– Тут нет детей, Сэл. Мальчики, доказавшие, что достойны называться воинами, и девочки, вошедшие в возраст невест. Но я постараюсь… постараюсь, в общем.

Он спешился, разулся, снял куртку, завязал в нее сапоги и приторочил вещи к седлу.

– В святилище нельзя идти обутым? – предположил проводник.

– Можно, – с улыбкой ответил Сумрак. – Но я забочусь, чтоб ты не надорвался, если придется тащить мои вещи.

Придется, понял Сэл. Но в толпу Лар ступил вполне материальным… эльфом.

– Что тут делает длинноухий ублюдок Элир?! – возмутилась какая-то старуха.

Буревестника, человека, проигнорировали.

– Кошкоглазый смесок! Позор крови! – подхватили другие.

Длинные уши и зеленые глаза на этой стороне Ничейного поля не любили так же сильно, как темные волосы на той. Наверное, в детстве у Лара было немного друзей.

– Это внук владетеля Стиара, – узнал кто-то, и гомон заметно стих.

– Я еще никого не убил, – шепотом заметил Лар, ледяной улыбкой разгоняя встречных с пути.

– Внук Стиара! Истинный наследник! – покатилось от них во все стороны.

– Иоллар? Лар? Сумрак? – вернулось удивленным шепотом.

– Сумрак, Сумрак, – усмехнулся принц.

– Сумрак! Сумрак! – вновь разошлось по толпе.

Они были еще далеко от центра, когда высокий мускулистый воин преградил им путь. Обнаженный торс орка, очевидно натертый каким-то жиром, отливал в свете костров медью, а в руке мужчина сжимал меч.

– Сумрак не придет с грязной кровью Элир! – заявил он.

– Твоя бабка ублажала заезжих эльфов и понесла от того, чьего имени даже не знала, – спокойно ответил Лар. – А отец до смерти чернил волосы, чтобы скрыть ее позор. Тебе ли говорить о чистоте крови?

– Лжешь, грязный смесок! – кинулся на него орк.

– Началось. – Сэллер обреченно прикрыл глаза. А открыв, немало удивился: грозный воин лежал на земле, а в его грудь утыкалось острие призрачного клинка.

– Мои родители сочетались браком в двух храмах по законам своих народов, – раздельно произнес Лар. – Их союз не был бесчестьем, и в моей крови нет грязи. А ты… Пусть глава твоего рода назначит тебе наказание. Но передай ему, что я просил быть снисходительным к твоей глупости.

Оттолкнув мужчину ногой, Иоллар проследовал дальше.

– Ну ты даешь! – восхитился Сэллер. – Я думал…

– Что я убью пьяного дурака за несколько слов? Сэл, они сидят здесь с полудня. Пьют вино и курят всякую дрянь. Еще не такое скажут.

– А его бабка? Откуда ты знал?

– Понятия не имею. Наверное, я все-таки… бог?

Продвижение к центру святилища заняло не менее получаса. Весть о прибытии наследника покойного владетеля разошлась по огненным кругам, но был ли явившийся Сумраком, собравшимся было пока не ясно.

– Приветствую тебя, Иоллар Т’арэ!

Как оказалось, алтарь под крышей-пирамидой стоял еще и на возвышении. К сердцу святилища вели ступени, по которым сейчас спускался статный немолодой орк. Длинные волосы мужчины были распущены по плечам, а голову венчала корона – стальной обруч с тремя зубцами впереди.

– Приветствую тебя, владетель Кангар, – поклонился в ответ гость.

– Кто пришел с тобой?

Сэл вздохнул: ну хоть кто-то за этот безумный день поинтересовался его скромной персоной.

– Это мой друг и проводник. Зови его Буревестником, владетель.

– Значит, вы принесли нам бурю? – пошутил орк, но глаза его не смеялись.

– Лишь маленький ветерок, владетель. Он не сломает деревьев в твоем саду, только собьет больные ветви. Они давно прогнили, а у садовника не доходят руки их обрубить.

– Не завалит ли этими ветвями и садовника?

– Нет, если он не станет стоять под деревом.

– Садоводы, блин, – пробормотал себе под нос Сэллер. – И где их так разговаривать учат?

Услышавший его Ахенар неодобрительно покачал головой.

– Семь лет назад, – повысил голос Иоллар, – четверо вождей, полагавших, что имеют права на стальную корону, отправили по моим следам воина, чей прах я принес сегодня к берегам Моря Высохших Слез.

По толпе прокатился шепот – ближние передавали услышанное дальним. Сумрак намеренно говорил не спеша, давая им такую возможность.

– Не я оборвал жизнь того воина, но он пал в бою и не опозорил своего имени. Имя это было Ромар Меч. Запомните его, как запомнили другого Ромара – того, кто кровью своей вернул из тени владетеля Таскидара. Ибо этот Ромар так же вернул мне тело, разделив со мной кровь. Пройдя через Пламя, я не был уже Иолларом Т’арэ и тем, за чьей жизнью ушел Ромар, и потому он не нарушил условий договора. Но, обретя вновь тело, я обрел и частицу души себя прежнего. И теперь эта душа взывает о возмездии.

– Я признаю за тобой твое право, бывший когда-то Иолларом Т’арэ, – возвестил владетель. – И признаю за тобой силу и власть – над этим местом и всем Сумрачным краем, от Ничейного поля до Южных скал.

Он преклонил колени и положил к ногам Лара корону.

– Об этом мы поговорим позже. Когда я накажу своих врагов, ничто не испортит праздник моим друзьям.

– Тут нет твоих друзей, Иоллар, – выкрикнул один из стоящих у ступеней орков. – А владетель Кангар, должно быть, лишился рассудка, вдыхая дым от храмовых курильниц. Наши шаманы возвестили нам о пришествии бога, а не о возвращении беспутного мальчишки, явившегося без приглашения.

– Вот и первый, – тихо вымолвил Лар, медленно разворачиваясь к говорившему. – В твоем саду много гнили, владетель. Мой дед не простил бы подобных речей. Так ты ждешь бога, Гевар? – спросил он у выступившего вперед мужчины, чьи волосы так же, как и у Ахенара, были заплетены в две косы. – Думаешь, Сумрак будет милостив к тому, кто хотел обманом получить корону?

– А ты не обманом ли хочешь ее получить? – выступил еще один вождь. – Ты намеренно пришел в ночь, когда было обещано чудо, чтобы уверить нас, что ты и есть Сумрак. Хитрость и изворотливость досталась тебе с кровью Элир, сын не будет лучше отца.

– Хорошо, что ты вспомнил о крови, Астар. Тогда ты вспомнишь и то, что во мне течет также кровь Стиара Т’арэ, безо всяких хитростей дающая мне права на корону. Разве не поэтому вы двое были в числе тех, кто заплатил Ромару за мою смерть?

– Лживый длинноухий ублюдок! Тебе ничем не доказать своих слов! Или ты скажешь, что Ромар Убийца опозорил себя, нарушив клятву?

По рядам прошел гомон. Лар дождался, пока он немного стихнет.

– Ромар был честен до самой смерти и не назвал мне тех, кто нанял его. Пусть мое знание не ляжет позором на его имя. Потому что это знание дано мне моей силой. А сила моя есть и право!

А вот теперь началось! Сэл привычно сгреб упавшую на ступени одежду Иоллара – сколько раз уж так бывало – и огляделся в гробовой тишине. Орки, все как один, опускались на колени, склоняя головы, а рядом выросла огромная, в три человеческих роста, тень.

– Ты по-прежнему веришь в милость бога, Гевар? – спросила тень у застывшего вождя.

Его товарищ сориентировался быстрее и уже упал на землю ниц лицом.

– Ты не можешь быть богом! – выкрикнул орк.

– Дурак, – услышал Сэллер усталый голос Сумрака.

Спустя миг неверующий орк лежал рядом с сообщником и истекал кровью.

– А ты, Астар, веришь в то, что я могу быть милостив?

«Хоры тебя знают», – мысленно ответил за вождя Буревестник. Но если он правильно понял настроение Сумрака, тот не желал убивать – устал, или же ему хватило смертей эльфийских стражей. А может, поговорив дорогой с Ахенаром, понял, что орочья половина его дома не так уж и нуждается в уборке. Казалось, Лар только и ждет, чтобы орк избавил его от необходимости проливать кровь.

– Верю! – воскликнул Астар, и Сэл умиротворенно вздохнул. – Верю в милость твою!

– Я буду милостив, – согласился Сумрак. – Я убью тебя быстро.

Просвистел по воздуху призрачный клинок. Буревестник снова ошибся. Этот чокнутый божок…

– Не смей думать обо мне в таком тоне, – злобно прошептал на ухо Лар.